Текст книги "Лето я провела хорошо"
Автор книги: Сергей Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Иванов Сергей Анатольевич
Лето я провела хорошо
Сергей Анатольевич Иванов
"Лето я провела хорошо..."
Рассказ
Рассказ о жизни девочки среди рыбаков в поселке на Белом море
Эта история о том, как очень простая собака изменила характеры и судьбы двух людей. Девочка стала взрослей и уверенней в себе. А мужчина – добрее, тише, мягче.
Почти всё в этой истории кончается хорошо.
* * *
Жучка была беспородной собакой, как её мать и отец, как дед, прадед, как все её предки. В городах теперь таких собак почти не осталось, а в деревне их сколько хочешь.
Больше всего Жучка была похожа на немецкую овчарку, но ростом она явно не вышла. От этого туловище её казалось слишком длинным, и уши, вместо того чтоб стоять острыми клинышками, висели, как два серых флажка в безветрие, и хвост загибался каким-то странным и неловким полу кренделем.
Жучке было три года от роду. Добрый хозяин не держал её на привязи, а разрешал бегать где вздумается. И Жучка бегала по деревне, по берегу огромного северного озера, усеянному округлыми серыми валунами. Но чаще всего она лежала около дома, потому что собаки не так уж и любят беготню и волю, как это иногда кажется. После цепи они действительно носятся как угорелые. А свободная собака ведёт себя вполне спокойно.
В деревне, где жила Жучка, народу было немного. Она всех знала хорошо – по виду, по запаху, но любила только своего хозяина, как и положено собаке. Хозяин её промышлял рыбацким делом. На большом моторном карбасе рыбаки уходили в озеро. Но не далеко – обычно метров на сто от берега. И Жучка, стоя на крохотной пристани, могла видеть, как хозяин и другие мужчины, низко перегибаясь за борт, возятся в рябой, посверкивающей воде. Потом карбас уходил налево, за лесистый мыс, и стук его мотора пропадал.
Жучка не знала, что километров за семь отсюда есть большая деревня. Там много домов, людей, правление рыбартели и склад.
Самый улов Жучка почти никогда не видела: рыбаки, проверив сети, сразу увозили свою добычу на склад. И часто бывало так, что хозяин по нескольку дней проводил в большой деревне, когда нужно было идти на промысел далеко в глубь озера, где, считай, уж и берегов не видно. Или просто ему хотелось побыть на людях, посмотреть телевизор, да мало ли что...
Однако Жучка ничего такого, конечно, знать не могла. Она просто привыкла, что хозяина по нескольку дней нет, привыкла питаться чем бог пошлёт, а вернее сказать, что удастся стащить.
По хозяину она скучала, но не так уж сильно. Потому что и он к ней относился серёдка-наполовинку. Бить не бил, но и жалел не особенно. Просто как бы разрешал жить под крыльцом своего дома и давал иногда поесть. Но Жучка и за это была ему благодарна. Во время его отлучек она выходила на пристань и смотрела в ту сторону, где был лесистый мыс и откуда обычно появлялась хозяйская лодка. Она почти всегда угадывала, когда он должен вернуться, и не скучала на пристани слишком долго.
Этим своим сидением на пристани Жучка выделялась среди других деревенских собак. Её хвалили, называли умной и преданной. И хозяин бывал доволен. Возвращаясь, знал, что Жучка его ждёт, издали ещё звал её по имени и доставал из кармана гостинец: пряник или кусок колбасы.
Так и жила на свете неказистая Жучка – в меру сообразительная и хитрая, в меру лопоухая. Жила голодноватой и вольной жизнью полу– беспризорной собаки. Ничего особенного в Жучке не было, и ничего необычайного в жизни её не предвиделось. Но тут в деревню, где она жила, приехала Саша...
* * *
Это случилось в то хорошее и весёлое время, когда листья и трава стали большими, а солнце горело ярко днём и ночью, не давая ни на минуту уснуть небу. Мы бы с вами сказали, что наступило северное лето, а Жучка просто радовалась тёплой земле, тёплым камням и брёвнам. Летом и еды бывало больше...
Однажды в конце дня, когда солнце тяжёлой каплей сползало поближе к зубчатой стене леса, из-за мыска вышла лодка. Жучка узнала её, и через секунду низко над водою до неё долетел знакомый треск мотора. Она привычно прижала уши и завиляла хвостом. Лодка подошла немного ближе, и тогда Жучка сумела разглядеть, что рядом с хозяином сидит ещё кто-то незнакомый.
Наконец Жучка поняла, что это девочка. За три года жизни она видела девочек и могла отличить девочку от мальчика, девочку от взрослой женщины. В общем, можно сказать, что она была довольно опытная собака!..
А девочка – мы знаем уже, её звали Саша – с удивлённой улыбкой разглядывала собаку, которая приплясывала, притопывала передними лапами, мотала мордой и виляла хвостом.
– Это моя собака,– сказал Рыбак.– Видишь, как встречает!
Рыбак помог Саше выйти из лодки, повёл её вверх по деревенской улице. А Жучка, удивлённая, трусила сзади, приглядывалась и принюхивалась к незнакомке.
Жучка заметила, что не только она интересовалась новой девочкой. Из окон изб высовывались женщины – молодые и старые, чуть не вся деревня! Глядя на незнакомку, они что-то спрашивали у Рыбака ласковыми голосами. А Рыбак говорил в ответ весёлым и важным голосом.
– Эй, Толя! Кого ж ты привёз к нам? – спрашивали женщины.
– Да веду вот Ильиничне внучку. Погостить,– отвечал Рыбак.
– Здравствуйте! – тихо говорила всем Саша.
В городе, откуда она приехала, со встречными не здороваются – слишком уж много там людей. А в деревне надо здороваться со всеми. Так сказала ей мама.
Саша, Рыбак и Жучка дошли почти до самого Рыбакова дома. И тут навстречу им выбежала знакомая Жучке старуха – высокая и строгая. Но сейчас она была, видно, растеряна и обрадована. Она, улыбаясь, неловко бежала к ним, и растрёпанные волосы подпрыгивали у неё на висках. Она стала обнимать девочку и что-то приговаривать. Жучка знала, что так люди радуются.
Рыбак, неловко потоптавшись на месте, пошёл к себе, а за ним и Жучка. Теперь она бежала с ним рядом – на том самом месте, где раньше шла Саша.
* * *
Жучка снова увидела её на следующее утро. Было тепло. Рыбак, босой, в простых тёмных штанах и синей майке, строгал, сидя на крыльце, дощечку. Он хотел сделать новый резной наличник для окошка. А Жучка завтракала догладывала здоровенную коровью кость. Она была счастлива.
Тут подошла Саша.
– Здравствуйте! – сказала она Рыбаку и потом приветливо улыбнулась Жучке.
А Жучка, не отрываясь от кости, одним глазом посматривала на девочку.
– Как вашу собаку зовут? – спросила Саша.
– Как зовут-то?.. Жучка.
– Жучка?! – удивилась Саша.
В городе она знала много собак. Их прогуливали по бульвару рядом с домом, где жила Саша. Возвращаясь из своего второго класса, она всегда останавливалась, чтобы посмотреть на них. Это были всё породистые, откормленные псы. На их ошейниках позвякивали собачьи медали. И они откликались на мудрёные, щекочущие ухо имена: Реджи, Трилли, Квант, Карат...
Самым важным в той компании был полосатый боксёр, одетый в чуть великоватую для него, лоснящуюся шкуру. Он смотрел на всё медленными пустыми глазами – он был, кажется, чемпионом мира и, как видно, знал об этом. У того боксёра было длинное, в четыре слова, имя, которое Саша от удивления запомнила с первого раза: 0'Ларс-Джорджи-Гор-дон-Слайти... Вот с какими собаками она была знакома! А про Полканов Шариков, Жучек решила, что они давно все перевелись. Из жизни убежали в книжки, в сказки. Потому-то она и переспросила сейчас:
– Жучка?
– Ну да, Жучка,– спокойно сказал Рыбак.
– А почему Жучка?
– Почему Жучка-то? – в свою очередь удивился Рыбак.– Так ведь чёрная она! Видишь, волос у неё чёрной масти. Если б кобелькам была, значит, Жук. А раз барышня, то Жучка.
"Правильно! – подумала Саша.– Раз чёрная, значит, Жучка. Чёрная как жук!"
А Жучка лежала на траве, с костью, зажатой в передних лапах, и слушала, как её имя перелетало от Рыбака к девочке, словно птичка с ветки на ветку. Она слушала и поворачивала морду вслед за этим любимым своим словом то к Саше, то к хозяину, то к Саше, то к хозяину...
– Вот какие дела,– улыбнулся Рыбак. Был он нечёсаный, и лицо заспанное, и щёки небритые. Только глаза синие-синие!..
– А покормить её можно? – спросила Саша.
– Можно,– сказал Рыбак приветливо.
– Жучка, Жучка! Иди сюда! – Саша развернула газетный кулёк. Там были кусочки хлеба, лоскутки колбасных кожурок, что-то ещё.
Жучка увидела всё это. Она бросила дочиста обглоданную кость, подбежала к Саше, вильнув хвостом.
– Какая умная! – сказала Саша.– Понимает.
– Умная-умная,– подтвердил Рыбак.– Даже очень!
Сперва Саша побаивалась кормить Жучку из рук Но потом заметила, как аккуратно та берёт угощение – одним языком и губами... А Жучка уже давно знала, что людям не нравится, когда она хватает куски чуть не вместе с пальцами. Рыбак всегда после этого хлопал её по морде. Вот Жучка и стала вежливой!..
Прошло несколько дней, может быть, даже неделя – Жучка ведь этого знать не могла. Все солнечные и тёплые дни сложились для неё в один, а где-то посредине была серая прогалина – когда шёл дождь, дул ветер и она сидела в своём полутёмном логове, глядя на прозрачные жгутики воды, протянувшиеся с крыльца на землю.
Но дни эти, с виду совсем обычные, не прошли для Жучки даром. Что-то менялось в её собачьем сердце. Старое незаметно таяло, а новое росло. Она привыкла к Саше. Раньше девочка казалась ей такой новенькой и яркой, словно пятно снега на чёрной земле. Теперь Саша как бы приблизилась к Жучке. У неё стал знакомый голос, и знакомые шаги, и руки её пахли знакомо. Теперь, о чём бы ни думала Жучка, в голове её обязательно была и Саша. Рыбак в это время как раз уехал на своём карбасе, и Жучка сама не заметила, как потихоньку переселилась к дому, где жили Саша и строгая старуха.
Однажды утром Жучка, будто очнувшись, увидела, что спит не под своим обычным крыльцом, а под другим – где живёт Саша. Жучка вылезла, удивлённая, наружу. В ней что-то шевельнулось. На душе вдруг стало неспокойно, будто она украла кусок мяса и ждала теперь трёпки. Жучка перебежала дорогу, обнюхала крыльцо своего дома... Нет, Рыбак не появлялся. Тогда она вернулась, успокоенная, обратно и легла у старухиной двери – ждать Сашу.
Саша не была серией. Она обычно вставала довольно рано. Однако Жучка просыпалась и того раньше. Просыпалась и ждала. Но минуты проходили за минутами, и Жучке начинало казаться, что девочка уже никогда не появится. И тогда в её собачьей голове стаями завывали мрачные мысли. Жучка становилась самой несчастной и самой печальной собакой на земле.
Но вот в избе, за толстыми брёвнами стен, начинали слабо слышаться знакомые стуки, скрипы, наконец, Сашин голос!.. Жучка вскакивала, слушала-слушала, напрягая неверные уши! Что было возможности засовывала нос в дверную щель, чтобы побольше выпить радостного для неё запаха.
Весь остальной день они проводили вместе. Саше тоже нравилось быть с Жучкой: нравилось ласково её поругивать и гладить, нравилось быть старшей, нравилось, что эта простая собака делает всё, как хочет Саша, а если не делает, так не из упрямства, а просто потому, что не понимает. Девочек, кроме Саши, в этой маленькой деревне не было. И Жучка, можно сказать, стала её подружкой. Саша звала её Хвостик.
Вместе они обследовали все окрестности деревни. На длинном берегу озера открыли удобный для купания заливчик. И рядом луг, где был дикий щавель... Или через густой, рукастый кустарник они отправлялись на большой пологий холм. Там было старое и потому нестрашное кладбище, всё заросшее крупной земляникой.
Насобирав банку ягод, Саша заходила в полуразбитую пустую церковь и долго рассматривала непонятные, сильно облупившиеся картины по стенам. Вслед за Сашей осторожно входила в церковь и Жучка. Раньше она здесь никогда не бывала: одной-то ей это было ни к чему. Жучка тихо ступала по непривычно холодному каменному полу, и слабые шорохи её шагов отдавались где-то высоко в полутьме сводов. Жучка останавливалась, боясь лишний раз переставить лапу, и тоскливо поглядывала на Сашу. А Саша смотрела на картины.
* * *
Вот так всё и было у Саши и Жучки. А что же Рыбак? Он сначала ничего – не сердился, что собака больше не встречает его на пристани, но потом...
Как же оно бывает? Откуда на свет является зло? Часто от пустых и глупых разговоров, от плохих шуток. Так случилось и в нашей истории...
Раз-другой Рыбака поддели, что вот, мол, она какая твоя собачка-то: верная-верная, а чуть прикормили, уж и на сторону смотрит!.. Рыбак всё будто внимания не обращал. Но раз вернулся он из большой деревни не в настроении. Может, и на этот раз, всё обошлось бы миром, не попадись Жучка ему под руку. А вышло как на грех!..
Вот Рыбак уже почти дошёл до своей избы, и тут вдруг увидел, как Жучка, вместо того чтоб встречать его у пристани, танцует вокруг Саши, весело повизгивая. А Саша держит в руках кусок сахару и поёт:
– Барыня-барыня, сударыня-барыня!..
Рыбак остановился, широко расставив ноги, и стал смотреть на девочку и собаку. Саша увидела Рыбака. Она сунула сахар в смеющуюся Жучкину пасть и крикнула:
– Здравствуйте, дядя Толя!
– А ну, Жу-чка, п-поди сюда! – тяжело сказал Рыбак.
Жучка оглянулась, увидела Рыбака. Разом вспомнила она про свою вину, которая потайною занозой сидела в её душе. Жучка опустила голову, завиляла хвостом и, низко приседая на лапах, пошла к хозяину. А Рыбак сверху вниз из-под насупленных бровей смотрел на свою собаку... Вдруг он сделал огромный шаг ей навстречу:
– Ах ты дрянь! Изменщица! Где гуляешь, а?..
Тяжёлый его сапог с размаху ударил Жучку в бок. Она даже взвизгнуть не успела. Дыхание разом прекратилось, она взлетела в воздух, перекувырнулась и всем телом шлёпнулась на землю как неживая.
Это всё заняло одну очень короткую секунду. Рыбак и сам едва мог понять, как же он такое наделал. Он уже хотел подойти к Жучке, но вдруг увидел: на него со сжатыми кулаками бежит Саша.
– Не смейте! Не сметь!..
Тогда Рыбак повернулся и пошёл к своей избе. На пороге он оглянулся. Саша, стоя на коленях, обнимала Жучку:
– Хвостик, бедный ты мой Хвостик!.. А Жучка всё старалась и никак не могла встать. Рыбак нагнул голову перед низкой дверью вошёл в сени. Так у него не стало собаки...
* * *
Мне не хочется рассказывать долго о том, что так неприятно...
Жучка выздоравливала целую неделю. Лежала на подстилке у Ильиничны в доме – есть не ела, пить не пила. Не лаяла, не скулила. А только тыкалась в Сашины ладони горячим больным носом. Глаза у неё были мутные и тоскливые. Она поднялась на пятый день, но передняя левая лапа так и осталась хромою. И что-то изменилось в её повадке. Она стала недоверчивей и злее. Людей к себе не подпускала, еду не брала, гладить не давалась. Теперь у неё никого не осталось на всём свете. Кроме Саши.
И Саша будто изменилась, повзрослела, что ли... Первый раз в жизни не её защищали, не о ней заботились, а она сама защищала, заботилась. Первый раз в жизни она стала взрослой.
Теперь Саша и Жучка совсем не расставались. Ни днём, ни ночью. Девочка упросила, а старуха Анна Ильинична не могла отказать любимой своей внучке. И вот собака стала ночевать уже не под крыльцом, а у Саши под кроватью.
Ночи к тому времени уже заметно стали загустевать темнотою. Жучке хорошо было просыпаться в спокойном полумраке и тишине. Хорошо было слушать, как с важностью деревенских гусаков переговариваются пружины, когда Саша поворачивается на другой бок. Хорошо было видеть, как смутно белеет на стуле ровно уложенное Сашино платье. Жучка глубоко и сладко вздыхала. Сердце её, пойманное огромным счастьем, билось тихо-тихо. И ничего больше не хотелось этой простой собаке, кроме того, что было у неё сейчас...
Одно только было неудобство... Пока Жучка жила вольно, она вовсе не думала об этом. Но теперь, когда она сделалась вроде бы домашней, кое-что изменилось. Иной раз, проснувшись ночью, она чувствовала необходимость сбегать на двор по своей простецкой собачьей нужде... Необычная, не уличная, чистота комнат говорила Жучке, что здесь ничего такого делать нельзя. Значит, обязательно надо идти на двор. И она, наверное, смогла бы неслышно прокрасться в сени, встать на задние лапы, а передними навалиться на дверь. Так она делала не раз. И благополучно выходила! Но то бывало утром, вместе с Сашей. А сейчас, в шёпотном полумраке ночи, Жучке страшно было оставлять свою хозяйку одну. Страшно было оставаться без неё. И, повздыхав, повздыхав, Жучка через силу засыпала...
А лето в тех краях, где происходит наша история, уже заметно перевалило на вторую половину. Земляника повывелась. Ходить на кладбище больше было незачем. Сашу потянуло в лес – за черникой, брусникой, за грибами. Места здесь были знаменитые, бабушка ещё зимою не раз хвалилась ими в письмах, и все местные говорили. Хоть чаще всего было им не до грибов, не до ягод.
Саша, привыкшая собирать грибы "по-городскому", всё пыталась сначала разузнать места. Ей в ответ только удивлённо посмеивались:
– Лес, он и есть лес. Никаких особых мест у нас нету.
Так и бабушка говорила, и все. "Ну что ж, посмотрим". Саша снарядилась в поход. Но только в первый раз у неё ничего не вышло. Едва они с Хвостиком забрались в ельник, который ещё и не был настоящим лесом, а только как бы его прихожей, на них напала такая орава комаров, что, кажется, воздух почернел. В самой деревне, конечно, тоже комарики покусывали, но всё же вполне терпимо. К тому же их гонял свежий ветерок, который почти всегда ровно дул с озера... А здесь! Саша и думать не могла, что на руку может разом сесть целый комариный выводок – штук двадцать!..
Саша бежала из лесу без оглядки. Наверное, и от медведя она бы не сумела проворней! Жучка, не очень понявшая, в чём дело, скакала рядом. А злодеи комары, словно осы из растревоженного гнезда, долго гнались за беглецами: только чуть остановишься дух перевести – они опять тут как тут. Поют жалобно и тонко, а кусаются, как волки!..
В другой раз Саша была умнее: надела кофту с длинными рукавами, спортивные брюки, в которых ходила на физкультуру, на голову шапку из газеты.
А руки, лицо и шею, которые будто бы всё же остались на поживу злодеям, вымазала такой особой жидкостью. От неё комаров ну просто с души воротит. Теперь они кружились и ныли над Сашей, но поделать ничего не могли. Саша сначала побаивалась этого бесконечного и унылого пения, потом стала подсмеиваться над неудачниками, а потом просто про них забыла. Правда, иногда какой-нибудь особо отчаянный шельмец исхитрялся– таки прокусить одежду. Но это уж было ничего, не странно.
Жучка за всю свою жизнь была в лесу раза три-четыре, не больше. Одна сюда ходить она не решалась. А Рыбаку то было не до леса, то не до Жучки... Поэтому сейчас высокие молчаливые деревья и густые смолистые их запахи, и запахи травы, старой листвы, старых слежавшихся иголок, запахи разного зверья, сочные лесные краски – всё было ей, можно сказать, в новинку. Она ведь совсем не была охотничьей собакой, и, значит, лес не был ей родиной. Она привыкла ютиться около человеческого жилья и опасаться того, что мы называем природой... Но теперь-то было другое дело! Она пришла сюда с Сашей – своею прекрасной хозяйкой. И потому, наверное, впервые за всё время – лес понравился ей. Просторностью облитых солнцем полян, и особой чистотой, и звонкими звуками её собственного лая, и многим другим, чего никто не поймёт и не скажет, кроме самой собаки. А собаки, к сожалению говорить по-нашему не умеют!..
И ещё, может, в Жучке шевельнулось то старое или, лучше сказать, древнее, что передалась ей по наследству от матери, бабки, прабабки и дальше, дальше... бог знает, из какой старины, из тех времён, когда древний человек и древняя собака сидели у древнего костра, у входа в пещеру, а кругам стеною стояла чаща дикого леса...
Девочка и собака шли среди деревьев каждый занимаясь своим делом, но помня друг о друге, переглядываясь, пересмеиваясь. Саша набрала уже ю полную корзину грибов – да каких! – и полную банку ягод... И тут вдруг она заметила, что заблудилась!..
Саша догадалась об этом, когда решила отправиться в обратный путь. Огляделась кругом... В какую же сторону идти? Как они оказались здесь, на поляне со старой, давным-давно свалившейся берёзой?.. Куда ни посмотри, везде стоял одинаково незнакомый лес. И молчал. Саша села на заросший зелёными волосами берёзовый ствол.
– Сейчас отдохнём, да, Хвостик?.. И пойдём домой, к бабушке,– сказала Саша. Она старалась не пугаться.
Жучка улеглась рядом, вытянув передние лапы и глядя снизу вверх на Сашу. С хозяйкой ей никогда не было страшно. Да и чего бояться? Дорогу домой она бы нашла сейчас, как говорится, с закрытыми глазами... Она и думать не могла, что её прекрасная хозяйка заблудилась...
А Саша ещё раз осмотрелась кругом. И вдруг вспомнила! Ну конечно: вон под той ёлкой она нашла белый. Оттуда она и вышла!
Саша быстро встала:
– Аида, Хвостик!
Они шли минут двадцать, пока не оказались вдруг на краю новой поляны. Когда-то здесь была лесосека. Из земли торчали голые пеньки, и вся поляна походила на огромную шахматную доску. С боков её уже теснил лиственный молодняк. А сама поляна заросла дикой малиной. Эту поляну Саша и Жучка раньше не встречали. "Куда же идти?" – подумала Саша и положила в рот пахучую малинину.
Ягода оказалась очень хороша! Саша сорвала ещё одну и ещё. Она поставила тяжёлую корзину на пенёк и начала рвать ягоды. Зрелой малины было уже много.
Жучка в это время возилась в траве у края поляны. Она здорово проголодалась и решила теперь сцапать лягушку, которая так и сяк пыталась от неё улизнуть... Вдруг Жучка совсем близко от себя услышала громкий шорох. Она подняла голову. Через молодняк, не разбирая дороги, расталкивая тяжёлыми рогами ветки, шёл матёрый лось. Сейчас, когда кругом полно было корму и не надо было заботиться о самках, лось не собирался ни воевать, ни сердиться. Но кто это мог объяснить Жучке? Она взвизгнула, зарычала, попятилась назад.
Саша увидела сквозь зелень что-то буро-коричневое, огромное. "Малина медведь!" – тотчас пронеслось у неё в голове.
– Назад, Хвостик, назад! – закричала она не своим голосом и бросилась бежать.
Жучка за ней. А лось, испуганный криками, лаем, рычанием, повернул и помчался, гремя, ломая ветки, в другую сторону. Но Саша со страху решила, что это погоня. И припустилась ещё быстрее – всё дальше от малины, от дома, от страшного медведя...
Неизвестно, сколько бы она так пробежала, если б наконец не завязла в густом ельнике. Она поневоле остановилась – исхлёстанная, исцарапанная ветками. Всё было тихо. Через минуту к ней подбежала Жучка, которая теперь сильно припадала на переднюю левую лапу.
– Ну, что ж ты, Хвостик? Что ж ты, милая моя? – сказала Саша и заплакала.
Кругом было глухо, дико. Косое солнце опускалось к горизонту и казалось теперь далёким-далёким. Стало ясно, что они окончательно заблудились.
* * *
Однако что-то надо было делать. Не оставаться же на всю жизнь в этих ёлках! Они выбрались в большой лес, где было попросторней. Между тем ядовитая жидкость, которой Саша намазалась дома, выдохлась. Комары принялись за своё безжалостное дело. Саша отломила ветку и хлестала, хлестала себя не переставая. Да что Саша, даже Жучку комары донимали. Она то и дело трясла мордой и прядала ушами, как настоящая лошадь. Саша бы, наверное, засмеялась, да только было сейчас не до смеха... "Правда, как лошадь,– снова подумала Саша. И тут же сообразила: – Она ведь собака! Может по следам вывести!"
– А ну, Хвостик, ищи след! Нюхай! – приказала Саша.– Домой, домой, псина!..
Жучка, склонив голову набок и растопырив уши, смотрела на хозяйку.
– Ищи же!..
Но что было взять с этой абсолютно не охотничьей собаки. Нос её был самый обычный нечуткий нос. Ну, может, немного получше человечьего. Жучка совсем не умела искать следы. А главное, не понимала, чего от неё сейчас требуют. Она ни на шаг не отходила от хозяйки, тем более что начинало уже потихоньку смеркаться. Сумерки стали прятаться за деревьями, оседали на тяжёлых сосновых лапах. Саша поняла, что от Жучки толку не будет.
– Ну, пойдём...– Она пожала плечами.
В детских книжках Саша не раз встречала такие слова: "...пошли куда глаза глядят". Теперь она сама шла куда глаза глядят.
Так они шли по вечернему лесу довольно долго. Солнце уже совсем спряталось. Осталось одно только светлое небо. Но было оно слишком высоко, далеко от Саши и Жучки. А здесь, внизу, деревья чуть не с каждой минутой становились всё толще от прилипшей к ним темноты. Всё труднее было протиснуться между ними по светлому пространству. "Куда же мы идём?" – думала Саша.
И Жучка думала то же. Дом – она это знала – был в другой стороне!.. Она плелась немного сзади и смотрела на ноги своей хозяйки: левая отстала – правая впереди, правая отстала – левая впереди. Больная Жучкина лапа занемела и, как бы сама собою, приподнялась. Жучка на неё не наступала. Идти так было непривычно и плохо. Скоро она совсем выбилась из сил. И ещё она была голодна и не понимала, почему ей не дают поесть, почему в этот тёмный час она не у себя под кроватью, где так уютно, тихо, тепло и где пружины кричат важными голосами деревенских гусаков.
Если б Жучка была одна, её не смогли бы удивить никакие горести и беды. Но ведь она была с хозяйкой, которая сумела защитить её от самого могущественного человека на свете – от Рыбака! Почему же хозяйка не позаботится о ней сейчас? В голову Жучке стали закрадываться всякие чёрные мысли. Она опять начала смутно припоминать, что Саша не хозяйка, а просто девочка. Девочка, появившаяся неизвестно откуда вместе с Рыбаком. Правда, Жучка помнила один случай, когда она так же блуждала ночью по лесу со своим прежним хозяином. Но Рыбак был весел, шагал легко, за спиною у него были мешок с едой и ружьё. И у Жучки в брюхе было тогда сытое веселье – она потому, наверно, и запомнила тот случай... А Саша? От неё на Жучку – как холодом из погреба – дул ветер неуверенности и печали. И Жучка всё отставала, отставала...
– Хвостик! – Саша обернулась к ней.– Ну ты что же, собака? Совсем у меня охромела?
Жучка подошла. Саша погладила её неуверенной, слабой рукой. Жучке стало совсем тоскливо. "Не могли же мы далеко уйти! – думала Саша.– Не могли же ведь! И бабушка далеко не велела: ты, говорит, по краешку ходи, тебе и грибов и всего хватит".
Тут Саша заметила, что всё ещё держит в руках бечёвку, на которой висит стеклянная банка с ягодами. Банка уже не была такой полной, как раньше. Наверное, ягоды просыпались, когда Саша и Хвостик убегали от лося... Ягоды! Саша изо всей силы почувствовала, как ей хочется есть. Она зачерпнула горсть ягод и начала быстро жевать. Съела одну пригоршню, вторую, третью, четвёртую... Вдруг подумала: "А Хвостик?" Сыпанула на ладонь горку ягод:
– Хвостик, на-на!
Жучка понюхала ягоды, посмотрела на Сашу и отвернулась. "Не ест,догадалась Саша,– не любит. Есть хочет, а не ест. Ей мяса нужно или хлебушка..." Саша стала думать о хорошем куске хлеба с маслом, со сладким чаем... И как будто от этого идти стало легче...
От этого? Нет! Просто Саша не заметила, что уже некоторое время идёт по какой-то тропинке.
Зато Жучка заметила! Земля под её лапами стала чуть твёрже, и нет-нет да и попадались пятна хоть и старых, но хорошо знакомых ей нелесных запахов. Каждый такой запах она вынюхивала с радостью, с наслаждением. Даже обычно ненавистный ей папиросный окурок она обнюхала прилежно и ласково, как родного.
И снова Саша стала прекрасной хозяйкой, а Жучка – простой собакой, её младшей подружкой. Жучка теперь скакала прямо по пятам за Сашей. Она сейчас испытывала такое чувство, которое – если перевести его на язык человеческой души – можно назвать стыдом. И ещё через этот стыд, как вода через слабую плотину, хлестала огромная радость.
Не только оттого, что они наконец-то на твёрдой человеческой дороге, но, главное, и оттого ещё, что Саша в самом деле оказалась не простой девочкой, а настоящей прекрасной хозяйкой. Ведь для собак нет ничего горше на свете, чем разлюбить своего хозяина...
Вы спросите: "А как же Рыбак?.."
Но ведь Рыбака Жучка по-настоящему и не любила!..
Тропинка между тем становилась всё уверенней и твёрже. Она решительно раздвинула кусты, растолкала деревья и превратилась в старую лесную дорогу. Теперь и Саша это заметила. Она крикнула Жучке:
– Аида, Хвостик! Аида веселей! Скоро дома будем!
Дорога обогнула заросли каких-то колючих кустов – что это за кусты, в темноте было не разобрать – и вывела их на небольшую поляну, к лесному ручью. На том берегу вплотную к лесу стояла изба... Не изба, вернее, а так, избушка. И видно было: давно уже стояла она здесь. Деревья обступали её как свою, трогали длинными ветками.
Ручеёк был в ширину шага три-четыре, не больше. Да уж мост через него больно опасен – старый берёзовый ствол... Но делать-то нечего! Вытянув в стороны руки, как это делают канатоходцы, Саша осторожно перешла на другой берег. Оглянулась. Жучка неловко суетилась на той стороне и тихо скулила: идти по бревну на трёх лапах ей было боязно. Саша вернулась обратно, взяла Жучку на руки...
"Тяжело,– подумала она.– Обе и свалимся..."
Плавать она вообще-то умела, но только когда мама была поблизости. И всё же она ступила на бревно. Сделала шаг, ещё один. Вдруг покачнулась... нет, не упала. Только Жучка вздрогнула, ещё плотнее уткнула ей нос под мышку. Остался последний шаг, Саша прыгнула на берег, тут же посадила Жучку на землю и с наслаждением хлопнула себя по щеке – комарище впился!..
Потом они вместе подошли к избушке. Вид у неё был какой-то нелюдимый: единственное оконце тёмное и трава кругом не примята. Но делать-то нечего! Саша собралась с духом и хотела уже постучать в окно, но тут заметила: дверь в избушку припёрта толстой палкой. Значит, внутри никого...
– Что же будем делать, Хвостик? – спросила Саша.
Но Жучка же не умела говорить! Будто в ответ, она вбежала на крыльцо. За нею и Саша. Убрала палку, отворила дверь, вошла, стала у порога. На всякий случай спросила:
– Можно?
В ответ тишина.
Постепенно Сашины глаза привыкли к полутьме. На узком подоконнике она увидела свечу, воткнутую в бутылку, и рядом спички. Саша зажгла свечу. Словно деревья под неслышным ветром, закачались тени по углам. Саша подняла свечу повыше, осветила всю избушку. Самодельный стол, три коренастые табуретки вокруг, в углу большая печь с лежанкой, у стены широкая лавка, над столом подвешен шкафчик...
Всё было просто, мирно. Нет, плохие люди здесь не жили.
Держа бутылку с горящей свечою в руке, Саша открыла дверцу шкафа., Там стояло несколько стеклянных банок, плотно закрытых крышками: крупа, грубо набитые куски сахару, сероватая крупная соль. Что в четвёртой банке, Саша понять не могла. Она открыла крышку, понюхала, догадалась: махорка. Ещё тут было три стакана, алюминиевые ложки, вилки и довольно большой холщовый мешочек. Саша тронула его рукой – твёрдое, неровное. Понюхала – пахло ржаными сухарями! Сразу есть захотелось ужасно!
