Текст книги "Всемогущий"

Автор книги: Сергей Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Зеркало

«Зачем я туда еду? – думал Егор, разглядывая проплывающие за окном улицы, затопленные огнями витрин и неоновых вывесок. – Что я хочу? Узнать, куда девались Жанна с профессором? Или я хочу обрести себя? Нет, это выражение годится скорее для студенток литинститута. А мне не до того, мне нужно дело делать. Возможно, там будет мой отец? Свежо предание… Я отлично знаю, что отца там нет и быть не может. Он пропал – так же, как пропал Никитин. И тот, кто их забрал, одно и то же лицо. Или группа лиц. Группа несимпатичных лиц, которые будут охотиться за мной так долго, как того потребуют их мерзкие планы. А значит, я должен быть на шаг впереди и ударить первым. Да, ударить… В том, что придется бить, сомнений нет. Они превратят меня в дойную корову, выжмут до дна и пустят в расход, если я не уничтожу их. Каким образом, не знаю. К тому же трудно сражаться с тем, чьего лица ты не видел, чьего имени не знаешь и чьи мысли для тебя темны, как ночь. Но я могу видеть то, чего не могут видеть они. И это мое главное оружие».

– Кто эти люди? – спросил Егор Дикого, когда они остановились на перекрестке.

– Где? – живо отозвался тот, вертя головой.

Егор усмехнулся. Телохранитель у него что надо.

– Те, что похитили меня.

– А, эти, – успокоился Дикий. – Не знаю.

– То есть как?

– Я работал на Курбатова, – пожал плечами Дикий. – А под кем ходил он, понятия не имею. Извини.

– Значит, ни имен, ни фамилий?

– Похоже, что так, – подтвердил Дикий.

Загорелся зеленый, и они поехали дальше.

«Оно и понятно, – размышлял Егор, – организация слишком серьезная, чтобы узнать о ней что-нибудь путное от простого исполнителя. Ну, Дикий не простой исполнитель, не зря Курбатов нанял его. Но все-таки информацией он владел в минимальной степени».

– Что на Ходынской? – спросил Дикий.

Машина свернула на Пресненский Вал. Скоро они будут на месте, и Дикий хотел знать, что ему предстоит делать по прибытии.

Егор поначалу хотел, чтобы его спутник оставался в машине, пока он будет навещать квартиру номер девяносто девять. Пробудившаяся осторожность заставляла его не доверять никому, даже человеку, который рисковал жизнью – и по-прежнему рискует – ради него. Но затем Егор вдруг подумал, что на квартире может оказаться засада. Это вполне логично. Те, кто похитил его отца, наверняка не оставят это место без присмотра. Побег уже поднял всех на ноги, и беглецов будут ждать во всех известных им точках. Конечно, маловероятно, что Егор отправится на квартиру, в которой он никого не нашел. Но все-таки людей могли оставить – просто для страховки. Следовательно, присутствие такого виртуоза, как Дикий, не помешает.

– Надо побывать в одной квартирке, – сказал Егор. – Пять минут, не больше. Но там нас могут ждать.

– Ясно, – кивнул Дикий. – Разберемся.

Машинальным движением он погладил ствол пистолета, лежавшего возле рычага переключения передач, то есть непосредственно под рукой. «Скорпион» пока был убран под сиденье, но Егор не сомневался, что в случае необходимости он будет извлечен оттуда с похвальной быстротой.

– Какой дом? – спросил Дикий.

– Двадцатый, – ответил Егор. – Сейчас направо.

– Есть.

«А парень из военных, – подумал Егор мимоходом, услыхав это «есть». – Должно быть, навоевался в свое время. Хотя таким войны всегда мало».

– Какой подъезд? – спросил Дикий, когда они подъехали к двадцатому дому и медленно покатили вдоль него.

– Следующий.

– Понял.

Дикий проехал мимо подъезда и остановился возле следующего. Предосторожность была нелишней: если сверху следят за двором, то остановившаяся возле подъезда машина, особенно такая броская, как этот громадный внедорожник, может привлечь внимание.

– Пошли? – спросил Дикий, засовывая свое длинноствольное оружие куда-то в бездонную глубь подмышки.

– Пошли, – кивнул Егор.

Они вышли из машины и направились к подъезду.

Стояла тихая, с легким ветерком ночь. Успокоительно погромыхивали поезда. Ветерок приносил ни с чем не сравнимый запах креозота, будя романтические мысли, где в одно мешались вокзальные кассы, плывущие за окном мосты, чай в стаканах с витыми подстаканниками и молчаливая девушка напротив.

Егор на минутку задержался, прикрыл глаза. Хорошо. Так бы стоять и стоять, отдаваясь во власть этого ветерка, думать о девушке и о мостах и к чертовой бабушке забыть то, ради чего он сюда явился и что стало неотъемлемой и, увы, доминирующей частью его жизни.

– Ты чего? – спросил Дикий.

В случаях, когда требовалось не поднимать шум, он переходил на шепот, не доверяя своим голосовым связкам. Хотя и от его шепота Егор вздрогнул.

– Ничего, – отозвался он. – Все в порядке. Пошли.

На двери подъезда стоял кодовый замок. Днем Егор вошел вместе с пожилой дамой. А как войти в этот поздний час, он не представлял. Но Дикий отнюдь не был озабочен подобными мелочами. Достав из кармана какой-то прибор, он ткнул им в кодовую панель – и дверь, приглашающе запищав, открылась.

– Какой этаж? – поинтересовался Дикий, заглядывая в подъезд.

– Пятый.

– Угу. Держись за мной.

Это Егор уже и так знал.

Они вошли в подъезд и начали подниматься по лестнице. Пролеты были широкие, ступеньки местами сильно выщерблены. Стены крашены в ядовито-синий цвет, на котором всласть отвела душу местная молодежь. Цветными красками, маркерами и просто мелом была написана энциклопедия жизни нынешнего поколения. Шагая следом за Диким, который крался совершенно бесшумно и все время посматривал наверх, Егор, всегда с повышенным интересом изучающий все, что написано, нарисовано и даже нацарапано, неважно где и кем, будь то хоть в милицейском «обезьяннике», пещере древних людей или общественной уборной, быстро просматривал творения местных Ван Гогов и Маяковских. Ничего, нарисовано было с душой, и писали не без искры, смело используя идиоматические выражения и – кто бы сомневался – вездесущий мат. Но были и очень милые вещицы. Так, например, Егор не мог не отметить следующий шедевр: «Иньчик + Таньчик + Ольчик =?» Оставалось только надеяться, что заключающий фразу символ выражает не более чем сердечное приятие всех трех подружек и не имеет ничего общего с тем, что они могли видеть в мерзких и развращающих молодые души фильмах.

Дикий между тем поднимался все выше и выше. Вот он остановил Егора, прислушался.

– Четвертый, – шепнул он, доставая пистолет. – Побудь пока здесь.

– Хорошо, – отозвался шепотом же Егор.

Его добровольный помощник в одиночку двинулся наверх. Глянув ему в просторную, ровно в ширину лестницы спину, Егор хлопнул себя по лбу и бросился следом.

– Что такое? – резко обернулся Дикий.

Он услышал топот Егора, взбегавшего по лестнице, и испытал вполне понятное недовольство.

– Там зеркало, – прошептал Егор. – В прихожей. Надо, чтобы оно осталось целым.

Дикий только кивнул, не рискуя даже шептать. Указав движением бровей Егору на место у стены, он продолжил путь наверх. Егор остался ждать, ориентируясь в ситуации исключительно на слух.

Какое-то время было тихо, потом послышался негромкий стук, кто-то подал голос, затем послышались знакомые щелчки, и сразу стало тихо.

«Дикий стрелял, – подумал Егор. – Значит, нас ждали. Хорошо, что я не пошел один».

Он посмотрел наверх.

Где же его всемогущий напарник?

Волновался он напрасно. Сначала Егор ощутил, как задрожала лестница, а следом за тем и сам виновник дрожи непринужденной походкой сбежал вниз на полпролета.

– Чисто, – сказал он. – Можно идти.

И в голосе его, и в позе сквозило легкое самодовольство. Человек был горд тем, что хорошо сделал свою работу – единственное, что он по-настоящему знал и умел. И, надо полагать, любил, поскольку нельзя хорошо делать дело, к которому не лежишь душой.

– Молодец, – не мог не похвалить его Егор. – Что бы я без тебя делал?

– Сидел бы на киче, – вполне резонно ответил Дикий.

Егор промолчал, не видя необходимости разъяснять ему сложный порядок взаимодействий, где их побег явился не прямым следствием помощи Дикого, а всего лишь отголоском несчастного случая, произошедшего с его сестрой и открывшего дверцу прихотливой, но последовательно точной цепи событий. Все это было лишним, учитывая ситуацию, к тому же Егор догадывался, что Дикий и сам неплохо различает подоплеку происходящего, и слова его – не более чем попытка шуткой разрядить обстановку.

– Зеркало цело? – спросил Егор.

– Все цело, – обиделся Дикий. – Пошли.

Егор поднялся на пятый этаж и вошел в квартиру.

У стены лежал труп мужчины, аккуратно повернутый лицом к плинтусу. Это Дикий постарался, очистил путь. Егор ничего не имел бы против того, чтобы на его глаза вообще никто не попадался. Но ничего не поделаешь, всякая работа имеет свои издержки. Итак, у стены лицом к плинтусу лежал труп, а ноги еще одного – крупного, судя по размеру ботинок – мужчины торчали из кухни.

– Всего двое было, – пояснил Дикий, по-своему истолковав взгляд Егора. – Детский сад.

– Угу, – кивнул Егор.

Он огляделся. Зеркало висело на прежнем месте, целехонькое.

Егор вдруг поймал себя на мысли, что не очень бы расстроился, если бы оно оказалось разбитым. Это удивило и огорчило его. Значит, ему все-таки в тягость его дар, если он не желает лишний раз прибегать к его услугам? Или здесь крылось что-то другое? Быть может, он подспудно понимает важность того, что ему сейчас откроется, и, прежде чем принять новую меру ответственности, ищет отсрочки для себя, хотя и сознает, что у него нет на нее ни времени, ни прав?

– Что мне делать? – прервал его мысли Дикий.

– Уйди, – глухо пробормотал Егор.

– Угу, – отозвался Дикий.

И столько почтительности было в его голосе, что Егор застыдился своей минутной слабости. Если этот человек так верит в него, что безоговорочно исполняет любые его команды, почему он сам то и дело подвергает свои действия сомнениям?

Время идет, пора действовать. Или что-то будет, или он уедет ни с чем.

Дикий скрылся в кухне и затих, будто пропал. «Кинг-Конг спрятался в джунглях», – подумал Егор.

Горину никто не мешал. Он подошел ближе к зеркалу, остановился перед ним, прикрыл глаза и несколько секунд слушал свое дыхание. Затем, решившись, поднял голову и посмотрел в зеркало – прямо себе в глаза.

Сначала ничего не было. Егор видел только свое невероятно напряженное лицо и черные точки зрачков, окруженные желтоватой каемкой. Он уже подумал, что напрасно приехал и что фокус не повторится. Видимо, днем он был в каком-то особом состоянии, что позволило ему заглянуть внутрь себя и увидеть похищение Жанны. И зеркало здесь совсем ни при чем, он переоценил его значимость…

Вдруг по зеркалу словно пробежала рябь, как будто его поверхность превратилась в воду. Лицо Егора расплылось и стерлось; вместо себя он увидел каких-то людей, стоящих в отдалении на крыше здания и что-то оживленно обсуждающих.

Он всмотрелся внимательнее.

Одним из этих людей был… профессор Никитин. Он стоял вполоборота, но Егор хорошо различил его характерный профиль и высокую посадку головы. Никитин что-то говорил стоящему возле него человеку, а тот изредка, но согласно кивал.

Собеседника Никитина Егор видел впервые. Это был плотный мужчина средних лет с волевым и властным лицом. Шитый у портного костюм, серебряный ежик волос, манера слушать так, как обычно слушают докладчика. Вот он прервал речь профессора энергичным движением руки и заговорил сам.

Стараясь услышать, что он говорит, Егор придвинулся ближе к зеркалу, хотя в этом вряд ли был большой смысл.

– Как хотите, – услышал он, – но только он должен на нас работать. Это наше основное условие, и оно не терпит обсуждения. Мы достаточно долго давали вам возможность обучать его – и, кстати, платили вам немалые деньги. Теперь пора отдавать долги.

– Да, вы правы, – ответил профессор. – Он готов к работе. Но только я боюсь, что вы слишком сильно загрузите его и он может не выдержать…

– Должен выдержать, – перебил его человек с седым ежиком волос. – И потом, это будет недолго. Сделаем дело, и пусть отдыхает. До поры до времени, конечно… А пока давайте обсудим некоторые аспекты нашего сотрудничества.

Он кому-то приглашающе махнул рукой, и Егор, к своему изумлению, увидел Жанну, которая подходила к ним с улыбкой на устах.

Кажется, она что-то проговорила, адресуясь к человеку с седым ежиком волос, но тут Егор, не выдержав напряжения, моргнул, и картинка распалась на мелкие части, как стеклышки в калейдоскопе.

Он помотал головой, перевел дыхание – и снова уставился в свое отражение, надеясь дослушать заинтересовавший его диалог до конца.

Но тщетно Горин напрягал силы. Видимо, произошедший сбой что-то нарушил и не дал ему возможности вернуть утерянное изображение. Картинка, которую он тщетно вызывал в своем воображении, растворилась бесследно, и он не мог отыскать даже ее отголосок в хаосе мелькающих образов.

Зато он увидел другое!

Вдруг поднялся и встал на дальней оконечности раскрывшегося перед ним окоема мерцающий громадный гриб. Ножка его поднималась все выше и выше, и шапка разрасталась на глазах, переливаясь розовыми и голубовато-зелеными красками. Зрелище была ужасное и прекрасное одновременно, и отчетливость его была такова, что Егор невольно подался назад, когда от «гриба» отделился плоский мутный круг и начал быстро расширяться в разные стороны, гоня перед собой тучи пыли и щебня. В этой пыли различались обломки зданий и машин; вдруг разинул в ужасном крике человек в накрученной на голову чалме, и тут же его сдуло, как пылинку; дрогнули и рухнули башни минаретов; подпрыгивая, как большой мяч, покатился по земле купол мечети. Затем от ножки гриба отделилась огненная вспышка и погнала перед собой алое зарево, в котором плавилось все – и небо, и земля, и все, что находилось между ними. В один миг превращались в факел и пропадали бегущие женщины, дети, солдаты… Ничего не могло выжить в этом адском котле, и последнее, что увидел Егор, – это черноту, остающуюся вокруг замершего в непостижимой высоте «гриба».

Он застонал, отгоняя ужасное видение, и, когда оно пропало, снова вперился в зеркало, в свои глаза, пытаясь найти то, что было для него жизненно важно и ради чего он явился к этому загадочному, сделанному неизвестно кем и для чего зеркалу.

Но на этот раз он увидел улицы Москвы, брусчатку Кремлевской площади, павильоны ВДНХ, сверкающие «карандаши» высоток, какие-то новые, не виданные им прежде, удивительно красивые здания. И вдруг все это, на секунду точно зависая в воздухе, начало отламываться – и кусками, как нарезанный торт, проваливаться под землю. Стройные проспекты и широкие улицы, полные машин, людей и всего того, что составляет полнокровную столичную жизнь, рушились на глазах, громадными пластами уходя в бездну и унося с собой целые кварталы и районы. Кое-где, как на горных пиках, оставались стоять одинокие здания, но все вокруг них превращалось в один невиданный по своим размерам каньон, в который потоками лилась грязная вода, рушились здания и десятками, сотнями тысяч падали люди. Все огромное пространство, веками занимаемое городом-государством, внезапно стало гигантской ямой, страшной дырой на теле земли, общей могилой для миллионов и миллионов…

– Господи, – прошептал Егор, отстраняясь от зеркала и водя вокруг себя бессмысленным взором.

Он хотел отойти – и не смог, захваченный раскрывающимися перед ним видениями. А им не было конца.

Он увидел, что африканский континент стоит белый, словно покрытый слоем льда. И вслед за тем, словно кто-то резко нажал приближение, перед ним возникли пустынные просторы, по которым ветер носил ледяные поземки и где скудными цепочками брели чернокожие люди, закутанные в тряпье, обмороженные, искалеченные, обреченные на голод и умирание…

Он увидел, как огненный смерч прочертил небо, после чего громадная воронка возникла в центре Тихого океана, вспухла до облаков – и вдруг полезла во все стороны, захватывая материки и превращая их в одну колышущуюся, мертвую поверхность…

Он увидел, как перед ним разверзлись черные просторы космоса, и далекие звезды вдруг стали ближе и обрели каждая свой цвет. Он увидел города-тоннели на красной планете; он увидел, как во все стороны разлетаются странной конструкции аппараты; он увидел колонны марширующих роботов; он увидел, как в прах рассыпался голубой шарик, бывший когда-то его планетой. И Егор увидел то, что потрясло его больше всего – глаза того, кто придет на место слабого, изжившего и уничтожившего самого себя человека. Глаза были круглые, без верхних век и бровей, и в их ледяных глубинах, уже постигших тайны космоса, было столько злобы и отчаяния, боли и тоски, что Егор вздрогнул, закричал и изо всех сил ударил кулаком в эти невыносимые глаза, такие жалкие и такие знакомые.

Что-то треснуло и зазвенело прямо возле него. Еще ничего не успев сообразить, он успел тем не менее отскочить, и зеркало осыпалось мелкими осколками прямо ему под ноги.

– Ты что! – крикнул Дикий, выскакивая из кухни.

Егор тупо посмотрел на него, на руку, из которой должна была хлестать кровь, но на которой не было ни царапины, и снова перевел взгляд на Дикого.

– Я разбил его?

– Разбил, – подтвердил тот.

Он осмотрел руку Егора, разбитое зеркало, хмыкнул.

– Какой-то специальный состав. Видишь, в крошки. А рука целая, ни одного пореза.

Присмотревшись, он ковырнул пальцем стену.

– Смотри, тут какая-то хреновина. Сдается мне, по твоей части.

Егор, пребывавший под впечатлением увиденного, не сразу понял, о чем говорит Дикий. А тот старательно исследовал стену, на которой висело зеркало.

– Что ты говоришь? – спросил Егор.

– Зеркало, говорю, непростое, – ответил Дикий. – Кто-то подвел к нему вот эту штуку.

Только сейчас Егор заметил укрепленную на стене, на том месте, где было зеркало, плоский сетчатый экран, занимающий площадь, равную площади зеркала.

– Ты знаешь, что это? – спросил Дикий.

– Догадываюсь, – ответил Егор.

Он все понял.

Этот экран имел прямое отношение к эксперименту профессора Никитина. Или, правильнее, к эксперименту, который проводили отец Егора и Никитин. Но поскольку здесь жил только отец Егора, то и экран, и зеркало были установлены, скорее всего, им. С какой целью? Трудно сказать. Возможно, здесь проводились опыты с людьми, обладающими схожими с Егором способностями. Возможно, отец ждал Егора и готовился подвергнуть его воздействию зеркала, которое Егор, кстати сказать, ощутил, едва переступив порог квартиры. Если это так, то подобную встречу трудно было назвать теплой, но Егор уже привык к странностям, связанным с этим экспериментом, и не был готов судить отца только потому, что тот собирался снова использовать его в своих целях. Каждый человек живет во имя чего-то, и если кто-то одержим наукой и это приносит весомые результаты – а себя, учитывая только что увиденное, Егор не мог не отнести к «весомым результатам», – то судить его может только равный ему, но никак не тот, кто является всего лишь его порождением.

– Что будем делать? – спросил Дикий, не дождавшись разъяснений по поводу экрана и сообразив, что их не последует.

– Думаю, – отозвался Егор.

– Предлагаю подумать в машине. Сейчас сюда может прилететь группа захвата, так что…

– Конечно, – кивнул Егор. – Уходим.

Они спустились вниз и сели в машину. Егор молчал.

– Едем? – спросил Дикий.

– Да, – рассеянно отозвался Егор.

– Куда?

– Не знаю… Поехали.

Дикий, не удивившись, завел машину и взял курс обратно, к центру города. Он видел, как напряженно думает над чем-то Егор, и, возможно, решил, что вид знакомых мест придаст его мыслям нужное направление. А скорее всего, из простого здравомыслия решил держаться ближе к центру, чтобы в случае поступления команды не наматывать лишние километры.

Впрочем, Егора все это не интересовало. Он смотрел перед собой расширенными глазами, но видел не дорогу, улицу и фонари, а мелькающие перед ним видения. Он думал о том, что все это – правда: прогнозы ученых, страхи обывателей, библейские пророчества. Можно не верить предсказаниям гибели Земли и человечества, можно смеяться над голливудскими фильмами-катастрофами, можно молиться и соблюдать строжайший пост, выпрашивая прощение себе и своим ближним. Но грядущего не избежать. Все, чему суждено сбыться, – сбудется, теперь Егор в этом не сомневался. Он не знал, как далеко смог заглянуть и через сколько сотен лет города-тоннели и марширующие роботы станут реальностью. Но он знал, что гриб атомного взрыва, развязавший новую войну, встанет над землей очень скоро, и что еще в этом веке на человечество обрушатся бедствия, которых оно доныне не знало.

– Слушай, а что это было за зеркало? – спросил Дикий, которому показалось, что Егор слишком мрачен и что его не мешает, для пользы дела, немного отвлечь.

– Зеркало? – переспросил Егор, уловив только последнее слово. – Так…

Он замолчал, снова проваливаясь в свои видения, но Дикий был настойчив.

– Ты там видел что-то, да? – спросил он.

– Видел, – нехотя сказал Егор.

– А что?

Егор вздохнул и покосился на своего спутника. Тот смотрел ясно, как ребенок, который спросил, почему вода мокрая, и искренне ждет ответа. И попробуй ему не ответь.

– Мало хорошего, – проговорил Егор, отворачиваясь.

– Что, совсем? – встревожился Дикий.

– Да…

Дикий помолчал.

– Война? – спросил он.

Егор кивнул.

– Ядерная?

Так как Егор не ответил, Дикий тоже замолчал. Но через несколько минут не выдержал.

– Скоро? – спросил он.

– Раньше, чем хотелось бы, – буркнул Егор.

– Черт! – вырвалось у Дикого.

– Ты чего? – удивился Егор.

– Сестра!

Егор только сейчас спохватился и понял, что ему не стоило так откровенничать. Если у Дикого и было что за душой, так это сестра, ради которой он, ни секунды не раздумывая, пожертвовал собственной жизнью. И вот теперь оказывалось, она в любом случае обречена.

– Если ты о сестре, то не бойся, – сказал Егор. – Свою жизнь она прожить успеет.

– Отвечаешь? – спросил Дикий.

«Шпана», – подумал Егор.

– Отвечаю, – твердо сказал он.

– Ну, тогда все в порядке, – повеселел Дикий.

Он сел поудобнее, отчего джип заходил ходуном, и грубое лицо его осветилось нежной улыбкой.

– Она у меня классная, – сообщил он. – Отличница и все такое. А как поет! Соловей. В консерваторию хочет поступать. Хочет быть второй Каллас.

– Здорово, – отозвался Егор.

Дикий покосился на него:

– Слушай, а ты не мог бы как-нибудь заехать к ней? Ну, потом, когда я… В общем, после всего.

– Ты уверен, что тебе этого хочется? – спросил Егор.

Он глянул прямо в глаза Дикому, и тот вздрогнул.

– Да, – сказал он. – Ты прав. Лучше не надо.

Он помолчал.

– А мне много осталось? – спросил он.

– Немного, – жестко ответил Егор.

Дикий только кивнул, но на лице его по этому поводу не отразилось ровно никаких чувств.

Они ездили по городу уже около часа. Надо было принимать решение. Но то, что видел Егор перед последовавшими за тем картинами будущего, было так болезненно, что он никак не отваживался к этому прикоснуться. Предательство всегда страшно. К нему невозможно привыкнуть, оно поражает в самое сердце. Недаром Цезарь перестал сопротивляться, когда увидел среди своих убийц Брута.

Но нерешительность Егора ставила под сомнение возможность расправы над теми, кто его похитил и принудил к сотрудничеству. А пока он не избавится от тех, кто претендует на роль хозяина его жизни, он не сможет обрести свободу, даже если окажется далеко отсюда. Люди, подобные человеку с седым ежиком волос, от своих планов не отказываются. Они идут по следу так долго, как того требует их врожденная натура хищника, и им в нынешнем мире не преграды океаны и законы других стран. Поэтому надо решать проблему здесь, и чем быстрее, тем лучше.

Итак, что стало известно Егору?

Профессор Никитин предал его. И Жанна предала его. И оба они были заодно с человеком на крыше. Они обсуждали возможность эксплуатации Егора так же спокойно, как если бы речь шла о кухонном комбайне или компьютере. Никитин, правда, пытался напомнить об опасности чрезмерной нагрузки. Но это была всего лишь забота механика о механизме, не более. Жанна и вовсе светилась радостью. Зная, что Егор в плену, что он превращен в безличную куклу, она вела себя так, как будто никогда не знала о его существовании. А ведь они были близки и между ними существовало то доверие, та теплота, которые характеризуют только самые прочные чувства. Оказалось, он заблуждался. Он, взрослый мужчина, опытный сердцевед, дал провести себя, как потерявший голову юнец. Он догадывался, что она со своим даром как-то воздействует на него. Но чтобы она внушала ему любовь, а за его спиной занималась гнусными делишками, – об этом он и подумать не мог.

Напрасно не мог, вот в чем штука.

Его использовали – надо было сказать себе это прямо и без сантиментов. И сделать соответствующие выводы. И действовать.

Итак, они все против него. Это даже к лучшему. Змей легче уничтожить в клубке, чем поодиночке.

Алгоритм действий таков.

Первое: выяснить, кто тот человек на крыше.

Второе: найти его и узнать, для чего в конечном итоге ему понабился Егор.

Третье: сделать так, чтобы он навсегда исчез. А заодно исчезли вместе с ним те, кто ему помогал.

Называя последний пункт, Егор ощерился так, что у него вздыбились волосы на затылке. Он не предполагал у себя такой ненависти и невольно подумал о том, как порой человек мало о себе знает и как быстро вскрываются некоторые гнойники его натуры, стоит им только дать пищу для роста.

Закрыв глаза, Горин еще раз припомнил разговор на крыше. При этом он постарался простереть взор чуть дальше, за пределы пятачка, на котором стояли профессор и интересующий его человек.

Ему удалось заметить крыши соседних зданий, одно из которых ему показалось очень знакомым. Егор сосредоточился, весь уйдя во внутреннее зрение, и постарался припомнить, где он видел этот ребристый выступ крыши, эту квадратную ротонду наверху…

Ну, конечно! Это же филармония. Просто он привык смотреть на нее снизу и оттого не сразу узнал, глядя как бы сверху.

Но теперь сомнений быть не могло. Никитин и человек с седым ежиком разговаривали на крыше здания, стоящего справа от филармонии.

– Поехали! – скомандовал Егор. – На Тверскую.

– Есть! – откликнулся Дикий. – А где на Тверской?

– Здание филармонии знаешь?

– Ну так сестра же! – напомнил Дикий.

– Ах да, – кивнул Егор.