Текст книги "Кыш и Громоотвод на том свете"
Автор книги: Сергей Дунаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Дунаев Сергей
Кыш и Громоотвод на том свете
Сергей Дунаев
Кыш и Громоотвод на том свете
По мотивам и напевам бердалымской Книги Мертвых
ГЛАВА ПЕРВАЯ. KICK
Уронили мишку на пол
Оторвали мишке лапу
Все равно его не кину
В нем сто граммов героина
Впереди была скала. То есть не то чтобы была, зато вполне отчетливо виднелась и даже слегка отражалась в уставших глазах неземным холодом. Пока шли по будто дышащему причудливым дымом льду, не было ни холодно, ни больно – всякие ощущения отпустили на свободу; теперь так хоть по огню ходи. Со нечаянным размахом опрокинутые небеса казались не то чашкой подарочной сервиза английского не то перекошенной от зубной боли лентой Мебиуса. Оттуда будто вглядывались в двух бредущих по льду дымящемуся, замедленно шагавших неизвестно куда, даже мимо единственно примечательной на всей близлежащей окрестности скалы. До того было интересно. Никто не виделся никому.
Даже ветер молчал в неожиданное утро, не касаясь парений, исходивших от Серебряной пустыни. Звуки не слышались здесь, следов не виделось. И уже потом в далеком небе засверкали бесшумно молнии – от края мира до другого края – но они тоже молчали, никакого там тебе грома, излишнего смущения безмолвных странствий. Однако же, никакое молчание не продолжается бесконечно. Вот так рано или поздно оно лопается и резкий звук перечеркивает его, будто некто сверху в простую порванную страницу превращает то, что мнилось еще мгновение назад миром бесчисленных измерений. Так и сейчас – это самое непонятное защелкнулось в воздухе, будто спичку кто-то зажигал. Или звук включили в телевизоре, которым был мир, с недоразумения или пуще того передозаперепоядалее везде – казавшийся какой-то там истиной.
– Легко на сердце от мантр чудотворных
Какой-то бог так увлек невдомек
Сидишь себе на кумарах кислотных
Что даже пофиг последний рагнарек,
– внезапно раздался девичий голос с той стороны, которой до этого не было в помине и тотчас из шестнадцатого измерения Бойяи-Римана (соответствующему восемнадцатому, если отсчитывать по системе Гаусса) проперлась на свет божий Сонечка Заречная, наипервейшее испытание на пути всех нечаянно заколбасившихся в столь высокие сферы мира теней. Она показалась им вполне симпатичной и даже голос ее, нежное словоизвлечение, увлекали в неведомые дали. Кыш и Громоотвод даже проигнорировали очевидное неправдоподобие несуразных "кислотных кумаров", – было видно, что девушка все это больше понаслышке... Зато мила. И так мирно продолжилось ее психодевическое бормотание:
– Один любит мантру, Фрея любит мантру, Кали любит мантру...
И дальше, опять сама с собой:
– Как вы встретили Новый год?
– Случайно...
Она обернулась к ним и нежно махнула рукой в легком подобии тоталитарного приветствия. Парашюты их опали и теперь едва трепыхались в порывах очевидно переозонированного воздуха, отчего даже зевалось и немотивированно плакалось сверх всякой меры. Парашюты? Они и сами в некотором изумлении смотрели на то, что ласковым щенком прильнуло было к ногам – парашютами это могло показаться только поначалу. При внимательном рассмотрении они различили в предметах, на которых прилетели сюда (а виделось все так несфокусированно, что фиг вообще чего разглядишь) не парашюты, а вполне банальные обрывки висельных петлей. Те уже змеями обвили их за ноги и начали превращаться опять: теперь в какие-то паруса.
Сонечка наконец подошла прямо к ним. Она с самого утра была не в лучшем настроении; а полы ее длинного старомодного платья – в пыли чуланного сундука, лицо слегка припухло от красивых недосмотренных снов. Но роль цербера сто пятнадцатого неба не оставляла ей возможности не поприветствовать двух новоприбывших.
– Кыш и Громоотвод? – спросила она, наконец удостоив путников несколько затуманенным взглядом, будто тоже не отличалась добропорядочным благонравием.
– Нет, исконно имена...
– Это вам там нет, – категорично возразила Сонечка, – а мне так проще запомнить. Будете же препираться – аннигилирую силой данной мне верховным комиссаром Сто пятнадцатого Махмудом Нопасараном.
Упоминание загадочного инонебеса (ну не иноземца же) привело туристов в несказанное смущение. И завял цветочек в овраге, замолчало все вокруг. Ненадолго. Девица нетрезво наклонилась куда-то, рукой опершись на откуда ни возьмись возникший на мгновение стальной шест (до неба...), словно ухватить пытаясь пыхтяще летящую астральную тень за какое неприличное место. Замысловатое телодвижение усугубило и без того удручающее впечатление от смерти, по всей видимости произошедшей с ними.
– Ну, туристы – иронично произнесла Сонечка, совсем и не пытаясь скрыть неприязни, – с чего это вы с утра пораньше на тот свет закарабкались, мухоморов что ли нечаянно перебрали?
– Скорее нет, прелестная фея, – неискренне произнес Громоотвод, – мы с товарищем экспериментировали над неизведанной доселе фазой сознания Z J O7.
– Доэкспериментировались, – внесла несколько излишнее уточнение Соня, едва удерживаясь от немедленной трансформации в трактор "Беларусь" равно как и желания поскорее разобраться с прибывшими, чтобы идти себе в гости к Репродуктору Метаноиду (они с ним вроде как дружили).
– На самом деле, парни, вы повесились. Вот на этих самых повесились петлях: неэстетично. Но я здесь не для того, чтобы оценивать, что там вы натворили. Впрочем, блудить – здоровью вредить. Какая, кстати, погода на земле?
– ****! – ответили они.
– Ну и неудивительно совсем, – тихонечко молвила Соня. – Теперь же о деле: как вам отсюда выйти. Да выкиньте вы свои веревки, не то в речке забулькаете вдобавок. Но никак: здесь уже по приколу не откинешься. Вы мертвы, ясно? И уж не умрете, разве что только сами Те, кто говорят с зазеркальными свечами не захотят продегустировать тот же номер на вашем малоподходящем примере. Знакомство состоялось, времени же здесь вовсе нет, оттого и у меня его на вас мало. Я вам буду загадывать загадки... (тут голос ее чем-то напомнил им скучающе-волнующую манеру говорить любимой их DJ Эвридики с Радио 666 на пяти колодах). – Отвечаете, стало быть проваливаете подальше. Все так или имеются возражения? Если есть, то живо повстречаетесь с абсолютом в темном переулке.
– Загадывай, фея.
– Поспешаю. Вопрос первый. Кто обнял тебя так, чтобы отпустить? нежно...
– Удавка висельная, кому же еще.
– Правильно, – восхитилась Сонечка. – Лишь прежде суициидальные инвольтации превалировали в доминантном контексте субкультуры, где негации этического имплицитно детерминировали базисным субстратом экзистенциального дискурса единственно эстетические критерии Поступка. Ну, латиняне там всякие. Ой, что я несу... Вопрос № 2:
чет и нечет фигли мечет
мне неведомо зачем
через черную трубу
вылетает и щебечет
это кто? ужели дьявол
не глупи, он не такой
он не ранит, он не лечит
но зато за той стеной
слишком рядом, не достанешь
а искать пойдешь – навряд
кто такой? сама не знаю
все неправду говорят
отлетая, забывая
птичью стаю наблюдай
далеко отсель до рая?
называй – иначе bye...
– Пожалуй, это тринитродимедрол. Так вот сердце щекочет смерть – но это все же лучше, чем выброситься из окна с чемоданом.
– Весьма загадочно, – смутилась Соня. – Ну, конечно, это быть может и тринитродимедрол, и ense, и на худой конец лизергиновый леденец. Но ответ засчитан, мальчики. Откуда вы только такие эрудированные?
– С нечерноземья, – ответил Громоотвод, – валяй третью загадку... а то, мы это, жрать хотим.
– Не шибзди, – поправила его Сонечка укоризненно. – Третью отгадайте и тогда сможете избежать разнообразных превратностей превращений в низших областях. Очень, скажу вам, незавидная перспектива.
– Загадывай, – обреченно они уселись на ледяное плато, рискуя застудить.
– Где находится Бердалым?
– В перигелии траектории бумеранга, – не думая, незаметно для себя, вырвал истинный смысл из ее хитрого взгляда Кыш, – и кончай нас канать загадками.
– Объясни, – настаивала Сонечка.
– Ну а чего... Читали всяких мудрецов. Про вихри Бердалыма читали, про ветер Луны и прочие такие волшебства. – (он искренне вздохнул) – А еще могу тебе сказать, теперь знаю точно, эти игры неизбежно заталмудят по тому, кто столь вычурно сушумну свою горбатит. Сама-то читала Шана Азазеля? Tellmad... Говорящее безумие, мудрость древних населяющих древнюю эту... Пастелину.
– Палестину, – поправил Громоотвод, – ну ты умный, как Запрездяй Маловеров.
– Жизнь учит, душа мяучит. Жрать давай, дева невыносимой красоты, не то коротнет в воздухе моим голодным гневом, испепелимся нечаянно в шарах безмолвия продолжать будем наши безмазовые диспуты.
Сонечка восхитилась по-настоящему:
– Про шары откуда знаешь?
– Нет уж, теперь ты отгадай загадку. Чем отличается керосин от кокаина?
– По мне – так исключительно этикеткой, – честно ответила Сонечка. – А теперь пошли в столовую. Держите талоны и абсолют вас упаси заказывать у Велиала алкоголь. Сопьетесь на раз, мне же вас тащить обломится, как амбиваленту гривеник. Не запрокиньтесь у него, парнокопытного: не советую. С козлами жить – рога растить. Некрасиво.
Кыш и Громоотвод восхитились – она наконец заговорила на вполне приемлемом для них языке. Один из них даже пытался было имитировать несколько легкомысленный жест, но был остановлен ее быстрым взглядом, как прицельно наведенной ракетой средней дальности.
– У нас тут в измерении задержался еще один деятель – с какого подброса его сюда закинуло, ума не приложу, – произнесла Соня, чтобы прервать установившееся неестественное молчание. – Он уже несколько лет как на мои загадки ответить не может, праматаму его наперекосяк. Небесную Индию, вещает, взыскует. Требует объяснить, как добраться. Колобекрень приставучая... В общем, выше ему уже никак. А вам надлежит впоследствии проследовать вон туда, – она показала им на едва заметное отливающее серебром облако в западном краю местного неба.
– Там что – опять загадки?
– А то как... Может, знаешь другой способ оттеснить желающих в верхе обретаться? Их же, нервных, прет сюда, что ли йодом им намазано... Там только проводники уже другие. Одного зовут John Susanne. Он водит через лес. Сыночек у него еще есть, явный воспреемник кода ДНК, прямо клон. Звать его Paul Frost.
– А ты одна тут живешь, на сто пятнадцатом?
– Одна... почти. Ну вот Метаноид еще – он друг мне, но он... не то чтобы вполне существует... впрочем, вам не понять. Да еще птица эта, не то Анакреонт, не то Панкреотит, не помню, ну она и так спит все время у себя в дабле. Еще этот человекоребус, Веник его звать... ребята, может посодействуете сбросить его куда пониже, не ближе чем на level 2344456? Не то достал. Иногда вдоль реки иду, а он все тантрами своими машет, заклинания читает. Индусом мнится.
Издалека раздался вой, наглядно подтверждающий сонечкины упреки вышенареченного индусра в низком уровне эстетизации своих оккультных переживаний. Не замедлил явиться взору и сам индуср Веник, в балахоне и нехилом сооружении на голове из чего-то подозрительно напоминавшего обломки обкончавшегося мамонта, самовзрывом прервавшего свой нелепый экзистенциальный ритм (энд блюз) земного бытия. Веник бубнил себе под нос (ради лишнего совсем приличия) едва различимое вранье, свое длинное имя, наверно: что-то вроде "вон что за дура с вами"...
Громоотвод именно так и понял его нерусское словоизвлечение и, защищая честь девушки, немедленно нанес Венику оккультный удар в район третьего глаза.
– *** твою мать! – воскликнул эзотерический застранник, – ты чего же, это, наперекосяк ходячий, руки распускаешь! Я человек святой, могу и испепелить, если чего.
– Давай, рискни повысить энтропию! – задорно сказал Громоотвод, только если облажаешься, под зад полетишь отсюда – вниз, к первоосновам.
– К первоосновам не хочу, – решительно заявил Веник, – зато могу представить оригинальный авантюрный проект. Вас же зовут Кыш? – обратился он к соответствующему экземпляру, игнорируя второго прилетальца.
Кыш кивнул:
– Кто тебе говорил про меня?
– Стражники Бердалыма сказывали... да не в том дело. Ты же стольких духов на землю гонял, со столькими феями перетерся... сказки прям, не иначе как. Но важнее что: я вам тайное должен сказать, только вот давайте от нее отойдем.
Сонечка презрительно посмотрела на них.
– Соня, можно нам с ним переговорить?
– Я вами не распоряжаюсь, – поджала губы и ушла сама.
– Она скоро вернется, – зашептал взволнованно Веник, – поэтому слушайте и не перебивайте. Она вам предложит наверх, но: я-то знаю, ничего там нет. Рай – внизу, они его заблокировали, всех ориентируют пробиваться выше, загадки всякие, но путь туда бесконечен. Там зеркальная диффузия хитро применена, вам долго обсказывать, но повторяю: бесконечен. Единожды вступив на него, вы будете уходить все выше и выше, но в пустую лифтовую шахту, лептон. Рай – внизу, я точно знаю.
– Тебе-то что за дело в нас? – недоверчиво спросил Громоотвод. – Сам небось загадок не отгадал и начал сразу апофатику разводить.
– Да вовсе не пытался я ее загадок отгадывать. Поймите: универсум кардинально качнулся. Эти элементали встроились в систему приема новоприбывших и отблокировали от нее светлых ангелов. Не ведаю, насколько. Это прельщение, индюки вы мои ненаглядные. Не надо только бояться. Шлите их подальше и отказывайтесь от соблазнов. Они будут угрожать сбросить вниз, но вам– то только это и надо.
– А откуда ты знаешь, что там рай внизу?
– Тайна моя не моя. Стоп! эта ваша идет.
– Наговорились? – Сонечка надела несколько легкомысленный головной убор, напоминавший потревоженный скворечник. – Чего, не поможете мне чудилу сбросить вниз?
– А как называется то, что находится внизу? – спросил ее Кыш.
– Level 2344456. По-нашему, TRZ: total remind zone, "терция", зона тотального воспоминания, расплатой за которое...
– Невозможность выйти?
– Угадали.
– Но это же ад.
– Вы так думаете? Отчего же... Но ведь там нет ничего страшного, кроме его собственных воспоминаний. Зато как премило все вспомнить: все сны, всех возлюбленных, каждую секунду переживать вновь и вновь, когда захочешь.
– И ничего – впереди...
– Но в этом и есть справедливость. В принципе, могу сделать delete mind и – пошел в обрат воплощаться. Только потом миллиард перерождений по линии болотной фауны среднерусской возвышенности.
– Мы с ним пойдем, – решительно сказал Кыш, – не нужно нам на твое облако.
Сонечка явно удивилась такому повороту дел. Громоотвод удивился не меньше, но спутник подал ему знак молчать. "Да ведь сейчас ****быхнемся по уши в эту срань..." – печально подумалось Громоотводу на прощание, но товарища он решил до конца не оставлять.
– Давайте, – сказала она холодно, – пошли к Краю.
ГЛАВА ВТОРАЯ. WINDOWS 666
Мне так безумно хочется
обнять тебя за шею
(русская попса, а так может – песня висельной удавки)
– А почему здесь так плохо видно? Как будто снимаешь видеокамерой, а она никак не берет в фокус. Все расплывается, на что ни посмотришь.
– Это оттого, – сказала Соня, – что реальность этого мира несоразмерна вашей. Это не значит, что он иллюзия. Или вы. Просто разные виды, подобия реальности. Вы не можете видеть этот мир в полной мере, вообще воспринимать таким, какой он есть. Вы просто додумываете подсознательно те элементы, которые вам неясно прорисовываются. Вот если подсознание сейчас отключить, вы бы судорожно затрепыхались в тумане невообразимого цвета, целые куски мира вокруг были бы для вас как куски белой бумаги, даже рукой схватиться не за что. Да и сейчас вы видите только то, что имеет визуальный аналог в вашем прошлом. Меня, например, видите почти как свою Эвридику.
– Точно!!! – воскликнули они в один голос. – А ты, стало быть, не такая...
– А я не такая, – вздохнула Сонечка трепетно.
– Ну, прыгайте... Небодым с вами.
ВОСПОМИНАНИЕ НОМЕР ОДИН
Кусок стены и имя ее качаются, как это?
Там было имя написано, чтобы умирая смотреть прямо на него, и качается...
Стены маятник.
Это я качаюсь? ничего...
Голову так больно тянет тянет наверх. Наверх.
Каждый предмет пошел красными кругами, как в тире. Каждый увеличивается, чем дольше на него смотришь.
А отворачиваешься – уменьшается.
Вот ты, мир мой, иллюзия дурацкая, теперь я точно знаю.
Дышать...
Боже как плохо...
Имя на стене.
Стоп. Они лежали вместе на куче тряпья.
– Ты тоже это видел?
– Да.
Веревки оборвались. Оборвались... Кыш заторможенно соображал: а Сонечка? ее не было?
– Ты Сонечку видел?
– Да.
– Но мы же здесь.
Они пристально осмотрели свой чердак, где давеча решили по дружбе повеситься. У Кыша тогда любовь-морковь не случилась, а старый приятель заодно решил полетать через удавку. Скучно ему было.
– Слушай, так нас значит сорвало и все это была наведенная галлюцинация. Мы не умирали?
Громоотвод нетвердыми шагами прошел вдоль стены, как медведя-шатуна ненароком разбуженного напоминающий фатум, одновременно срывая с шеи обрывки петли.
– Дом...
– А индус где?
– Да не было никакого индуса. Странно только, почему мы видели одно и то же.
Кыш замазывал имя возлюбленной, отвязно пачкая руки мелом. Ему захотелось жить а испытанное экстремальное переживание напрочь отвратило от наваждений погибели. Теперь вожделел он уюта и тепла, вот только подняться сил не было. Громоотвод тоже не смог долго идти, упал у стены.
– Как тут жарко... Окно открой, а?..
– Сил нет. Подожди, сейчас я встану.
Когда он подошел к окну, непривычное ощущение застоявшегося воздуха (ни дуновения...) неприятно удивило его, хотя он и не понял, что именно так дискомфортно. А чтобы отодвинуть замки с ржавых ставен, понадобилось и время и усилие. Открыв же, он нелитературно выругался.
Впереди была бесцветная пелена, и еще... еще взгляд его упал на барометр, стоявший всегда в углу. Да, конечно, "это наш чердак...", понял он... Прибор являл ему неожиданное: "no substance to breathe".
– Мы-таки откинулись, друг мой, – задумчиво воспроизвел Громоотвод бродившую по сознанию сквозную и причиняющую незнакомое болезненное беспокойство мысль.
Кыш смотрел на него широкими от небытия глазами: он уже сообразил, что все как всегда, только он не дышит. И это конечно иллюзия – отсек Того Света, имитирующий чердак, их прощальное земное пристанище. Интересно, как долго? Но, по-любому, надо действовать самим, а не ждать.
Они ни о чем не договаривались, просто подошли к "окну" и прыгнули. Сразу исчезло.
ВОСПОМИНАНИЕ НОМЕР ДВА
Это что там в небе такое кочегарится? Мне так неестественно... еще не знаю почему, потом же, словно в затверженном наизусть сне (автоматизм – не мой) опускаю взгляд на руки и вижу яснее ясного – это не я совсем. Сознание мое в чужом теле, в чужом ощущении, в чужой душе. Только мысли – мои, как и в последний момент на московской мансарде, оставленной для моего final спектакля разогнанной под зад богемой так называемой.
Сосредоточиться и вспомнить: кто я. Для начала хотя бы, где.
Я воспринимаю землю как незащищенный помост, хрупкий, грозящий от удара или урагана сорваться в тартарары. Я пытаюсь держаться за обломок чего-то знакомого, знакомого руке, по ощущениям даже, руке того существа, которым я оказался, но не мне, нет.
Интересно, а существо это думает со мной одновременно или как? Оно о моем присутствии подозревает?
Или я просто опять кому-то снюсь, в чей-то дрим вызван. Надо признать, держит здесь сильно, все попытки выпорхнуть или рассредоточиться в разреженность неназываемую – фиг два. Магнетическое тело, руки неподвластно мне изображают какой-то довольно нелепый жест, на лице, которое я ощущаю как наотмашь налетевшую птицу на большой скорости тогда сбитую на хайвее, лицо в крови (ее? моей?)...
Что там за олвейз с крылышками в небе гигантский суперплюс?
Какое нелепое сравнение... Какое меткое.
Меткое... Он тоже стреляет. Заход где-то в полукилометре от меня и мощный бомбовый выброс.
А... теперь я проникаю, как взломщик, в структуру окружающего меня, как море, сознания... Довольно классные ощущения, изысканные ощущения. Я отрываю руки от этого (не знаю как его назвать, кактус что-ли какой) – и это уже мой жест, неожиданный для существа или во всяком случае – непонятный.
Навстречу бежит какой-то астральный невозвращенец с перекошенным от страха пополам с кайфом упоительным лицом, так сказать. Руки тянет. Мерзавец.
Разом я прихожу в "сознание" и соображаю, что это – прелестная девушка, проживающая в гордой Сербии, что звать меня неместным именем Леда, что самолет надо мной перешел звуковой барьер и я весьма капитально и видно насовсем ничего не слышу, хотя этот Мирко... Марко... орет чего-то – если слышала, точно бы оглохла. И по вискам действительно течет кровь.
Толчок резкий. Я полностью прихожу в сознание и теперь уже ее изумленными глазами смотрю на себя, чувствую, как будто в меня влетело невидимое существо, пеленгующее мои чувства – Азраил? Это конец, прекрасный друг.
На некоторое время два существа осознают себя в едином ритме сердцебиения. Нет, это не сон – это действительно очередной поворот нелепой траектории, проносящей меня навстречу горней выси мимо этой девицы, ощутимо пострадавшей от американской военщины. Теперь я уже вижу ее со стороны – но и она себя так видит. Ее душа испуганной птичкой жмется ко мне – уже вне сомнений, ей действительно абзац. Другое дело, как я сюда попал и где соучастник... Но ясно, что это уже не глюк от развлечения по имени kick и не ледяные пустыни с персонажами дурных видений. Это очень конкретная смерть. Запах.
Ну и еще, понятное дело – теперь мы полетим с ней вместе.
ВОСПОМИНАНИЕ НОМЕР ТРИ
А я пытаюсь нащупать взором, куда ты пропал
и вижу мы летим над горами какими-то и ты резко падаешь вниз
(почему "падаешь" – ведь ты невидим мне?)
и я не могу за тобой, словно ветер волнами уносит меня мимо, дальше,
чтобы как Робинзона швырнуть о берег или разбить о риф
в небе полно рифов...
Ты внизу, там еще девчонка какая-то
(голос подсказывает: ты знал ее когда-то позавчера)
ее много кто знал
"Красивая девочка Бэмби
На улице этой живет..."
Ракету на цель отпуская,
Так натовский думал пилот
И злые веселые люди
Похожие на виноград
Палят из зенитных орудий
И сами – так быстро горят...
Над городом Приштиной в небе
Большой самолет пролетал
Тяжелые бомбы на теле,
Горящий на солнце металл
Он пах благодатною смертью
Сжимая ее под крылом
Внизу завывали сирены
И пели, и пели о нем
Неистово грустную песню
О скрипе его грешных крыл
О женском неназванном месте
В котором он, может быть, был
Вот так и любовь... Непонятна
Была ему скука внизу
О боже, как здесь неопрятно
На небе – как в пьяном лесу
Вон слева – там стингер сверкает
Внизу пучеглазит радар
Там Сербия... Кто ее знает...
С ней нынче же будет удар
Потом же он вспомнил о Бэмби
И всяких подобных делах
Его передернуло нервно:
"Пускай их спасет их аллах
Ты должен, иначе упал бы
Бомби, раз умеешь летать
Иначе внепланово сядешь
И прочая ёб твою мать"
Он вышел из залпов подствольных
В крутую дугу над шоссе
Там землю колбасило болью
Накрыты? Да, вроде бы все
А сколько там в баках бензина?
Да столько, сколь бомб в запасном
И что за, простите, мудила
Затеяла этот облом...
Наверно, милошевич злобный
Он свой угнетает народ
Он правду в подвале скрывает
И песен ему не поет
Другие... их попросту жалко
(Еще две легли в точный курс)
Я просто небесное жало
А кровь... Будто строберри вкус
И по хрену, кто там стреляет
Наш Джо не боится погонь
Сам ужас на всех нагоняет
И в общем крепка его бронь
Потом начинались овраги
И город, где важный объект
Последнюю бомбу отправив
На душу последний взял грех
Все стало спокойно и славно
Как будто чипсы суперстар
Эй, Бог! Полетели обратно
Ты вроде как мне помогал
Молитвой уста осеняя
Он думал о высшем суде
О важности прав человека
Солане, другой ерунде...
Одно лишь ему не давало
Спокойно лететь в Авиано
Немного томило, несильно стремало
Но в целом весьма задолбало
Как все же неистово благо...
Он плакал, как дети во сне
И понял, что НАТО не право
И понял, что небо – в дерьме
Красивая девочка Бэмби
На улице этой жила
Слезой бутерброд окропляя,
Он плакал. Она умерла.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЛЕДА И СТИКС
Stay the night
I'm so afraid by the light
Evanescent odour brings me morn
Nothing's happen no more
Come... Only try to feel that deathly ray
(maybe will be rain today)
Fragranses of Ledah...
Набережная была полупуста. То там то здесь едва вслух переговаривались прибывшие – незнакомые. Громоотвод лежал на брущатке, ощущая силу своего падения, способную вдребезги разнести не то что обыденное, но и ментальное тело, однако же чувствовал, что (как ни странно) все на месте. Неподалеку Кыш сидел, невидящим взором устремясь в проносимую в небе южным ветром будущность, на коленях его спала, ткнувшись головой, незнакомая красавица.
– Очнулся?
– Примерно так.
Громоотвод попробовал встать, но сразу сообразил, что это ему не под силу. Выпрыгнули в окно, за которым ничего. Полетели куда-то вбок, оказалось – мир внизу. Потом какие-то самолеты. Потом Кыш ломанулся вниз так, что не догнать. Потом туман. И вот теперь здесь.
– Я вроде вспомнил. Мы все еще кувыркаемся или наконец все ж как померли?
Кыш приложил палец к губам, знаком этим упреждая его не тревожить спящую и показал на большие стеклянные но при том тонированные ворота, открывающие шахту лифта. Шахта устремлялась в неподвластную взору высь.
– Здесь пристань. Дальше уже все. Я даже одну из прошлых жизней вдруг вспомнил, пока кувыркало меня, – теперь точно знаю, что меня с земли все это время так напрочь сметало. Безумная любовь... я силой своего самоубийства столкнул ее с земли вместе с собой. Мы снова вместе, сентиментальный вот мой вывод.
– Надолго? Там чего, фильтрационный лагерь?
– Я убью Бога, если он посмеет. Нет. Она будет со мной.
К ним подошел служитель набережной, одетый в оранжевую хламиду.
– С Земли? Долго ждать не будете, сейчас откроют. Тут только эти, – он кивнул головой на толпу нервно дрожащих и мокрых одинаково одетых мудодов.
– Кто такие? – Громоотвод наконец встал и решительно смотрел вокруг.
– Не бойся, – сказал служащий, – это твое пробуждение, которого ты так стремаешься, оно миновало. А театрально выряженные – гондольеры. Друг твой здорово тряхнул землю, в Италии куча гондольеров потонула. Ну и все сразу сюда. Вряд ли, впрочем, – понизил он голос, – ждет их здесь хоть что-нибудь приличное. Смотрите: в их глазах страх. Степень же полученного за этой дверью прямо пропорциональна тому, что ожидаешь увидеть. Я не говорю: что хочешь – то и увидишь. Но связь есть. У этих же с фантазией явно переполох.
Сгрудившись в углу, гондольеры тем временем паскудно выли.
– Хотите, проинструктирую?
– Бесплатная эзотерическая поддержка? Апгрейд нежданный, мать твою? огрызнулся Кыш.
– Принц, я знаю, кто вы в вечности, но это еще не повод сквернословить. Глядите, спутницу свою ненароком потревожите. Пускай себе спала бы пока: так ведь сладко.
– Я здесь по праву, Харон. Я вернулся домой и кому, как не тебе, об этом знать. Потому я не стану гостем сидеть в прихожей – если через полчаса твоя колдоебина не заработает, разнесу. И еще мне интересно, как здесь управлялся все это время мой брат.
– Старший. – поправил его Харон. – Я вижу, ты все вспомнил. Десдечадо неразумное...
Громоотвод с изумлением вслушивался в слова друга, после же ответа Харона его и вовсе переклинило. Он-то ничего не вспоминал в упор, кроме только что прожитой жизни. И вдруг потом...
ВОСПОМИНАНИЕ НОМЕР ЧЕТЫРЕ
17.02.
Господи, я поднимаюсь на небо, будто ступаю невидимой лестницей, одолеть готовый сонмы нечисти. Сейчас все так торжественно и чисто, я жду кто выйдет мне навстречу. Я умащу путь ангелам и крестом переполошу бесов. Я даже думаю, что не сильно грешен, коли и грешен – не безнадёжен. А даже если и безнадёжен – все равно не брошен.
Я же здесь.
18.55.
Никого. Продолжаю, как по снегу, по облакам идти. Может, заблудился? Может, не приметили меня? Но разве может так?
19.37.
Явное прельщение бесовское. На небе нашел обгрызанную кочерыжку. По-прежнему никого. Господи, отзовись. Прошу. Отзовись.
22.04.
Темнеет, как на земле. Нашел заброшенный домик, написано: "Почта". Отправил бы телеграмму (адрес Бога на стене нашел), да знаю – прельщение бесовское. Краба однако съел. Тоже, конечно, прельщение, но есть хочется. Скоро, видно, начнут красавицами голыми соблазнять. А у меня не стоит, не стоял вообще. Обломаетесь вы с вашими сексуальными домогательствами. Кстати вот, о преимуществах, выносимых нами из нашей обделенности, кажущейся обделенности.
23.56.
Краб ожил в животе. Кусается. А баб нету.
12.03.
Проснулся. Раннее утро. Шальная мысль: ну хоть бы кто...
16.30.
Наконец-то!!!!!!!!!!!!!!!! Стражник открылся мне из Ничто. Нелепый. Говорит, надо идти до первого поворота с указателем "654.998.03" вдоль стены из цветочных украшений. Правда руками их трогаешь – ничего не чувствуешь, галлюцинации это все. Иду себе как приход по вене, как тональный вызов по микросхеме (что за слова, Боже ты мой... но ведь придумается только такая баламуть). Прельщение бесовское.
17.14.
Встретил девку (одетую). Спросила, какой год. Сказал, как есть: 1786. Смеялась, сказала: !?*: и исчезла. Прельщение бесовское. Женщины, и те хамят. Богохульство.
19.00.
Слышал крик бесов. "Спокойной ночи, малыши". Вон и указатель. Полчаса ходу.
19.28.
А вон и вход, за указателем прямо. Двое ворот, по разному, впрочем, уровню отцентрованных. Белые и, ясно дело, черные. На указателе, конечно, "РАЙ-АД" надписано. Уже, кажется, различаю "...ад" на ближашем освещенном указателе. Сейчас подойду, разгляжу.
19.30.
Что это, Господи?
22.00.
...
А я все сижу и смотрю на указатель. Я так и не понял. Вперед Бердалым, вниз и направо – Ленинабад.
А из головы птички вылетают. Дальше не помню.
– ...меня это не трепещет, – отвечал Кыш служителю, но Громоотвод, вынырнувший из воспоминаний, прослушал начало. Меж тем смеркалось. Девчонка, которую притащил Кыш на небо, проснулась и сидела у его ног. Служитель клялся, что через несколько минут ворота откроют.
Леда пошла вниз по камням к реке (Громоотвод помнил, звали речку "Стикс").
– Иди ко мне, – позвала она Кыша. Одежда ее уже была вся в пене темных вод, она вспоминала, она слышала дивные песни, посвященные ей в те еще достославные времена, когда смену дней не догадались считать. Толпы сексуально озабоченных менестрелей пронеслись перед нею метеором воспоминаний – эти уже про средние и такого рода века. Костры, птица в грозовом небе. Проклятия. Потом ее мир стал другим, будто рисунок девичий залили чернилами и затопали по нему маленькие насекомые в сапожках, разнося вокруг вонючесть и безысходный вой. Потом ее воспоминания стали походить на засвеченную пленку, водоворот тянул в нелепые воплощения... они словно и продолжались доли секунды, но видно было, что некая враждебная сила, бессильная сделать ей delete-кранты, постаралась все же завертеть ее в бешеном танце перевоплощений, затянуть в трясину, чтобы она все забыла. Она только видела и чувствовала себя по-прежнему, а так... удалось им, видно.
