Текст книги "Выстрел в Орельей Гриве"

Автор книги: Сергей Высоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Знаешь что, Василий, – сказал он. – Ты иди один, а я поеду в Лугу… Надо мне туда срочно.

– А как же розыск? – недоуменно посмотрел на Корнилова участковый. На лице его отразилось разочарование, словно у мальчишки, которого в самую решительную минуту покинул товарищ.

– Ты и сам все сделаешь в лучшем виде. Помни только о главном: у кого есть друзья, родные в Ленинграде? К кому могли бы приехать или приезжали в эти дни? И осторожно расспроси о том, кто бывает у егеря, у лесника. Но осторожно! Понял? – Корнилов на секунду задумался. – Поговори с ними о том, о сем. Не ждали ли кого. Ружьишко увидишь на стене – спроси, зарегистрировано ли. Нет ли еще оружия. Будь с людьми попроще, не выспрашивай, а разговоры говори… И не торопись, а то потом больше времени потеряем. Вон одна только Надежда Григорьевна сколько полезных вещей нам с тобой наговорила!

Участковый согласно кивал головой. Этот немолодой, хмуроватый подполковник все больше и больше нравился ему, и лейтенанту было жалко, что Корнилов уезжает в Лугу, а не пойдет вместе с ним по другим деревенским избам.

– Машина, Василий Васильевич, за тобой часика через три вернется.

5

Всю дорогу от Владычкина до Луги Корнилову казалось, что машина еле двигается, и он уговаривал Углева поднажать.

– Да вы что, Игорь Васильевич, не чувствуете, что юзом то и дело прем? Хотите быстро ездить – хлопочите у Набережных шипованную резину. (Майор Набережных был начальником хозяйственного управления.) Нормально никто ездить не хочет, – ворчал Углев. – Всегда горит, всегда пожар. А ты хоть пропади! – Углев вдруг обернулся к Корнилову и сказал: – А я, товарищ начальник, должен теперь себя беречь. Женюсь первого марта.

– Поздравляю, – улыбнулся Корнилов. – Женишься, придется тебя на продуктовую машину переводить.

– Ну уж, – обиженно протянул шофер. – Рано еще Сашу Углева в обоз списывать! – И дал такого газу, что Корнилов вцепился в поручень и сказал:

– Хороший ты водитель, Саша, да с норовом. И поворчать любишь…

Белозеров, увидев подполковника входящим в кабинет, вскочил, глядя на него во все глаза, и изумленно сдвинул брови.

– Вопросы потом, – сказал Корнилов, на ходу сбрасывая пальто и шапку. – Пошли машину во Владычкино за участковым. И срочно поручи кому-нибудь выяснить, есть ли у вас в Луге вертолеты или «кукурузники», приспособленные к аэрофотосъемке.

– К аэрофотосъемке? – еще больше удивляясь, переспросил Белозеров.

– Давай, давай! И если есть, пусть попросят разрешения подняться и сфотографировать район Владычкина. А меня срочно соедините с Гатчиной, Финогеновым. А потом с Ленинградом. С нашим управлением.

Сначала дали Гатчину. Когда Корнилов, переговорив с начальником уголовного розыска Гатчинского райотдела Финогеновым, положил телефонную трубку и с наслаждением закурил, вернулся капитан, выходивший распорядиться насчет машины для участкового и вертолета.

– Товарищ подполковник, машину за участковым послал, про авиацию сейчас доложат. Заму поручил связаться… – Потом он сел напротив Корнилова и уставился на него. Всем своим видом он давал понять, что ему не терпится узнать, почему Корнилов так скоро вернулся из Владычкина и зачем ему понадобилась вдруг авиация. Но подполковник не торопился с новостями и только спросил:

– Из управления не звонили?

– Бугаев звонил. Просил сказать, что один автобусный билет – свежий, за тринадцатое января. С десятого маршрута. Они пытаются установить, не пропал ли где-нибудь в районе следования «десятки» человек… – Белозеров неодобрительно хмыкнул. – Ищут иголку в стоге сена!..

– Что ж, по-твоему, сложа руки сидеть? – недовольно произнес Корнилов. – Может, ты новостями порадуешь?

Белозеров поскучнел:

– Ничего нового, товарищ подполковник. Санпан твердит одно и то же. Пистолет, говорит, продал кузнецу из Пехенца.

– Не густо, – вздохнул Корнилов. – А про винтовку он ничего не говорил?

Белозеров встрепенулся:

– Про винтовку? Нет, ничего. А что, нашли?

– Ничего не нашли, – махнул рукой Корнилов. – Просто одна старуха рассказывала, что много лет назад у старого лесника винтовку с оптическим прицелом видела.

– Участковый там про эти винтовки все вызнает, – успокаиваясь, сказал начальник уголовного розыска. – А вы чего же так рано вернулись, Игорь Васильевич? Случилось чего?

Корнилов хотел ответить, но в это время как сумасшедший зазвонил телефон – дали управление.

– Соедините меня с Васильчиковым из НТО, – попросил Корнилов у телефонистки.

Васильчиков отозвался сразу же. Телефон почему-то всегда искажал до неузнаваемости голос эксперта, и трудно было отделаться от чувства, что с тобой разговаривает женщина с грудным контральто. В управлении смеялись над Васильчиковым: «Телефон обнажает твою истинную суть». А на самом деле голос у Васильчикова был низкий, с басовыми нотками, и в самом эксперте, крупном, чуточку неуклюжем, не было ничего женственного.

– Марлен Александрович, срочно нуждаюсь в твоей консультации.

– Это ты, сыщик? – спросил Васильчиков. Он всегда так звал Корнилова. – Мог бы и зайти.

– Я из Луги, – сказал Корнилов. – Дело срочное, слушай внимательно. Можно ли с помощью фотоаппаратуры снять на снегу старые следы?

– Что значит старые? – удивился Васильчиков.

– Ну не очень старые… Вчерашняя лыжня. Потом был снег, и ее замело, но ведь снег под лыжами уплотнился, понимаешь? Плотности-то разные!

– Так-так-так, – неожиданно быстро пропел Васильчиков.

Корнилов искоса взглянул на Белозерова. Тот, видать, все понял и, весь подавшись к телефону, с напряжением ждал окончания разговора.

– Вы же восстанавливаете выбитые на машине, а потом спиленные номера по принципу изменения структуры металла, разной его плотности. И здесь так же, – сказал Корнилов. – Разная структура снега.

– Так же, так же! – недовольно проворчал Васильчиков. – Ты же не повезешь ко мне в лабораторию свой прошлогодний снег со следами. А я, естественно, не повезу к тебе свою стационарную аппаратуру.

– А что, нет какого-нибудь простого способа? – с надеждой спросил Корнилов и заговорил настойчиво и увлеченно: – Ты понимаешь, Марлен, этот старый след я и так увижу. Если смотреть против низкого солнца, он всегда проступает слабой тенью, но мне его сфотографировать надо. Понимаешь? Сфотографировать!

– Чего-то интересное говоришь, – отозвался Васильчиков. – Но пока не соображу… Таких экспериментов мы еще не проводили. В космическом масштабе.

– Эх, ты! – подосадовал Корнилов. – Тугодум. Попробую без тебя обойтись.

– Попробуй обойтись без меня, но с поляризационным фильтром, – сказал Васильчиков.

Корнилов положил трубку, но телефон тут же зазвонил снова. Уже докладывал Финогенов из Гатчины: Григорий Иванович Мокригин, главный бухгалтер лесхоза, жив-здоров. В данный момент у себя на работе. Одинок. Живет на Пролетарской улице.

– А что еще интересует? – спросил Финогенов.

– Жив-здоров, значит? – переспросил Корнилов. – Это, собственно, и хотел узнать… – Он помедлил в раздумье и увидел, как дверь кабинета растворилась и вошел Селуянов, заместитель Белозерова. Заметив, что подполковник разговаривает по телефону, Селуянов на цыпочках прошел через кабинет, сел рядом с Белозеровым и что-то зашептал ему на ухо.

«Договорился он с авиацией или нет?» – с тревогой подумал Корнилов и сказал Финогенову:

– Ну все. Спасибо. – Положив трубку, Корнилов обернулся к Селуянову: – Как авиация?

– Все в порядке, товарищ подполковник, прогревают моторы, – сказал тот, широко улыбаясь. – Насилу отыскали с аппаратурой. У землеустроителей. «Кукурузник». А вертолетов нет.

– Летим, летим, – весело пробормотал Игорь Васильевич и схватился за пальто.

Белозеров тоже вскочил со стула, с удовлетворением потирая руки. Глаза его блестели.

– Это вы здорово про самолет! – гудел он. – Я опытный лыжник! Не раз замечал, что старая лыжня сквозь порошу темнеет. Если против солнышка глядеть. А ближе к весне, чуть солнышко пригреет, все старые лыжни проступят, словно паутиной снег затянули.

– Давай, «опытный лыжник», поворачивайся! – поторопил его Корнилов. – Не то солнышко тю-тю. И лыжня тю-тю!

Они радовались, как дети; перебрасывались шуточками, пока одевались. Селуянов смотрел на них с недоумением. Он не слышал разговора Корнилова с экспертом и никак не мог понять, зачем подполковнику понадобился вдруг самолет.

– Витя, оставайся в отделе за старшего, – сказал Белозеров Селуянову, который так ничего и не понял. – Распоряжайся тут. Мы скоро.

На заснеженном поле стояли в ряд зеленые АН-2 с большими баками по бортам. Один, без баков, какой-то франтоватый, может, из-за того, что окраска у него была не густо-зеленая, а блекло-голубая, расположился поодаль. Пропеллер у него бешено крутился, вздымая облако искрящихся на солнце снежинок. Корнилов вылез из машины. За ним, покряхтывая, выбрался Белозеров. Из небольшого вагончика, в каких обычно живут строители, только полосатого, спустился по лесенке мужчина и неспешно пошел им навстречу. Видно, заметил машину из окошка. Подойдя, спросил:

– Вы из милиции?

– Из милиции, из милиции, – нетерпеливо проговорил Белозеров, постукивая ботинком о ботинок. – Скоро полетим?

Мужчина улыбнулся:

– Сейчас и полетим. Мотор, как видите, уже запущен. – Он протянул руку: – Разрешите представиться. Главный инженер землеустроительной экспедиции Спиридонов Иван Степанович.

Лицо у Спиридонова, широкоскулое, с редкими волосинками на подбородке, было покрыто красноватым деревенским загаром. А глаза-щелочки из-под сильно прищуренных век смотрели с такой веселой хитрецой, что Корнилову вдруг захотелось подмигнуть инженеру.

– Погоня? – спросил Спиридонов, когда они пошли к самолету. И, не дождавшись ответа, спросил снова: – А зачем съемочная аппаратура?

– Нам следы сфотографировать нужно, – ответил Корнилов. – Следы на снегу.

– Где снег, там и след, – многозначительно усмехнулся Спиридонов. – Аппаратура у нас, правда, для других целей… Но попробуем.

– Товарищ Спиридонов, а поляризационный фильтр у вас есть?

– А как же, найдется.

– А снимать вы будете? – с сомнением спросил Белозеров.

– Мы будем снимать, – спокойно ответил Спиридонов. – Какие еще вопросы? – И опять так хитро сощурился, что Корнилов чуть не рассмеялся.

– Далеко лететь-то? – поинтересовался главный инженер. Он шел не торопясь, то и дело оглядываясь то на Корнилова, то на Белозерова, будто хотел их получше рассмотреть и запомнить.

– Да недалеко. На Мшинскую. Только поскорей, поскорей. Какие, к лешему, в потемках следы, если промешкаем?

– И-и, на Мшинскую! – разочарованно протянул Спиридонов. – Я думал, куда подальше.

В салоне самолета молоденький механик что-то оживленно обсуждал с пилотом, тоже молодым, с небольшой черной бородкой и усами.

– Ераксин, все готово? – крикнул Спиридонов.

– Все в ажуре, – механик поднял руку. – Ладно, Игорь, вернешься, обсудим, – сказал он пилоту и, с интересом оглядев пассажиров, важно прошествовал к дверям.

– На Мшинскую, борода! – крикнул Спиридонов пилоту. – Там съемку делать будем.

Белозеров достал из кармана помятую карту и стал было раскладывать, но пилот вытащил из планшета свою, большую. Сунул ему карандаш, спросил:

– Найдете?

– Найду! – буркнул тот и, отыскав Владычкино, обвел на карте небольшой кружок.

Через несколько минут самолет резко дернулся, помчался по полю, жестко подскочив на ухабах, оторвался от земли и, слегка покачиваясь, пошел над домами. Корнилов с интересом смотрел в иллюминатор. Тень от самолета все время бежала впереди, словно лоцман, указывающий путь.

– Нам лету минут десять, – сказал Спиридонов, чего-то подкручивая в своей аппаратуре. – Вы места-то хорошо знаете?

– Знаем места, – весело ответил Белозеров, тоже прилипший к иллюминатору. И вдруг пропел красивым, сочным баритоном:

 
Не белы снеги во поле забелилися…
 

– Вы, капитан, на гитаре, часом, не играете? – спросил Корнилов.

– Играю, – добродушно ответил Белозеров. – Я, товарищ подполковник, играю и пою. В День милиции в концертах выступаю.

Спиридонов кончил копаться в приборах и пересел поближе к Корнилову. Разговор на отвлеченную тему, видать, не устраивал главного инженера, и он, поблескивая своими хитрющими глазами и сощурившись, спросил:

– Чьи следы снимать-то будем? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Это я к тому, что аппаратуру приготовить надо. Сейчас ведь пролетим.

Корнилов объяснил ему и снова уткнулся в иллюминатор.

Они летели совсем низко. Слева черной линией прорезала лес железная дорога. Было видно, как притормаживала у желтого станционного домика электричка. Чуть поодаль от станции стояла небольшая деревенька. Из труб подымался дым, отбрасывая длинные тени. Деревня исчезла позади, и вдруг из зарослей выскочили три лося. Самолет промчался над ними, лоси сразу остановились. Один из них лег.

– Вон озеро Вялье! – крикнул Спиридонов и показал рукой направо.

Огромное, вытянутое на много километров, заснеженное поле, отороченное сосновым мелколесьем, расстилалось внизу. В одном месте, самом узком, на льду темнело несколько черных точек. Корнилов не сразу сообразил, что это рыбаки.

– Велика Федора, да дура, – проворчал Спиридонов. – Вот только там, где рыбаки, и глыбко. А болота вокруг… – Он хотел сказать еще что-то нелестное об озере, но в это время Белозеров, оторвавшись от иллюминатора, крикнул:

– Владычкино! Давайте снижаться.

Самолет низко-низко пронесся над деревней. Корнилов разглядел дом, в котором брали Санпана. Он стоял чуть на отлете. Описывая большой полукруг от деревни, шла полем дорога и скрывалась в густом еловом лесу. И тропинка, ведущая на станцию, была видна. Теперь сразу стало понятно, почему деревенские упрямо торили в снегу эту тропинку, а не ходили по дороге, – тропинка была намного короче. Корнилов вдруг подумал о том, что хорошо бы найти такую точку, такую гору, с которой тебе было бы видно, как идти в жизни самым коротким, самым правильным путем…

Вот здесь, где тропинка ныряла в лес, и был убит позавчера лыжник. Какая-то женщина, закутанная в черный платок, шла по тропинке в сторону деревни.

– Ну, что снимать-то? – нетерпеливо спросил Спиридонов.

– Сделаем еще круг, зайдем против солнца, – попросил Корнилов. Он вошел в кабину пилота и, стоя за его спиной, вглядывался в заснеженные поля. – Пройдем правее этой тропинки. Видите? Вот идет от деревни.

Пилот кивнул головой.

Самолет сделал крутой вираж и полетел, чуть не задевая за маковки елок, снова к тому месту, где тропинка выныривала из лесу.

– Начинайте съемку! – крикнул Игорь Васильевич, обернувшись к Спиридонову. Инженер кивнул.

В том месте, где нашли убитого лыжника, весь снег был истоптан, словно там танцы устраивали. Были заметны и стежки следов на расстоянии метров двухсот – двухсот пятидесяти от тропы. Следы эти описывали огромную дугу и возвращались к месту происшествия. Корнилов догадался, что это прошли они с участковым. Ничего они тогда не заметили, только свежий пушистый снег… И вдруг рядом с этой стежкой Корнилов увидел лыжню. Нет, он не увидел ее, а скорее угадал, что эта легкая голубоватая полоска, похожая скорее на тень от проводов, и есть припорошенная свежим снегом лыжня.

– Капитан! – крикнул Игорь Васильевич, призывно махнув рукой. Белозеров стал рядом с ним. Впился глазами в снежное поле.

– Видите?

– Вижу. А вот на горке натоптано. И след обрывается. Удобное место!

Корнилов проследил за ниткой лыжни. Она и впрямь обрывалась на горке, среди кустов. Здесь лыжник, наверное, стоял долго, а может быть, и лежал…

Но все это они видели лишь считанные секунды, самолет пронесся над горкой, и вот уже мелькнула внизу деревня.

– Еще кружок! – попросил Корнилов. «Вот оно, – заволновался он, – человек пришел на горку и там остановился. Там, может быть, лежал, ожидая, когда из леса выйдет по тропинке лыжник. Из винтовки достать – плевое дело…»

Теперь уже пилот вывел машину прямо на Орелью Гриву. Лыжня уходила с горки в кусты, потерялась там, но потом появилась вновь, пересекая большую поляну. И снова пропала в густом лесу. Игорь Васильевич огорченно чертыхнулся, но снова увидел лыжню в редколесье. Белозеров вдруг подтолкнул его легонько в бок и сказал пилоту:

– К домику!

Впереди, на большой поляне, стоял бревенчатый дом. Вид у него был нежилой. Может быть, из-за того, что не вился дым из трубы? Но от дома вела тропинка, убегала сквозь лес в сторону деревни.

– Кордон Замостье! – крикнул пилот.

Это был дом лесника Зотова. Лес стал пореже, и Корнилов увидел припорошенную лыжню, а рядом с нею еще одну, совсем свежую. Поляну перед домом пересек еще один, новый след.

– Н-да, – разочарованно проворчал Белозеров. – Следов-то здесь хватает.

– А ты что ж, думал, лесник в лес не ходит? – спросил Корнилов. – Но главное-то мы узнали – след с Орельей Гривы идет по направлению к дому лесника. Заметил? А остальные следы свежие. Сегодняшние. Неужели не отличишь?

Капитан с сомнением хмыкнул.

– Не хмыкай, завтра с утра поедешь с группой в этот район. Пошлешь кого-нибудь по следу. Разберемся досконально. Где наша не пропадала! – И сказал пилоту: – Летим в Лугу!

Усевшись на скамейку, он спросил Спиридонова:

– Как вы думаете, будет заметен этот старый след на снимке?

Спиридонов расплылся весь в хитрющей улыбке.

– С поляризационным фильтром, может, и получится. Да ведь постараемся. Наверное, дело серьезное?

Ему все-таки очень хотелось узнать подробности.

– Человека здесь убили, – сказал Игорь Васильевич. – Ночью был снег, следы замело. Вот решили попробовать с самолета снять…

– А если бы самолета не оказалось? – поинтересовался Спиридонов.

– Пешочком пришлось бы каждый сугроб ощупывать, – ответил Корнилов. – Времени бы убили много…

И подумал: «Надо там поискать гильзы. Хотя, наверное, и нету их. Не оставил стрелок гильзы. Не забыл прихватить с собой. Но проверить нужно…» Он сказал об этом Белозерову. Тот кивнул:

– Любопытный след, товарищ подполковник. Ох любопытный! Изучим его вдоль и поперек, обнюхаем…

– Шутки шутками, – сказал Корнилов, – а вы постарайтесь найти такой участок, где след свежим снегом не запорошило. Где-нибудь под елками… И знаешь еще что, Александр Григорьевич, завтра с утра проведите там на месте эксперимент. Определите, можно ли увидеть с этой горушки стоящего на тропинке человека? Ну и главное – положение трупа ведь зафиксировано?

– Да. Я же показывал вам фотографию, – насторожившись, сказал Белозеров.

– Восстановите позу убитого, определите направление выстрела. Удивляюсь, почему только сразу это не сделали?

Капитан виновато вздохнул и с опаской оглянулся на Спиридонова, который сидел, навострив уши, словно лис у мышиной норы.

– Если сойдется все на Орельей Гриве, – задумчиво сказал Корнилов, – имеем шанс.

Он замолчал и стал смотреть в иллюминатор. Уже совсем стемнело. Кое-где мерцали голубоватые холодные огоньки, в одном месте горел большой костер. Наверное, жгли на лесной делянке сучья – языки пламени взвивались высоко вверх.

«Вот ведь как случается, – думал он. – Обычно чем быстрее поспел на место, тем больше шансов обнаружить следы. Свеженькие, первозданные. Тут же в первый день из-за пасмурной погоды намека на следы от лыж не было видно. А прошло время – солнышко эту лыжню и высветило».

6

Около семи вечера вся группа собралась в кабинете начальника угро. Корнилов разложил на столе еще чуточку сыроватые фотографии. Спиридонов, видать, специально передержал их в проявителе, и снимки получились очень контрастные.

Следователь прокуратуры, ведущий дело, сидел напротив Корнилова, пытаясь придать лицу безучастное выражение. Но это у него плохо получалось. Подполковник краешком глаза видел, как время от времени Каликов исподтишка разглядывал его и бросал любопытные взгляды на фотографии, пока непонятные ему. «Неопытный еще парень, – подумал Корнилов, – со своими, лужскими, знает, как себя держать, а тут ленинградское начальство пожаловало. Хоть и чужое, а начальство».

Участковый примостился на стуле у батареи, все время грел руки, наверное, промерз, пока ходил к егерю и к леснику.

– Давайте начнем, – сказал Корнилов. – Обменяемся новой информацией. Только коротко. У вас нет возражений, товарищ Каликов? – обернулся он к следователю. Тот кивнул головой. – Юрий Евгеньевич, начни ты!

Белянчиков вытащил из нагрудного кармашка крошечный кусочек бумаги и положил перед собой.

– Я еще раз осмотрел убитого, его одежду. Убитый, по-видимому, художник. Мне показались странными его ногти – как будто цветная грязь под ними… В лаборатории исследовали, говорят: краска. Гуашь. А в кармане я нашел вот это… – Белянчиков вытянул из кармана целлофановый пакетик, в котором лежал маленький красный осколок, похожий на осколок школьного мелка, только потоньше. Участковый поднялся со своего стула, пытаясь через голову Юрия Евгеньевича разглядеть, что там он выложил на стол.

– Василь Василич, – сказал Корнилов, – подгребай к столу, а то шею свернешь.

Рыскалов покраснел и, неловко громыхнув стулом, пересел к столу. Следователь тоже смотрел на пакет, уже не скрывая любопытства.

– Эта сангина, – невозмутимо продолжал Белянчиков. – Кроме как у художников, ее вряд ли у кого найдешь. Я тут проконсультировался с одним здешним живописцем… Это сангина французская. Очень хорошего качества. У нас только через Худфонд ее распределяют. – Он сделал паузу и сказал сердито: – Если бы огрызок сангины нашли вчера утром, мы сегодня уже знали бы имя убитого.

Корнилов посмотрел на Белозерова. У того уши сделались пунцовыми, а следователь заерзал на стуле.

– Я передал в управление, чтобы выяснили в Союзе художников, у кого могла быть французская сангина… Звонил еще раз Бугаев. Сообщил, что по номеру билета определили не только маршрут, но и приблизительное место, где художник садился в автобус. Это на Петроградской. Между улицами Попова и Введенской. Да, и вот еще что: крепление на одной из лыж сломано. Скорее всего, что часть дороги лыжи на этом художнике ехали, а не он на них… У меня все, – закончил Белянчиков и, насупившись, уставился на следователя своими немигающими глазами.

– Есть вопросы к капитану? – спросил Корнилов. Все молчали, и только участковый поднял было, как школьник, руку и тут же отдернул. Видно, хотел что-то спросить, да застеснялся.

– Что дал дополнительный опрос на станции? – нарушил тишину Белозеров.

– Ничего нового. С пятнадцатичасового поезда в сторону Владычкина пошли двое. Один с лыжами, другой без. Дежурный по станции говорит, что мог бы опознать человека, шедшего без лыж. Установить людей, которые приехали этой же электричкой, пока не удалось.

– Очень важно, что дежурный сможет опознать пассажира, – сказал Корнилов.

– Некого только предъявить ему на опознание… – невесело ответил Белянчиков.

– Скажите, а вы оформили процессуально найденные вещественные доказательства? – поинтересовался следователь.

Корнилов видел, как заиграли на скулах у Белянчикова желваки, и почувствовал, что запахло порохом.

– Ну а как же, товарищ Каликов, – сказал он примирительно. – Об этом даже и говорить не стоит…

Белянчиков, усмехнувшись, глянул на Корнилова и покачал головой.

– Василий Васильевич, а что дал ваш поход?

Участковый хотел встать, но Корнилов остановил его:

– Сидите, сидите.

– Товарищ подполковник, егерь Вадим Аркадьич утверждает, что у лесника наверняка винтовка есть, – торопясь, начал участковый. – На Николу он лося свалил…

– Ты давай поточней, – сердито сказал Белозеров, – числа называй. А то «на Николу»!

– Девятнадцатого декабря, – поправился участковый. – Только егерь сам винтовку не видел, а нашел лося. Уже освежеванного. По ране определил – из винтовки стреляли. И женка егерева подтверждает – она рану видела.

Все засмеялись.

– Ну раз женка видела, тогда дело в шляпе, – сказал Белянчиков. – А почему он думает, что это лесникова работа?

– Следы, товарищ капитан. К самому кордону. Лесниковы, говорит, широкие лыжи.

– Акт составил? – строго спросил следователь.

– Не составил, – тихо сказал участковый, будто сам и был виноват в том, что акт не составлен. – Пожалел он его. По-соседски, видать.

Следователь, недовольно покрутив головой, легонько стукнул ладонью по столу. Получилось это у него немного картинно, наигранно. Он и сам, видать, почувствовал это, смутился.

– Ты у лесника был? – тревожась, спросил Корнилов.

– Был, товарищ подполковник. Только он, наверное, выехатчи. Запертый дом. Одна собака в сенях воет.

– Интересно, интересно, – глубокомысленно произнес Белозеров и посмотрел на подполковника.

– Молодец, участковый, – похвалил Корнилов и спросил у Белозерова: – У вас, Александр Григорьевич, по версии «Санпан» есть что-нибудь новенькое?

– Есть, Игорь Васильевич, – ответил начальник уголовного розыска. – Наши только что произвели еще один обыск у кузнеца Левашова. Жена показала, где у него спрятан пистолет. В бочке с капустой держал, товарищ подполковник. Закатал в полиэтилен. Придется дело заводить!

– Экспертизу уже провели, – сказал следователь. – Из пистолета очень давно не стреляли. Мое мнение: версия «Санпан» отпадает. Многие люди подтвердили, что в день убийства Полевой был в Пехенце, напился до бесчувствия и на попутке отвезен домой…

– Что касается охотников, – продолжал Белозеров, – то и эта версия отпадает. По оперативным данным, за последнюю неделю не было в том районе охотников. И местные мужики на охоту не выходили…

Корнилов слушал Белозерова и невольно сравнивал его с Белянчиковым. Вместе учились, наверное, одногодки, а как небо и земля. Юрий Евгеньевич подтянутый, сосредоточенный, в черных волосах ни одного седого волоска. Вот только угрюмоват. А Белозеров располнел, голова совсем седая… Говорит – руками машет, словно мельница. Да и следы неряшливости заметны. Нет, что ни говори, работа в большом, слаженном аппарате заставляет человека следить за собой, подтягивает. Хотя работник Александр Григорьевич и хороший, но уж какой-то очень домашний. А может быть, это и неплохо, что не сухарь?

Когда Корнилов, раздав каждому из присутствующих по фотографии, сделанной Спиридоновым, рассказал о своих предположениях, в кабинете стало совсем тихо.

– Неужели заметенная снегом лыжня так хорошо видна? – удивился следователь Каликов, первым нарушив молчание.

– Не так уж и хорошо, – сказал Корнилов. – Но разглядеть можно.

– Да, похоже, что к леснику один след ведет, – со вздохом произнес участковый. – Значит, ой. А ведь все говорят, хороший мужик. Я вот беседовал…

– Да, это уже кое-что значит! – прервал его Корнилов. – Версия, пожалуй, самая перспективная. Завтра утром надо пойти по следу и провести следственный эксперимент на месте убийства. И взять разрешение на обыск и задержание лесника. Если он появится. Ну, это уже ваше дело. Справитесь теперь без нас. А мы с Юрием Евгеньевичем поедем в Ленинград. – Он посмотрел на Белянчикова.

Тот оживился:

– Конечно, поедем. Ехали-то на день, а сидим вторые сутки!

Несмотря на настойчивые уговоры Белозерова, Корнилов отказался даже поужинать.

– Нет, нет, не уговаривай, – сказал он начальнику розыска, когда они спускались по лестнице к выходу, – я устал, спать хочу. А ужинать и вам, капитан, не советую. Будете стройным, как кедр ливанский…

– А я думал, вы дождетесь результатов, – уныло пробормотал Белозеров.

– Сами не маленькие, – усмехнулся Корнилов. – Дело-то сделано! Чего же нам тут торчать? Мне шеф до утра срок дал. – И вдруг неожиданно вспылил: – Хватит! Ты что же, считаешь, что мы двужильные? – Он перевел дыхание и сказал уже тихо, с укором: – Ты меня спроси, сколько вечеров за последние два месяца я дома провел? Да не больше десяти… – Корнилов хотел еще сказать, что книги ему приходится читать по ночам, но сдержался. «Белозеров-то тут при чем? – подумал он. – Сам небось минуты свободной не имеет».

Белозеров шел за Корниловым понурый, лицо у него было расстроенное.

«Чего это разошелся шеф, – думал Белянчиков, – нервы сдавать стали, что ли?» Таким раздраженным он видел Корнилова редко.

Они уже вышли на улицу, к машине, когда Белозеров робко попросил:

– Вы, может быть, участкового подбросите до Мшинской? Электричка не скоро…

– Пусть едет! – махнул рукой Корнилов.

Он с Белянчиковым сел на заднее сиденье, посадив участкового рядом с Углевым. Белянчиков сразу как-то съежился в своем углу, поднял воротник дубленки и через несколько минут стал похрапывать. А Корнилов и хотел заснуть, да никак не мог. Его всегда одолевало такое чувство, что стоит ему закрыть в машине глаза, задремать, как сразу что-нибудь случится, произойдет авария, катастрофа. И как бы он ни хотел спать, пересилить себя и заснуть никак не мог.

«Зря я распалился, – пожалел он. – Обидится Белозеров теперь!»

Им овладела вдруг апатия, безразличие ко всему на свете – и к тому, чем он занимался здесь, в Луге, двое суток, и к лыжне, которую он отыскал. «Ну и что? Очередное дело, – думал он. – Сколько их было! И сколько будет. А все одно и то же, одно и то же. Мельтешишься, суетишься, а годы идут, и на свете столько всего интересного, но не для тебя. Все мимо, мимо. Грубеть я стал, явно грубеть. Вбили себе в голову, что стараемся дни и ночи для людей, а ведь и сами мы люди. Себя забываем, для себя не стараемся. А для кого мы старались эти двое суток? Для кого? Для убитого художника, которого даже, как звать, не знаем? Ему ведь уже все равно».

Потом Корнилов вспомнил о том, что ему предстоит еще неприятное дело – писать отзыв на одну диссертацию. Диссертация слабая. Повторение старых прописных истин. Чего стоит хотя бы эта врезавшаяся в память фраза: «Совершая преступление, преступник во многих случаях старается согласовать свои действия с конкретной обстановкой». Да ведь это каждому известно еще со студенческой скамьи! Зачем же толочь воду в ступе, ради чего выдавать банальность за открытие? Ради прибавки в жалованье? За такие диссертации надо бы лишать права заниматься научной работой! Но шеф просил поддержать. Он официальный оппонент, неудобно устраивать погром. Придется писать уклончиво, хитрить.

– Товарищ подполковник, – вдруг тихо сказал участковый, нарушив его невеселые мысли. – А почему вы так поспешили уехать из Владычкина? После разговора со старухой Кашиной?

Корнилов вздохнул, ему не хотелось ничего вспоминать, вообще не хотелось говорить, но в голосе участкового была такая искренняя заинтересованность, что он не смог промолчать.

– Она, лейтенант, про лесникова дружка говорила, помнишь? Видный, говорит, мужчина, в большой рыжей шапке. Я и вспомнил – убитый тоже был в большой шапке. Фигуристый… Решил позвонить, проверить…

– Понятно, – сказал участковый. – А нас в школе учили, что надо все последовательно делать. Проверять все версии.