Текст книги "На четвертые сутки после исчезновения"

Автор книги: Семен Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Семен Злотников
На 4-е сутки после исчезновения

Мелодрама, детектив

Действуют:

Нина Алексеевна Петрицкая – 40 лет

Вера Петрицкая – 17 лет

Бабуля – 65 лет

Дед – 83 лет

Следователь Мансуров – 46 лет

Следователь Данилов – 29 лет

Баб Лина – 82 лет

Шура – 40 лет

Фея – 40 лет

Манечкин – 49 лет

Ружьев — 63 лет

Паршин – 42 лет

I

Ночь. Темно.

Слышно, бьется в истерике женщина.

Слышно, другой голос, девичий, как может, утешает.

Третий голос, мужской, старческий звучит скрипуче. То ли утешает, то ли проклинает. И мгновения довольно, чтобы слышать это.

II

День. Комната в квартире. Естественно, мебель. Много техники, в стены вмонтированы автомобильные фары. Большая фотография мужчины в летной куртке. Несколько дверей, ведущих в две другие комнаты, в прихожую и на кухню. За столом Нина Алексеевна. Лицо бледное, глаза красные, глядит в пространство. Взгляд ее, кажется, бесконечен, как само пространство.

На диване, укрытый пледом, лежит недвижимо Дед. Лицом к стене. Время от времени, не изменяя позы, выплескивается: «Позор-позор… Ох, позор-позор…»

Появляется Дочь.

Дочь. Мама, еще следователь.

Нина Алексеевна странно смотрит на Дочь, кажется, не понимает.

Что ли, ввести?

Нина Алексеевна молчит, а следователь уже вошел.

Данилов. Здравствуйте.

Нина. Здравствуйте… (Напряженно глядит на вошедшего, пытается подняться, что, видимо, не просто для нее).

Данилов. Сидите, сидите!.. (Торопится поддержать женщину).

Нина. Что? Что? Говорите…

Данилов. Ничего, пока нечего говорить, ничего…

Дочь. Мамуля, сиди, ну, пожалуйста, мама… (Следователю). Не надо ее держать, отпустите… А ты расслабься, мамуля, пожалуйста, не напрягайся, просила…

Нина. Говорите же, вы, говорите, скорее…

Данилов. Пока, собственно, не о чем говорить… (Отходит).

Дочь. Не волнуйся уже, не дрожи… Да, ну, все уже, все, наконец…

Нина. Не нашли? Все еще не нашли?

Данилов. Да вы не волнуйтесь, найдем. Непременно найдем вашего мужа. Если только он есть в природе – обязательно найдем.

Нина. В природе?..

Данилов. Хотел сказать – в любом случае…

Нина. Его так долго нет…

Данилов. Четвертые сутки, Нина Алексеевна – это еще не срок… Люди, случается, пропадают – неделями, даже месяцами, а потом находятся…

Дочь. Слышишь, мамуль, что он говорит? (Следователю). Я то же самое ей говорю – она мне не верит. Думает, я придумываю. Два человека одно и то же придумать не могут, верно? (Подмигивает следователю).

Данилов. Конечно.

Дочь. Мамочка, слышишь?

Нина. Вчера приходил… Вера, ты с ним говорила…

Данилов. С майором Мансуровым. Мы с ним вместе по этому делу…

Нина. Он тоже говорил, что найдет мужа. Это правда?

Данилов. Он у нас в угрозыске лучший. Если сказал…

Дочь. Значит, нами занимается лучший следователь?

Данилов. И я.

Дочь. А кто из вас лучше?

Данилов(улыбается, раскрывает папку). Вам повезло: очень толковый следователь…

Дед ворочается с одного бока на другой. Приподнимается на локте, прищурившись, смотрит на следователя.

Дед. Ох, позор, позор… Ох, позор, позор… (И накрывается одеялом, с головой.)

Данилов(шепотом). Что он сказал?

Дочь. Дед глухой, говорите громче.

Данилов(Нине). Ваш, простите, отец?

Нина. Папа.

Данилов. Это хорошо. Приятно, когда родители долго живут.

Дочь. Смотря какие.

Данилов. Любые, наверно. Родители есть родители. Мои, к сожалению… (Находит нужную бумагу). Вот… Нина Алексеевна, внимательно слушайте. Где что не так – поправляйте. Петрицкий Евгений Михайлович, 41 год, образование высшее, работал на авиационном заводе ведущим инженером. Приметы: рост средний, примерно, 172–173 сантиметра, волосы светлые, рыжеватые. Глаза серые…

Дочь. Зеленые.

Данилов. Нина Алексеевна…

Нина. Серые.

Дочь. Какие же серые, мам? Настоящие зеленые. Только не сочные, а такие…

Данилов. Давайте решим: серые или зеленые?

Дочь. Зеленые.

Данилов. Может быть, серо-зеленые? Серые с зеленоватым оттенком?

Нина. Серые.

Дочь. Мам, ты упрямая, хуже меня.

Данилов. Может, спросим у дедушки?

Нина. Пусть лежит. Не трогайте папу.

Данилов. Не трону.

Звонок. Дочь устремляется в коридор.

Может, оставим пока серые? Нина Алексеевна…

Сначала доносятся голоса и шум схватки. После чего в комнату врывается Бабуля и, не медля, кидается на Нину Алексеевну, хватается за первые попавшиеся под руки части одежды и тела, и трясет со всей возможной яростью.

Бабуля. Где мой сын? Подлая, подлая, отвечай, где мой сын? Куда ты его подевала? Отвечай, или я тебя уничтожу и все вокруг!..

Дочь(торопится на помощь маме). Бабуля, отпусти маму!

Бабуля(визжит, будто ее режут). Не отпущу, пока не отдадите моего сына!

Дочь. НЕ знает она, где твой сын, отпусти! (Пытается оттащить.)

Бабуля. Не-ет! Не-ет!..

Наконец, Дочери с большим трудом удается-таки оттащить разъяренную старуху от матери; то ли она ее ущипнула, или щекотнула, а Бабуля хохотнула. Наконец, Дочери удается втиснуть Бабулю в кресло.

Дочь. Сиди здесь, говорю я, сиди!

Бабуля(все силится вырваться). Нет-нет-нет-нет-нет…

Дочь. А я говорю… Я сиди, говорю!..

Бабуля(вдруг мякнет). Боже мой, пить… Воды, Боже мой…

Дочь торопится на кухню за водой, а Бабуля фатально твердит.

Воды мне, воды… Я умру без воды… Я уже умираю, уже умерла…

Следователь Данилов явно растерян, и хотел бы помочь, только – как?..

Дочь(возвращается). Бабуля, держи… Осторожно!.. Платье, не пролей!..

Бабуля меж тем набирает в щеки с полстакана воды и с напором брызжет в Нину Алексеевну. Дочь мгновенно выхватывает у нее стакан и выплескивает остатки воды ей же в лицо. Бабуля подскакивает и, смешно подпрыгивая, отряхивается. Желтые янтарные бусы на ее шее погремушечно позвякивают.

Бабуля. Маленькая мерзавка, что ты со мною… маленькая мерзавка… (Следователю). Только посмотрите, что она натворила!

Дочь. Посмотрите!

Бабуля(плачет). Вы видели? Видели?

Дочь. Видели?

Бабуля. Мерзавка, как с бабушкой… У тебя одна бабушка, как тебе не стыдно? Я столько для тебя сделала в жизни, а ты… Ах, нет совести у тебя, маленькая, маленькая… (Следователю). У вас тоже такие внуки?

Дочь. Таких у него нет.

Бабуля. У всех внуки, как внуки, только у меня… Во что ты меня превратила, я же не могу жить мокрая…

Дочь. А ты маму во что?

Бабуля. Я не попала.

Дочь. А если бы попала?

Бабуля(визжит). Так ей и надо! За все, за все, за все… (Следователю). Что вы тут делаете?

Дочь. Успокойся.

Бабуля. Почему вы мотаете головой? Вы нервный?

Дочь. Он не нервный, Бабуля, он нормальный, в отличие от тебя, пожалуйста, сядь, я тебе объясню, почему он мотает!

Бабуля. Я вас раньше не видела, кто вы такой? Что вы тут делаете?

Дочь. Сядь же, садись, наконец! (Вторично с трудом усаживает Бабулю).

Бабуля(впрочем, тут же подскакивает). Нет, на каком основании?

Дочь. Я иду за водой! Ты меня знаешь! Принесу ведро!

Бабуля. Не надо! (Мгновенно стихает и садится).

Дочь. Успокоилась?

Бабуля. Плохо ты меня знаешь. Я не успокоюсь, пока вы не отдадите мне моего сына.

Дочь. А мы его прячем. Ты думаешь, мы его прячем от тебя?

Бабуля. Знать ничего не желаю, отдайте мне его!

Дочь. Послушай, бабуля…

Бабуля. Ничего не желаю слышать – отдайте!..

Дочь. Если ты мне не веришь, внучке своей единственной – вот следователь.

Бабуля. Где?

Дочь. Можешь у него спросить.

Данилов. Зоя Власовна, я так понял, вы – мама.

Бабуля. Я – мать!

Данилов. Вы извините, что я как бы сразу не представился…

Бабуля(не медля, кидается в ноги лейтенанту). Миленький, спасите моего сына, я вас озолочу!

И Дочь, и следователь, естественно, делают все, чтобы поднять с пола старую… нет, пожалуй, не старую, а пожилую… точнее сказать, очень еще энергичную женщину.

Что хотите, хотите!.. Лучший человек на свете!.. Не жалко, отдам!.. Все продам! украду! вы найдите его, вы найдите!..

Дочь и следователь в буквальном смысле этого слова вносят Бабулю в кресло.

Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет… Нет-нет-нет-нет-нет-нет…

На руках же, силком переносят Бабулю в другую комнату.

Дочь выталкивает следователя наружу и спешно захлопывает дверь, и быстренько запирает на замок. С той стороны доносятся Бабулины вопли. Данилов прислушивается.

Дед(приподнимается). Ох, позор, позор… (Садится, смотрит на следователя). Какой позор… Как людям после этого в глаза смотреть.

Данилов. Здравствуйте.

Дед. Позор.

Нина. Папа, не надо.

Дед. Ай-ай… Зачем я за него дочь отдал? Непорядочный человек. Очень непорядочный…

Нина. Папа, к нам пришел следователь.

Дед. Он не думал о семье – поэтому так вышло. Он думал только о себе, ай-ай… Непорядочный человек, очень непорядочный…

Нина. Папа, ты слышишь меня: к нам пришел следователь.

Дед. Все порядочные люди умирают и их хоронят. А этот жил, как дурак, и кончил тоже… (Встает; он в нижнем белье; цепляясь руками за мебель, за стены, перебирается в другую комнату). Ох, какой позор, позор… (Скрывается).

Тишина.

Данилов. Переживает дедушка.

Несутся Бабулины вопли: «Пусти меня, я хочу все рассказать!» И крик Дочери: «Потом расскажешь!»

Данилов(возвращается к бумагам). Продолжим, пожалуй? Нина Алексеевна… Давайте, пожалуйста, мне… особые приметы… его…

Нина Алексеевна вопросительно смотрит на Данилова.

Какие-то дефекты… может быть, шрамы от порезов или шишечки от ушибов…

Тишина.

Такого – ничего не было?

Нина. Шрам… был на ноге…

Данилов. Хорошо, на ноге, был… Где?

Нина. На ноге.

Данилов. Я понимаю, что на ноге. Меня интересует, в каком месте на ноге?

Нина. Тут, кажется… (Показывает). Он прыгал с парашютом и неудачно приземлился.

Данилов. Понятно. (Записывает). Вы учительницей работаете?

Нина. Да.

Данилов. В начальных классах?

Нина. Да.

Данилов. Вы так специфически произнесли: «с парашютом» – я сразу вспомнил свою школьную учительницу Раису Павловну. До сих пор помню имя… Скажите, а давно? Я имею в виду – шрам старый?

Нина. Лет… сколько-то…

Данилов. Понятно. (Записывает.) Еще шрамы были?

Нина. Боже мой, как ужасно: все о нем говорят в прошедшем времени… даже я…

Данилов. О живых – прислушайтесь как-нибудь – тоже почти всегда так говорят: у него было то-то, то-то. А того-то и того-то не было. В общем… пожалуйста, можем говорить в настоящем времени…

Нина. Да.

Данилов. Еще шрамы, пожалуйста.

Нина. Тут… (Показывает на пальце).

Данилов. Правая рука?

Нина. Левая.

Данилов(улыбается). Вы показали правую… (Записывает). Зубы, скажите… у него были зубы?

Нина Алексеевна вопросительно смотрит на следователя.

То есть, хотел спросить – есть золотые… или, скажем, металлические?

Нина Алексеевна молчит.

Это очень важно.

Появляется Дед. На нем старый плащ и, видавшая виды, шляпа.

Дед. Все, как люди… (Уходит из дому).

Данилов. Он у вас еще сам передвигается. Молодец. Нина Алексеевна, пожалуйста… (Протягивает листок). Челюстная диаграмма. Отметьте, где у него недоставало. Вы говорили, ему вырывали. Карандашом, вот…

Нина Алексеевна разглядывает диаграмму.

Просто помечайте. Если с левой стороны не было зубов – подчеркните слева, если с правой – справа.

Звонят. Нина Алексеевна вздрагивает. Еще звонят. Она порывается встать, но, видимо, силы изменяют ей, со стоном оседает.

Данилов. Я открою, пожалуйста, не беспокойтесь.

Нина. Пожалуйста… что-то с ногами…

Из комнаты выскакивает Дочь, захлопывает за собой дверь, изо всех сил удерживает за ручку.

Дочь(следователю). Я ключ не успела с той стороны…

Звонят.

Держите-держите, а я отворю!.. За ручку держите!.. (Уносится в прихожую).

Следователь старательно удерживает оборону. Внезапным рывком дверь распахивается и его, как фантастическим пылесосом, всасывает внутрь. Сама себя вызволившая из плена, Бабуля торопится в прихожую следом за внучкой.

Дочь(слышно, кричит из прихожей). Мамуля! Мамуля, скорее, ко мне!

Тут и следователь устремляется в прихожую, и Нина Алексеевна находит в себе силы…

Скорее, мамочка!..

III

Завод. Кабинет начальника цеха. Манечкин стоит, обхватив голову обеими руками. Появляется Паршин.

Паршин. Мирон Петрович, следователь.

Манечкин. Давай. (И сам быстро выходит навстречу Мансурову). Ждем. Все дела, можно сказать, побросали. (Паршину). Закрой дверь. (Следователю). Рад. Манечкин. Мирон Петрович. Начальник цеха.

Мансуров. Мансуров. Старший инспектор уголовного розыска.

Манечкин. В чине?

Мансуров. Майор. Мансуров.

Манечкин. Так, значит, майор: пропал в четверг наш дорогой соратник Женя Петрицкий.

Паршин. Евгений Михайлович.

Манечкин. После трех часов четверга ни в цеху, ни на заводе его никто не видел. Пятница, суббота, воскресенье – четвертые сутки пошли.

Паршин. Почти кончаются.

Манечкин. Что кончаются?

Паршин. Сутки. Я говорю: сутки почти кончаются.

Манечкин. Слушай, я тебя вызвал, чтобы ты мне помогал, а не встревал. (Мансурову). Рекомендую: руководитель отдела покойного Паршин Геннадий Георгиевич.

Мансуров. Какого отдела?

Манечкин. Ну, где покойник работал. В его отделе, говорю, наш покойник работал.

Мансуров. Почему покойник?

Манечкин. Четвертые сутки… уже разлагается, может. (Паршину). Что, верно?

Паршин пожимает плечами.

Мансуров. Вы так уверенно говорите…

Манечкин. Мы же мужчины, майор. Что, не так? Можем говорить открыто, не подбирать выражения? Или надо подбирать? С женой его я бы, конечно, не так говорил. Я бы надеялся. Тут… Живой или мертвый… Черт его знает, лучше, конечно, если живой.

Мансуров. Лучше для кого?

Манечкин. Ни для кого. Просто говорю – живой лучше, чем мертвый.

Паршин. Мирон Петрович хотел сказать – и для него, то есть, Петрицкого, ну, и для нас… Я, лично, с ним вместе в институте… Вместе сюда на завод… Восемнадцать лет тут уже… Понимаете, трудно такое…

Мансуров. Понимаю: вы любили его.

Паршин. Ну, в общем… О любви мы с ним, конечно не говорили, но… когда люди столько лет вместе – сами понимаете…

Мансуров(Паршину). Может быть, он с вами, как с близким ему человеком, делился мыслями, настроениями… Жить надоело, к примеру…

Паршин. Нет… не делился. Я сколько знал его, он ни с кем так…

Манечкин. Все было путем у него, майор: работа, семья, жизнь… Чего еще надо?

Мансуров. У вас можно курить?

Манечкин. А что у вас?

Мансуров. Наши, отечественные.

Манечкин. Давайте. Бросил, но тут… А черт с ними, с врачами, и Бог с ним, со здоровьем этим, и вообще, мне по шее надо, если у меня люди из цеха пропадают, верно? (Угощается сигаретой). А слушай, майор, в войну люди пропадают, не так обидно, верно?

Паршин. Да.

Мансуров. Обидно.

Манечкин. Ну, не так, все же война. А когда мир кругом и живи не хочу… Петрицкий, хороший мужик… Умница, понимаешь, эрудит, рационализатор… (Паршину). Сколько у него этих самых изобретений?

Паршин. Не помню.

Манечкин. Миллион! Я личное дело для вас приготовил… Гляди, сорок три! Сорок три этих самых!.. (Сует Паршину папку под нос). Фирме, государству, понимаешь, миллионы рублей экономии! Не помнит, говорит!..

Мансуров. Можно?

Манечкин. Да можно, конечно! (Передает папку Мансурову). Потом: что он у нас еще делал?

Паршин. Как все… работал.

Манечкин. Это ты брось – как все. Он не все, и ты мне про всех!..

Паршин. Мирон Петрович, у следователя может создаться впечатление… Нормальный инженер, нормальный человек.

Манечкин. Нет, не нормальный. Таких больше нет!

Паршин. Вы как будто речь на торжественной панихиде произносите.

Манечкин. Я и произнесу! И так еще произнесу – завидовать будешь, что не ты в гробу лежишь. (Мансурову). Что, познакомились?

Мансуров. Еще план территории. Вы обещали. По телефону.

Манечкин(подает следователю план территории). Да мы сами тут шарили тоже… Еще в пятницу, как хватились. Кепку-то его на вешалке обнаружили. Потом еще оказалось, пропуск свой в конце дня не закрыл. Вроде, как бы и не уходил человек с работы. Тоже, решили, что, может он где на территории застрял. О том, конечно, что вы говорите, мол, это… честно скажу, не подумали… Чего морщишься, Паршин? Или ты думал?

Паршин. Виски заломило. Не обращайте…

Мансуров. А вы когда хватились, что его нет?

Манечкин. Я же сказал, в пятницу. В пятницу к вам и заявили.

Мансуров. Вы заявили поздно вечером. А меня интересует: хватились когда?

Манечкин(Паршину). Ты помнишь время?

Паршин. Где-то так…

Манечкин, Я тоже помню: что-то около такого…

Мансуров. Во второй половине дня.

Манечкин(Паршину). Почему во второй?.. Во второй?

Мансуров. В пятницу утром у вас было совещание. До обеда.

Манечкин. Кто вам сказал?

Мансуров. Жена Петрицкого утром звонила вам из проходной. Хотела сообщить, что муж с работы не возвращался. Но вы на нее накричали. Сказали, что у вас совещание, что у вас на шее 600 человек народу и что за всякими бегать не собираетесь.

Манечкин(вздыхает). Да… верно… Я из-за это крика, дорогой товарищ, три ночи не сплю. И я тебе честно скажу: еще три спать не буду. Так я себе простить не могу. Совещание, черт его дери… (Паршину). Только, я понимаешь, на этого паразита Лелюкова разорался, как в этот же момент она под меня подвернулась… Сам понимаешь, такого не ждешь… (Мансурову). Вот я тебе скажу, майор, а ты меня пойми: производство. И даже я больше тебе не скажу – ты должен понять. Хоть мы тут все пропадем – а дело должно у нас делаться. Я тут для этого дела себя не жалею и… никого. В семь утра – спроси у любого – я уже на этом стуле, за этим столом, и к полуночи только домой попадаю. Жену, понимаешь, погладить некогда. Она ко мне пристает, а я ей все обещаю: в следующем квартале. И так каждый квартал.

Мансуров(Паршину). Вам жена Петрицкого звонила до совещания. Часов за десять до. Еще в четверг, поздно вечером, домой.

Паршин. Я вас хочу сразу предупредить: Нина меня не любит и будет меня чернить в ваших глазах… Знаете, как бывает: надо найти виноватого.

Мансуров. Она вас не чернила. Только сказала, что мужа хватилась поздно вечером, около полуночи. Обычно он возвращался домой до полуночи.

Манечкин. Верно, бывает, авралим.

Мансуров. Говорю только то, что мне сказали.

Манечкин. Вот и я говорю.

Паршин. Вот и я хочу уточнить: Нина мне позвонила не вечером, как она вам сказала, а ночью. Глубокой. У меня перед глазами будильник, я еще специально проверил – во втором часу.

Мансуров. И вы попросили ее не морочить вам голову и не мешать спать.

Паршин. Не разобрал я спросонья, кто говорит… Подумал, ошиблись номером…

Манечкин. Мог бы проснуться ради такого случая.

Паршин. Мирон Петрович, разве такое ожидаешь?

Манечкин. Ожидаешь, не ожидаешь – всегда надо ожидать. А теперь мы из-за тебя выглядим перед супругой, как бегемоты. А утром чего ты не доложил? Утром-то ты не спал?

Паршин. Закрутился.

Манечкин. Такое ты знал – и ты закрутился?

Мансуров. Мирон Петрович…

Манечкин. Как ты мог закрутиться, не понимаю?

Мансуров. Мирон Петрович, послушайте…

Манечкин. Ну, ты даешь, Геннадий!

Мансуров. Мирон Петрович, вы меня слышите?

Манечкин. Не слышу! Глухой стал! Ничего не слышу! Я вас слушаю!

Мансуров. Есть версия – он на заводе. Следы ведут на завод.

Манечкин. Какие следы?

Мансуров. Точнее, отсутствие следов.

Манечкин. Не понимаю: если они отсутствуют – как они могут вести?

Мансуров. Город мы, в общем, проверили. И больницы, даже психиатрические.

Манечкин. Это такой нормальный парень, зачем же психиатрические?..

Мансуров. Вытрезвители, морги, дорожные службы… Вы уверены, что он покинул территорию завода?

Манечкин. Мы же искали, я вам говорил. Ты как думаешь?

Паршин. Не знаю.

Манечкин. Не знает любой дурак. Что ты думаешь, скажи?

Паршин. Думаю, как вы, но не знаю.

Мансуров. Покажите на карте, где вы искали.

Манечкин(склоняется над картой). Значит, так: это аэродром. Бетонка. Он под бетон – ну, ты понимаешь… Тут склады с горючим, там все под замками… Тут слева канава метров в длину 800–900… Потом она в трубу уходит.

Мансуров. Глубокая?

Манечкин. Где по грудь, где до пуза. Но грязная, илистая… Два моих орла ее по дну проползли от – и до. Думаю, он не там. В смысле, на дне… Где еще? Тут? Тут трава и кустарник. Я лично там не был. (Паршину). Ты был, вроде?

Паршин. Не я был, Ружьев. Только там его тоже нет.

Манечкин. Если сам не был – никогда не говори. Не ручайся ни за кого. Сколько раз я просил. (Склоняется над картой). Тут что за крестики?

Паршин. Канализационные люки.

Манечкин. Именно, люки…

Мансуров. Каждый крестик – люк?

Манечкин. Да не мог же он в люки – вонючие…

Мансуров. У него могли быть враги. К примеру.

Манечкин. У Евгения это – враги?..

Мансуров. Путь один: все проверить.

Манечкин. Мне и в голову не приходило…

Мансуров. Тогда не будем терять время.

Манечкин. Верно, верно, не будем. Геннадий Георгиевич, тоже ищи. Все бросай и ищи.

Мансуров. Можно подключить того товарища, вы говорили… который все знает?

Манечкин. Обязательно. И того тоже. Всех, кого надо. (Паршину). Ружьева подключи. Если еще нужны люди – еще берите. Геннадий Георгиевич, машину там, если надо, скажи, что я приказал. (Провожает следователя и Паршина. Возвращается). Люки, блин… Люки, понимаешь…