Текст книги "Полигон"

Автор книги: Сергей Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

ЧАСТЬ 3
«ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДЕВОЧКИ!»

Глава первая

– Угу... – сказал усмешливый сержант, обшаривая карманы моей куртки. – Так как, вы сказали, вас зовут?

– Вы третий раз меня спрашиваете, и третий раз я вам отвечаю: Армеев Артем Александрович.

– Это все замечательно, – чувствовалось, что торопиться ему некуда. Он швырнул куртку на заднее сиденье полицейской «Волги» и теперь разглядывал мой ПМ 88-го года с таким видом, словно это было что-то космическое. Манера поведения абсолютно стандартная: пренебрежительная, с оттенком хамства. Так себя ведут все менты всех городов – по крайней мере в России. Когда-то я сам вел себя почти так же, за что, уйдя из милиции, стал люто себя ненавидеть. – Только почему я не вижу подтверждающего ваши слова документа?

– Мой паспорт дома.

– Ай-ай-ай, Артем Александрович, или как вас там... В такое неспокойное время... Почему же ваш паспорт дома, а вы здесь?

– Поехали в управление, – сказал его хмурый напарник в штатском. – Там разберемся.

Сержант кинул ему мой «Макаров» и подошел ко мне.

– Очень глупо. Глупо и неправильно. Ни паспорта, ни разрешения на оружие – а ведь оно у вас не газовое... Что ж вы так?

Я по-прежнему стоял, положив руки на крышу машины и раздвинув ноги. Стремительно светало. Мне нечего было ему сказать. Все документы я оставил в костюме: мне просто не пришло в голову, что в этом аду они могут понадобиться. Да и потом, по нашу сторону Серебрянки меня все знали. Но не буду же я рассказывать этому дуболому с издевательским взглядом всю историю!

Сержант откашлялся и сказал:

– Есть устное распоряжение начальника полиции: гостей из-за речки не привозить и не допрашивать. Вообще ими не заниматься. Мы могли бы... вас отпустить, но где гарантия, что вы пойдете назад, к себе?

– Я как раз туда шел.

– Это вы так говорите. Почему я должен вам верить? Согласно все тому же распоряжению руководства, я обязан убедиться, что вы не причините Нижнему городу никакого зла. Вы... понимаете, что я имею в виду?

Я понимал.

– Для вас сделано исключение. Вы живы и пока останетесь живы. Мы займемся проверкой всех обстоятельств того, как и зачем вы проникли на территорию НАЕ. Я не надеваю на вас наручники, рассчитывая на вашу сознательность. Не подведите меня.

Я сел на заднее сиденье машины между сержантом и его напарником в штатском.

– В управление? – спросил водитель.

Сержант кивнул.

Здание полицейского управления Нижнего города было трехэтажным школьного типа и имело веселую салатовую окраску. Большое крыльцо подпирали три колонны. На центральном висел лист формата А4, на котором неряшливо, с орфографическими ошибками на струйном принтере было бледно набрано:

Низависимая Административная Еденица

НИЖНИЙ ГОРОД

ПОЛИЦЕЙСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Меня усадили на деревянную лавку напротив стеклянного «аквариума» с большой красной надписью «ДЕЖУРНЫЙ». Старлей за стеклом с усиками и прической а-ля Адольф Гитлер приветливо помахал мне рукой. Мимо прошел напарник сержанта с моим оружием и курткой в руке, потом водитель «Волги».

– Ты чей, парень? – крикнул из «аквариума» не в меру любопытный старлей Гитлер.

Ответить я не успел. В дежурку вошел сержант, сел сбоку за стол и подвинул к себе журнал. Он писал и негромко переговаривался с дежурным. После одной из фраз дежурный возмутился так громко, что я услышал:

– На фига ж вы его притащили?! Грохнули бы где-нибудь по-тихому, отвезли до Серебрянки и спихнули в воду!

Сержант зыркнул на меня, что-то совсем тихо сказал Гитлеру; тот побагровел и отвернулся.

Сержант вышел из дежурки и уселся рядом со мной.

– Курить хочешь?

– Послушай, – сказал я, – я сам бывший мент, так что давай к делу, без подходцев.

– Во-первых, не «мент», а «коп», – с обидой в голосе сказал он. – Здесь полиция, ясно?

– Может, и полиция... Только форма у вас, да и замашки – ментовские, – сказал я с откровенной издевкой.

– Форма дело наживное... Заказ сделали, шьется... Ты вот что, Армеев. Сейчас проводят тебя в камеру. Там мужик один... Странный. Нет, расспрашивать его ни о чем не надо, упаси бог! Просто запоминай все, что он говорить будет. Нам это важно. Через час пересменок, а еще через пару тебя вызовут на допрос...

– Дожил, – сказал я. – «Наседкой» быть не приходилось. – Я повернулся к нему. – Ты дурак, сержант, или притворяешься?

– Как хочешь... – безразлично сказал он. – Я думал помочь, – и махнул рукой дежурному. – Вызывай!

Гитлер что-то сказал в трубку. Явился полусонный взъерошенный рядовой с «калашом». Сержант пошептал ему на ухо, тот удивленно воззрился на него, потом пожал плечами и мотнул стволом автомата: двигай, мол.

Его ничего не стоит скрутить, отнять автомат и дать деру, лениво думал я, идя по коридору с заложенными за спину руками. Но что потом? Навряд ли я прорвусь... Пусть уж все идет как идет...

– Стой, – сказал конвоир. – Лицом к стене.

Он лязгнул сначала одной задвижкой, потом второй, открыл дверь.

– Заходи.

Я вошел. Помещение было небольшим, метров восемь-девять. По левой стене двое нар – наверху и внизу. По правой – железный умывальник с одним краном и у самой двери дыра в полу. Оттуда пованивало. Окошко маленькое, зарешеченное, света почти не давало, и мои глаза привыкали к полумраку постепенно. Дверь захлопнулась, загремели задвижки.

Я пригляделся к огромному бритому человеку, сидящему на нижних нарах. Он был в тренировочных штанах, с обнаженным торсом, а на коленях у него...

Я вжался в дверь и замолотил по ней кулаками и ногой. Если менты решили меня таким образом убрать, то изощреннее смерти придумать сложно. Будь я женщиной – уже лежал бы в обмороке.

На коленях у него сидел большой черно-коричневый лохматый паук. Человек любовно поглаживал его вдоль спинки.

– Не стучи, – медленно сказал человек. – Никто не придет. Они все сами боятся.

Мне показалось, что паук зашевелился и чуть повернулся в мою сторону.

Зрелище было страшным. Таких огромных пуков я видел впервые. Впрочем, после недавнего столкновения с мутировавшими гигантскими крысами можно было не удивляться.

– Пройти не хочешь? – вполне дружелюбно спросил здоровяк.

Я помотал головой, но долбить в дверь перестал.

Он вздохнул и сообщил неохотно:

– Он не настоящий. Игрушка. Кукла.

В подтверждение он сжал лапищей тело паука и помотал из стороны в сторону. У меня перед глазами поплыли синие круги, и я медленно сполз по двери на пол. Похоже, правда. Мягкая игрушка... Проклятие, но какой реальный!

Я неуклюже поднялся, сделал по правой стене несколько шагов и уселся на пол напротив него, рядом с умывальником.

– Давай знакомиться, – сказал здоровяк. Зубы у него были большие и крепкие. – Как зовут?

– Артем.

– Предлагали быть «наседкой», Артем?

Я кивнул, завороженный движением его пальцев по спинке игрушечного паука.

– Чего ж отказался?

– А ты откуда знаешь?

– Я много чего знаю. Дружба с ними обязывает.

– Они умеют дружить?

– Смотря с кем. Твои предки произошли от обезьяны, а мои – от них. Ты – Homo sapiens, а я – Homo arahnus. Человек паучий. Или Arahnid sapiens, паук разумный. Да, так точнее. И как ты полагаешь, что я больше всего ненавижу в жизни?

– И думать нечего, – сказал я. – Фильм «Человек-паук».

Он отложил свою страшную мягкую игрушку и похлопал по нарам рядом с собой. Я подошел и сел.

– Молоток. Сообразительный. Ты вот что... Пока у них пересменок, залезай наверх, поспи. Если пожрать принесут, я твою порцию получу. Оно, конечно, остынет, но холодное лучше, чем ничего, верно? – и засмеялся своими большими крепкими зубами.

Уже засыпая, я подумал – а он ведь не представился...

– Артем! – Здоровяк ощутимо двинул снизу кулаком и попал мне в бок. – Просыпайся. За тобой пришли.

Я разлепил глаза и повернулся.

– Чего?..

– Армеев! – сказали от двери. – На допрос.

Я спрыгнул вниз и посмотрел на соседа. Он по-прежнему сидел на нижних нарах, привалившись к стене, и поглаживал свою игрушку. Давешний рядовой сменился, и уже другой паренек приплясывал у самой двери, будто хотел по нужде, но я понимал – он готов в любой момент удрать. «Калаш» в его руках, направленный на здоровяка, мелко дрожал.

– Ну, пошли, – сказал я.

Рядовой конвоировал меня на второй этаж. День был яркий, солнечный, почти майский; на полу лежали большие желтые квадраты света.

– Ты знаешь, что это игрушка? – спросил я на ходу.

– Это он так говорит! – В голосе рядового мелькнули истерические нотки. – На самом деле его паучище просто спит. Они на зиму впадают в спячку, как медведи, а весной могут проснуться в любой момент. Этот просто задерживается, потому что здоровый.

Я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.

– Ты откуда такой бред взял?

Вместо ответа рядовой приказал:

– Лицом к стене. – Он открыл дверь рядом. – Господин полковник, задержанный Армеев. – Он подтолкнул меня.

Комната была большая, светлая, с широким, хоть и зарешеченным окном. За столом с разложенными аккуратными стопками бумагами сидел бледный темноволосый человек в мятом костюме. Он махнул рукой, мне указал на привинченный к полу стул напротив стола, а конвойного отпустил.

– Полковник Зайцев Петр Петрович, – представился он невыразительным сипловатым голосом. – Начальник полиции НАЕ Нижний город.

Вот это да, подумал я. Какие люди мной занимаются... Интересно, они уже знают, что я грохнул Вельзевула в «Страусе»? Наверняка...

– А вы, Артем Александрович... Я немного знаком с вашей биографией. Начинали хорошо, правильно, мы бы сейчас с вами были коллегами... Но ушли в коммерцию, погнались за большой деньгой... Что за халдейская профессия – охранник в банке? А теперь и вовсе в бандитизм ударились, гастролируете, показательные выступления на чужой территории... Чего вас понесло в Нижний город?

Смысла придумывать что-либо пока не было, и я сказал так, как есть:

– Искал человека. Некоего Харона.

– Лодочника с Холодных озер? Слышал о нем... Почему у нас?

– Он здесь живет.

– Нашли?

Тут мы подходим к главному, подумал я и напрягся.

– Нашел. Случайно. В стриптиз-баре «Страус Эму», Но он был уже мертв. Скончался от передозировки наркотиков.

Зайцев подался вперед.

– И поэтому вы устроили бойню в этом заведении, – сказал он, тщательно выделяя каждое слово и даже как будто следя со стороны за собственной артикуляцией. – Убили артиста Тёмочкина, чуть не задушили конферансье, да еще вели себя, как сумасшедший, орали: «Где я тебя видел?»

– Ваш Тёмочкин, – сказал я, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться: уж очень не подходила фамилия к жутковатому образу инфернала, – истязает актрис во время ночного шоу. Раздирает тело жертвы плеткой с крючьями.

– Он такой же мой, как и ваш... Но даже если б это было так... Вы пожалели девушку? Решили отомстить за нее? И убили садиста. В эту версию я бы еще поверил... Если бы не знал, что на самом деле вы в курсе маленьких секретов «Страуса». Девица, которая была с Хароном и которая отправила официанта, чтобы он привел вас, вам их поведала.

Вот черт! Здесь все всё про всех знают! Один я, как хрен на блюде...

– Что вы молчите?

– А что вы хотите услышать? Раскаяние в том, что я убил Вельзевула?

– Он не Вельзевул! – заорал Зайцев с силой, которую я совсем не ожидал в нем. – Он артист!

– Ему следовало избрать более безобидную сценическую площадку для своих экзерсисов, – спокойно сказал я. – Тогда бы, возможно, он пожил подольше.

Не то чтобы я совсем не боялся этого Зайцева или того, что он может приказать сделать: вот сейчас, сию минуту, вызовет людей, они тихо пристрелят меня в подвале, а потом оттащат тело к Серебрянке и спихнут в воду... Просто за последние дни я стал абсолютным фаталистом, понимающим, что мир сдвинулся с места, свихнулся, и возврата к прежнему, нормальному состоянию нет и быть не может. В первые дни я еще пытался анализировать, искать логику... Потом бросил это занятие. Как можно искать логику там, где она отсутствует? И какая разница, сколько еще я проживу в этом мире, сумею ли выполнить некую миссию (миссии); смогут ли какие-то известные либо неизвестные мне люди использовать результаты этих миссий в своих целях?.. Мне-то что за дело до всего этого? Во все времена подобные мне люди были винтиками, выполняли черновую работу, а те, другие, пожинали лавры, оставаясь в белых перчатках и незапачканных фраках. Они – над схваткой, как тот же Человек Равновесия. Он чего-то хочет, а я иду и делаю. Но теперь все, довольно.

– Вы слишком много на себя берете, – сказал Зайцев.

– Учитывая, в каких обстоятельствах я нахожусь, не слишком, – сказал я.

– Об обстоятельствах мы поговорим. Позднее. А пока расскажите мне про вашего соседа. Как себя вел, о чем говорили...

Я пожал плечами:

– Да ни о чем особенно... Знаю только, что огромный паук у него – игрушка. Он даже не сказал, как его зовут – не паука, конечно, соседа по камере.

– А вы не спросили? Имя у него обычное – Павел. А вот прозвище...

И тут я вспомнил.

«Остерегайся в первую очередь Диких Байкеров, Каракурта и Багиру...»

Каракурта...

– Каракурт, – сказал я, холодея.

– Именно! Предводитель Диких Байкеров, фанат пауков и всего, что с ними связано. Его мы взяли совершенно случайно, а на их базу выйти никак не можем... Столько народу положили, изверги. Как бы выяснить, Артем Александрович, а?

Мне стало смешно.

– Вы хотите, чтобы я у него спросил?

Зайцев слегка порозовел и хотел что-то ответить, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился персонаж, которого я меньше всего ожидал здесь увидеть: полковник Топорков Афанасий Тимофеевич, «Святоша», начальник ГУВД города, мой хороший знакомец – обе его дочери лечились в свое время у моей матери, а он помог мне с должностью, когда я пришел на работу в органы.

Зайцев вскочил.

– Что за утро! – забасил Топорков, колыша пузом. – Сплошные сюрпризы! И ведь все больше приятные, мать их... Журналюгу одного достали на трассе, еле дотянулись – еще немного, и ушел бы, сучок... Водила у него что надо, Шумахер недодолбанный... Мы этого водилу даже отскребать поленились, а журналюга ничего, живехонек, поломался только малость... Приезжаю в гости в Нижний – а тут здрасьте пожалуйста, Армеев! Все наши его ищут, дома засада, у квартиры матери, дай ей бог здоровья, пост... А он тут хоронится... Знатный уловец! Да ты садись, Петруша, в ногах правды-то не сыскать... Руки тебе не подаю, Артем, ты ее не пожмешь – мы ведь вроде как по разные сторонки баррикады...

Я с трудом понимал, о чем он говорит. Значит, Васи нет... При всех его гоночных талантах – не ушел. Конечно, если с вертолета, или с двух одновременно... А виноват я. Подписал я Васю...

– Жара на улице, жара... Ты бы окошко открыл, Петя, душно у тебя до невозможности, дай задержанному воздуху хлебнуть, видишь – потерялся совсем малец. – Он прошелся по комнате, подождал, пока Зайцев суетливо откроет окно. – Ты кого так жалеешь, Артемий? Журналюгу? Так жив он, мы его даже подлечим, прежде чем к стенке подвести... Водилу-гонщика? Об этом ты вообще не расстраивайся, вы с ним скоро увидитесь – там... – Он показал большим пальцем на потолок, подошел к окну, ослабил узел галстука и, не оборачиваясь, спросил: – Как Каракурт тут у вас?

– Информации нет, Афанасий Тимофеевич, – сказал Зайцев.

– Плохо, – буркнул Топорков. – Кто его «окучивает»?

– Так... э-э... Армеев.

– Да ты что? – Топорков обернулся ко мне. – Ну что ж... Твой шанс, парень. Нам нужно знать, где квартируют Байкеры... Пока хотя бы это. Склад оружия он уж точно не сдаст...

– Он знает, что я «наседка», – с трудом сказал я, ничего не видя перед собой. – Понял.

– И не удавил? Сколь чудного на свете, Петруша... Поработай, Артем, напрягись. Чему-то же тебя в школе милиции учили... Повторяю – это твой шанс. Достанешь информацию – отпущу, дам уехать из города тебе и матери.

– Как Васе? – спросил я. – До трассы?

– Ну до чего несговорчивый народ пошел, Петр! – ненатурально возмутился Топорков. – Все торгуются, всем гарантий подавай! Ты поработай, Артемий, а гарантии я тебе предоставлю. Дам оружие и человека своего в наручниках, зама. В случае чего – застрелишь, а я без него никуда...

– Дочь, – сказал я, – и внука. Компанией на небо улетим. Веселее.

И посмотрел на него ясным спокойным взглядом.

Внешне Топорков остался невозмутим, только чуть спал с лица.

– Ты что, недомерок, – сказал он негромко с нечеловеческой ненавистью, – краёв не увидал?!

– Дочь, – повторил я, – и внука.

А сам подумал: вот сию минуту все и закончится.

– Ты мне... ты со мной... Верни его в камеру, Петруша, а то руки чешутся...

Зайцев нажал кнопку под столом. Вошел конвоир.

Я поднялся и повторил в третий раз:

– Дочь. И внука.

– Сроку тебе – сутки!!! – заорал Топорков, срываясь.

– Значит, договорились, – сказал я и вышел.

Ничего не изменилось. Никакой независимости Нижнего города нет и в помине. Только ментовский беспредел перестал быть скрытым, принял явные нахальные формы. А из города Тимофеич меня не выпустит. Найдет возможность не выпустить. В крайнем случае пожертвует дочерью и внуком.

Когда я вошел в камеру, Каракурт спал на спине, но сразу открыл глаза, снял с груди игрушку паука, дождался, пока закроется дверь, сел и спросил:

– Ну что?

– Погиб мой друг, – сказал я. Это было самым важным. – В его смерти виноват я: попросил вывезти из города человека, а на трассе их достали менты...

– Обо мне что? – нетерпеливо спросил он.

– Ищут, где базируются твои... Мне дали сутки, чтобы я узнал. Обещали отпустить.

– И ты веришь?

– Нет.

– С кем говорил?

– Сначала Зайцев... Потом Топорков.

– Топорков приехал?! – Он аж подпрыгнул. – Редкая удача!.. Значит, сутки. Сядь поешь, вот твоя порция.

– Не хочу.

– А я сказал: поешь! Силы нужно подкрепить. И если в течение дня снова выдернут на допрос, пообещай, что информация будет.

– Ты им скажешь?

Он едва заметно ухмыльнулся:

– Время, Артем. Вот что сейчас важнее всего. Ты, главное, пообещай.

Удивительное дело! Я разговариваю с человеком (и даже будто бы помогаю), который сжег один из автосервисов Васи Бухло, байкеры ранили его зама... Да, но убили-то Васю люди Топоркова... Чем один лучше другого? Кого я должен больше ненавидеть?

Я вяло ел, Каракурт одобрительно смотрел на меня.

– Выпить хочешь? У меня есть. – Он извлек откуда-то из изголовья нар небольшую плоскую металлическую фляжку, отвинтил колпачок, понюхал. – Коньяк. Настоящий. Помяни друга и ложись.

Я взял фляжку трясущейся рукой.

– Ну, Вася... Земля тебе пухом. Прости меня.

Запрокинул голову, влил в себя все до капли, не почувствовав крепости и вкуса... И заплакал.

Глава вторая

За оставшийся день я просыпался еще дважды, перекусывал и снова засыпал. Каракурт все время сидел в одном положении, привалившись к стене, и поглаживал игрушку. Если он и обиделся на меня за то, что я допил его коньяк, виду не подавал.

Чем ближе к закату, тем заметнее нервничал Каракурт, хотя и старался этого не показывать; но меня, выспавшегося, было трудно обмануть: он явно чего-то ждал. Лезть с вопросами было бессмысленно. Я так и лежал на верхних нарах до темноты, до того момента, когда первый взрыв потряс здание полиции, а вокруг загрохотали моторы байков, забили автоматы, пистолеты и помповики, закричали и забегали по коридорам люди: оказалось, их в здании не так уж и мало.

Вот тогда я одним движением оказался на полу.

Каракурт уже стоял посреди камеры. Он был все в тех же тренировочных штанах, но теперь на нем была еще футболка и спортивная куртка, а игрушка паука непонятно чем прицеплена к спине.

Лампочка в углу одновременно с новым взрывом мигнула и погасла; теперь сюда прорывались только блики фар байков с улицы.

– Все нормально, Артем, – хрипло сказал Каракурт. – Это мои ребята. Скоро нас здесь не будет. Но перед уходом здание нужно осмотреть.

– Зачем?

– Чтобы ничего не упустить. А вдруг Топорков, на мое счастье, задержался у Петруши в гостях...

Грохнул новый взрыв – над нами, на втором этаже; закричали люди. Всевозможное оружие забило еще ожесточеннее. На нас посыпалась штукатурка; я против воли пригнулся.

– Да нет его здесь! Даже не стоит тратить время!

– Приготовься, – сказал Каракурт.

Лязгнули задвижки. Дверь распахнулась, на пороге выросла тень с направленным внутрь камеры автоматом. Но выстрелить человек не успел.

Как в рапиде видел я: Каракурт изгибается в красивой хищной позе, ловким движением срывает со спины огромного черно-коричневого паука (игрушку?) и бросает его в направлении вооруженного человека. Паук падает точно на лицо и... прилипает. Мне чудится щелканье жвал и сразу оглушает страшный, нечеловеческий вопль, который обрывается на самой высокой ноте. Человек валится вбок и назад, левую руку не донеся до головы, а правой все нажимая на спусковой крючок автомата. Веер очереди из «калаша» несется над самыми нашими головами; – Каракурт хватает меня за плечи и пригибает к полу...

– Так и будешь лежать? – спрашивает он меня почти через мгновение.

...Он стоял у самой двери. Человек с автоматом еще дважды дернул ногой и затих. Паук сыто завозился на его лице – мне показалось, что я слышу чавканье.

Я поднялся. Каракурт был уже в коридоре и быстро шел к лестнице на верхние этажи, почти не пригибаясь и только стремительно уворачиваясь от летящей со всех сторон штукатурки и осколков стекла. Блики света с улицы мелькали на его лице. Я еле поспевал за ним.

– Что это было?!

– А что?

– Но ведь это... игрушка!

– Кто тебе сказал?

– Ты!

Он на секунду задержался и повернул ко мне лицо со страшным оскалом больших зубов.

– Я пошутил.

На втором этаже он заглядывал в каждую комнату и от того, что не находил Топоркова, зверел все больше. Попавшегося на пути лейтенанта (он начал кричать что-то, потрясая «Макаровым», наверное, хотел нас остановить – но как можно остановить ураган?!) Каракурт, неуловимо оказавшись рядом, схватил за голову и резко крутнул... Тело еще валилось мертвым кулем, а мы неслись дальше. Я видел, что он совершенно не боится смерти.

В одном из кабинетов у окон и пробоины в стене собралось человек шесть; они яростно отстреливались из «Калашниковых» и Пмов. А увидев нас, открыли огонь по нам. Пришлось срочно ретироваться, но Каракурт пробормотал что-то вроде «я сюда еще вернусь».

– Хватит метаться! – кричал я ему и понимал, что он меня не слышит. – Топоркова нет и быть не может! Это бессмысленно! Так он и остался: подождать твоих ребят!

– Мы не уйдем без него или его головы, как ты не понимаешь! Я мечтал об этом много месяцев!

– Значит, потерпи еще! Вот черт... – Здание ходило ходуном от взрывов, оно выплясывало, как напившаяся браги избушка Бабы-Яги. – Нас всех завалит осколками – тогда ты точно его не достанешь!

В одной из комнат, порядком изрешеченной, не было никого, но в углу стоял сейф. Я остановился.

– Я не закончил осмотр, твою мать! – заорал Каракурт. – Пошли!

– Я должен забрать свое табельное оружие, – сказал я, – и я откуда-то знаю, что оно в этом сейфе.

– Вы кто такие? – спросили в коридоре встревоженным голосом. – Задержанные? Как сюда попали? Здесь нельзя! – Человек был совсем близко. – Я что, неясно выра... – Он странно хекнул, послышался звук падающего тела.

В свете бликов появился Каракурт.

– Шейки – как у курят, – брезгливо сказал он. – Я в удар и половину силы не вложил... А ключи от сейфа могут быть где угодно. Человек сменился и унес их с собой...

– Ка-ра-курт!!! – заорал кто-то громогласный на первом этаже.

– Птицеяд... – сказал Каракурт тоном, каким обычно говорят только об очень дорогом человеке. Он посмотрел на меня. – Ты со мной или останешься охранять сейф?

Мы шли в дыму и пыли, но обеим сторонам – и нападавшей, и защищающейся – стал ясен исход битвы, так что обстрел здания из тяжелого оружия прекратился совсем, а перестрелка свелась к минимуму.

– Когда начнут сдаваться, – говорил Каракурт на ходу, кашляя и отплевываясь от пыли, – мы никого не станем убивать. И в плен брать тоже. Всех отпустим. Лишь бы не дурковали...

– Ты убедился, что Топоркова нет в здании?

– Мы не все осмотрели, не были на третьем. И у меня такое чувство, что он совсем рядом. Топорков не мог не понимать, что меня попытаются отбить, иначе не нагнал бы столько народу. Другое дело, он наверняка не представлял, что атака будет такой массированной...

Мы спустились на первый этаж. Здесь в коридоре и кабинетах в разных позах лежало несколько тел, а само здание походило на решето: через дыры в стенах и выбитые окна лился свет фар и грохот моторов множества байков с улицы. В воздухе висела гарь и пыль. Каракурт снова закашлялся.

В противоположном конце коридора, рядом с разрушенной дежуркой, толклись несколько фигур. Одна из них, увидев нас, повернулась.

– Каракурт!!!

– У-у-а!!! – взвыл-зарычал десяток глоток.

– Птицеяд, твою мать! – заорал Каракурт.

– Я же обещал тебе, что вытащу!

– Но мне пришлось долго ждать!

Мы были совсем близко. Татуированный, покрытый шерстью торс Птицеяда прикрывала маленькая кожаная жилетка. Он распахнул две свои огромные ручищи, намереваясь обнять шефа... И в этот момент из-за спин байкеров ударила автоматная очередь.

Пули прошили тело радостного Птицеяда наискосок и насквозь; фонтанчики крови выметнулись из его груди, живота и бока. Птицеяд мгновение смотрел на себя удивленно, не понимая, что произошло... И повалился лицом вперед с раскинутыми в стороны руками.

Все произошло настолько быстро, что никто толком ничего не понял и, уж конечно, не успел отреагировать. Байкеры еще только оборачивались на стрелявшего, а Каракурт сделал огромный скачок вперед, перепрыгнул тело Птицеяда с яростным воплем «Никому не стрелять, б...ди, я сам!», врезался в толпу байкеров, так что снес троих – и исчез.

Я медленно опустился на пол у входа в камеру, где провел почти сутки. На пороге все еще лежал рядовой, в которого Каракурт метнул своего страшного паука. Сейчас твари на голове парня не было, но его лицо представляло собой кровавое месиво.

Из помещений и со стороны лестницы в коридор выходили и выползали менты с поднятыми руками; те, кто тащил с собой оружие, бросали его здесь же на пол. Из толпы байкеров крикнули:

– Пошли вон, уроды!

Горе-защитники потянулись к выходу. Троих раненых им прошлось поддерживать, одного вообще несли на руках. Проходя мимо победителей, каждый получил свою порцию тычков и затрещин, но ни одного не задержали.

Несколько здоровяков в коже рассредоточились по зданию в поисках поживы.

Я сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Мой лимит неприкосновенности по сю пору не исчерпан; но теперь уже у меня было жгучее желание начать лезть под пули и схлопотать наконец свою долю. Я устал, смертельно устал от этого бесконечного марафона, длящегося, как мне временами казалось – годы, не имеющего конца. Сгинуть было жалко, но жить – тяжело. Пора сделать выбор. И, пожалуй, я его сделал...

– Чего расселся?

Надо мной стоял Каракурт.

– Через десять минут мы уезжаем, – сказал он. – Поедешь с нами.

– Ты догнал его? – спросил я. – Кто это был?

Он вздохнул и уселся рядом.

– Как я и предполагал: Топорков. Думаю, его целью был я, но времени совсем не оставалось, а дубина-Птицеяд закрыл сектор обстрела. Мент был одет точь-в-точь как наши, поэтому его никто не узнал. Те, кто видел незнакомого байкера, думали: это один из моих приятелей извне.

– Ты завалил его?

– Он ушел. Сам не понимаю, как ему это удалось. Он очень хорошо подготовился.

– Но ты жив.

– Ты не понимаешь... Если б он грохнул меня, для меня это было бы меньшей трагедией, чем стоять над мертвым Птицеядом.

– Да ладно, Каракурт! – с жесткой ухмылкой сказал я. – Откуда эмоции? Ты же беспощадный человек, точнее – Паук разумный! Ты столько народу убил, сколько я в своей жизни не съел куриных окорочков...

Он посмотрел на меня.

– Ты меня ничуть не боишься?

– Знаешь что, – сказал я ненавидяще, – мне опротивело бояться...

Где-то в глубине здания грохнул взрыв. К нам подошел один из байкеров.

– Босс, мы нашли их оружейку...

– Забирайте все, подчистую! – Каракурт легко поднялся. – И найдите Матвея!

– Это кто? – спросил я.

– Моя игрушка. Артем, у тебя мало времени. Ты хотел забрать табельное оружие. Поторопись. В дежурке на полу – гора ключей, посмотри, может, подберешь...

– Зачем я тебе нужен? – спросил я устало. – Я иду домой.

– Пока не идешь. И кстати говоря... Я тебе нужен больше, чем ты мне. И скоро ты убедишься, что я прав.

Зрелище было впечатляющим; мой уставший от постоянных потрясений мозг все-таки смог оценить его по достоинству.

Десятка полтора устрашающего вида байков (черные, лакированные, с желто-красными когтистыми драконами, змеями, пауками и прочей живностью на боках) стояли на приколе тут и там, разбросанные по всей небольшой площади перед зданием полиции. Их хозяева были или внутри, или тут же – с автоматами и «трубами»; но сейчас они пребывали в расслабленном состоянии, как истинные победители.

Зато еще машин двадцать – а возможно, и больше, – грозно ревя, без устали бороздили площадь из конца в конец; лучи фар резали темноту, сливались и расходились; всадники победно перекрикивались, свистели и время от времени палили в воздух. Кроме света фар, другого освещения на улице не было: все фонари в округе были перебиты.

В этой картине было что-то настолько ирреальное, что меня, привыкшего за последние дни к чудесам, пробрал мороз.

Двое байкеров вынесли тело Птицеяда и положили у крыльца. Рев моторов затих, байкеры один за другим слезали с железных коней и подходили к убитому: прощаться. Одна из девушек в джинсе с заклепками и с маленькой штангой в верхней губе стояла у тела дольше остальных. Она не плакала. Просто стояла и смотрела.

– Что, больше никто не погиб? – спросил я у одного из парней.

– Все Дикие Байкеры – заговоренные, – на полном серьезе ответил он. – Убивший Птицеяда обладал силой пробить заговор. Возможно, именно поэтому Каракурт не смог его догнать.

После прощания тело Птицеяда положили на импровизированные носилки – две широкие доски с бортами, концы которых крепились к двум параллельно стоящим байкам.

– Мы на базу! – крикнул один из байкеров. – Поедем медленно, так что вы нас еще нагоните!

И процессия самой малой скоростью выехала с территории полицейского управления.

В здании вспыхнул свет. Я обернулся. Каждое окно, каждая пробоина в стене были освещены. На крыльцо вышел Каракурт. Огромный мохнатый паук (как он назвал его? Матвеем?) висел у него на спине и, как мне показалось, слегка шевелился. Я на всякий случай сделал шаг в сторону.

– Молодец, что не попытался смыться, – сказал он. – Садись к Вязальщице, сейчас поедем.

Одна из девушек в привычной кожаной «униформе» приветливо махнула мне рукой.

– Зачем иллюминация? – спросил я, кивая на здание.

– Это знак. Место очищено от паразитов. Там Свет, – и он двинулся к парням, командуя на ходу: – Арсенал из оружейки раскидайте на три-четыре машины!