Текст книги "Изменение желаний"

Автор книги: Сергей Беленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сергей Беленко
Изменение желаний

Не понимаю, почему, не веря видениям безумных,

должны мы верить видениям спящих,

которые гораздо более смутны.

 Марк Туллий Цицерон

-Это же надо так уметь докладывать. Я что знал, и то перестал понимать. Вот туману-то напустил. Вот это настоящая наука! – с восхищением прошептал Борис своему соседу.

Иван Васильевич, слава Богу, заканчивал, так как оглушительно хлопнул своей могучей дланью по объемистому отчету. Тот от страха выпустил облако пыли.

Ученые умы начали приходить в себя.

–Итак, коллеги, резюмирую! Наши двухлетние титанические усилия, блуждания во тьме, а также непрерывная борьба с, обложившими нас со всех сторон, оппонентами привела, понимаешь, к… В общем, привела к тому, что мы все более проникаем в сущность этого загадочного, я бы сказал таинственного процесса.

И что же мы видим сегодня? Сегодня мы видим следующее: первое и самое важное – это то, что мы, исследуя механику запуска, пришли к следующему пониманию. Да, возбуждение и стимуляция процесса возможны. Возможны. Он сурово оглядел аудиторию. Но никто, кажется, не возражал.

– Дальнейшие попытки подобраться к нашему, так сказать, процессу, в частности, подбор режимов электровозбуждения, а также химического воздействия на известные центры головного мозга, были поистине блужданием в тумане. Да. Однако и они привели к ощутимому увеличению успешных полетов наших пациентов в, э-э-э, ну, вы меня поняли, коллеги.

–Как вы все видели,– Иван Васильевич широким жестом указал на мерцающие экраны дисплеев,– обнаруженный нами градиент Петухова выводит нас на новый виток познания, и дает нам возможность влиять на результаты. Следует отметить и большую, э-э-э, подвижку в понимании химического воздействия на ход эксперимента.

Он при этом комично поклонился какой-то хрупкой дивчине, сидящей на заднем ряду этой тесноватой аудитории.

Ученые умы одобрительно заерзали.

–Однако, коллеги,– Иван Васильевич как-то растерянно помялся, потеребил свой ужасный галстук (немыслимые сочетания грязно-зеленого и розового), решился, и продолжил.

–Однако, коллеги, иногда мы с ужасом наблюдаем в какие туманные дебри мы вступаем, и я все же хочу поделиться с вами одним событием. Совсем недавно в процессе проведения эксперимента с пациентом №1 произошла, э-э-э, некая непредвиденная вещь. То есть по вине лаборанта была ошибочно изменена дозировка компонентов катализатора. Речь идет, видимо, всего лишь о долях процента одного из составляющих.

И что же… Не причинив пациенту никакого вреда (об этом не может быть и речи, так как все процессы под полным контролем), мы теперь ни какими методами не можем разубедить его, что полет происходил во сне, и все его впечатления от туда же. Наш Алексей Иванович получил ярчайшее, образнейшее впечатление от процесса.

Да, кстати, форма дыхания была в этом случае, просто, уникальна, дорогие коллеги. К сожалению, наши попытки восстановить условия, приведшие к такому неожиданному результату, пока безуспешны. Но мы продолжаем поиск…

***

-Ну и зачем было вываливать наши секреты. Еще не знаю, как к этому отнесется наш верхний шеф, а то лавочку прикроет и ку-ку всем полетам,– недовольно шипел Борис Сергеевич, занимавший в лаборатории пост зам. Царя-батюшки, и получающий за это все шишки.

–Нет Серега, чувствую я дело наше…Ну что там Евгений, что?

Этот молоденький вихрастый пацан, жутко скривил рожу, и только молча указывал, почему-то, на экран.

–Ну вот, плииз, что я говорил. Он что, сбрендил что ли?

И были основания у Бориса Сергеевича так говорить, были. Это был не просто монитор и не просто комп. Это был последний писк, с жуткими коридорами памяти, страшно как быстро соображучий, да еще и с такой защитой от всего и вся, что, кажется, начнись конец света, а этой сволочи хоть бы что.

И что же, вместо того, чтобы выбрасывать на экран обычную математическую сухомятину, мы решили порезвиться. На экране грозовое небо (полный реализм), сверкают молнии, на землю низвергаются потоки воды. Мрачная, зловещая картина. Все пятеро, ясное дело, совершенно остолбенели каждый по-своему.

–Серега, та озверел что ли?– процедил сквозь зубы очень основательный Олег.

–А?– вздрогнул приятный парень с лихими усами.

–Что «а»? А кто еще пустил в сеть эту сырость?– настаивал все тот же оратор. Он по привычке что-то выпрямлял, распутывал, развязывал в своих бесконечных проводах и контактах.

Сергей (этот с усами) только тряхнул головой.

–Смотрите, о боже,– снова закричал Евгений.– Что это?

Из левого верхнего угла что-то темное росло и приближалось.

–Да это же человек… Матерь божья, да это же, нет не может быть,– схватился за голову Борис.

И было от чего поминать святых. А как же. На глазах у пятерых молодых ученых в небесах обозначился не кто иной, как заведующий отделом собственной персоной, дорогой и любимый, железобетонный шеф И.В. Нестеренко. Летящий через разрывы облаков, напряженно раскинувший руки, с ужасом и, что ли, с непониманием происходящего с ним, словно жалкий кукурузник, который заставили взять звуковой барьер. Губы зав. отделом шевелились, то ли он напевал какую-то песню, то ли молился. Картину дополнял галстук, оказавшийся за левым ухом и, о боже, свежая газетка в боковом кармане. Затем сверкнули знакомые всем коричневые ботинки и экран погас…

–Трраах!– взорвалась одинока колонка разрывом молнии, и тут же жуткая песня, жутким голосом и совершенно не в впопад (у И.В. не голоса ни слуха)

Под крылом самолета о чем-то поет

Зеленое море тайги…

-Сережа такое бы не смог,– прошептала Элла, первая пришедшая в себя.

–А? – очнулся Борис Сергеевич.

–Не смог бы, говорю, нам всем такое не по зубам.

–А что же, кто же Элка?– запищал Жека.

Сумасшедший ящик нашалившись, видимо, решил, что на сегодня «кина» хватит. Изображение на мониторе покрылось туманом,

Все это не вписывалось ни в какие рамки, и все пятеро были так взволнованы, что не заметили обращенное на них недремлющее начальственное око.

– Это что тут за сборище в рабочее время, – прорычал хищный зав. из своих бумажных джунглей. – а ну-ка прошу всех ко мне в кабинет.

Пятеро разом сделали равнение направо, затем у всех, как по команде, отвалилась нижняя челюсть. Иван Васильевич живой и здоровый взирал на них, причем с явным неодобрением.

– Кино закончилось, пора в забои, – проговорил основательный парень Олег Кудрявцев.

Пятеро арестантов гремя цепями, уныло поплелись на допрос.

Надо сказать, что кабинет грозного начальника, по несчастливой случайности или по коварному замыслу архитектора, выходил полукруглой стеной с тремя окнами в лабораторию. Таким образом, Иван Васильевич, как постовой милиционер в “стакане”, постоянно наблюдал рабочий процесс.

Они выстроились, едва уместившись в тесной комнатке, и, молча, лицезрели живого кино героя, только что сошедшего с небес.

– Тэк-с, господа академики, попрошу дать отчет о проделанной работе. Валяйте, рассказывайте, куда мы залетели вчера. Ну… Да что это вы все на меня уставились, как на призрака, повышать жалование я вам пока не собираюсь, не за что. Ну, слушаю.

Вялое мычание Олега о бесконечных проблемах с проводами и контактами сплелось с жалобным писком Эллочки. Ей всегда не хватало какой-нибудь химии. Им начал подпевать басовую партию Борис, грешащий всегда на материальную базу. Пятый, а его звали Сергей Нечаев, уже начал готовиться к своей партии…

Маэстро И.В. разом оборвал эту увертюру.

– Так, как всегда ноль. Дармоеды. Разгильдяи. Тунеядцы. По рабочим местам,– прозвучал приговор.– Слишком много текста, а мне нужны результаты. Результаты.

«Кино» действительно закончилось, они вытекли из кабинета шефа и растворились среди прочего люда, мечущегося по лаборатории в поисках абсолютной истины.

***

– Боря, что ты об этом думаешь, – тихо спросил Олег.

Старенькие часы давно побили полночь. В лаборатории была обычная рабочая обстановка. Сонно подмигивали разноцветными глазками всевозможные приборы, в чреве которых что-то равномерно пощелкивало. Экраны выбрасывали в темноту порции загадочного голубоватого света. Крепкий запах кофе неплохо уживался с какой-то вонючей “химией”. Все пятеро были на своих местах, и совершали какие-то, одним им ведомые, манипуляции.

На средине лаборатории на видавшем виды диване или плахе, как жестоко шутили лаборанты, лежал жилистый мужчина, укутанный зарослями разноцветных проводов.

– Я уже попробовал прощупать дно у нашего компа. Тишина. Похоже Эллочка права, это не Серега. Да, пожалуй, и никто из смертных, – глухо пробасил Боб.

– Что ты хочешь этим сказать? – Олег на минуту оставил свои контакты и вскинул удивленные глаза.

– А сам не знаю. Где-то идет утечка информации, эмоций, глюков каких-то. В общем, это хорошая добавка к тому уникальному случаю с пациентом №1. И, зачем это шеф вывалил все на конференции. Любит он сенсации.

А вот Борис Сергеевич страшно не любил сенсации. И внешний вид его говорил, кроме того, еще и о явном пренебрежении к собственной персоне: старенький свитер, борода лопатой, да пара латаных башмаков. В свое время, что бы избежать ненужного шума, он даже попытался укрыть от народа факт своей женитьбы. Но этот номер у него не прошел. Это его постыдное поведение привело к небывалому, невиданному единению научного мира. И мужской половины, известной своей борьбой с зеленым змием, и женской, стремящейся к живому общению. Сплотив свои силы, эти два отряда закатили такую гулянку, что старенькое левое крыло института едва выдержало это небольшое землетрясение. А еще большее потрясение пережил завхоз Михалыч, обнаружив убытие пятимесячной нормы спирта и фингал под глазом.

– Борис Сергеевич! Подходим к порогу исходного состояния, – раздался голос Сергея.

– Элла, введешь препарат на второй ступени кривой, – скомандовал Боб.

– Препарат введен, – прозвучало через секунду после неуловимого движения Эллочкиных лапок.

– Ну что же посмотрим, что будет на этот раз, – раздалось из Сергеева угла.

Борис как всегда разбудил Жеку, тот как всегда огрызнулся, что давно уже не спит ночами, и яростно защелкал клавишами.

– Что-то импульса не видно, – доложил Олег

– Евгений накрути хвоста на три деления, – скомандовал капитан.

– Есть! От винта. Летим, – соригинальничал зеленый Жека.

– Полет нормальный, – вторил ему Серж,

– А почему там все-таки был Иван Васильевич, – продолжал тихо мучиться Олег.

– Это задачка, братец, – отреагировал Борис, – если рассуждать логически, то лететь должен был №1, Алексей Иванович с его сверх острым восприятием. Но предположим, его эмоции как–то перенесены на одного из нашей команды. Тогда возникает следующий вопрос: почему им оказался самый толстокожий из нас, связано это с ним как с личностью или это из области стохастических процессов?

– А градиент-то сегодня довольно обычный, видимо отклонений не будет, – отчитался Жека.

Мерное дыхание пациента навевало сонное настроение.

– Во всяком случае, – продолжал Боб, – все проверять и перепроверять – это раз. И.В., и вообще никому ни слова – это два. можем оказаться в дураках – это три.

– Боря, время выходит, пора сворачиваться, – напомнил Сергей.

– Да-да, нежно выходим ребята, Элла, приготовь аварийную дозу.

– Все в порядке выходим из состояния, – заявил Жека. – Пробуждение!

Пациент зашевелился, позевывая, покряхтывая, открыл глаза.

– Максимыч, пока не поднимайтесь, у вас все хорошо, – сказал Борис, наблюдая за манипуляциями Олега.

– Снимаю датчики, – отчитался Олег, привычными движениями отцепляя провода.

Через несколько минут, все сидели в стареньких креслах, попивая свой очередной ночной кофе.

– Ну, хвалитесь, Максимыч, – с надеждой в голосе сказал Борис.

Закон эксперимента гласил: двигайся по горячим следам.

Иван Максимович Калашник, пациент №3, отставной военный, был еще крепкий мужик лет 60-65. В полетах он участвовал не так давно, но ребята почему-то считали, что рука у него легкая, и дело с ним явно пойдет.

А ведь какой тяжелой ценой эти ребята вылавливали каждого такого пациента. Труд этот был сродни золотоискателю, только человек не кусок металла, да и кладоискатели были немного странные. Нелегко представить себе людей, которые толком не знают, что ищут. Однако делали это они честно и даже самоотверженно. Эти вечно небритые, с протертыми рюкзаками, истерзанными в электричках, автобусах, метро и т.п, ребята добросовестно просеивали человеческий материал. За последние несколько лет, выработалась полу – научная, полу – интуитивная, может быть даже мистическая система поиска пациентов. Знакомство с ней непосвященного, быстро сдвинуло бы ему чердак. Почти неуловимые интонации в беседе, специфическое выражение глаз, реакция на заранее отрепетированные ситуации (в том числе находящиеся на грани законности). А попробуй, разговори незнакомого человека где – нибудь в пригородном автобусе, после целого дня борьбы за высокие урожаи на своем участке, или попытки заменить детям их родителей, когда те борются опять же за высокие надои. Ну, хорошо, разговорить ты его разговорил, усек, что наш человек, а как его заманить в наши научные сети с грошовыми дотациями, а? словом театры и кино потеряли в лице этих ребят кучу непризнанных гениев.

Кстати, хождение в народ и давало максимум “материала” для исследований. Попытки надевать фраки и бабочки, и хождение в свет, по каким-то причинам не приносило ни каких результатов. Возможно, повторялась история с нищими духом. Возможно…

– У меня сегодня гости были, – изрек, наконец, Максимыч. – А хорошо ребята, что я с вами связался, дали вы мне маленько годов отмотать, хотя бы во сне. Третий раз вы меня запускаете, начинаю к себе приглядываться. И вот что странно – кажется, что там я и не пацан, и не как сей час. Вроде как без возраста, и вообще…

В лаборатории стояла тишина, – никто не должен прерывать пациента.

–Ну вот,– продолжал Максимыч,– первые разы как будто глаза слабоваты были, все как в тумане, теперь вроде стал зорче, вижу детали. Правда, места все какие-то незнакомые. Сколько не рылся в памяти, не помню такой тундры. Ни лесов тебе, ни полей, а все какая-то унылая равнина, не за что глазу зацепиться.

–Да ребята, сегодня в грозу попал, молнии вокруг. и что странно: никакой боязни, легко, как после демобилизации, – ухмыльнулся Максимыч, показывая крепкие белые зубы.

–Теперь дальше. Лечу это я, лечу, вдруг слышу издалека песню какую-то. Голос никудышный, и слуха нету. Закрутил я шеей, смотрю, сзади что-то налетает. Вроде человек. Ну и чудно, братцы: такого еще не было – компания вроде. Да не тут–то было: налетел боров, глаза бешенные, пиджак развивается. Я ему вроде как кричу, а голоса нету. Он на меня ноль внимания, только песню буровит:

– Нам разум дал стальные руки-крылья …

-Только сверкнул своими коричневыми ботинками, и утонул в соседней туче. – Максимыч о чем-то на секунду задумался.

– Максимыч, а борода у него была? – влез нетерпеливый Жека. Борис погрозил ему кулаком.

– Тут врать не буду, личность его я не особо разглядел, вот только помню, газетка у него торчала из кармана, не к месту как-то. И еще. Когда заканчивал я полеты свои, охватила меня тоска какая-то смертная, как будто я с родной частью навсегда прощаюсь…

***

Прохладный утренний воздух, пропитанный ароматом цветущей липы, хорошо прочищал застоявшиеся мозги.

– Элла, мне кажется, я начал читать крутую фантастику, – проговорил Сергей, неторопливо шагая по пустынной улице.

– А у меня какое-то другое чувство. Боюсь я, что заходим мы в запретную зону. И страшно мне, и тянет туда сила какая-то, – размышляла в слух Элла.

– Скажи, Сережа, а ты хотел бы быть на месте нашего Максимыча, – спросила Элла так тихо, будто боялась спугнуть предрассветную тишину улиц.

– Трудно сказать, ведь я в детстве почти не летал, или забыл что ли, – рассеянно проговорил Сергей. – Правда, были и необычные сны. Ты, конечно, знаешь: смешение реального и нереального. Такие ощущения хотелось повторять, но, увы, это были редкие подарки, я бы сказал прикосновения к чему-то. Понимаешь меня, старушка.

–Сейчас как дам по башке, дедуля, – ощетинилась Элла, – никогда с тобой не возможно серьезно поговорить.

–Ну ладно, ладно, угомонись,– Сергей примирительно поднял руки. – Что для меня непонятно, так это то, что они не становятся наркоманами этого состояния. Признаюсь честно, я этого всегда боялся. А они просто хотели бы еще раз съесть это вкусное яблоко.

–Хочешь по секрету: я слышал, что шеф дал команду перерыть все мусорные баки. Надеется, что найдется какой-нибудь след того, как мы отклонились в тот раз от исходной схемы. А по поводу вчерашнего кино – Борис рылся в мозгах нашей электроники – и ничего.

– Знаешь, Элка у меня есть тоненькое чувство, что он рылся не там. завтра же ныряю в это болото, – заговорщицки подмигнул Сергей.

***

– Итак, уважаемые коллеги, неделя была достаточно насыщена событиями, но, к сожалению, наших заслуг тут нет, – начал дискуссию Иван Васильевич, стараясь держаться максимально официально. – Начнем с вас Сергей Ильич, прошу.

Этот ритуал должен был совершаться каждую неделю, и неукоснительно соблюдался. Точно так же заядлые рыболовы, обсуждая на досуге свои подвиги, надеются в беседе выловить новые подходы в борьбе с бедной фауной. А некоторые даже применяют такой леденящий кровь термин, как мозговой штурм.

– Появление гостей привело нас к естественной мысли о просачивании информации в электронный мозг, – начал Сергей. – Для решения этой проблемы необходимо, как мы предположили, идти по двум направлениям: поиск канала утечки – первое, и глубокий анализ самого характера этой информации – второе. Наши попытки найти утечку, к сожалению, пока не дали ни каких результатов. Поэтому в последние дни мы попытались разобраться во втором направлении. Для этого были отслежены все двенадцать уровней задействованных на эксперимент. Результаты, Иван Васильевич очень неожиданные.

–Однако, обо всем по порядку, – сказал Сергей явно довольный проделанной работой. – Первый проход по стандартной методике поиска вообще ничего не дал, т.е. мозги нашего мальчика, казались первозданно чистыми от постороннего мусора. Пробовали искать информацию и так и эдак, и, когда начали терять надежду, что-то неожиданно завиднелось. На пятом канале десятого уровня, а, как вам известно, он полностью отдан под контроль дыхания, мы случайно обнаружили небольшие фазовые отклонения от режима. Причем длительность замеченных отклонений практически точно совпала с длительностью встречи нашего пациента с чужаком. Замечено лишь небольшое опережение фазы типичного сигнала, оно исчисляется сотыми долями. Исследование характера отклонений показало следующее: прежде всего на основной сигнал наложена волна ультразвукового диапазона, интенсивность ее так мала, что заметить модуляцию крайне трудно. И второе: интенсивность, наложенного сигнала переменна. У нас возникла мысль выделить эту загадочную волну в чистом виде, что и было сделано. Несколько часов расшифровок, сравнений, пересравнений с известными явлениями ничего не дали. Но тут – то началось самое удивительное.

Для смелости он хлебнул минералки и продолжил:

–Мы попытались представить эту волну в звуковом диапазоне, и что же – мы услышали “музыку”. Оператор, подготовьте фонограмму, пожалуйста.

– Да – а, “музычка” еще та, – зашипел Жека в ухо Олегу, который отмахнулся от него, как от назойливой мухи, – мне больше по душе исполнение нашего И. В. Там, среди кудрявых облаков.

– Следующим этапом была попытка проанализировать сигналы у всех наших пациентов. И что же, мы нашли сходное явление только лишь в одном случае. Вы, конечно, догадались, что это за удивительный случай Иван Васильевич! – продолжал Сергей. – Это говорит о том, что мы напали на след, того редчайшего события, произошедшего с нашим сверхчувствительным Алексеем Ивановичем.

– А теперь, пожалуйста послушайте ее, – движения Сергея явно выдавали его волнение, казалось, он опасался неправильной реакции на новое открытие.

Оператор щелкнул выключателем, покрутил какой-то регулятор и…

Переливы неземной мелодии наполнили тесное помещение лаборатории. Ритм ее как-то неясно ломался, сила звука то нарастала, то почти полностью стихала.

Иван Васильевич разжег свою трубку, чего никогда ни делал в лаборатории. Тяжелый синий дым лениво вплетался в переливы загадочной мелодии, лампочки приборов радостно подмигивали ей. Эти звуки не впервые наполняли аудиторию, но каждый раз реакция была неожиданной.

Даже Жека, всюду и всегда обязанный высказать свое остроумное мнение, сидел примолкший и яростно грыз ногти, будто ожидая неприятностей.

Олег, почему-то старался переломить тоненький проводок, который только час назад с трудом приладил к гнезду.

За этим тупо, даже с безысходностью наблюдал Борис Сергеевич, даже не пытаясь прекратить это вредительство.

И, кажется, только Эллочке эта музыка была по душе. Иначе, почему ее глаза горели огнем, а крылья носа трепетали, будто у невесты ожидающей прихода любимого.

–Ну что же,– прокашлялся Иван Васильевич, – с удивлением наблюдая свою дымящуюся трубку.

“Музыка” стихла, как стихает летний дождь, давая, на несколько мгновений, повластвовать тишине.

–Ну что же, друзья мои, – Иван Васильевич как будто впервые оглядывал очнувшихся ребят,– интересное явление. И, наконец, ожил.

–Да, друзья мои, чем дальше, тем больше вопросов, нам же их и решать, – провозгласил Иван Васильевич, набрав окончательно свой начальственный тон.– Борис Сергеевич, попрошу к завтрашнему дню представить ваш план дальнейшей работы в связи с новыми обстоятельствами. Сергея Ильича попрошу данные по последнему явлению, надо немного обдумать все это, кхе-кхе. кто-то же должен это делать! Ну-с, коллеги, думаю, что в ближайшее время у нас будет много работы, и, если мне не изменяет интуиция, много неожиданностей.

и он покинул капитанский мостик, оставив команду в легком недоумении.

***

– С добрым утром Алексей Иванович!

– Здрассте, так вот, – прошамкал уникальный пациент А. И. Абакумцев или Леха по-простому, хоть и было Лехе уже за пятьдесят.

Несомненно, мастер своего дела, а был он сварщиком, Алексей Иванович отличался веселым нравом, и считался компанейским парнем. Круг его интересов и манера поведения были, правда, несколько необычными. Его специфическая речь, где к каждому предложению припаивалась фраза “понял вот так вот, дурак, кто не понимает”, частенько гремела над кружком любителей забить козла. Эти самые любители неоднократно пытались «прокатить» Леху в домино, но почти всегда безуспешно. Некоторые даже обвиняли Леху в связях с какими-то темными силами. В ответ на это маэстро только криво ухмылялся, демонстрируя зубы, не знающие зубной щетки.

Его тумбочка была завалена всевозможными журналами и газетами, показывающими необычайную широту интересов их хозяина. Из них он выцеживал кроссворды, сканворды и прочее, и лихо с ними расправлялся. Поделки из Огонька, Науки и жизни, и пр. его уже не интересовали. Последний рубеж борьбы проходил на уровне Лесной промышленности, Хирургии и чего-то из области не то геологии, не то археологии. Но и они не выдерживали натиска сварного Лехи. Злые языки поговаривали о переходе Алексея Ивановича на работу с секретными кроссвордами, желательно на древних и мертвых языках.

– Как наши дела! – наступал на него со стетоскопом наперевес доктор Иван Прокопьевич, с какой-то трудно выговариваемой фамилией.

– А что дела, не дела, а делишки, лежи себе поплевывай, понял вот так.

– Разрешите вас послушать Алексей Иваныч, – елейным голосом пропел доктор.

– Хи-хи– хи, ха– ха– ха, – бывший сварщик ужасно боялся щекотки.

– Ну, что же все нормально, не появилось ли у вас желание снова полетать?– ловкие руки доктора что-то нащупывали, постукивали, поглаживали.

– Эта, можно, да только эта…

– Что такое, Алексей Иваныч? – поинтересовался доктор, кажется очнувшись от своих поисков.

– Эта, грамульку бы для храбрости и я бы хоть куда, – Алексей Иванович начал давно спланированную артподготовку.

В былые годы Леха был большой любитель задавить пузырек, правда, парень был без тормозов, и по утрам его спасал лишь персональный вытрезвитель.

Да– да, был такой, это вовсе не фантазия. А для любителей рубрики “для дома для семьи” мы приведем его описание. в его сварочной мастерской до уровня пояса свисала толстенная труба для отсоса вредных газов, в чреве которой скрывался могучий вентилятор. Еле живой Алексей Иванович залезал в трубу, усаживался внутри нее на табурет и врубал на всю. Издалека это напоминало дамскую парикмахерскую, если только в фен вставить реактивный двигатель. Прическа, правда, получалась не очень, зато вредные газы точно вылетали в трубу.

Кто знает, может быть, именно этот агрегат и сделал Алексея Ивановича уникальным, сверхчувствительным пациентом.

– Нельзя, нельзя Алексей Иванович, – держал оборону доктор, – так, так значит, завтра полетите.

– Надо, так надо, – прошамкал Леха желтыми от “Примы” губами, – только эта, парашют бы, а то неровен час загремлю и того, понял вот так.

– Алексей Иванович, ну опять вы честное слово, мы же вам объясняли, что это такой сон, вызванный спецсредствами, научный так сказать эксперимент, продолжается всего несколько секунд.

– А как же сосну-то я протаранил, посейчас бок болит, а ты говоришь сон. понял? дурак, кто не понимает.

– Алексей Иванович, эта боль у вас психологического характера, вызванная сильным, так сказать, эмоциональным переживанием и пройдет она очень скоро.

– Хорошо ветка, а если стена бетонная или там еще чего, бем-с и сварка не поможет, только закрасить, понял вот так. наркомовские двести грамм надо, тогда хоть куда, – стоял на своем Леха.

– Ну ладно, ладно, все будет хорошо, – промямлил док, сматывая на ходу свои снасти и, пятясь задом, скрылся за дверью.

– Ладно, то ладно, а с парашютом ловчее, – изрек опытный Леха, вытягивая из под матраца потрепанный журнал с каким-то мудреным названием.

–Тэк. Древний народ, населяющий Азию, до появления там Хеттов? Эт запросто!

***

– Нет, нет, и нет. Поймите вы Сергей Ильич, мы не можем рисковать какое бы заманчивое предложение вы не выдвигали, – отбивался шеф, щурясь на нахальный луч солнца, пробивающийся сквозь запыленное окно.

В лабораторию каким-то образом проникла еще и здоровенная муха цвета зеленый металик. Бегло осмотрев территорию и выбрав тактику, она лихо начала воздушный бой с воображаемым противником. Взметая столбики пыли, муха мастерски выполняла сложнейшие фигуры пилотажа, обходя препятствия в доле миллиметра. Натужно гудел мотор, звенели острые крылья, она явно чувствовала себя как рыба в воде. Наконец, после умело проведенной операции, противник был уничтожен, битва выиграна, и разгоряченная муха совершила посадку в метре от докладчика.

Сейчас она с важным видом чистила свои руки– крылья, которые, видимо, получила от какого-то неземного разума. Большая часть научных сотрудников все это с увлечением наблюдала.

– Откуда мы можем знать, как повлияет эта “музыка” на человека, – продолжал шеф. – Весь наш эксперимент и так лежит на грани возможного и недопустимого, малейшее отклонение в сторону и последствия не предсказуемы. Вспомните тот случай. Мизерное отклонение от плана эксперимента привело, сами знаете к чему. мы и до сих пор не знаем, что вызвало эти отклонения. И теперь наш Алексей Иванович, пациент на вес золота, ставит немыслимые условия. То ли строить ему посадочную полосу из ватных матрасов, то ли организовывать рюмочную за облаками для, понимаешь, храбрости. А завтра по плану полет с ним.

– Итак, друзья мои, – отдувался раскрасневшийся Иван Васильевич, – ни какой самодельщины, все проверять и перепроверять, лучше будем топтаться на месте, чем одним махом погубим все дело. Кстати, вы выяснили, почему не сохранилась запись полета той неизвестной личности?

– Совершенно не понятно Иван Васильевич, все системы работали в норме и, тем не менее, в этом интервале времени в записи белое пятно, – выдавил Борис, посматривая на нахально хихикающего Жеку.

– Счастливый он, что так вышло, – зубоскалил он на ухо Олегу, – иначе репутация железобетонного Ивана Васильевича здорово бы пострадала.

– Так. Не нравятся мне эти темные попутчики – летуны,– око Ивана Васильевича критически оглядело массы.

Бедная муха, видимо приняла последние слова на свой счет. Вся сжалась, крылья ее подрагивали. Передние лапки приняли молитвенную позу.

– Борис Сергеевич, прошу вас особо тщательно подготовить опыты с Алексеем Ивановичем. Элла Александровна, вас попрошу взять в свои руки контроль за препаратами на всех стадиях. Все, товарищи, за работу, – Иван Васильевич бодро покинул помещение, спугнув бедное животное, обреченное снова гоняться неизвестно за чем.

После ухода Ивана Васильевича внимание аудитории переключилось с мира животных на мир науки. Один выступающий сменял другого, все горячились, махали руками. Все были за прогресс в науке, все за смелые эксперименты, против бюрократизма и формализма. Но…

– А что тут страшного, Борис, – не унимался Серж, – я готов это испытать на себе.

– Я тоже готов все это испытать на Сергее, а что попытка не пытка, – возник остроумный Жека.

– Зелень никто не спрашивал, – отрезал Боб. – вы что, с ума посходили что ли?

– В самом деле, мальчики, – включилась Элла, – вы не понимаете высокой ответственности перед человеческой личностью за каждый наш шаг. Мы должны до последней молекулы, до атома все взвесить. Главное не навредить, вы что, Гиппократа забыли что ли?

– Ну, запела, тебе бы перед развернутым знаменем речь толкать, – огрызнулся покусанный Жека.

– Фу, дурак, – быстро сникла правильная Эллочка.

– Думаю нам надо включить дополнительный контур слежения за всеми опытами, а то и два и больше никаких фокусов. Прошу обеспечить Сергей Ильич. А теперь всем идти спать. Ночью чтобы были как огурчики, – прозвучала команда.

Спор был закончен и команда поползла дожигать адреналин в вонючих курилках.

***

– Уважаемые коллеги, друзья, от своего имени, а также от имени дирекции института, поздравляю уважаемого Сергея Ильича с юбилеем. 30 лет это так сказать начало осознанного пути в науке, глубокое осознание своего места в жизни, поиски, ошибки, снова поиски и, э-э, опять, понимаешь, ошибки. Сергей Ильич, так сказать, растет у нас на глазах как бесценный специалист, мастер своего дела. Итак, Сергей Ильич, желаю вам крепкого здоровья, большого научного поиска, и надеемся, что вы нас порадуете своими выдающимися открытиями, – Иван Васильевич поразил всех небывало коротким тостом, с рекордно малым числом слов– паразитов.