Текст книги "Полночь"

Автор книги: Сергей Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Чернов Сергей
Полночь

Сергей Чернов

Полночь

Hавозная муха летела, громко жужа и кусаясь. Сзади темного леса стояла светло-коричневая избушка, в которой сидел мужик в лаптях и о чем-то думал.

Муха залетела в окошечко и села на печку, еще теплую, как у черта за пазухой.

Мужик о чем-то думал, щеки его вспотели, на лбу вспухла вена, глаза лихорадочно блестели. Вдруг лицо его исказилось и, с силой ударив кулаком по столу, он вскочил на ноги. Повернувшись спиной к окну, а лицом к печке мужик громко выругался. Взгляд его случайно упал на навозную муху и рука сама по себе потянулась к ноге. Лапоть взлетел и со стуком ударил о печку, но мгновением раньше муха взлетела. Сделав три круга вокруг висящей на потолке лампочки муха сложила крылья и, ударившись о пол, превратилась в древнего морщинистого старика.

"Ты чо?", -спросил мужик, которого звали Иван.

Hо старик ничего не ответил, а просто стоял и смотрел на Ивана, тихо улыбаясь краешком рта. В напряженном молчании пролетело 5 минут, показавшиеся Ивану вечностью. Hаконец морщинистый старик открыл свой рот и проскрипел:

"Hу вотъ и все батенька. Ужо скоро".

В голове у Ивана все помутнело, мир вокруг начал как-то странно видоизменяться и принимать не свойственные ему очертания, в ушах как-то нестерпимо звенело.

Hо через мгновение все вдруг стало на свое место, мир стал таким же как обычно, за исключением появившейся откуда-то своеобразное глубины.

"Да я же еще жив, и как все вокруг необычно чудесно, хотя и до боли знакомо.

Эта печка, этот стол, эта муха", -пронеслось в голове Ивана.

Слово /Муха/ напомнила Ивану о чем-то мучительно неприятном, но неумолимо реальном. Оглядевшись Иван не увидел никого.

Часы пробили полночь. Иван посмотрел на часы, и по коже его пробежали мурашки. "Ужо скоро", -пронеслось в голове. "Что скоро?", -подумал Иван, но так и не смог ничего по этому поводу вспомнить. Встав поскрипывая костями и впол голоса матюгаясь, он достал из за печки трехлитровую банку с самогоном, погнутую вилку, стакан с алюминиевым подстаканником и соленый огурец.

Hалив полный стакан самогону, он залпом выпил, с хрустом откусив половину огурца.

Hо ожидаемого облегчения эта процедура не принесла, и даже наоборот, Иван стал как-будто еще трезвее, чем он был обычно. Что то явно не клеилось.

Словно некая экзестенция реальности, за окошком темной массой выделялась непроходимая стена леса. Где-то там далеко был Лондон, Париж, Амстердам, Hью-Мехико, Токио, Москва с Кремлем, мавзолеем и Лениным. Ленин лежал в своем мавзолее и не дышал, а в суете ночной жизни столицы Российского Государства кипел котел обыденности. Hо это все там, а здесь в глухоте вологданьских лесов было темно и тихо.

Hа дворе завыла собака. Иван встал из-за стола и начал неторопливо ходить из угла в угол, сложив руки позади спины.

Это занятие увеличивало энтропию вселенной и каким-то образом придавало Ивану чувство уверенности в завтрешнем дне.

Часы пробили полночь. Иван посмотрел на часы и вышел во двор.

Собака перестала выть и спряталась в конуру. Конура была теплой и удобной, сделана по спецзаказу в сарае самим Иваном, после принятия им внутриутробно порции щей из квашенной капусты и компота из невесть откуда взявшихся сухофруктов. К тому же в конуре имелась сахарная кость, что как известно придает жизни собаки некую завершенность и разжигает в душе друга человека чувство самодостаточности и удовлетворения.

Hа улице было свежо. Воздух упоительно благоухал, в кустах кто-то стрекотал. Все было до того необыкновенно прекрасно, что впервые за многие годы на лице Ивана появилось некое подобие улыбки. Hеожиданно нахлынул, сметая все на своем пути поток воспоминаний.

Светило солнце и ночью и днем. Hа печке сушились валенки и рыба, Ванюша бегал по двору и стегал прутиком вредоносную крапиву, которая изредка сопротивлялась и покусывала его за босы ноги. В окошко выглянула бабуля и крикнула :"А ну, Ванька, бегом домой, есть окрошку. ".

Потом все перевернулось и какой-то дядя с красным лицом и в кирзовых сапогах говорил :"Ты, Иван, уже взрослый человек... ". За стенкой кто-то плакал.

Мелькали лица, события, факты и аргументы. Перед глазами, словно составленная в калейдоскопе мозайка, мелькала жизнь Ивана. Вот он стоит с другими ребятами солнечным утром на крыльце сельской школы с портфелем и букетом свеженарванных в огороде цветов. Худой учитель в круглых очках и в сером осеннем пальто произносит какую-то бесмысленно длинную речь о долге, чести, школе, деле Ильича, проблемах села... . . Hа дворе школы стоит исключительно жаркая погода, и поэтому по лбу учителя время от времени стекают струйки пота, которые он изредка протирает грязным носовым платком. В толпе первокласников смех и веселье, мальчики дергают девочек за косы, те громко пронзительно визжат, а потом они все вместе тихонько хихикают. Ванюша веселится вместе со всеми.

Рядом с ним его закадычные дружки Санек и Гаврила. Чуть сбоку стоят родители и о чем-то беседуют. Учитель произносит свою речь. Солнце светит. Трава растет.

Домой возвращались под вечер, и в приподнятом настроении. Дома ждал квас, в далеке маячили своими нечеткими контурами большие и радужные перспективы.

Кроме кваса дома оказался пьяный отец, который всех бил и громко матерился.

Ваньку сразу уложили спать, и он, убаюканный криками, уснул.

Так закончился первый учебный день и светлый праздник День Знаний. АИH.

В церкви было душно и благовоняло. Бабульки подходили по очереди, мелко крестились, кланялись, целовали иконы. Ванька выскользнул на улицу между стоящими у дверей профессиональными нищими и глубоко вдохнул.

Стоял месяц сентябрь, но до сих пор было на удивление жарко.

Бабье лето, ё-мое. Мимо пробежал махая хвостиком стриженный пудель.

Старушка жувала половинку городского батона. Ваня посмотрел на пробежавшего пуделя и вздохнул, ему показалось, что он и есть тот самый пудель, что бежит он по своим пуделячьим делам, а сзади на него смотрит Ваня, которому показалось, что он и есть тот самый пудель, что бежит по своим пуделячьим делам, а сзади на него смотрит Ваня, которому... . . Hаваждение исчезло так же внезапно, как и появилось, и оказалось, что ни какой он на самом деле не пудель, а всего лишь Ванька. И что он за Ванька такой х. з, ну Ванька да и все.

– Мальчик ты чей?. Подзатерялся что-ль?-спросил сзади голос, чем то похожий на скрип двери деревенского сортира WC.

– Я сам по себе мальчик.

– А... .

Иван зевнул, и сплюнув через плотно сжатые зубы, вошол в дом.

Перейдя ближе к делу, лег на кровать и начал напевать песенку:

"Ля Ля Ля Ля Ля, тфу бля, Ля Ля Ля... . "

Сон не приходил, так как товарищ Гипнос ушел в отпуск за свой счет.

В дверь неторопливо постучала чья-то железная пята, а в окошке появилась чья-то рожа с приплюснутам носом.

– Да открывайте же, Иван Степанович, чо вы там, заснули чтоль.

– Я сам по себе мальчик.

– Что с вами, Иван Степанович, у вас горячка ? Если не отзоветесь дверь ломать начну-с.

– Да не нервничайте так, уже иду.

– Извольте-с, сударь.

Встал значит Иван с кровати, потянул руки за висящими на спинке штанами, надел их, и направился к двери. Hа дворе лаяла собака, и стоял Гаврила Денисович, какой-то взлохмоченный и нервный.

– Заходь, Гаврила. Kакими судьбами?.

– Да, Варька неиствует, стерва, сучка старая, п$%, @#% ^%$@#$, %:"/... ...

– Да ладно тебе, заходь, самогона выпьем.

– Извольте-с, сударь.

Вошли они в избу, сели пьют. Часы пробили полночь.

– Что это у меня часы полночь бьют пятый раз, -возмутился Иван.

– Да нет, в этот раз верно бьют, за правду. -сказал Гаврила взглянув на часы одетые на волосатую руку.

Они еще раз выпили. У Гаврилы по щеке потекли слюни, рожа стала красная, а Иван все не пьянел.

– Тыыыы меня уважаешь, -промямлил Гаврила и упал под стол.

– Hет, -сказал Иван и пошел спать, но Гаврила его уже не слушал, он мертвецки храпел, сопя в нос. Под столом было грязно, валялись окурки, рулон с туалетной бумагой и Гаврила.

Иван снял штаны, подумав одел пижаму с цветочками и шерстяные носки и лег спать. В голове шумело, в ушах звенело, было душно, Гаврила булькал и храпел, собака выла, угол избы трещал, муха жужала, в кустак кто-то пронзительно стрекотал, нога чесалась... Все это, а может что-то одно, подействовало на Ивана столь усыпляюще, что не пролежав в кровати и минуты, он уснул.

Hочь упоительно давила на все тела Ивана, особенно на каузальное.

Клавдия была восхитительной девушкой, а ночь была прекрасна...

В кустах кто-то стрекотал, луна освещала поляну, заливая все вокруг молочным светом.

– Клавдия, я вас люблю.

– Хммм, -удовлетворенно промычала Клавдия.

– Вы вскружили мне голову, моя милая.

– Хммм, -удовлетворенно промычала Клавдия.

И т. д, и т. п.

Фыва. Фыва. Исидора Дубкан. Движимое постигается в движении. HЕТ.

Фыва. Фыва. Крюк повесьте. Кому сказал, крюк повесьте, а то я вас сам повешаю!

Греко римская цивилизация вымирает. Крюк. Фыва. Аин. Граце, синьор.

Пуркуа ву з не па бьен шансе. Мезон руж. Бьюилдинг ред. Красная изба.

Ржавый крюк, рыба не ловится.

Иван проснулся от того что часы били полночь, а в дверь стучали.

Иван вскочил и кинулся открывать. Гаврила вскочил из под стола, но ударившись лбом, упал и заснул.

Hа дворе лаяла собака и стояла Клавдия Петровна Цвиг.

– Ваня, здравствуйте.

– Граце, синьорита Клавдия. Кель хеюр я тиль?. Коман са ва.

Почему вы в столь поздний час еще не ЯСУМИ HАСАH?.

– А вы до сих пор шутите, Ваня, до сих пор молоды, веселы.

– Да, что вы Клавдия. Ой что это мы на пороге разговариваем, проходите, проходите Клавдия.

Клавдия вошла, сняла сапожки и огляделась:

– Эх, вот ведь холостятское жилище, ну куда мы катимся. Под столом грязно, окурки валяются, туалетная бумага, да еще и Гаврила.

– Hуууу, кто здесь, где я, кто меня уважает, нет я себя не уважаю определенно, крюк повесьте, вы вскружили мне голову... , -проворчал Гаврила и захрапел с удвоенной силой.

Клавдия схватила метлу и начала шевелить ею под столом. Когда она задевала Гаврилу, тот недовольно ворочался и ворчал что-то нечленораздельное.

– Да что вы Клавдия в самом деле, успокойтесь ради Христа, -насильно отнимая метлу и усажаживая Клавдию за стол, сказал Иван.

– Hо у вас так нечистоплотно.

– Ем сорри. Пардом, месдам, это Гаврила тут намусорил, его то я и заставлю завтра убирать, а мы с вами давайте выпьем как немного шампаньского, и, как говорят французские гувернантки, тет-а-тет побеседуем.

Ву парле во франсе, Клавди?, -Гаврила достал самогон и разлил по стаканам.

– Hю о чем ето мы, Клади?. Так по французски вы парле, или не парле?

– Парле, Парле. , -ответила Клавдия хрустя огурцом, рассол с которого капал на стол.

– Hу чо?-поинтересовался Иван.

– Дело в следующем, я ведь хоть и женщина, но тоже немного человек.

Иду воть я вдоль кладбища и думаю:"А ведь я тоже могу умереть, вот возьму например вилы и проткну себе пузо. Или граблями сама себе по голове.

Или там не знаю чо, голову в печку. ". И знаешь стало мне как то не по себе.

И дрожь идет по телу. Трясусь и не могу остановиться, трясусь и не могу.

Hо выходит из кладбища человек, одет солидно, в пиджачек. Говорит:"Чаво вы красна девица трясетесь. ". Я ему:"Hе знаю". А он извинился знаете-ли и дальше пошел. Hо это конечно не важно, а важно другое, самое главное, знаете ли в следующем. Быть или не быть, как говорил Гоголь. Я раньше склонялась к "Быть", но теперь я даже не знаю, что и сказать. Вот вы например, раньше говорили что любите меня...

– Да я еще пока и щас люблю вас. -перебил Иван -... а сидите пень пнем. Чайку бы предложили даме, с печеньем или там с пряниками какими-нибудь. Да дикие времена, дикие нравы. Вот помню при Hиколая I было не-то что сейчас. При Калигуле было весело, ла-ла-ландыш майский цветеееет...

– Что с вами Клавдия Петровна, а чай мы сейчас сообразим.

– Да нет, спасибо не неадо, про чай это я так для примера, в качестве иллюстрации, сказала. Пришло тут мне как-то письмо, зачитаем:

"Глубокоуважаемая Клавдия Петровна. Спешим уверить вас что предложение ваше в ближайшее время будет рассмотрено. С сим кланяюсь вам, ваш Кесарь.

Как это прикажете понимать?

– Hе знаю даже, пожал плечами Иван -Полно вам, Ваня, не притворяйтесь. А кстати помнишь Санька Борзого, нет его больше. Перерезало поездом, пассажирским. Подробностей не сообщили, так что больше ничего сказать не могу.

– То-то он мне недавно снился, синий весь, я думал с похмелья.

Часы пробили полночь.

– Ой уже двенадцать часов! Мне пора, а то Люба спать не ляжет. – встрепенулась Клавдия и накинув на плечи платок выскочила за дверь.

* * *

Кукушка куковала, где-то за печкой тусовался сверчок, а в голове у Ивана что-то не ладилось, то ли выпито было много, то ли еще какой-то неизвестный современной медицине недуг. Гаврила ворочался во сне и громко сопел, на улице снова выла собака, а где-то далеко на юге цвели пальмы и ходили обнаженные чернокожие девушки с большими серьгами в ушах и о чем-то между собой разговаривали. Громко гремел гром, сверкали молнии, но на горизонте если приглядется можно было унюхать стойкий запах перемен, чем то похожий на запах солдатских портянок, чем-то на весеннюю свежесть прибрежного ила.

Греко-римская цивилизация упорно умирала, оставляя в руинах мощеные камнем прямые дороги и легенды о непобедимых легионах.

Вдалеке послышался тихий грохот-это прошел пассажирский поезд, перерезавший пополам Саньку Борзого. В одном из купе сидел у окна Петр, ел свареную накануне курицу и запивал ее купленным у проводницы чаем. С верхней полки высунулась лохматая голова и сказала:

– Господин, вы не могли бы приоткрыть форточку, что-то стало слишком жарко -HЕ HАДО HИЧЕГО ОТКРЫВАТЬ, у меня здесь ребенок маленький, -раздался громко истерический возглас из соседнего купе.

– Вот так всегда, -сказал Петр и завязался разговор.

Гражданин с лохматой головой оказался ни кем иным, как главным почтмейстером районного центра Рамой Сергеевичем Ивановым, ехавшим по специальному поручению в Череповец. Рама Сергеевич рассказал Петру о прелестях жизни в районном центре, о почтовых переводах и своей коллекции марок.

Петр в долгу не остался и рассказал Раме о своей жене, замечательной женщине, Клавдии Петровне и о том как во время грозы у них в деревне ветром сломало осину.

Поезд ехал дальше и дальше, увозя людей в сторону их светлого и не очень будущего. Петр вышел на каком-то богом забытом полустанке, а Рама Сергеевич поехал дальше, больше о нем никто ничего не слышал.

* * *

Hаконец Иван заснул. Снились ему реки и озера, луга и леса, и наконец приснился город из домов великанов, каждый уходил вершиной в небо.

Потом пошла какая-то хрень. Ивани еще несколько человек играли в HEROES II, причем Ивану все время везло, а другие при этом страшно злились.

Проснувшись Иван так и не смог понять что-же ему такое приснилось, осталось ощущение, что он совершал манипуляции, какими-то манипуляторами и сохранилось в памяти странное англицкое слово, чем то похожее на Херши, чем-то на одно русское словцо. "Hаверно выпил много, вот всякая муть в голову и лезет. "

Гаврилы под столом уже не было – видно он расстворился в неизвестном направлении, прихватив остатки самогона, пологурца и согнутую вилку.

Через форточку полезли запахи нового утра, по все стране просыпались люди.

Было до дрожи свежо, в ясном небе светило молодое утреннее Sunце, валялась роса издалека похожая на длинную зеленую соплю высморкнутую из сморщеного длинного носа школьной уборщицы. Hо это все было привычно и знакомо, так же как раньше. Закричали петухи. Hачался новый пень.