Текст книги "Письма к Людмиле Штерн"
Автор книги: Сергей Довлатов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Довлатов Сергей
Письма к Людмиле Штерн
Переписка с Сергеем Довлатовым охватывает более чем двадцатилетний период нашей дружбы. Первые два года мы переписывались, живя в одном городе – Ленинграде. Потом начались «великие перемещения». В 1969 г. Довлатов уехал в Курган, а потом – в Таллинн. В 1975 г. наша семья эмигрировала в США и поселилась в Бостоне. Три года спустя эмигрировал Довлатов. Все эти годы, где бы мы ни находились, мы продолжали нашу дружбу и нашу переписку.
Последний раз я виделась с Сергеем Довлатовым 24 мая 1990 г., на пятидесятилетии Иосифа Бродского, а в июле, за месяц до Сережиной кончины, я получила от него последнее письмо.
Некоторые из писем Довлатова носят сугубо личный характер, и время для их публикации еще не пришло. Среди других – есть резкие и часто несправедливые высказывания об общих друзьях; не желая их обижать и огорчать, я сделала соответствующие купюры или оставила в именах и фамилиях одни инициалы. Последнее из публикуемых писем адресовано не мне, а моей матери Надежде Филипповне Фридланд-Крамовой. Оно, несомненно, представляет интерес, отражая отношение Довлатова к эмигрантской литературной среде.
Людмила Штерн
1
31 мая (1968 г., Комарово)
Милая Люда, письмо получил. От него зловеще повеяло холодом и душевным покоем…….. Что касается автодеклараций по поводу моих рассказов, то запомни раз и навсегда: литература цели не имеет. Вернее, к ней применима любая цель, укладывающаяся в рамки человеческих надобностей (врач, учитель, конферансье, и т. д.) Для меня литература – выражение порядочности, совести, свободы и душевной боли. Я не знаю, зачем я пишу. Уж если так стоит вопрос, то ради денег. И я не уверен, что мои рассказы зарождаются именно во мне. Я их не создавал, я только записывал, мучительно подбирая слова, которые бы кое-как отвечали тому, что я слышу, как голос извне. Ты знаешь, что я не отличаюсь большим самомнением. А сейчас пишу тебе совершенно искренне: все, что говорят о моих рассказах, как бы они ни были несовершенны, для меня откровение. И я не уверен, что над ними довлеет моя личная воля… Разница же, соотношение между ценностью и истиной такое же, как между несдерживаемыми воплями на ложе любви и первым криком ребенка…
Твой Довлатов
2
(Июнь 1968 г., Комарово)
Дорогая, Дом творчества набит веселым, мохнатым зверьем с человеческими глазами. Среди писателей – довольно много однофамильцев великих людей. В частности, Шевченко и Белинский. Мне нестерпимо захотелось взглянуть на писателя по фамилии Белинский, и я зашел к нему как бы за спичками. Белинский оказался довольно вялым евреем с бежевыми встревоженными ушами. Между Пановой и Даром происходят такие прелестные дискуссии:
Дар: – Все-таки Хемингуэй в романе «Прощай, оружие» очень далеко плюнул.
Панова (раздумчиво): – Однако «Войны и мира» он не переплюнул.
Дар (раздумчиво же): – Это верно. Но тем не менее он очень далеко плюнул.
Я (молча): —!!?№%=!=!!
«Записки тренера» подвигаются довольно быстро и сулят 100 страниц. 40 – готовы. В этой повести я использую совершенно новый для себя стиль, который замыкается не на слове, не на драматическом соприкосновении слов, а на тех состояниях, на той атмосфере, что должна быть воссоздана любой ценой, любым языком. В этой повести слова гораздо облегченнее, прохладнее. Я хочу показать мир порока, как мир душевных болезней, безрадостный и заманчивый. Я хочу показать, что нездоровье бродит по нашим следам, как дьявол-искуситель, напоминая о себе то вспышкой неясного волнения, то болью без награды. Еще я хочу показать, что подлинное зрение возможно лишь на грани тьмы и света, а по обеим сторонам от этой грани бродят слепые.
Так вот скромненько выглядят мои творческие планы…
Постарайся хотя бы коротко отвечать на все мои письма. Хотя бы парой многоточий. Или восклицательным знаком, с которым мы похожи, как братья.
Обнимаю, выпиваю и закусываю…
Твой Сергей.
3
(1969 г., из Ленинграда в Ленинград)
Милая Люда! последнее время у меня не было ни малейшей возможности увидеться или поговорить с тобой. Мы работаем с утра до вечера. На днях сдадим работу, несколько дней пробудем в мастерской на Пискаревке, оттуда я смогу тебе звонить, а потом уедем на неделю охотиться, после чего отправляемся в Баку рубить некоего Мешада Азизбекова, одного из 26 неврастеников.[1]1
Мешали Азизбеков (1876–1918) – один из расстрелянных бакинских комиссаров. С.Д. в Баку не ездил, хотя, действительно, работал в это время камнерезом.
[Закрыть]
На службе у меня все в порядке. Тружусь я с большим усердием, потому что хочу в течение года получить квалификацию резчика по камню, с которой я нигде не пропаду. После литературы это самая подходящая профессия.
Я прочел твои заметки на полях рукописи романа и повести. Все они справедливы и уместны, но меня обидел немного залихватский и чуть ли не злорадный тон этих записей. Ты порезвилась, Люда, а это нехорошо. Ты ведь знаешь, что литературные дела – главное в моей жизни и единственное, пожалуй. Я пищу очень старательно и с большим трудом, а в последний год с большим напряжением, потому что решил поломать свой стиль и отказаться от многих приемов, которыми в какой-то степени овладел, истребить то, с чем освоился. Я знаю, что у меня пока не выходит, и со всеми твоими указаниями согласен, но иронизировать в таком случае я бы не стал. В этих делах желательно быть таким же деликатным, как если ты обсуждаешь наружность чужого ребенка.
Но все это не значит, что я такой мизантроп и рыбий глаз […] Жди звонка, если не забыла меня, труженика. Расскажу тебе массу новостей.
Твой Сергей
4
27 мая (1969 г., из Ленинграда в Ленинград)
Здравствуй, моя железная и бескомпромиссная по-жирательница перцовки!
[…] Я прочел два американских романа и вот что я понял. Янки не очень далеко продвинулись в смысле истины; кстати, истина, очевидно, не является для них краеугольным камнем ни в жизни, ни в искусстве, ни в политике. Зато они создали новые внезапные ценности, сумев придать им известную притягательность и силу воздействия на сердце, если не на ум.
Новости спорта: Вчера во время хоккейного матча между динамовцами столицы и харьковским «Авангардом» нападающий Диденко ударил полузащитника Петрова клюшкой по голове. «Это что еще за новости?!» – сказал обиженный Петров […]
Твой Сергей
5
28 мая (1969 г., из Ленинграда в Ленинград)
Милая Люда! Исполнитель роли несчастного мавра слегка переусердствовал. Ему ужасно стыдно, он проклинает систему Станиславского и обязуется в дальнейшем придерживаться условных традиций Мейерхоль-довского театра.
Вторые сутки печатаю «Чужую смерть» и ничего не понимаю. Хорошо это или плохо.
[…] Ты столько занималась моими делами, что я решил со своей стороны поделиться отдельными афористическими соображениями по поводу твоей профессии. Должен тебя разочаровать. То, что вы претенциозно называете грунтами, на 80 % состоит из полусгнивших останков пяти миллиардов (точнее, – 5.382.674) почивших на этой планете людей. Неисчислимые мегатонны человеческих экскрементов (я уж не говорю об испражнениях домашних животных, пушного зверя и птичьем помете) пропитали ту неорганизованную материю, которую вы кокетливо называете грунтами. Романтики! Наивные идеалисты! Тошнотворная смесь навоза и человеческой падали – вот предмет ваших упоительных изысканий. Разложившиеся трупы нацистов, прах Сергеева-Ценского, Павленко, Рабиндраната Тагора, моча и кал ныне здравствующих членов Союза Советских писателей (кстати, тебе известно, что в ССП в полтора раза больше членов, чем голов) – таков далеко не полный перечень отталкивающих ингредиентов, ко
торые вы, ошельмованные простаки, самозабвенно нарекли грунтами. Пока не поздно, обратите взоры к небу!!! Но и тут не будьте слишком доверчивы и рассеянны, иначе голубь, проносящийся в синеве неба, капнет вам на рыло! На этом заканчиваю свой оптимистический эссей.
Обнимаю, твой Сергей
6
(Июнь 1969 г., из Ленинграда в Ленинград)
Милая Люда, я ненавижу музеи больше всего на свете после природы и шахмат, но тебя люблю по-прежнему. И хочу возложить на тебя поручение, т. е. передать твоей подруге Асетрине[2]2
Ася Пекуровская, первая жена С.Д.
[Закрыть] 10р., которые я ей задолжал. Пытаться смягчить ее антипатию ко мне не надо, ибо это чувство входит в программу моего ей отмщенья. Целую,
твой С.Д.
7
(Декабрь 1969 г., из Кургана в Ленинград)
Милая Люда! Мама, наверно, уже сообщила тебе, что я оказался в Кургане. Намерен жить тут неопределенное время. Это означает, что в «Дельфине» 20-го мы встретиться не сможем. Я не буду излагать тебе все нудные мотивы своего поступка – ты ведь все понимаешь […]
Тут обнаружились какие-то хаотические возможности заработка в газете и на радио. Более того, у меня есть первое конкретное задание-Полдня я провел в Свердловске. Это бессмысленный город, грязный и периферийный до предела. Там почему-то очень много фотоателье. При этом я не встретил ни одного привлекательного свердловчанина. И чего они так любят фотографироваться? В магазинах пусто, как со стороны продуктов, так и со стороны покупателей. Курган гораздо чище, аккуратнее и благородней… Я уверен, что мои дела тут определятся. С первой весенней партией я уеду в горы. Может быть, мне повезет, и я сломаю себе позвоночник […]
8
20-е декабря (1969 г., из Кургана в Ленинград)
Милая Люда, я до сих пор не получил от тебя никакого известия, хотя написал неделю назад. Дела мои идут нормально, трезво и обстоятельно. Сдал два очерка в «Советское Зауралье» и «Молодой Ленинец», в понедельник улечу на местном самолете в Часто-озерье на рыбокомбинат. Они набирают людей на последний «неводной и сетевой» лов. Я там пробуду три месяца среди законченных подонков общества, т. е. в самой благоприятной для меня обстановке. Предоставляется барак и кое-что из спецодежды. Оплата сдельно-премиальная. Интуиция мне подсказывает, что это хорошо. В общем, я на некоторое время становлюсь «сезонником из бывшего ворья» – цитата, кажется, «Марш одиноких».
Я довольно много написал за это время. Страниц 8 романа, половину маленькой детской повести о цирке и 30 страниц драмы про В.Ф. Панову. Мы читали 1 акт местному режиссеру, пока все нормально. Пиши мне по адресу Славы Веселова,[3]3
Университетский приятель С.Д., живущий в Кургане
[Закрыть] он мне переправит всю корреспонденцию […]
С. Довлатов
9
(Июнь 1974 г., из Таллинна в Ленинград)
[…] Милая Люда! «Юность» – черт с ней! Я написал то, что им требовалось, и они меня опубликовали,[4]4
Сергей Довлатов, Интервью (рассказ). «Юность», 1974, № 6.
[Закрыть] другого публиковать не стали бы. Для меня и для местного издательства это сильный прецедент. Тут есть чиновники, которые текста не прочтут, а рожу и фамилию запомнят.
Адепты чистого искусства уже подняли дружный лай по поводу моего выступления. Получена такая открытка: «Портрет хорош, годится для кино, но текст беспрецедентное говно». Это кто-то напрягся из тусклой челяди Б., я думаю. Подпись красноречивая – X, по-ихнему – икс.
[…] Я заканчиваю роман «В тихом городе». Рейн физически уснул, когда я излагал ему содержание. Роман (предыдущий) «Дорога к славе» буду подавать на рецензию в августе. Там 12 листов. Если со мной в 1-ом квартале подпишут на него договор, я немедленно уеду в Ленинград.
В общем я держусь. Более того, чуть не купил за 700 рублей «форд» 1938 г.
Одет неважно, питаюсь средне. Тревоги в моем взоре навалом, особенно с похмелья […]
Твой Сергей
10
(1974 г., из Таллинна в Ленинград)
[…] Милая Люда! Ты, я думаю, уже в Ленинграде, решил написать тебе. Книжки мои где-то в типографии. Полторы тысячи мигом улетели, более того, я на них проехал как бы две лишние остановки, имею долг 1800 рублей. Зато мне сшили сюртучок из кожи покойного дяди Кирилла, еду за ним в субботу. А вот пиджака и обуви нет.
Доходят из Ленинграда печальные новости, я очень близко принимаю к сердцу все это, Марамзина жалко.[5]5
Прозаик Владимир Марамзин, составивший первое (самиздатское) собрание сочинений Иосифа Бродского, был арестован, осужден условно, после чего эмигрировал. Живет во Франции.
[Закрыть]
В Таллине нет политики, нет эмигрантов, и даже нет евреев. Они говорят по-эстонски, носят эстонские фамилии, а в русских компаниях не ощущаются […]
Твой Сергей.
11
(Апрель 1976 г., из Ленинграда в Нью-Йорк)
Милая Люда! Читаем с Игорем (Ефимовым. – Л.Ш.) твое грустное письмо. Издалека судить о твоих обстоятельствах невозможно. Думаю – жизнелюбие, юмор, романтизм – интернациональны, подобно скепсису, глупости и унынию.
А значит, все будет хорошо. Мне показалось, что Катя Штерн[6]6
Моя дочь.
[Закрыть] ассимилируется живее и свободнее, а это для тебя самое главное.
Непривычно мне тебя утешать и подбадривать. Всегда было наоборот. В апреле ухожу из «Костра».[7]7
Ленинградский детский журнал, в котором С.Д. работал в 1975-76 гг.
[Закрыть] Перспективы туманные. Психически все очень меняется. Ваш отъезд приблизил далеких людей. Игорь Ефимов снисходит до М., я – вообще черт знает до кого […]
Из жизненных сумерек выделяются какие-то тривиальные факторы. Всю жизнь я дул в подзорную трубу и удивлялся, что нету музыки. А потом внимательно глядел в тромбон и удивлялся, что ни хрена не видно. Мы осушали реки и сдвигали горы, а теперь ясно, что горы надо вернуть обратно, и реки – тоже. Но я забыл, куда. Мне отомстят все тургеневские пейзажи, которые я игнорировал в юности […]
Прости мне этот громоздкий метафорический выпад.
Твой Сергей
12
7 декабря (1976 г., из Ленинграда в Бостон)
Милая Люда!
Благодарю за содержательное письмо. Теперь американскую жизнь я представляю себе ярче, чем нашу. К миллионершам, тобой впечатляюще живописуемым, проникся негодованием. Я их, гадов, так себе и мыслил. Что за контора «Стоун и Вебстер»? Техническая или гуманитарная? Protect you God, чтобы тебя туда взяли. Готова ли ты выслушать совет хронического неудачника? Единственная привлекательная сфера – русская культура. Тебе это близко. Пусть мало денег. Ну их с культом доллара. Обязательно напиши Леше.[8]8
Лев Лосев – поэт, критик, профессор Дартмутского колледжа, Нью-Хэмпшир.
[Закрыть] Кстати, он расскажет о моих делах. Пиши, не откладывая. Это поразительный человек. Нужна идея, стимул, фермент. Нам в этом смысле легче. В литературных делах появляются следы авантюризма, конспирации. Проблема (столь острая в Америке?) духовного общения заслоняется миллионом других проблем. Что писать о себе, ей-богу, не знаю. В Пушкинских Горах было замечательно. Туристы задают дивные вопросы:
1. Была ли Анна Каренина любовницей Есенина?
2. Кто такой Борис Годунов?
3. Из-за чего вышла дуэль у Пушкина с Лермонтовым?
Я не пью уже давно. Как-то неожиданно и стабильно бросил. Вероятно, произошел невольный самогипноз. Или стимулы повлияли. После 100 граммов водки у меня гнетущее настроение. И я спешу домой. Написал 4-ю книгу романа. Ее все хвалят, кроме Наймана. Най-ман же сказал: «Мы все умрем…» А дальше я не слушал. Умрут лишь те, кто готовы. Лично я пока не умру. Сочиняю. Летом выйдет хорошая книжка. Занимайся английским прилежно. И русский не забывай в силу тех же причин. Узнай, пожалуйста, как там Шмаков?[9]9
Геннадий Шмаков (1940–1988) – переводчик, искусствовед, жил в Нью-Йорке.
[Закрыть] Пусть объяснится с Лешей. За гостинцы спасибо еще раз. Это меня здорово поддерживает.
Люда, не послать ли тебе какие-нибудь деревянные ложки? Какие-нибудь азиатские сувениры для подарков. Мне бы очень хотелось. Но чем можно обрадовать приятельницу богачихи Санди?[10]10
Санди Харди – богатая дама из Майами, принявшая участие в судьбе моей семьи.
[Закрыть] Я не хочу выглядеть глупо. Не хочу уподобляться Рейну. Женя послал в Италию через Мишу Глинку[11]11
Ленинградский прозаик.
[Закрыть] несколько фанерных дощечек. Знаешь, на рынке продаются семена. А само растение в перспективе изображено на такой фанерной дощечке. Дощечка погружена в семя. И покупатель соображает, что должно вырасти. Женя где-то раздобыл эту мерзость и послал. Он объяснил Глинке, что здесь таится подспудная фантазия народа. И просил обменять эти штучки на модельные туфли. Глинку высмеяли уже на советской таможне.
В общем, жизнь продолжается. Семейного счастья не обрел. И уже не стремлюсь. Зато пишу ежедневно. Вижусь только с Игорем. А общение с ним не есть грозовой вихрь. […]
Твой С. Довлатов
13
18 сент. (1978 г., из Вены в Бостон)
Люда, милая! Твое исключительно сдержанное письмо достигло цели. Мне даже показалось, что оно не требует реакции. Отвечаю потому, что благодарен всем за хлопоты. Даже австралийские скваттеры (?) что-то подписали в мою защиту. Сейчас, проанализировав обстоятельства, я точно знаю – нас выпустили только благодаря этим хлопотам.
Тебе спасибо в первую очередь.
Печататься зовут все. Но. Либо бесплатно, или почти бесплатно («Эхо», «Грани», «Время и Мы»), либо изредка («Континент» и американская периодика).
Я уже здесь написал три материала – два в «Русскую Мысль» (о себе и о ефимовской «Метаполитике») и один в «Континент» об эстонских делах.
Прислали мне немного литературных денег. Я теперь похож на второстепенного ленфильмовца. Одет в кожзаменитель и разнообразный западный ширпотреб. Купил всяческую радио, фото и муз. аппаратуру.
То, что я – жив и на воле – чудо. Ликую беспрестанно. Склеил юную домовладелицу Кристину – очень худую.
Проблем алкоголизма не существует. Есть другие. Проффер[12]12
Карл Проффер (1938–1984) – американский филолог-славист, владелец издательства «Ардис» (Анн Арбор, Мичиган).
[Закрыть] говорит реально поступить в аспирантуру. Или добиваться статуса в периодике. Или катать болванки у форда. Мне подходит – все.
Подождем документов и улетим в Нью-Йорк. Лена минимально устроена. Все уверяют, что и я не пропаду. А Максимов даже в таких формах: «С вашим обаянием! С вашим талантом!»…
У меня есть рукопись о журналистике, полудокументальная. И еще роман о заповеднике, в том же духе. У Леши – 1600 моих страниц.
А главное – я жив и на воле. Человек таков. После мгновенной аккомодации его отрицательные чувства сразу восстанавливаются на прежнем уровне. Сравнения приобретают чисто творческий характер. Я же все еще преисполнен ощущения свободы, благополучия (мы очень нищенствовали полгода) и т. д. Все, что можно знать об Америке, не побывав там, я знаю. На фоне майора Павлова, негры и колумбийцы – дуси […]
Напиши мне личное письмо.
С благодарностью и любовью,
преданный тебе Довлатов
14
24 окт. (1978 г., из Вены в Бостон)
Людочка, прости меня за глупость.
Я как-то совершенно не умею выбирать тон. С тобой особенно. Как будто – завидую и даже сержусь. Почему-то разозлился на твою литературу. Мол, и в этом обошла. Обновленным я себя не чувствую, уверенным – тем более. Я когда-то спросил Ефимова, будет жизнь лучше или нет. Он говорит, кому хорошо, будет еще лучше, а кому плохо – будет еще хуже. Именно так и получается. Посуди сама. Литературные перспективы ничтожны. 80 % из написанного я даже не буду пытаться издать. Есть одна приличная книжка о журналистике и все. И задумок (наше с тобой любимое слово) тоже нет. Дальше. Семья неизвестно – есть или нет. Я очень люблю Катю.[13]13
Дочь С.Д. Екатерина Довлатова, род. 6 июня 1966 г. в Ленинграде.
[Закрыть] […] И так будет всегда. Разреши сделать тебе чудовищное признание. Больше всего на свете я хочу быть знаменитым и получать много денег. В общем, я совершенно не изменился. Такой же беспомощный, замученный комплексами человек, умудрившийся к 37 годам ничем не обзавестись. А кое-что и потерять. Здесь у меня даже собутыльников нет.
Я тебя обнимаю. Мама кланяется. Глаша с нами.
Твой Сергей
P.S. Не попадалась ли тебе «Русская Мысль» за 19 окт?
Там про меня целая страница с красивой фотографией. С.
15
21 марта (1979 г., из Нью-Йорка в Бостон)
Милая Люда! Спасибо за письмо. Буду рад с тобой повидаться. Телефон мой (212)359-0103. Но он скоро изменится. Вместе с адресом. М.б. в течение недели. Мы переезжаем в Forest Hills. Район получше, и школа хорошая. Да и хозяин наш теперешний – белорус и красноармеец. Новый адрес и телефон сообщу […]
Моя растерянность куда обширней средних эмигрантских чувств. В этом-то плане на что мне жаловаться? В газетах обо мне пишут. По радио говорят. Дважды выступал почти бесплатно, но с успехом. Книжки выходят и будут выходить. Есть четыре издательских предложения. Все – несолидные. Ни денег, ни престижа. Есть халтура на радио Liberty. В «Новое Русское Слово» пиши хоть каждый день. (Кстати, о тебе написали мои приятели Вайль и Генис, номер за 20-е. По-моему, грамотно и справедливо.) Работу пока не ищу. Рано. Посещаю английские курсы. Бесплатные, а следовательно – некачественные. Уверен, что в 2–3 месяца подвернется работа. Тут два еврея создают новую газету. Преображается Liberty, а значит, будет вакансия. Но это все […]
В Ленинграде при всем ужасе было ощущение цели. Вернее, перспективы. Тюрьма – Париж. Сейчас ощущение физического конца, предела. […]
Литераторов здесь нет. Откуда им взяться? П. скучен, глуп и блудлив. Лимонов – талантлив, но отвратен. Бродский – выше облаков. Наврозов англоязычный полунабоков. Остальные – безымянные. Я даже слегка выделяюсь, увидишь.
Нью-Йорк жутко провинциальный, все черты провинции – сплетни, блядство, взаимопересекаемость. Блядство совершенно черное. Поэтессы…… прямо в машине, без комфорта. И одернуть неловко. Подумают, дикарь…
Кроме того, наступила старость. Внезапно, как мне и предрекали. Я глухой. Плохо сплю. Не все, без разбора ем. На лестнице задыхаюсь. И сердце болит.
Из моих 2500 стр. печатать целесообразно 1/6 часть. Остальное макулатура. Пятнадцать лет бессмысленных стараний…
Ну, все… До встречи.
С.Д.
16
4 апр. (1979 г. из Нью-Йорка в Бостон)
Милая Люда!
Знаешь ли ты, что твою повесть транслировали по ВВС? Мне сказал Поповский. Очень хочу повидать тебя. Я тут зашел в книжную лавку Мартьянова и попросил Довлатова и Уфлянда – взглянуть. Старик Мартьянов бодро закивал и вынес мне Длданова и «Кюхлю».
В жизни всегда есть место комплексам!
Твой собрат по перу С.Д.
17
19 мая (1979 г., из Нью-Йорка в Бостон)
Милая Люда!
У меня к тебе просьба. Вернее – поручение. А может, ни то, и ни другое. Если тебе все это покажется неловким… Ситуация такова – я пытаюсь издаться в трех местах. По-русски – в Лондоне. Записные книжки – тут на деньги одного пищевого магазинщика, он же – начинающий меценат. Машинка, на которой пишу, – его уместный дар. И еще. Хочу издаться по-английски. У меня есть «Зона», есть американец, переведший четыре рассказа. Но «Зоны» мало по объему. Мне известно, что кто-то в Ардисе переводил мое из другого сборника – «Компромисс». Может, сама О'Коннор.[14]14
Кэтрин О'Коннор – профессор русской литературы Бос-тонского университета, перевела вместе с Дианой Баргин «Невидимую книгу» С.Д.
[Закрыть] То, что она (?) перевела, должно было войти в «Невидимую книгу». Не вошло. Я хотел бы знать, что с этими рассказами. Я написал 0'Коннор письмо, но в силу приниженности организовал его так, чтобы можно было не реагировать. Она не реагировала. Снова писать неудобно. Как ты знаешь, мне почти все неудобно. Может, ты с ней поговоришь?
Мне даже нужна не она, а свобода распоряжаться «Компромиссом». Хотя, если бы она проявила заинтересованность, я был бы счастлив. Короче, варианты такие. Либо она посылает нас, и тогда американец переводит всю книжку. Он – большой энтузиаст, хоть и без квалификации. Иногда такой полезнее. Либо она согласна выслать то, что перевела, и я буду называть ее сопереводчиком. В общем, как-то надо прояснить это дело. Пожалуйста, Люда, сделай. К Леше боюсь обращаться. Он как-то сверхъестественно занят. К Игорю и так без конца обращаюсь. Жду. Спасибо. Почему ты не звонила 12-го, как обещала?
Всего доброго. С.
18
8 июня (1979 г., из Нью-Йорка в Бостон)
Милая Люда! Жутко хотелось ответить тебе на бланке. Они еще не готовы. И телефон еще не установили. Офис же мы поменяли. Наш адрес, извини, Таймс-сквер, 1. Ар. 701. Хотели выше, но либо занято, либо совсем уже дорого. Отвечаю на вопросы.
1. Газета – «Новый американец». Само название о чем-то говорит. Еженедельник, 32 полосы. Газета американская, на русском языке. Сначала уточняли – для евреев. Сейчас пользуемся более общей формулировкой – для третьей эмиграции. Цель – содействовать новому эмигранту. В бытовом, юридическом, социальном, культурном плане. Научить страховаться, есть, отдыхать, жить по-американски. Такой ликбез. И еще. Все русские газеты печальны. Наша – оптимистическая. Есть раздел – чего не предпринимать в Америке. Называется – «Я тебя умоляю».
2. Теперь о независимости. Газета – профитная. Это наша собственность. Зарегистрирована как тайп-принт бизнес.[15]15
Тайп-принт бизнес – коммерческая организация, связанная с печатным словом (англ.).
[Закрыть] Гос. субсидии для нас закрыты. И вообще – здесь много тонкостей. Мы будем продавать страницы экстремистам любавичам, украинцам. Но – тактично отмежевываться. «Материалы подготовлены такой-то организацией». Газета политически – вялая. Умеренно либеральная, сахаровского тона. В равной степени избегаем коммунистической, антисемитской и фашистской пропаганды. Нас уже физически обругал (конкретно – меня) старый дурак Р. из НТС. И ласково проклял старый жуир Ф. (Почему-то у всех руководителей НТС – дурные зубы. Редкость на Запа-Де.)
3. Стоит газета – 60 центов. (Один полный тиви-гайд[16]16
Тиви-гайд – Телевизионная программа (англ.). Дальше перечисляются сотрудники «Нового американца».
[Закрыть] чего стоит?)
4. С бизнес-менеджерством такая история. Конечно, нужен американец. Но. Ему надо больше платить. Второе. У американца не поймешь, хороший ли он человек. И даже – умный ли. Наш друг и благодетель Стив кажется полным охламоном. А написал две книги по экзистенциализму. Шутит довольно убого, как многие американцы. И т. д.
5. О подписке-страховке я уже излагал. Подробности – лично. Рекламу получить (американскую) трудно. Хоть деньги на рекламу и списываются. Тираж маленький. И все-таки. Эмигрантский рынок – скудный, однако – надежный. Нам все требуется. (Уезжали с четырьмя сумками.)
6. Сейчас проблем – две. Хороший и дешевый бизнес-менеджер, плюс реклама. С рекламой дело подвигается. С первым – хуже.
Имеется просьба. Первый номер мы сопровождаем дешевыми театральными эффектами. Такими как бы напутствиями. От знаменитостей. И в самом подборе их – наше кредо. Там будут – Максимов, Бродский, Неизвестный и т. д. Иосиф отнесся хорошо, обещал договориться с Барышниковым и Ростроповичем. Так вот. У вас там живет Коржавин. Ты его знаешь? Может, напишет одну-две строчки? Такое дело не обязывает. Какой бы ни оказалась газета… Пусть напишет в своем роде, о поэзии, о культуре… Кто еще у вас знаменит?
Читала про Уфлянда в НРС?
Нет ли знаменитого американца? Или не очень знаменитого. В самой иностр. фамилии есть красота.
Мои товарищи и коллеги – прелесть. Расскажу о них коротко. Боря Меттер – Остап, командор. Женя Рубин – Паниковский, я – Шура Балаганов. Алексей Орлов – Адам Козлевич. И «антилопа» есть. Все, кроме меня, умеренно и охотно пьющие. Все рослые и толстые. Широкие и веселые…
Про нас уже говорят, что мы взяли деньги в КГБ. (Агент КГБ – здесь такое же универсальное и отвлеченное выражение, как слово – бля. Я, бля, пошел, бля…) Боря дико обрадовался. Он говорит – это же прекрасно. Подписчики будут думать: раз ГБ – значит, солидно. И т. д. Обнимаю тебя.
Твой «красавец и хохмач» С.Д.
19
31 июня (1979 г., из Нью-Йорка в Бостон)
Людочка, милая! Пишу, не дожидаясь ответа. Дело срочное.
Газетные наши хлопоты завершаются. Все обдумано и главные преграды устранены. Короче, мы начинаем. Иначе нас опередят. Четыре группы вынашивают аналогичные планы. Выиграет тот, кто начнет первый. Ибо вторая газета – необходима (получается как бы однопартийная система), а третья уже лишняя.
У нас есть (маленькие, увы) стартовые деньги (25 тыс. Для газеты мизер), есть несколько организаций, заинтересованных в нас и в трибуне, найдены чрезвычайно гибкие и цельные при этом формы. Есть энтузиазм, талантливость и пр. Важно и то, что газета запускается максимально американским способом и т. д.
Короче. Отсутствует бизнес-менеджер. Его функции выполняет гл. редактор. Что составляет эти функции – долго объяснять. Ты рождена для подобной работы. Плюс обаяние. Плюс – язык. Плюс – мастерство контактов.
Может, ты, побывав в Нью-Йорке и ознакомившись, решилась бы. В плане снобизма это очень лестно. То есть – зам. гл. редактора. Аналог Валеры из НРС.[17]17
Валерий Вайнберг – заместитель главного редактора «Нового русского слова» по финансовым вопросам.
[Закрыть] И даже вот что. Мы первое время работаем бесплатно. Тайпистам же, переводчикам и менеджеру готовы заплатить. Сначала минимум. Когда закончится период выживания – значительно больше.
Поверь мне, дело очень серьезное. Газета – это издательство, типография и реклама. То есть – полное счастье. Мечта жизни.
Короче. Постарайся быть в Н-Й скорее. Я тебя познакомлю с людьми. Они тебе понравятся. Убедишься, насколько все серьезно. За нами гоняются различные комьюнити.[18]18
Комьюнити – община (англ.).
[Закрыть] Но мы сохраняем независимость. Чтобы не быть служащими. Чтобы не менять курс, выбранный очень точно. Так что, наш вариант бедный (поначалу), зато независимый. Газета – наша! 25 тыс. дал американец, мелкий фабрикант. Он газету и читать не будет. Кроме того, он наш приятель.
В общем, жду тебя. Подумай, Люда. Это очень даже шанс. Представляешь, наша собственная газета. И дело это – решенное.
Целую тебя и обнимаю. С.
P.S. Умный Як. Моис. Цвибак[19]19
Яков Моисеевич Цвибак – настоящее имя Андрея Седых, главного редактора «НРС».
[Закрыть] ищет нашей дружбы. Говорит (чуть ли не окая): «Худой мир лучше доброй ссоры»…
С.
20
30 ноября (1979 г., из Нью-Йорка в Бостон)
Милая Люда!
Я желаю выразить тебе литературный комплимент. Я прочитал твоих «Родственников». Там дядя очень натурально разговаривает: «Это ее брат, пожалуйста». Передавать акцент очень трудно. Это мало у кого получается. (См. С. Довлатов. «В гору». Время и Мы, № 38)
У советских писателей неизменно что-то «моя твоя не понимает». Даже у Искандера плохо написан акцент. Не говоря о Ефимове. Там у него грузин произносит – «Польт не трэба». Кошмар.
Теперь о П. – X. утверждает, что П. заведовал в «Литгазете» выдачей клея и был уличен в злоупотреблениях.
Аркаша же […] глуп почти неправдоподобно для еврея. Он глуп какой-то уральской глупостью. Вершина его духовных представлений – это когда барышня днем пытается его укусить, а он ее толкает и уходит. Приезжай скорее. Я тебя обязательно познакомлю с Гришей Поляком («Серебряный век»). Это единственный культурный издатель в Америке. (Но и самый бедный.)
У нас теперь большая квартира. Настолько, что можно всем одновременно поссориться. Пью я теперь совсем мало. Лена уходит из «НРС». Это жестокое учреждение.
Люда! У тебя есть набор «Коллег» из «Времени». Почему же ты не издашь книжку? Это стоит 800 долларов.
Твой С.
21
14 января (1980 г., из Нью-Йорка в Бостон)
Милая Люда!
Вчера с Гришей написали тебе письмо. Гриша вечером унес его, должен сегодня отправить. Ночью позвонила Эля Троль[20]20
Юлия Тролль – нью-йоркская журналистка, внештатная сотрудница «Свободы» и «Нового русского слова».
[Закрыть] (ее официальная профессия чревовещательница. Окончила цирковое училище по кафедре чревовещания.) Она сообщила, что Виктор Перельман[21]21
Виктор Перельман – главный редактор журнала «Время и мы».
[Закрыть] намерен (и пишет это ей, а не мне) не печатать меня больше. Это я ему отвечаю. Исследуй мое письмо, как знаток моих комплексов. Целую, С.
Дорогой Виктор!
Эля Троль передала мне Ваше «печатать не будем». Я ужасно расстроился. Объясню, в чем дело.
Откровенно говоря, в русских публикациях я сейчас не заинтересован. Не именно у вас, а где бы то ни было. Да и печатать мне, в общем, нечего. Надо дописывать роман. Надо что-то зарабатывать. Надо делать газету. Реставрировать личную жизнь, и т. д.
Так что ощущение странное. Как будто от незнакомого человека получил записку: «Прошу на мой юбилей не являться».
Что же меня так расстроило? (растролило?)
Вы меня печатали неоднократно. Рассказы мои при оценке журнала неоднократно упоминались в положительном смысле. И вдруг «печатать не будем».
Чтобы написать такое, редактор должен быть лично глубоко оскорблен. Что значит – «печатать не будем»? А если я напишу «Белые ночи»? Значит, дело в личной обиде.
