355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Герман » Гребаный саксаул (СИ) » Текст книги (страница 2)
Гребаный саксаул (СИ)
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:48

Текст книги "Гребаный саксаул (СИ)"


Автор книги: Сергей Герман


Жанр:

   

Повесть


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

"Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил..."

Потом деревянными негнущимися пальцами взял ручку и поставил закорючку напротив своей фамилии. Потом мы отправились на праздничный обед. В честь праздника каждому выдали по два пряника и несколько конфет. После обеда не было ни работ, ни занятий. Праздник!

В часть приехал фотограф, чтобы сфотографировать нас в торжественный день. Кому то даже удалось сфотографироваться с автоматом в руках. Сейчас я часто рассматриваю эту фотографию. На ней запечатлён ещё не растерявший гонора юнец в необмятой, необношенной парадке, со взглядом человека, даже не представляющего, что с ним будет завтра, не то что через неделю.

Утром снова наступили суровые армейские будни.

Ещё задолго до подъёма по лестнице крался прапорщик Зингер.

Он появлялся в части в пять утра, приезжая на попутных машинах, которые везли в город молоко с первой дойки. Служил за себя и за командира роты. Армия была его жизнью. Видя его спозаранку, дневальные ворчали: «Его наверное жена запилила, что он сюда, как кобель на случку бежит!»

Самым большим удовольствием Зингера было подловить дремлющего дневального.

Тогда старшина радостно кричал:

– Дневальный!.. Тащи станок едальный!

Затем следовал старческий апперкот в корпус дневального и довольный старшина шёл собственноручно поливать розы.

Перед казармой была разбита клумба на которой росли великолепные садовые розы сорта «Кордес» .

Поливая розы, старшина обычно гундел какую-то мелодию. Из-за гор появлялось солнце. Пахло нагревающимся асфальтом, зеленью и цветами.

Но обычно битый и опытный дежурный по роте перехватывал Зингера у крыльца. Следовал доклад, что за время дежурства происшествий не случилось. И расстроенный старшина шёл к себе в каптёрку, где долго о чём-то жаловался двум кенарам, сидящим в клетке. Поливать розы поручалось наряду по роте.

Командиром нашего взвода был капитан Диянов. Тот самый, что привёз нас в учебку.

Диянов – любитель выпить, полный, юморной, но очень жестокий.

Заместитель командира взвода – Саня Каныга. Толстенький как колобок, вёрткий, чрезвычайно изворотливый и горластый.

Но фамильярно по имени мы называем его только между собой. Официально– товарищ сержант.

В Диянове уживалось как бы два человека. В трезвом состоянии это был спокойный уравновешенный командир, никогда не бросающий подчинённого в беде и холодный циничный садист в поддатом состоянии.

Таким он обычно бывал во время дежурства по части. Около часа ночи он появлялся в роте. Дежурный по роте поднимал Каныгу. Тому ставилась задача, в течение двадцати минут найти водку.

Хитрый Каныга для такого случая всегда держал Н/З. В этот раз неприкосновенный запас оказался выпит. Каныга бежал от разгневанного капитана перепрыгивая через кровати, а Диянов шёл следом, круша тумбочки и переворачивая кровати. Потом говорили, что кое-где он даже отдирал доски пола.

Каныга перелез через забор. Поднял с постели завмага Хабиба. Взял у него водку. Вернулся в часть, выпил с Дияновым и они помирились.

* * *

Каждый день у нас был расписан по минутам.

После подъёма – зарядка. Потом утренний развод, сидение в классах, стирка, чистка обуви, оружия, труска одеял, караул, программа «время», сон.

В выходные дни – построения через каждые полчаса, кросс, спортивные мероприятия.

Как правило, офицеры своим присутствием не докучали. После обеда, кроме дежурного по части все офицеры расходились по домам. За главных оставались сержанты.

Кроме офицеров и сержантов, были ещё прапорщики. Это такая категория военнослужащих, которая везде чувствует себя дома. В любой части, на любой точке, в любой дыре. Главное условие, чтобы там был какой-нибудь склад. А прапорщик уже сам придумает, как это приспособить к делу, продать или обменять.

Однажды начальник продсклада прапорщик Рябчинский решил вынести со склада томатную пасту. Паста была в металлических банках по десять килограмм.

Две банки прапорщик нёс в руках. Третья в руки не поместилась, и он катил её ногами.

Офицер тянет лямку, пока носят ноги, у него стимул – звёзды, карьера. Прапорщику карьера не нужна. Он служит, пока тянут руки. Всё в дом. Тяжелый, но успешный труд. К концу службы прапорщик с выслугой 25-30 лет получает пенсию как подполковник. При этом у умного прапорщика – дом полная чаша.

Прапорщики всегда всем довольны. Женятся на бойких барышнях со средним образованием. Жёны рожают им сыновей, которые со временем тоже становятся прапорщиками и также как их отцы ищут, где и что плохо лежит.

Или дочерей, которые становятся женами офицеров.

Богата наша Родина, и не жалеет она средств для своей защиты.

Главное оружие страны

Не ракеты, бомбы и не танки.

Были склады до краёв полны,

А теперь в них мыши да портянки.

Это русский прапорщик прошёл

И своим снабженьем озабоченный,

Все склады до ниточки подмёл,

Стырил даже то, что приколочено.

Так что мы перед любым врагом

Не спасуем, и ещё до рати,

Прапоров им в тыл зашлём тайком,

Сразу станет нечем воевать им.

Через месяц, после первой получки Каныга собрал с нас по два рубля на бытовые нужды. В конечном итоге купил каждому пластиковую мыльницу, половинку пенала под зубную щетку и по два набора с иголками и нитками.

Этого ему показалось мало, и Каныга собрал с нас ещё по 50 копеек на подворотнички. Это была вершина коммерческого таланта нашего замкомвзвода. Вместо подворотничков появилась новенькая простыня, которую он разорвал на узкие белые полоски. Каждому досталось по пять.

Простыню Каныга спёр у старшины, прибыль положил в карман.

По идее, всем этим нас должна была обеспечить армия.

Через много лет вспоминая своего замковзвода, я совершенно искренне считаю его экономический потенциал равным потенциалу Романа Абрамовича. Тот в свои армейские годы тоже провернул подобную операцию по накоплению первоначального капитала. Только вот Сане Каныгину не повезло. Не встретились на его пути Боря Березовский, Таня Дьяченко с Валей Юмашевым. Но зато Саня возвратившись после дембеля домой, стал прапорщиком. Я думаю, что он оказался умнее Абрамовича. Тому чтобы зарабатывать на жизнь приходилось работать, рисковать, прятаться от злодеев. Прапорщик Каныгин всё нужное человеку для счастья имел, ничего не делая и ничем не рискуя.

Обычно в столовую роту водил старший сержант Беккер. Это был хороший сержант, честный и справедливый. Я ни разу не слышал, чтобы он кого-то ударил.

– Рэз, рэз… рэз-двэа-три… Командует он: – ррэз… ррэз… ррэз – двэ – три! У него так и выходило: Двэ! Рэз..– двэ…– три!

Во рту старшего сержанта тускло поблескивал металлический зуб. По слухам, полтора года назад зуб ему выбили пьяные дембеля, когда он отказался стирать кому то хебе.

– Ррэз… ррэз… ррэз – двэ – три!

Подходим к столовой и, здесь маршируем на месте. Потом звучит команда, и мы по одному «залетаем» в зал. Занимаем места у столов, – по десять человек за каждым. По команде садимся, и через некоторое время раздаётся:

– Раздатчики пищи встать!

При этой команде, строго одновременно у каждого стола, вскакивают по одному курсанту, из сидящих в середине.

– Приступить к раздаче пищи!

Второй сержант в это время уже пьёт чай.

По алюминиевым тарелкам разливается суп или раскладывается каша, которые проглатываются за одну минуту. В эмалированных кружках –чай. Сахар. Кусок хлеба с маслом, кажется пирожным. Жаль, что масло только раз в день – утром.

Сержант встаёт, тщательно расправляет гимнастёрку.

– Закончить приём пищи! Строиться!.. Бегом!

Мы выбегаем на улицу, строимся и, печатая шаг, маршируем в казарму. Наступает послеобеденное личное время, потом опять построение и Каныга зачитывает кому куда. В советской армии праздность не приветствовалась.

Каждый день мытье полов, чистка овощей, стирка, уборка территории и казармы, кухонный, суточный и прочие наряды, чистка сапог, латание дырок, бесконечное натирание бляхи и тому подобное.

Кто-то идёт в наряд, кто-то на самоподготовку в классы, кто на работу к бабаям. Бабаи – это советские колхозники, они же местные феодалы. Особо уважаемые люди: Юсуп, Сабир, Фархад. Они огородники. Имеют много гектаров сухой перепаханной земли на которых растут помидоры, арбузы, лук.

Самые уважаемые люди в Средней Азии ходят в хромовых сапогах с надетыми на них лакированными галошами.

Эти сапоги с галошами для них что-то вроде галстука для ответственного работника или шляпы для человека, считающего себя интеллигентом.

Мы пропалываем сорняки, таскаем мешки с урожаем и удобрениями. Хозяин кормит нас домашним лагманом и поит чаем с конфетами.

Все это заменяет занятия по рукопашному бою, метание ножей, стрельбу по македонски, атлетические упражнения и прочую боевую учёбу.

Есть ещё Хабиб. Он не советский колхозник, а заведующий магазином. Но тоже очень уважаемый человек. Хабиб строит большой двухэтажный дом. Он абсолютно цивилизован. Закончил институт, хорошо говорит по-русски. Носит модные штатовские джинсы, батник, чёрные импортные очки-капли.

У КПП толпилась группа местных. Они были в халатах и тюбетейках. Что-то обсуждали, жестикулировали.

Наш взвод идёт в класс.

Диянов спросил:

– А кто мне скажет, что это такое. Большое, волосатое, начинается на «х»?

Взвод молчал.

Диянов ухмыльнулся.

– Подсказываю: заканчивается на «й». Некоторые покраснели. Штеплер сказал:

– Ну это... И тоже покраснел.

* * *

… После школы я никуда не поступал. Ждал повестку в армию. Надеялся возмужать. Повзрослеть. Мама говорила: «В армии из тебя сделают человека».

Почти год до призыва я работал в котельной, кочегаром. Я закидывал уголь в печи и читал. Я перечитал все книги, которые были у нас в доме. Потом перечитал все учебники, которые не раскрывал в школе.

У моего отца был приятель Валера Орлов. Он служил прапором в нашей части, а до этого в Германии, откуда привёз много книг на русском языке. Иногда он давал их мне.

Это были самые золотые месяцы моей жизни. Всё оборвала повестка из военкомата.

Я поднял руку.

– Хэмингуэй.

Капитан повернулся ко мне.

– Ну и как тебе Хэмингуэй?

– Мне понравился.

– А что именно понравилось?

–Мировозрение.. Всё просто и понятно. Мужчины простые и сильные, женщины слабые, собаки – верные.

– Так, так. А кого ты читал ещё?

– Много кого: Фолкнера, Ирвина Шоу, Скотт Фицджеральда, Экзюпери.

Я не читал Экзюпери. Мне он не понравился за имя, но им тогда все восторгались и я назвал этого лётчика для понтов.

– А «Малую землю»?

– Читал!

– Ну и как?

– По-моему, дрянь.

Капитан засмеялся.

– Назначаешься старшим. Диктуешь текст от сих до сих. Остальные пишут. Через сорок пять минут перерыв. Исполнять!

Диянов уходит. Мы пишем и мечтаем о гражданке.

Вечером полуживые от усталости смотрим программу «Время». Просмотр обязателен. Утром будет политинформация. Нужно знать «назубок» фамилии, имена и отчества членов Политбюро ЦК КПСС.

Многие спят. Самые хитрые научились спать с открытыми глазами.

Подкрадывается Каныга.

– Внимание, тем, кто спит... Встать!

Грохот опрокинутых табуреток.

* * *

Утреннюю политинформацию проводил агитатор взвода по прозвищу Фара. Замполит Кравченко о чём-то переговаривался с Дияновым. За последними столами дремали с открытыми глазами.

Фара долго и нудно перечислял достижения советской власти. Когда он сказал о том, что Советский Союз уже догнал и перегнал США по производству мяса, молока и колбасы проснулся Штеплер:

– Ага, – сказал он. – А у нас в посёлке из всех видов колбасы только – хер!

Штеплера сослали на кухню, в наряд. Хорошо, что хоть не на губу.

* * *

За территорией части стоял небольшой домик, огороженный забором с колючей проволокой поверху. На калитке была приварена металлическая звезда. Издали санчасть походила на маленькую тюрьму. В неё попадали в основном из-за потёртости ног или по блату.

Запах больницы стал ощущаться ещё на крыльце. Давид лежал на койке.

В углу располагалась плита. На плите стоял чайник из солдатской столовой. Я окинул взглядом побеленные стены. Репродукцию картины Шишкина «Утро в сосновом бору» над столом, стопку книг на подоконнике.

– Ну, – сказал я, – и чего ты лежишь? К тебе пришёл тяжело больной друг, а ты не обращаешь на него внимания. А как же клятва Гиппократа?

Давид усадил меня на стул. Заглянул в рот.

– Глотать больно?– спросил он.

Я энергично закивал.

– Ясно! Ангина.

– Это не смертельно? – поинтересовался я.

– Нет, не думаю. Но потребуется постельный режим.

– Раз надо, значит надо. Я готов.

* * *

В роте пошла новая мода, если кому то переставали приходить письма от девушки, он тут же мазал сапожным кремом подошву сапога и делал жирный оттиск на развёрнутом тетрадном листе. Потом этот листок, с корявой надписью «Если бы не эти сапоги, тебя бы уже давно трахали китайцы» посылал бывшей возлюбленной. Такие письма уже отправили Полуянов, Саня Батраченко, Саржевский.

Я спросил Саржевского:

– А ты то кому послал? Неужели тебе какая-то тёлка давала?

Саржевский понёс какую-то чушь, типа того, что у него этих тёлок было, как гуталина у брата кота Матроскина. Стал показывать фотографию с какой-то толстой тёткой, с выбитым передним зубом.

Я искренне порадовался за него.

Ровно через два дня, после того как Саня Батраченко, хороший добрый парень с Украины послал солдатское прости своей девушке, ему пришло пять писем с извинениями, что дескать девушка попала в больницу и не могла писать. Как говорил мой школьный товарищ Вова Некрасов «Слабосильны верблюды познаний человеческой глупости».

* * *

В санчасть явился замполит первой роты старший лейтенант Осинцев. Он был дежурным по части и зашёл посмотреть на больных. Это был очень нормальный офицер. К нам его перевели из Джамбульского вертолётного полка, который стоял в Афганистане.

Мы прятались от жары в курилке, разговорились. Осинцев говорил:

– Вот отделится Украина, уедут немцы, кто тогда Россию защищать будет

Я спрашиваю:

– Как отделится?

Это была единственная фраза, которую я смог выговорить.

Осинцев усмехнулся:

– А вот так! Сначала прибалты, потом азиаты и Кавказ. Они давно уже на сторону смотрят. Ты хочешь сказать, что не хочешь уехать?

Я не хотел. Я просто не думал об этом.

* * *

Капитан Диянов заступил в наряд по части.

Заявился в санчасть. Увидел меня, хмыкнул:

– Хватит валяться. У меня больных не бывает. Через двадцать минут жду в роте. Ты заступаешь в наряд.

В роте я был уже минут через десять.

Сержант Каныгин смотрел в журнал.

– Ты и ты! Завтра дневальные.

– Есть!

– Дежурный по роте – Каныга смотрит на меня. Я вытягиваюсь во фрунт.

– Ты!

–Есть.

Это мой первый наряд по роте. Дежурным! Определённо я начинаю делать карьеру.

* * *

Ночью всегда хочется жрать.

Беру сигареты выхожу на крыльцо. Стоит мягкая, бархатная южная ночь. Липкое, душное марево висит в воздухе, обнимает плечи, сползает на асфальт, отталкивается от него и плывет, растекается в воздухе.

Вдыхаю жаркий таджикский воздух. Исступленно звенят цикады.

Вдалеке, над учебным корпусом, лениво, словно понимая, что сегодня выходной, повис красный флаг.

«Как наденешь галстук – береги его, он ведь с нашим знаменем цвета одного…»

Когда то давно, ещё в той прошлой жизни Боб Черемисин учил меня,

«Если хочешь выжить в армии или тюрьме, забудь прошлую жизнь. Никогда не вспоминай прошлое. Живи настоящим. Представь, что ты боевой самолёт, загруженный боезапасом и который уже прошёл точку невозврата. Ты должен понимать, что будешь жить ровно до тех пор, пока летишь. Поэтому если надо будет драться, дерись. Будешь голодный, укради или отбери, но не проси милостыню. И не думай о том, что намотают срок или отправят в дисбат.

Новая жизнь, чужие лица, запахи, отношения, под которые нужно было постоянно подстраиваться позволяли на время забыть о доме, отвлечь от мыслей о будущем. Об этом не надо было думать. Нельзя. Иначе накрывала, доставала, нахлобучивала тоска. Тоска это слабость.

* * *

На территории части был бассейн с голубой водой. Но солдат в него не пускали. Днём там плескались офицерские жёны. По ночам – сержанты из постоянного состава. С подъёма у бассейна выставляли дневального.

Чеченцы из первой роты присутствие дневального игнорировали. Они даже не давали себе труда материться. Просто перелезали через ограждение и сразу били дневального по физиономии.

Сажать чеченцев на гауптвахту было бесполезно. Вышибать с применением грубой физической силы тоже. Они ничего не боялись.

Навёл порядок замполит первой роты старший лейтенант Осинцев. Он построил чеченцев и прочитал лекцию о том что физиология женщины устроена так, что заходя в воду у неё непроизвольно начинается мочеиспускание.

– Вы хотите купаться в воде, в которую нассали офицерские бляди?– спросил он.

Чеченцы были брезгливы. Атаки на бассейн прекратились.

Осинцева вызвал к себе замполит части капитан Сероштанов и за офицерских блядей поставил раком его самого.

* * *

Солдаты в первой роте кололи татуировку. Самолёт, летящий в облаках и надпись ВВС. Наколку делали иголкой и чёрной тушью. Я загорелся сделать такую же. Мне на бумажке нарисовали эскиз. В следующее воскресенье мне её набил Штеплер. Бил профессионально, механической бритвой «Харьков».

Во время зарядки наколку увидел Каныга. Удивился.

– Ну ты приборзел, сынок!

Отвёл в каптёрку. Там сидел старший сержант Беккер.

– Что случилось? – спросил он Каныгу

Замковзвода ткнул меня пальцем в грудь. Побольнее постарался, сука.

– Самолёт на плече напортачил.

Беккер перевел на меня глаза. Я вытянулся по стойке смирно.

– А чего ты хотел? Человек служит в авиации и горд этим. Он же не бабу голую изобразил, как ты, а самолёт! Отправь его в наряд на кухню и забудь.

Вечером я уже мыл миски в посудомойке. Витя Беккер был очень авторитетным сержантом. Инцидент был исчерпан.

* * *

Прапорщик Зингер перед строем спросил:

– Кто может обращаться со столярным инструментом?

Штеплер шагнул вперёд:

– Я!

Зингер с подозрением спросил:

– Правда умеешь?

–А то! – сказал Штеплер. – Потомственный столяр! Могу вам изготовить мебель не хуже чешской!

Очень уж не хотелось ему в посудомойку.

Когда Штеплер пилил доску к нему подошёл рядовой Мамажонов, призванный из глухого азербайджанского села. Похлопал Штеплера по откляченному заду. Сказал:

– Какой хорощий жоп?! Больщой! Белий!

Штеплер повернулся к нему всем телом и с перекошенным лицом кинулся к его горлу. Рыча повалил на землю. Приставил к горлу ножовку и закричал:

– Сейчас отрежу башку, сука!

Мимо курилки проходил капитан Кравченко. Белого от бешенства Штеплера скрутили. Как идейно не выдержанного и склонного к нарушению дисциплины через два дня отправили на аэродром Аягуза. Там была самая лютая дедовщина, а ещё, во время песчаных бурь в туалет ходили держась за верёвку.

* * *

Последним испытанием перед признанием нас как специалистов колёсных спецмашин и последующим выпуском из ШМАСа был пятисоткилометровый марш. Военным водителям предстояло продемонстрировать навыки подготовки к действиям по тревоге, умение двигаться в составе колонны, в условиях ограниченной видимости и бездорожья.

Предстояло выбрать маршрут. Командир роты тоскливо перебирал варианты, водил пальцем по схеме:

– А если сюда?.. Нежелательно. Слишком оживлённо, по дороге гонят овец на мясокомбинат. Год назад военные водители там раскатали по асфальту целую отару вместе со сторожевыми собаками.

Несмотря на редкую заселенность Таджикистана при совершении марша невозможно миновать кишлаки, посёлки и прочие населённые пункты. К тому же командира заботит техническое состояние машин. Не придётся ли тянуть на сцепке заглохшую машину?

Второй немаловажный вопрос. Большинство военных водителей закончили автошколу и получили права только перед самым призывом. Были и такие, кто первый раз сел за руль только перед сдачей экзамена.

Были приняты стратегически правильные решения. Ну его на хер этот пятисоткилометровый марш. Сделаем двести туда, двести обратно. Хватит. Заодно и бензин сэкономим!

В кабину к каждому водителю приказано было посадить старшего– офицера или прапорщика. В виду нехватки офицеров и сверхсрочников старшими машин назначали также инструкторов– срочников из постоянного состава.

Мне достался Газ-66. Инструктор, ефрейтор Ганиев шланговал в санчасти.

Старшим назначили прапорщика Рябчинского, начальника продсклада. Он сел на пассажирское сиденье и сразу же задремал.

Двигатель моей машины взревел, чихнул и заглох. Я мгновенно вспотел. Несколько раз прокрутил стартер. Дремота у старшего машины сразу прошла.

–Что случилось? – спросил он.

–Не знаю, – ответил я – мотор не заводится.

–Надо завести!– Посоветовал прапорщик. Помолчал.– Иначе трибунал!

Я выскочил из кабины, открыл капот и стал смотреть на мотор. Я ничего толком не понимал и только трогал провода в надежде найти причину неисправности.

Двигатель не заводился. Прибежал командир роты майор Цирулин.

Он взобрался на бампер и стал перебирать провода вслед за мной.

-Зажигание проверял? – спросил он.

Я вспотел, ещё больше. Выкрутил свечи. Искра была на месте. Командир роты начал нервничать. Я безуспешно копался в двигателе. Из санчасти срочно доставили инструктора. Газ-66 оказался без бензина. Машину заправили, завели. Командир роты обложил матом меня, инструктора и заодно начальника продсклада. Последовала команда: «По местам!»

Ещё минут через двадцать из автопарка в облаке дымных выхлопов, выполз километровый зелёный змей.

Мы тронулись в путь.

В пути несколько раз останавливались. Оправиться, осмотреть технику, подождать отставших.

Неожиданно объявили построение.

Замполит роты капитан Кравченко выступил с речью. Дескать, мы боевая воинская часть и должны соблюдать максимум секретности, а кто-то из солдат пошёл по большой нужде, а потом подтёр задницу конвертами, на которых был написан номер в/ч и фамилия солдата.

Он собрал использованные обрывки и теперь знает его фамилию, номер воинской части и адрес её дислокации.. А если бы на его месте оказался враг?

Каныга предупредил, что в конечном пункте нас ждут репрессии. Не обманул. Пока повар варил в полевой кухне кашу, нас погнали в горы.

Автомат. Подсумок с двумя магазинами, слава богу, пустыми. Противогаз. Саперная лопатка, малая. Фляга с водой. Топот. Хрипы. Пыль. Пот.

Лопатка бьет по ногам, норовя заехать по яйцам. По спине и заднице лупит приклад автомата.

– Не растягиваться!

Мы забегаем на гору уже в пятый раз.

Слышен мат сержанта Каныгина. Пятна противогазных масок вместо лиц.

– Когда же, блядь, будет перекур?!

– Га-а-зы!

Хоть бы поскорее кто-нибудь свернул здесь шею, что ли?

Бежим по склонам горы. Вверх – вниз, вверх – вниз...

Вниз бежать легко. Надо только смотреть, чтобы не сломать шею. Зато подъем, долгий, нескончаемый. Мы почти ползём, хватаясь руками за камни, какой– то колючий кустарник.

Бегущие сзади и по бокам сержанты бодро пинали нас по ногам.

Капитан Диянов не спеша бросал под ноги взрывпакеты.

– Вперёд, обезьяны!

По спине и из-под мышек бегут ручейки пота. Лёгкие хрипят и и выворачиваются.

Есть! Есть всё-таки Бог на свете. Кто-то из первого взвода рухнул в яму. Какой-то металлической фиговиной внутри противогаза ему срезало кончик носа. Когда сорвали с лица противогаза, из него вылили наверное стакан крови.

Давид показал себя настоящим профессионалом. Он залепил рану пластырем, обмотал голову раненого бинтом и на санитарной машине с инструктором рванул в ближайший населённый пункт. Нам разрешили устроить привал. Мы скинули сапоги, перекуривали и у всех в голове крутится одна и та же мысль.

Вот сука! Почему не пизданулся раньше?

Здесь могут нас назвать собакой,

Стереть достоинство и честь.

Но мы в душе пошлем всех на х ер

И как всегда ответим: Есть!

Марш завершался приказом о допуске личного состава, как успешно прошедшего марш, к эксплуатации техники.

* * *

Наш взвод заступил в караул.

Начальник караула спал – на нём портупея, полевая форма, сапоги. В изголовье мерцала тусклая лампочка.

Мне нравится ходить в караул. Там хоть ненадолго можно оказаться одному. Со своими мыслями, воспоминаниями, мечтами.

Капитан Диянов дежурный по части. Заявился в караульное помещение. Позвал меня в курилку.

– Слушай сюда. Каныгин уходит на дембель. Мне нужна замена. Хочу оставить тебя. Не возражаешь?

– Почему меня?

– Я так решил. Но могу подробнее. Не стучишь. Не дурак. Службу любишь. Ещё?

– Никак нет. Достаточно.

– Тогда так. Через две недели рота уезжает на уборку. Ты остаёшься со мной. Привыкай. Находи общий язык со старшиной. Он единственный здесь, кто знает службу. Кстати, ты знаешь, что он фронтовик?

– Нет, товарищ капитан.

– Теперь знай. Два ранения, медаль «За отвагу». К ноябрьским получишь младшого. Если начнёт вербовать Залупа, сразу посылай его на хер и скажи мне. Всё понял?

– Так точно!

Нашу роту отправили на уборку урожая. По этому случаю экзамены были сданы досрочно. В части оставался только наряд и караульный взвод.

В часть прибыли абитуриенты – солдаты и сержанты, собирающиеся поступать в военные училища. Около месяца они готовились к вступительным экзаменам.

* * *

В воскресенье, с утра прибежал дневальный.

– Иди, тебя Зингер вызывает.

У старшины, в каптёрке сидел незнакомый сержант в спортивном костюме, из абитуры.

– Костя, – протянул он мне руку.

Зингер пил чай из стакана в мельхиоровом подстаканнике.

Костя курил, красиво пуская дым колечками.

– Пойдёте домой к майору Цирулину, поможете его жене переставить пианино. А то грузчики привезли и бросили его как попало.

По коврам в сапогах не ходить. Водку не пить. Матом не разговаривать! А то будет вам ой– ё– ёй!

Мы с Костей неспешно двинулись в городок, где жили офицеры с семьями. Новобад городок солнечный, приветливый. Встречные с нами здоровались.

По дороге я узнал, что Костя Можейко москвич. Парнем, как мне показалось, он был улыбчивым и доброжелательным. И всё у него было хорошо.

У подъезда стоял фургон.

Костя нажал белую кнопку звонка. Звонко залаяла собака.

Дверь отворила рослая дама лет тридцати пяти, не меньше. На мой взгляд старуха. На ней был розовый халат с оборками, похожий на пеньюар. В ногах у дамы крутилась похожая на мотоцикл такса. Молча она пропустила нас в следующую комнату.

Пианино стояло в зале. Оно казалось тяжёлым, килограмм под двести и было наверное дорогим. Слава Богу, что его надо было всего лишь поставить в угол.

Сидя в коридоре, я делал вид, что пытаюсь снять сапоги. Представил себе волочащиеся по полу штрипки своих галифе, вид портянок, запах конюшни.

Костя подошёл к пианино, присел на вертящийся стул.

Внизу, словно затвердевшие языки, торчали педали.

Он приподнял крышку и ударил пальцами по клавишам. Раздался глухой стук, словно падали орехи на клавишную плитку. Щёлк. Щёлк.

В импортной стенке блестели хрустальные вазы.

– Ты чего разуваешься что ли? – окликнул он меня, – хозяйка предупредила: Разуваться не надо.

Я почувствовал облегчение. Благополучно пересёк прихожую.

На столе уже стояли шпроты, виноград, в глубоких тарелках– лагман. В хрустальном графинчике багрово рдело вино.

Жена майора курила, манерно держа сигарету в отведенной руке.

Потом повернулась к Костику. Значительно колыхнулись объёмные груди под пеньюаром. Скорее всего, они продолжали свой, только им понятный и давно начатый разговор.

– Мой милый мальчик! Ты думаешь, что наш мир живёт иначе чем ваш? Ты ошибаешься. Наш мир точно такой же. Военный городок это мир уязвленных самолюбий, растоптанных амбиций, бесконечных зависти и сплетен. Жена подполковника Окулова поручает жене прапорщика Кучинского штопать мужнино бельё. А та в отместку разносит по всему городку, что командир ходит в штопаных трусах. В нашем городке, как и во всей стране живут нищие, мстительные и завистливые люди… Ладно ребята, на сегодня всё. Спасибо за помощь. Я попрошу Якова Михайловича, пусть поощрит вас увольнительной. – Жена командира роты задумалась: – А вы Константин, пожалуйста, задержитесь. Заодно посмотрите розетки.

* * *

Почти дойдя до санчасти я вспомнил, что забыл в квартире свои наручные часы. Возвращаться было лень, но часы было жаль. Отцовский подарок.

Тяжелая, обитая качественным коричневым дерматином дверь была слегка приоткрыта. Секунду я стоял в замешательстве. Потом переступил порог. В квартире стояла тишина. Такса лежала в коридоре, положив голову на передние лапы. Слышался какой то шорох в зале. Стоны. Я сделал несколько шагов вперёд. Жена майора стояла спиной ко мне, уткнув голову в спинку дивана. Светлые длинные волосы разметались по подушке.

В вечернем полумраке матово светился её пухлый зад. Рядом, со спущенными штанами шумно дышал абитуриент Костик.

Я попятился. Собака проводила меня понимающим взглядом. Я тихонько прикрыл дверь. Скатился по ступенькам вниз. В подъезде было тихо и прохладно. Пахло жареной рыбой.

* * *

Абитура чувствовала себя вольно. Наверное, многие уже видели себя офицерами. После обеда они забив на самоподготовку валились в сапогах на кровати. Ночью уходили в самоход.

Однажды, будучи дежурным по части, Диянов пришёл в роту во время «тихого» часа. Увидев спящую абитуру, он устроил истерику с переворачиванием кроватей и выбрасыванием в окно тумбочек.

* * *

В сентябре началась отправка по частям. Мы выучили незнакомые, и непривычные названия – Аягуз, Уч– Арал, Жангиз Тобе.

Наш взвод разъехался. Ушли дембеля. Беккер уволился старшиной. Каныгин – старшим сержантом. Он долго крутился перед зеркалом в шинели и офицерской шапке, разочарованно вздыхая: «Говорил же я Диянову, что не нужен мне старший сержант. Три полоски на погоне смотрелись лучше».

В часть привезли молодых.

Незаметно подошли ноябрьские праздники. Как и обещал капитан Диянов, я получил младшего сержанта. Гарнизон перешёл на зимнюю форму одежды. «Деды» и «черпаки» достали из каптерки старые шинели, молодёжь в том числе и я, получили новые.

Шинель – это священная и незаменимая вещь в обмундировании советского солдата. Те, кому это было положено по сроку службы, начали осваивать профессию модельера. Шинели подрезали, ушивали, пришивали погоны и впихивали в них вставки. В результате шинель превращалась в произведение военного искусства.

Старший прапорщик Зингер сразу предупредил, чтобы мы ни с кем не менялись. Мне шинель досталась не по размеру, широкая в плечах, длинноватая. Пока я пришивал погоны, петлицы, шеврон и годичку, пришёл Юра Ендовицкий.

На нём была не солдатская, а курсантская шинель, зависть всех старослужащих учебки. Шинель была особенная – покрой солдатский, но ткань офицерская. Цвет серый, близкий к чёрному. Застегивалась также на крючки, имела один ряд декоративных пуговиц, но не пришитых, а утопленных в ткань.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю

    wait_for_cache