Текст книги "Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века"

Автор книги: Сергей Глезеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

«Мирный труд плодотворнее шумной борьбы!»

Сегодня уже никого не удивишь местными районными газетами, в далеких уголках российской провинции они служат едва ли не единственным «рупором» общественного мнения. А в начале XX века появление таких газет становилось незаурядным событием в жизни уездных городов Петербургской губернии.

Издавалось их совсем немного – несколько газет выходило в Луге и Гатчине, и сегодня они служат для нас уникальной летописью тогдашней провинциальной жизни. А в марте 1913 года появилась еще одна газета – «Озерной край» (Да, именно «озерной», но далее я позволю себе исправление названия на более благозвучное «озерный». – С.Г.). Выходила она в уездном городе Новая Ладога.

«Появление первый раз газеты в провинциальном углу всегда вызывает массу толков, волнений, предположений, словом, обыватель невольно приготавливается к чему-то если не скандалезному, то во всяком случае необычайному, – говорилось в редакционной статье самого первого номера. – Все лица и учреждения, имеющие значение общественное, на газету смотрят как на нечто кляузное, желающее кого-то в чем-то обязательно уличить, уязвить, словом – подложить свинью; а лица, не имеющие никакой общественной деятельности, но одержимые зудом обличения, чают в появившейся газете встретить почему-то своего друга-заговорщика».

Но ни ту, ни другую роль «Озерный край» брать на себя категорически не желал. «Наша задача не быть пугалом. Мы не берем на себя и непосильной роли пророка, так как учить, просвещать не собираемся, а тем более не намерены развертывать партийного флага какой-нибудь окраски… Для каждого живого дела необходимо и живое слово, а последним и должна быть местная газета. Вот наша главная цель». А потому девизом газеты стал лозунг, и сегодня звучащий весьма актуально: «Мирный труд плодотворнее шумной борьбы!»

Писал «Озерный край» обо всем, что интересовало жителей Новой Ладоги и окрестных мест – от событий мирового масштаба до мелких подробностей провинциальной жизни. Новые сенсации в науке, грозные события в Европе, где как раз в это время разгоралась война на Балканах, последние известия из Афин, Белграда, Лондона и Софии волновали новоладожан не меньше, чем кражи в купеческих лавках или открытие реального училища.

Местные поэты выступали со своими стихами, а доморощенные политические обозреватели судачили о том, что «Государственная Дума потеряла свою прежнюю привлекательность для населения» и своими угодничеством и болтовней похоронила все народные надежды. Поэтому гораздо большего внимания удостаивалась Новоладожская городская дума как более «близкая к народу». К примеру, вот перечень вопросов, обсуждавшихся на ее заседаниях весной 1913 года: о паровой машине для местного пожарного общества, об отчетности городского банка, а также о сдаче в аренду травы для тягловых лошадей обществу коннопромышленников.

Как и сегодня, жители жаловались на дороговизну, а свои чувства выражали порой даже в стихах. Некий поэт поместил в «Озерном крае» стихи под заглавием «Дороговизна», в одном из них он писал:

 
Где ты, святая старина!
Теперь не то у нас в отчизне:
На все возвысилась цена,
И нет конца дороговизне.
 

Впрочем, дороговизна – вещь относительная, и среди читателей «Озерного края» встречались люди обеспеченные. Поэтому им в первую очередь адресовалась реклама, обильно разбросанная на страницах газеты. Конечно, без нее никак не обойтись – газета нуждалась в деньгах, и ее главный редактор Е.Л. Скрыгловецкий хорошо это понимал. Понятное дело, что рекламу давали местные коммерсанты. «Гостиница „Рыбка“ в г. Новая Ладога на набережной реки Волхова, – сообщал один из них. – Хорошие кушанья и вина лучших фирм. Цены всему общедоступные. Первоклассная кухня под наблюдением опытного повара Санкт-Петербургской первоклассной гостиницы».

Ренсковый погреб госпожи Араповой, что на берегу Волхова, предлагал русские и иностранные вина, вина удельного ведомства, минеральные воды, а также «фрукты и конфекты». «Господа мужчины! – гласила другая реклама. – Обратите внимание на торговый дом братьев Кочиных. Вы там сможете получить для себя великолепное пальто деми-сезон! Чудный костюм по последней моде».

Сам Скрыгловецкий постоянно использовал страницы газеты, чтобы разрекламировать собственные коммерческие предприятия. Его типография и переплетная мастерская, помещавшиеся в самом центре города, в доме напротив древней Климентовской церкви, предлагали: «Большой выбор визитных и свадебных билетов по самым дешевым ценам, конторских, расчетных и заборных книг. Готовые и на заказ. Специальное изготовление школьных тетрадей». А мадам Скрыгловецкая, всегда «готовая к услугам», принимала в окраску и химическую чистку мужские и дамские гардеробы, бальные платья, ковры, тюлевые занавески, а также шелк, бархат, батист. И все – «по крайне дешевым ценам». Правда, чтобы получить свои вещи обратно, надо запастись немалым терпением: принятые вещи выдавались обратно не ранее чем через четыре недели.

Конечно, местные обыватели, за долгие годы привыкшие к тихой идиллии уездного городка, были не прочь пощекотать себе нервы леденящими душу страшными историями о беглых каторжниках, маньяках и просто грабителях с большой дороги. А случалось всякое. Итак, открываем раздел «Происшествия» газеты «Озерный край».

«К приставу г. Новой Ладоги поступило заявление от мещанина Матвея Кострова с просьбой о том, чтобы убить собаку под кличкой Нерон, принадлежащую заявителю М. Кострову ввиду того, что она искусала его, но впоследствии отказался».

Другое событие, удостоившееся публикации:

«7 марта была поставлена за балаганами городской управы волостным старшиной Шульгиным лошадь с санями, на санях находился ковер и кнут. Придя в 8 часов вечера к саням, хозяин не нашел в них ковра и кнута».

Долгое время новоладожан беспокоили беглые каторжане, скрывавшиеся где-то на территории уезда. Они бежали из Шлиссельбургской каторжной тюрьмы. Одного из них вскоре арестовали в деревне Свинькине Новоладожского уезда, другой же неведомыми путями сумел скрыться от полиции и добрался до Жмеринки, но там его опознали и возвратили в тюрьму.

Ладожский канал у Волхова. Фото из семейного архива П.В. Половникова

Случались и ужасные, леденящие душу происшествия, наводившие страх на обывателей. «В селе Мотохове Новоладожского уезда собака крестьянина Ивана Талова принесла к колодцу обглоданный ею труп младенца, – читаем в „Озерном крае“. – Сразу же пало подозрение на крестьянскую местную девицу, которая считалась беременной, и после праздника Рождества Христова распространился слух, что она разрешилась от бремени. Сама же девица виновность отрицает и в этом не сознается». Или другой случай – банальная пьяная ссора. «17 сего февраля в лесной будке близ деревни Колосарь Новоладожского уезда крестьяне деревни Остров Иван Егоров и Иван Пюшин во время выпивки поссорились из-за водки и последний, схватив поблизости стоявший чайник с кипятком, вылил Егорову на голову, – сообщала газета. – Пострадавший для оказания медицинской помощи отправлен в больницу».

Впрочем, не только криминальные происшествия случались в окрестностях Новой Ладоги. Однажды на правом берегу Волхова опустился воздушный шар Петербургской воздушной офицерской школы, долетевший от столицы за восемь часов. Его пассажиры, поручики Леонид Липпинг и Владимир Райвищевич, сразу же разобрали шар на части и выслали на станцию Бабино для отправки в Петербург.

Но неправильно будет считать, что только сенсации и криминал интересовали новоладожан, чувствовавших себя патриотами не только своего милого городка, но и всей России. «Накануне торжественного праздника по случаю трехсотлетия Дома Романовых настроение у местных обывателей приподнятое, – писал "Озерный край". – Все куда-то спешат, торопятся, украшают дома флагами и вешают фонарики, у здания казначейства идет спешная работа по укреплению звездочек с плошками для вечерней иллюминации, а у помещения клуба Пожарного общества на балконе был устроен балдахин, задрапированный и украшенный зеленью, разноцветными фонарями и национальными флагами».

Сегодня много говорят о том, что патриотизм начинается с любви и почитания малой родины. Об этом говорил век назад и «Озерный край», отмечая, что до сих пор мало кто знает о богатом прошлом Приладожья, с давних пор привлекавшего к себе внимание исследователей русской старины.

«Одной из задач нашей газеты, – писал "Озерный край", – естественно, является необходимость внести в свою программу как сообщение результатов исследований нашей старины, так и печатание на страницах газеты особых очерков, характеризующих древнюю жизнь предков ладожан. Ведь Приладожье – один из таких уголков нашего Отечества, который имеет и темные, и светлые страницы истории, которыми гордится или над которыми сокрушается и даже плачет потомство…»

На страже личности и собственности

«Моя милиция меня бережет», – говорили мы когда-то, свято веруя в то, что если, не дай Бог, что случится, стражи порядка всегда придут на помощь. А в прежние времена такой надеждой обывателей был городовой. Ему надлежало выступать не только охранителем спокойствия, но и образцом порядочности, честности и ревностного отношения к службе.

Из криминальной хроники Новой Ладоги:

«Раскрыто дело о хищении спирто-калильного фонаря из помещения местного общества трезвости, где устраивались спектакли. Оно случилось в сентябре 1911 года, а спустя полгода фонарь нашли в местном клубе в раздевальной комнате как собственность буфетчика. Выяснилось, что он купил его у некоего Лещицкого, а тот, в свою очередь, приобрел его в Петербурге. Буфетчик в краже не признался, но по делу был составлен протокол».

По сообщению «Озерного края», 1913 год.

…Передо мной – «Инструкция для городовых Новоладожской городской полицейской команды», изданная в Новой Ладоге в 1914 году. Начинается она такими словами: «Городовой есть блюститель порядка и благочиния и страж, оберегающий личность и собственность каждого».

Городовой должен был «приказания своего начальства исполнять с точностью и быстротой», «вести жизнь честную и трезвую, ни в чем не зазорную, соблюдать опрятность и быть всегда одетым по форме», «быть правдивым и ни под каким видом не позволять себе делать ложный доклад начальству». Стражам порядка вменялось в обязанность не только наблюдать за сохранением «приличия и благопристойности», но и самим подавать пример в этом отношении не только по службе, но и вне нее.

Городовому не разрешалось заводить знакомства с людьми, которые пользовались дурной славой, а также входить в «неоплатные долги», чтобы не быть в зависимости от кого бы то ни стало. А главное, стражу порядка надлежало «заботиться о добром имени и чести своего звания». Городовому следовало быть идеальным защитником народа и закона – быть наблюдательным, храбрым, деятельным, всегда сдержанным и хладнокровным, «распоряжаться быстро, но спокойно, не шумя и не крича без толку». Не правда ли, о таких стражах закона мы мечтаем и сегодня?..

Все требования об исполнении закона или распоряжений начальства городовому следовало предъявлять публике спокойно и вежливо, но вместе с тем твердо и настойчиво. В споры и пререкания ему вступать не разрешалось. «Суетливость, оскорбительное обращение и резкость в словах или действиях вредят делу и унижают достоинство городового», – говорилось в инструкции. Из криминальной хроники Новой Ладоги:

«Святотатственная кража. С 10 на 11 марта сего года в Новой Ладоге совершена кража в лавке купца В.И. Каялина и совершено святотатство в соборе Св. Николая Чудотворца. Украдено процентными бумагами на 10 200 рублей и расписок на хранение в Государственном банке на 5850 рублей».

«Озерный край», 1913 год.

Городовой имел огромное множество обязанностей, причем практически во всех сферах общественной жизни.

На первом месте стояла «охрана безопасности лиц и имуществ» от преступных действий, а также предупреждение (сегодняшними словами – профилактика) преступлений. К примеру, строго оговаривалась следующая типичная ситуация: если городовой видит, особенно ночью, что некто неизвестный проходит по улице либо выходит из дому с узлом или ношей и навлекает при этом на себя подозрения в краже, страж порядка должен остановить его и расспросить: кто он, что и куда несет. Если подозрительный субъект давал сбивчивые ответы, то городовому предоставлялось полное право задерживать его и доставлять полицейскому приставу.

На помощь себе городовой призывал свистком, причем два отрывистых свистка обозначали сигнал о немедленной помощи, а один продолжительный свисток означал проверку, своего рода перекличку. Другие городовые должны отвечать на этот сигнал аналогичным продолжительным свистком.

Конечно, львиная доля обязанностей городового лежала в сфере «охранения общественного порядка и благочиния». Он наблюдал, чтобы на улицах, площадях и у казенных винных лавок не происходило «сборищ толпы». Продавцы в казенных винных лавках могли рассчитывать на помощь городового в выдворении из лавок пьяных и нарушителей порядка.

На улицах и площадях городовому следовало «не дозволять играть на гармониках и других инструментах, а также петь песни; не допускать бесстыдных или соединенных с соблазном для других действий, а равно отправлять естественные надобности на тротуарах и улицах, в особенности же днем и на виду публики». Стражу порядка предписывалось отправлять в полицию мужчин-ловеласов, вина которых состояла в том, что они «назойливо приставали или оскорбляли проходящих женщин», а также «всех нищих, просящих подаяние по лени и привычке к праздности, а равно с дерзостью».

Что же касается политики, то и здесь городовому следовало оставаться начеку: о возникновении тайных обществ и собраниях таких обществ страж порядка должен был немедленно докладывать вышестоящему начальству. Городовой следил, чтобы без разрешения начальства никто не смел расклеивать объявления и афиши, а также раздавать на улице «объявления, брошюры и бумаги, к распространению не разрешенные». Если же объявления развешаны с позволения начальства, то городовой стоял на страже, наблюдая, чтобы никто из посторонних лиц не смел срывать расклеенные объявления и афиши.

Городовой в те времена являлся «по совместительству» и «гаишником» – он следил за порядком и безопасностью при движении по улицам. Езда допускалась только «умеренной рысью», причем городовой имел право требовать, чтобы все едущие обязательно держались правой стороны.

Но главное, городовому вменялось, следить за гуманным отношениям к лошадям: «Езда на хромых, искалеченных и замученных лошадях воспрещается, и виновных в этом и вообще лиц, жестоко обращающихся с животными, следует доставлять в полицию». Стражу порядка следовало наблюдать, чтобы при езде по улицам все правящие лошадьми «не ездили вскачь и вперегонку», а также уступали дорогу крестным ходам, похоронным процессиям, пожарным обозам, проходящим частям войск и арестантским партиям.

С другой стороны, городовой выступал защитником прав пешеходов и контролировал порядок не только на проезжей части, но и на тротуарах. Он наблюдал, чтобы тротуары были всегда свободны для беспрепятственного движения публики, при этом запрещалось возить по тротуарам тележки и сани, за исключением детских, носить громоздкие тяжести и другие предметы, стесняющие движение. Ну а поскольку Новая Ладога не отличалась столичным характером, а являлась, скорее, полугородом-полудеревней, городовой следил, чтобы домашний скот не бродил по улицам и тротуарам.

Имел городовой и определенные санитарные обязанности – он надзирал за торговлей и перевозкой мяса и съестных припасов по городу. То есть он выступал своего рода защитником прав потребителей и грозой нечестивых торговцев.

Стражу порядка вменялось в обязанность наблюдать, чтобы не продавались испорченные съестные припасы и напитки, а также чтобы торговля дичью не производилась в то время, когда охота воспрещалась. Против непорядочных торговцев городовой мог принимать самые строгие меры: неклейменные весы, аршины и другие явно неверные меры для продажи подлежали немедленному изъятию и передаче, «при понятых, вместе с виновными», полицейскому приставу.

Итак, много обязанностей имел городовой. А что же ему воспрещалось? На первом месте, как гласило в новоладожской инструкции, значилось запрещение «во время отправления служебных обязанностей принимать какие-либо частные поручения, не относящиеся к его прямым обязанностям». Во-вторых, городовому запрещалось ходатайствовать по делам частных лиц в полицейских учреждениях и брать подсудимых на поручительство.

Репутации стража порядка надлежало быть буквально кристально чистой: ему запрещалось без служебной надобности входить (даже не посещать, а именно входить) в питейные заведения, а также при исполнении службы курить табак. И что немаловажно, городовому запрещалось заниматься торговлей и подрядами. Рискну предположить, что немногие городовые могли похвастаться тем, что полностью, по всем параграфам отвечали требованиям своей должностной инструкции…

В случае же образцового исполнения обязанностей, а также за отличие по службе, городового могли наградить медалями с надписями «За беспорочную службу в полиции» и «За усердие», а также знаком отличия на Георгиевской ленте с надписью «За храбрость».

«Младший брат» московского памятника

Одной из главных городских достопримечательностей Новой Ладоги стал памятник царю-освободителю Александру II, открытый в 1913 году. К сожалению, судьба уготовала ему короткий век – всего пять лет простоял памятник на пьедестале, а затем его снесли во время Гражданской войны.

Так сложилось, что после октября 1917 года в России особенно не повезло монументам, увековечивавшим Александра II – царя, освободившего страну от крепостного рабства. До революции Александр II был одним из самых почитаемых русских императоров, а день отмены крепостного права (19 февраля по старому стилю, 3 марта – по новому) воспринимался как исключительное событие в истории России, стоящее в одном ряду с крещением Руси, Куликовской битвой и Полтавской победой. Ведь именно с него, как считалось, началась «новая русская жизнь».

Этот день стал официальной памятной датой. Еще в 1882 году Александр III повелел считать 19 февраля Днем всенародного празднования в память освобождения крестьян от крепостного права, а Священный Синод определил, чтобы во всех церквях в этот день ежегодно совершались заупокойные литургии и панихиды по царю-освободителю Александру П. В 1903 году Священный Синод постановил: «Установить 19 февраля для увековечения памяти Александра II во всех православных церквях империи торжественное служение божественной литургии, а после нее благодарственного молебствия с провозглашением многолетия царствующему государю и его семье, державе Российской и всем православным христианам и вечной памяти царю-освободителю».

Особо торжественно отмечался 50-летний юбилей отмены крепостного права в 1911 году. В нем принимали активное участие Государственная дума, правительственные, городские, земские и сословные учреждения, а также политические клубы столицы.

Торжественная церемония освящения памятника Александру II в Мурино, 1911 год. Из архива муринского старожила А.А. Иванова

Он вместил в себя множество официальных мероприятий – богослужения и панихиды, юбилейные банкеты и приемы.

По всей России возводилось множество памятников царю-освободителю. Как правило, это были достаточно похожие друг на друга бюсты царя. Немало подобных памятников появилось в ближайших предместьях столицы – в населенных пунктах Петербургского уезда, причем инициатива часто исходила от волостных правлений, открывших свою деятельность по воле «царя-освободителя». К примеру, Парголовская волость поставила памятник в Парголово около часовни – там, где потом установили памятник Ленину. Стародеревенское волостное правление решило увековечить юбилей установкой памятника в сквере перед домом правления, вблизи вокзала Приморской железной дороги, две ветки которого связывали Петербург с Сестрорецким курортом и с Озерками.

В результате «войны с царскими памятниками», объявленной большевиками, от многочисленных бюстов Александра-освободителя почти не осталось и следа. Впрочем, все-таки что-то кое-где уцелело. К примеру, сохранился до наших дней постамент памятника Александру II, установленного в 1911 году в Мурино. Наверное, в немалой степени потому, что его соорудили из нового для тех времен строительного материала – железобетона.

Памятник стоял возле часовни святого благоверного князя Александра Невского, построенной в 1882 году на пожертвования крестьян в память мученической кончины «царя-освободителя». Памятник сбросили, по всей видимости, вскоре после революции, а постамент оставили. Кстати, по соседству находилась больница, и впоследствии многие местные жители, не знавшие об истинном происхождении постамента, думали, что это могила какого-то доктора, служившего в больнице. В годы «безбожия» в донельзя изуродованной часовне устроили керосиновую лавку. После того как в конце 1980-х – начале 1990-х годов была возрождена муринская церковь Святой Екатерины, пришел черед и часовни: ее восстановили в 1997 году. А старый пустой постамент так и стоит сиротливо перед возрожденной часовней…

Правда, в столице империи установить памятник Александру II так и не удалось: проводившиеся конкурсы никак не могли выявить проект, достойный для осуществления. А в Москве памятник Александру II появился еще в 1898 году. Его воздвигли на пожертвования, вклады сыновей Александра II, купеческих, дворянских и других организаций, в том числе и на народную подписку.

Сохранившийся постамент бывшего памятника Александру II у часовни Александра Невского в Мурино. Фото автора, 2006 год

Автором памятника стал талантливый скульптор-монументалист и художник Александр Михайлович Опекушин, участвовавший в создании памятников «Тысячелетие России» в Новгороде и Екатерине II в Петербурге, создавший памятник А.С. Пушкину в Москве и Петербурге (тот, что стоит на Пушкинской улице). Однако самыми его грандиозными работами явились московские памятники Александру II в Кремле и Александру III близ храма Христа Спасителя.

Именно московский памятник царю-освободителю, стоявший в Кремле, и стал образцом для новоладожского памятника. Когда 19 апреля 1911 года городская дума Новой Ладоги приняла решение о воздвижении монумента в честь Александра II в связи с пятидесятилетием отмены крепостного права, то бюджет города позволил заказать изготовление памятника литейному заводу Э.Э. Новицкого по его каталогу. В качестве образца выбрали памятник, установленный в Московском Кремле.

Государь там изображался в полной генеральской форме, в императорской порфире, то есть в том одеянии, в каком он венчался на царство. В левой руке император держал скипетр, а правую простирал к народу. A.M. Опекушин настолько «погрузился в материал», что впоследствии поставил в разных городах и странах около десяти памятников Александру П. «Мне кажется, – вспоминал скульптор, – я мог бы вылепить статую покойного Императора, закрыв глаза, – до такой степени у меня жив в памяти его образ».

Памятник в Московском Кремле представлял собою не столько скульптурное, сколько архитектурное произведение. Бронзовая статуя императора высотой в шесть с половиной метров стояла под шатровой сенью, увенчанной двуглавым орлом. С трех сторон памятник окружала крытая галерея, ее потолок украшали 33 мозаичных портрета русских правителей – от Святого Владимира до Николая I. На пьедесталах колонн помещались гербы бывших удельных княжеств и присоединенных к России земель.

Памятник Александру II, торжественно открытый перед Гостиным двором в Новой Ладоге 16 июня 1913 года, был, конечно, гораздо скромнее московского, без галереи, без шатра. Памятник стоял на постаменте из серого гранита, окруженный гранитными тумбами с цепями. Заказать скульптуру из бронзы для Новой Ладоги оказалось слишком дорого, поэтому выбрали более дешевый вариант – из цинка, покрытого слоем бронзы.

В газете «Озерный край» сохранилось подробное описание церемонии открытия памятника – с крестным ходом, колокольным звоном, молебном и церемониальным маршем. Как писала газета, «всем понравилась задумчивая поза царя со вперед протянутой рукой, одетого в военный мундир, с порфирой сверху с державой в левой руке, поддерживаемой орлом…».

1918 год стал роковым для памятников царю-освободителю, деду свергнутого и расстрелянного Николая П. Снос памятников происходил в ходе кампании по избавлению коммунистической России от монументов «царям и царским слугам». Александр II стал объектом особого неприятия новой власти. По всей России памятники Александру II свергали с постаментов. Это была не просто борьба с памятниками – символами прежней эпохи, а нечто вроде публичных политических казней.

Под крики возбужденной толпы на памятники набрасывали веревки, дружным усилием скульптуры сбрасывались с пьедесталов. Потом нередко их привязывали за ноги к лошадям и тащили по улицам. Если рядом находилась река, то скульптуру топили в реке. Так поступили, к примеру, с памятником Александру II в Рыбинске, утопленным в Волге в 1918 году. Тогда еще не пришло время прагматизма времен индустриализации, когда памятники снимали ради переплавки. На освободившиеся постаменты нередко воздвигали статуи революционных вождей.

А.М. Опекушину довелось пережить гибель своих творений. Он умер в 1923 году в селе Рыбница Ярославской губернии.

Памятник Александру II в Московском Кремле – «старший брат» новоладожского – также разрушили в 1918 году. Новые власти припомнили, что памятник после своего открытия не раз вызывал критические отзывы в печати: его обвиняли в громоздкости, безвкусии, безыдейности, бездарности и несоответствии «древнему величию Кремля». Галерея и шатер (под ними красногвардейцы стали играть в футбол) сохранялись до 1928 года, а потом и эти остатки монумента снесли.

Памятник С.М. Кирову на постаменте памятника Александру II перед Гостиным двором в Новой Ладоге. Фото автора, 2000 год

Новоладожский памятник царю-освободителю разделил судьбу десятков провинциальных памятников Александру П. Осенью 1918 года памятник сбросили матросы, прибывшие в Новую Ладогу для поддержания «революционного порядка». Скульптуру обмотали веревками и обрушили на землю. По одной версии, скульптуру, поврежденную при падении, утопили в Волхове, по другой – увезли неизвестно куда…

На освободившийся постамент 7 ноября 1918 года установили бюст Карла Маркса, выполненный известным впоследствии скульптором В.В. Лишевым. По словам Лишева, бюст для Новой Ладоги явился его «первым произведением на новую тему воздвигнутую перед художником революцией». Впоследствии бюст перенесли, а на этот же постамент в 1947 году водрузили скульптуру С.М. Кирова работы скульптора Н.В. Томского. Там она и стоит поныне.

В юбилейном, 2003 году в Петербурге наконец-то появился памятник Александру П. Его установили перед входом в бывшую Академию Генерального штаба на Суворовском проспекте (ныне это Военная академия связи). Памятник работы М. Антокольского находился прежде в Киеве перед Институтом благородных девиц. В 1923 году памятник сняли и отправили в запасники Киевского музея русской скульптуры. Теперь он стал киевским подарком к трехсотлетию Петербурга.

В Москве довольно долго шли разговоры о восстановлении опекушинского памятника Александру П. Предложение, прозвучавшее в феврале 2002 года, принадлежало инициативной группе от политической партии «Союз правых сил». Московская мэрия поддержала эту идею. Первоначально предполагалось установить памятник возле Кремля, однако впоследствии для него нашли другое место – возле храма Христа Спасителя. Изменилась и сама концепция: решили не копировать опекушинское творение, а на его основе создать новый памятник. Победителем конкурса стал скульптор, народный художник России, академик Российской Академии художеств Александр Рукавишников. Памятник Александру II в Москве торжественно открыли в начале июня 2005 года.

Что ж, коль Москва восстановила памятник Александру II, то, может быть, стоит подумать о восстановлении опекушинского памятника царю-освободителю в Новой Ладоге? Нет сомнения, что здесь обязательно нашлось бы достойное место для возрожденного памятника, он, как и прежде, стал бы городской достопримечательностью. Тем более что Александр II имел к Новой Ладоге самое непосредственное отношение: в первый год его царствования, 1861-й, начались работы по строительству нового Ладожского канала. Спустя пять лет канал открыли, и, по ходатайству купечества, император дал «высочайшее соизволение» назвать новый водный путь своим именем. До сих пор Новоладожский канал (или канал имени императора Александра II) используется для местного судоходства.