Текст книги "Доспехи"
Автор книги: Сергей Гаврилов
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Часть 5
● May. 18th, 2009 at 10:51 PM
по поверхности моря промчалась единственная волна – коснулась берега и сразу устремилась обратно, как на экране радара. паром закачался и медленно потянулся за ней стертой метафорой, некогда полной высокой тоски.
дон кихот покосился на собеседника, тот все видел, но оставался невозмутим. через пару условных минут паром жалобно скрипнул и остановился, успев отдалиться на пару десятков условных метров.
– больше рассказывать нечего. это все.
– сколько ты пробыл у карраско на этот раз?
– полтора года. шесть месяцев добавили за попытку сбежать, еще четыре – за драку, в которой я не участвовал.
– болезнь возвращалась?
– только пока был там. несколько эпизодов в самом начале.
– а сейчас?
– а сейчас все в порядке. с первого раза я не понял главного. в третьем нужды нет.
– что же ты понял?
– я ошибся, решив, что избавился от иллюзий и отправляюсь в реальный мир. поэтому все закончилось скверно.
– то есть, иллюзии остались?
– дело не в этом.
– а в чем?
– в том, что реального мира не существует. тот, который я ошибочно за него принял – просто иллюзия большинства. тебе надо разделить ее, чтобы сойти за нормального.
– неужели нет альтернативы?
– разумеется, есть. держись в стороне и не навязывай миру своих иллюзий. мир не любит самодеятельности, для особо упорствующих петрушек у него есть лечебницы.
– и ты, конечно, выбрал держаться в стороне.
– конечно.
– ты выбрал печаль.
– ну я же рыцарь печального образа.
паромщик улыбнулся и повернулся к дон кихоту.
– я хочу тебя кое с кем познакомить.
– с кем?
– сид ахмет бен–инхали. помнишь такого?
– меня не приняли в «аль–каиду». я провалил собеседование.
– это псевдоним. на самом деле, он швед. бывший летописец.
– зачем же мне с ним знакомиться?
– ты не волнуйся, это ненадолго. просто закрой глаза.
дон кихот пожал плечами и театрально зажмурился. паромщик выдержал короткую паузу.
– открывай.
от прибрежного пейзажа не осталось и следа. теперь они сидели на внушительных размеров прямоугольнике, за периметром которого не было ничего, кроме равномерно серого неба. продолжая ощущать спиной расколотый валун, дон кихот обернулся и уперся взглядом в бетон вентиляционной шахты. поднявшись на ноги, он подошел к самому краю крыши, посмотрел вниз и присвистнул. бесчисленные ряды этажей уходили вдаль стеклянным наконечником гигантского копья, нацеленного на плотную облачную завесу. судя по всему, крыша у небоскреба была с противоположной стороны. даже для привыкшего к аномалиям дон кихота это было слишком – почувствовав тошноту, он попятился назад и наткнулся на подоспевшего паромщика.
– мы внизу или наверху?
– наверху.
– а облака?
– мы над облаками. за ними – нижние этажи. это самое высокое здание в мире. по крайней мере, пока… а вот и наш шведский камрад.
дон кихот проследил за взглядом паромщика и увидел сидящего на вентиляционной коробке человека. видимо, он был там с самого начала. человек спрыгнул на крышу, распахнул объятия, и на его кипенно–белой футболке «зажглась» красная надпись – «don’t quixote».
– монтесинос!
швед подошел к паромщику и крепко его обнял.
– я начал забывать, как ты выглядишь.
– tjena. как ты тут?
– в порядке. most of the time the beast is humble.
– знакомься – дон кихот ламанчский. the original one.
дон кихот кивнул.
– ом малыш ом карлсон.
сид ахмет из вежливости рассмеялся.
– большая честь для меня. по правде говоря, не думал, что когда–нибудь тебя встречу. спросил бы автограф, да не перед кем хвастаться – я здесь совсем один.
разобравшись с приветственной частью, все трое уселись на краю небоскреба, свесив ноги вниз. паромщик по обыкновению занялся чиллумом. сид ахмет подмигнул дон кихоту.
– кавер–версия популярного чуда. maybe he’s not divine enough to turn water into wine, but he easily turns tobacco into charas.
– многократно повторенное, чудо перестает удивлять.
– дон кихот ламанчский… ну надо же. последнее, что я о тебе слышал – та история с телебашней. а ведь когда–то я следил за каждым твоим шагом.
– ты ничего не пропустил.
– в любом случае, ты молодец. в отличие от мельницы это чудовище не воображаемое, а самое реальное, какое только может быть.
– в любом случае, я проиграл.
– at least you tried, my friend. at least you tried.
в образовавшейся на время тишине стало различимо далекое гудение, идущее снизу, и сид ахмет счел необходимым его прокомментировать.
– победившие сперматозоиды не могут остановиться.
паромщик протянул ему чиллум.
– even if you’re on top of the world, there is always an opportunity of going higher.
– иногда мне кажется, что у тебя проблемы с наркотиками.
– брось, амиго. с наркотиками у меня никогда проблем не было.
швед выпустил несколько толстых дымовых колец в небо и обратился, скорее, к дон кихоту.
– группировки, объединения, организации, корпорации, государства – за всем этим стоят люди, допускающие из раза в раз одну и ту же системную ошибку. каждая, даже самая малочисленная общность считает, что мир принадлежит или должен принадлежать ей. правда же состоит в том, что он не принадлежит никому. просто не может принадлежать. я давно там не был, но готов поспорить, что в этот самый момент какой–нибудь очередной богом избранный народец закатывает в мирный асфальт чужих детей, тыча пальцем в небо, делегировавшее ему благородную волю и снабдившее его соответствующей лицензией. здесь же, как ты видишь, никого кроме нас нет. и я не знаю, как ты, но я точно никого ни на что не благословлял.
дон кихот попытался изобразить интерес.
– у тебя есть дети?
– i’m not that optimistic. и это как раз то, что удивляет больше всего. потому что как раз у них дети есть. и не чужие, а свои. казалось бы, они должны быть заинтересованы в будущем, но ведь нет – живут так, как будто после их смерти здесь ничего не останется. здесь в смысле там… а у тебя?
– я не люблю детей. из них вырастают солдаты и покупатели.
– правильно. но почему так происходит? это еще ганди сказал – хотите изменить мир, начните с детей. но, может, стоит все–таки начать с себя? чему могут научить ребенка загнанные родители, убивающиеся на работе, чтобы, как им кажется, этого ребенка одеть и накормить? в любом случае они не справляются со своей задачей. потому что «одеть и накормить» она не ограничивается. как вы можете подарить кому–то радость, если несчастливы сами? а есть ведь еще государство, которое дает детям установку на ненависть. его интересы требуют, чтобы они чувствовали врага. потом они вырастают и, даже если этого врага нигде не видно, установка срабатывает, и они его легко находят. монтесинос, у тебя есть дети?
паромщик помотал головой.
– но ты ведь понимаешь, о чем я?
– я знаю одно. в детстве мне постоянно говорили – ты слишком весел, жизнь это не развлечение, тот, кто много радуется, будет много плакать. когда я понял, что меня одурачили, было уже поздновато.
– вот!
– но, возможно, не нам троим об этом всем судить.
– почему же?
– именно потому, что у нас нет детей.
– это ничего не меняет, мы все ими были. и когда плачет взрослый, мы видим ребенка, плачущего внутри него. самое же парадоксальное, монтесинос – то, что когда взрослые пытались отвадить тебя радоваться без повода, они нисколько не сомневались, что действуют в твоих интересах. вырастая и заводя детей, люди почему–то забывают, что надо не только их учить, но и самим у них учиться. иисус сказал – будьте как дети…
наверное, сид ахмет собирался сказать что–то важное, но дон кихот его перебил.
– дети жестоки. если исходить из этого, придется признать, что завет иисуса исполняется на земле с завидным рвением.
паромщик развел руками.
– что поделаешь, сид ахмет. они действительно верили, что действуют в моих интересах, но я могу понять, почему. попробуй представить себя отрезком длинной трубы, по которой бесперебойно, днем и ночью, идет вода. ты знаешь, что этот поток был здесь всегда, и это все, что ты знаешь. рано или поздно ты задумаешься о том, что, возможно, ты существуешь благодаря этому потоку. и что если он когда–нибудь закончится, ты закончишься вместе с ним, в ту же секунду. страх смерти заставит тебя придумывать, как этого избежать. самый простой путь – создать запас воды на черный день, и чем больше будет этот запас, тем безопасней, как тебе кажется, ты будешь себя чувствовать. ты начнешь устанавливать заслоны и строить коллекторы для сбора воды. и в этом будет твоя ошибка. потому что потоком нельзя запастись. он существует только пока движется. но страх – серьезная штука, амиго. страх заставляет тебя действовать вопреки собственным интересам. особенно когда другие отрезки трубы насквозь поражены этой ржавчиной и связывают все свои надежды с мифическим добрым водопроводчиком, торгующим иллюзией безопасности. либо ты веришь в поток, либо в водопроводчика. второй путь проще. все, чего он от тебя требует – бояться.
дон кихот прищурился, вглядываясь в воображаемую точку далеко впереди.
– вы как слепой и глухой на салюте – один его не видит, другой не слышит. попробуйте задаться вопросом – почему люди вообще заводят детей. инстинкт, понятно. а еще? бессмысленность происходящего толкает их на доступные пути оправдания собственного существования. вот я завел ребенка, вот зачем я живу. предъявил его окружающим, и вроде как все понятно. дети – это живой щит, ответ на все вопросы, универсальное мерило твоей пригодности в глазах общества, заменяющего тебе, слепому, собственные глаза. а еще люди ставят на детей, как на скаковых лошадей, в надежде на то, что они вдруг окажутся менее ленивыми и трусливыми, пролезут куда–нибудь повыше и вытащат папу с мамой из того дерьма, в которое их загнали лень и страх. но в девяноста девяти случаях из ста этого не происходит, и понятно, почему. и тогда в дерьме становится не только противно, но и тесно.
сид ахмет первым нарушил тишину. может, в другой ситуации он бы не стал бы этого делать, но теперь у него была редкая возможность поговорить, упускать которую ему не хотелось.
– я потому и сказал, что начинать нужно с себя. ты, монтесинос, все правильно говоришь про иллюзию безопасности. чтобы поддерживать продажи, водопроводчик должен поддерживать страх – чем страшнее будет покупателю, тем больше он сможет продать. это как мировая эпидемия. люди не станут покупать дорогие лекарства на последние деньги, если не запугать их предварительно до полусмерти. выбор должен быть по–бандитски прост и понятен – плати или умри. кошелек или жизнь. там же ничего не изменилось по сути – то же средневековье, только высокотехнологичное. hi–tech medieval, my friends. время, безусловно, требует от водопроводчика большей изобретательности, но лишь по части совершенствования иллюзий. никакой разницы между античными богами и современными идеалами нет, изменились разве что имена. теперь это демократия, свобода слова, права человека и прочие несуществующие образы, при–званные находить низменным поступкам возвышенное оправдание. как и прежде. как и всегда. когда вера в водопроводчика ослабевает, он устраивает аварию и ждет, пока панические настроения достигнут пика. а потом эту аварию устраняет и снова становится героем. только попав в настоящую заваруху, люди понимают, что их облапошили. что если водопроводчик и может их от чего–то защитить, то только от себя самого. и платят они ему именно за это.
сид ахмет как следует приложился к чиллуму и продолжил.
– у водопроводчика богатый арсенал игрушек. не тебе, дон кихот ламанчский, мне рассказывать про шоу–бизнес – вспомни герцога и герцогиню, пытавшихся превратить тебя в продюсерский проект. а еще у него есть война. и лучших результатов он добивается, когда смешивает войну и шоу–бизнес в эффектно полыхающий коктейль. посмотрите, как они радуются всем этим дням памяти, которые, казалось, должны удерживать их от повторения безумств прошедших эпох. эта радость гарантирует им новые войны. особенно при таком многообразии оружия. вот вам, кстати, еще один парадокс – оружие распространяется для обеспечения безопасности. это же как лечить цирроз печени героином. все извращено до уровня бреда, но этот бред ни у кого не вызывает сомнений. ложь у них зовется рекламой, ростовщичество – банковским бизнесом, массовое убийство – заботой о ближнем. зверь, о котором ты так любишь говорить, монтесинос, нарядился в дорогой костюм, но надо быть слепым, чтобы не видеть торчащих из–под него копыт и хвоста. пока они дожидались антихриста в образе ребенка, покрытого шестерками и пентаграммами, антихрист пришел, и никто этого не заметил. правильнее будет сказать, что он никуда и не уходил. они думали, что он будет рассказывать о своей ненависти к человеческому роду и делиться зловещими планами его уничтожения, но думать так было, по меньшей мере, наивно. антихрист пользуется теми же словами, что и тот, чьим антиподом он является. он говорит им о любви и спасении, разница лишь в том, что под этим подразумевается. все, что требуется от них для любви, это стабильная эрекция, а для спасения – участие в кредитной системе. невероятно соблазнительная простота. они утыкали свое пространство высокими храмами, но если поставить их все друг на друга, эта пирамида не дотянется и до середины того храма, который они выстроили зверю. религия – одна из любимейших игрушек водопроводчика. все это давно ушло от бога так же далеко, как от рыбной ловли…
сид ахмет говорил все быстрее, и в какой–то момент его слова слились для дон кихота в однородный фоновый гул, наподобие того, что шел из–под облаков. он вдруг увидел перед собой гигантское крыло мельницы, заскрипевшее и медленно поплывшее в сторону под напором усиливающегося ветра, а следом за ним – одинокого всадника, взирающего с холма на армию уродливых великанов. чудовища угрожающее размахивали руками, демонстрируя крепнущую решимость. всадник пришпорил коня и понесся в их сторону, оставляя за собой шлейф поднимающегося к небу огня.
Часть 6
● Sep. 3rd, 2009 at 5:50 PM
– амиго?
дон кихот вздрогнул и медленно повернулся на голос.
– да…
– ты с нами?
– отвлекся… детские воспоминания…
– сид ахмет хочет знать, что ты думаешь о деньгах.
– о деньгах?
швед усмехнулся.
– пока ты отсутствовал, мы пытались решить, считать ли деньги злом.
дон кихот пожал плечами.
– наверное. если у тебя их нет.
– у меня их было много. очень много. но я смог от них отказаться.
– зачем?
– деньги привязывают тебя к водопроводчику, как ничто другое. в какой–то момент это стало очевидно. собственно, в этом и есть их главная функция. чем больше у человека денег, тем сложнее для него порвать с системой, которая ему их дала. очередной абсурд заключается в том, что люди уверены в обратном. они считают, что деньги можно обменять на независимость.
– посреди комнаты стоит стул. я могу на него сесть. а могу взять и разнести его об твою голову. должны ли мы считать стул злом, если это произойдет?
– не передергивай, ты прекрасно меня понимаешь. сколько стоит свобода? мало кто помнит, что единственное ее условие – развитая личность. они повыпускали своих рабов из клеток, чтобы обеспечить им новое рабство. потому что те в других условиях жить не умеют. они для этого слишком ленивы и слишком трусливы. они пустые внутри. а пустоту сколько материальным ни заполняй, достаточно не будет. это воронка. черная дыра. и поэтому гонка никогда не заканчивается. их наследуемый герб – пятерня, торчащая из могилы.
– ты противоречишь себе. к чему стремиться купить свободу, если она не нужна?
– это не я себе противоречу, а они. в том и беда. когда противоречий становится слишком много, безумие делается нормой жизни. раньше мне казалось, что ум это субпродукт эволюции, из–за постоянного инстинктивного страха ставший производителем страха синтетического. и что, возможно, его дальнейшая судьба – переход в рудиментарное состояние. теперь я понимаю, что если это и произойдет, то по другой, более простой причине. им мало кто пользуется. хвост у человека тоже перестал расти за ненадобностью, а не потому что представлял для него угрозу. если ты живешь среди безумцев, рано или поздно ты сойдешь с ума. и это именно то, что когда–то случилось с тобой. кого ты намеревался защитить? и самое главное – от кого? их от них же самих? ты понимаешь, что обмануть можно только того, кто хочет быть обманут? кто, спрашивается, создал этого водопроводчика? они же и создали! легковерность, мой друг, есть злая воля. какую справедливость ты собирался восстановить? только ленивый не взывает к высшей справедливости, но что у них под этим подразумевается? дорогой бог, сделай так, чтобы все играли по правилам. все, кроме меня! дай мне преимущество! если бы справедливость существовала, никто не был бы в ней заинтересован. но правда состоит в том, что ее не существует вовсе. есть высшая беспристрастность. человек создает импульс, который возвращается к нему по незамысловатой траектории, и если импульс злой и сильный, то по возвращении он сбивает человека с ног. и тогда, лежа на земле, человек кричит – как это несправедливо! за что мне это все?! а к кому он, скажи мне, в этот момент обращается? однажды я был очарован тобой. но я разочаровался. все эти игры в кармическую полицию не стоят ни гроша и не ведут ни к чему хорошему. мои поиски закончились здесь, на этой крыше. у тебя светлая душа, дон кихот. но твои заблуждения загонят тебя в пекло. если ты еще не там, конечно.
острая боль пронзила плечо дон кихота, заставив его стиснуть зубы и зажмуриться. открыв глаза, он снова обнаружил себя на берегу, только теперь паром был от него по левую руку, а паромщик не сидел рядом, а стоял напротив.
дон кихот потер плечо ладонью и сплюнул.
– и к чему был весь этот цирк?
– я хотел, чтобы ты увидел.
– увидел что?
– что бывает, когда ты пытаешься держаться в стороне. так выглядит предел. дальше ничего нет.
– этого парня непросто унять. классический бэтмен.
– бэтмен?
– по примеру летучих мышей, использующих эхолокацию, некоторые люди никогда не закрывают рта. они так ориентируются. как им кажется.
– большую часть времени он молчит. ему просто не с кем разговаривать.
– разве он не этого добивался?
– поверь, он неплохой человек. и в его словах много правды. мир действительно не самое приятное место, ты знаешь это лучше меня. швед забрался на самую его вершину, чтобы быть выше всего этого, но беда в том, что он там несчастен. и дело даже не в одиночестве, хотя, кто будет спорить, что эта крыша и есть «the loneliest place on earth». дело в том, что он зависит от этого небоскреба. и если однажды тот рухнет, он рухнет вместе с ним. вместо самого верха окажется в самом низу, под руинами, из–под которых уже никогда не выберется. и он понимает это. и поэтому все его разговоры – про небоскреб.
паромщик опустился на песок и посмотрел дон кихоту в глаза.
– я хотел, чтобы ты увидел.
дон кихот улыбнулся уголком рта.
– ты думаешь, я не знаю? что я делаю здесь, по–твоему? все, что мне нужно, это твой паром. все, чего я хочу, это сбежать. порвать с этим миром сейчас и никогда, что бы ни ждало меня на той стороне, не возвращаться назад. ты устраиваешь мне экскурсии туда, где я долгое время был экскурсоводом. хочешь удивить меня? заводи паром. я выполнил условие, рассказал историю, в чем проблема? или тебе, как и шведу, просто не с кем потрепаться?
– что там, по–твоему?
– где?
– на той стороне.
– откуда мне знать?
– предположи.
– хочется надеяться на нирвану. но и адское пламя вполне подойдет.
– чтобы выиграть билет в нирвану, надо стать буддой. ты для этого ничего не сделал. что же до ада, то ты и так таскаешь его с собой. ты ж, небось, и убить себя пытался.
дон кихот хмыкнул.
– конечно.
– и что? не вышло?
– как видишь.
– и не выйдет. ты – легенда. а легенда собой не распоряжается. она умирает, когда ее забывают.
– и что же там?
– думаешь, я знаю? я там не был. я, как и ты, могу только предполагать.
– ну и?
– бесконечность.
– чертовски смешно.
– люди вечно жалуются, что от них многое требуется в то время, как многое от них безнадежно сокрыто. на самом же деле нет ничего такого, чего человек не мог бы постичь. бесконечность – не исключение. она понимается через сферическую форму. если ты сядешь на свой мотоцикл и поедешь по прямой, то рано или поздно в этом убедишься. любую метафору можно потрогать руками. и если один подход не срабатывает, попробуй другой. просто смени угол обзора.
паромщик указал пальцем себе за спину.
– или точку зрения.
небо начало вдруг стремительно темнеть и в считанные секунды сделалось одного цвета с морем. когда линия горизонта исчезла, дон кихот увидел перед собой гигантскую вогнутую полусферу, одновременно уютную и зловещую.
– другое дело, что одного понимания для осознания недостаточно. осознать значит почувствовать.
звук искривился вслед за пространством, и голос паромщика стал объемным и звенящим.
– все указывает на то, что ты приплывешь сюда же. на это же самое место. но ты приплывешь обновленным. ты спрашиваешь меня, куда ведет этот путь. я говорю, что не знаю. но… кроме пути обратно… разве бывают другие?