Текст книги "Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918"
Автор книги: Сергей Гаврилов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Смольный собор. Современное фото.
Старшая дочь графа Елизавета, крестница императрицы, вышла замуж за его племянника Якова, стараниями тестя ставшего генерал-поручиком, послом в Польше, губернатором и кавалером высших российских орденов. Гигантские владения графа Карла Сиверса в Петергофском уезде (Сельцо, Лопатино, Гадебуш, в русском варианте – Готобужа) достались младшей внучке Елизавете, в замужестве баронессе Икскюль. Была эпоха просвящения и свободных нравов. Пока Яков Ефимович исполнял свои государственные обязанности, графиня заводила многочисленные романы. Излишества относительно мужчин дали себя знать предсказумым образом – супруги развелись. Елизавета родила в Ревеле еще одну дочь от связи с князем Андреем Вяземским. Девочку окрестили Екатериной и дали фамилию Колыванова. Впоследствии она стала женой историка Карамзина.
На месте «Смольного дома» царевны, где принцесса Елизавета пила кофе с Карлом Сиверсом по утрам и встречалась с эмиссарами «голштинцев», она повелела построить монастырь. Последнее творение Б. Растрелли в России – Смольный собор – приводит в восторг многих зрителей. «Смольный монастырь вообще наиболее совершенное создание его гения, развернувшегося здесь во всю ширину. Это не только лучшая жемчужина в творчестве Растрелли, это и наиболее „русское" из его произведений… Глядя на <него>, нельзя не почувствовать, что здесь „русским духом пахнет", что человек, в голове которого родилась эта архитектурная сказка, бывал и в Ростове, и у Троицы Сергия, и русские города-лубки, монастыри-сказки произвели на него глубокое впечатление».[78]78
Грабарь И. Э. история русского искусства. т. 3. архитектура. м., 1910. С. 208.
[Закрыть]
В Смольном соборе, охраняемом как памятник архитектуры мирового значения, в советское время сначала размещался склад, к 1980-м годам он превратился в некий концертно-выставочный зал. Фальш его пустынного интерьера оставляла неприятный осадок у всякого, кто заходил в этот зал, и как будто сьедала первоначальный восторг от лицезрения внешних форм храма. Пожалуй, лучше всего это настроение тягостного опустошения от посещения напоказ оштукатуренного, но лишенного жизни храма выразил один из младших представителей Серебряного века русской поэзии эстонец Юрий Иваск, на склоне лет допущенный на родину:
Растрелли уехал. Барокко уступило место классицизму. На место Растрелли заступил Ринальди.
Портрет графа Я. Сиверса.
Глава 9
Россия входит в состав герцогства Голштинского
Неоцененные заслуги обер-гофмаршала Брюммера.
Царица Елизавета, хотя была русской императрицей, все же оставалась при этом «дщерью» Петровой и положила себе за правило следовать курсом отца на голштинизацию России. Елизавете было 32 года, когда она взошла на трон, конечно, многовато для невесты по стандартам XVIII века, но с ее приданым она могла бы легко найти мужа даже и в таком возрасте. И ребенка родить, и трон ему оставить. Гибкая система престолонаследия в России после Петра вполне допускала такой вариант. Но Елизавета с самого начала с непреклонностью самопожертвования отказала себе в этом вполне естественном желании. Первым делом новая русская национальная императрица Елизавета вызвала в Россию племянника, Карла Петера Ульриха Голштинского, и официально провозгласила его наследником трона.
Незамедлительно по вступлению на престол Елизавета отправила в Киль своего зятя Николая фон Корфа привезти наследника в Петербург. Барон Николай был женат на Екатерине Карловне Скавронской, двоюродной сестре императрицы. Не подумайте, что карьерист. В 1740 году женился – до революции. В то время это был достаточно мужественный поступок. Елизавета – под подозрением, и небезосновательно. Неизвестно еще, как карты лягут. Мог барон Николай из-за такого родства и пострадать. Да и невеста не ахти какова – дочь кучера-пьянчужки. Не женитьба, а подвиг. Наперекор опасностям и сословным предрассудкам женился. Но – не прогадал барон.
С 1741 года последовал карьерный взлет. Выпало ему наследника в Россию доставить да невредимого через враждебные страны перевезти. Выбор был вряд ли случаен: из всех родственников императрицы в 1741 году, пожалуй, только Николай фон Корф подходил для такого щекотливого поручения – воспитан, образован, офицер и, что немаловажно, благородного происхождения из старинного прибалтийско-немецкого рода, а уж самое замечательное достоинство – немец до мозга костей, так что и в 1741 году, и много позднее «хотя всю свою жизнь в России препроводил и до старости дожил, но не умел не только писать по-русски, но даже подписывать свое имя, а подписывал оное по-немецки»[80]80
Болотов А. Т. записки а. т. болотова, написанные самим им для своих потомков. калининград, 1990. текст цитируется по сайту: http://militera.lib.ru.
[Закрыть]. Императрица – русская, а здесь снова – «кучкой иностранцев» попахивает.
Герцог, хоть и отрок 13 лет, но, однако, уже возраста вполне сознательного, мог и закапризничать, и отказаться от высокой милости ехать в Россию к тете – вот был бы конфуз. Главное, могли отказаться от его имени регенты и воспитатели, в видах собственной выгоды или высокой политики. Но не отказались, а согласились и даже очень быстро. Уже один факт безропотного согласия герцогского двора поменять перспективу наследования в Стокгольме (где королю было 65 лет) на жизнь в Петербурге (где императрице, еще не прочно утвердившейся у власти, было 32 года) и ждать очереди властвовать оставалось весьма продолжительно – уже один только этот факт говорит о силе «пружин», к такому решению подталкивавших, как, впрочем, и о сумме средств из русской казны, тут задействованных.
С завидным упорством, несмотря ни на какие затруднения, Елизавета пестовала наследника в племяннике. По желанию отца и по завещанию матери, российский трон должен был достаться герцогу Голштинскому, и если им оказался непутевый Карл Петер Ульрих – значит, так тому и быть. 28 ноября 1741 года, на третий день царствования, Елизавета Петровна издала обстоятельный манифест с изложением программы действий. Герцог Голштинский провозглашался истинным наследником российского престола, но так как был он не православный, то Елизавета брала трудное бремя управления Россией на себя – пока тот не примет святого крещения. В российской историографии царствование Петра III проходит эпизодом на фоне славного времени Елизаветы. Был, дескать, и такой курьез, но, к счастью, скоро закончился. На самом деле Россия уже на третий день ее правления стала частью Голштинского герцогства. Период с 1741 по 1762 год справедливее было бы называть правлением герцога Голштинского при регенстве его тетки Елизаветы.
Барон Корф справился с поручением и благополучно довез юного герцога до Петербурга, куда прибыли 5 февраля 1742 года в сопровождении голштинской свиты во главе с эстляндцами Фридрихом Брюммером, обер-гофмаршалом, и Готшалком Дюкером, игравшем роль опекуна малолетнего «графа Дюкера» – под этим псевдонимом ехал сам герцог. Неизвестно, какие чувства испытали при встрече тетя с племянником – ни разу ведь не виделись до того. Но была тут обязательная перемена чинов и прочие придворные радости: «Императрица немедленно надела на племянника Андреевскую ленту с бриллиантового звездою, а герцог дал учрежденный отцом его орден Св. Анны Разумовскому и Воронцову. 10 февраля праздновалось рождение герцога: ему исполнилось 14 лет»[81]81
Соловьев С. М. история россии с древнейших времен. т. 21. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info.
[Закрыть] – 14 лет со дня, когда жива еще была мать, когда лежал он на подушке «под балдахиною», не подозревая о том, сколько вокруг него развернется интриг и заговоров и какая печальная уготована ему кончина. Эх, знал бы, где соломки подстелить, – не ездил бы в Петербург. Перемена чинов коснулась и майора Корфа – высочайше пожалован был чином камергера императорского двора, то есть чином, соответствующим званию генерал-майора по Табели о рангах! Из майоров – в генерал-майоры! О, время славное Елизаветы!
Г. X. Гроот. Герцог Голштинский Карл Петер Ульрих, Великий князь Петр Федорович. 1743 г.
Начинается второе пришествие эстляндцев в Петербург. Воспитатель великого князя Петра Федоровича, обер-гофмаршал двора голштинского герцога, граф (1744 г.), кавалер орденов российских Андрея Первозванного и Александра Невского, Отто Фридрих фон Брюммер открывает длинную вереницу эстляндских и лифляндских воспитателей царских детей. Он родился на мызе Вайкюль (эст. Ваекюла) в 1690 году. В ходе Северной войны Брюммеры переселились в Швецию, откуда уже Отто Фридрих поступил на службу к герцогу Голштинскому. Кажется, залогом его успеха при голштинском дворе было близкое родство со шведским фельдмаршалом Дюкером, «оказавшем значительные услуги герцогу». Первый раз Брюммер прибыл в Петербург еще во времена Петра I в свите отца великого князя. Во время царствования Екатерины I он назначается камергером ко двору Елизаветы Петровны («Для служения протчих персон от крови назначены все камергеры, а именно: у государыни цесаревны Елизабет – Камергер Брюммер…»[82]82
Берхгольц Ф.-В. дневник. 1721—1725 гг. приложение V. текст на сайте воспроизводится по изданию: неистовый реформатор. м.: Фонд Сергея дубова, 2000.
[Закрыть]) и с тех пор пользовался ее благосклонностью.
Велики заслуги обер-гофмаршала перед государством российским и русской историей. Заслуга первая: дурным воспитанием испортил характер наследника. Заслуга, конечно, не в том, что испортил, а в том, какие последствия из этого вышли. По воспоминаниям Я. Штелина, воспитательные меры Брюммера не то что не соответствовали принципам педагогики, но и выходили за рамки приличия в отношениях не только между подданным и господином, но и даже между двумя благородными людьми. «Брюммер и в России продолжал обращаться с своим воспитанником как нельзя хуже: презрительно, деспотически, бранил неприличными словами, то выходил из себя, то низко ласкался. Однажды он до того забылся, что подбежал с кулаками к Петру, едва Штелин успел броситься между ними…»[83]83
Соловьев С. М. история россии с древнейших времен. т. 24. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info.
[Закрыть]. Строгий был воспитатель, употреблял и розги.
Канцлер А. Бестужев распускал слухи, что Брюммер нарочно испортил своего подопечного дурным воспитанием, когда узнал, что Елизавета решила объявить своего племянника наследником российского престола: «…Приложил столько же старания испортить ум и сердце своего воспитанника, сколько заботился раньше сделать его достойным шведской короны»[84]84
Императрица екатерина II. мемуары // о величии россии. м.: ЭкСмо, 2003. текст цитируется по сайту: http://az.lib.ru.
[Закрыть]. Бестужев много чего утверждал, чтобы угодить своим датским друзьям. Но допустим, испортил преднамеренно. Эх, дескать, не дасталось Швеции такое сокровище, ну так пусть же России будет хуже. И так это стало очевидно впоследствии, что даже императрица Елизавета пожалела о своем выборе. «Характер и поведение племянника сильно огорчали императрицу; она не могла провести с ним четверти часа спокойно, не почувствовав досады, гнева или печали; в обществе близких людей, когда речь заходила об нем, Елисавета с горькими слезами жаловалась на несчастье иметь такого наследника; будучи вспыльчива, она не разбирала слов для выражения своей досады на Петра»[85]85
Соловьев С. М. история россии с древнейших времен. т. 24. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info.
[Закрыть]. Так вот тетушка и плакала от испорченного характера своего племянника все 20 лет своего царствования, но ни разу почему-то не подумала его из наследников убрать.
За императрицу это сделали ее подчиненные. «Но что заставляло Елисавету раздражаться и плакать, то заставляло других сильно задумываться насчет будущего России. Канцлер Бестужев не видал ничего хорошего ни для России, ни для себя (NB! – Тут ключевое слово, кажется, «для себя». – С. Г.) в этом будущем… Бестужев не сомневался, что Петр, как скоро сделается императором, возвратит шведам часть завоеваний Петра Великого, чтоб только с их помощью завоевать у Дании Шлезвиг»[86]86
Там же
[Закрыть]. То есть сделает именно то, что подразумевал еще Петр I, приглашая голштинского герцога себе в зятья. То, ради чего эстляндские дворяне Елизавету на престол возвели, потратив столько хлопот, времени и денег. В общем, призадумался канцлер и придумал комбинацию, как такое несчастье предотвратить. Чтоб Шлезвиг за Данией впредь остался. И чтобы самому не прогадать. От усердия, правда, пострадал. Но замысел осуществился. Что он такое придумал, увидим позднее.
Ну вот, а теперь представьте, что было бы, если бы не испортил Брюммер наследника дурным воспитанием? Представляете – не плакала бы Елизавета от дурного характера племянника. Не предала бы жена. Не возненавидели бы его гвардейцы. Не забеспокоились бы датчане. Словом, остался бы сидеть на троне царь Петр III долго. Что стало бы с Россией? Представить страшно. Даже «Капитанской дочки» не было бы. Благодарить надо господина Брюммера, что он дурным воспитанием наследника разбудил бдительность господина Бестужева. Не поблагодарили. Более того, выгнали, можно сказать, взашей. Парадокс. Но эту заслугу, по крайней мере, отметили историки.
Вторая заслуга Брюммера перед русской историей беспримерна, хотя и прошла абсолютно незамеченной современниками и потомками. И за нее не поблагодарил никто. Именно он есть настоящий виновник приглашения принцессы Ангальт-Цербстской, будущей императрицы Екатерины II, в Россию. Как только стало известно о назначении герцога наследником русского престола, многие европейские столицы озаботились выбором потенциальной супруги наследнику. Интересы голштинской партии и эстляндских дворян диктовали такой выбор невесты для наследника российского престола, который прочно закреплял бы российскую корону в руках голштинского дома. «Брюммер и Лесток… представили царице, что принцесса из сильного дома едва ли будет склонна к послушанию, надобно избрать такую, для которой бы брак был подлинным счастьем. Употребили и духовных лиц для внушения, что принцесса-католичка будет опаснее для православия, чем протестантка, и предложили принцессу Цербстскую»[87]87
Там же. т. 21. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info.
[Закрыть]. То есть именно Брюммеру принадлежала идея женить великого князя Петра Федоровича, голштинского герцога, на его двоюродной сестре Фике, «принцессе Цербстской» по отцу, но принцессе голштинской по матери.
Царицу Елизавету долго уговаривать не пришлось. Императрица быстро санкционировала выбор гг. Лестока и Брюммера.
Г. X. Гроот. Петр Федорович и Екатерина Алексеевна. 1745 г.
В самом деле, не Дуню Лопухину или Марфу Собакину какую-нибудь русскому великому князю в жены предлагать, не для того «немецкое засилье» свергали, бироновщину. Брюммер в письме к принцессе-матери от 17 декабря 1743 года нового стиля сам излагал побудительные мотивы: «Надеюсь, ваша светлость вполне уверены, что с самого приезда моего в Россию я не перестаю трудиться для счастья и величия наияснейшего герцогского дома (голштинского). Успел ли я в этом или нет, пусть судят другие». Успел, успел.
Но другие стали судить потом однобоко. «Питая давнее глубокопочитание к особе вашей светлости и всегда желая уверить ее в моем уважении на деле более, чем пустыми словами, я думал дни и ночи, нельзя ли сделать что-нибудь блистательное в пользу вашей светлости и вашей знаменитой фамилии. Зная великодушие вашего сердца и благородство ваших чувств, я не колеблюсь ни минуты открыть вашей светлости дело, которое прошу содержать в глубочайшей тайне, по крайней мере, на первое время. В продолжение двух лет, как я нахожусь при этом дворе, я имел часто случай говорить ее императорскому величеству о вашей светлости и о ваших достоинствах. Я долго ходил около сосуда и употреблял разные каналы, чтоб довести дело до желанного конца. После долгих трудов, наконец, думаю, я успел, нашел именно то, что пополнит и закрепит совершенное счастье герцогского дома… (выделено мной. – С. Г.)»
«Ходил около сосуда, употреблял разные каналы» – как стелет, стервец! Ай да Брюммер, ай да…! «По приказанию ее императорского величества я должен вам внушить, чтоб ваша светлость в сопровождении старшей дочери немедленно приехали в Россию. Ваша светлость, конечно, поймете, почему ее величество так сильно желает видеть вас здесь как можно скорее, равно как и принцессу, вашу дочь, о которой рассказывается так много хорошего»[88]88
Там же
[Закрыть]. Ну, конечно же, их светлость сразу поняли – потомки вот подкачали. До сих пор думают, что Петр III встретил свою строптивую избранницу случайно, где-нибудь на балу. Никак не хотят признать, что величайшую русскую императрицу подарил Петербургу эстляндский дворянин исключительно в видах закрепления «совершенного счастья» голштинского герцогского дома. Благодаря стараниям эстляндского голштинца российский трон даже при столь бурном разводе царственных супругов, случившемся в 1762 году в Петербурге, сохранился за отпрыском голштинского дома, в руках внучки голштинского герцога. Соответственно интересы голштинского герцогства остались среди приоритетов российской политики.
За устройство брака герцога Голштинского и принцессы Ангальт-Цербстской Отто фон Брюммер был пожалован в графское достоинство Священной Римской империи. Но в середине 1740-х годов ему пришлось вторично покинуть Россию из-за интриг канцлера Алексея Бестужева. Он жил и скончался в 1752 году в Висмаре, шведской провинции на территории Померании.
Глава 10
Шерше ля фам
В Петербурге снова переворачивают трон из-за Шлезвига. – Дальнейшая судьба герцогского дома.
Двор наследника стал истинным центром сосредоточения голштинцев и эстляндцев. Штакельберги, Ребиндеры, Мантейфели, Левены, Врангели, Дельвиги, Эссены, Фитингофы и проч. и проч. заняли почетные места в голштинской придворной иерархии и вошли в состав российской элиты – к неудовольствию собственно русских аристократов. Неудовольствие проскальзывает в воспоминаниях современников. «Любимое удовольствие великого князя состояло в том, чтоб курить табак с голштинцами. Эти офицеры были большею частью капралами и сержантами в прусской службе; это была сволочь, сыновья немецких сапожников»[89]89
Дашкова Е. Р. цит. по: Соловьев С.М. история россии с древнейших времен. т. 21. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info.
[Закрыть]. Резко. Подразумевается, что сами критики были эталоном аристократизма.
При посредничестве эстляндских дворян, группировавшихся вокруг великого князя, в Петербург проникали разные прогрессивные западные идеи, например о вреде крепостничества. Считается, например, что командир голштинской гвардии барон Густав фон Левен познакомил наследника с идеями пастора Эйзена, который критиковал патриархальные, почти рабовладельческие отношения между помещиками и крепостными крестьянами. С подачи пастора Эйзена вошло в моду в Эстляндии, а потом и по России «ярмо барщины старинной оброком легким заменять». Например, императрица Екатерина II перевела крестьян в ропшинском имении на денежную ренту (оброк) с помощью пастора из кирхи в Торма на Дерптской дороге.
Граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин получил образование за границей. Начинал он учиться в Копенгагене, в «датской шляхетской академии». Копенгаген и сейчас завораживает приезжих. А представьте юношу, неопытного, с пылкой душой, который только-только от родительского дома впервые выбрался самостоятельно в свет. Из московской Руси да в просвященную Европу. Да и возраст чувствительный – 16 лет. История не сохранила имя той, которая повстречалась Алеше Бестужеву в Копенгагене. Но на всю жизнь полюбил Данию будущий канцлер Российской империи. Привязанность к женщине часто толкает мужчин на нерациональные поступки. А историки потом гадают – что да как. Почему граф всем странам предпочитал Данию? Шерше ля фам, как говорят французы, – ищите женщину.
Граф как человек, наделенный разносторонними дарованиями, любил, например, химию. Так потом всю жизнь и «химичил». В Копенгагене же и капли некие изобрел – «бестужевскими» назывались – укрепляющего и возбуждающего действия препарат. Для получения чудодейственного средства растворяют 1 часть полуторахлористого железа в 12 частях смеси спирта с эфиром, жидкость разливают в склянки из белого стекла, закупоривают и подвергают действию солнечного света, пока раствор совершенно не обесцветится; препарат затем ставят в темное место и по временам откупоривают пробку склянки, пока жидкость не окрасится в желтоватый цвет. В таком виде и пьют. Представляете – 12 частей спирта с эфиром. Возбудишься неизбежно.
Канцлер Данию любил, Голштинию не любил. За это наследник престола его тоже не любил. И ничего хорошего графу ждать не приходилось. Вот как-то напился граф своих капель, возбудился и придумал заменить наследника на наследницу. Нашел, так сказать, женщину своей мечты. По рассказу императрицы Екатерины II, он составил проект «доставить ей участие в правлении ее супруга». Не бескорыстно, конечно. Взамен граф хотел получить три коллегии в управление – иностранных дел, военную и адмиралтейскую. То есть возглавить силовые ведомства, а заодно и внешние сношения империи. Фактически – продлить свое пребывание при кормиле власти в России по кончине императрицы Елизаветы. Что это было за «участие», каким образом предполагалось его доставить, про то умолчала государыня. Но интрига раскрылась. Екатерина на коленях вымолила у Елизаветы прощение. Бестужева схватили и сослали. Дания после падения Бестужева паниковала. Неотвратимо надвигался тот час, когда герцог Голштинский должен был вступить на русский престол и повести войну за Шлезвиг до последнего русского солдата. Паника дошла до того, что датский посол 11 июля 1761 года ровно в 9.00 явился к канцлеру Воронцову и передал ему устное, но настоятельное внушение, что «его датское величество будет уже почитать великого князя явным себе неприятелем и потому станет принимать меры свои против как его высочества, так и Российской империи».[90]90
Соловьев С. М. история россии с древнейших времен. т. 21. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info
[Закрыть]
Представляете, как смеялись сановники в Петербурге? Дания против России – и меры принимать! Но хорошо смеется тот, кто смеется последний… Датский король не ошибся. Наследовав трон по смерти Елизаветы, Петр III незамедлительно хотел идти войной на Данию. «Император имел сердечное желание вернуть герцогство Шлезвиг-Голштинское… Было также и нечто восторженное и в той поспешности, с которой он хотел выступить с российской армией, чтобы возвратить герцогство Шлезвигское и начать войну с королем Дании, которого нужно было, как он говорил, низложить и сослать в Малабар»[91]91
Миних Б. очерк управления российской империи. перевороты и войны. м.: Фонд Сергея дубова, 1997. текст цитируется по сайту: http://www.vostlit.info.
[Закрыть]. А где же обещанные меры?
Ропша. Фото 2008 г.
Граф А. Бестужев.
Но идеи канцлера Бестужева жили и, как оказалось, побеждали. Когда внук Петра I герцог Голштинский, по совместительству – император всероссийский, собрался уже в поход, в Петербурге началась очередная национальная революция. Вдруг. Совершенно неожиданно. Так же, как в ноябре 1741 года. Так же, как в феврале 1917 года. Надо бы на войну, а гвардейцы – давай кричать: император-де изменник! На войну не пойдем, будем свободу защищать!
Фактически это была контрреволюция – переворот с целями, противоположными ноябрьской революции Елизаветы Петровны в 1741 году. Основной целью переворота 1741 года возращение Шлезвига герцогу Голштинскому за счет опоры на российские материальные и человеческие ресурсы. Главная цель переворота 1762 года – сохранение Шлезвига в руках датского короля. В третий раз в Петербурге трон «перевернули» за каких-то тридцать пять лет – все из-за Шлезвига. Король датский в своей ноте не соврал – он «принял свои меры „против как его высочества, так и Российской империи"».
Хотя российская историография выставляет переворот Екатерины II как некое спонтанное возмущение русской гвардии из патриотических побуждений против императора-иностранца, очевидно, что за организаторами переворота стояли Дания и ее союзница Англия. Дания еще в самом начале правления Елизаветы думала «принимать меры». «Принимая во внимание слабость короля датского и отсутствие всякой надежды на помощь какой-нибудь иностранной державы, надобно опасаться, что он надеется на какую-нибудь революцию в России. О такой революции приходят слухи со всех сторон, как уже ее величеству отсюда много раз было сообщено…»[92]92
Соловьев С. М. история россии с древнейших времен. т. 21. текст приводится по сайту: http://www.krotov.info.
[Закрыть]. Кем сообщено? Да французскими друзьями герцога Голштинского. Благодаря этим предупреждениям иностранных друзей и путем репрессий Елизавете тогда удалось подавить инакомыслие и удерживать власть почти 20 лет.
В. Эриксен. Екатерина II. 1762 г.
В 1762 году, однако, при либеральном государе Петре III датская угроза «принимать меры свои против как его высочества, так и Российской империи», оказалась реальностью. Еще Фридрих Великий предупреждал Петра Федоровича о пагубном влиянии иностранных послов в Петербурге. Он советовал императору убрать их из столицы под благовидным предлогом, например, взять их в обозе армии в Померанию: «Для большей безопасности надобно заставить также всех иностранных министров следовать за вами, этим вы уничтожите в России все семена возмущения и интриги, а чтоб все эти господа не были вам в тягость, вы можете всегда их отправить в Росток, или Висмар, или в какое-нибудь другое место позади армии, чтоб они не могли передавать датчанам ваших планов. Я не сомневаюсь также, что вы оставите в России верных надсмотрщиков, на которых можете положиться, голштинцев или ливонцев, которые зорко будут за всем наблюдать и предупреждать малейшее движение»[93]93
Там же. т. 25.
[Закрыть]. Практика показала, что надежды на таких надсмотрщиков не оправдали себя. Голштинский герцог, который питал к барону Николаю фон Корфу понятные симпатии с 14-летнего возраста, назначил его в марте 1762 года «над всеми полициями» командиром. Получается, что барон Корф несет главную должностную ответственность за то, что анти-голштинский заговор 1762 года не раскрыли и не предотвратили. Но что можно было поделать, если император сам отменил сыскную канцелярию и пытки? Одно дело пикеты против пьянства и драк, другое – заговоры против государя. Эх, как ни крути, а курляндец – это не эстляндец… Впрочем, эстляндцы тоже разделились. Дезориентировались. Разлад ведь был не между императором и бунтовщиками из какой-нибудь Далекарлии. Разлад был между императором и императрицей. Между герцогом и герцогиней Голштинскими. А может, милые бранятся – только тешатся? К кому пристать, кого поддержать? Как отмечает Гельбиг, «Александр Вильбуа… мог верной преданностью своему государю уничтожить революцию в самом ее начале», но Екатерина переманила его на свою сторону одной лишь улыбкой. Шерше ля фам! Все публикаторы сплетен, или анекдотов, по российской истории XVIII века сходятся в том, что Вильбоа не был заговорщиком, и мог бы сохранить Петра III у власти, если бы в решающий момент старая симпатия к Екатерине не перевесила лояльности к государю, поставившего его на высокие посты. «Орлов бежал к артиллерии, войску многочисленному, опасному, которого все почти солдаты носили знаки отличия за кровавые брани против короля прусского. Он воображал, что звание казначея давало ему столько доверенности и они тотчас примутся для него за оружие; но они отказались повиноваться и ожидали приказания от своего генерала. Это был Вильбуа, французский эмигрант, главнокомандующий артиллериею и инженерами, человек отличной храбрости и редкой честности. Любимый несколько лет Екатериной, он надеялся быть таковым и вперед»[94]94
Рюльер К.-К. история и анекдоты революции в россии в 1762 г. в книге «россия XVIII в. глазами иностранцев». л., 1989. текст цитируется по сайту: http://www.vostlit. info.
[Закрыть]. Чудак. Для женщины прошлого нет, разлюбила – и стал ей чужой. Езжай, брат, в имения – станешь пить да раздумывать, не стоит ли собаку купить…
Петр III.
Дворец Монплезир в Нижнем саду Петергофа. В июле 1762 года – резиденция Екатерины Алексеевны. Отсюда она бежала в Петербург, чтобы начать революцию. Июль 2010 г. Фото автора.
Во время революции Петр III находился в Петергофе. «Император находился в нижнем, ближе к Неве, Петергофском саду. Он сидел на стуле. Рядом с ним графиня Воронцова. Она плакала. Он казался довольно спокоен, но несколько бледен»[95]95
Сиверс Д. Р. записки д. р. Сиверса / примеч. п. и. бартенева // русский архив. 1909. кн. 2. вып. 7. С. 518—526.
[Закрыть]. Фельдмаршал Бурхард Миних, остававшийся верным Петру III, предлагал действовать. После неудачной попытки захватить Кронштадт он предложил отступать в Ревель. В Нарве стояли драгуны полка герцога Августа. «Мундир синий, с воротником, обшлагами и лацканами черными, подбоем красным и аксельбантом и шлейфами желтыми: камзол и штаны белые; пуговицы медныя; галстук красный, с белою каемкою; на шляпе галун и пуговица желтые, петлица и верхняя кисть белыя, нижния кисти и кисть у темляка трех цветов: синяго, белаго и краснаго». Понятное дело, эстляндские дворяне при поддержке таких красавцев сумели бы защитить своего сюзерена или, по крайней мере, переправить его дальше в Европу. Но Петр III был слишком мягок, дал себя свергнуть, как ребенок, которого взрослые отправили спать. Кажется, большую роль сыграла тут привязанность к Елизавете Воронцовой, с которой он не захотел расстаться. Шерше ля фам!
Голштинская гвардия императора, размещенная в Ораниенбауме, готова была сражаться. Современник вспоминает:
Петерштадт. Дворец Петра III. Июль 2010 г. Фото автора.
«1762 года, 28 Июня (9 Июля), в 11 ч. утра Его Всероссийское Императорское Величество Петр Ш-й отправился из Ораниенбаума в Петербург с тем, чтобы там следующий день, в Субботу, весело отпраздновать день своих имянин… Когда Государь отъехал, я пошел к себе на квартиру в казармы, перед небольшою крепостью, так называемым Петерштатом. Это была крепостца, которую Государь устроил для своего удовольствия, недалеко от Ораниенбургскаго дворца. Я скинул верхнюю одежду и помышлял о том, где мне пообедать, так как тут ничего не было, кроме хлеба и немного молока. Вдруг мчится кто-то стремя голову мимо казарм к Петерштату. Я разсмотрел, что это был генерал-адъютант Гудович. Он также быстро поехал назад. Тотчас послышался барабанный бой и тревога. Мне подумалось, что Государь захотел узнать, во сколько минут солдаты могут вооружиться; но скоро сделалось известно, что в Петербурге возстание. Больше нам нечего было разузнавать, так как с некотораго времени мы уже не переставали ожидать такого несчастия. Тут все пришло в безпорядок. Бросились к пушкам, достали острых патронов и хватались за все, чем бы защищаться. Император проехал от Ораниенбаума всего четверть мили, как ему доложили, что возстание общее, что он низложен и что Императрица супруга его провозглашена царствующею монархинею. Император тотчас приказал Гудовичу ехать назад и выслать находившияся в Ораниенбауме Голштинския войска в Петергоф. Их всего было вооруженных 800 человек, почти без всяких военных запасов, и это против 14 тысяч Русскаго войска! Мы готовы были пожертвовать нашею жизнию, тогда как у тех говорила же совесть о том, что они изменили своему государю».[96]96
Там же
[Закрыть]
Как будто были возможность и решимость организовать оборону, но «главным командиром нашей злосчастной толпы был генерал Ловен, из эстляндскаго дворянства, совсем неспособный действовать в таких обстоятельствах… Император главным образом приказывал, чтобы наши не начинали стрелять. Я передал о том генералу Ловену. Он был в смущении, и я, как и другие, убедился, что гораздо труднее исполнить генеральскую должность, нежели носить генеральское имя»[97]97
Там же
[Закрыть]. Вроде как упрек проскальзывает. А чего тут упрекать, если сам император дал приказ не стрелять? Любой тут в смущение придет – как с 800 солдатами обороняться от 14 тысяч и при этом не стрелять. Император как мягкий человек принял решение скорее сдаться, нежели посылать верных солдат на верную гибель. Он сам отплыл в Кронштадт, а гвардейцам приказал возвращаться в Ораниенбаум.
