Текст книги "Поездка в Тоскану"

Автор книги: Серафима Иванова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Жемчужина

Дно было усеяно осколками древних амфор. Песок постепенно оседал, и вода становилась все более и более прозрачной. Нужно было оглянуться и найти место получше, возможно, что там, где он сейчас находится, небезопасно. Но пока песок не осядет окончательно, об этом нечего даже и думать. Нужно просто полежать и успокоиться. Что же это всё-таки было? Ведь ничто не указывало на такие перемены. Обычная тихая жизнь устойчивого сообщества. Еды было много, никто не жаловался, соседи вполне доброжелательно относились друг к другу, свято соблюдая законы общежития. И вдруг… Собственно, всё, что он мог сейчас вспомнить об этом, укладывалось в одну ноту – дикий вихрь, сорвавший его с места. Его бешено крутило и бросало из стороны в сторону. Давление воды увеличивалось, грозя раздавить и смять. Было очень важно не дать мышцам ослабнуть. Главное – не открыть рот, иначе конец. Потом его куда-то швырнуло, внезапно всё успокоилось, и он оказался здесь. Теперь просто ждать. Интересно, сколько метров воды отделяет его от солнца?

Там, где он родился, всегда было тепло и очень солнечно. Здесь тоже тепло, но солнца гораздо меньше, он чувствовал это даже с закрытыми створками. Все-таки нужно рискнуть. Он постепенно ослабил мускул и приоткрыл рот. В рот тут же попал малюсенький камушек и забился внутрь. Проклятие! Он всегда этого опасался. Что теперь делать? Он напряг тело, пытаясь вывернуться наизнанку, высовывая то одну, то другую часть из раковины. Бесполезно, камушек только забивался еще дальше. Утомившись от этой бессмысленной борьбы, Птериа медленно закрыл створки раковины и перевел дух. Ладно, придется с этим жить. Слава Создателю, камушек оказался почти круглым и не очень большим. Значит, на то, чтобы затянуть его слоем защитного вещества, уйдет не так много сил и времени. Он опять приоткрыл створку и осторожно втянул внутрь немного воды. Вкус был приятным. Оглядевшись по сторонам, перл заметил кусок какой-то мраморной статуи, вполне приличной по размерам и форме для его нового дома, и надёжно прикрепился к самому выгодному участку. Глубина составляла более тридцати метров. Немного необычно, но зато менее опасно. В общем, можно было считать, что ему повезло.

Никто из обитателей уже не помнил, сколько времени прошло с того злополучного тайфуна. Жизнь за эти десятилетия давно наладилась и вошла в свою привычную колею. Единственным сильным переживанием Птериа за все это время была смертельная схватка с Морской Звездой. Но и тут всё окончилось вполне благополучно. А между его створками росла замечательная жемчужина. Он научился разговаривать с ней, слушать и слышать ее тихий голос. Голос его Души. Она была поистине прекрасна. Очень крупная, совершенной формы, редкого голубого цвета, который мог меняться, принимая то сероватый, то зеленоватый оттенки, в зависимости от настроения перла. Она была нежной и твердой. Он знал, что такой нет больше ни у кого. Раковины-соседки, рискуя быть съеденными, время от времени подползали поближе к нему, предлагая помощь в продолжении рода. В принципе, он был не против. Иногда длинными темными ночами он думал о них… Но нет, этого нельзя допустить, ведь для этого придется приоткрыть створки чуть шире, чем обычно, а тогда кто-нибудь может узнать о том, что у него есть жемчужина.

Он берег её ото всех, боясь, что однажды чьи-то грубые руки могут попытаться взять её. Просверлить в ней отверстие или зажать в золотых тисках – только для того, чтобы выставить на всеобщее обозрение. И тогда он уже никогда больше не сможет её слышать. Даже его собственная дальнейшая судьба, связанная с попаданием на берег, его не беспокоила. Для чего же нужна такая жизнь, если у тебя больше нет твоей Жемчужины? Его волновало только её благополучие. «Ну что же, – думал он, – пока я еще могу держаться за свой родной осколок мрамора, у моей Жемчужины есть жизнь. Вот и прекрасно. Будем наслаждаться ею столько, сколько сможем. А там будет видно».

Барсетка

Всё началось в небольшой мастерской маленькой частной фирмочки, занимающейся изготовлением и продажей мужских кошельков, портмоне, ремней, портфелей и прочей мелкой необходимости.

Ранним весенним утром, когда заспанный охранник открыл двери посыльному, тот вручил ему маленькую бандероль из далекой Африки. Расписавшись, охранник отнёс сверток с неизвестным ему содержимым хозяину. В пакете, аккуратно проложенный тканью, лежал кусок кожи. Очень странной кожи. К свертку была прикреплена записка: «Милый Костик! Посылаю тебе только что купленный мною на базаре кусок крокодиловой кожи. На пальто здесь, конечно, не хватит, но кепку ты себе сшить сможешь. Твоя Сима». Хозяин фирмы долго смотрел на записку и ничего не мог понять. Во-первых, его никогда не звали Костиком, просто потому, что он был Александр Петрович, и кроме того, он не знал никакой Симы. Однако посыльный уже ушёл, обратный адрес отсутствовал, и искать этого неизвестного Костика не представлялось никакой возможности. Кепок Саша не носил никогда. Повертев в руках этот странный кусок, он решил, что нужно использовать его весь, не оставляя лоскутков-отходов. Для портфеля – мало, для кошелька – много. И тут в его голову очень робко и застенчиво постучалась мысль. Человеком Саша по натуре своей был вежливым и гостеприимным, так что мысль вошла и удобно устроилась.

Вытряхнув из объемных карманов своего пальто все документы, сигареты и деньги, Саша сложил их аккуратной кучкой на куске кожи. «Ну что ж, милая, – ласково сказал Саша, – раз уж ты родишься в моей мастерской, то и имя тебе дам я. Ты будешь маленькой, но удобной и надежной, значит, и имя у тебя должно быть такое же. Мне нравится ласковое – Барсетка». Бережно свернув будущую сумочку, хозяин быстро набросал на обертке рисунок и понес всё это к закройщику. Закройщик работал с ним уже давно и прекрасно понимал хозяина. Кивнув в знак согласия, он принял из Сашиных рук свёрток и ушёл колдовать над ним. Потом то, что получилось, он отнес в другое помещение, где его друзья бережно выполнили задание, порученное закройщиком, о чем-то горячо, но тихо споря, пока, наконец, не вернули изделие хозяину.

Александр Петрович, нежно поглаживая бока новорожденной, несколько раз перевернул её, покачал, взвешивая на руке, и начал расстегивать замочки, кнопочки и молнии. Барсетка была в восторге! Она всячески демонстрировала свои достоинства, показывала самые потайные места и ждала похвалы. Она действительно была хороша! Мягкая, но упругая, необычной фактуры и расцветки, нестандартной формы, она сразу привлекала к себе мужские взгляды. А её внутренности! Нежный шёлк как будто говорил пальцам: «Ну, потрогайте меня, прикоснитесь ко мне, перебирая документы, я так приятен на ощупь!» Да, это было произведение искусства! Саша положил сумочку на стол и стал укладывать в неё свои вещи.

Барсетка открыла ему объятия и замерла в предвкушении. Это были ни с чем не сравнимые ощущения. Она чувствовала внутри себя мягкие нежные пальцы хозяина. Едва касавшиеся шелковой подкладки, они властно укладывали внутри неё документы, визитки, сигареты и ключи. И вот всё было уложено. Саша быстро надел пальто, продел кисть руки в петлю, пришитую к изголовью Барсетки, и вышел из кабинета.

После рассеянного света и теплого воздуха мастерской ночной холодный воздух улицы показался Барсетке чем-то пугающим и ужасным. К тому же её мотало из стороны в сторону, и она постоянно обо что-то ударялась. Это была пытка. Бедная сумочка никак не могла понять: что же такого она сделала, чтобы Хозяин, так на неё рассердился? Впрочем, Саше, наконец, и самому надоело, что его постоянно что-то бьёт по ноге, и он вынул руку из петли. Повертев в руках сумку, он сунул её под руку, чуть выше локтя. Барсетка затаила дыхание. Она ещё помнила каждое прикосновение пальцев Хозяина у себя внутри. Но сейчас это было совершенно другое. Тепло разливалось по всей поверхности, ощущение безопасности и необходимости любимому Хозяину граничило с блаженством. Это было счастье. Барсетка поняла, что она никогда по собственной воле не покинет этого замечательного человека. Она будет служить ему верой и правдой до самого последнего своего часа. Она будет хранить и оберегать все ценности, которые он ей доверит. И ждать. Ждать, когда он снова сильными и нежными пальцами откроет её застежки и войдет к ней в её отделения. Ибо ни на какие кремы и протирки не променяет она эти волшебные минуты.

Вот так началась долгая жизнь Барсетки. У них с Хозяином будет ещё много разных приключений. Но это, возможно, уже другая история.

Перчатки

Тонкая лайка. Нежный цвет светлого шоколада. Ювелирная обработка швов и подкладка из мягкого золотистого шёлка. Сделанные на небольшую мужскую руку, эти перчатки вполне могли бы подойти и женщине, обладай та «твердой мужской» рукой достаточного размера. Родившись в тихом живописном пригороде Ливерпуля в отделении фирмы Pittards, они сразу имели светский лоск. Всё их естество пронизывала холеная чопорность, гармонично сочетаясь со знаменитым английским юмором. Дело в том, что на тончайшей подкладке правой перчатки мелким готическим шрифтом было вышито: «right glove». Проделав долгий путь от дружной семейной мастерской до крупного фешенебельного магазина, лежа рядом с другими мужскими аксессуарами, перемерив множество мужских рук, они были довольны своим нынешним положением. Эта пара привыкла друг к другу и за годы, проведенные вместе, научившись ладить между собой. Они хранились в ящике шкафа недалеко от входной двери, на работу всегда выходили вместе и возвращались одновременно. Тем не менее правой перчатке доставалось сильнее. Несмотря на отсутствие разницы в возрасте, она выглядела значительно потрёпанее. Ну что поделать, такова жизнь. Нужно отдать должное их хозяину – относился он к ним бережно. Кремы, притирки, тальк. Левая выглядела великолепно! А вот правая… да она и не интересовалась своим внешним видом. Её главной заботой была рука хозяина.

Весна ещё только вступала в свои права, но солнце уже весело расплескивало веснушки на юные и не очень лица прекрасного пола, а птицы вовсю пробовали свои голосовые связки. Вечеринка подходила к концу, ресторан нужно было покидать, а расставаться никому не хотелось. Высказанная кем-то идея ехать на дачу всей компанией пришлась как нельзя «к месту».

Загородный дом привык жить тихой, размеренной жизнью, соответствовавшей установившемуся со временем старинному укладу, тем не менее он принял нашествие с должным спокойствием и философским оптимизмом. Компания была шумной и весьма разношерстной, пили и пели много. Некоторые пошли гулять по парку и даже затеялись кататься на плоту по пруду. После отъезда гостей Дом сразу начал приводить себя в порядок. Словно живущая в нём кошка Лиза, он умывался, привычно укладывался и вылизывался. Из всех углов выгребались оставленные гостями мусор и забытые вещи. Мусора, естественно, было больше. Забытые вещи аккуратно складывались в коробку и относились в помещение конного клуба. В скором времени большинство из них вернулось к своим хозяевам. Правда, не все. Правая перчатка лежала в коробке рядом с молодёжной шапочкой, девичьей косметичкой и фотоаппаратом. Все они были уроженцами разных стран, что, впрочем, никак не сказывалось на спокойном дружеском общении. Больше всех говорил Фотоаппарат, да это и было вполне понятно, ведь истории переполняли его. Шапочка, явно принадлежавшая молоденькой девушке, очень переживала расставание с хозяйкой и досаждала этим Косметичке. Было заметно, что они из одной семьи. А Перчатка беспокоилась о своём хозяине молча.

* * *

После своего странного мини-концерта Певец не появлялся в этом Доме уже очень давно. В тот последний вечер он так и не забрал свою Перчатку, забыв её на столике возле вешалки. Было странно, что никто из друзей не видел Певца ни в его любимых ресторанах, ни на общих дружеских вечеринках. Хозяйка дома взяла его перчатку к себе на работу, надеясь передать её тому при случае. Перчатка хранилась в ящике рабочего стола рядом с аккуратно сложенными папками, внутри которых лежали работы студентов. Их мысли, надежды и планы. Папки тихо перешептывались между собой. Они спорили, обсуждали своих хозяев и своё содержание.

Однажды в кабинет к Хозяйке зашел человек, уезжавший в другой город, и забрал Перчатку. Было решено, что там он передаст её Певцу. Так Перчатка оказалась в его барсетке, рядом с сигаретами, ключами и документами. Сигареты были очень эмоциональны, вспыхивали по любому поводу, жили только своими страстями и надолго не задерживались. Ключи и документы переполняло чувство собственного достоинства, они стремились занять самое удобное и заметное место и не разговаривали даже между собой. Время для Перчатки тянулось неимоверно долго.

Этот ящик был больше похож на коробку для обуви, чем на ящичек Певца. Перчаток было много. Разного цвета и фактуры, они все были строго индивидуальны. Красные тонкие кожаные перчатки были ужасными воображалами, длинные до локтя чёрные – горды и чопорны, белые из шелкового кружева – нежны и кокетливы, замшевые на меху – добры и спокойны, веселые и пухлые пушистые рукавички были смешливы и общительны. Но всех их объединяло то, что ставило Правую перчатку в неловкое положение. Все перчатки этого дома, включая одинокую Левую перчатку, из лайки цвета светлого шоколада, были женскими. Возможно, что это и было той причиной, по которой с их стороны возникла некоторая настороженность. Правую перчатку положили возле левой, сложили их вместе, вынули, еще раз подержали в руках и убрали обратно. В коробке поползли тихие, похожие на вздохи разговоры. Левая перчатка была в ящике старожилом, и её не убирали даже в то время, когда она оказалась без своей половины. Удивительно, но она была так же поношена, как Правая, и так же приняла форму руки своей хозяйки. Вообще они странным образом были похожи, хотя раньше принадлежали разным людям. Мужчине и женщине. Конечно, решающую роль здесь сыграло происхождение. Сделанные из одинаковой кожи, на одной и той же фабрике, в одно время, они были сшиты по одному лекалу. Правда, Правая была чуть побольше, но на руке новой хозяйки это было совсем не заметно. Напротив, женщина чувствовала себя комфортно, и это состояние удовлетворенности передавалось перчаткам. Да и потом, у них были одинаковые цель и предназначение. Не важно, что их хозяева были совсем разные, это вовсе не отразилось на характерах перчаток. Правая понимала эту их одинаковость и следующую за ней предопределенность их судьбы. Судьбы стать парой. Надолго ли? Кто может это знать? Ей нравилась Левая перчатка своим лёгким характером и приятным запахом. И всё же Правая вела себя несколько отстраненно, словно выжидая чего-то. Левая перчатка и от рождения была мягкой, а после длительного ношения стала ещё мягче и эластичнее. Благодаря своей исключительной выделке и бережному отношению она не потеряла прекрасный внешний вид до сих пор. Кроме того, будучи тонкой по натуре, она позволяла пальцам сохранять высокую чувствительность. Да и сама была таковой. Когда Правая перчатка оказывалась вплотную прижатой к ней, Левая впадала в состояние блаженства, её кожа переставала дышать, и рука, одетая в неё, становилась влажной. Заметив это, хозяйка перчаток перестала носить Правую перчатку в руке, уже облачённой в Левую. Женщина научилась не снимать Правую по пустякам. Теперь перчатки встречались реже, зато Правая перестала опасаться, что её опять потеряют. Постепенно Правая перчатка начала видеть положительные стороны в том, что они с Левой перчаткой теперь пара. Она остро ощущала неразрывность этого союза и получала от этого удовольствие.

Блудный сын

«Блудный сын». Ну, и не смешно.

Она дала ему это прозвище сразу после их первого совместного путешествия. Он не возражал. Он вообще никогда ей не возражал. И не обижался. Он был выше этого. А обзываться не нужно. Он же не сервант, чтобы дома у стены неподвижно стоять. Его нынешняя родословная тоже не пару поколений насчитывает. И все путешественники. Начиная с самого первого предка, который ещё в шестом веке до нашей эры содействовал персидскому вельможе в его длительных поездках по дороге, ведущей из Эфеса в Сузы. Ничего себе расстояние! Звали этого его предка Джомадан, что с языка хеттов переводится как «хранилище одежды». Выполненный из плотных шерстяных ковров в виде большой сумки с ручками из кожи, покоясь на коврах, устилавших колесницу сатрапа, Джомадан вёл себя вполне достойно – не сползал и не падал при быстрой езде. Так что, извините.

В ту – их первую поездку, Женщина взяла Чемодан с собой на Кипр, где он спокойно простоял в шкафу отеля и так же спокойно добрался вместе с ней до Ларнаки. Там его уже отправили на досмотр, когда в аэропорту поднялась страшная суматоха. Какой-то профессор истории из Каирского университета угнал самолёт из Александрии и посадил в Ларнаке. Местные готовились к штурму, аэропорт закрыли, рейсы отменили, и весь багаж оказался в одном месте. Вот тогда, проявив чудеса изворотливости, Чемодану удалось присоединиться к тем, что летели в Доху для пересадки на Гоа. Это была удача. Дело в том, что у него тогда была мечта. Не так чтобы что-то сверхъестественное. Вполне себе обычная мечта. На Родине побывать. Да не в Париже! На Гоа.

Где на самом деле хранится память? Это люди так решили, что в голове. Его память была укрыта в коже. В его коже. В те времена, когда он плавал в дельте реки Заури, его кожа собирала информацию обо всём, что его окружало, помогая ориентироваться в условиях полной темноты и подводного погружения. Тогда его звали Рorosus («ноздреватый»), из-за того, что морда у старых крокодилов покрыта буграми. И жил он, надо сказать, совсем неплохо почти сто лет. До тех пор, пока этому парню из далёкого города Париж в 1936 году не пришло в голову сделать свой знаменитый Чемодан-Гардероб «Mrs. Donahue» из кожи крокодила с золотым именным тиснением! С этого момента человек стал для него не лакомством, а единственной угрозой. Поросусу пришлось учиться ловко прятаться при первом появлении людей. И вот… Старый стал, да и неповоротливый. Попробуй быть юрким при длине более шести метров и весе почти две тонны. Попался. В результате нескольких часов отчаянной борьбы с вооруженными палками и ружьями людьми он проиграл. Его шкуру продали, и началась сегодняшняя вторая жизнь. Вот почему его тянуло в мангровые заводи Гоа. Память есть память.

Всё изменилось во время перелёта из Дохи на Гоа. Спортивная сумка. Она стояла рядом с ним на полке. Аккуратная, не большая, но и не маленькая. Она не была ни слишком модной, ни слишком дорогой (в отличие от него), вполне скромная, но весьма достойная, с ровными боками, олицетворяющими порядок внутри. Ему сразу почему-то стало стыдно за свой внутренний бедлам. За выпирающие из боков твёрдые предметы. За сильный запах дорогих арабских духов. Неважно, что в этом был виноват не он. Всё равно неловко. В Даболиме он долго ездил по транспортной ленте, но присоединиться к Сумке так и не смог. Сумка быстро перешла к своему хозяину, а Чемодан после того, как он остался один, определили случайно затерявшимся. Через некоторое время Чемодан уже летел обратно на Кипр. Как радовалась его женщина! Только что не целовала.

Потом эта история на Шри-Ланке, но там он и вовсе не был виноват. Она сама его перепутала. Схватила тот, что приехал к ней на ленте раньше. Это не оправдание, что таких, как он, очень мало, всё равно смотреть нужно. На неё тогда вся её группа ополчилась из-за того, что она другого ему предпочла. Ещё бы, он очень ценный был – внутри у него много бутылок с алкоголем поместилось. На всю компанию. А он на неё не обиделся. Даже тогда. Тихо ждал сутки в специальном отделении.

И в Сочи он не из вредности не полетел. Замешкался в Шереметьево. Показалось, что встретил Ту Сумку. Потерял равновесие. И враки, что это он весь багаж самолёта тогда задержал и из-за него всё в Москве так и осталось. Совпадение. Женщина его тогда так и не дождалась. Забрала уже на обратном пути через три дня. Тоже очень радовалась. Ну и ему, конечно, приятно было. Она женщина красивая, яркая, да и он тоже – будь здоров! Все внимание обращают, завидуют.

Вот в Тоскане он уже действительно сам спрятался в отеле. Обидно стало. Вся её компания ещё в аэропорту стала к нему приглядываться, хозяйку ругать – зачем, мол, Блудного сына с собой взяла. Опять проблемы будут. Он сначала не собирался ничего такого, но раз так. Нет, правда, ловко он тогда вместо четвертого номера в двадцать третий залез. Там китаянка жила. Только эта китаянка успела раздеться для душа, вваливаются в номер несколько мужиков. Мы, говорят, за Чемоданом пришли. Китаянка как завизжит. Его, конечно, в номер к хозяйке отнесли, та опять радовалась. Любила его тогда очень. Так любила, что на Гоа опять с собой взяла. Хотя ей вся компания говорила, что нельзя, а она всё равно взяла. Вот за это он ей очень благодарен. Мечта его сбылась. Десять дней проливных дождей. В окно джунгли смотрят. Его кожа прямо лоснилась от счастья. Как тогда, когда его еще звали Рorosus. Всё в той поездке отлично было, ни к кому претензий ни с чьей стороны. И угораздило же их лететь обратно через Катар. Последний раз он видел свою женщину в Даболиме. По прилёте в Доху весь багаж сгрузили для досмотра и начали сортировать по биркам. Вот в этот момент возле него вдруг оказалась Сумка. Они оба попали на транспортную ленту, она – чтобы остаться в Катаре, а он – лететь дальше в Москву. Всё зависело теперь только от бирок. От волнения он даже взмок внутри. Его попутчики заметили это сразу. Друзья для того и существуют, чтобы прийти на помощь. На что он надеялся? Много ли ему было нужно? Он находился рядом почти четыре часа. Что за это время можно успеть? И какую цену можно за это заплатить?

Дома в Москве Чемодан и его товарищей, летевших с ним с Гоа, встретил молодой мужчина. Недолгая поездка в багажнике автомобиля, и Чемодан освободили от всего содержимого. Затем внутрь положили какие-то вещи и вынесли на улицу.