Текст книги "Пьесы, поэмы и лирика"

Автор книги: Сергей Ильин

Соперница Зима:

 
Как вы нежны, моё ненастье,
И сколько призрачного счастья
Нам накурлычат журавли…
И сколько от кукушки серой
Родится на земле птенцов,
Чтоб нам услышать вещий стон
Из-под развалин Белограда.
 

Автор:

 
Кончается весна
И жаль… Нет, не печально мне,
А жаль, что впереди ждёт это лето.
Что вряд ли что-то будет спето…
Из затаённого весной.
Все так обыденно прекрасно:
 

Соперница Зима:

 
Сирень и ландыши… Ужасно!
Как хочется весны мне вновь,
Весны, волнующей мне кровь.
 

Автор (на заднем плане, где был Поэт):

 
Декабрьский холод – лунная весна:
Ты у перрона куришь сигарету
И отступает город в никуда…
И поезда уносят эстафету.
 

Поэт, рядом:

 
Моя далёкая подруга мне нагадала снег и вьюгу
на Рождество,
Моя далёкая подруга мне подарила два дня вьюги
на Рождество…
Как хороша была ты в вьюгу, моя далёкая подруга,
на Рождество.
 

Автор:

 
Что понимаем мы в любви,
Что понимаем в песне?
И за распевною строкой
Увидят ли нас вместе?
Поверь, друг милый, никогда
Ни в чьём воображении
Не явимся ни ты, ни я,
Как целое мгновение.
Мгновенье явится твоё,
Прекрасное мгновенье…
И поражённое, взлетев,
Замрёт воображение.
 

Дама:

 
Мгновенье явится моё
В другом воображении
И разольётся злой тоской,
Унёсшей сновидение.
 

Автор и Дама:

 
Что понимаем мы в любви,
Что понимаем в песне?
И за пылающей строкой
Увидят ли нас вместе?
 

Автор (один в кабинете):

 
На озере Онежском тает лёд…
В избушке тихо девушка поёт…
 
 
Соперница Весна (в верхней спальной комнате):
 
 
Где-то там за речкой синей
Улыбается мечта.
Ты – красива, ты – красива
И совсем не холодна.
Ты – восторженно надменна,
Ты ж – вечерняя заря,
Все же знают: ты – красива
И совсем не холодна.
И в тебя влюбиться гоже,
Как давно уже люблю
Перед сном глядеть в болотце
На вечернюю зарю.
Где-то там за речкой синей
Улыбается мечта.
Ты – красива, ты – красива
И совсем не холодна.
 

Соперница Зима (с лёгким сарказмом, поднимаясь на верхний ярус):

 
А когда задёрнет ветер
Отражение зари,
Подниму глаза, но только
Ты свои не отводи.
 

Лето (в кабинете Автора):

 
Ты в снежный мир лесного царства
Царицей щедрою вошла,
И все несметные богатства
Раздала в ночи колдовства.
И оттого так, видно, щёки
Горят румянцем снегиря,
Что в них давно вселились боги
Волшебных сказок и добра.
В глазах твоих весна грохочет
И весело, как горный ключ,
Мои волнения уносит
На новый неизвестный круг.
 

Автор, листая книгу:

 
Она мечтала о любви:
Как сон красивой…
А заставляли учить английский.
Она мечтала – её любили все!
А заставляли учить английский.
Её делало красивое имя,
А заставляли учить английский.
Кто-то увидел в её имени
что-то от всех…
И… портил, портил…
Портил и имя.
Подгонял под всех и…
портил.
Росс-и-я… Кто ты?
 

Читает стихи:

 
«В аллее лип шаги…
В шагах душа нагая,
То робко лужиц избегает,
То отрывается в прыжке.
 
 
В аллее лип дыханье,
То прерывается признанием,
То замирает… Оставляя вкус
Нежнейших сладких губ».
 

Берёт другую книгу и читает:

 
«Вой-на,
возвращение,
кара…
Ан-на Каренина.
И летит под поезд солдатская душа.
Нужна?
Кому ж нужна
…отвоевавшая душа».
 

Положив книгу, берётся за перо и произносит (текст на экране и образы мадонн):

 
Как Леонардо
женщину пишу я.
Как Леонардо
в ней ищу
Черты покоя мирового
и беспокойного дитя,
Любви, угаснувшей когда-то
И вспыхнувшей внезапно вновь,
Тревоги истины познания
В занятии, другим смешном.
В улыбке важен Леонардо,
В улыбке, выпрямившей бровь,
В улыбке, приковавшей взгляды
На пять, уж канувших, веков.
 
 
Спрятать душу в женщину!
Смогли же…
…и красиво.
Что осталось?
…гений!
 

Автор (там же):

 
А он не смог…
С его фамилией не смог,
С его фамилией не дали:
И залп прощальный услыхали
На голых ветках снегири.
 
 
Императоров учат
Принимать парад,
Им хочется в балет…
Но все бегут в кордебалет.
Замер строй…
Кто потрясён?
Замер зал…
Что он сказал?!
Где растворятся легионы…
Блестят кристаллы сахара в стакане,
Вот-вот исчезнут в вихре. В гамме
На всё? Хватает нот.
Не всё? Ты проиграл, солдат.
Не всё? Ты проиграл, народ.
 
 
Плохой английский…
Только вред.
Плохой язык – беда.
И некому следить:
Страна…
Лишь стройный стан.
Останкино еще стоит,
Но почему страна молчит?
Что говорит страна…
Страну лишают языка.
 

На экране появляются слова из под пера под голос Автора:

 
В аллее лип гуляет ветер,
Шуршит опавшая листва,
И прорываются слова,
Пытаясь обрести сознание.
 

Автор:

 
Гласность, перестройка,
молоко в стакане.
Символы пути…
Нам указали млечный путь.
 
 
Горбись в поисках пути(?!)…
 
 
От языка царя,
От языка императора,
Через язык секретаря,
К языку президента…
 
 
Какая зубная боль рождает такие тайные пути?
Плохой русский!
 

Автор (поднимается по лестнице с Дамой):

 
Вам всё к лицу:
Не замечали?
Всё одинаково бледно,
Когда в вас радуга сияет.
 

Лето в кабинете Автора:

 
Всё одинаково смешно,
Когда вас пафос озаряет.
Всё одинаково уныло,
Когда вы улыбнётесь мило.
Вам всё к лицу:
Весна и лето
Зима и осень.
Как одеты…
Вам всё к лицу,
Но вот июнь?
К лицу ли будет вам июнь?
К лицу ли,
К воску ль ваших грёз
Туман распущенных берёз?
Шелка росиночек с лугов?
 

Дама (тянется к замку):

 
Да, так зайдем мы далеко.
 

Автор:

 
Не важен мой немой вопрос…
Важно движение руки.
Движение томит всегда…
В нём важность – чтоб не окружало – вся.
Оно и путает слова, и радует уста.
Оно и усмиряет души.
В движении что-то утаить?
Нет выдумки на свете лучше!
Движение вечно:
То ли сияют сны,
То ль веселятся грёзы —
движения на них похожи,
В них танец пробуждения души.
 

Дама:

 
Прелюдия движения музыкальна,
И не подвластна,
не осознана, слепа…
 

Автор:

 
Растущая трава
Вам сорвана на праздник —
Источник чистый бытия.
 

Лето (поёт в нижнем кабинете):

 
Сияние дня
На боль разлуки
Не променяю больше я
И ваши трепетные руки
В своих оставлю навсегда.
Налью в два солнечных бокала
Остатки сладкого вина
И платье белое достану,
Что я с венчанья берегла.
Ни в чьи не верю больше бредни:
Я вам доверила давно,
И боль души, и сердца трепет…
Не потому ль мне так легко,
Что вижу я усталость вашу,
И в глубине запавших глаз
Искрится нежность первой встречи,
Так накрепко связавшей нас.
Уйдём в не скошенные травы,
Вот только лишь допьём вино,
И аромат лесной поляны
В объятьях сладостных вдохнём.
А в темноте зажжём мы свечи
И, торжествуя над собой,
В молчании проведём весь вечер
И ночь – до первых петухов.
 

Автор:

 
Еще не скошена трава,
Еще в лугах томятся росы,
И в полдень девы у ручья
Свои расчесывают косы.
 

Автор и Дама у освещённой фарами дороги, поздний вечер.

Автор:

 
И откуда взялась ты такая?
 

Дама (вышла из грязи у дороги):

 
Эта слякоть и эта темень…
 

Автор:

 
И слова… То теряют значение,
То взлетают… И гаснут немо.
 

На экране ночная дорога из автомобиля. Костёр сложенной пирамиды разваливается рядом с дорогой.

Дама:

 
Горизонт раздвигает скорость:
Ночь… Костёр… И снопами искры…
От июльской росы до снега
Облаков, обозначивших небо.
Современность… Столпы… Пирамиды…
Развалила какая-то нежность
И какая-то странная строгость,
И покорность отточенных жестов.
 

Рассвет на даче у большого луга в стороне от дороги на краю леса.

Автор:

 
Славный и нежный звук на рассвете
Рождает ветер.
Он похож на шелест волн
Трав, полных рос,
И шелест губ…
На поздний и уснувший вечер.
 

Автор (у дома):

 
Июль. Люблю я наблюдать,
Как раскрываются две розы:
Одна в тени, как мои грёзы, —
Другая – в солнечных лучах.
Июль. Роскошный аромат
Куста, украсившего дачу,
Взгляд, ускользнувший, как удача,
Расставившего сеть ловца.
Июль уводит нас в прохладу леса,
Кромкой сада,
Ручья, несущего прохладу гор…
И умолкает разговор,
Услышав ручейка
Журчанье…
Журчанье ручейка так ново,
И так легко
Клокочет в нём то,
Что не высказать вдвоём.
В июле родилась Светлана,
И дней стремительных течение
Приобрело журчанье.
 

Поднимается Солнце на экране. Поэт в белом костюме развалился на лужайке под кустом белой сирени и наблюдает за Дамой, прогуливающейся по уже зарастающему травой лугу:

 
У ног моей милой цветок.
Она увлечена и смотрит на восток.
Собьет ли росинку с цветка?
Заметит ли она?
 

Дама уходит за луг. Солнце на экране опускается к закату. Поэт всё ещё под кустом сирени. Не спеша – он беззаботен – встаёт, отряхивается от травы, берёт гитару и, сидя на маленькой уютной скамейке, начинает сочинять романс:

 
Ах, до чего же я люблю
Твои чарующие плечи,
Твой долгий взгляд, и твои речи,
И грусть твою, и тишину.
Когда я остаюсь один,
Твой облик нежный вспоминаю…
От снов и слов туманных таю…
И надвигаются мечты.
Когда я остаюсь один,
Я не кляну уж жизнь за муки…
И нет в глазах моих уж скуки,
Когда я остаюсь один.
Как трепет встреч, любовью шитых,
Разлуку долгую несу.
И в днях, тобою лишь прожитых,
Своё я счастье нахожу.
Ах, до чего же я люблю
Твои чарующие плечи,
Твой долгий взгляд, и твои речи,
И грусть твою, и тишину.
 

Поэт уходит…

Дама выходит на веранду дачи:

 
В июле все сюжеты – утро!
Ещё прохладна нега рассвета…
Нас одолеет это лето…
 

Лето, прогуливаясь по саду в костюме Дамы:

 
Когда вдыхаешь аромат свежайшей розы, —
Ощути предчувствие грозы:
Волнения? Волнения уходят в аромате розы.
Когда твой взгляд войдёт в прозрачный воск нежнейшей кожи,
Ты ощути предчувствие грозы:
Волнения? Волнения уйдут в ночные грёзы…
Невольник, не уйдёшь лишь ты от ласковой судьбы.
 

Звонит телефон. Дама, выключая его:

 
Звонок… Я думала о птицах:
Как лебедь к лебедю садится,
И как гнездятся у ручья
Два охмелевших соловья,
Как наполняются озёра,
Гогочут гуси (и стихи…)
Как оперяются стихи
На глади озера пуховой,
Как ветер пёрышки им гладит,
Как в этом озере тепло.
И как похожи мы на пташек:
Все лучшее творим пером.
Ещё мы строим пирамиды…
И орошаем сны песком,
И разбегаемся, как черепашки,
От неожиданных звонков.
 

Лето подходит к Даме:

 
Сюжет, послушай:
Ранним утром в июле
В пуховую рябь озера
Входит девушка,
Склоняется над лотосом:
Вот-вот распустится самый нежный на свете цветок.
Лодочка – самое большое пёрышко на озере.
 

Дама:

 
Какие яркие сюжеты – лето.
На озере, в лесу – сюжеты…
Немного скучно…
 

Голос:

 
Вам письмо!
 

Дама берет письмо со стола.

Звучит голос Автора:

 
Стихия?
Стихи – вы!
Вы развеваете мечты,
Преображая мысли ход
В топящий мысль водоворот.
Стихи я?
Стихи – вы!
Вы этим и защищены,
Преображая каждый миг
В трепещущий желанием стих.
 

На Даму, читающую письмо, с экрана, где было заходящее Солнце, смотрит Автор:

 
У тебя блестят реснички,
Приоткрой глаза:
Размечталась этим летом
Серая гроза,
И, забыв пучок из молний,
В гости к нам пришла:
Спит на сопке пред окошком,
Приоткрой глаза.
 

Дама уходит. Автор с ноутбуком садится за её столик и читает. На экране:

Абсурды перевода (из «Китайской флейты»)…

Моя подруга

 
Девушки смеются…
Девушки мечтают…
У них есть дело:
Расставание с подругой,
Чьё сердце им уже не принадлежит.
Твоя ли это подруга?
Девушки смеются…
Девушки мечтают…
Твоя подруга родила девочку —
К ним всё вернулось.
 

Дама на экране, где был Автор, вокруг неё оборудование телестудии:

 
Что делает стихи цветными? —
Карандаши твоей души.
Студия… Монтаж… Музыка…
Я в эфире – ты в кресле.
Натюрморт!
 

Автор:

 
Моих мыслей
разорванных
строчки:
Дождь. Дождался.
Раскаты. Июль.
Роскошь слова.
Этюдная нежность.
 

Лето:

 
И этюдник оживших снов.
 

Автор:

 
Свежесть ягод.
Вечерняя свежесть,
От смородины чай
чуть синь.
Лепестки разорвавшейся розы…
И закат между штор с гардин.
 

Пишет (на экране где была Дама появляется текст):

 
Лоск ваших грёз…
Две туфельки, паркет…
Летящий аромат,
Пылающий жакет…
Строжайший жест:
Включённый микрофон.
Всё кончилось.
Всё собрано. И вновь?!
 
 
Как балуете вы
скупой мир протоколов,
Как балуется мир
жемчужин васильковых.
 

Утро. Автор там же, после ночной тьмы:

 
Мне скучно в июле,
А надо ль «в»?
Мне скучно!
Вот только…
Шалунья
Проснётся, и глазки раздвинут реснички,
И скажут:
Мне скучно в июле
А надо ль «в»?
В такую жару весёлый жанр – жажда!
Свежа.
Росинка с бокала.
Губа подхватила росинку.
Свежа ещё роза.
Жанр роза?
Жанр лотос?
Вспорхнула синица:
Жанр – птица?
А надо ль…
 

Взгляд на Даму:

 
Из тумана выплывают
Ветви ваших рук,
Оставляя в поцелуе
Свежесть алых губ.
Голос нежный мысли будит
О прожитом дне…
Птицы звонкие смеются
На твоём лице.
И зачем ты снова входишь
В комнату мою,
Взглядом смелым разжигая
Новую зарю.
 

Дама в студии:

 
Вернулась в город с острова Елены.
Монтирую сюжет. Нет музыки…
Наполеоны, Робинзон…
И двадцать первый век врывается в мой город
с пустого острова:
Здесь будет мост и небоскрёбы…
И камеры, пишущие музыку новой жизни…
Над морем порт и вечнозелёный остров.
Русский остров.
Немножко моря:
 

(В студию врывается песня)

 
Море это рисунок волн,
Море рисует бездна,
Бездна серым карандашом —
В море безжалостна бездна.
 

(На фоне приглушённой песни)

 
Опять появляешься ты, проказник!
 

(на экране продюсер певицы)

 
Всё, на сегодня – конец!
Чёрный квадрат – привет от Малевича!
 

(но песня продолжается)

 
Море – это рисунок волн.
В них отражается небо.
Небо играет с бездной морской.
Небо играет нежно.
 
 
Море – это рисунок волн.
С волн срывается пена.
Пена, срываясь со стона, шипит.
Пена под солнцем бела.
 
 
Море – это рисунок волн.
Волны бегут рядом.
Волны мягко ласкают песок,
Жёстко бьют скалы
И мечутся в гротах.
 
 
Есть у моря душа.
Душа разрывает звуки.
Говорят, что море волнует Луна…
Но видят, как море волнует ветер.
 
 
Поэт у экрана (рядом с Автором):
 
 
Какие стройные берёзки,
Какие светлые осинки…
И волосы косою вьются
У моей светлой, моей милой.
У неё фиалкою косынка стянута…
И губы ласкают слово,
И я спешу к ней снова – услышать слово!
 

Автор:

 
Ты научилась ходить по джунглям,
Не обжигая прохожих взглядом:
С ресниц срывает снежинки ветер,
Не дав в слезинки снежкам растаять.
В тебе какое-то зреет чудо,
И чувства все превращая в стражей,
Ты охраняешь росток чудесный,
Порой безмерно над ним страдая.
В тебе давно распласталось лето
И, расплетая косые пряди,
Чуть-чуть грустишь о бескрайней ниве, о…
Воле птицы, озёрной глади.
Чуть-чуть робея, уходишь в грёзы…
Дожди косые, от ветра – слёзы.
Начался август, не будет лета…
Проснулась – солнышко…
В ресничках небо.
 

Автор:

 
Лучиста царственность зари
Над лёгким ароматом луга —
Ресниц унылые дворы
Не омрачат дары супруга —
Короной вспыхнувших очей
Оценишь зрелость поля злака,
И отпечатаешь из злата
Своё подобие. Владей…
И царствуй на здоровье:
Буди поутру петухов,
Готовь к восходу мужиков,
Воспламеняй свои ресницы,
Дари чудесное тепло
И знай – подобие твоё,
Хоть и печатают, – не снится,
Оно и рядом не лежит…
Оно звездой ночной манит
Ребёнка, праздного гуляку,
Астронома и всех,
Кто рано утром ни встаёт,
И кто с волнением не ждёт,
Когда свои раскроешь очи
И осветишь в прекрасный миг
По-новому застывший мир.
 

Мечта Амура
Пьеса в семи сценах

Девочкам моим посвящается

 
О, Боже… Сколько в Вас печали…
Когда, пред публикой стоя,
Вы, все улыбки затая,
Поёте радость бытия
Родившей Бога.
 
 
В Вас та же скорбь садов Земли,
Чьи белокрылые цветы,
Нектар и сочные плоды
Обречены на землю пасть. Обречены…
 
 
Трудолюбивая пчела одна способна сохранить,
Да и хранит она одна всю эту радость бытия,
Не дав на землю пасть… Одна…
 
 
Над залом старых скрипок рой
Преодолел и этот рок – Вы не одна!
 
 
О, Боже… Сколько в Вас печали…
Когда, пред публикой стоя,
Улыбки Мира затая,
Поёте радость бытия
Родившей Бога.
 

1. Зевс – верховный греческий Бог, триста лет тайно ухаживал за Герой и, вот, недавно женился, подарив ей камень – светоч, освещающий путь знанием.

2. Гера – Богиня, сестра и жена Зевса, покровительница семьи.

3. Аполлон – Бог, сын Зевса и титаниды Лето, покровитель наук и искусств, несущий Солнце.

4. Музы – Богини, изначально, их три, они вдохновляют поэтов, певцов, творцов искусств и наук, в третьей сцене их уже семь, в сцене четыре появляются ещё две маленькие Музы.

5. Амуры – Боги любви, их два, они малы, но трудятся без сна.

6. Дети Зевса и Геры – молодые Боги.

7. Эллин – поэт и музыкант.

8. Атлант – могучий титан, держащий на плечах небесный свод.

9. Климена – нимфа, мать Атланта.

10. Этруски – строители корабля на верфи.

11. Испанцы – строители корабля на верфи.

12. Русские – строители корабля на верфи.

13. Английские моряки и моряки, авторы великих географических открытий (с экрана).

14. Адмирал.

15. Орфей – сын Аполлона и Музы Каллиопы, покровительницы эпической поэзии, поэт, певец и музыкант.

16. Дядя Сэм – символ капитала.

17. Меркурий (быстроногий) – Бог, покровитель торговли.

18. Одиссей – герой, мореплаватель, воспетый Гомером.

19. Калипсо – бессмертная нимфа, искусная ткачиха тончайших тканей.

20. Эвридика – нимфа, дриада, жена Орфея.

21. Весна – титанида.

22. Облака, поющие с экрана.

23. Танцующие деревья и скалы.

24. Аид – царь подземного царства и его обитатели.

25. Моряки в гавани.

26. Гея – Богиня Земли – мать всего, что живет и растет на ней, а также мать Неба, Моря, титанов и гигантов (появляется на экране, или каким-либо ещё чудесным образом).

27. Пастушок, пасущий стадо коров.

28. Змея-мать и маленькие змейки (три).

29. Автор – читает посвящение, появляется перед занавесом сцены 3 с монологом и в эпилоге (сцена 7).

Зевс ходит у окна с видом на лужайку, где нежится Гера…

Зевс, поглядывая на Геру:

 
В хозяйстве неба есть дожди,
Они нужны цветам и травам…
Деревья ждут их, ждут грибы
И ты их ждешь, ждешь как забаву.
 
 
В хозяйстве неба есть туман,
Есть Солнышко – его не видно,
В хозяйстве неба есть Луна
Из-за неё и звёзд не видно.
 
 
Хозяйство неба не скрипит —
Оно гремит, оно грохочет,
Сверкает молнией, свистит
Открытой форточкой, пророчит
 
 
Себе хозяйку…
 

Гера, ощущая внимание Зевса:

 
Как милы ваши причуды,
Когда чудо в вас поёт…
 

Зевс, продолжая наблюдать за Герой, мечтательно:

 
Беззаботная улыбка, как ты всё же хороша,
Когда, все заботы сбросив, в вас засветится душа.
 

Гера:

 
Мне не хватает тепла…
 

Зевс открывает окно и проливает облака дождем, меж облаков выглядывает Солнце. Гера ловит взгляд Зевса и, улыбаясь Солнцу, протягивает руки дождю…

Зевс у окна:

 
Как мы радуемся Солнцу,
Когда в дождик нам блеснёт…
 
 
К Гере выбегают радостные дети…
Солнечная линия Аполлона к Орфею проявляется цветом, звуком…
 

Зевс:

 
Сын Лета, сеющий восторги,
Любимец люда и Богов
Ты и у Геры стал любимым
Несущий Солнце, Аполлон.
 
 
Восторги Лета – не туманы,
Они рассветны, лучезарны,
Они журчащи, как ручьи…
 

Гера, прижимая к себе Аполлона:

 
Они – укор тебе! Живи
С укором этим, наслаждайся,
Охотник злых ночей… Живи!
 

На Олимп падает снег. Боги в смятении…

Зевс, потерянно:

 
Что там у вас снова?
 

Гера, сметая снег с Аполлона, увлекает за собой детей и забегает в дом.

В большом зале рояль, за роялем Эллин в окружении Муз играет и поёт о снеге:

 
"Белый снег еще не лёд,
Он пушист и светел
И на солнце белый снег
Очень уж приметен…"
 

Входит разгневанный Зевс и разбивает рояль:

 
Когда я говорю о Солнце,
И Вы должны петь о Солнце!
 

Эллин в испуге пытается убежать, Музы его не пускают.

Амуры несут арфу и просят Эллина спеть гимн Солнцу:

 
– Зевс прав.
 
 
– Вот арфа, пойте Солнцу гимн —
Не вечен этот холод…
 

К арфе подбегает маленький Аполлон и трогает струны. Снег прекращается, на небе улыбается Солнце.

Эллин боязливо начинает петь:

 
"Журчат ручьи,
Свистят дрозды…"
 

Зевс, прижимая к себе, успокаивает Геру. Гера завороженно смотрит на игру Аполлона. В дом врываются птичьи трели, все бегут к Солнцу. Падает занавес, но не до конца…

Зевс сокрушенно подходит к роялю, сгибается и пытается что-то сыграть:

 
Звучишь ещё, рояль,
Ты мне ещё послужишь…
 

Занавес опускается.

Ночь. Атлант голосом гор Атлас, подсвеченных Луной у океана:

 
Нимфа горных потоков и лесных паутин, ты заткала небо и собрала все звёзды в глаза свои, Климена, дай мне силы…
 

Климена, сверкая потоками впадающих в океан горных ручьев:

 
Устал стоять в ночи, Атлант? Хочешь солнца? Переложи небосвод с правого на левое плечо.
 

Действие может быть и на экране: Атлант выглядит Южной Америкой – похож на Пьера Ришара – Климена – нимфой, смотрящей в океан с Пиренейского полуострова.

Атлант, перекладывая небо, вздыхает и… жмурится от солнца.

Элин ему:

 
Ты спас Европу от вечных льдов, Атлант, и вечная тебе слава!
 

Падает розовый в лучах Солнца снег.

Счастливый Эллин поёт:

 
Белый снег совсем не лёд —
Он пушист и светел.
И на солнце белый снег
Очень уж приметен.
 

Зевс:

 
Ну, что же, Атлант, теперь наш дом Олимп теплей и солнечнее стал…
Держи нам небо так всегда!
Глянь на лицо Климены в солнечных лучах…
Так пусть оно всегда сияет так!
Смотри в него и набирайся сил, Атлант.
 

Кино-сцена «уходит», открывается (светом) сцена судоверфи…

Этруски строят корабль и поют энергично:

 
Всё так же на запад,
Всё так же на запад:
Нам Солнце один ориентир.
Всё так же к закату,
Всё так же к закату:
А ночью там будет нам пир.
 
 
Как наши Колумбы, на запад Атланты
С далекой Аравии шли.
Как наши Колумбы, к закату Атланты
Свою Атлантиду нашли.
 
 
Кто знает, какою была Атлантида,
И прыгали ль там кенгуру.
А может, от скуки создали Атланты
Пингвинов, что ныне живут.
 
 
Всё так же на запад,
Всё так же на запад —
Нам Солнце один ориентир.
Всё так же к закату,
Всё так же к закату,
А ночью там будет нам пир.
 

Освещается новая верфь – испанская и на ней поют:

 
Соблазн велик, как Зевса рык,
Не льва зев, а змеи…
Ан все же ходят корабли —
«Омега»-корабли.
 
 
Всё так же на запад,
Всё так же на запад —
Нам Солнце один ориентир.
Всё так же к закату,
Всё так же к закату,
А ночью там будет нам пир.
 

Освещается третья верфь Санкт-Петербурга, и на ней поют, строя корабли (а на экране британские моряки с капитаном Куком; далее демонстрируются другие сцены морских открытий):

 
Как странно открыта Австралия —
Чуть вздернут нос у Кука.
Как тонко дописано: «Альфа»!
И как поразительно стойко.
 
 
Очень трудно угадать ночь на жарком берегу
Где-нибудь в Австралии и
Придумать кенгуру
Где-нибудь в Аравии.
 
 
Два первых Атланта:
«Восток», Беллинсгаузен.
Два первых Атланта:
И «Мирный», и Лазарев.
 
 
Всё так же на запад,
Всё так же на запад —
Нам Солнце один ориентир.
Всё так же к закату,
Всё так же к закату,
А ночью там будет нам пир.
 
 
Олимп, как победа Богов – Олимпийцев,
За что же свалилась она?
И кто объяснит: «За какие заслуги
Досталась Олимпу она?»
 

На экране показывается карта русской экспедиции вокруг Антарктиды…

Адмирал сидит за столом и смотрит на карту:

 
Два первых Атланта:
«Восток», Беллинсгаузен.
Два первых Атланта:
И «Мирный», и Лазарев.
 
 
И не похоже, что в том Мире,
Что б в Мире том!.. была война.
И не похожи на победу
Платона строгие слова.
 
 
«В Атлантах было много силы»,
И это – сильные слова,
Атланты небо выносили, —
Ещё сильней была Земля.
 

С верфей ему подпевают:

 
Земля ждала свои рассветы,
Земля победно расцвела,
Ну а пингвины, а пингвины?
Пингвинам – лёд, лёд и вода.
 
 
А кто так хочет Атлантиду,
То тот на карту пусть взглянет,
Пусть вспомнит Пушкина Людмилу
И очарованно уснёт.
 
 
И пусть приснится ему айсберг,
Что белой лилией плывёт,
Как маленький околыш славы,
Одетой в вечно белый лёд.
 

Освещается ярко русская верфь, на ней поют приглушенно:

 
То, что было Атлантидой
Ночью стало Антарктидой…
 
 
Всё так же на запад,
Всё так же на запад —
Нам Солнце один ориентир.
Всё так же к закату,
Всё так же к закату,
А ночью там будет нам пир.
 

Вся сцена туманно освещается и над ней ярко горит экран, показывая часть глобуса (карты) Атлантики с Южной Америкой, Африкой и Южной Европой. По очереди со сцены моряки произносят:

 
– Печальные глаза Амазонки,
Мясистый нос,
Чуть недобритый подбородок,
Такой ты оставил планету,
Мечтая о маленьком чуде
С большим сердцем бьющейся Африки.
 
 
– Три миллиарда мечтателей
С сердцем бьющейся Африки,
Так ли велико ваше сердце,
Как велика печаль глаз Амазонки?
 
 
– И ты сбрил бороду, чтобы увидеть…
Чтобы увидеть улыбку дамы?
Дамы, ждущей ребёнка на другом континенте?
В жаркой Сахаре?
 
 
– Да не ту ты сбрил бороду…
Ты срубил леса и построил суда, да?
И привез ребёнку сахар… В Сахару?
А там этого сахара…
И от того тебе стало печально
За твою сбритую бороду… Сахара.
 

Все уходят, выходит статный Аполлон (на экране дядя Сэм у стола с напитками и фруктами и Меркурий, разгорячённый бегом, смотрят друг на друга).

Аполлон – Меркурию:

 
Одетая мечта с бумажником в кармане…
Навес зелёных груш, созревший виноград…
Вино, как шёлк скрипя, рождается ногами:
Гроздь спелых ягод вовсе не вкусна.
 

Подходит к Аполлону его юный Орфей (на экране появляется Европа).

Орфей, глядя на Европу:

 
Вкус губ, вкус рук, вкус каждого движения.
Вкус взгляда лучезарен, как звезда,
Как старое вино, зажатое в бокале
Из тонкого японского стекла.
 

Занавес опускается.