Текст книги "Время туманов"

Автор книги: Сергей Клочков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Те, кто шел по лесной дорожке, видимо, придерживались тех же взглядов на жизнь и место в ней человека, что и сам Шелихов. По крайней мере и звуки шагов, и голоса слышны уже не были, и Семен решил, что идущие навстречу так же хорошо засекли и их разговор. Э-эх… что бы ни говорили, но все-таки подрастерял бывший сталкер сноровку. Трепаться в голос, шагая по Зоне, и это после того, как «на огонек» заглянул мутант, потом едва не вляпались в аномалию и, ничем не наученные, начали громко обсуждать увиденное. Наука-то ладно, фиг с ним, им от природы много говорить положено, но Серый пусть бывший, но все ж таки сталкер… М-да. Помнится, проводник один, странный товарищ по кличке Грустный, как-то раз одному научнику очень больно по голове дал на каком-то особенно гнилом маршруте, причем научнику не простому, а импортному, над которыми очень тряслись и крайне редко в экспедиции отпускали. Ученый тот, англичанин, не с первого раза понял приказ соблюдать тишину, переспросил, снова не понял, а когда дошло, возмутился – с чего это, мол, ни мутантов, ни аномалий, спокойно все, а этот все рукой машет и непотребными словами на англичанина говорит. Ну а сталкер, не меняя своего грустно-задумчивого выражения, за которое, кстати, и имя получил, развернулся и отвесил иностранцу трехкилограммового леща. От такой рыбины бедняга молчал до самого пропускника, после чего попытался сделать скандал, желательно международный – и свидетели были, и пол-лица синевой залило – ладонь у Грустного была тяжелая. Коллеги, тоже британцы, стремления соотечественника не поддержали, мало того, популярно объяснили, что водится в подвалах давно заброшенного поселка, как выглядит и почему выходит на человеческий голос. Потом просто показали фото того, что после встречи с той подвальной нечистью от человека остается, причем на той же тропинке, по которой Грустный их группу вел. Англичанин на фото посмотрел и лицом сильно побледнел. Скандалить иностранец передумал, извинился и подарил сталкеру бутыль настоящего «Наполеона» сверх обычного гонорара. За спасение шкуры, так сказать.

«Придурок, – мысленно „похвалил“ себя Шелихов. – Идиотина».

Одна за другой текли минуты, и в лесной тишине Семен больше не мог различить никаких подозрительных звуков. Возможно, те, кто шел навстречу, свернули на другую тропу от греха подальше или вовсе повернули назад, но Шелихов отбросил такой вариант. Справа, буквально в тридцати метрах, текла мертвая речка, высушившая на своих берегах все деревья, с другой стороны темнел густой лесок из молодых, часто растущих елочек, и там пройти так, чтоб не хрустнуть ветками, было слишком сложно, так что не пошли они в обход. И назад тоже не пошли – хоть и дурная примета, однако и правда случаются разные гадости с теми, кто в Зоне по своим следам ходит. Значит, затаились. Или очень грамотно крадутся. А если так, то все может оказаться плохо.

Сдавленный, хриплый говорок прозвучал уже совсем недалеко, кто-то кашлянул, сказал что-то заплетающимся языком, и снова послышался звук шагов нескольких человек. «Пьяные, сволочи, – с каким-то облегчением подумал Шелихов, – вот дурачье… в Зоне нажираться». Семен махнул рукой, мол, не высовывайтесь, авось мимо пронесет местных алкоголиков, ну их. Удивительно, как они еще в таком состоянии выжить умудрились.

Через несколько секунд Шелихов увидел первого. И понял, что ошибался.

Пьяным этот человек не был… да и человеком он, по большому счету, уже не являлся примерно недели две. Да, он пошатывался, еле волочил ноги, надолго замирал, роняя голову на грудь, и действительно по-пьяному водил руками словно в поисках опоры. Но даже издалека было хорошо видно серое облачко мух, кружащихся вокруг фиолетово-черной головы. За ним показались еще трое, причем у одного из них давность превращения была уже приличной – частично высохший, угловатый, он двигался рывками, переставляя негнущиеся ноги. Остальные издалека выглядели нормальными живыми людьми, но Шелихов по особенной походке и застывшим, словно замороженным движениям рук понял – такие же зомби, просто недавние.

Нехорошее, мерзлое чувство знакомо расползлось по груди, шевельнулись волосы на затылке, онемели ноги, и Шелихов, сглотнув, закрыл глаза, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Зомби… да, он всегда не то чтобы сильно боялся их, но испытывал смешанные чувства гадливости, отвращения и даже жалости. Да, было страшно, конечно, но страшно было стать такой же бродячей мерзостью. Некоторые сталкеры стреляли в кадавров, хотя толку от этого было не особенно много – бывший труп, как правило, отказывался умирать во второй раз и продолжал топать по Зоне, словно не заметив цепочек сквозных дыр в груди, из которых и кровь-то не шла. Семен их никогда не стрелял, а, завидев, просто отходил в сторону или, затаившись, ждал, пока пройдут мимо, если не хотелось менять намеченный маршрут. Из всех известных тварей Зоны эти, пожалуй, были хоть и жуткими, но не особо опасными, почти безвредными. Правила с ними простые – на пути не стоять, не подходить и, уж конечно, не трогать. Даже если не нападет, то или заразу на себе таскает, или ядовит насквозь – жрут ведь все, начиная от тряпок и заканчивая аномальными образованиями. Пугаться их особо не стоило – в Зоне, как и на Большой земле, страшиться следовало живых, а не мертвых. Семен и не боялся. Раньше.

Теперь то ли действие лекарства уже прекратилось, то ли страх оказался все же сильнее научного препарата, но Шелихов чувствовал, как по мере приближения зомби ему становилось все хуже. Он даже не сразу услышал вопрос Ткаченко, стрелять ли этих, а когда услышал, не смог ответить – горло свело судорогой, и вместо слов послышалось тихое невнятное мычание. Шелихов негнущимися пальцами начал царапать пластиковую коробку со шприцами, руки немели, и когда раздалась громкая, трескучая автоматная очередь, Семен, вздрогнув всем телом, выронил пенал. Попал ли Андрей, сталкер уже не увидел. Он лег на землю, облапив дробовик, и тонко заскулил, чувствуя, как вместе с приступами ужаса душу точат невыносимый стыд и отчаяние. В голове крутилась одна мысль – вернуться домой, в свою темную, припахивающую плесенью комнатушку, завернуться в одеяло и, намертво вцепившись в спинку кровати, дождаться конца всему этому страху, яростно вышвырнуть из своего личного бытия весь этот мир с его Зонами, ходячими трупами, памятью, ужасом, гнилыми мертвыми речками, людьми, землей и небом. Чтобы вокруг была только темная холодная пустота, абсолютное ничто, в котором так здорово было бы раствориться, спрятаться так, чтобы никто и никогда не нашел…

– Не могу больше… – сдавленно, глухо заревел сталкер и, до крови ломая ногти, вцепился в землю. – Пристрелите на хрен… не могу так жить…

– Возьми себя в руки, мужик, – кто-то жестко схватил Семена за шиворот, рывком приподнял и, судя по странному онемению на шее и звуку хлопка, даже ударил. – Успокойся! Ну!

Как ни странно, Шелихова поднимал не военный, а Лазарев. Несмотря на тяжелый шок, Семен ощутил даже что-то вроде удивления – на скулах Игоря вздулись желваки, глаза горели так, что казалось, могут треснуть стекла очков.

– Ты, зараза, нас проведешь, понял? Проведе-ошь… соберешься и проведешь… не сметь, понял? Зар-раза… – Ученый бесцеремонно прошелся по карманам Серого, выудил пачку «Альянса», прикурил и сунул дымящуюся сигарету Шелихову в зубы, – давай, тяни… зар-раза… Андрей Николаевич, будьте добры, в моем рюкзаке есть фляжка с коньяком.

– Проще пристрелить… – Семен закашлялся, подавившись дымом. – Чё вы со мной цацкаетесь…

– Ага, вот прямо сейчас и пристрелю… – Игорь кивнул. – Сначала пей давай… зараза такая. Видел бы ты себя со стороны. Страшнее тех матричных организмов, честное слово, я уж думал, прямо здесь кончишься. А нам без тебя нельзя… нельзя, зараза этакая…

– Довел бы и я, – буркнул Ткаченко. – Ты не обижайся, сталкер, не по злобе я это скажу, но какой из тебя, на хрен, проводник? Тебе всю нервную систему заново прошивать надо.

– Нельзя, Андрей Николаевич. – Ученый вздохнул.

– Нельзя… хм, ну ладно. – Капитан пожал плечами. – Только я так и не врубился ни разу, почему.

– В Москве погибли или бесследно пропали шестнадцать научных экспедиций из шестнадцати, что пошли без проводников, имеющих опыт Зоны. Из девяти следующих, тех, что вели бывшие сталкеры, в полном составе вернулись семь. Вернулись семь, понимаете, и восьмая группа понесла потери в Крылатском – погибли полевой лаборант, ученый-биолог и, на обратном пути, сталкер-проводник, который все-таки вывел большую часть группы. Девятая группа, возможно, тоже жива, так как сигналы пропали сразу у всех в районе метро «Проспект Мира», где регистрировались временные петли, так что есть шанс, что они еще вернутся. Есть шанс. А у тех шестнадцати групп, получается, шансов не было.

– Их вели сталкеры… – Ткаченко выделил интонацией последнее слово.

– Только пять групп, – Лазарев хмыкнул. – Остальные экспедиции вели ученые, имевшие значительный опыт Зоны, одну, ту, которую до сих пор не нашли, военный сталкер и еще одну – бывший бандит и мародер Судак.

– Видимо, он и загубил часть группы? – предположил капитан.

– Нет… – Лазарев покачал головой. – Все вернулись живы и даже почти здоровы, только одного ученого с тяжелой психической травмой пришлось отстранить от полевых работ.

Андрей покачал головой, вздохнул и посмотрел на Шелихова уже не с раздражением и неприязнью, а почти сочувствием.

– Эх, ты, сталкер-проводник, опытный бродяга. Смотрю вот на тебя, и самому жутко становится. Ты мне скажи – это реально Зона так спалить может?

– Не… – зло выдохнул Семен. – В детстве из-за угла букварем по кумполу получил. С тех пор собственной тени шарахаюсь.

– Слушай… – Андрей миролюбиво поднял руки. – Что ты на меня кидаешься по поводу и без? Просто спросил, а ты – в оскал сразу…

– Да. Реально может. Сам ведь там был, в Зоне. Что тогда спрашиваешь? – Шелихов раскрыл пенал со шприцами-тюбиками. Трех уже нет… семнадцать штук всего осталось, а ведь ходка только-только началась. Черт… проклятие. Надо было у профессора еще две-три таких коробочки выцыганить. Ну а пока волна спокойствия мягко разошлась по всему телу, хотя руки до сих пор почему-то крупно трясло, а ноги пока отказывались ходить.

– Был. – Андрей вдруг странно хохотнул и, порывисто вздохнув, продолжил: – Командовал опорной точкой Периметра. Полгода просидел за бетонным забором и Зону, если честно, только в прицельный модуль наблюдал.

– Ну и как?

– Да никак. У нас место было очень тихое, спокойное. Ни тварей, ни вашего брата. Все бы хорошо, но все ж страшновато было, конечно. Особенно по ночам. – Ткаченко задумчиво улыбнулся. – Там от нас недалеко сельский погост был, весь лесом зарос, даже в бинокль не разглядеть ничего, и хоть пугали нас, но никто там из земли не вылезал и у забора не шатался. Все равно боялись и близко не подходили, хотя по нейтралке и положено было патрулировать. А Зона… хм, ну, что Зона? С вышки дома видать, серые все, заколоченные, трубы в небо торчат, трактор ржавый, и ничего необычного ну вообще не видно. Заброшенный поселок просто, каких сейчас много. Если бы не веяло от всего этого какой-то необъяснимой жутью, то и не поверил бы я никогда, что там смерть за каждым углом. Я и стрелял-то раз всего, ночью, по тепловизорам. Что-то здоровое было, а что – не разберешь. Я и накрыл его из «Корда». Утром в бинокль смотрели – какой-то багровый холмик из травы торчал, а что или кто это было, черт знает. Желающих прогуляться и полюбопытствовать не нашлось. Сегодня вот второй раз стрелял… не по мишеням.

– Эти… попал по ним? – спросил сталкер и, не глядя, кивнул в сторону, откуда шли зомби. Смотреть не хотелось.

– Попал. – Андрей отсоединил магазин автомата и начал защелкивать в него патроны. – Аж лохмотья полетели. Правда, пофигу им… попадали, сразу поднялись и обратно потопали. Один, правда, до сих пор сидит, канючит. – И Ткаченко вдруг заметно, крупно вздрогнул. – Не, мужики… чего-то мне как-то нехорошо сделалось от всех этих дел. Не то чтобы жалею, работу взял – делай, но… знал бы, не подписался.

– Спасибо, приехали. – Ученый сник. – Господа, мы ведь с вами еще и до ВДНХ не дошли, а настроения уже панические. Так не пойдет.

– Сказал же – на попятную не собираюсь. – Ткаченко щелчком вставил заполненный магазин в автомат. – Подписался – значит работаю.

– И я тоже, – буркнул Шелихов, поднимаясь с земли и отряхиваясь.

– Вот и ладно. – Игорь попытался усмехнуться. – Мне… нам, друзья-товарищи, ну никак нельзя назад. Мы должны дойти.

– Думаешь, найдешь что-то такое, что не по зубам было прошлым экспедициям? – поинтересовался Андрей. – Брось…

Ученый не ответил, и только по губам видно было, что он все-таки что-то прошептал. Шелихов с неудовольствием заметил легкий, но очень знакомый блеск в глазах – так обычно смотрели фанатичные, слишком самоотверженные люди. Так смотрели «ботаники», способные во имя своей науки посылать людей на смерть, да и самим идти с ними за компанию. Нехороший это блеск… Семену все меньше и меньше верилось в то, что их команде суждено будет вернуться. Зона, такая Зона, была ему совершенно не знакома, Ткаченко оказался простым военнослужащим Периметра, а вовсе не военсталом, и еще этот Игорь, который, может, в экспедиции и ходил, да только нормального, здорового страха там не заработал. Шелихов с удивлением отметил, что ученый и бровью не повел при встрече с мутантом и спокойно проводил замеры в трех шагах от смерти, разлегшейся на тропе. Даже сейчас, после отстрела зомби, он занимался тем, что приводил его, сталкера с трехлетним стажем, в чувство и отчитывал военного за понятное в таком состоянии уныние. Герой, черт бы его побрал… такое бесстрашие штука, может, и похвальная, да только не в Зоне, где обязательно должна быть осторожность, непрерывно подстегиваемая тем самым страхом, что помогает выжить. Плохо только, что этот самый страх однажды может выйти из-под контроля… Ну, зато этот чертов научник не перегорит, не суждено. Шелихов даже позавидовал ему в глубине души. Нервная дрожь унялась, и Семен, отведя взгляд в сторону, глухо буркнул:

– Ну, я в норме. Двинули дальше… нужно успеть найти место для ночевки.

Сверяясь с показаниями детектора, группа сделала широкий крюк, и невидимая аномалия осталась позади. Крюк был даже немного больше, чем нужно, пришлось идти вплотную к ельнику – подстреленный зомби так и сидел на дорожке, жалобно гнусавя и покачивая головой. Во второй раз стрелять Ткаченко не стал – Игорь заверил, что даже серьезные разрушения тела «матрицу» не убьют, а на шум могут сбежаться новые твари. Шелихов вышел вперед и, хотя лекарство только начало действовать, снова повел группу, тщательно проверяя путь. По мере приближения к окраине парка все сильнее ощущалось влияние Зоны, заразившей Москву: если в первый год деревья как-то выдержали все аномальные «сюрпризы», свалившиеся на Город, то теперь весь лес был мертвым. Листва так и не опала с веток, и рощи из зеленых стали желто-коричневыми, серыми, даже черными – свернувшиеся в трубки листья казались скрученными жаром. Мертвой была даже трава – желтая, сухая, хотя то тут, то там из земли вылезали совсем другие ростки, местами даже молодые деревца. Шелихов узнавал похожие на старые веревки плетеные стволы, причудливо вывернутые листочки, мелкие цветки грязно-белого цвета, рассыпанные по казавшимся мертвыми ветвям. Местами в умирающем лесу встречались островки зелени, отдельные живые сосны, осины, кусты орешника, но эти деревья скорее всего тоже были обречены. Несмотря на заверения ученого, что по-настоящему серьезная аномальная активность бывает только в самом Городе, Семен все чаще замечал характерные признаки аномалий. Горячие очаги показывали себя выжженными пятнами на земле, в центре некоторых пепельно-серых кругов видны были дыры на месте сгоревших пней. Над такими участками часто дрожал нагретый воздух, и Шелихов иногда чувствовал плотные волны тепла от земли на тех местах, где аномальный жар не успел выбраться на поверхность. Игорь иногда останавливался возле таких мест, подкручивал верньеры на своем детекторе и, близоруко щурясь, высматривал одному ему понятные признаки. Обычно у него ничего не получалось, и Лазарев, досадливо хмыкнув, давал отмашку – научный прибор нещадно сбоил возле горячих пятен, и записать данные не получалось.

Кроме выжженных кругов, Семен заметил и несколько тусклых радуг, едва заметно мерцавших в кроне засохшего дуба, несмотря на то, что солнце уже успело скрыться за верхушками деревьев, да еще какие-то странные вихри, шумно блуждающие вдоль просек. Ученый ухитрился попасть в один из маленьких пыльных смерчей, которым, по идее, в лесу было не место, но все обошлось, по крайней мере Шелихову хотелось так думать. Некоторые пакости Зоны могли и повременить с проявлениями.

К лесничеству группа вышла только вечером – путь через бывший парк оказался неожиданно долгим и утомительным. Когда между стволов показался большой деревянный дом, Ткаченко остановил Шелихова, молча указал на небольшой овражек и, дождавшись, пока ученый со сталкером залягут, пошел к дому. Семен, даже прислушиваясь, не смог уловить звука шагов – капитан, держа наготове автомат, двигался удивительно тихо. Ткаченко быстро заглянул в темные окна, прокрался к калитке, едва слышно скрипнула дверь, и несколько долгих минут ничего не происходило. Затем Андрей, уже особо не скрываясь, вышел из дома и махнул рукой – мол, все чисто. Шелихов в этом, правда, немного сомневался, но во дворе на бывших клумбах, обложенных диким камнем, темнело довольно свежее кострище, валялись пустые банки и пакеты. Недалеко от костра лежали несколько вскрытых картонных коробок с надписью «Nokia», пустые ящики и даже две не то обожженные, не то разъеденные чем-то автомобильные покрышки. Чуть дальше, на асфальтированной дорожке за домом, стояла на бревнах бывшая городская маршрутка со снятыми колесами, немного в стороне виднелись хозяйственные постройки, возможно, конюшня.

– Тихая укромная база московских старателей, – сообщил Андрей, указывая на машину. – Из города на авто барахлишко возили, а уж отсюда, видно, небольшая рюкзачная бригада работала. Тихой сапой по ночам через стенку мобильники и прочий хабар переправляли.

– Мародеры, значит? – Ученый осмотрелся. – Э-э… как бы не встретиться нам с ними.

– Старатели это, профессор, – поправил Ткаченко. – Время, несмотря на весь этот эпический швах, все ж таки не военное, в Городе все брошено, и забирать это самое все, я вам гарантирую, никто не станет. Ну, так чего добру пропадать?

– Как-то это все… ну, неправильно, – поморщился Лазарев.

– Если бы все было правильно, наука, то ни Зоны бы не было, ни нас в ней, ни всех этих ваших Центров. – Семен усмехнулся. – Это, брат, мир наш такой неправильный, и мы вместе с ним.

– Точно, – кивнул капитан.

– Эти твои старатели не собираются вернуться под вечер? – спросил Шелихов.

– А черт их знает? – Андрей пожал плечами. – Но вроде не должны. Кострище недельной давности, может, и больше, трава нигде не примята, остатки еды в доме давно засохли или заплесневели. Свинушник там, к слову, развели не слабый, но место, как мне кажется, чистое, можно и переночевать. Домина на совесть построен, двери крепкие, да и спать будем по очереди. Ну а ежели местные товарищи надумают вернуться, то они тут такие же хозяева, как и мы. Договоримся.

– А если нет?

– Ну, тогда перейдем к свинцовой дипломатии. – Военный вздохнул. – Два автомата и дробоган достаточно серьезные аргументы, хотя лучше бы до них не доходило. В любом случае ночевать здесь под открытым небом я очень сильно не хочу. Вон, посмотрите. Знакомая картинка.

Семен обернулся.

Из леса к дому плавно наползал туман. Тонкий, но почти непрозрачный слой ватного цвета медленно тек над самой землей, закрывая сухую траву, вымершие муравьиные кучи, дорожку. В воздухе совсем не чувствовалось той самой сыроватой прохлады, что часто случается сентябрьскими вечерами, когда и бывают туманы над болотцами и низинами, напротив, дневная жара еще не спала как следует, и было сухо. Да и туман мало напоминал привычную белую дымку, скорее что-то жутковато-сказочное из старых детских фильмов про леших и водяных. Шелихов поежился.

– Не будет сегодня старателей, господа хорошие, – хмыкнул Ткаченко. – Не в курсе я, можно ли вот по такому дыму в лесу гулять, но я бы не стал. Очень, знаете ли, неприятное ощущение чуть ниже поясницы. Давайте-ка в дом.

Перед тем, как войти в дверь, Шелихов увидел новые волны тумана, ползущие поверх нижнего слоя. Древесные стволы словно проваливались в грязно-серую пелену, исчезая один за другим. Туман поглощал не только пространство – вокруг лесничества стихли вообще все звуки, на которые и так был небогат умирающий лес. Шелест блуждающих вихрей, ветерок в сухих ветках, звук упавшего сучка – все это исчезло. Воздух словно замер над лесничеством, и стало немного душно. Семен отвернулся и закрыл за собой дверь. Через несколько секунд вечерний свет в окнах померк, превратившись в серую полутьму. Ткаченко щелкнул зажигалкой, поджег фитили нескольких свечей и поставил их на стол.

– Постояльцы хоть и поросята хорошие, но запас сделали с умом. Не только мобильники и плееры из Города таскали, но и коробку свечей прихватили, – прокомментировал он, со стуком высыпая из свертка еще десяток парафиновых цилиндров. – Там, на кухне, еще несколько ящиков с консервами, пивом и даже сушеной рыбкой. Пиво, увы, прокисло все, видно, не один месяц в тепле стоит. А вот банки вроде бы еще годные, не дутые…

– Базу эту скорее всего бросили. – Шелихов осмотрелся.

– Мне тоже так кажется, – кивнул Ткаченко.

Бывшее лесничество, похоже, было не только домом, но и чем-то вроде музея. До эвакуации здесь явно жили, так как две небольшие комнаты были совершенно точно жилыми – кровати, печка, даже разбитый электрообогреватель, большой телевизор, покрывшийся толстым слоем пыли. Но большую часть дома занимал музейный зал: на многочисленных полках видны были чучела мелких зверьков, за разбитой стеклянной витриной скалился кабан – какой-то шутник воткнул ему между клыков сигарету и нацепил на рыло треснутые солнечные очки. В доме немного припахивало деревом, книжной пылью и еще чем-то затхлым, сопревшим – Шелихов решил, что воздух отравляет большой холодильник в одной из жилых комнат. Ткаченко был прав насчет «свинушника» – повсюду на полу валялись окурки, пустые сигаретные пачки и бутылки из-под пива, в углу возвышалась приличных размеров горка из мятых газет, консервных банок и пакетов. В куче мусора Семен даже разглядел несколько шприцев и курительный «прибор», сделанный из пустой пластиковой бутылки. Там же лежала толстенная стопка цветастых журналов, из которых, наверно, и было вырвано множество листов, украшавших ныне стены жилых комнат. Видимо, старателям приходилось подолгу оставаться на своей базе.

Игорь тем временем снова достал свою «раскладушку», прошелся по комнатам, после чего остановился, заинтересованно хмыкнул, и детектор, словно в ответ, тихонько засвиристел почти мелодичной трелью.

– В твоей машинке звук вообще выключается? – с неожиданным для самого себя раздражением спросил Шелихов. – Знаешь, друг, на каком расстоянии слышны все эти ваши… долбаные пищалки, особенно если на открытой местности? Сколько ваших уже накрылось через эту дурь, в курсе? Вырубай на хрен!

– Эй, ты чего взъелся? – Ткаченко с удивлением посмотрел на Семена. – Подумаешь, запиликало… эта, как ты говоришь, долбаная пищалка нам недавно шкуры спасла.

– М-м… вы правы, Семен Андреевич. Совершенно правы. Извините. – Ученый вынул из кармана небольшой наушник-гарнитуру, и прибор тут же смолк. – Хм… да. Это здесь. Точно, именно здесь.

Игорь снова прошелся вперед-назад, стукнул ботинком в грязную половицу.

– Как думаете, капитан, есть ли тут погреб?

– Не замечал… нет вроде. – Ткаченко присмотрелся. – Думаете, под полом что-то есть?

– Определенно есть, – кивнул Игорь. – Позвольте ваш нож.

– Нож портить не дам, – серьезно сказал Ткаченко. – Ибо не лом это, а инструмент нежный и особо заточенный. Топором оно сподручнее будет.

Ученый нетерпеливо махнул рукой, мол, согласен, и снова начал что-то настраивать на детекторе. Капитан подобрал с пола небольшой топорик с треснутым топорищем, неаккуратно замотанным изолентой, примерился и тяпнул по доске. Топор, как и следовало ожидать, развалился.

– Да уж… ничего не скажешь, мощное орудие, – вздохнул Ткаченко. – есть в этом доме что-нибудь, что можно назвать инструментом?

Ученый досадливо хмыкнул, вышел в сени, чем-то загремел там и скоро вернулся с большим ржавым гвоздодером. Оттолкнув плечом Андрея, он воткнул гвоздодер в щель между досками и с усилием потянул его на себя. Доска подалась под неприятный визг вылезающих гвоздей.

– Что ты там такое нашел, друг-ботаник? – поинтересовался военный, наблюдая за действиями Игоря.

– Пока не знаю. – Ученый вытащил на свет небольшой металлический ящичек. – Но, похоже, местные старатели могут вполне называться сталкерами, друг-вояка.

Оставив ящик на полу, Игорь достал из рюкзака длинные щипцы из армированного пластика. Шелихов припомнил, что все «ботаники» Зоны никогда не брали артефакты голыми руками – для этих случаев у них всегда имелись под рукой либо такие вот «пинцеты», либо рукавицы из похожего на фольгу материала. И углепластиковые просвинцованные контейнеры тоже были Семену знакомы. Ерунда это, конечно: зонная аномальщина и через железобетон убить может, не то что через какую-то там пластиковую ерунду, но все же сочетание углеродного волокна и многослойной свинцово-алюминиевой фольги ощутимо гасило почти все вредные свойства найденного аноба.

Лазарев открыл ящик и вытряхнул из него на пол три странного вида штуковины. Две из них представляли собой бесформенные угольно-черные куски в сетке красных прожилок. Упав на пол, они начали слегка подпрыгивать и покачиваться. Еще одна вещь выглядела белым шариком с нечеткими, размытыми границами. Сразу возникло неприятное ощущение в глазах – объект расплывался мутным пятном, словно зрению никак не удавалось на нем сфокусироваться. Семен моргнул, снова присмотрелся, после чего отвел взгляд – неприятные ощущения усилились.

– Да, не только старатели… – присвистнул Ткаченко. – Что за вещицы?

– Вот эти два черных куска – аномальные объекты за номером сто шестнадцать. Достаточно распространенные штуковины, счет уже на тысячи пошел. Среди местных сталкеров, да и ученых известны как «головни», вероятно, за внешний вид и за то, что встречаются в основном в участках локальных термических очагов.

– Уголь, что ли?

– Нет, хотя внешне и похожи. – Лазарев без опасения подхватил «головни» рукой и бросил их в контейнер. – Химический состав пока неясен – вещество «сто шестнадцатых» инертно и не вступает ни в какие реакции вообще, а спектральный анализ показывает нечто похожее на белый шум из всех известных элементов таблицы Менделеева. Других аномальных свойств не найдено, в поле даже на приборах не определяется. Есть одна безумная версия, что это не материя вовсе, а локальные сгустки пространства и времени иной мерности, но, думается мне, это не совсем так. Просто… хм… эта «головня» определенно материальна, но материя, из которой она состоит, полностью соответствует нашим общим представлением о веществе вообще всех арте… анобов. А все общие представления о составе аномальных объектов у нас идут под графой эн-ха-эн-пэ.

– Эн-ха-эн-пэ? Да, слышал от ваших еще там, под Припятью. – Ткаченко кивнул. – Не раз. И, кстати, всегда хотел узнать, что вы под этой аббревиатурой прячете. Хоть у меня и высшее техническое, и всеми вашими отчетами я интересовался, но нигде про эту самую графу в книгах не написано. Спрашивал у ваших – улыбаются и головой мотают. Секретное что-то?

– Да это так… – Лазарев рассеянно улыбнулся, внимательно рассматривая в тусклом свете небольшой белый шарик. – Жаргон для посвященных. Расшифровка – «ни хрена не понятно». Ну… в некоторых случаях «ха» подходило и под более грубые словеса – нервы-то не железные, и после сотой неудачи в попытках хоть что-то понять некоторые сотрудники не стеснялись в выражениях. Ситуация эн-ха-эн-пэ была настолько частой, что мы начали использовать сокращение. Даже сейчас…

– Что сейчас?

– Аббревиатура, – хмыкнул ученый. – Я внимательно ознакомился со списками аномальных объектов, фотографиями и описаниями всего, что выносят из Москвы, но тут меня или подводит память, или… или мы нашли сейчас неизвестный аноб.

– Премия за это положена? – поинтересовался Шелихов, но Игоря сейчас явно не занимали денежные вопросы – он целиком ушел в изучение нового артефакта.

– Само собой, – вместо ученого ответил Ткаченко. – В контракте оговорены доплаты за…

Военный не договорил. Что-то негромко стукнуло в прихожей, скрипнула дверь, и капитан схватился было за автомат, но, мгновенно оценив ситуацию, развел руки в стороны, мол, спокойно, гости дорогие, не шалю.

«Гостей» было пятеро. Один, видимо, главный, медленно отходил от двери, давая пройти остальным и при этом держа автомат у бедра так, чтобы посечь незваных посетителей одной очередью. Свечи давали не так много света, чтобы различить лица, но было видно, что на огонек зашли бывалые ребята: несмотря на сильно потрепанный вид и грязь, заметную даже при плохом освещении, оружие и снаряжение вошедших было серьезным.

– Вы кто такие, мать вашу? – спросил один из них хриплым, прокуренным басом. – Э, руки убрал от ствола, придурок…

– Андрюха, не лапай автомат, – жестко приказал Ткаченко. – Мы научная экспедиция, пережидаем под крышей ночь. Встречный вопрос и к вам. Такой же.

– Экспедиция? – хмыкнул тот, что с автоматом. – Тогда какого черта, уроды, вы сюда завалились, если видно, что место занято? С-сука, хоть дверь заколачивай… да еще и пол сломали.

– Коз-злы… – прошипел кто-то за спиной главаря.

– Давайте-ка, ребятки, дуйте отсюда, пока я добрый, – буркнул главный. – Только стволы нам оставьте, экспедиторы хреновы.

– Мужики, это гнилой расклад. – Шелихов вышел вперед, показывая открытые ладони. – В Зону ночью выгонять, да еще без оружия – это паскудство, какого свет не видывал. Переночуем – уйдем. Тем более мы вообще не в курсе были, что здесь кто-то еще обитает.

– Ты, чувак, видно, непонятливый, – рыкнул один из пришедших. – Вас не валят потому, что у шефа сегодня праздник и хорошее настроение. Тем более, если вас в доме грохнуть, то вы тут все кровью завоняете, и потом мне лично по грязному полу будет западло ходить. Пушки на землю, быстро!