Текст книги "Наша служба"

Автор книги: Сергей Доброхлеб

Соавторы: Евгений Товстонос
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Что?

– С другой стороны, – подсказал пилот.

Прокофьев перевернул документ и обнаружил приклеенную скотчем купюру в 100 кредов.

– Это что? – холодно спросил он.

– Аптечка.

– Вы предлагаете мне взятку? – возмутился сержант.

– Почему взятку? – искренне изумился пилот. – Это гуманитарная помощь!

– Вы мне зубы не заговаривайте! Так и скажите, аптечки нет! И нечего мне деньги тыкать!

– Почему нет аптечки? Вот она, на стенке.

Антон оторопело уставился на крагианца.

– Так чего деньги давал?

– А разве по вашим законам под задней обложкой не должна лежать купюра? Мне так говорили на других постах…

Прокофьев ткнул купюру пилоту.

– Заберите!

Пока Антон сверлил Периона взглядом, тот, смущённо потупив взгляд, сложил из купюры ещё какую-то зверушку.

– Ладно, – хмуро сказал Антон. – Спишем это на недоразумение.

Антон сделал отметку в правах нарушителя, достал штрафной бланк, вписал полагающуюся за превышение скорости сумму и протянул пилоту.

– Ознакомьтесь и поставьте подпись.

Перион растерянно взял квитанцию, осмотрел и начал складывать из неё новое оригами. Когда ошарашенным глазам Антона предстала почти законченная фигурка змеи, пилот остановился, виновато улыбнулся и принялся разбирать её.

– Извините. Нервничаю.

– Почему? Вам есть что скрывать?

– Нет, просто я опаздываю.

Прокофьев подозрительно поглядел на крагианца.

Нет, неспроста он так нервничает! Что-то тут не так! Нельзя его так сразу отпускать, нужно посмотреть повнимательнее.

– Успеете, – отрезал Антон. – А теперь давайте-ка осмотрим корабль.

Перион смущённо переминался с ноги на ногу и явно хотел что-то сказать, но не осмеливался.

Прокофьев шумно выдохнул клуб пара.

– Что на этот раз?

– Хотелось бы узнать дозволенную степень помощи и максимально возможный коэффициент ответной агрессии, – промямлил пилот.

– Что?

– Я однажды две недели в реанимации пролежал за то, что уступил место в общественном транспорте женщине с маленьким ребёнком неизвестной мне расы.

– Да, слышал о расах, в которых женщины являются сильным полом и не терпят снисходительного отношения.

– Ладно бы женщина! Меня ребёнок через окно выбросил!

Прокофьев уставился себе под ноги, чтобы скрыть невольную улыбку.

– Ну так… – начал крагианец.

– Содействие зачтётся, – уверил пилота Антон.

– А…

– Бить точно не буду.

Крагианец радостно сорвался с места и снял панель с ближней стены. Она явно была предварительно отвинчена.

– Вы что делаете? – удивился Прокофьев.

– Ну как? Вы же контрабанду ищете? Я подготовился к осмотру и освободил доступ к тем местам, которые меня обычно просят продемонстрировать другие сотрудники ГАИ.

Прокофьев прищурился.

– Вы мне голову не морочьте! Знаю я ваши уловки для отвода глаз!

– При чём тут уловки? Вы делаете свою работу, а я спешу. Поэтому пытаюсь как можно больше ускорить процесс осмотра. Простая логика.

Прокофьев кивнул и оглядел открывшуюся нишу.

– Нормально. Пройдёмте… – Он поискал пилота и увидел того в конце коридора отвинчивающим решётку вентиляции. На полу уже валялись три снятые приборные панели и разобранная лампа.

Перион справился с решёткой, а теперь лез по трубам к потолку, чтобы добраться до потолочных панелей.

В школе ГАИ перед сдачей практики по обыскам Прокофьев с одногруппниками потратили несколько недель на тренировку внимания. Один человек выходил из комнаты, а остальные что-то прятали. Потом первый возвращался и искал это.

Антону всегда удавалось найти спрятанную вещь. Другие тоже справлялись на «отлично», но у них были свои недостатки. Один, принадлежащий к иклиданской расе, мог найти что угодно по запаху. Проблемы возникали только с поиском денег. У него была ужасная аллергия на запах денежной краски. Иклиданин чихал возле банкоматов, а когда впервые вошёл в банк – покрылся зелёной сыпью. Можно сказать, он опроверг фразу «деньги не пахнут».

Другой постоянный соперник Прокофьева мог найти любые спрятанные вещи, но не мог найти свои носки или ключи.

Однако сейчас обыск проходил абсолютно не по учебнику. Может, вся эта помощь для отвода глаз? Их преподаватель говорил: «Найти иголку в стоге сена не так уж сложно. Намного хуже – соломинка в куче иголок». Тяжело найти вещь, если она на виду. Хотя иногда, по его словам, нарушители доходили до полнейшего маразма. Например, гигантская конопля, украшенная новогодними игрушками и гирляндами, или ядерная бомба, перекрашенная в гигантский лимон.

В первую очередь Антон осматривал верхнюю часть стен и потолки, потому что рост крагианца едва достигал метра с четвертью. Чаще всего контрабандисты прятали товар исходя из своей физиологии и психологии. Например, если инопланетянин физически не может посмотреть вверх – значит, там и нужно искать. Если раса обладает тонким обонянием, – искать нужно там, где больше всего воняет. Если физические силы расы очень низкие – искать нужно под самыми тяжёлыми панелями. По крайней мере, это хорошо звучит в теории.

Антон передвигался от одного тайника к другому, тщательно их осматривая. Ноги тонули в поскрипывающем мягком полу. Как обьяснил крагианец, «покрытие, идентичное натуральному снегу. Как настоящее, только самовыравнивающееся».

Крагианец справился со всеми известными ему тайниками и теперь шагал за сержантом с выражением услужливости на мордочке. Он постоянно поглядывал на часы, но не торопил сержанта и даже иногда задерживал.

– Кофе не желаете? – спросил он, пока Антон изучал очередную нишу.

– Нет, спасибо.

Продрогший Прокофьев не отказался бы от чашечки горячего напитка, но не от пилота досматриваемого корабля.

– А я себе приготовлю.

Перион подошёл к настенной панели, чем-то пощёлкал. Раздался тихий звон, и Прокофьев повернулся к пилоту. Крагианец держал в руках стакан, наполненный коричневыми ледяными кубиками.

– Точно не хотите? – снова предложил пилот.

Прокофьев помотал головой. Он и холодный кофе считал редкой гадостью, так какой же на вкус может быть кофе замороженный? Вот ещё что интересно: если люди кидают в напитки лёд, чтобы охладить, то что кидают в напитки крагианцы, если хотят подогреть? Тлеющие угольки?

На самом деле, если бы пилот сам не показывал все тайники, то осмотр закончился бы намного быстрее. К стыду Антона, он бы даже не додумался заглянуть как минимум в половину мест.

Последней в списке жилых помещений значилась комната отдыха.

Это оказалось помещение десять на десять метров, с катком по центру. Вся мебель здесь была вытесана изо льда. В одном углу комнаты свалена куча снега, из которой пилот, видимо, в свободное время лепил снеговиков. Сейчас их было три. Изображающие крагианцев фигуры выглядели как живые. Лёд, покрывающий все стены толстым слоем, был сделан из воды с примесью красителей, что создавало эффект ледяных обоев с разноцветными разводами.

Чем дальше, тем больше Прокофьев приходил к мысли, что ничего противозаконного на корабле нет. Ещё и от мороза начали подмерзать уши. Однако осмотр нужно было закончить. Таковы правила. Антон повернулся уже к двери, собираясь выйти из комнаты отдыха, когда его взгляд упал на стену возле входа.

– А это ещё что такое! – воскликнул Прокофьев. Сквозь полупрозрачную поверхность просматривались несколько десятков вмороженных в лёд бутылок. – Вы же говорили, ничего контрабандного?

– Нет-нет! Что вы! Это же деталь интерьера!

– А я бы сказал – бар.

Перион смутился и скрутил из листа бумаги бутылку шампанского.

– Я, когда подарки доставляю, меня нередко пытаются усадить за стол. Я, конечно же, отказываюсь, сами понимаете, график. Ну и подарки я самым разным расам доставляю, и еда на столах попадается самая специфическая. От такой, что для меня смертельно ядовита, до блюд, которые сами могут меня сожрать. Иногда мне за доставку дают бутылку, чтоб распил попозже за здоровье именинника. А я не пью вообще-то. Вот и решил, не пропадать же добру! Использую в качестве интерьера. Бумаги, кстати, на всё это у меня есть.

Прокофьев хмыкнул. Коллекция действительно была впечатляющей. От бутылок привычной формы до сосудов кубических, пирамидальных, шарообразных. Да и сделаны они были из самых разнообразных материалов. Среди стеклянных, пластиковых и жестяных бутылок виднелись деревянные, каменные, кристаллические, даже тряпичные.

– А чего не продали, раз сами не пьёте?

Перион посмотрел на Антона как на полоумного.

– Подарки же. От чистого сердца… Или что там у них было…

Прокофьев смущённо кашлянул. Хорошо, что этот корабль не осматривает Семёныч. Он бы нашёл предлог конфисковать бутылки вместе со стеной.

От замороженного бара Антона отвлёк Перион.

– Надеюсь, каток размораживать не нужно? – с надеждой спросил крагианец. – Я специально использую чистейшую воду, чтобы сквозь лёд было всё видно, но пару раз при проверке приходилось растапливать.

Прокофьев помотал головой.

– Нет, спасибо. Думаю, теперь можно взглянуть на ваш груз.

Грузовой трюм занимал почти две трети корабля. Все жилые помещения находились над ним. Из корабля попасть сюда можно было только на лифте. Громадная дверь для погрузки занимала одну стену. Она закрывалась и герметизировалась при погрузке и открывалась только после посадки.

Они добрались до лифта и спустились на самый низ грузовоза. Дверь скользнула в сторону, и они оказались в темноте. В следующий момент автомат включил питание.

Лампы дневного света замигали, прогреваясь, включаясь одна за другой, по очереди отвоёвывая куски пространства у темноты. Попутно давая Антону возможность приготовиться к увиденному.

В трюме было теплее, чем на корабле, нигде не видно снега и льда. Однако Прокофьев, ещё минуту назад мечтавший оказаться поскорее в тепле, сейчас совсем забыл о холоде.

Огромное помещение, служащее для грузоперевозок, было завалено коробочками, коробчонками, коробками, коробищами и тем, что Антон назвал бы (продолжая ряд) как минимум коробобищищами. А ещё были пакеты, свёртки, упаковки и прочее, прочее, прочее. Посреди трюма вообще стояла украшенная громадным розовым бантом бронзовая пятиметровая статуя, изображающая нечто квадратно-угловато-непонятное. Чтобы избежать повреждений при взлёте и посадке, она была закреплена тремя разноцветными металлическими тросами.

Всё это великолепие сверкало всеми возможными цветами упаковочной бумаги, целлофана, пластика и даже листового металла. Украшены они были узорами и картинками, которые хоть как-нибудь ассоциировались у разных рас с праздником. Здесь были привычные глазу цветы, фейерверки, игрушки, украшения, автомобили; не совсем привычные пистолеты, микросхемы, радиотехника; ну и совсем уж непривычные скелеты, виселицы с гильотинами и даже предметы сантехники. В общем, наглядный пример того, насколько непохожи расы в таком одинаковом порыве подарить ближнему подарок. На некоторых коробках вместо упаковки вообще стояли плазменные панели, демонстрирующие поздравительные ролики.

Прокофьев присвистнул. Других цензурных способов выразить свой восторженный шок (или шокированный восторг) он не знал. Его захлестнул совсем детский, непередаваемый восторг. Он вспомнил, как ждал новогодней полуночи, поглядывая на упакованные коробки под ёлкой.

– Я вам завидую, – в порыве благодушия сказал Антон. – Вы доставляете людям хорошее настроение!

– Э нет! – всполошился Перион. – Никаких наркотиков! Все подарки проверялись таможенной службой! У меня и декларация имеется!

Прокофьев сверился с документами на перевозку, на которых красовались многочисленные штампы проверочных, таможенных и карантинных служб, и вернул документы пилоту.

На всякий случай прошёлся по ангару, позаглядывал за упаковки. Впрочем, что он там мог разглядеть? Лишь другие упаковки.

Прокофьев задумчиво пожевал губу. Можно заканчивать. С одной стороны, он имел право потребовать вскрыть груз для досмотра. Но ведь это не просто ящики! Это подарки!

Антон остановился возле упакованного в коробку из прозрачного пластика аквариума. Вода в нём кипела, однако плавающие там рыбки чувствовали себя превосходно. Мало того, вокруг них постоянно появлялись кристаллики льда, из-за чего за рыбками постоянно появлялся быстро тающий ледяной шлейф. Зрелище было просто потрясающим!

– Ледяные карпы, – пояснил Перион. – У нас тоже такие в горячих источниках водятся. Как видите, у них очень высокий коэффициент теплоёмкости. Если выключить подогрев аквариума – вода полностью заледенеет за пару минут.

Пока сержант бегло осматривал трюм, крагианец успел смастерить десяток бумажных фигурок, выстроить их на коробке и сейчас заканчивал ещё одну. В ней без труда угадывалась упрощённая бумажная версия самого Периона.

– Похож, – резюмировал Антон.

Пилот кивнул, взглянул на часы и горестно вздохнул. После чего принялся прилаживать свою уменьшенную копию к другой фигурке. Это была гильотина. Каркас был сложен из бумаги, а взведённое лезвие – из куска невесть откуда взявшегося картона.

Антон поцокал языком.

– Ну зачем же так мрачно?

– Приблизительно так поступит со мной шеф за опоздание.

«На жалость давит», – подумал Антон.

– Не нужно было нарушать. Кроме того, не так уж я вас и задержал.

Перион закончил с моделькой, уложил свою копию в гильотину и взглянул на часы, после чего перевёл взгляд на Антона.

– Наша фирма отвечает за своевременную доставку. Видите этот подарок? – Крагианец указал пальцем на небольшую коробку в салатовой обёртке с изображениями всевозможных часов. – Её я должен вручить виновнику торжества… – Он снова поднял руку с часами к глазам. – Через три… две… одну… Сейчас.

Перион выбил из оригами какую-то незаметную бумажную подпорку, и картонное лезвие опустилось. Отрубило оно голову фигурке или нет, Прокофьев не увидел.

Он услышал хлопок, и в ангаре погас свет. Запахло озоном.

– Ни фига себе сила искусства, – ошарашенно проговорил сержант.

– Это не я! – так же удивлённо ответил крагианец.

Говорят, «темнота – друг молодёжи». Вот только не стоит думать, что это аксиома. При обычной ситуации в тёмной подворотне темнота окажется другом того молодого человека, который стоит за углом с дубинкой, а не того, который, весело насвистывая, сворачивает в эту подворотню, играя с новеньким коммуникатором. Антон усвоил это правило очень давно, потому первым делом тихонько отошёл в сторонку и достал фонарик.

Луч упёрся в пилота, тот прикрыл глаза рукой. Всё нормально. Вроде не агрессивен. Сержант повёл фонариком со стороны в сторону и остановил луч света на одной из подарочных упаковок. Той самой, которую Перион должен был вручить получателю минуту назад. Точнее, на том, что от неё осталось. Её разворотило в клочья. Ошмётки салатовой упаковочной бумаги ещё не успели опуститься на пол.

– Что здесь было? – мрачно спросил Антон.

– Подарок. Тут везде подарки.

– И много ещё у вас таких взрывоопасных гостинцев?

– Не знаю.

Антон подошёл к коробке и заглянул в дыру. Какие-то механические остатки, среди них можно было различить проводки и схемы.

– Бомба, – констатировал Прокофьев.

– Слабоватая, – задумчиво заявил крагианец. – У меня даже ушки не заложило.

С нехорошим предчувствием Прокофьев перевёл луч на дверь.

Лампочка на пульте не горела. На всякий случай Антон подошёл и ткнул кнопку. Ничего. Дверь была обесточена.

Сержант достал рацию. Нажал кнопку вызова. Тишина. Его догадка подтверждалась.

– Ой! У меня часы сломались! – подал голос пилот, чем подтвердил догадку Антона. Вся электроника, работавшая в момент, когда сработала бомба, перегорела.

– Электромагнитный импульс, – уверенно заявил Антон.

– И что это значит?

– Это значит, что мы заперты в ангаре, как шпроты в консервной банке. Только места очень много.

– То есть нам остаётся ждать, когда кто-то вскроет банку?

– Именно! – Прокофьев щёлкнул пальцами. – Семёныч! Он забеспокоится, когда меня слишком долго не будет и… – Антон задумался, и рука безвольно повисла. – Наверное…

– В каком смысле?

– В самом прямом. Вы не знаете моего шефа. Сейчас он смотрит Большую Викторину. А потом он может лечь спать. Может закрыться в сортире со сборником кроссвордов. Может отключить рацию, чтоб его не отвлекали.

Перион погрустнел, но, кажется, не слишком. Он пожал плечами и уселся на пол, прислонившись спиной к ящикам.

Антон присмотрелся к двери. Без электричества не открыть. Ручного механизма открытия не предусмотрено. А створки подогнаны настолько плотно, что, будь у них лом, они не смогли бы им воспользоваться.

Прокофьев нашёл фонариком решётку вентиляции. Его худшие опасения подтвердились. Из решётки не шёл воздух, значит, система жизнеобеспечения при взрыве Э.М.И. отключилась. Однако сейчас он ничего не мог поделать. Оставалось лишь надеяться, что Семёныч рано или поздно заметит отсутствие напарника и пойдёт проверить, куда же он запропастился.

– Этот отсек экранирован? – спросил Прокофьев.

– Нет, – ответил пилот. – Я только недавно этот грузовоз купил. Думал после этого рейса заняться модернизацией корабля.

– На самом деле всё не так плохо, как могло быть, – попытался успокоить крагианца, а заодно и самого себя Антон. – Невесомость не наступила – искусственная гравитация работает. Значит, не все системы вышли из строя. Возможно, задело только грузовой трюм!

– Я бы сильно на это не надеялся, – грустно ответил Перион. – Если продавец меня не обманул, то экранирован только реакторный отсек. Там же находится основной блок искусственной гравитации. Запасной источник питания должен включиться в случае поломки, но его мощности хватает лишь на освещение и минимальное обеспечение системы жизнеобеспечения жилых отсеков. Остальная электроника на корабле сосредоточена на капитанском мостике, почти прямо над нами.

Антон не стал комментировать услышанное. Он пошёл по периметру трюма, надеясь найти какой-то выход, однако его не было. Двери заблокированы, вентиляционные решётки слишком малы даже для невысокого Периона.

Прокофьев некоторое время подумал, потом подошёл к вентиляционной решётке и принялся отстукивать по ней рукояткой стазис-пистолета сигнал SOS. Как и следовало ожидать, результата это не принесло. Если не считать звон в ушах.

– Вы не могли бы посветить? – попросил крагианец.

Прокофьев перевёл фонарик на Периона. Тот поблагодарил, достал лист бумаги, ручку и что-то принялся писать.

– Что вы пишете? – поинтересовался Прокофьев.

– Приказ о своём увольнении и долговую расписку за не доставленный вовремя груз.

– Зачем?

– Когда мы выберемся и я вернусь в офис, это сделает мой начальник. Так почему бы не помочь ему, раз уж я сейчас ничем не занят?

– Успеете. А сейчас нам лучше поберечь заряд батареи. Будем ждать в темноте.

Он присел рядом с крагианцем, опёрся на коробки и выключил фонарик.

В темноте людям нередко мерещатся чудовища, но к Прокофьеву сейчас приходили другие страшилки. Кроссворды. Викторины. Головоломки. Пасьянсы. Он никогда не думал, что будет бояться пасьянсов. Но сейчас боялся именно таких вещей. Вещей, которые помешают Семёнычу заметить отсутствие сержанта.

Антон не знал, сколько прошло времени. С одной стороны, отсутствие часов плохо тем, что, потеряв ощущение времени, можно запаниковать слишком быстро. А с другой – наоборот. Можно и не заметить, как пролетело несколько часов, которые в другой ситуации ползли бы, как улитка под гору, когда стрелки на часах будто замедляются. Вроде смотришь на часы с одинаковыми промежутками, а прошло то две минуты, то двадцать. Всё зависит от того, насколько интересные мысли посещают голову и насколько они способны выстраиваться в длинные цепочки. Иначе говоря, управляя своими мыслями, можно управлять временем. Ускорять его или замедлять. Темнота – концентрат временных парадоксов.

Эти мысли понравились Прокофьеву. Он попытался сосредоточиться на каких-то интересных философских мыслях, но в голову больше ничего не лезло. Да ещё и отвлекали непрерывные шорохи, доносящиеся со стороны пилота. Похоже, он складывал оригами даже в темноте.

Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей, Антон решил завязать беседу с пилотом.

– Чем займёшься после того, как мы выберемся? – спросил Прокофьев.

– После того, как меня уволят? Не знаю. Денег у меня скопилось немало. Если что-то останется после штрафов – гульну. Найду девок – и в криокамеру.

– А я на рыбалку. Только не на зимнюю. Холодов мне, уж извини, и здесь хватило.

– Рыбалка – это тоже хорошо. А что такое зимняя рыбалка?

– Ты не знаешь? Во льду пробивается лунка, закидывается удочка – и ловишь рыбу. А вы разве рыбу не ловите?

– Нет. Мы занимаемся подлёдной охотой.

– Это как?

– Зимой у нас озёра замерзают до самого дна, а рыбы впадают в анабиоз. Тогда мы берём буры, кирки и копаем во льду тоннель, попутно выковыривая изо льда рыбу. Некоторые мухлюют, подкармливают рыбу всю осень на одном месте, чтобы зимой точно знать, где бить тоннель. Но где же тут спортивный интерес? – Перион замолчал, потом попросил: – Вы не могли бы свет включить?

– Зачем?

– У меня бумага закончилась. Пополнить бы запасы…

Антон хотел напомнить про экономию, потом решил плюнуть и включил фонарик.

На полу выстроилась шеренга бумажных фигур. Антон разглядывал их молча. Чудовища, оружие, боевая техника. Похоже, несмотря на спокойный голос, пилота посещали самые мрачные мысли. Но, возможно, разговор пошёл на пользу.

Сейчас перед крагианцем стоял цветок. Перион покрутил головой, махнул рукой и сорвал с ближайшего ящика кусок обёрточной бумаги и сложил из него бабочку.

Фигурка получилась как настоящая. Перион осторожно взял её за крылышки, посадил на уже готовый цветок и, умилённо сложив руки, полюбовался на своё творение.

– Правильно! – заявил Антон. – Не нужно отчаиваться! А то всё гильотины да чудовища!

Крагианец кисло улыбнулся и нажал пальцем на стебель растения. Цветочные лепестки тут же со щелчком закрылись, как у росянки, сжирающей комара. Перион смахнул со столешницы ошмётки крыльев бабочки и оторвал кусок обёртки с очередной коробки.

Прокофьев повернулся на звук рвущейся бумаги и застыл. Они переглянулись с пилотом и одновременно потянулись за коробкой, на которой в образовавшейся в упаковке дыре виднелось: «…зерный реза…».

В четыре руки выдернули коробку, на них обвалилась целая гора стоявших выше. Не обращая внимания на завал, они начали разрывать обёртку в клочья.

Когда коробка опустела, сержант с пилотом лыбились, как дети, которым подарили чупа-чупс размером с луну. На боку коробки сияло голографическое изображение лазерного резака.

Дрожащими руками Антон принялся срывать скотч, чтобы побыстрее добраться до вожделенного… Набор бигуди. Именно они оказались упакованы в коробку из-под резака.

Прокофьев проклял упаковщиков подарков, использующих первую попавшуюся коробку вместо оригинальной.

Однако неудача лишь вызвала злость и решимость узников грузового трюма. Они накинулись на подарки, как гиены на мясо. Во все стороны полетели ошмётки обёрточной бумаги, пенопласта, ваты, а вслед за ними летели и сами бесполезные подарки.

Они распаковывали всё, что могли. А могли далеко не всё. Некоторые коробки были завёрнуты в цельные листы жести, другие упаковки были сделаны в форме тессеракта, который открывать могли лишь существа, обладающие четырёхмерным пространственным воображением. Также не тронули коробку из ртути, заключённую в силовое поле.

Через полчаса они выдохлись и осмотрели свои трофеи: 456 фотоальбомов, 389 наборов для бритья, 3234 блокнота, 234 ручки, 578 чашек, книга «Ограбление банков для чайников», брендовые спортивные костюмы «Реабок» и «Абибас», первый с семью рукавами, второй вообще без рукавов, а также подделку кроссовок Пууууаммммпмммааааа, в названии которой была лишняя буква «А».

– Ну что за хрень люди дарят друг другу? – устало спросил Антон.

– Это ещё что. Я в прошлой ходке вёз подаренную футбольную команду. Сорок человек, обмотанных бантами. А перед этим 32D кинотеатр с полным эффектом присутствия.

– Это как?

Перион пожал плечами.

– Да я толком и не понял. Хотел посмотреть, оценить, но голубь, появившийся в первом кадре, нагадил мне на голову.

– Ну, будем надеяться, что нам ничего такого не попадётся, – пробурчал Антон, отбрасывая очередной фотоальбом и принимаясь за новую коробку. – Что там у тебя?

– Цветы.

– Ищи дальше.

Антон распаковал ещё одну коробку, но не успел в неё заглянуть.

– Фу! – заорал Перион и отбросил от себя содержимое.

Антон подошёл к пилоту, который остервенело вытирал руку о комбинезон.

– Что там?

– Рука!

– Чего-чего? – недоверчиво спросил Антон и достал из развороченной коробки открытку.

– «Помнишь, когда у тебя в детстве забрали телефон и я пообещал, что верну его тебе вместе с рукой урода, сделавшего это? – прочитал Антон. – Я слов на ветер не бросаю. С днём рождения, братишка».

Антон поморщился.

– И правда, фу, – поддержал он крагианца и отбросил открытку. – Ладно уж, продолжай. Думаю, больше таких сюрпризов не будет.

Антон схватил следующую коробку и принялся возиться с ней, пытаясь понять, как снять цельный бант в форме петли Мёбиуса. Вдруг он отбросил коробку и рванулся к пилоту.

– Рука! – заорал Антон.

– Ещё одна? – испугался пилот.

– Нет! Где рука, которую ты нашёл?

Перион настороженно попятился. На его лице читалась уверенность в том, что Антон окончательно спятил. Отойдя за гранитную коробку, он ткнул пальцем в кучу обёрточной бумаги.

– Туда бросил.

Антон упал возле кучи на колени и начал разгребать её. Крагианец спрятался за ящик, только испуганные глаза блестели из-за гранитной кромки.

– А вы уверены, что хорошо меня расслышали? – неуверенно спросил пилот. – Там была мумифицированная рука.

– Телефон! – ответил Антон из-под кучи бумаги. – В поздравлении упоминался телефон! Вот он!

Перион выбрался из-за ящиков и подошёл к сержанту. Тот сидел возле иссохшей трёхпалой лапы, действительно сжимающей старый телефон, и пытался заставить себя прикоснуться к этой мерзости.

Наконец Антон закрыл глаза и, схватив руку, попытался вырвать из окостеневших пальцев трубку. Что-то мерзко захрустело, и пальцы ослабили свою в прямом смысле мёртвую хватку.

Антон отбросил руку и принялся вытирать телефон о штанину.

– Только бы включился! – попросил Антон, глядя в потолок и обращаясь к Богу, хотя и не догадывался, в какую сторону смотреть, если он не на Земле.

Сержант вдавил кнопку и открыл глаза лишь тогда, когда телефон пискнул. Протяжный вздох облегчения сорвался с губ Антона.

Прокофьев дрожащими пальцами набрал номер Семёныча и приложил трубку к уху.

Оттуда зазвучали короткие гудки. Занято.

Прокофьев скрипнул зубами и отключил связь. Подождал немного. Набрал снова. Тот же результат. И так раз за разом.

Это могло обозначать только одно: старшина засел смотреть свою дурацкую телевикторину и звонит в студию, пытаясь обойти их антисемёнычевскую защиту.

Антон прикинул время. Если он правильно посчитал, викторина началась примерно час назад, а закончится… Через четыре часа.

Четыре часа, которые Семёныч потратит на то, чтобы потешить своё самолюбие, пока его напарник будет умирать от недостатка кислорода.

Прокофьев еле сдержался, чтоб не запустить телефоном в стену.

Вместо надежды на спасение телефон лишь развеял её. Даже если Семёныч перестанет наяривать на телевидение, он не перезвонит, увидев в пропущенных звонках незнакомый номер. Впрочем, чего уж там, он не перезвонит, даже если увидит номер Прокофьева.

Прокофьев схватился за голову, соображая, как бы привлечь внимание Семёныча. Но сколько он ни ломал голову – ответ был один: никак!

Сейчас Семёныча интересует только то, что происходит на экране. Даже если по всей станции запищит сирена, оповещающая о приближающемся метеорите, старшина не отвлечётся. Только вопросы, только ответы. Дурацкая викторина! Дурацкий ведущий! Дурацкие ответы на экране, которые присылают дураки, не знающие, куда деть деньги! И Семёныч, читающий их, чтобы посмеяться над этими дураками, тоже дурак! Нашёл чем заняться!

Стоп!

От пришедшей в голову мысли Прокофьев вскочил на ноги и зашагал по трюму кругами.

Семёныч читает всю эту чушь, приходящую на викторину!

Антон схватил телефон и принялся лихорадочно набирать сообщение: «Семёныч, у нас проблемы! Срочно перезвоните на этот номер! У нас авария! Прокофьев». Палец Антона завис над кнопкой «Отправить», потом переместился к кнопке «Удалить» и нажал её. Нет. Так ничего не получится.

Пальцы снова застучали по клавиатуре. «Семёныч, вы выиграли викторину! Перезвоните по этому номеру, чтобы получить приз!»

Отправить!

Старшина перезвонил меньше чем через минуту. Прокофьев заорал в трубку прежде, чем Семёныч успел бы нажать сброс, услышав голос сержанта.

– Товарищ старшина! У нас авария! Мы заперты в трюме! Вызовите спасателей!

Прокофьев надеялся лишь на то, что Семёныч не сочтёт это шуткой и не отключится. Старшина удивил Антона:

– Не ори на ухо. Что у вас случилось?

– Я не знаю! Похоже, сработало что-то вроде электромагнитного импульса!

– Так Э.М.И. или что-то вроде?

Прокофьев растерялся:

– Я не знаю. Да какая разница! Вытащите нас отсюда, пока воздух не закончился!

– Ты осмотрел остатки устройства?

– Я… Нет! К чёрту устройство! Вы будете нас вытаскивать отсюда? Или вам я уже настолько надоел, что несчастный случай на производстве вас вполне устроит?

Прокофьев орал ещё пару минут, пока не сообразил, что ему не отвечают.

– Семёныч? – нет ответа. – Вы здесь? Семёныч!

Молчок.

Прокофьев чуть не раздавил трубку рукой. Похоже, старшина и не планирует их вытаскивать! Похоже…

– Выкричался? – раздался голос из трубки. – Хорошо.

– Вы где были?

– Кофе готовил.

– Что? Мы тут сидим взаперти, а вы кофе готовите?

– Если ты ещё не успокоился, то я пойду бутерброд сделаю.

Прокофьев заткнулся.

– Так ты осмотрел остатки бомбы?

– Зачем?

– Затем, что она может быть рассчитана на мучительную смерть. Например, Э.М.И. рассчитан на то, чтоб запереть вас, а потом пойдёт газ. Как тебе такой вариант? Погляди, нет ли там баллонов.

Антон ломанулся к ящику.

– Нет, – облегчённо произнёс он. – Нет баллонов. Здесь только остатки бомбы.

– Само собой. Какой дурак будет так изгаляться? – спокойно сказал старшина.

– Так на кой чёрт вы заставили меня осматривать бомбу? – заорал Антон.

– А чтоб ты понял, что может быть и хуже.

Антон задержал дыхание и досчитал в уме до тридцати. Это немного помогло справиться с яростью.

– Понял. Осознал. Усёк. Могло быть и хуже.

– Не могло, а может быть. И будет.

– Не понял.

– Во-первых, система жизнеобеспечения наверняка отключилась, а значит, у вас ограничен запас кислорода. Так? Так. Во-вторых, Э.М.И. зацепил не только ваш корабль, но и задел внешнюю обшивку станции. Как результат – выведена из строя передающая антенна. Так что спасателей я вызвать не могу. – Семёныч ненадолго замолчал. – В-четвёртых…