Текст книги "Узники Бастилии"

Автор книги: Сергей Цветков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

В полночь ворота Бастилии отворились и гроб с телом маршала был отвезен в церковь Святого Павла, где шесть священников без всяких церемоний опустили его в яму.

Генрих, видимо, так и не сумел заглушить в себе укоры совести, напоминавшие ему о данном им Бирону слове. Впоследствии, если он хотел доказать справедливость какого-нибудь своего решения, то обыкновенно говорил:

– Это так же справедливо, как приговор Бирону.

Лафен получил помилование. Что касается графа д'Оверня, то вот что пишет о его судьбе Сюлли: «Однородность преступления, совершенного графом Оверньским и герцогом де Бироном, и одинаково сильные улики, существовавшие против них, казалось, должны были бы повлечь за собою и одинаковое наказание. Однако судьба их была неодинакова. Король не только освободил графа Оверньского от смертной казни, но еще сделал для него тюремное заключение насколько возможно сносным… Сначала ему не дозволялась только прогулка на террасах. Я говорю – сначала, потому что впоследствии ему было все дозволено, а через несколько месяцев он был совершенно освобожден. Те, которые одинаково восхваляют все дела королей, как хорошие, так и дурные, конечно, найдут основание и для оправдания такой разницы в образе действий Генриха относительно двух людей, одинаково виновных. Что касается меня, то я слишком откровенен и сознаю, что король этот не заслуживает в этом деле никакой похвалы за свое великодушие и что граф Оверньский тем, что с ним хорошо обращались в Бастилии, обязан страстной любви короля к маркизе де Вернель – сестре графа. Тогда я держал это только в мыслях и два года не вымолвил об этом королю ни единого слова в разговорах с ним в том убеждении, что мои доводы будут бессильны против слез и просьб его возлюбленной, а раз факт совершился, бесполезно уже упоминать о промахах».

Д'Овернь отплатил Генриху неблагодарностью, приняв два года спустя деятельное участие в новом заговоре против него. На этот раз король не был так снисходителен: граф просидел в Бастилии двенадцать лет и был выпущен уже при Людовике XIII.

Возвращаясь к словам Сюлли, стоит заметить, что, при всех своих слабостях, Генрих IV все-таки был лучшим французским королем, и если он иногда и миловал людей, которые по закону должны были подвергнуться строгому наказанию, то по своему произволу не карал никого.

Арест принца Конде

После смерти Генриха IV парламент назначил регентшей при несовершеннолетнем Людовике XIII Марию Медичи, королеву-мать.

Эта флорентийская принцесса в 1600 году привезла с собой из Италии свою молочную сестру Элеонору Галигай и бедного дворянина Кончино Кончини. Последний, заметив влияние, которым пользуется Галигай в глазах королевы, притворился влюбленным в нее и женился на ней (1601); одновременно он сделался любовником королевы. Галигай знала об этой связи и, по-видимому, была ею довольна, поскольку вскоре супруги Кончини приобрели такую власть над волей Марии Медичи, что она шагу не могла ступить, предварительно не посоветовавшись с ними.

Подобно многим другим правителям, королева смотрела на Францию как на собственность, которой она может распоряжаться по своему усмотрению. Она передала все дела в руки Кончини, сделав его гофмейстером и управляющим своими имениями. Временщик купил титул маркиза д'Анкра; в 1613 году он стал первым министром и маршалом Франции – не зная законов и ни разу не обнажив шпагу, как острили при дворе.

Стремительное возвышение никому не известного дворянчика, к тому же иностранца, возмутило герцогов Бульонского, Вандомского, Майенского и многих первых вельмож королевства. Они составили заговор и, опираясь на гугенотов, начали войну с королевой.

Главой мятежников стал принц крови Конде, вернувшийся из Милана, где он находился в почетном плену у испанцев. Конде сам претендовал на корону. (Лозунгом его сторонников был клич «Barre a bas!» – «Долой полосу!»: в гербе принца, как и в гербе короля, цвели три лилии – различие между этими двумя гербами заключалось только в полосе, которая пересекала щит принца.) Успех сопутствовал ему, и после ряда побед над войсками королевы принц заключил выгодный для заговорщиков мир.

Но чем больше давления победители оказывали на Марию Медичи, требуя от нее устранить ненавистного всем фаворита, тем сильнее она привязывалась к Кончини. Маршал со своей стороны убеждал ее, что заговор против него достиг такого размаха, что начинает угрожать и самой королеве.

Летом 1616 года Мария Медичи покинула Париж, увезя с собой пятнадцатилетнего Людовика XIII. Они направились к границе с Испанией, чтобы встретить невесту короля – четырнадцатилетнюю Анну Австрийскую. Королева-мать чрезвычайно опасалась захвата столицы принцем Конде, который расположился с верной ему армией в районе Клермон-ан-Бовези. Она поручила епископу Люсонскому отвлечь принца переговорами, пока ее не будет в Париже.

Этот тридцатидвухлетний прелат (в миру он носил имя Арман Жан дю Плесси) был крайне честолюбив. В молодости он недурно фехтовал и ездил верхом, но слабое здоровье заставило его предпочесть духовную карьеру светской и занять вакантное место епископа Люсонского. Правда, некоторые затруднения поджидали его и здесь: Арман Жан еще не достиг положенного для этого сана возраста. Но честолюбивый юноша легко вышел из положения. Во время обряда рукоположения в Риме он прибавил себе недостающие года, а затем, уже будучи посвящен в сан епископа, попросил у Папы Павла V отпущение грехов за свою ложь. Передают, что Папа не мог скрыть своего восхищения ловкостью нового пастыря. «Из этого молодого человека выйдет недюжинный плут! – будто бы воскликнул святой отец. – Он далеко пойдет!»

Предсказание Павла V сбылось. Епископ Люсонский завоевал доверие Генриха IV, а затем и Кончини, который ввел его в состав министерства. Заняв место в Королевском совете, он почувствовал себя настолько независимым, что не стеснялся открыто перечить Людовику XIII.

Переговоры с Конде епископ провел блестяще. Он добился приема у принца и уговорил его ехать в Париж для примирения с королевой.

7 июля принц прибыл в Париж с небольшой свитой, изумив этим рискованным шагом даже своих сторонников. Упустить столь благоприятный случай королева и Кончини, конечно, не могли.

1 сентября 1616 года принц Конде около получаса беседовал с королем. Когда он вышел из королевского кабинета, к нему подошел граф Лозьер, сын другого фаворита Марии Медичи – Темина, и передал, что королева желает видеть его в своих покоях. Они отправились к ней по длинному и узкому коридору. За одним из многочисленных поворотов принц лицом к лицу столкнулся с Темином, который именем короля приказал сопровождавшим его солдатам арестовать Конде.

Это происшествие вызвало серьезные волнения в Париже. Жена Конде ездила по улицам, уверяя горожан, что ее мужа убили. Вооруженная толпа отправилась к Лувру, но не решилась штурмовать дворец и удовлетворилась тем, что разграбила дом Кончини.

Другие мятежные принцы бежали из города и вскоре объявили о прекращении сопротивления.

Конде двадцать пять дней содержали под арестом в Лувре; затем его перевезли в Бастилию и поместили в ту комнату, где сидел граф д'Овернь. (Незадолго перед тем графа освободили, и он, уходя, написал на дверях своей тюрьмы: «Комната сдается внаем». Комендант Бастилии Шатовье принял эту выходку за прощальную шутку.) Принц сразу написал королю и регентше, требуя гласного суда над собой; он писал и в последующие дни, пока не понял, что ответа не будет.

Принца тщательно стерегли три тюремщика: Темин – как представитель королевы (за арест Конде он получил маршальский жезл); Тьер – как представитель Кончини; Персан – как представитель короля. Они должны были доносить о каждом слове, каждом движении принца.

Сторожа скоро перессорились между собой и с тюремным начальством. Темин хотел стать комендантом Бастилии и требовал эту должность так настойчиво, что королева и Кончини приказали ему покинуть крепость. Но Темин отказался повиноваться, отстранил от командования крепостью Шатовье, который, впрочем, не особенно протестовал, и заперся в Бастилии, самолично приняв на себя обязанности коменданта.

Кончини удалось связаться с Роза, лейтенантом гарнизона крепости. Маршал уговорил его впустить в Бастилию отряд Бассомпьера, капитана королевских мушкетеров. Лейтенант открыл ворота, и Темин был выгнан из крепости. Наверное, он был первым человеком, который покидал Бастилию с сожалением.

Процесс над Элеонорой Галигай

Между тем положение Кончини осложнилось тем, что теперь против него стали интриговать фавориты Людовика XIII. Главной фигурой среди них был сокольничий Карл Альбер де Люинь, пользовавшийся неограниченным влиянием на короля. За короткое время ему удалось полностью вывести Людовика из-под опеки Марии Медичи и настроить его против всемогущего временщика. Люинь, не стесняясь, заговаривал о необходимости убить Кончини, и король все охотнее прислушивался к его словам.

А маршал д'Анкр ничего не хотел замечать. Его амбиции росли, теперь он домогался звания коннетабля, и, похоже, не только его: однажды на заседании Королевского совета он занял место опаздывавшего короля, чем совершенно шокировал присутствовавших. Он потерял всякую осторожность. Жена советовала ему уехать в Италию, прихватив с собой нажитое состояние; даже Мария Медичи, по словам кардинала Ришелье, «порядком устала от домогательств Кончини и советовала ему покинуть Францию». Но маршал не слушал ничьих предостережений. Его высокомерие угнетало даже его ставленников.

23 апреля 1617 года епископ Люсонский получил письмо, предупреждавшее его о существовании опасного заговора против жизни Кончини. Автор письма сообщал, что завтра капитан королевских мушкетеров де Витри попытается убить маршала д'Анкра. Епископ положил письмо под подушку и спокойно заснул. Мешать желаниям короля не входило в его намерения.

На 24 апреля была назначена королевская охота. С утра у Лувра толпились вооруженные придворные. Ждали приезда маршала д'Анкра, но он опаздывал. Людовик ХIII и Люинь заметно нервничали.

Около десяти часов утра на подъемном мосту Лувра появился Кончини, сопровождаемый шестьюдесятью дворянами. Дорогу ему преградили мушкетеры, во главе со своим капитаном де Витри.

– Именем короля, вы арестованы! – твердо произнес де Витри.

– Я? – растерянно переспросил Кончини и отпрянул к своей охране.

Четыре пистолетных выстрела уложили его на месте. Стреляли Витри, Персан и еще двое мушкетеров. Кто-то из телохранителей Кончини выхватил шпагу, но Витри, наступив на тело маршала, остановил его словами:

– Месье, я действовал по приказу короля!

Телохранители маршала поспешно скрылись.

Один из заговорщиков, д'Орнано, направился в Лувр с радостной новостью. Войдя к Людовику, он произнес только одно слово:

– Сделано!

Людовик бросился к окну кабинета. Заговорщики, увидев его, громко крикнули: «Да здравствует король!» Людовик был вне себя от радости. Распахнув окно, он восторженно восклицал:

– Большое спасибо! Большое спасибо всем! С этого часа я король Франции!

Он тут же вышел показаться народу, который на его глазах сорвал одежду с трупа ненавистного временщика, потащил его по земле и бросил в канаву.

Убийцы Кончини получили истинно королевское вознаграждение: Витри был произведен в маршалы Франции, а Персан назначен комендантом Бастилии.

– Отправляйтесь туда не один, – сказал король новому коменданту, – а захватите с собой Галигай.

Элеонора Галигай проявила полное равнодушие к судьбе мужа. Назвав его «спесивым безумцем», она добавила: «Если он убит, значит, это угодно королю». Затем она высокомерно замолчала, с мрачной усмешкой наблюдая, как мушкетеры, явившиеся ее арестовать, грабят дом.

Мария Медичи также поспешила отмежеваться от четы Кончини.

– Пусть мне больше никогда не говорят об этих людях, – сказала она. – Я их предупреждала. Они должны были уехать в Италию.

Предательство не помогло ей. Сын предпочел любить ее на расстоянии и сослал в Блуа. Вместе с королевой покидал Париж и епископ Люсонский. Людовик проводил его словами:

– Наконец-то мы избавились от вашей тирании!

Король заблуждался. Ему суждено было испытывать тиранию этого человека всю жизнь. Но, пока от окончательного падения епископа Люсонского спасло только то, что Люинь согласился принять его услуги в качестве тайного информатора при свергнутой королеве-матери.

Место первого министра, освободившееся со смертью Кончини, занял Люинь. Королевский фаворит имел виды также на состояние убитого временщика, и Людовик готов был расплатиться с ним деньгами Кончини. Но конфисковать имущество маршала имел право только парламент, и здесь Люинь столкнулся с двумя существенными трудностями: чтобы присвоить богатства Кончини, ему нужно было судиться с покойником и выдвинуть серьезное обвинение против Галигай, которая иначе наследовала бы своему мужу.

Люинь, не смущаясь, начал оба процесса – против покойного маршала и его живой вдовы. Доказать казнокрадство и злоупотребление властью со стороны Кончини не составило труда, но все попытки обличить Галигай в сопричастности к преступлениям мужа потерпели неудачу. Следователи предупредили Люиня, что если передать дело в парламент с такими ничтожными уликами, то Галигай несомненно оправдают.

Люинь стал напряженно размышлять, какое обвинение можно предъявить жене маршала, и вскоре распорядился изменить направление следствия.

Элеонора Галигай страдала сильными припадками ипохондрии – болезни, почти неизлечимой в то время.

Еще при жизни мужа она, с согласия Марии Медичи, пригласила к себе врача-еврея по имени Монтальто (лечение у еврея требовало также разрешения Папы, и Галигай получила его). Одновременно она пользовалась услугами монахов, лечивших ее словом Божиим.

На основании этих фактов следователи вынесли обвинение: лечась в одно и то же время у еврея и монахов, Галигай предавалась магии и колдовству.

Представленные суду свидетели несли откровенную чушь о сношениях маршальши с нечистым, их «показания» к тому же были основаны исключительно на слухах. Дикость и нелепость обвинения заставили пятерых судей отстраниться от участия в процессе. Однако остальных членов парламента Люинь сумел убедить, что королю нужен смертный приговор над Галигай только для того, чтобы иметь возможность помиловать ее на эшафоте. Судьи поддались на эту уловку. Признав, что маршал д'Анкр и Элеонора Галигай, его супруга, предались иудаизму и колдовству и, следовательно, оскорбили божественное и человеческое величие, они постановили: «Память мужа да будет проклята на вечные времена, а жена, как живая, будет подвергнута смертной казни: голова ее должна быть отрублена на эшафоте, который будет воздвигнут для этой цели на Гревской площади. Ее голова и туловище затем будут брошены в огонь и превращены в пепел. Поместья, которые они получили от короны, должны быть присоединены к государственному имуществу; другие поместья и имущество, движимое и недвижимое, конфискуется в пользу короля».

8 июля 1617 года Галигай была казнена. Страшно опухшая из-за водяной болезни, поразившей ее в тюрьме, она сохраняла ясность духа и мужественно встретила смерть. «Не испугавшись приготовлений к смерти, – пишет современник, – она приняла ее с геройской и христианской твердостью, способной тронуть самое черствое сердце. Ярость народа превратилась в сострадание, и даже те, которые более других желали ее погибели, теперь плакали».

«Как много собралось народа, чтобы видеть смерть несчастной!» – были ее последние слова.

Конде после свержения Марии Медичи надеялся получить свободу, но его письма к королю по-прежнему оставались без ответа. Его жена, поселившаяся вместе с ним в Бастилии, не могла утешить его. Вскоре принц опасно заболел. Люинь, испугавшимся ответственности за возможную смерть принца крови, перевел Конде в Венсенский замок, где условия содержания были несравненно лучше.

Между тем приверженцы принца и королевы-матери развязали новую междоусобицу. Епископ Люсонский почувствовал, что пришло время напомнить о себе. Предложив свои посреднические услуги, он сумел помирить Марию Медичи с Людовиком XIII, а для создания противовеса ее влиянию посоветовал Люиню освободить Конде. Однако принц отказался от милости, требуя, чтобы парламент публично объявил о его невиновности. Люинь согласился на это и 20 ноября 1619 года сам встретил принца у ворот Венсенского замка и с подобающими почестями проводил его к королю. Таким образом, Конде провел в заключении без суда и следствия три года и два месяца.

Епископ Люсонский, вновь введенный Люинем в Королевский совет, стал терпеливо добиваться расположения короля. Сделать это ему было тем легче, что Людовик начал тяготиться властолюбием своего бывшего сокольничего. Люинь делал карьеру, идя по стопам Кончини. Заняв вместе со своими двумя братьями лучшие комнаты Лувра, он оттеснил Людовика ХIII на второй план и не считался ни с кем. Ему уже было мало должности первого министра, звания коннетабля и наместничества в Нормандии: теперь он требовал для себя титулов герцога и пэра Франции, ордена Святого Духа и губернаторства над Иль-де-Франс. Кроме того, он домогался руки сводной сестры Людовика XIII, принцессы крови.

Епископ Люсонский возглавил оппозицию коннетаблю. Он лично написал анонимный памфлет против своего благодетеля, озаглавленный: «Приветственная речь и впечатления об умираюшей Франции». Внезапная смерть коннетабля в 1621 году, в возрасте тридцати двух лет, избавила епископа от необходимости затевать интригу, подобную той, которая привела Люиня к власти.

Люинь умер в полном одиночестве. За те два дня, которые он болел, никто не пришел навестить его. Сразу после смерти коннетабля его хорошенькая вдова вышла замуж за герцога де Шеврез; Людовик же с облегчением признался, что эта смерть сделала его свободным.

В следующем году епископ Люсонский получил долгожданную кардинальскую шапку и стал именоваться кардиналом де Ришелье.

Бастилия при Людовике XIII и кардинале Ришелье

Людовик XIII был странным человеком – без воли, без мыслей, без воображения, почти что без чувств (если говорить о любовных чувствах). Он не принес на престол ни идей, ни страстей. Неискоренимый инфантилизм его натуры властно требовал руководителя, на которого король мог бы переложить обязанность царствовать, жить, думать. «Людовик XIII, – пишет Ларошфуко, – отличался слабым здоровьем, к тому же преждевременно подорванным чрезмерным увлечением охотой. Недомогания, которыми он страдал, усиливали в нем мрачное состояние духа и недостатки его характера: он был хмур, недоверчив, нелюдим; он и хотел, чтобы им руководили, и в то же время с трудом переносил это. У него был мелочный ум, направленный исключительно на копание в пустяках, а его познания в военном деле приличествовали скорее простому офицеру, чем королю». Ведение государственных дел целиком перешло в руки кардинала Ришелье, который с 1624 года сделался всемогущ.

Ришелье однажды сказал о себе: «Если я решился на что-нибудь, я смело иду к цели; я опрокидываю, уничтожаю все, что препятствует достижению моей цели, а потом все это покрываю моей красной мантией».

Этой своей системе он оставался верен всегда, непоколебимо убежденный в том, что только он мог с пользой для страны управлять государственными делами. «У него был широкий и проницательный ум, нрав – крутой и трудный; он был щедр, смел в своих замыслах, но вечно дрожал за себя. Он задумал укрепить власть короля и свою собственную, сокрушив гугенотов и знатнейшие фамилии королевства, чтобы затем напасть на Австрийский царствующий дом и сломить могущество этой столь грозной для Франции державы. Все, кто не покорялись его желаниям, навлекали на себя его ненависть, а чтобы возвысить своих ставленников и сгубить врагов, любые средства были для него хороши» (Ларошфуко).

Справедливости ради отдадим должное Ришелье – всякое дело он доводил до конца, не считаясь с затраченными на него усилиями и средствами. Если бы не его решительность, гражданская война тлела бы еще долго, то затухая, то разгораясь ярким пламенем; но он взял Ла Рошель, про которую придворные говорили королю, что взять ее невозможно, сделал необходимые уступки гугенотам – и мир в стране был водворен. Для укрепления королевской власти он подчинил себе короля и преследовал его мать, жену, брата, пока не лишил их всякого влияния; он рубил головы знати, не щадя даже королевских фаворитов, ссылал и заключал в тюрьмы всех, кто осмеливался поднять голову; он не останавливался ни перед какой жестокостью и окончил дело, начатое Людовиком XI, – уничтожил феодализм и укрепил королевскую власть настолько, что отныне ее могущество оставалось незыблемо, каковы бы ни были личные свойства монархов.

Ришелье любил повторять, что следы чужой крови не заметны на его красной мантии. В его восемнадцатилетнее правление тюрьмы Бордо, Кайена, Дижона, Лиона, Амбуаза, Блуа, Венсена были переполнены заключенными, которых Ришелье старался разбросать по всей Франции. Но он стремился сохранить видимость правосудия: при нем в тюрьму заключали только по приговору суда; впрочем, приговор часто не имел под собой других оснований, кроме подозрений и страха.

Бастилия при нем окончательно превратилась в государственную тюрьму. Ришелье назначил комендантом крепости Леклерка Трамбле, брата «серого кардинала» – отца Жозефа[19]19
  Ближайший помощник Ришелье, отец Жозеф, принадлежал к ордену капуцинов, члены которого носили власяницы серого цвета, – отсюда его прозвище «серый кардинал».


[Закрыть]. В Бастилии содержалось наибольшее число арестантов (к временам Ришелье относится первый дошедший до нас список заключенных Бастилии). Поводом к их заключению могли быть самые различные обстоятельства, но вина у этих людей была одна – все они когда-то перешли дорогу кардиналу. Например, маршал д'Орнано, гувернер Гастона Орлеанского, брата короля, был заподозрен в том, что восстанавливает принца против Ришелье; его два раза арестовывали и сажали в Бастилию, умер он в Венсене. Графы Русси и Сюз подозревались в связях с гугенотами. Маркизы Равальяк, Озигье, аббат Фуа, братья Ланглуа выступали против осады Ла Рошели. Кавалеры Гольмен, Варикур и граф Крамай имели несчастье хранить преданность Марии Медичи. Маршал Бассомпьер, принц де Марийак, кавалеры Монтегю и Ла Порт, госпожа Гравелла, граф Шале, командор[20]20
  Командорами назывались лица, получившие бенефиции Мальтийского ордена, которые назывались командориями (учреждены в 1260 году)


[Закрыть] де Жар были посредниками в связях Анны Австрийской с Испанией и Англией или участниками придворных интриг и заговоров против Ришелье. Наконец, маркиз д'Ассинье содержался в Бастилии «для охранения интересов семейства кардинала», – как свидетельствует тюремный документ.

Даже иностранцы не миновали Бастилии – одно время в ней находился польский принц Казимир.

Может быть, существовала только одна категория бастильских заключенных, которая не затронула личные интересы кардинала, а именно арестованные за нарушение эдикта против дуэлей. Ришелье основывал запрещение дуэлей на том, что они лишают государство слишком большого числа слуг – примерно 220 дворян в год. Однако некоторые мемуаристы-современники указывают на то, что и данный эдикт стоял прежде всего на страже интересов кардинала: по их словам, противники Ришелье часто вызывали на дуэль его сторонников, из-за чего кардинал терял многих верных людей. Примером суровой расправы с нарушителями эдикта может служить судьба графа Бутвилля. Он прибыл в Париж из Брюсселя на почтовых для поединка с маркизом Девроном. Дуэль состоялась среди бела дня на Королевской площади; секундант Деврона был убит. Маркиз не успел бежать и был арестован. Парламент приговорил его к смертной казни. Ждали, что король помилует провинившегося, но Людовик не посмел пойти против воли кардинала, за что и получил насмешливое прозвище «Справедливый».

Заговоры против Ришелье следовали непрерывной чередой, начиная с 1626 года и вплоть до его смерти. Неизменным тайным или явным вождем всех их был брат короля Гастон Орлеанский.

Слабое здоровье короля и отсутствие у него мужского потомства заставляло заблаговременно подумать о престолонаследии (будущий Людовик XIV появился на свет только в 1638 году). Поэтому в 1626 году восемнадцатилетний Гастон был официально объявлен дофином. Вокруг него сразу же сплотились все недовольные кардиналом. Инициаторами первого заговора – так называемого «заговора Шале» – были воспитатель принца маршал д'Орнано, сводные братья короля герцоги Вандомы, принц Конде, граф Суассон, Анна Австрийская и ее фаворитка герцогиня де Шеврез, бывшая жена Люиня. Заговорщики планировали убить Ришелье, удалить Людовика XIII в монастырь и возвести на престол Гастона Орлеанского; брак принца с Анной Австрийской должен был придать необходимую законность перевороту. В случае неудачи было решено призвать французскую знать к оружию и просить военной и денежной помощи у Испании, Англии, Австрии и Голландии.

Кардинал почувствовал угрожавшую ему опасность. Однако на первых порах он, видимо, просто считал, что воспитатель принца настраивает своего подопечного против него. Ришелье добился ареста д'Орнано, не подозревая, что этим шагом ускорил созревание заговора.

Встревоженные заговорщики решили поторопиться с исполнением своих планов. Герцогине де Шеврез удалось найти человека, согласившегося взять на себя наиболее ответственную часть заговора – убийство Ришелье: им был двадцатисемилетний граф де Шале, главный гардеробмейстер короля. Шале было поручено убить кардинала в его летней резиденции Флери, около Фонтенбло, во время визита Гастона Орлеанского. В случае успеха граф рассчитывал на головокружительную карьеру и благосклонность госпожи де Шеврез.

Этим радужным надеждам не суждено было сбыться из-за болтливости самого Шале. Он позволил себе излишнюю откровенность со своим дядей, командором де Балансе, который поспешил передать разговор с племянником кардиналу.

Убийство было назначено на 11 мая 1626 года. Шале, прибывший в Флери со своими сообщниками, был изумлен и растерян, увидев усиленные караулы, расставленные по всему дворцу, и самого кардинала в окружении отряда телохранителей (до сих пор у Ришелье не было охраны). Удрученный неожиданным препятствием и терзаемый страхом, что заговор раскрыт, Шале покинул Флери.

Ришелье немедленно отправился к Гастону Орлеанскому в Фонтенбло, где застал его еще в постели. Принц не выдержал допроса, сознался в существовании заговора и выдал всех его участников. Шале на этот раз был прощен[21]21
  Шале арестовали двумя месяцами позднее, по обвинению в участии в новом заговоре – на этот раз против короля. Он был казнен в Нанте в 1626 году.


[Закрыть], а в тюрьму вслед за маршалом д'Орнано отправились братья Вандомы. Их содержали в Венсенском замке, который считался как бы филиалом Бастилии.

С этого времени Ришелье получил королевское разрешение на создание своей гвардии. Пятьдесят мушкетеров кардинала (впоследствии их число было доведено до 300) носили красные плащи, цвета кардинальской мантии, с нашитыми серебряными крестами.

Еще одним влиятельным противником Ришелье была Мария Медичи, раздраженная тем, что ее бывший управляющий совсем не считается с ней в политических вопросах. Дважды королева-мать едва не добилась от сына отставки кардинала.

Первая схватка между ними произошла в 1630 году. Тогда Марии Медичи удалось убедить Людовика в том, что кардинал влюблен в его супругу, королеву Анну Австрийскую (справедливость этого обвинения до сих пор остается спорной). После истории с Бэкингемом король болезненно переживал малейшее сомнение в супружеской верности королевы. Некоторое время казалось, что он готов был прогнать кардинала; он даже спросил королеву-мать, кого можно было бы поставить вместо него во главе правительства. Однако этот вопрос застал Марию Медичи врасплох, и она ничего не ответила сыну. Ришелье сумел воспользоваться ее непростительным промахом, чтобы рассеять подозрения Людовика.

«Вскоре после этого, – сообщает Ларошфуко, – король занемог, и настолько опасно, что все сочли его болезнь безнадежной. Королева-мать, видя, что он на краю могилы, задумала опередить кардинала. Она приняла решение арестовать его, как только умрет король, и заточить в Пьер-Ансиз…»

Однако опасения за жизнь Людовика оказались преувеличенными. «После выздоровления короля, – продолжает Ларошфуко, – двор возвратился в Париж, и королева-мать, переоценив свое могущество, снова ополчилась на кардинала в День Одураченных (10 ноября 1630 году. – С.Ц.). Этот день получил такое название из-за произведенных им внезапных переворотов и притом тогда, когда влияние королевы [-матери] представлялось наиболее незыблемым и когда король, чтобы быть ближе к ней и уделять ей больше заботы, поместился в особняке чрезвычайных послов близ Люксембургского дворца. Однажды, когда король затворился наедине с королевою, она опять стала жаловаться на кардинала и объявила, что не может больше терпеть его у кормила государства. Понемногу оба собеседника начали горячиться, и вдруг вошел кардинал. Королева, увидев его, не могла сдержать своего раздражения: она принялась упрекать его в неблагодарности, в предательствах, которые он совершил по отношению к ней, и запретила ему показываться ей на глаза. Он пал к ее ногам и пытался смягчить ее своей покорностью и слезами. Но все было тщетно, и она осталась непреклонной в своей решимости».

Слух об опале Ришелье немедленно распространился при дворе. Его приемная опустела: придворные наперегонки устремились в Люксембургский дворец. Но вечером, когда стало известно, что король уехал в Версаль и что кардинал последовал за ним, толпа вельмож откочевала назад. «Королеве советовали сопровождать короля, – пишет все тот же автор, – и не оставлять его в таких обстоятельствах наедине с его собственной неуверенностью и лукавыми уловками кардинала, но боязнь томиться в Версале от скуки и жить там без привычных удобств оказалась для нее непреодолимым препятствием, и столь разумный совет был ею отвергнут».

Следствием этого странного сибаритства в тот момент, когда на карту было поставлено столь многое, было то, что Марии Медичи пришлось испытывать скуку и неудобства всю оставшуюся жизнь, скитаясь изгнанницей по городам Англии, Фландрии и Голландии. Последним ее пристанищем стал Кельн, где она и умерла в 1642 году.

День Одураченных привел в Бастилию братьев де Марийак, до конца державших сторону королевы-матери. Маршал Луи де Марийак, известный полководец, окончил свои дни на Гревской площади; его брат Мишель, советник Парижского парламента, член Королевского совета, управляющий финансами и хранитель печати, оставался в тюрьме до самой смерти.

Женщины вообще причиняли кардиналу немало хлопот. Помимо королевы-матери, в числе его врагов были Анна Австрийская и ее фаворитка герцогиня де Шеврез. Его отношения с последней добавляли к политическим неприятностям еще и любовные.