Текст книги "Перстень Аттилы"

Автор книги: Сергей Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Сергей Афанасьев
Перстень Аттилы

Вступление

Правители Гуннии, границы которой с 374 года с каждым годом все больше приближались к границам двух римских империй в результате побед гуннов на берегах Волги, Дона и Дуная, хотели иметь с «цивилизованным миром» хорошие отношения.

В качестве гарантии мира был налажен обмен посольствами и почетными представителями, в роли которых чаще всего выступали сыновья знатных семей. В 15 лет Флавий Аэций приехал с другими молодыми римскими почетными заложниками в Гуннию и провел там несколько лет в свите десятилетнего принца Аттилы. Римский юноша стал одним из первых учителей молодого гунна по изучению латинской и греческой цивилизаций, языков, истории. Сам Аэций за это время превратился в прекрасного наездника и знатока гуннской культуры и армии.

А через несколько лет Аттила в свою очередь, вместе с сыновьями князей и вождей других племен, приехал в Рим продолжать свою учебу.

(из Всемирной истории)

Итак, год 410 от Рождества Христова…

Термы Диоклетиана

Вечернее летнее солнце неуклонно опускалось к черепичным крышам Великого Рима, окрашивая Вечный город в пурпурные цвета. Двое юношей пятнадцати-шестнадцати лет сидели (а не лежали как это принято у римлян) на верхней террасе Диоклетиановых терм. Небрежно закутавшись в белые простыни они неторопливо пили молодое ардейское вино.

– Нас на завтра школяры из риторической школы зовут в мяч сразиться, – вяло сказал светловолосый юноша, которого его товарищ называл Русом. – Думаю – игра будет интересной. Пойдем? – безразлично добавил он, явно мыслями витая где-то далеко.

Невысокий, но крепкосбитый, темноволосый юноша отрицательно покачал головой.

– Я хотел завтра в библиотеке посидеть, – ответил он.

– Снова нашел что-то любопытное?

Гунн кивнул, улыбнувшись своими черными как смоль глазами и автоматически поправляя на среднем пальце правой руки неказистый тусклый перстень с печаткой. Этот перстень он не снимал даже в парилках терм. Но о нем никто его не расспрашивал. Надо будет – сам расскажет.

– Историю войн, – ответил Гунн. – Вот где по настоящему интересно!

– Наверное, – проговорил Рус. – Впрочем, одно другому мешать не должно.

Он задумчиво проводил взглядом солнце, в последний раз зацепившееся за высокие башни Фламиниевых ворот, и вот уже густые как деготь тени словно пауки поползли по каменным мостовым раскаленного города. А следом за ними отблески редких факелов таинственно заиграли на стенах бакалейной лавки, расположенной напротив. Рабы поставили возле дверей изящные носилки, крытые роскошным балдахином. Легкая ткань невесомо одернулась и взорам юношей предстала изящная девушка с длинными вьющимися светлыми волосами.

От внимания Гунна не укрылась легкое смущение Руса, но он только вздохнул, стараясь не подать виду и случайно не обидеть своего товарища. Вот уже который день в одно и тоже время появляется эта красивая незнакомка, отвлекая Руса от спортивных упражнений. И Аттила вынужден тоже составлять ему компанию – не оставлять же товарища одного.

Рус замолчал, забыв о чем шел у них разговор. Молчал и Гунн, не мешая своему товарищу. Он медленно пил разбавленное вино, думая о превратностях жизни.

– А вот и наши, – наконец прервал он молчание.

Шлепая босыми ногами по подогретому полу к ним подошли Ромей и Гот, небрежно подпоясавшись своими простынками.

– А я на мечах дошел уже до 3-й ступени! – воскликнул, хвастаясь по-детски, все еще разгоряченный Теодорих, присаживаясь, в то время как подошедшие рабы быстро, но без подобострастия, и незаметно принесли еще два небольших кубка, кувшин прохладного традиционно разбавленного – один к одному – вина, наполнили кубки, фрукты, и также незаметно удалились. – Жалко что вы так рано ушли! – добавил он, беря свой кубок.

Рус наконец-то оторвал взгляд от опустевшей улицы.

– Да что-то расхотелось, – промолвил он слегка покраснев и из-за этого еще больше нахмурившись.

Аэций понимающе усмехнулся. Среди них он был самым старшим – все-таки скоро будет 20 лет, и уже участвовал в боях. Остальным не было и 16. Ромей украдкой вопросительно посмотрел на Аттилу, чуть покосившись на Руса. Гунн утвердительно кивнул головой и Аэций понимающе улыбнулся одними кончиками губ.

– Как, кстати, решился твой вопрос? – спросил Рус у Римлянина, стараясь побыстрее сменить тему разговора.

Аэций слегка поморщился, немного отпивая из своего кубка.

– Просит много, – сказал он с неохотой.

– Кстати, я сегодня как раз прочитал о его владельце в Истории Войн, – вставил Аттила.

Аэций кивнул.

– Это имя знакомо каждому римлянину, – сказал он как о чем-то само собой разумеющемся.

– Не спорю, – наклонил в свою очередь Гунн. – У каждого народа – свои герои.

– А он действительно так велик? – спросил нетерпеливый Теодорих – самый юный из них.

– И даже больше чем ты можешь себе представить.

И этого ответа юношам оказалось вполне достаточно. Они замолчали, проникаясь величием услышанного.

Речь шла о мече самого Цезаря. И хотя это имя заставляло учащеннее биться только сердце одного Аэция, но зато такое понятие как Меч Великого Воина было хорошо знакомо всем остальным. И обладать им – огромная часть для каждого настоящего мужчины.

– Куда сегодня пойдем? – прервал всеобщее молчание непоседливый Гот. – Снова на Марсово?

Аэций отрицательно покачал головой и заговорчески поднял руку.

– Друзья, – сказал он, требуя внимания и тишины, и Теодорих, который принялся вдруг горячо рассказывать Русу, какие он видел на Марсовом поле в последний раз кулачные бои, потихоньку замолчал, перестав жестикулировать.

– Друзья, – повторил Аэций, весело оглядывая товарищей. – Сегодня мы идем в гости. Компания будет женской и аристократической. Так что предлагаю этим кувшином и ограничиться. Если, конечно, никто не возражает.

В гостях

Дом, к которому они подошли, располагался совсем неподалеку от терм, в этом же старом квартале римских богачей и аристократов – Виминале, на улице Патрициев.

Они неторопливо прошли через вестибюль и остиум и остановились в приемном зале – атрии. Сверху – крыша с четырехугольным отверстием (комплювий) напротив стока для дождевой воды – имплювий. Сквозь которую проникал лунный свет, перемешиваясь с редкими полутемными факелами он придавал интерьеру необычный вид.

– Хозяйка сейчас выйдет, – сказала молоденькая смуглокожая рабыня, стрельнув карими глазами и удалилась в глубину дома.

Молодые люди присели на лавку у колонны, со сдержанным любопытством оглядывая помещение.

– Напоминаю, – строго прошептал Аэций. – Хозяйку зовут Валерия Элиана Невия. Просьба – не переспрашивать, как в прошлый раз.

Это имя никому ничего не говорило и молодые люди только пожали плечами, согласно кивнув головой.

Неслышно выйдя откуда-то из боковых ответвлений просторного дома, худенькая стройная девушка 14–16 лет, в очень легком абсолютно прозрачном шелковом хитоне, накинутом по последней римской моде на обнаженное тело, с женской грацией приближалась к ним в лунном свете.

Молодые люди дружно поднялись, ожидая когда она подойдет.

Ее тонкая фигура, походка, длинные светлые вьющиеся волосы, произвели на всех неизгладимое впечатление. Но смутился только один Рус – в хозяйке дома он признал девушку, только что виденную им у бакалейной лавки.

– Здравствуйте, молодые люди, – насмешливо улыбнулась Валерия. – Вы с официальным визитом?

Аэций покачал головой, ни чуть не смущаясь оказанным холодным приемом.

– Прослышав, что такая прекрасная донна страдает от одиночества, мы взяли на себя смелость скрасить один час ее драгоценного времени, – торжественно провозгласил он тоном театрального трагика.

И Валерия озорно рассмеялась, скинув с себя напыщенный вид римской недотроги.

– Если конечно прекрасная донна не будет против нашего общества, – добавил Аэций уже нормальным тоном, в то время как Гот неуклюже толкал Руса локтем в бок, думая что этого никто не видит.

– Прекрасная донна не будет против, – улыбнулась в ответ девушка, слегка наклонив голову. – Проходите. – И она, повернувшись к ним спиной, повела за собой в открытый внутренний дворик, по старинной технологии окруженный по периметру легкой воздушной колоннадой.

Здесь уже, неслышно появившиеся рабы, молча готовили триклиний возле водоема, застилали новые простыни, обновляли подушки. А на столе появлялись гроздья спелого винограда, румяные яблоки, сочные сладкие персики и другие не менее аппетитные яства.

– Кстати, ваши сведения уже устарели, – снова улыбнулась хозяйка. – Я не совсем одна. У меня – подружка. Я вам сейчас ее представлю.

И от зеленой беседки к ним во дворик во всем своем великолепии величественно вышла 21-летняя римская красавица Элия Галла Плацида.

Она была с аристократической небрежностью закутана в роскошный гиматий, застегнутый красивой резной фибулой на левом плече. Правое плечо оставалось неприкрыто, рождая неожиданные желания прикоснуться к нему щекой.

И без того невероятно черные глаза Гунна еще сильнее засверкали угольным блеском, а брови Аэция чуть заметно приподнялись.

– Кто же в Риме не знает дочь Великого Феодосия и сестру нашего императора, – промолвил он за всех.

Элия холодно посмотрела на юношей необычайно красивыми светло-бирюзовыми глазами из под черных, как смоль, ресниц.

– Аттила, – наклонил голову Гунн, без всяких подсказок поняв, что наступило время представиться и им.

– Теодорих, – с вызовом тряхнул лохматой головой здоровяк гот, сделав зачем-то шаг вперед.

– Кий, – скромно представился Рус, прижав правую руку к сердцу.

Арбитром легкого застолья они выбрали Аэция, в обязанности которого входило назначить количество выпитых кубков и в каких пропорциях будет разбавлено вино.

– Нас – шестеро, – вслух рассуждал он, обводя присутствующих взглядом. – Люди в этом доме пока еще новые. Значит – гостим недолго. Около часа. Так что кувшина вина и кувшина воды я думаю нам вполне хватит.

Никто из юношей не возражал. Понимали, что долго задерживаться в незнакомом месте неприлично.

– Сорт вина? – напомнила Валерия.

– Мозельское, если никто не возражает, – повернулся он к девушкам, зная, что друзья его поддержат.

Снова никто не возражал и стоявший в отдалении раб неслышно удалился.

Юноши, по-детски толкаясь, и шушукаясь, расположились на римских ложах. Римский обеденный триклиний состоял их трех лавок, расставленных вокруг стола. На каждой лавке могло разместиться по три человека. Размещались, естественно, головой к столу.

Как-то незаметно получилось, что Рус оказался на одной ложе с Валерией. Элия одна заняла трехместное ложе – никто почему-то не осмелился составить ей компанию. Юноши же расположились напротив нее через стол.

Рус полулежал на левом боку, опираясь локтем на небольшую подушку и затылок и лопатки девушки были прямо перед его глазами. Он видел каждый завиток ее волос. Да и прозрачность ткани фактически ничего не прикрывала, открывая взору каждую часть ее молодого тела.

Еще не привыкнув к обществу друг друга первый тост выпили сумбурно – За богатый урожай винограда (Чтобы не оскудевала виноградная лоза), закусив фигурно-нарезанными дольками сладких александрийских яблок.

Разговор пока никак не завязывался и Элия, насмешливо посмотрев на юношей и как бы думая о чем-то своем, переменила позу – легла поперек ложа – вдоль стола, и взору лежащих напротив юношей предстали не только ее красиво лицо и плечи, но также не менее волнующие тонкую талию, округлые бедра и стройные ноги. Она, казалась, была совершенно равнодушна к бросаемым на нее взглядам. И только ее тонкие губы чуть заметно кривились по неизвестной причине. Она возлежала на ложе с таким видом, словно находилась среди маленьких детишек, и улыбалась их шуткам с таким же видом. И только изредка ее взгляд задерживался на Аэции, но тот делал вид что не замечает этого.

Второй тост Аэций предложил за красоту женщин.

– И чтобы с годами ее было только больше, – добавил Аттила, посмотрев прямо в глаза Элии и ее тонкие аристократические брови чуть заметно приподнялись в легком удивлении. Но только на самую малость – в рамках приличия и воспитания в императорских покоях.

Впрочем, она только равнодушно улыбнулась в ответ своей обычной холодной улыбкой, кивнув ресницами и принимая смелые слова Гунна как должное.

Вино, хоть и разбавленное, все-таки было вином и вскоре разговор потихоньку стал налаживаться.

Сначала, как водится, обсудили последние новости. Потом как-то незаметно перешли на отдельные личности и их роль в служении империи. Потом переключились на долг каждого вообще – и пришли к единодушному выводу, что надо приносить пользу своему народу – это несомненно, иначе и быть не может.

А потом разговор стал дробиться на отдельные кучки.

– Наш достославный Аэций, – тихо произнесла Элия, беря тонкими пальчиками дольку апельсина. – Я смотрю – пребывание у гуннов пошло тебе на пользу. Говорят во всей империи тебе нет равных в стрельбе из лука и в метании дротиков.

– У меня был хороший учитель, – улыбнулся тот в ответ, наклонив голову в сторону Аттилы. Гунн слегка кивнул в ответ. Все это он умел с детства и когда у них появился ромей, гораздо старше его по возрасту, поначалу вызвало удивление его слабое с их точки зрения умение воинского искусства. Но ромей учился на совесть и это сблизило и подружило двух юношей, стерев разницу в возрасте.

– Наверное – непривычно тебе в Великом Риме, – снова насмешливо произнесла она, намекая на то, что до гуннов Аэций мальчиком три года был заложником у Алариха.

– Зато теперь у меня везде друзья, – парировал он в ответ.

Да и немаловажным плюсом в это неспокойное время было то, что он свободно говорил на гуннском и германских языках.

– А к вам, я слышал, питает большие чувства ваш сводный брат, – сказал он с такой же ответной улыбкой, как и у Элии. – И не только – родственные.

Однако Элию это нисколько не задело.

– Сводные братья, они, наверное, все такие, – ответила она с искренним смехом и покрутила в воздухе своей очаровательной ручкой.

– Но зато, я надеюсь, вы не оставляете то внимание, которое оказывает вам наш славный Констанций, – продолжал Римлянин с иронией.

Сестра императора только равнодушно пожала плечами.

– Что ж так? – все так же вежливо спросил он, и только насмешливые искорки сверкали в его глазах. – Есть прекрасная возможность самой стать императрицей Рима.

– С чего это Вы так решили? – спросила она недоуменно, подчеркнуто ставя ударение на Вы.

– Ну как же! Констанций фактически негласный правитель Рима. А в скором времени вынудит нашего тютю Гонория объявить своим соимператором. А с твоей помощью это произойдет гораздо быстрее.

И Элия в ответ улыбнулась Аэцию так, словно это он в скором времени должен стать соправителем Рима. И юноша прекратил свои нападки.

А в это время на другом ложе шел совершено иной разговор.

– А где ваши родители? – несмело обратился Рус прямо к спине девушки.

– На загородную виллу уехали. У Тирренского моря отдыхают, – медленно, словно раздумывая, стоит ли это делать, повернулась она к нему.

– И не страшно им оставлять вас одну?

Валерия только рассмеялась и покачала головой.

– Какое у вас все-таки смешное произношение! – сказала она. – Вместо ae говорите ve. Ну ка, скажите – "воздух" (aer)?

– Веер, – послушно произнес Рус (ver).

– А эфир (aether)?

– Ветер (vether).

– А Энеиды по вашему будут значит Венеды? – снова рассмеялась она.

– Ну да, – смутился Кий. – Деды сказывают – наши племена тоже участвовали в этих событиях. (Племя венедов, – прим. автора).

– Надо же, – весело улыбалась она, с любопытством поглядывая на своего смущенного собеседника. – Сколько всего нового узнаешь!

– Просто все упирается в произношение, – сказал Рус все более смущаясь от близости ее открытого тела. – Мы себя называем "русами". А вам легче произносить это как "руги". И вообще – по древнему преданию мы произошли от этрусков. Так что сейчас в каком-то смысле находимся на своей родной земле, земле наших предков.

Валерия только улыбнулась наивным представлениям юноши.

– Согласна, – сказала она полусерьезно. – Возможно, корни наших языков и одни. Но вот имя ваше звучит как-то непривычно для нас. Как вы это объясните?

Рус пожал плечами.

– Не может же все у нас быть одинаковым, – сказал он, рассуждая совершенно по-взрослому. – Какая жизнь – такие и имена. – И совсем тихо, словно извиняясь, добавил. – Ваши имена, как и ваша жизнь, звучат словно строки из песен, как поэма. – И он протянул нараспев и по слогам. – Ва-ле-ри-я Э-ли-а-на Не-ви-я.

– Тут ты абсолютно прав, – вмешался вдруг молчавший все это время Аттила, снова многозначительно поглядывая на Элию. – Но только относительно женских имен. Они звучат совершенно по особенному, как-то непередаваемо красиво. – И он, подражая Русу, протянул, не отрывая своих черных глаз от римской аристократки. – Э-ли-я Гал-ла Пла-ци-да.

И сестра императора снова, и на этот раз более внимательно, посмотрела на юношу. И к своему удивлению сама первой отвела взгляд. Нахмурилась, и перевела разговор на давно заинтересовавший ее предмет.

– Какой у вас интересный перстень! – сказала она Гунну, протянув свою очаровательную ладошку.

Аттила молча снял перстень.

– По виду – он очень древний, – сказала она, заинтересованно разглядывая этот несколько тускловатый неказистый предмет. – Подобные делали еще во времена Трои, – произнесла она как знаток и ценитель древностей. – Вон какая на нем печатка. Видите?

Аттила кивнул. На этом перстне он знал каждую царапину.

– Я его покупаю. Назовите цену, – сказала она, не сомневаясь в ответе.

Аттила решительно покачал головой, подняв на нее свои невероятно черные глаза и девушка снова не выдержала его взгляда и, неизвестно от чего смутившись, почему-то занервничала.

– Этот перстень мне очень дорог, – сказал он серьезно, протянув руку. И Элия вернула его обратно, снова встретившись со странным взглядом Гунна.

– Его подарила мне ведунья венедка, – сказал он как бы нехотя, возвращая перстень на свой палец. – А она сама получила его от своих древних волхвов. По преданию – чистому человеку он приносит удачу, защиту и покровительство, а нечистому – горе.

– Тогда – это очень страшная штука, – философски заметил Аэций.

– Почему? – искренне удивился Гунн.

– Идеально чистых людей не бывает, – пожал плечами Ромей. – Я думаю, каждый, если честно заглянет в свою душу и основательно покопается там, всегда найдет какую-нибудь мыслишку или желание, которое он не хотел бы произносить вслух.

Между тем, незаметно любующийся Валерией Рус, с удивлением заметил ее пристальные взгляды, обращенный к Элии и чуть вопросительное подрагивание бровей сестры императора в ответ. Взгляд хозяйки стал еще более настойчивым и Элия, незаметно и понимающе улыбнувшись, слегка кивнула ресницами, отвечая утвердительно на немой призыв.

– Может – мы немного разнообразим наш застолье? – как бы мимоходом произнесла Валерия, ни к кому не обращаясь конкретно.

– Мы не возражаем, – ответил за всех более искушенный в этих вопросах Аэций. – Ваши предложения? Какой из многочисленных способов разнообразия вы предпочитаете?

– Игра, конечно, – стараясь как можно равнодушнее произнесла Валерия, но не удержалась и немного смутилась.

Аэций пожал плечами.

– Игры бывают разные, – сказал он, пытаясь уловить, к чему они клонят. – От детских игр в палочки до известных игр Тиберия и Нерона. А какие игры нравятся вам?

– На наше усмотрение, – сказала Валерия, глядя на Элию, и та, помогая подруге, согласно кивнула.

Кареглазая рабыня, таинственно улыбаясь своей госпоже, вынесла на тонком подносе целый ворох разных свитков, бросив лукавый взгляд на гостей и, не удержавшись, хихикнула. Хозяйка, принимая поднос и отпуская рабыню, заговорчески улыбнулась ей. И девушки, то смеясь, то краснея, принялись выбирать, смущая юношей своим поведением.

– Давай – вот эту, – сказала Элия, разглядывая какой-то свиток.

Валерия покраснела, покосившись на молодых людей.

– Да ты что?! – чуть испуганно прошептала она.

– Ну как знаешь, – улыбнулась Элия улыбкой очень опытной женщины, с легким сожалением откладывая свиток в сторону и беря другой.

– Может – вот эту? – в свою очередь предложила Валерия.

– Нет, – отрицательно покачала головой Элия, чуть скосив свои прекрасные глаза. – Здесь мне роли не найти.

– Возьми мою, – сказала Валерия. – А я тогда не буду. На вас посмотрю со стороны.

– Нет уж, – снова покачала головой Элия, улыбнувшись подруге. – Либо играют все, либо не будем вообще.

Наконец выбор был сделан.

– Мы разыграем сценку, – объявила Валерия, как хозяйка дома, когда все расселись в кружок, – которая называется "Освобождение прекрасной Ливии". Краткое содержание: Великий Юпитер, прослышав о мытарствах прекрасного юноши Камилла, пытающегося разыскать похищенную чудовищем девушку Ливию, решил проверить чувства юноши – настолько ли сильна их любовь? Если да – то он поможет им воссоединиться. Ну а если уж нет… – Тут она, не выдержав, рассмеялась.

– Но об этом мы говорить не будем, – произнесла Элия, странно улыбнувшись. – Итак, – продолжила она, перехватив инициативу, – для этого он отправил сомневающихся в этом Венеру и Аполлона на Землю. Венера должна была соблазнить Камилла, а Аполлон, соответственно, Ливию. Если им это удастся, то они спор выиграли.

Она обвела присутствующих слегка затуманенным взором.

– По пьесе – у богов ничего не получается. Но они не обижаются на смертных и показывают Камиллу, где чудовище прячет девушку. Ну а в игре результат может быть разным – как уж получится, – сказала она очень странно улыбнувшись, так что у Аттилы мурашки пробежали по коже. – И в финале пьесы Камилл борется с чудовищем.

– В нашем случае, – продолжила она после небольшой паузы, давая возможность юношам представить, как могут выглядеть их роли, и как могут развиваться события. Главное в этой игре, как и в любой другой – чтобы разыгралось их собственное воображение. И она это прекрасно знала. – Каждый говорит и поступает сам за себя, – продолжила она с интригующей интонацией. – То, что ему подсказывает фантазия по этому поводу. Словами из пьесы мы пользоваться не будем.

Девушки переглянулись и таинственно улыбнулись друг другу.

– То есть как раз для нас – шестерых? – переспросил Аэций.

– В пьесе событий и действующих лиц конечно больше, но мы решили ее несколько урезать. Принимается? Нет возражений?

Никто не возражал, тем более, что в таких играх юношам еще не доводилось принимать участие, и как все это будет выглядеть понимал только один опытный Аэций.

– Как будем делить роли? – спросил он у высокородной Элии.

Она повернулась к Валерии.

– У тебя есть какие-нибудь пожелания? – спросила она, словно на что-то намекая.

Девушка отрицательно покачала головой.

– Ну тогда – жребий.

Кареглазая рабыня, снова лукаво улыбаясь, принесла шесть счетных палочек. Аэций нацарапал на них инициалы ролей, разложил на столе на две кучки – мужские и женские – и тщательно перемешал каждую кучку отдельно.

Первым, пожав плечами, вытянул палочку Теодорих, и ему выпала роль чудовища. (А какое будет у меня оружие? – тут же спросил он). Аэцию выпало быть Юпитером. Элия под общий смех и негрубые замечания – Венерой, Аттила – Камиллом, Валерия, соответственно, Ливией, а Рус – Аполлоном.

Вдоволь посмеявшись и поглядев друг на друга уже в качестве персонажей, девушки, в сопровождении все той же остроглазой рабыни, удалились переодеться к игре, и парни остались одни, приставая к Аэцию с просьбой растолковать, что же надо им делать.

Девушки, между тем, переодевшись в легкие хитоны, тщательно уложили складки, которые являлись предметом особой заботы модниц и многое что обозначали для сведущих лиц.

Наконец все кое-как разместились на ложах. Начали со сценки спора богов.

Аэций, с венком на голове, свесив ноги, с глупым видом уставился куда-то вниз. Скорее всего – на свои сандалии.

– Посмотрите, как мучается вон тот бедолага! – начал он неторопливо.

– Какой, о лучезарный? – игриво спросила Венера-Элия, слегка прижимаясь к нему и заглядывая в ту же сторону из-за его спины.

– Да вон тот, темноглазый, – сказал новоявленный Юпитер и, взяв со стола яблоко, кинул его куда-то в глубь сада. – Видишь, затылок чешет.

Все засмеялись и Аттила на всякий случай смешно почесал себе голову.

– А-а-а, этот, – беззаботно произнесла Венера, непринужденно усаживаясь к Юпитеру на колени. – А я не верю ему. И вообще – всем мужчинам верить нельзя. Так же легко он увлечется и какой-нибудь другой, более смазливой мордочкой, – сказала она и приглашающе посмотрела на Руса.

Поняв, что пора и ему принять участие в споре, юноша, предварительно кашлянув, собрался.

– Ну, я тоже не верю в их любовь, – хрипло проговорил он, покраснев и стараясь не смотреть на Валерию, и вообще ни на кого, произносил куда-то в дальний угол сада. Все засмеялись – впрочем, как и над всеми другими репликами.

– Дети мои, – произнес Юпитер-Аэций, делая до смешного удивленное лицо. – Какие вы все-таки у меня циники!? Лучше спускайтесь-ка на Землю и испытайте их. Удастся соблазнить – я его накажу, ну а вас – награжу. А не удастся – так и быть, помогу этому бедолаге.

Элия тут же гибко спрыгнула с колен Юпитера и странно улыбаясь стала приближаться к Аттиле, так что он на какое-то мгновение опешил и остолбенел. Руса кто-то в это время в спину подталкивал к улыбающейся сквозь легкое смущение Валерии.

И тут Элия вдруг замерла.

– Если мы все будем делать одновременно, – сказала она, – останемся без зрителей. Предлагаю сценки соблазнений разыграть по очереди. Начнем с Ливии, – и с этими словами, улыбаясь, она вернулась на ложе и на правах дочери уселась возле Аэция.

– Просим-просим, – похлопал Аэций.

И Рус с серьезным лицом осторожно приблизился к девушке. Лицо Валерии, хоть и улыбалось, но тоже было залито краской.

– Э-э, – протянул Рус. – Прекрасная Ливия, можно составить вам компанию в этом саду? – несмело проговорил он.

– Вообще-то она в заточении, – тихо подсказал ему кто-то, и Рус смутился еще больше.

– Это не самое главное, – махнула рукой Элия. – Все нормально, – ободряюще кивнула она Русу, – продолжайте.

Ободренный поддержкой, Рус еще ближе приблизился к Валерии.

– Нет нельзя, – ответила Валерия вдруг пересохшими губами.

А возлежащий на ложах народ в это время покатывался со смеху от одного только их вида.

– Да обними ты ее, не стесняйся, – подсказывали робкому Аполлону. – Это же театр. Тут можно все – в рамках приличия.

Рус покраснел еще больше и послушно и неловко обнял девушку за тонкую талию. Она тоже покраснела, но продолжала улыбаться.

Он еще немного потоптался, неуклюже произнося какие-то глупости, и, видя, что дело явно застопорилось, все признали его миссию не выполненной, и они уступили место Элии и Аттиле.

Сестра императора не стала сильно затягивать с разговорами и ловко уронила юношу на свободное ложе. Нависнув над Аттилой, и разметав волосы, она вдруг не спеша расстегнула фибулу и ее хитон упал вниз, удерживаемый одним только поясом. Взору Гунна открылась прекрасная крепкая грудь римской аристократки.

– Камилл, любимый, – воркующе прошептала она Гунну на ушко. – Ну возьми меня. Видишь – я вся горю.

Однако Гунна, несмотря на молодость, это нисколько не смутило. Он только лихорадочно засопел, а зрители одобрительно засмеялись. Кроме Валерии и Руса, которые, наверное, мысленно перенесли эту сценку на себя и оба одновременно покраснели.

– О, волшебная Венера, – хрипло промолвил Гунн. – Ты прекрасна. Но я вынужден тебя огорчить – я люблю Ливию, – добавил он, впрочем, не делая никаких попыток освободиться от ее объятий.

– Ну, тогда подари мне что-нибудь на память о себе, – прошептала она еще более соблазнительно, прижимаясь к нему своим обнаженным телом, и даже немного подрагивая – то ли от приторного то ли от настоящего возбуждения. Она в шутку попыталась снять перстень и Гунн серьезно насупился.

– Извини, прекраснейшая, но это очень ценный перстень, – честно сказал он, и от его необычайно серьезного тона все покатились со смеху.

Под общие горячие аплодисменты Элия неторопливо поднялась и медленно вернула хитон на свое законное место. Пьеса перешла к заключительной стадии – поединку.

Аттила и Теодорих дрались на палках. И это получалось у них искренне и совсем не по театральному. Да и не умели они изображать сражение. И поэтому эту сценку все смотрели с особым интересом. Юноши – с точки зрения военного искусства и умения, девушки – просто завороженные красивым зрелищем.

Гот был выше и сражался яростно, но Аттила был коренаст, да и старше по возрасту. И в конце концов победил своего оппонента без всяких ролей.

И им аплодировали словно в Колизее.

– Ну что ж, кубок победителю, – сказала Элия, поднося вино Аттиле. Не отрывая от нее своих глубоких глаз, он вежливо поклонился, принимая этот дар.

За отдыхом после игры все как-то незаметно разбрелись по дому.

Рус и Валерия стояли на террасе третьего этажа и смотрели на ночной Рим, на золотой дворец Нерона рядом с мрачным темным силуэтом Тарпейской скалы, на платановые рощи в саду Мецената, яркие огни в котором свидетельствовали о том, что гулянье там уже началось.

Они тихо разговаривали о чем-то серьезном и им старались не мешать.

Элия же сидела в отдаленной беседке в обществе Аэция.

– Я смотрю – ты сильно изменилась, – тихо говорил Аэций. – Раньше тебя не тянуло к юношам, которые младше тебя.

– А ты сам? – улыбалась в ответ Элия.

– Ну, я-то всего на год, – протянул он. – Это ничего не значит.

– Значит, да еще как, – засмеялась девушка.

Аэций пожал плечами.

– Как бы то ни было – все это осталось в прошлом, – сказал он.

– Ну почему же? – проговорила Элия. – У тебя есть возможность все вернуть как было. Вспомни наши сценки. А будут еще более интересные, обещаю! За это время я многому чему научилась, – произнесла она с легкой горечью

Римлянин снова пожал плечами, не обратив внимания на ее интонации.

– Ты же видел, – продолжила она, – я и не соблазняла в общем-то Гунна. Это я делаю несколько иначе – даже в играх.

– Я помню, – равнодушно ответил он.

И Элия слегка отстранилась, внимательно глядя на Аэция.

– Ну что ж, – улыбнулась она устало, поправляя складки своего хитона. – Как знаешь. – Она вдруг засмеялась. – А взгляд у твоего друга, словно два кинжала – аж мурашки пробирают до самой глубины, – и она поежилась.

– Просто глаза у него сильно черные, – пожал плечами Аэций. – Впрочем. Мы давно привыкли и уже не замечаем. Хотя, наверное, на женщин такой взгляд должен производить впечатление.

– А вы действительно с ним друзья? – спросила она задумчиво.

Аэций кивнул.

– Конечно, – подтвердил он.