Текст книги "Крестовский треугольник"

Автор книги: Серафима Шацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Роман кое-как удерживался от желания избить Андрея, понимая, что если начнет, то вряд ли сможет остановиться. Внутри все тряслось. Он подошел к сыну и заглянул в лицо. Мальчик уже не плакал. Он молча стоял возле кухонного стола, опустив глаза в пол.

– Садись, – отец ласково погладил Саню по спине, на глаза навернулись слезы. – Саня, сейчас приедет следователь. Ты ему расскажи, чем вы с Андреем занимались. Ничего не скрывай и не стесняйся. Хорошо? Если что-то было до сегодняшнего дня, то это тоже надо будет сообщить.

– Ты сошел с ума! – захлебываясь слезами, заорал Андрей. – Я люблю тебя… я никогда… никогда… Слышишь! …никогда… Рома…

***

Санька будто остолбенел от происходящего вокруг. Сидящий на полу в отрешенном состоянии Андрей с покрасневшими от слез глазами, расстроенный бледный отец, говоривший со следователем, сотрудники милиции в их квартире. Он будто был участником нелепой криминальной постановки, пугающей своей реалистичностью. Боясь лишний раз пошевелиться, он только кивал в ответ на задаваемые вопросы, не до конца понимая того, о чем его спрашивают.

Что теперь будет? Андрея заберут в тюрьму? Несмотря на свою нелюбовь к парню, Саня не хотел этого. Андрей виноват в его несчастьях, но разве он заслуживает того, чтобы его посадили? Ведь тот с Санькой ничего не делал, даже и не думал, а он наврал, обвинил бог знает в чем. Но как же страшно признаться! А вдруг за клевету Саньку отругают или еще хуже – отправят в колонию для несовершеннолетних преступников? Он не ожидал, что отец сообщит в милицию. Это в его план не входило. И что же теперь делать? Молчать, может, не все так страшно. В милиции поймут, что Андрей ни в чем не виноват и отпустят.

– Саня, а расскажи мне, что дядя Андрей с тобой делал? – мужчина в штатском смотрел на мальчика холодными, ничего не выражающими глазами.

Санька вытаращился на следователя, пытаясь выдавить из себя хоть слово, но получалось только нечленораздельное блеяние.

– Он напуган. У него шок, – ответил за сына Роман.

– Так, папаша. Не отвлекайтесь, пишите все, что можете сказать по поводу этого дела. Что вы видели, как все было. Короче все, что сможете вспомнить.

– Мне нужно писать только о сегодняшнем происшествии или еще о том, что было раньше?

– Если что-то замечали ранее, пишите, – следователь недовольно вздохнул, окинув взглядом Романа сверху вниз. – Могу курить?

– Да-да, пожалуйста, – Рома придвинул к нему пепельницу. Мужчина достал из кармана пиджака пачку и ловким движением выбил из нее сигарету. Взяв из рук Романа зажигалку, в знак благодарности кивнул светлой кучерявой головой и прикурил, слегка щурясь сквозь очки в тонкой золотой оправе.

– Мальчику сегодня или в крайнем случае завтра необходимо пройти медицинское освидетельствование. В бюро СМЭ* лучше ехать сегодня же, чтобы зафиксировать не только возможные физические повреждения, но и следы спермы, если они есть. Адреса я вам оставлю. Потом ко мне, но предварительно позвоните. Ваше дело буду вести я. Меня зовут Евгений Петрович Золотарёв, – мужчина, зажав зубами сигарету, достал из коричневой дерматиновой папки визитку и протянул ее Роману.– Адрес указан. При себе иметь документы, удостоверяющие личность.

– Уголовное дело возбудят?

Золотарёв откинулся на спинку стула и, положив на нее руку, произнес:

– Уже возбуждено. Мне ваше заявление нужно для составления более подробной картины происшествия. Ну что, дописали? Дата, подпись. И еще вопрос – мальчик был в этой одежде, когда вы застали Вересова с ребенком?

– Да.

– Тогда мне нужна его одежда. Могу попросить мальчика переодеться?

– Да-да, конечно. Саня, переоденься и принеси джинсы и футболку, – Роман повернулся к сыну.

Санька вышел из комнаты. Золотарёв перевел взгляд на Андрея и взялся за шариковую ручку.

– Вересов, что вы можете сообщить по факту совершенного преступления?

– Я ничего плохого не делал…

– Понятно. Не хотите работать со следствием, – Золотарёв удрученно вздохнул и повернулся к милиционеру в форме, стоявшему за спиной. – Коля, отведи подозреваемого в машину.

Когда Санька вернулся в гостиную, Андрея в ней уже не было. Он подошел к столу, за которым сидел следователь и молча протянул мешок с вещами. Получив пакет, Золотарёв поднялся со стула и, сложив в папку бумаги, направился к выходу.

– Жду вас завтра. До свидания!

***

Помимо Андрея, в полуподвальном «собачнике» находилось еще пятеро. Комната была темной и грязной, в затхлом сыром воздухе пахло табачным дымом и прокисшей мочой. Сокамерники, пристроившись на верхних настилах, разговорились. Через некоторое время один из них, соскочив на пол, застучал в металлическую дверь. Послышались шаги. В отверстии распахнувшейся со скрежетом кормушки появилось мясистое лицо тюремщика:

– Чего надо?

– Ужин когда?! Жрать охота! – заорал мужик бомжеватого вида.

– Ты поори еще тут! Не в санатории! Сегодня не жди. На довольствие вас еще не поставили! – дверца захлопнулась с противным скрипом.

– Гнида! – в сердцах выплюнул беззубым ртом арестант и, сморщив в злобной гримасе лицо, полез обратно.

Андрей сидел внизу, вжавшись в стену, до сих пор не веря в то, что произошло. В этот момент он чувствовал лишь глухое беспробудное одиночество. Вся его жизнь разом обрушилась, обвалилась, погребя под собой прошлое, настоящее и будущее. Он вдруг оказался один на один со своим горем. Ему неоткуда было ждать ни помощи, ни сострадания. Родители не знали о его личной жизни. Он всегда старался уберечь их от этой ненужной и такой болезненной правды. Но теперь скрываемая столько лет истина приобретала безобразные уродливые черты. И от этого становилось нестерпимо больно.

Его мама, любимая добрая мама не сможет пережить такого позора. Если она узнает, что сына обвиняют в совращении мальчика, то для нее это станет двойным ударом. От этих мыслей защемило в груди. Рома! Тот, кого он любил больше жизни, предал. Не поверил. Не выслушал. Отправил его за решетку, толком ни в чем не разобравшись, по первому импульсу, шальной мысли, пришедшей в голову. Как он вообще мог подумать, что Андрей способен на такое?! Он верил Роману, считая его надежным другом и опорой, самым близким, самым дорогим, самым родным. И в один миг тот отказался от него, отвернулся. Предал! Ведь Рома знает, что сделают с Андреем в тюрьме. За что?

Было холодно и страшно. Что ждет впереди? Об этом Андрей боялся подумать. Завтрашний день пугал своими мрачными перспективами. Страх пробирался под кожу, будто ледяными костлявыми пальцами погружаясь в теплую, наполненную кровью плоть, сжимал внутренности, втягивая их в один плотный пульсирующий в области солнечного сплетения сгусток.

От тяжелых мыслей отвлек хриплый голос:

– Курить охота! Братва, дайте закурить!

На просьбу бомжары кто-то презрительно хмыкнул.

– Эй, ты! – Андрей увидел сморщенное лицо, свисавшее сверху. – Курить есть?

Андрей достал из кармана пачку и протянул ее мужику. Тот ловким обезьяньим движением ухватил ценную добычу и, с хрипом расползаясь в уродливой улыбке, скрылся из вида. Лезть в драку и отбирать сигареты Андрей не стал. Тюремные порядки были ему чужды.

***

Наутро Андрей проснулся от скрежещущих металлических звуков. Дверь в камеру распахнулась.

– Вересов, на выход, – в проеме стояла грузная фигура человека в сером камуфляже.

Не до конца отойдя ото сна, Андрей вскочил на ноги и направился к выходу.

– Лицом к стене! Руки за спину! – небрежный властный голос эхом отдавался от унылых тюремных стен. Загремели ключи. – Вперед!

Дежурный подтолкнул Андрея в нужном направлении. Они шли по извилистому коридору, залитому болезненно-желтым электрическим светом.

Атмосфера учреждения давила. Вдоль отсыревшей, с ржавыми потеками стены ошметками свисала потрескавшаяся и облупившаяся побелка. Одинаковые металлические двери выкрашены в уродливый серый. Откуда-то из глубины доносились глухие звуки, вибрирующие низкими частотами. Запах сырости, табака и нечистот сливался в едкий смрад, забивался в нос, впитываясь в кожу и волосы.

Каждый раз, остановившись у решетки, конвоир, побрякивая ключами, отпирал и запирал очередную дверь, повторяя грубым тоном две заученных фразы. Андрей потерял счет всем этим решеткам с толстыми прутьями, бесчисленным поворотам и узким лестницам. Наконец, тюремщик остановил его:

– Стоять! Лицом к стене!

Конвойный открыл дверь и, пропустив арестанта, встал у выхода.

В небольшой комнате за столом сидел уже знакомый светловолосый мужчина. Увидев на пороге Андрея, вместо приветствия он окатил его пренебрежительным взглядом:

– Садитесь, Вересов, – проследив за тем, как Андрей уселся на скамейку у стола, продолжил: – Давайте вернемся к нашему вчерашнему разговору. Что вы можете сообщить следствию о произошедшем?

– Ничего. Я не трогал мальчика.

– Знакомая песня. А если подумать?

– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.

– А ты знаешь, что делают с педофилами в тюрьме? – Золотарёв, сцепив перед собой руки в замок, подался корпусом вперед. – Рассказать?

Андрей нервно сглотнул.

– Вересов, я, конечно, не маг и волшебник, но кое-что могу для тебя сделать. Если ты добровольно во всем признаешься, то я похлопочу, чтобы тебя оставили в ИВС*. Иначе я отправлю тебя в СИЗО*, как только у меня на руках будет решение. Я понятно выражаюсь? – его узкие серые глаза колко смотрели сквозь изящные сглаженные прямоугольники линз.

– Я не трогал мальчика, – Андрей уперся взглядом в столешницу.

Следователь резко выдохнул и покачал головой, опираясь локтями о стол.

– Не завидую я тебе. ИВС – это еще не вся тюрьма. Здесь всем глубоко насрать, за что тебя повязали. В СИЗО другие порядки. Как только в хате узнают твою статью… – Золотарёв сделал скорбное лицо. – Скрыть, конечно, не получится. Но у тебя есть возможность оттянуть момент истины до решения суда. Будешь писать чистосердечное?

Он придвинул к Андрею листок с лежащей поверх авторучкой. Стоическое молчание подследственного раздражало.

– Ну что, Вересов?

– Я не буду ничего писать, – уверенность в собственной невиновности давала Андрею надежду на оправдание в суде.

– А не пиши, так даже лучше. В СИЗО ты до суда не доживешь. Тебя в камере сначала изнасилуют, а потом прибьют. Причем мучиться ты будешь долго. У наших сидельцев фантазия, знаешь, какая? Кружок «Очумелые ручки» нервно курит в сторонке. Последний раз спрашиваю, пишешь?

От сказанного по телу Андрея прокатился холод, ладони стали влажными. Но он продолжал стоять на своем, молча мотнув головой, не глядя на Золотарёва.

– Что ж, – следователь отодвинулся от стола и разочарованно посмотрел на Андрея. – Но запомни, Вересов, я все равно докопаюсь до истины, и тогда ты получишь по полной. Это я тебе обещаю! Посмотри и распишись в протоколе допроса.

Пробежавшись глазами по документу, Андрей поставил внизу свою подпись.

Золотарёв обратился к конвоиру:

– Я закончил. Можете увести!

Евгению Петровичу Золотарёву ужасно хотелось передать это дело как можно скорее в суд. Он всей своей сущностью ненавидел педофилов и за долгое время работы в органах никак не мог привыкнуть к этой категории преступлений, каждый раз содрогаясь от выясняемых подробностей. Дело Вересова не было исключением. Следователю до отвращения не хотелось копаться в том, что отталкивающего вида смазливый мужик вытворял с ребенком. Принуждал ли он мальчика? Как уговаривал? Какими частями тела касался? От всех этих разговоров хотелось напиться, но прежде дать в морду этой твари.

От того, что Золотарёв уже узнал, становилось не по себе. После смерти жены папаша-гей забрал сына, решив, что в состоянии дать ему нормальное воспитание. И что из этого получилось, Золотарёв видит собственными глазами. Разве можно таким давать детей? Евгений полез в карман пиджака. Достав ртом из пачки сигарету, несколько раз чиркнул зажигалкой и закурил. Он уже пять лет пытается бросить, но никак не может избавиться от никотиновой зависимости, слишком близко принимая к сердцу расследуемые преступления. Евгений понимал, что такие профессии, как хирург и следователь, требуют особой жесткости, если не сказать черствости. И хотя говорят, что с годами эти качества появляются сами собой, но чувствительность Золотарёва к чужому горю никак не проходила. В такие минуты ему хотелось сменить работу, но что он будет делать? Ведь кроме расследований тяжких и особо тяжких он ничего не умеет. Золотарёв глубоко затянулся, выдыхая дым через нос.

___

*ИВС – изолятор временного содержания,

*СИЗО – следственный изолятор.

*СМЭ – судебно-медицинская экспертиза.

Часть 10

Как только милиция покинула квартиру, Роман потащил сына по адресам, оставленным следователем. Время было позднее. В больницах их принимать отказывались. Раздосадованный, он ругался с дежурными, но все попусту.

Вжавшись в кресло автомобиля, Санька тихонько радовался неудачам отца. Страх, что его обман раскроется, крепко засел в голове.

– Пап, поехали домой. Давай завтра, а? – заканючил он, когда Роман в очередной раз, со злостью хлопнув дверью, повернул ключ в замке зажигания.

– Гады! – негодуя, сквозь зубы процедил отец. – Я знаю, ты очень устал. Тебе столько сегодня пришлось пережить, Санька…

Он в сердцах потрепал сына по всклокоченным вихрам.

Всю дорогу Роман помалкивал, обдумывая, как начать разговор, чтобы лишний раз не ранить. Несмотря на отвращение, которое он испытывал, ему хотелось выяснить, что все-таки Андрей делал с мальчиком и как долго это продолжалось.

Но по возвращении домой Санька сразу отправился спать. К Роману сон не шел. Он сидел за столом и курил над чашкой остывшего кофе. На мгновение он почувствовал жалость к Андрею. Однако сумел подавить в себе эту внезапную эмоцию. Поступку сожителя не было оправдания. Как же он мог так ошибиться в человеке? Роман всегда считал Андрея намного лучше себя. И тут такое! Вдруг Роман задумался над тем, что нередко люди отождествляют гомосексуальность с педофилией. Может, есть в этом рациональное зерно? Крестовский попытался вспомнить какие-то свои ощущения, связанные с мальчиками. Но кроме симпатии, вызванной ностальгией по детству, ничего не нашел. Глядя на мальчишек, он вспоминал себя в их возрасте. Как носился с утра до вечера по улицам, как играл с друзьями в казаки-разбойники, как прыгал с крыш гаражей в снег. И ничего похожего на влечение.

***

Этой ночью Санька тоже не спал, ерзая в кровати. Он чувствовал себя очень паршиво. В голове крутились разные мысли, возвращая к событиям сегодняшнего вечера. Он вспомнил глаза Андрея, полные страха, когда отец увидел обнаженного Саньку. Как тот ползал в ногах у отца, умоляя выслушать. Стенания на полу в гостиной.

Перед глазами всплывали картины обреченной безмолвной покорности, с которой Андрей принимал все обвинения отца в свой адрес, когда приехал следователь. Сане отчего-то стало жаль парня. Во всем случившемся была ужасающая несправедливость. Несомненно, то, что происходит между папкой и Андреем стало причиной всех бед, свалившихся на Саньку в последнее время, но разве за это надо сажать в тюрьму? Чувство вины за случившееся не давало покоя. Оно словно царапало изнутри маленькими коготками, причиняя почти физическую боль. Что теперь будет? Отец так сильно разозлился, что готов был убить Андрея. Санька видел, как сжались папкины кулаки, когда тот плюхнулся перед ним на колени. Но рассказать правду было страшно. От одной только мысли о том, что его вранье выплывет на поверхность, Саньку охватывал ужас, заставляя сердце замирать. Но как долго он сможет жить с этой ложью, зная, что из-за него страдает невиновный человек?

***

Утром Роман и Санька снова направились на медицинское освидетельствование.

В больничном коридоре никого не было. Роман подошел к нужному кабинету. Заглянув туда, он долго и путано объяснял суть визита старенькому профессору в белом халате.

– Как я понимаю, постановления на руках у вас нет, – сухонький старичок посмотрел на мужчину поверх очков.

– Нет, но есть направление, – Роман шагнул внутрь. Санька засеменил следом.

– Очень хорошо! – взяв в руки протянутую бумажку, эксперт посмотрел на подростка. – Как ты себя сегодня чувствуешь?

Санька, покусывая губы, покосился на седовласого врача и, громко шмыгнув носом, ответил:

– Нормально.

– Спал хорошо?

– Не очень.

– Саша, я задам тебе несколько неприятных вопросов, но ты постарайся на них ответить. Договорились? – пожилой мужчина посмотрел на мальчика ласковым взглядом. Санька кивнул.

– Скажи, пожалуйста, как так получилось, что ты оказался раздетым, когда твой папа зашел в квартиру?

– Андрей снял с меня джинсы.

– И ты не сопротивлялся?

– Нет. Я испугался, когда он начал их расстегивать.

– А что было дальше?

Санька почувствовал, как заливается краской, не зная, что ответить старичку. Ведь Андрей его и пальцем не тронул. Сейчас-то его ложь и раскроется! Он набычился и опустил глаза, крепко стиснув губы, будто боялся, что правда сама вырвется наружу.

– Следователю даже этого не рассказал, – волнуясь, пояснил Роман.

– Что ж, его можно понять. Для ребенка это большой стресс. Давайте тогда приступим к осмотру. Ну-с, молодой человек, – профессор, поднявшись со стула, подошел к Саньке и, открыв дверь в смотровую, сделал приглашающий жест. – Проходи, раздевайся. Сейчас мы запишем телесные повреждения. Начнем с внешнего осмотра, а потом уже и все остальное, если получится.

Санька оголился до трусов и слегка поежился от прохладного уличного воздуха, попадающего в помещение через открытую узкую форточку. Доктор, внимательно осматривая руки, ноги и тело ребенка, сдвинув брови, стал сосредоточенно диктовать:

– Так! Гематомы на внешней стороне правого бедра, небольшие, около двух сантиметров в диаметре. Количество пять штук, – молоденькая медсестра заносила в документ то, что говорил профессор. – А здесь у нас что? Поверхностная царапина… так… очень хорошо… три сантиметра в длину… глубокого повреждения эпидермиса нет… Кровоподтек на правом предплечье овальной формы…

Профессор замерил небольшой линейкой ссадину.

– …четыре сантиметра в длину… ширина – один…

– Это я с Киселём в субботу подрался, – буркнул Санька себе под нос.

– Вот как? – старичок посмотрел на него из-под очков. – Ну-с, давайте теперь попробуем выяснить, было ли анальное сношение.

Профессор кашлянул и повернулся к Роману:

– Папочка, нам нужно будет снять трусы и наклониться. Вы не против?

– Да-да. Я все понимаю… – Роман нервно сглотнул и обратился к сыну, – Саня, сделай, пожалуйста, как говорит доктор.

Санька застыл в недовольной позе, надув губы.

– Не буду, – просьба эксперта показалась унизительной.

– Саня, пожалуйста, это надо сделать! Я прошу тебя, – Роман умоляюще смотрел на сына. – Доктор, можно я с ним поговорю наедине?

– Да-да, конечно! Мариночка, давайте оставим молодых людей на минуту, – с этими словами профессор вывел девушку из смотровой, взяв ее под локоть.

Дождавшись, когда за ними закроется дверь, Роман подошел к Саньке вплотную и заглянул в лицо.

– Саня, ты же понимаешь, что это все серьезно? Мы так и не поговорили. Ты мне ничего не рассказал. Ну? Это нужно для следствия, чтобы наказать его.

– Не надо. Он со мной ничего не делал, – мальчик опустил голову, старался не смотреть в глаза отцу. В ушах гулко стучало, от волнения ладони стали влажными и липкими. Ему было страшно, что теперь его могут наказать за обман. Санька почувствовал, как к горлу подкатывает ком.

– Я знаю, что тебе стыдно. Но это не повод, чтобы простить Андрея.

– Не делал он мне ничего… Это я сам…

– Что?! Я не понимаю! – внутри у Романа будто что-то оборвалось и упало, обдавая холодом.

– Это я специально придумал…

– Что ты придумал?!

Санька сжал губы и исподлобья посмотрел на отца.

– Я дождался, когда ты приедешь, а потом подошел к Андрею и сам снял штаны…

Оглушенный таким откровением Роман схватился за голову. Мысли путались, наскакивали одна на другую, смешивались, взрывая мозг непрекращающимся хаотичным движением. Он вдруг осознал всю абсурдность и жестокость сложившейся ситуации. Пол будто закачался под ногами. Голова закружилась. Его охватил ужас.

– Но зачем?! Саня?!

– Я хотел, чтобы ты его выгнал.

– Да, черт возьми, почему?! – отец схватил сына и хорошенько тряхнул. – Посмотри же на меня! Почему?!

– Потому что ты из-за него стал таким! Я все видел! – сорвалось с Санькиных губ.

Последние слова будто обрушились, давя невыносимой тяжестью. Роман понял, что его трусость может обернуться трагедией для любимого человека. Панический страх открыть правду сыну был самой большой ошибкой. Может, если бы он не смалодушничал год назад и честно признался мальчику, то этого бы не случилось. Или поговорил с сыном еще каких-то два дня назад, не откладывая на завтрашний день. Ну почему он такой трус? Получается, что во всем виноват он и никто больше. Именно его эгоизм толкнул Саньку на столь отвратительный поступок. А Андрей? Почему он не поверил человеку, которого любил, обвинив в чудовищных вещах? Бедный Андрей. Получается, что Роман из-за трусости опять предал его, как сделал уже однажды. Но тогда Андрей его простил. Простит ли сейчас? А что, если в тюрьме… от внезапно пришедшей в голову мысли Роману стало не по себе. Надо было что-то срочно предпринять. Вытащить любимого из заключения. Но сейчас главное – попытаться все объяснить Саньке, иначе он может еще таких дров наломать.

– Саня! – в полном отчаянии Роман заглянул в глаза сыну. – То, что ты видел —плохо, но если только это происходит не по любви. Понимаешь? Как бы тебе это лучше объяснить... Многие мужчины, когда приходит время, встречают ту единственную женщину, которую хочется любить и оберегать. И к ней возникает особое притяжение. Тогда они ложатся в кровать и занимаются сексом, чтобы выразить то, что чувствуют. Но иногда природа ошибается и единственным оказывается парень, такой же, как и ты… Такими рождаются… С этим ничего не поделаешь. Это как цвет глаз, нельзя изменить.

– А Андрей, он твой единственный? – неуверенно спросил Санька.

– Да, – сердце Романа больно сжалось.

Мальчик смотрел на отца глазами, полными отчаяния. Уголки рта опустились, от негодования губы мелко задрожали.

– А я?! Как же я?! – по мальчишеским щекам покатились слезы. – Ты хочешь быть только с ним, а я совсем тебе не нужен…

Санька, схватив оставленные на кушетке брюки, начал быстро одеваться. Руки тряслись, делая привычные движения неловкими и порывистыми. Пелена застилала глаза, крупные капли изредка срывались с глаз на пол.

– Пойми! Это другое… – пытался оправдаться Роман.

– Ненавижу вас обоих… Ненавижу… Сволочи!

Наспех натянув на себя толстовку, Санька запихнул ноги в кроссовки и ринулся к выходу.

– Саня! – Роман попытался остановить сына, схватив за локоть, но тот ловко вывернулся и выбежал из кабинета.

Роман выскочил следом, лишь махнув рукой на удивленный возглас эксперта.

– Саня! Постой! – он побежал по коридору за быстро удаляющейся фигурой подростка. Нагнав его почти у самого выхода, Роман схватил сына в охапку и прижал к груди.

– …пусти… пусти… ненавижу… – Санька отчаянно сопротивлялся, пытаясь ударить отца. Но Роман крепко держал его, не давая возможности выскользнуть.

– Саня, Саня! Успокойся! – Роман уткнулся подбородком в рыжую макушку.

– …пусти… – тело подростка обмякло в сильных отцовских объятиях, Санька зарыдал.

– Все… успокойся… – Роман тяжело дышал. – Я люблю тебя, ты мой единственный ребенок… Ты мой сын… Никто на свете не сможет заменить тебя. Понимаешь? Никто.

Санька, жалобно воя, вцепился в отца, стиснув тонкими пальцами мягкую ткань джемпера.

– А Андрей… Андрей… он не виноват… так нельзя, понимаешь… я не могу любить только тебя… но с Андреем это другое… тебя я никогда не разлюблю. Ты всегда будешь мне дороже всех… Ты мне веришь? Веришь?

Санька замолк, слушая Романа, только изредка вздрагивая телом от судорожных всхлипываний. Отец и сын стояли среди больничного коридора, обняв друг друга, и молчали. Мимо проходили люди, оборачивались, смотрели, не понимая, что происходит. Но каждый чувствовал то незримое, искреннее, сильное, что связывало этих двоих.

Паузу нарушил хриплый от слез мальчишеский голос:

– Но почему ты такой, а? Не как у всех?

– Не знаю, сын, – Роман попытался улыбнуться, но вместо этого у него получилась только скорбная гримаса.

***

Когда Роман проснулся, в квартире было тихо. Слышался только ход настенных часов, беспощадно отмеряющих время. По углам скользил полумрак, рассеиваемый тусклым дневным светом. Возле разобранного дивана валялись наспех снятые вещи. Роман встал с кровати и, ступая босыми ногами по прохладному дощатому полу, выкрашенному темно-коричневой краской, прошелся по всем комнатам. Андрея нигде не было. Произошедшее этой ночью на миг показалось сном.

– Андрей, – позвал он. Ответом ему была тишина.

Вдруг Романа осенила мысль, что он не знает ни номера телефона Андрея, ни где тот живет. Почему он ушел вот так, не попрощавшись? В надежде, что Андрей оставил записку, Роман беглым взглядом окинул все поверхности. Но ни на полочке рядом с поваленной фотографией, ни на круглом столе, накрытым бежевой скатертью с длинными кистями, ни на старом полированном трюмо не было ничего похожего. Неужто для него эта встреча ничего не значила? Приятно проведенный вечер, мимолетный секс и больше ничего?

У Романа появилось неприятное чувство, что его просто использовали. Но ведь Андрей не настаивал ни на чем, не напрашивался. Даже хотел уйти. В голове настойчиво вертелись слова, брошенные невзначай: «После того, как ты просишь прощения, мне бывает очень хреново». Андрюшка же не мог просто так все забыть, ведь он когда-то любил его. Теперь Роман это знал наверняка. У него было много времени, чтобы во всём разобраться. Те пять лет, что они не виделись, Крестовского не оставляла эта мысль. Сколько пришлось передумать, переосмыслить, понять, чтобы признаться себе в том, что он тоже любит. И любит мужчину.

Поначалу эта мысль казалась Роману невообразимой дикостью, от которой становилось страшно настолько, что он долгое время пытался заставить себя перенаправить копившуюся в душе нежность на жену, но не получалось. Со временем, когда чувства к Андрею померкли, Роман стал замечать, что поглядывает на симпатичных парней. Однако решиться на отчаянный шаг так и не смог. Но даже тогда он невольно сравнивал приглянувшихся мужчин с Андреем. Он тосковал по своей несостоявшейся любви так, что делал попытки найти любимого, но все было тщетно. Роман уже ни на что и не надеялся, когда неожиданно увидел друга, сидевшего за столиком в кофейне. Именно в эту минуту Роман понял, что больше никогда не сможет отпустить Андрея. Ведь это его Андрюшка, такой любимый, такой желанный!

Андрея надо найти во что бы то ни стало. Единственной зацепкой был театр оперы и балета, благо в городе он только один.

***

Праздники пролетели как одно мгновение. Вскоре Даша с Санькой вернулись от тетки, и жизнь потекла своим чередом. Однако Роман, как полоумный, почти каждый вечер пересекал чуть ли не весь город, чтобы постоять возле служебного входа в театр, надеясь, что встретит Андрея. Караулить пришлось недолго. Через две недели Роман увидел, как Вересов идет по театральному скверу в сторону перекрестка.

– Андрей! – окликнув, Роман подбежал к Андрею, и тяжело дыша, схватил его за руку. – Постой, нам надо поговорить!

– О чем? – Андрей даже не удивился, увидев Романа.

– Почему ты тогда сбежал? – Крестовский, пытаясь восстановить дыхание, наклонился вперед. Полы незастегнутого черного кашемирового пальто разъехались, давая разглядеть строгий серый костюм. Белый шарф свисал так, что напоминал полотенце на шее боксера во время брейка.

– А для чего мне было оставаться? Мы приятно провели время и только…

– И все на этом?

– А разве может быть что-то еще, Рома? Если ты не забыл, то у тебя семья, сын…

– Но ты мне нужен.

– В качестве кого? Какую роль ты мне отвел? Любовницы, которая тоскливо ждет у окна, получая жалкие подачки? Вообще-то, я хочу тебе напомнить, что я не баба. Меня роль наложницы султана не устраивает.

– Ты хочешь, чтобы я развелся?

– Больной! Иди к жене, я не хочу тебя больше видеть! – с этими словами Андрей уже направился к остановке, но Роман крепко ухватил его за руку.

– Стой! – зло процедил он, и, уставившись куда-то вдаль, стал говорить сквозь плотно стиснутые зубы: – Ты от меня так просто не отделаешься! Я тебя не отпущу, слышишь?!

Роман резко развернул Андрея к себе лицом и, глядя в глаза, продолжил:

– Я люблю тебя и мне плевать, что ты об этом думаешь! Ты мой, понял, и только мой!

Андрей, испуганно озираясь по сторонам, зашипел:

– Крестовский, ты псих! Отпусти меня, на нас люди смотрят!

– Если ты сейчас не скажешь, что согласен со мной встречаться, то я прям здесь тебя поцелую взасос! Ты этого хочешь?!

– Чокнутый!

– Так я не понял, да или нет?!

– Да-а! Отпусти же, наконец!

Роман с облегчением выдохнул, на мгновение прикрыв глаза.

– Так-то лучше. Пойдем.

– Куда?

– Моя машина припаркована у входа в театр. Я тебя отвезу домой.

– Крестовский, тебе голову не мешает проверить…

– Угу, пойдем. В машине продолжишь свои комплименты.

Роман, как только оказался в салоне автомобиля, притянул Андрея к себе и накрыл его губы ртом. Внутри сладко заныло. Они целовались долго, слегка прихватывая зубами кожу , шаря по телу руками .

– Андрюха, я так больше не могу, – зашептал Роман, обдавая горячим дыханием.

Андрей наклонился и расстегнул ширинку на его брюках. То, что произошло потом, Роман толком не запомнил. Словно в тот момент все провалилось в темноту зимнего вечера. Он слышал только звон в ушах и гулкое биение сердца, пульсирующего в груди с невероятной силой.

***

Увидев на пороге квартиры хорошо одетого незнакомого мужчину, бабушка-божий одуванчик ничего не сказала, лишь окатила гостя оценивающим взглядом.

– Добрый вечер, Марья Никитична! – поздоровался Андрей.

– Это что ж, друг? – не ответив на приветствие, скривилась бабка.

– Да. Друг.

– Роман, – мужчина, ухватив старуху за костлявую руку, слегка потряс ее. Та брезгливо освободилась от столь нахального приветствия.

– Бухать, что ли, собрались?

– Никак нет! Никаких «бухать»! Мы парни приличные, потребляем только чай. Правда, Андрюх? – настроение у Крестовского было игривым.

– Ну-ну, хоть закуска-то к чаю есть? А то смотрите, буянить начнете, я ментов вызову!

– Не волнуйтесь, бабуля, мы тихо. Как мышки! – Роман бережно приобнял пенсионерку.

– Ты руки-то убери. Ишь, какой охальник! Бабу свою хватать будешь. – Старуха отстранилась и шаркающей походкой направилась в свою комнату.