Текст книги "Берег мистера Моро"
Автор книги: Сергей Борисов
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
К полудню шторм устроил перерыв на ланч.
Ветер поутих, волны стали более пологими. В то же время с яхтой происходило что-то непонятное, она вроде как огрузла… Андрей закрепил штурвал растяжками и спустился в каюту.
По стенам стекали ручейки конденсата. Иллюминаторы затянуло мутной пленкой, а колпак над штурвалом-дублером так запотел, что об управлении из рубки можно было забыть. Что до былого порядка – от него осталось лишь воспоминание. Запоры платяного шкафа не выдержали, дверцы распахнулись. Одежда валялась на полу, соседствуя с ложками и вилками, вылетевшими из специальных гнезд над обеденным столом, и рассыпавшимися на страницы книгами.
Еще дома, подозревая, что где-нибудь на широте Канарских островов, в штиль, когда яхтсмену не остается иного, как по примеру моряков минувших времен, свистеть и царапать ногтями мачту, вымаливая ветер, его навестит непрошенная гостья – ностальгия, Андрей решил подготовиться к ее посещению. Он сходил в магазин «Миллион мелодий» на Фонтанке и накупил кассет с романсами и современным русским шансоном – в меру бездарным, однако умело выдавливающим слезу у странников, находящихся вдалеке от родных пенатов. Подумав, он добавил к этому набору диски «Машины времени», «Воскресения», «Чижа»… Позаботившись таким образом об усладе слуха, он отправился на книжный развал у Дворцовой набережной и задешево набрал там малоформатных томиков в пестрых мягких обложках, уже побывавших в чьих-то руках. Остановив свой выбор именно на них, Андрей руководствовался двумя соображениями. Во-первых, все равно выбрасывать – клееным корешкам влажность противопоказана, так зачем тратиться на новые книги, не говоря уже о шедеврах полиграфии? Во-вторых, литературе серьезной, поднимающей глобальные вопросы, надо отдавать зимние вечера, когда за окном теплой комнаты воет вьюга, в дальнем же одиночном плавании уместнее щекочущая нервы беллетристика отечественного производства, позволяющая отвлечься и перенестись с безбрежных океанских просторов… Куда? Разумеется, домой, в Россию.
Весь переход к берегам Англии опоясанные резиновым бинтом книжки простояли в неприкосновенности на полке над койкой. Только в Атлантике, когда «Северная птица» попала в полосу штиля, у Андрея нашлось время на то, чтобы ознакомиться с их содержанием. Устроившись в кокпите, включив магнитофон с записями «Зоопарка» и откупорив банку «пепси», он открыл кроваво-красный томик, прочитал две страницы, пролистал еще двадцать и швырнул книжку в океан. Открыл следующую – и следующая отправилась туда же.
Андрею потребовалось не больше часа, чтобы проредить свои книжные запасы. Потому что он не хотел, а таких «покетов» было большинство, и не мог читать о царящих в стране криминальном беспределе и коррупции. Причем с примерами, преподанными в самых натуралистических красках. Какая уж тут тоска по Родине! Из такой страны, погрязшей в дерьме и насилии, впору бежать без оглядки, и проклясть ее перед расставанием у некогда священных рубежей.
«Но раньше-то мог! – урезонил он себя и себе же ответил: – Да, раньше мог. Читал – и не без интереса, щекотал нервы. А сейчас не могу. Потому что не знал, какая она страшная – мирная жизнь».
* * *
Кудря опаздывал.
– Может, он пошутил? – спросил Сашка, сидевший в своей коляске на безлюдном по причине непогоды причале и надзиравший за тем, как Андрей регулирует авторулевой. – Может, он шутит так?
– Ага, – Андрей посмотрел на друга. – Есть у него такая гадостная привычка – шутить не по делу. Ему больше заняться нечем, как разъезжать по яхт-клубам и смущать порядочных спортсменов предложениями нарушить кодекс. Уж и не знаю какой именно – уголовный, административный…
– Ты-то что хохмишь? – рассердился Сашка. – Дело, между прочим, серьезное.
– Кто бы спорил. А кому от этого плохо? Сам не напрягаюсь, других не напрягаю.
Андрей выпрямился и… напрягся. К яхте шел верзила в кожаной куртке – один из тех, что вчера состоял в свите Николая Евгеньевича Кудреватых.
– Вот и пожаловали. – Сашка тоже увидел телохранителя Кудри.
Бандит подошел к трапу и стал оглядываться. Ничего не спросив, он постоял, зыркая по сторонам совиными глазками, потом потер то место, где у нормальных людей находится шея, а у него начиналась голова, словно припаянная к молодецкого разворота плечам, повернулся и зашагал обратно.
– Разведка, – сказал Андрей.
Из-за здания яхт-клуба, за которым давеча исчез шестисотый «мерин», выскочил аспидно-черный джип, утяжеленный хитрым переплетением хромированных труб у бампера. За джипом куда медленнее, с достоинством сознающего свою цену лимузина, показался «мерседес» Кудри.
Автомобили остановились метрах в десяти от «Северной птицы». Сначала от седоков освободился джип, явив на свет божий «разведчика» с бычьим загривком и его приятеля, столь же внушительных габаритов и тоже знакомого Андрею и Сашке по вчерашнему посещению. Телохранители подбежали к «мерину» и встали по бокам. Выждали несколько секунд, одновременно взялись за ручки и открыли дверцы.
Кудреватых был в том же длиннополом плаще. Он потянулся, разминая спину, и сказал что-то своему спутнику, вылезшему из машины с другой стороны, худощавому парню в джинсах и простеньком свитере-самовязе. Тот ответил и быстро взглянул на яхту, на Андрея, на Сашку, будто прикидывал…
Андрей знал этот взгляд, по Чечне знал. Был у них там специалист, приклад винтовки которого испещряли зарубки. Классный был снайпер, и взгляд у него был точь-в-точь такой же – оценивающий, прицеливающийся.
Кудреватых и парень в свитере неспешно подошли к трапу.
– Ну, Горбунов, показывай, что придумал.
Не стоило этого делать, нарываться, но Андрей не утерпел:
– Для начала – здравствуйте.
Кудреватых пошевелил губами, но ничего не сказал. У парня в свитере дернулась щека, и родинка, прижавшаяся к уголку его левого глаза, на долю секунды спряталась в складке кожи.
Андрей вытер ветошью испачканные смазкой руки:
– А говорили, что один приедете.
– Мало ли что я говорил. Сам слово сказал, сам назад взял. Моя воля. Вот его повезешь. Хочет дружок мой посмотреть, как ты его устраивать собрался.
«Надо было сразу в милицию бежать, – подумал Андрей. – Но кто же знал?..»
– Проходите, – нехотя посторонился он.
Бандиты поднялись на палубу.
– Сюда.
Ниша в носовом отсеке парня в свитере не впечатлила или, вернее, очень впечатлила, слишком. Не обращая внимания на Андрея, он повернулся к Кудре и проскрипел – такой у него оказался голос:
– Я в гроб не лягу.
– А тебя туда никто не загоняет. – Кудреватых пригнул голову, чтобы не расшибить лоб о притолоку. – Рано тебе еще откидываться, деревянный макинтош примерять. Только не в том ты, милый, положении, чтобы рожи корчить.
– Тут ни повернуться, ни «волыну» вытащить, – скривился парень, отчего родинка у глаза снова исчезла и снова появилась. – Гроб и есть. Гвоздями заколотит и ментам сдаст.
– Не сдаст. Что он, враг себе? А, Горбунов, ты себе враг?
– Я себе друг.
– Вот видишь. Он правильно мыслит. Да и лежать тебе здесь не часы долгие – минуты, пока погранцы не уберутся, провожальщики всякие. Потом из этого… карцера в каюту переберешься. Перекантуешься со всеми удобствами. И чтобы носа на палубу не высовывал!
Парень в свитере упрямо повел головой:
– Не лягу.
– Еще как ляжешь! Наследить – это ты, значит, можешь, завсегда готов. Стрелок хренов! Тебе только по бутылкам шмалять. Наследил, так хоть молчи, пока другие за тобой подтирают. Ты что думаешь, тебе все всегда прощаться будет? Ляльку свою не забыл еще?
– Не забыл, – сказал парень и посмотрел так, что другой бы на месте Кудри отшатнулся, такой нехороший это был взгляд, злой.
– Не зыркай, не испугаешь. – Николай Евгеньевич Кудреватых был не из робкого десятка. – Змеюку на груди пригрел, вот она тебя и ужалила. Любовь, понимаешь! Это как напортачить надо было, чтобы такую простую вещь разжевать: нет бабам веры и не было никогда. Простили тебя тогда, я настоял, чтобы простили. Сказал, пригодишься ты еще, свое отработаешь и суку эту из-под земли достанешь. Достал?
– Сбежала она. Все равно найду.
– Ищи. Такими обещаниями не бросаются. А до тех пор попридержи характер. Короче, так: не ляжешь – так сядешь! И не надолго – навсегда. Посчитай, сколько на тебе душ висит. Посчитал? А еще имей в виду, что таких, как ты, тех, что мусоров мочат, вертухаи тюремные так прессуют, что пожизненное для них годом-другим оборачивается.
– Базаришь много, – буркнул парень.
Кудря обернулся и смерил Андрея взглядом:
– Не слышал ты ничего, понял? А теперь иди отсюда!
Андрей выбрался из каюты.
Сашка, нахохлившись, сидел в своей коляске. Увидев друга живым и невредимым, облегченно улыбнулся. Лица телохранителей, стоявших рядом, оставались неподвижными и непроницаемыми.
Кудря и парень в свитере появились на палубе минут через десять. Видимо, о чем-то договаривались. Спустились по трапу на причал. Кудреватых поманил за собой Андрея.
– Вот что, Горбунов, нет у дружка моего в тебя веры. Гарантий требует.
– Я страховые полисы не выдаю.
– Вот-вот, потому и не верит, независим ты больно. Придется тебя малость укротить.
Андрей почувствовал на своих руках железную хватку бугаев в кожанках. Он дернулся, и тут же получил удар в солнечное сплетение справа и удар в челюсть слева.
– Оставьте его, – закричал Сашка и захлебнулся криком.
Кудря схватил Андрея за волосы, приподнял:
– Сюда смотри, безухий. И слушай. Дружок мой так думает, что ты его в ящик запакуешь и ментам сдашь. Я ему доходчиво объяснял, что у тебя багаж солидный – и родители, и урод этот в коляске. Чем не гарантия? А он в ответ: об этом потом вспоминают, о родителях, о друзьях-товарищах, тогда и каяться начинают, что не уберегли, что поторопились. А уж не вернуть, понаделано дел, теперь только каяться… И вот о чем я подумал: а ведь прав он! Кто знает, что у тебя в голове сидит. Может, и впрямь заложить хочешь. И открутиться потом. Всяко может быть, так – тоже. А что это значит? Это значит, что ты плохо уяснил, о чем я тебе толковал. Или уяснил, но прикинул – пугаю я тебя, на понт беру. Так вот, Горбунов, запомни накрепко, Николай Кудреватых от слов своих отказывается – особенно по мелочи, это бывает, но от платы – никогда. Потому что, коли не отплатишь, ни чести тебе, ни уважения не будет. А чтобы ты не сомневался, что с твоими родными станется, если ты хвостом крутить вздумаешь, решил я тебе все наглядно показать. Ну, гляди, любезный, на друга своего.
Кудря повернул голову Андрея.
Парень в свитере стоял рядом с инвалидной коляской и полосовал ножом на ленты плед, которым Сашка укрывал свои неподвижные ноги. Сейчас Сашка и сам был неподвижен. Разбитые ударом, оборвавшим его крик, губы Сашки были красными от крови. Глаза закрыты. Он не сделал ни малейшего движения, когда парень стал привязывать его руки к подлокотникам.
– Смотри, безухий, смотри.
Андрей рванулся, но Кудря держал цепко, да и телохранители навалились, выворачивая суставы.
Парень в свитере затянул узлы, полюбовался, как получилось, ухмыльнулся, вновь заставив родинку на мгновение исчезнуть, передвинул рычаг ручного тормоза в горизонтальное положение и небрежно толкнул коляску ногой.
Она покатилась.
Колеса попали в трещину – и преодолели ее.
Еще на пути был бугорок из вспучившегося, небрежно уложенного асфальта. Андрей видел, как колеса накатывают на него, останавливаются в верхней точке…
Время тоже остановилось.
Сашка застонал, пошевелился, и этого оказалось достаточно, чтобы равновесие было нарушено. Колеса скатились с бугорка, прошелестели по оставшимся сантиметрам асфальта, и коляска сорвалась с пирса.
– Пусти, – прохрипел Андрей.
Кудря отпустил его волосы:
– Давай, Горбунов, спасай своего друга.
Телохранители разжали пальцы. Андрей упал. Тут же вскочил и прыгнул в воду.
В два отчаянных гребка он достиг дна. Завертелся на месте.
Коляска лежала на боку метрах в трех от него.
Андрей схватил ее за спинку и попытался всплыть.
Нет, не получится. Тяжело.
Грудь разрывало. Он ринулся вверх. Почти до половины выскочив из воды, схватил ртом воздуха, и снова нырнул.
Сколько прошло? Минута? Две?
Андрей стал распутывать путы, которыми были стянуты руки Сашки. Ткань пледа была плотной, а парень в свитере затянул узлы накрепко. Андрей трижды поднимался на поверхность и снова нырял, прежде чем ему удалось освободить одну руку Сашки. Со второй он справился быстрее – за два вдоха. Теперь и время, и сама жизнь измерялась вдохами.
Подхватив друга под мышки, он оттолкнулся от илистого дна.
С пирса в воду спускалась сваренная из арматуры лесенка. Андрей ухватился за ступеньку и перевел дух. Лицо Сашки было безжизненным.
– Помогите! – закричал-просипел Андрей.
Нет ответа.
– Кто-нибудь!
Как он выбрался на пирс, как втащил Сашку, этого Андрей не помнил. Но ведь смог как-то.
Причал был пуст – ни бандитов с их автомобилями, вообще никого. Только ветер качает мачты продрогших яхт.
– Сашка! Сашка! Сашка!
Он говорил, он звал, он пытался делать искусственное дыхание. Все напрасно. Друг умер. И с этим ничего нельзя было сделать. Это надо было принять. Андрей поднял лицо к беспросветному, затянутому низкими тучами небу и завыл от отчаяния.
* * *
Как бесили теперь Андрея возлюбленные герои авторов низкопробных поделок, все эти отважные «афганцы» и «чеченцы». Картонные, плоские. Они возвращались в родной город и становились «черными ангелами», вершащими суд скорый и праведный над всякой нечистью. Ни страха, ни малейших сомнений в своей правоте «ангелы» не испытывали, и своей «отмороженностью» мало отличались от тех, кого пачками и с удивительной изобретательностью отправляли на тот свет.
Бессмертные и всесильные, закаленные в горниле войны… Вранье! Андрей был на войне и знал, что это такое. Он стрелял, надеясь, что враг не успеет выстрелить первым. Он убивал, чтобы не быть убитым. И только. Сама по себе война ничему не учит, только искусству выживать. Но Андрей знал еще одну вещь: чувство мести может побороть инстинкт самосохранения. Хотя и при этом остаются искушение не делать то, что должно, и ужас перед будущим, призывающий спрятаться в норку и не высовываться оттуда.
Тогда, на причале, Кудря ему все доступно объяснил. Настолько, что, не подозревая о том, лишил его выбора. Это Божедомов может считать, что выбор есть всегда, на самом деле это не так. Выбора не было.
* * *
Логово Кудри он нашел без труда. Хотя какое же это логово, место по определению тайное, укрытое от чужих глаз? Особнячок в два этажа! С номером у железных ворот, почтовым ящиком на калитке. Такая вот симпатичная усадебка. Правда, с видеокамерами по периметру и коваными зубьями поверх глухого кирпичного забора.
Приватность свою Николай Евгеньевич Кудреватых защищал, но прятаться не собирался – ни от органов, ни тем более от прессы, чьи представители были частыми гостями в его хоромах. Человеком он был крутым, острым на язык, к политике всех масштабов, особенно городского, отношение имеющим самое непосредственное отношение. Многих подкармливал… Короче, интересный собеседник. А неявная, но общеизвестная принадлежность Кудри к миру криминала делала его еще привлекательнее.
Андрей влез в Интернет и уже через пять минут знал: где Кудря живет – в Комарово, недалеко от дома творчества литераторов; что он ест на завтрак – глазунью; чем запивает – чифиром по старой тюремной привычке; где более всего любит проводить часы вечернего досуга – на катере, ошвартованном тут же, у личного причала, рядом с рубленной топором банькой.
Какого-то конкретного плана, взвешенного в деталях и обеспеченного технически, у Андрея не было. В Комарово он поехал, полагаясь на удачу, отчего-то уверенный, что та не откажет ему в содействии. Должна же быть справедливость на свете!
Как похоронил Сашку, так и поехал.
На причале, рядом с телом друга, Андрей провел часа три. Кто-то вызвал «скорую». Кто-то из медиков вызвал милицию. Кто-то из появившихся на пирсе яхтсменов сам вызвался, нырнул, привязал к коляске веревку, и ее вытащили из воды.
Ему тем временем задавали вопросы. Андрей отвечал: «Нет, не видел… Не слышал… Не успел…»
Полосы, которыми были связаны руки Сашки, лежали у него в кармане. Следов на запястьях не осталось. На след от удара на шее внимания никто не обратил. Да и что приглядываться, когда дело ясное – несчастный случай.
Все закончилось так, как закончилось бы и в том случае, если бы Андрей не отмалчивался и не врал. Только быстрее. Потому что нет у него ничего против Кудри, кроме слов.
Андрей сразу понял, хотя соображал туго, смутно, что не прижать милиции Кудрю с такими шаткими обвинениями – без доказательств, без свидетелей. Опера и пытаться не станут, а если осмелятся, то под конец еще и извинятся, что побеспокоили, дескать, навет это был, как есть навет. Поэтому он сразу решил милицию сюда не приплетать, между собой и Кудрей не ставить. Без посредников обойдемся. Это будет его дело! Он сам – и прокурор, и судья, и палач. Но не адвокат.
Сашку положили на носилки и увезли в морг. Андрей поехал со «скорой». Брать его не хотели, но он настоял.
Патологоанатома, мужика с обезьяньими руками и одутловатым от пьянства лицом, ближе к вечеру вышедшего из прозекторской, Андрей спросил:
– Он сильно мучился?
Трупных дел мастер вытер руки о халат и сказал, дыхнув застарелым перегаром:
– А ты кто ему?
– Друг. Был другом.
– А родственники у него есть?
– Нет. Никого у него нет. Кроме меня.
– Так что же, ты тело забирать будешь?
– Я.
– Мы его подукрасить можем. Как живой будет выглядеть.
– Не нужно.
– Дорого не возьмем.
– Не нужно.
Патологоанатом огорчился, снова обтер ладони о халат:
– Зря. Лежал бы как младенчик… – Ты вот спрашиваешь, мучился покойный или не слишком. Сколько работаю, столько диву даюсь: всех это интересует! Тебе от этого что, спокойнее будет? Спать будешь крепко?
Андрей не ответил, мрачнея, собирая пальцы в кулаки.
– Ладно, ладно, – предупредительно поднял руки патологоанатом. – Мне говорили, ты его спасти пытался.
– Не успел.
– И не мог успеть. Пустые у него легкие, я смотрел, я знаю. Он еще до того умер, как в воду попал. Сердце не выдержало, больное у него было сердце. У паралитиков это сплошь и рядом. Знал об этом?
– Он мне ничего не говорил.
– Беспокоить не хотел.
Андрей достал из кармана портмоне, вытащил оттуда пару купюр, протянул их врачу. Тот отвел руку:
– Я халяву не признаю. Я деньги зарабатываю. Так, значит, без макияжа обойдемся?
– Обойдемся.
– Ну, тогда я пошел. Меня еще один трупачок дожидается. С этого я точно наварю. Он, понимаешь, псих, с балкона сиганул. И мордой об асфальт. Тут без косметики никак, иначе родне на погосте и предъявить-то нечего будет.
Цинизм патологоанатома не покоробил Андрея. Не до того ему было, чтобы других судить. Он себя судил, хотя и не так строго, как несколько минут назад.
Похоронили Сашку через два дня на третий. Андрей все оплатил. В собес за вспомоществлением он обращаться не стал, да и вряд ли получил бы эти «похоронные» деньги. Кто он был Сашке? Друг. Никто, значит. С точки зрения гражданского кодекса. И так пришлось набегаться по разным кабинетам, покланяться, прежде чем – за взятку, естественно, – ему позволили забрать тело из морга. А не кланялся бы, не совал «барашка» в потную чиновную руку, закопали бы его друга за казенный счет и табличку жестяную поставили: имя, фамилия, дата рождения, дата смерти и тире между ними – жизнь.
На кладбище, у могилы, было всего несколько человек. Андрей, его родители и соседи Сашки по коммунальной квартире. Они были искренне опечалены кончиной соседа, но, как люди молодые, думали не только о сущем, но и о будущем.
– А как же его комната? – улучив момент, спросил отец семейства. – Вы извините, Андрей, я, наверное, не вовремя, даже наверняка, но вы же понимаете, мы волнуемся, нас это касается. Кому комната достанется?
Андрей посмотрел тяжело, но сдержался:
– У меня претензий нет. Да и нет у меня на эту комнату никаких прав. Что мне дорого – фотографии, бумаги, – я забрал, вы же знаете. Дальше не я решаю – государство.
– А если мы… – начал отец семейства, но Андрей его оборвал:
– Конечно, попробуйте. Вас трое. Оснований достаточно. Пишите заявление, может, и удовлетворят. Во всяком случае я вам этого желаю.
– Спасибо. Но вещи…
– Я же сказал, кроме того, что я взял, мне ничего не нужно.
– А если мы вещи в церковь отвезем?
– Правильно сделаете.
– А если мы стол письменный себе оставим?
– Оставляйте.
Отец семейства перевел дух, видно, от сердца у него отлегло:
– Вы не волнуйтесь, Андрей, когда вас не будет, мы за могилой присмотрим.
– Когда меня не будет?
– Ну, вы же уезжаете, то есть в плавание уходите. Надолго. Саша нам рассказывал.
– А, вы в этом смысле.
– Только в этом, – испугался отец семейства и торопливо отошел в сторонку, к зареванной супруге, стоявшей рядом с родителями Андрея.
Гроб опустили в яму. По крышке застучали комья земли. Двое дюжих парней в заляпанных глиной спецовках насыпали холмик, примяли его лопатами, установили шалашиком два венка, связав их друг с другом траурными лентами и удалились, вскинув на плечи шанцевый инструмент. Карманы спецовок оттягивали бутылки честно заработанной водки.
– Мы пойдем, Андрей, – сказал отец.
– Да, идите. Я вас догоню.
Родители и соседи Сашки двинулись к выходу с кладбища.
– Ну вот, – тихо сказал Андрей. – Вот мы и снова вдвоем, друг.
Он не знал, что еще сказать. Поклясться, что не забудет что отомстит? Это прозвучало бы напыщенно, а Сашка не любил высокопарности. Поэтому Андрей ничего больше не сказал, повернулся и зашагал прочь.
– Эй! – окликнули его у конторы кладбища. – Горбунов!
Андрей поднял голову. У конторы стоял джип телохранителей Кудри. И они были тут же – два качка, сопровождавшие своего пахана в оба его приезда в яхт-клуб.
– Слышь, Горбунов, – с расстановкой проговорил один из телохранителей, подойдя к Андрею. – Тебе передать велено, что не хотел Николай Евгеньевич этого. Ну, смерти твоего кореша. Он в том не виноват, что у него сердце слабым оказалось.
– Ему и это известно.
– Ему все известно! Короче, Горбунов, извиняется Кудря. Учти, он это редко делает.
– Учту.
– И еще велено предупредить, чтобы ты глупостей не наделал. К ментам не ходил – и правильно сделал, и не ходи – не поможет. Ты не суетись, не дергайся, живи как жил и больше о себе думай, ну, и о родичах своих. Ущучил?
– Да.
– И напоследок: то, о чем вы с Николаем Евгеньевичем толковали, все в силе остается. Другого базара не будет. Жди, в общем, гостя. В ночь перед отплытием прибудет. На, держи!
Телохранитель достал из кармана пухлый конверт и протянул Андрею.
– Что это?
– Аванс. А ты что, думал Кудря тебя не отблагодарит за старание? – бандит усмехнулся. – На один страх понадеется? Да ты совсем лох, Горбунов. Деньги сильнее страха, это я тебе точно говорю. Здесь и за друга твоего плата… Кудря – человек с понятиями. За все платит. Бери, бери. Памятник поставишь. Чтобы все по-людски, значит.
Андрей сунул конверт в карман и пошел к стоянке, где его дожидалось такси.
– С кем это ты разговаривал? – спросил отец.
– Со знакомым.
– Странные у тебя знакомые. Прямо уголовники какие-то.
Мимо них, подняв веер брызг и окатив грязной водой толпившихся на автобусной остановке людей, промчался черный джип. Бандит за рулем курил сигарету и дергал подбородком. Наверное, в такт музыке. С нервами у него все было в порядке. Нервных в телохранители не берут.
Андрей проводил джип глазами, удивляясь: откуда у него столько сил? Но ведь выдержал! Не ввязался. А ведь он бы этих бугаев отметелил, он бы их заставил землю жрать. Не бойцы – рвань стероидная, им только ларечников мышцами пугать. Но Кудря после это неизвестно, как поступит, может и охрану усилить. А это ни к чему. Это все осложнит.
На следующий день Андрей отправился в Комарово. В электричке было полно народу. По вагонам ходили книгоноши, на все лады расхваливая свой товар:
– Новейший роман Александра Бушкова! Майор российского спецназа против международных террористов! Схватка не на жизнь, а на смерть! Крутое чтение для настоящих мужчин!
Пассажиры не спешили лезть за деньгами, и Андрея это порадовало.
* * *
Несмотря на строгий «цензорский» отбор, несколько купленных в Питере книжек Андрей все же сохранил, потому что их «убойные» названия не соответствовали содержанию, а были продиктованы издателями, у которых имелись свои воззрения, на что купится потенциальный читатель. Издатели оказались правы – Андрей, например, купился и купил.
Романы оказались о любви – с примесью психоанализа и толики приключений. Бездарные, выстроенные по шаблону, они все же годились на то, чтобы «убить время» и впоследствии быть использованными по иному назначению – в гальюне, в сортире то есть.
Сейчас «бесценные» страницы этих книжонок устилали все вокруг. Кавардак взывал к уборке, но Андрею было не до того. Он разгреб безобразную кучу под ногами и открыл люк, врезанный в пол каюты.
В трюме была вода. Много воды.
Андрей кинулся обратно в кокпит, отщелкнул запоры, и стал судорожно дергать вверх-вниз рычаг ручной помпы. За борт из сливного отверстия в борту яхты стали выплескиваться струйки воды.
Откачав трюмную воду и вооружившись фонариком, он сунул голову в люк и сразу увидел, как из-под болтов, крепящих к корпусу яхты ее массивный киль3535
Тяжелая, обычно меиталлическая пластина, прикрепленная к днищу; препятствует поперечному дрейфу и обеспечивает остойчивость яхты, не позволяя опрокинуться под воздействием ветра и волн
[Закрыть], бьют веселые фонтанчики, похожие на те, что в давние времена устанавливали в парках для измученных жаждой горожан. Головки болтов ритмично поднимались и опускались, как клапаны на макете двигателя внутреннего сгорания.
Вооружившись накидным ключом, Андрей попытался затянуть болты, но не смог сделать и четверти оборота.
Он засек время. Часы показали, что угрожающего уровня, способного сказаться на остойчивости яхты, вода достигает за двадцать семь минут. «Вот тебе и график жизни, – констатировал он. – Теперь каждые полчаса, господин яхтсмен, извольте браться за ручку помпы и качать, качать…».
Хотя можно включить мотор и поручить этот сизифов труд механизмам. Как сразу-то не сообразил?
Когда пришел срок очередной тренировки бицепсов и трицепсов, которой позавидовал бы любой посетитель тренажерного зала, Андрей нажал кнопку стартера. Движок остался глух к его попытке.
Аккумулятор!
Пробравшись в нос яхты, Андрей ужаснулся. Волны, раскачивающие яхту, сорвали с места батарею и опрокинули ее. При падении вылетели пластмассовые пробки, и пролившийся электролит испятнал черными обуглившимися дырами мешки с парусами. Запасной аккумулятор тоже валялся на боку.
Так, приборы «Птички» остались без электропитания. Прискорбно. Даже более чем. Мотор… Ну, мотор можно завести с «ручника», есть такая опция.
Андрей выбрался на палубу, ходуном ходившую под ногами, откинул лючок, ведущий в моторный отсек. Черт, и здесь вода!
Спустив стаксель, Андрей бросил за борт плавучий якорь. Когда тот выбрал тридцать метров удерживающего его каната и уперся в воду, «Птичка» развернулась кормой к волне. Качка из боковой стала продольной. Андрей рассчитывал, что это отдалит момент, когда болты не выдержат нагрузки, и стальной плавник оторвется, устремившись в глубины океана. Тогда яхта перевернется, и за ее судьбу никто не даст выеденного яйца. А заодно и за судьбу Андрея Горбунова.
Он спрыгнул в кокпит, и это его спасло. Вроде бы надежно закрепленный гик, оборвав удерживающие концы, пронесся там, где он только что стоял. Задержись Андрей на секунду, и его сбросило бы его за борт, причем наверняка с проломленной головой. И все, прости-прощай.
Андрей схватил бухту тонкого троса, соорудил скользящую петлю и после нескольких неудачных попыток заарканил мотавшийся из стороны в сторону гик. Привязав его со всей мыслимой надежностью, он взялся за ручку помпы.
К вечеру сорвало один из двенадцати злополучных болтов. В два часа ночи – второй. В три – третий. Еще через полчаса – четвертый. На лицо была легко просчитываемая прогрессия.
Вода в трюме прибывала все быстрее.
Надо давать «SOS» и не корчить из себя героя.
Но – как? Связи-то нет. Спасибо аккумуляторам, что б их… Вся надежда на сигнальный буй спасательного плота. Снабженный встроенные элементами питания, буй был способен посылать в эфир сигнал бедствия в течение семидесяти двух часов с радиусом действия в 200 миль.
Андрей включил радиобуй, на корпусе которого послушно замигал красный проблесковый маячок. Обольщаться, правда, не стоило, «Северная птица» находилась вдалеке от путей активного судоходства и авиационных трасс: ведущие к Антильским островам, они пролегают севернее, к Южной Америке – южнее. Может быть, товарищи по гонке услышат его? Или какой-нибудь сейнер, направляющийся на промысел в антарктические воды. Или военный корабль, ощетинившийся пушками и ракетами. Всякое может случиться. Если повезет. В любом случае, надеяться надо. А без надежды – куда?
Тут сорвало еще один болт.
«Птичка» явно сдавала. И не Сашкина в том вина. Андрею хотелось думать, что и не его тоже. Просто океан оказался сильнее. В конечном итоге он всегда побеждает, указывая неразумному человечеству на его скромное место. Сидите на своих материках и не рыпайтесь!
Запаленно работая на помпе, Андрей внушал себе, что даже если его сразу услышат, иллюзий насчет быстрого спасения быть не должно. Как бы ни были совершенны нынешние средства обнаружения терпящих бедствие, найти среди бушующих волн яхту – задача сверхсложная. Так что шторм надо пережить, не уповая на кого-то со стороны. Разве что на Бога.
Обессиленный, Андрей спустился в каюту посмотреть, что там с килем. Оставшиеся в гнездах болты теперь напоминали кнопки у трубы, которые нажимали и отпускали единственно для того, чтобы опять нажать, пальцы невидимого музыканта.
Андрей заставил себя съесть ржаной сухарь, запив его крепчайшей чайной заваркой. Все, надо идти качать.
Взгляд его упал на продолговатый кожаный футляр в зажимах над штурманским столом. А что, чем черт не шутит, пока Бог спит? Ересь, конечно, чистой воды ересь. Но…
Он достал «воки-токи».
– Всем, кто меня слышит. Говорит Андрей Горбунов, яхта «Северная птица».
Лишь треск и шорохи в ответ.
Его попытка была сродни стремлению утопающего ухватиться за соломинку, и все-таки он повторил, громко и отчетливо произнося слова:
– Всем, кто меня слышит. Говорит Андрей Горбунов, яхта «Северная птица». Мне нужна помощь!
– Зачем так кричать? – поинтересовался мужской голос. – Я не глухой. Здравствуй, Андрей. Это Говард Баро.
– Ты где? – только и спросил растерявшийся от неожиданности Андрей.
– А ты выгляни наружу.
Андрей высунулся из рубки и увидел метрах в двадцати по правому борту изувеченную штормом яхту. Вместо мачты из палубы торчал пенек с рваными краями; носовые релинги сметены. В кокпите «Снежинки» сидел Говард и махал ему рукой.