Текст книги "Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава"
Автор книги: Сергей Цветков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Весной 944 г. русы совершили набег на город Мерагу (неподалеку от Тебриза). Успех сопутствовал им и здесь. Однако вследствие неосторожного употребления местных плодов среди них распространилась эпидемия – дизентерия или холера, и русы вернулись в Бердаа. Болезнь сильно проредила их ряды.
Тем временем из Сирии в Арран прибыл наместник Марзбан с войском. К нему примкнуло множество местных мусульман горевших желанием сразиться с ненавистными язычниками. Под зеленым знаменем пророка собралось до 30 000 человек. Однако эта огромная по тем временам армия ничего не смогла сделать с засевшими в городе русами: «Утром и вечером он [Марзбан] начинал сражение и возвращался разбитым», – пишет Ибн Мискавейх.
Тогда Марзбан прибег к хитрости. Сделав ночное нападение, он притворным отступлением заманил в засаду большой отряд русов из 700 человек и почти весь истребил. Ибн Мискавейх свидетельствует, что никто из окруженных русов не сдавался в плен: исчерпав средства к спасению, они предпочитали заколоть себя кинжалами. Был убит некий предводитель русов, не названный по имени (должно быть, один из черноморских князей, игравший роль атамана [152]152
Известие о гибели предводителя русов в походе на Бердаа ставили в связь с рассказом Кембриджского анонима о конце жизни Х-л-го, который, согласно Кембриджскому документу, после войны с греками «пошел морем в FRS [разночтения: PRS, TRS] и пал там он сам и войско его». Расшифровка географического названия FRS как Персии (PRS) выглядит спорно, прежде всего ввиду затруднительности «пойти» из-под Константинополя в Персию «морем». К тому же Бердаа находится все-таки не в Персии. Коковцов считал слово FRS искажением первоначального Tiras (TRS): «В средневековой еврейской экзегезе библейское имя «Тирас» в таблице народов книги Бытия (Быт., 10: 2) иногда толкуется... как Фракия». По его мнению, местность TRS/Тирас могла появиться в Кембриджской рукописи под влиянием сообщения византийских источников об отступлении в 941 г. Игоря во Фракию (см.: Коковцов В.К. Еврейско-хазарская переписка в X веке. С. 120). Тирас также – античное название Днестра.
[Закрыть]; о том что войско русов возглавляли многие князья, свидетельствуют слова Мискавейха о гибели «безбородого юноши, чистого лицом сына одного из начальников»). Немногие русы, прорвавшиеся сквозь окружение, ушли в крепость.
Остатки русов укрылись в замке Бердаа («шегристане»). Чтобы истощить силы русов, Марзбан совершал приступы дважды в день – утром и вечером, но неизменно терпел неудачу. Так продолжалось много дней. Затруднениями Марзбана воспользовался мосульский [153]153
Мосул – город на р. Тигр (на территории совр. Ирака).
[Закрыть]князь, который напал на южные области Азербайджана. Марзбан вынужден был направить против него большую часть своего войска. Оставшиеся в Бердаа продолжали сражаться с русами.
Но не оружие сломило сопротивление осажденных. Болезнь подхваченная ими в Мераге, косила их ряды. В городе образовалось целое «русское» кладбище (после ухода русов мусульмане откопали там много мечей и другого оружия, которое русы клали в могилы своих умерших товарищей; эти мечи, говорит Мискавейх, «имеют большой спрос и в наши дни по причине своей остроты и своего превосходства»). Когда русы увидели, что им не удержаться в Бердаа, они ночью вышли из крепости, неся на своих спинах огромные мешки с награбленным имуществом, добрались до Куры, погрузились в свои ладьи и уплыли прочь [154]154
По свидетельству Низами в «Искандер-наме», войско русов увел на родину некий Кинтая-рус (см.: Половой Н.Я. О маршруте похода русских на Бердаа и русско-хазарских отношениях в 943 г. С. 105; Тебеньков М.М. Древнейшие сношения Руси с прикаспийскими странами и поэма «Искандер-наме» Низами, как источник для характеристики этих сношений. Тифлис, 1896. С. 50 и след.).
[Закрыть]. Люди Марзбана не осмелились преследовать их. Натерпевшимся всякого лиха мусульманам Кавказа довольно было того, что Аллах «очистил землю» от безжалостных насильников. Арабские писатели не уставали славить за это Всевышнего еще много десятилетий спустя.
Глава 9
ВОСТОЧНЫЕ СЛАВЯНЕ ЗА ПРЕДЕЛАМИ РУССКОЙ ЗЕМЛИ КНЯЗЯ ИГОРЯ
На север и северо-восток от верховьев Днепра и его притоков лежали обширные территории, куда не пускали киевских сборщиков дани. Над «русским» югом, Русской землей князя Игоря, нависал огромный «славянский» север, который в течение всей первой половины X в. развивался самостоятельно, не испытывая на себе сколько-нибудь заметного влияния Киева. Здесь закладывались во многом иные традиции и формы экономической, политической и культурной жизни восточного славянства.
Кривичи
К числу древнейших политических объединений, положивших начало государственному оформлению северорусских земель, принадлежали племенные союзы псковских и полоцких кривичей.
Псковские кривичи заселили бассейны реки Великой и Псковского озера. Уже в VIII в. возник их племенной и культовый центр – Изборское городище. В течение следующего столетия оно опоясалось бревенчатой стеной и превратилось в укрепленный детинец, рядом с которым в первой половине X в. вырос окольный город (посад) с уличной застройкой. Такую же картину градообразования археологи наблюдают в Полоцке – городском центре другой группировки кривичей, обосновавшейся в верхнем течении Западной Двины. Появление подобных центров свидетельствует о наличии у местных кривичских общин «своего княжения» и переустройстве родоплеменной организации на земских началах.
Ильменские словене
Особая историческая роль в освоении северного края принадлежала ильменским словенам. Это летописное племя не было племенем в собственном смысле слова, то есть этнической общностью, основанной на кровнородственных связях. Именем ильменских словен летописец назвал территориальный союз нескольких племен, – по археологическим данным, преимущественно выходцев из западнославянских земель – междуречья Вислы и Эльбы и отчасти из Верхнего Подвинья и Псковского обозерья.
Славянскими первопроходцами на территории Ильменского бассейна были кривичи (из полоцкой и псковской группировок), представленные культурой длинных курганов VI—VIII вв. Но этот переселенческий поток, относительно немногочисленный, довольно быстро иссяк. Этническим ядром словенского союза стало население, которому принадлежит культура новгородских сопок VIII—IX вв. Поскольку в сопочных захоронениях присутствуют элементы погребальных традиций западных финнов и балтов, то распространение этих памятников в Приильменье и Приладожье логичнее всего увязать с миграцией ближайших соседей этих этносов – славян Польского Поморья и вислян. Археологи высказывают предположение, что предки ильменских словен пересекли балтские земли, может быть, где-то в бассейне Немана. Действительно, в Понеманье имеется местный Ильмень («Илмунас») – гидроним, явно «оставленный» балтам словенами в ходе их переселенческого движения на восток.
Курганы X—XI вв. Словенской (Новгородской) земли:
а – курганы ильменских словен; б – курганы псковских кривичей; в – курганы веси; г – курганы со скандинавским инвентарем; д – могильники води; е – могильники эстов
Попутно замечу, что расселение ильменских словен не определялось «торговым интересом», как то полагали многие ученые. Наблюдения над географией распространения новгородских сопок свидетельствуют, что абсолютное большинство из них находится на мелких речках, не пригодных для судоходства.
К середине IX столетия четко обозначилась территория компактного проживания ильменских словен – Словенская земля, охватившая прибрежные полосы Ильменя, Волхова, Ловати, Меты, а также верховья Луги, Оредежи и Мологи. Туземное финно-угорское население – водь, ижора и вепсы (летописная весь) – не покинуло места своего проживания и, будучи вовлечено в активный ассимиляционный процесс, оказало заметное влияние на культуру и религиозные представления пришельцев. Заселение словенами смежных со Словенской землей областей продолжилось по трем основным направлениям: в сторону Ижорского плато, Белозерья и Волго-Клязьминского междуречья.
Формирование союза ильменских словен происходило в границах Словенской земли, в течение VIII – первой половины X в. Политическая организация словенского союза строилась на основе традиционных родоплеменных отношений, в рамках которых «малым племенам», осевшим в той или иной части Словенской земли, была предоставлена достаточно широкая автономия. Так, в Волховском устье образовалась Ладожская земля, охватившая 50-километровую прибрежную кайму вдоль нижней, порожистой части реки. Неблагоприятные внешние обстоятельства: удаленность от основного ареала Словенской земли, этнически чуждое (финноугорское) окружение, открытость для нападений извне – довольно скоро объединили ладожских славян в крепкий племенной союз. Сплоченность ладожской общины перед лицом внешних вызовов и угроз стала залогом высоких темпов ее социально-экономического и политического развития.
Центром Ладожской земли была Ладога, которая едва ли не с момента своего основания (середина VIII в.) уверенно заняла видное место в ряду крупнейших городов Северной Европы. В первой половине X в. Ладога переживала период расцвета. Появление посада увеличило ее площадь до 12 гектаров. На смену стихийному росту городской территории пришла регулярная уличная застройка, в результате которой обособился целый ремесленный квартал. Земляные укрепления детинца преобразились в грозную каменную крепость. Прочные торговые связи установились как с близлежащей финской округой, так и с отдаленными областями и странами. Ладожская чудь везла в город пушнину, поморские славяне, балты и скандинавы – «франкские» мечи, стеклянные бусы, бронзовые фибулы, янтарь, костяные гребни, другие украшения и предметы туалета, а также рабов; по Волге и Дону из Закавказья, Прикаспия и Средней Азии поступали дирхемы, наборные пояса, бусы из горного хрусталя и сердолика, ткани, пряности и т. д. Впрочем, торговля не была основным занятием ладожан: доля импортных изделий, инструментов и товаров в ее культурных слоях невелика. Горожане жили за счет земледелия, охоты, ремесла.
Хотя Ладожская земля и располагалась географически несколько особняком от Словенской земли, это обстоятельство не должно вводить нас в заблуждение: обе они составляли единое целое. В словенском союзе Ладоге было отведено свое, чрезвычайно ответственное назначение. Город и его ближняя округа, где размещалось еще несколько укрепленных поселений, играли роль «словенской перемычки» на одном из самых важных и сложных участков балтийско-волжской торговой магистрали, обеспечивая (а если нужно, то и запирая) волховское судоходство в районе Гостиннопольских и Пчевских порогов, общей протяженностью 36 километров.
Политическое первенство в словенском союзе изначально принадлежало славянам Ильменского Поозерья, но принадлежало исключительно по праву племенного старшинства, ибо побережье Ильменя было историческим центром Словенской земли, местом скопления древнейших славянских селищ (здесь открыто 28 поселений VIII в.). Преобладающим типом приильменских городских поселений были родоплеменные городища, среди которых выделялось Городище у истоков Волхова, вероятно выполнявшее одновременно функции убежища и погоста (торгового места). Однако ни один из подобных пунктов не являлся общеземским центром.
Ситуация изменилась в начале X в., когда до Ильменского Поозерья докатилась еще одна переселенческая волна – «варяго»-вендская, зародившаяся в землях ободритов и лютичей. Отток славянского населения из вендского Поморья был вызван германской агрессией. Как раз в это время западноевропейские хроники отмечают серию опустошительных походов саксов против славян-вендов. Германский хронист XI в. Видукинд сообщает, что к 939 г. под властью саксонских королей оказались все славянские племена, жившие между Эльбой и Одером. Завоевание сопровождалось почти поголовным истреблением местной славянской знати, введением непосильных поборов в пользу саксонской знати и католической церкви и жесточайшим этническим угнетением. Свободолюбивые венды толпами устремились «за море», благо восточный торговый маршрут, ведущий в Словенскую землю, был издавна известен западнославянским мореходам.
Наплыв вендских беженцев значительно повысил плотность населения в районе истока Волхова. Влившись в местные общины, переселенцы способствовали скорейшему их переустройству на территориально-соседских основаниях, что, в свою очередь, привело к образованию кончанских общин (концов), возглавляемых влиятельными знатными родами. Концентрация людских и политических ресурсов на северном берегу Ильменя завершилась появлением Новгорода. В настоящее время можно считать твердо установленным, что его древнейшие мостовые были проложены по территории трех родовых поселков-концов, по крайней мере один из которых населяли выходцы из славянского Поморья.
Около середины X в. Новгород обрел городские черты. Основу его застройки составили «боярские» усадьбы – дворы знатных людей, расположившиеся вдоль мощеных улиц. «Аристократическое» происхождение Новгорода предопределило его историческую судьбу: в дальнейшем политическое устройство города облеклось в форму «боярской республики». Совет старейшин трех концов-сотен послужил прообразом будущего уникального института городского управления, известного под названием «трехсот золотых поясов». Полиэтнический состав новгородской родовой знати, по-видимому, мешал выдвижению из ее среды лидирующего «княжеского» рода, который, сосредоточив в своих руках надплеменные функции управления, мог бы превратить Новгород в политический центр словенского союза. Решение этой проблемы было найдено в самом ближайшем будущем.
Вятичи
Расселение вятичей в VIII—X вв.:
а – курганы с трупосожжениями; б – городища; в – селища; г – поселения роменской и боршевской культур; д – поселения дьяковской культуры; е – поселения мери; ж – среднеокские грунтовые могильники; з – границы расселения вятичей в XI—XIII вв.
Социально-политические процессы, происходившие в первой половине X в. на большей части восточнославянских земель, совершенно не затрагивали территорию Приокского бассейна, занятую вятичами. Родоплеменной быт господствовал здесь безраздельно. Местное балто-финское население, очевидно, долгое время численно преобладало над славянскими поселенцами. Вследствие этого опорными пунктами славянского присутствия были укрепленные родовые поселки; освоение близлежащей округи стоило их жителям больших трудов. Отсталость вятичского общества усугублялась также неблагоприятными внешнеполитическими обстоятельствами. Данническая зависимость от Хазарского каганата отрывала вятичей от общеславянской жизни, ни в малой степени не приобщая их к этнически и культурно чуждому миру Великой степи. Вятичской земле суждено было надолго остаться самым глухим углом восточнославянской ойкумены.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРАВЛЕНИЕ ОЛЬГИ
Глава 1
СМЕРТЬ КНЯЗЯ ИГОРЯ
Совместная борьба князя Игоря и Олега II против венгровПовесть временных лет обрывает жизнь Игоря в статье под 945 г. Клятвенно утвердив в Киеве договор с греками, Игорь «нача княжити в Киеве, и мир имея ко всем странам. И приспе осень, и нача мыслить на деревляны, хотя примыслити большую дань». Далее следует сокращенное изложение дружинных преданий о гибели Игоря в «Деревах» и мести Ольги убийцам своего мужа (об этом мы скажем подробнее в свое время).
Такая передача событий не может считаться исторически полноценной. Очевидно, что у летописца не было иных сведений о деятельности Игоря после заключения им договора 944 г., кроме, говоря словами автора Слова о полку Игореве, «трудной повести», спетой «соловьями старого времени», которую он соединил с предшествующим рассказом о приеме греческих послов посредством стилистического «моста», уже использованного ранее, при описании последних лет княжения вещего Олега («И живяше Олег, мир имея ко всем странам, княжа в Киеве. И приспе осень...»). Но если в рассказе о конце правления Олега эта формула была, по-видимому, текстуально необходимым связующим звеном между двумя дружинными былями – о царьградском походе и смерти вещего князя от укуса змеи «на пятое лето» после его последнего триумфа, – и потому, возможно, имела конкретное историческое содержание, то по отношению к Игорю она оказывается не более чем литературным штампом, поскольку сказание о его убийстве «древлянами» ни хронологически, ни сюжетно-тематически не связано с царьградскими походами 941 и 944 гг.
В моравских хрониках заключительный период княжения Игоря представлен иначе. Вместо сохранения мира «со всеми странами», он оказывается вовлеченным в многолетнюю войну на землях бывшей Великой Моравии, отделившейся от Чехии после предательского умерщвления чешским князем Болеславом его брата Вацлава (939 г.). Говорится, что Олег II, бежав из Русской земли в Моравию, не смирился с положением беглеца и изгнанника и был провозглашен правителем этой страны: «Испытывая отвращение вследствие братоубийства, совершенного Болеславом, Моравия совсем отделилась от Богемской империи, чтобы как и прежде иметь собственного князя, которым стал князь из рода русских князей, по имени Олег... Ольги брат, которая была женой Jori (Игоря)...» (в изложении Т. Пешины).
Разорительные набеги венгров, захвативших даже моравскую столицу – дунайский город Велеград, – заставили Олега II искать союза с бывшим соперником за киевский стол. Состоялось примирение, причем Игорь обещал оказать моравскому князю военную поддержку. Действительно, когда в 947 г. венгры вновь ополчились на владения Олега, на помощь ему пришли поляки и киевские дружинники. Однако в битве на берегах реки Моравы Олегово войско потерпело поражение, после чего вся Южная Моравия отошла к венграм. В следующем году Олег попытался отбить у венгров Велеград и вновь потерпел неудачу. Помощь Игоря и поляков позволила ему в 949 г. еще раз попытать счастья. Начало кампании было обнадеживающим – Олег одержал несколько побед над венграми. Но успех недолго сопутствовал ему. Решительное сражение разыгралось при Брюнне. Вначале Олег сильно потеснил венгров и уже торжествовал победу, когда его войско вдруг попало в засаду, было окружено и разбито наголову. Олег с остатками своей дружины бежал в Польшу и попросил убежища у польского князя Земислава. Он не терял надежды вернуть себе моравскую корону. Новый удобный случай скоро представился. В 950 г., когда венгерская орда ушла грабить Северную Италию, баварский герцог Генрих внезапно вторгся в подчиненную венграм Штирию [155]155
Штирия – историческая область в верховьях и среднем течении р. Мур. В настоящее время административная территория (земля) в составе Австрии.
[Закрыть]. Воспользовавшись этим, Олег при помощи поляков вступил в Северную Моравию. Он надеялся на прибытие подкреплений из Киева, но вместо них вскоре получил известие о смерти Игоря. Олег вернулся в Польшу, а затем, не желая навлечь беду на Земислава, которому грозила месть со стороны венгров, уехал к Ольге в Киев, где спустя семнадцать лет и умер [156]156
См.: Фризе Хр.Ф. История польской церкви. С. 41—45.
[Закрыть].
Известия моравских летописцев кое в чем тоже могут быть подвергнуты критике. Скажем, польский князь по имени Земислав другим источникам неизвестен. Однако в древнейшей польской хронике Галла Анонима (конец XI – начало XII в.) упоминается польский князь Земомысл [157]157
См.: Кузьмин А.Г. Падение Перуна: становление христианства на Руси. М., 1988. С. 153—154.
[Закрыть], а легенда о Пясте в изложении польского хрониста XV в. Яна Длугоша знает Земовита. И хотя сведения об этих личностях ненадежны и относятся к области преданий, однако заслуживает внимания, что правление князя Земомысла польские хроники относят к середине X в. [158]158
См.: Великие хроники о Польше, Руси и их соседях XI—XIII вв. М., 1987. С. 48—49.
[Закрыть]
В целом повествование о моравской эпопее Олега II заслуживает доверия. Известие об избрании Олега моравским князем хорошо вписывается в политическую ситуацию в Моравии на рубеже 30—40-х гг. X в. Моравская держава никогда не знала централизованного управления. Даже во времена политического единства страны под властью князей из династии Моймировичей (до смерти князя Святополка в 894 г.) фактическую автономию сохраняли более 40 городов, в которых заправляла местная знать. Раздел государства между тремя сыновьями Святополка еще больше ослабил позиции великокняжеской власти. В этих условиях моравская знать «вполне могла... предложить моравский престол чешскому князю Вацлаву, а после его убийства выбрать верховным князем знатного беглеца из Руси» [159]159
Королев А.С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е– 70-е годы X века. С. 171.
[Закрыть]. Не исключено, впрочем, что Олег являлся правителем не всей Моравии, а лишь одной, наиболее жизнеспособной ее области. Исследованиями венгерских, чешских и словацких археологов установлено, что в первой половине X в. на территории Моравии, несмотря на опустошение венграми ряда крупных городов, существовали процветающие городские и сельские поселения, действовали епископии, исправно платившие Риму «дань святого Петра», не было заброшено ни одного общинного могильника, а резкая убыль населения произошла лишь во второй половине столетия [160]160
См.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 394. Примеч. 23; Гавлик Л. Государство и держава мораван (К вопросу о месте Великой Моравии в политическом и социальном развитии Европы) //Великая Моравия: Ее историческое и культурное значение. М., 1985. С. 100.
[Закрыть]. Эти данные полностью соответствуют моравской летописной традиции, которая приурочивает окончание активной борьбы Олега против венгров к 950 г. То же самое утверждает авторитетный византийский источник. Приблизительно в том же 950/951 г. Константин Багрянородный записал в своем трактате «Об управлении империей», что Великая Моравия «совершенно уничтожена этими самыми турками [венграми] и захвачена ими». Он же засвидетельствовал массовый отлив населения из великоморавских земель в сопредельные страны: «Турки [венгры], явившись, совершенно разгромили их и завладели их страною, в которой живут и ныне. Остатки населения рассеялись, перебежав к соседним народам, булгарам, туркам, хорватам и к прочим народам».
Затем примем во внимание немаловажное обстоятельство, что жизнь Олега в изгнании соотнесена в моравских летописях с деятельностью соседних правителей и действительными историческими событиями, места сражений с венграми имеют вполне реальную географию. Фрагменты легендарной истории Польши, связанные с именем Земислава, допустим, могут быть взяты под сомнение, но даже этот фантастический узор расшит по достоверной исторической канве. Так, выступление Олега из Польши против венгров в 950 г. мотивировано уходом венгерской орды в Северную Италию и военными успехами в Штирии баварского герцога Генриха – событиями, нашедшими отражение в других средневековых источниках.
Захват киевскими русами северокарпатских земель косвенным образом удостоверяет и Константин Багрянородный. В его сочинении «Об управлении империей» среди городов, находившихся в пределах «внешней Росии» князя Игоря, назван город Телиуц(ч)а. Грецизированная форма Телиуц(ч)а подходит лишь к одному из двух сотен древнерусских городов, называемых в русских летописях. Это – Телич, находившийся в Южном Подгорье (Низких Бескидах), у истоков реки Вислоки, рядом с нынешним Тыличским перевалом. Таким образом, очерченные Константином западные пределы «внешней Росии» не противоречат известию моравских летописей о том, что во второй половине 940-х гг. Игорь преломил копье о карпатское Подугорье.
