Текст книги "Инцест [=Страсть] (СИ)"

Автор книги: Семен Злотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Рэм. Наташа, послушайте…

Наталья. Я не хочу!

Рэм(цепляется за ее рукав). Не уходите, пожалуйста, а?

Наталья. Рэм, я очень спешу, меня ждут…

Рэм. Но я умоляю, прошу…

Наталья. Не могу…

Рэм. Но, Наташа…

Наталья. Оставьте…

Рэм(опять пытается обнять). Наташа, Наташа…

Наталья. Сколько можно, сказала же, сколько можно?! (С силой отталкивает его.)

Рэм. Но я…

Наталья. Нет! Прощайте! Все! (Исчезает.)

Рэм(устремляется следом; доносится его зов.) Не бросайте меня одного, я умру! Меня больше не будет, прошу! Мама! Мама!!

Тишина. Художник возвращается; вдруг, срывает и раскидывает картины, опрокидывает стол с красками.

Темнота

Часть вторая

Из темноты доносится странное бормотание. На сцене светлеет – Рэм стоит на придуманном троне с растущими из спинки ветвями старого дерева заметно, что он пьян; по телефону кого-то о чем-то просит, то ли пытается объяснить…

Рэм. Римма, доченька… Что, ты не слышишь меня? Это же я, доченька… Это папа, не узнаешь? Ты, что ли, своего папу не помнишь? Как это может быть: что, совсем не помнишь? А кого тогда помнишь? Маму? Маму, значит, помнишь? Ну, ей там хорошо, если так… А я, доченька, – я как бы тоже… Я говорю: как бы, что ли, тебя породил… Чего ты сказала, не понял? А, ну, верно: и я не помню, чтобы просила… Вот видишь, ты не просила – а я, видишь, все равно… Так вышло: ты мне как бы родная… Я – в уме… В каком уме – я не знаю… И вообще, я не знаю, что это – ум… Да, выпил – и что? А я позвонил, дочь… я позвонил, потому что… Я чего-то стал вспоминать: кроме тебя – никого… (Со слезой.) Вот, понимаешь, как мамы не стало – так и никого… Так не говори: я маму любил… А почему я ее не берег – я берег… Я ее любил… И ее любил, и тебя любил… Ты была маленькой, я на тебя смотрел, все думал: моя маленькая девочка… На меня похожа… Все думал: а что это значит? Что это значит – что ты моя маленькая дочурка, а я твой папа? Эй, куда ты? Доченька… Римма… (Опускает телефон, кому-то еще повторяет.) Смысл?..

И опять тишина. Он достает сигарету, мундштук, долго возится, вставляет сигарету; чего-то опять ищет по карманам – достает зажигалку, добывает огонь; теперь задача – как прикурить: никак не получается совместить огонек с кончиком сигареты; вдруг, роняет мундштук на пол; слезает с трона, ползает по полу, находит смеющуюся маску младенца; долго разглядывает; надевает. Появляется Наталья. В мокром плаще.

Наталья(с порога кричит). Рэм, Рэм! (Видит разруху, пугается.) Рэм, где вы, откликнитесь, Рэм? (Торопится на кухню.) Я вернулась, вы слышите, я вернулась! (Возвращается, тут замечает застывшего, наподобие скульптуры, старика). Рэм, Рэм! Рэм, зачем? Рэм, ну, что вы, ну, миленький, Рэм… Рэм, вы что, да зачем, как же так, ну, зачем? (Усаживает его на «трон».) Напугали меня – слава Богу… (Смеется.) Ну, так напугали, о, Господи, прямо до ужаса…

Впечатление – будто маска младенца смеется. Она наливает в стакан коньяка, пьет.

Ой, мама, ой… (Смеется.) Ужасно замерзла, промокла, как мокрая курица… Правда, там дождь – там такое… А потрясающе, знаете: гром, дождь с ветром, воды по колено, ручьями… Всего два пролета по лестнице вверх или вниз – а как будто попадаешь из одной жизни в другую… Я уже тут прислушалась к тишине – а там столько звуков: хлопнула дверь, заплакал ребенок, женщина засмеялась, ворона на дереве закричала – ей сразу с других деревьев откликнулись… (Смеется.) Ворона, ребенок, женщина, жизнь!.. Видели бы вы меня: стою возле лужи, слушаю всю эту божественную какафонию, сама себе кажусь инопланетянкой – а, в результате, глядите, как меня окатило… Да, смешно – правда?.. (Поднимает с полу картину.) Я даже совсем не обиделась… на идиотов… чуть не наехали… И даже махала им вслед… Умчались… не видели, как я машу… Что вы тут натворили?

Он молчит.

Рэм… Эй, Рэм, да откликнитесь? Не хотите со мной разговаривать? Рэм, Рэм, Рэм?..

Тишина.

Скажите хотя бы: уйти? Провалиться? Исчезнуть? Эй, ну, ответьте же, наконец?

Нет ответа.

Я вернулась, Рэм, я подумала… В общем, ушла, а потом подумала… Просто скажите: я вам нужна? Ну, говорите же – нужна?

Он молчит.

Знаете, что, Рэм… Если еще не устали… Или, вернее, если еще не надоело… Ну, одним словом, если еще не передумали… Короче, если я вас еще не совсем разочаровала… Ну, вы понимаете, Рэм… Послушайте, может, попробуем еще?

Нет ответа. Она поднимает портрет женщины в черном с красным шарфом.

Не хочу, чтобы вы на меня обижались… Понять не могла: чего от меня хотите? Потом, окатило из лужи, наверно, дошло: от меня лично ничего – так? Рэм, я на кого-то похожа – так? Кого-то напомнила – верно?

Он молчит. Она нерешительно приближается к нему, тянется рукой – впрочем, прикоснуться не решается.

Рэм, вы кричали мне вслед… Что вы такое кричали мне вслед? Мама? Мне не послышалось: мама?.. Я бежала от вас, сломя голову, боялась, догоните – вдруг, чувствую, меня, как волной накрывает… Невероятно, мне, вдруг, почудилось: я уже слышала этот отчаянный зов… Когда-то, очень давно… Кажется, совсем в другой жизни: я выходила из дому, куда-то шла… Мне на пути вырастало одинокое здание с черной дымящей трубой на крыше, с решетками на окнах и почему-то праздничной вывеской: «Детский домик». Обычно не пишут: домик, а пишут – дом… Детский дом – так… Если бы не было вывески – я бы решила: тюрьма… Домик меня напугал, я повернула в другую сторону. Но и дальше, и вообще, куда шла, на пути вырастал тот же странный дом… Вдруг, подумала: не случайно… Пересилила страх и вошла. Я надеялась увидеть детей, услышать их голоса или смех. Но там было тихо, как в склепе. Затаив дыхание, я переходила из комнаты в комнату, разглядывала детские кроватки, тумбочки, столики, стулья, раскиданные по полу игрушки, и никого не встречала… Наконец, в большой зале увидела, словно зависший между потолком и полом, прозрачный шар, внутри которого плавал старый мальчик… Я именно так о нем и подумала: какой еще маленький и какой уже старый мальчик… Все в нем казалось необычным: он был очень худеньким, кожа – голубоватый пергамент; голубым отливали его белоснежные волосы и ресницы, и глаза казались огромными, как два синих озера… Увидев меня, он забился и закричал громко: мама… Он умолял меня, чтобы я помогла ему выбраться из шара… На меня, вдруг, нахлынули: радость, боль, счастье, каких я не знала прежде… Обо всем позабыв, я потянулась к нему – я увидела, что и он потянулся ко мне… Но едва я приблизилась к шару, едва наши руки соединились, младенец легко и без всяких усилий втащил меня внутрь… Я еще, помню, успела подумать: однако, какой сильный мальчик, как внезапно стены странного дома сами собой распались и нас с ним унесло…

Рэм(очень тихо). Куда?

Наталья. Я в этом месте проснулась, но я… (Неловко смеется.) Рэм, я, вдруг, подумала: в нашей с вами ситуации самое дурацкое: вам обидно, что я кусаюсь, а я объяснить толком не умею – почему?.. Ну, правда, сама бы еще понимала… (Приближается к нему.) А если скажу, что дело не в вас и не в ком-то еще?.. И что никакой тут идеи и никакого для нас обоих разумного объяснения?.. Так, один ветер, или, хотите – глупость?..

Она к нему приближается.

Вы ведь позвали меня. Я вам нужна? Ну, скажите – нужна? Потому что, Рэм, если нужна… (Снимает с его лица маску, расстегивает на нем рубашку.) Дуреха, подумала: это – прекрасно, в конце-то концов…

Он сопит и мычит, молча и невпопад отмахивается, она смеется, шутливо бьет его по рукам.

Ну-ну, что такое? Да не деритесь, вы, старый мальчишка… Рэм, ну, серьезно, ну, даже обидно… Теперь уже мне смешно, правда… Кажется, сами хотели?

Рэм(отталкивает ее, восстает). Нет…

Наталья. Нет?

Рэм. Ты не должна – нет…

Наталья(смеется). Это еще почему?

Рэм. Не должна…

Наталья. Что такое?

Рэм. Ты – мать…

Наталья. Ну и что?

Рэм. Ты не можешь…

Наталья(смеется, удерживает его). О, Господи, вы упадете!

Рэм(вяло отталкивает ее). Грех…

Наталья(смеется). Серьезно?

Рэм. Мать, мать…

Наталья(изо всех сил поддерживает старика). Ну, в общем… Можно еще добавить, что женщина… актриса, рабочая лошадь… Рэм, стойте, держитесь… Ищу приключения и нахожу… Они меня, кстати, тоже находят… (Переводит дух.)

Рэм(с трудом артикулирует). Я – твоя плоть…

Наталья. Что, простите?

Рэм. Так нехорошо… (Нетвердо отступает, вдруг, медленно валится на пол, поднимается и опять валится, и опять пытается восстать; впрочем, плохо получается, остается на четвереньках.) Не можешь… Грех… Мы не можем… Вот…

Наталья (терпеливо, мягко, ласково). Не буду… Раз просите – вот… Вот, видите, просто стою… Стою, ничего не делаю… Даже не пошевелюсь – замерла… (Медленно, осторожно к нему подступается – как к хищному зверю.) Вот, даже, видите, руки вверху… Не надо меня бояться… А то у нас с вами, как в жизни: я – вас боюсь, вы – меня боитесь… Миленький Рэм, я очень хочу вам помочь… Вы уж как-нибудь намекните, чтобы понятно: что надо делать? Эй, говорите же, эй…

Он тяжело поднимает непослушную голову и тоскливо завывает: «У-у-у…»

(Смеется.) Ну, это как раз мне понятно…

Рэм(на той же ноте). У-у-у…

Наталья(опускается возле него на колени, обнимает его, ласково гладит). Ох, миленький… Ох, я боюсь, я тоже сейчас запою… И тогда, боюсь, нас даже на небе услышат… Ангелов перепугаем… И чего-то еще они скажут?

Рэм(протяжно). Ма-маа!.. Ма-маа!..

Наталья(смеется). Ответа мы вряд ли дождемся, зато будет слышно…

Рэм(мотает смеющейся головой и зовет). Ма-маа!.. Ма-маа!..

Наталья. Мамы нет, мама уехала, мама далеко…

Рэм. Не бросай меня, мама?

Наталья(ласково поглаживает, терпеливо и с нежностью успокаивает). Не брошу…

Рэм. Не надо…

Наталья. Ну, я же сказала: не брошу…

Рэм. Мама…

Наташа. Не брошу… не брошу, не брошу… никогда не брошу…

Рэм. Я тебя искал…

Наталья. Я тоже тебя искала…

Рэм. Мама, ты мне нужна…

Наталья. Хорошо…

Рэм. Мамочка…

Наталья. Да, мой хороший…

Рэм. Мама…

Наконец, они вместе, близко, друг возле друга, крепко обнявшись. Внезапно он отстраняется.

Слышишь?

Наталья. Что, милый?

Рэм. Ребенок…

Наталья. Где?

Рэм. Плачет…

Наталья. Ребенок?

Рэм(жмется к ней). Надрывается – так плачет…

Наталья(тоже к нему прижимается). Тебе показалось…

Рэм. Он плачет…

Наталья. Малыш, мы нашлись… Плохое позади…

Рэм(опять отстраняется, куда-то глядит, к чему-то прислушивается). Он только еще появился – уже так плачет…

Наталья. Ты фантазер…

Рэм. Ему больно – кричит…

Наталья. Все дети кричат…

Рэм. Почему?

Наталья. С криком рождаться – нормально…

Рэм(с силой стискивает ее плечи). Нормально?

Наталья. Миленький, больно…

Рэм. Он так кричит – он как будто предчувствует жизнь…

Наталья(снова пытается ее обнять). Глупенький мой: он кричит, что родился, что жизнь впереди – прекрасная жизнь…

Рэм. Он зовет – она, как оглохла…

Наталья(смотрит туда же, куда и он). Ей больно…

Рэм. Он только является миру… На нем еще пена любви… Еще пуповина не оборвана… Они еще одно целое… Она уже от него отвернулась…

Наталья. Она плачет…

Рэм. Их навсегда разлучают – она отвернулась…

Наталья. Ей очень больно…

Рэм. Его уносят – она не глядит…

Наталья. Она плачет…

Рэм. Она даже не понимает: что уже никогда не возьмет его на руки… не прижмет, не утешит… Никогда ни накормит, ни напоит, не приласкает, не защитит… Не увидит первых его шагов… Не увидит, как падает, как ушибается, плачет от боли… влюбляется, мучается, страдает… гибнет – все-таки выживает… Она никогда не узнает, что он, ее сын, так, по сути, никогда не был счастлив по-настоящему…

Наталья(со слезами его обнимает). Миленький мой…

Рэм(тоже ее обнимает и плачет). Мама…

Наталья. Что мне делать, любимый?..

Рэм. Не знаю…

Наталья. Боже, скажи, что мне делать?

Рэм. Не знаю…

Свет гаснет

Часть третья

Похоже, светает. Не ясно, откуда, но факт: в бомбоубежище просачивается утренний свет. Рэм, как младенец, свернувшись калачиком, спит на тахте. Из кухни появляется Наталья с подносом в руках, на котором заваренный кофе в стаканах. Она в длинной мужской рубашке до колен и в огромных мужских туфлях. Высоко поднимая ноги, смешно шлепает. Опускает поднос на полосторожно садится на тахту. Вдруг, встает, озирается, похоже, чего-то ищет; наконец подбирает окурок с полу, прикуривает, стоит, с улыбкой глядит на спящего.

Наталья(шепчет). Кофе дымится… Милорд, просыпайтесь…

Он не пошелохнется. Она зовет громче.

Рэм, слышите, эй? Над планетой земля солнышко встает… О чем говорит? Что жизнь продолжается – говорит… Кофе пить на рассвете – такая фантазия, Господи… Ах, не желаете? Вам-то, конечно, не привыкать – я, бедная, помнить забыла про кофе вдвоем на рассвете…

Я знаю, что вы меня слышите… Целую ночь спящей разглядывали… Чего-то шептали… Я вас ощущала все время… Уснула – как провалилась, все равно ощущала… Кофе остынет…

Наклоняется ближе к нему.

Вы, Рэм, притворщик – вот кто вы… Я вам прямо сейчас всю правду про вас расскажу – и тогда поглядим… И посмотрим, как после… Слушайте, странный вы человек… В общем, так: вы, Рэм, совсем и не старик… Притворяетесь только… Даже, скажу, ровным счетом наоборот: вы – сильный, вы – гордый, вы – очень талантливый, очень счастливый… Еще – очень ранимый, очень брошенный, очень несчастный… Сами себя тут закопали – сами же испугались… (Вдруг, шепотом.) Рэм, Рэм… Идея: перебирайтесь ко мне? Я совсем одна после второго пришествия… Это я иногда своего второго так с содроганием вспоминаю: пришествие номер второе… Так вот, Рэм: после это самого, был который… Ну, в общем, который был… Комната, в общем, пустая… Окна, кстати, на юг… Вчера журавли пролетали, мы им целым семейством махали вслед… Рэм, хотите, живите, пока не надоест… Запретесь – и дети не станут мешать, и работайте, сколько захочется… Согласны?.. Даже денег не надо… Можно и без них… Просто не надо – и все… Увидите, все будет хорошо… Кстати, мой первый спектакль так и назывался: «Все будет хорошо»… С тех пор, не поверите: все у меня хорошо…

Рэм(тихо, с нежностью). Мама…

Наталья(с улыбкой его поправляет). Наташа… Надо – Наташа… Меня и мои мамой не называют: Наташа…(Ласково его поглаживает). Смешно, Рэм, вы спите – точь-в-точь, мой Тимка: носом в подушку и будто не дышите… По утрам мне его добудиться – подвиг… Я другая: я, например, подскакиваю и бегу… Мама покойная говорила: сладко спать – горько просыпаться… Я, что горько, скорее проглатываю – и бегу, бегу… (С нежностью смотрит на него.) Рэм, пока время, вставайте…

Он поднимает голову, с сонным прищуром глядит на нее. Она улыбается.

Вот спасибо… Услышали…

Рэм(вдруг, широко улыбается). Наташа…

Наталья. На моих почти шесть… Тимка обычно, как раз в это время, пришлепывает ко мне в постель, цепляется ручонками за мою руку и дрыхнет дальше… Сегодня, представляю, заявится – а мамочки нет…

Рэм(с блаженной улыбкой). Как хорошо, что ты здесь…

Наталья. Придется мне мокрой бежать: плащ сохнуть не хочет…

Рэм. Мама – прекрасно звучит…

Наталья(подает ему кофе). И прекрасно…

Рэм(с благодарностью принимает). Такое, кажется, простое слово и такое необыкновенное: мама… мама…

Наташа(смеется). Держите-держите…

Рэм. Мама – подумать, подарок от Бога… с жизнью в придачу…

Наташа. Рэм, пейте кофе, пока горячий… Наслаждайтесь пока, а подумать еще будет время…

Рэм. У зверя есть мама… У птицы есть мама…

Наташа(смеется). Рэм, миленький…

Рэм. …В соседнем подъезде… в таком же подвале как этот… живет горький пьяница… Иногда, по ошибке, ко мне забредает… Знает много историй… Имени своего почему-то не помнит… Но зато помнит маму – Афродита…

Наташа. Я подсластила… Не знала, как любите…

Рэм. Наконец-то, и я знаю: тебя зовут Наташа…

Наталья. Хотите несладкий – я поменяю…

Рэм. …Мне еще надо привыкнуть: Наташа…

Наталья. Привыкнуть – к чему?..

Рэм. Целую жизнь я думал и говорил: мама… Наташа, Наташа… Наташа, Наташа… Наташа…

Она внимательно на него смотрит.

Все-таки странно: я постарел, ты – все такая же…

Наталья(осторожно). Какая?

Рэм. Прекрасная… Разве я не говорил?

Наталья(чуть помедлив). Рэм… послушайте…

Рэм(блаженно отхлебывает кофе из стакана). Да, мама…

Наташа. Рэм, я серьезно…

Рэм. И я…

Наташа. Утро… мы оба трезвые…

Рэм. Да…

Наташа. К чему эти игры?

Он молчит, улыбается, пьет кофе.

Зачем, Рэм?

Рэм(с улыбкой). Наташа, побудь со мной, сколько получится… Мне, наконец, хорошо… Думай, прошу, о приятном… Ты все понимаешь… Я все понимаю… Мы оба все понимаем….

Наташа. Что мы оба понимаем?

Рэм(с улыбкой). Что мы не чужие…

Наталья(мягко). Но я, Рэм… Я, собственно… Я говорила: я – не та женщина, Рэм… Вам, может, нужно, чтобы я была ею, но я – не она… Ой, вы так смотрите на меня – пожалуй, начну сомневаться: в самом деле, а вдруг, я – не я?

Рэм. Кофе – прекрасный…

Наталья. Рэм, милый…

Рэм. Ты шла на кухню – я загадал: кофе будет прекрасный…

Наталья(терпеливо). Когда мамы не стало – мне тоже долго было не по себе: меня во мне, словно убыло… Ужасно винила себя, не хотела мириться… Что ни день, бежала на кладбище, плакала, умоляла простить… Где-то вычитала: души не умирают, только меняют одежды… Я уже Тиму носила, ужасно обрадовалась: наверное, мамина душа возвращается… Я про него так и думаю, так и называю про себя: мама моя…

Он пьет кофе, блаженно улыбается.

(Так же, мягко.) Рэм… иногда мы бываем безумны… И вообще, понятно, хочется жить интересней… Но мы все же помним при этом: мы же – нормальные?

Рэм(было встает – впрочем, поднявшись, тут же и оседает, смеется). Видишь, Наташа, к вопросу о вечной души и бренном теле: она еще рвется полететь, а оно ее держит…

Наташа. Помочь?

Рэм(смеется, упрямо мотает головой). Да нет, я и сам еще… (Еще попытка.)

Наталья(поддерживает его). Держитесь…

Рэм. Я еще сильный, я сам… Погнался вчера за тобой – и упал… Ты, наверно, обиделась на меня: почему я тебя не догнал?

Наталья. Я видела, как вы упали…

Рэм(вдруг, странный взгляд). Как я упал? Ты видела?

Наталья(не сразу). Но я же все-таки вернулась?

Рэм(прихрамывая, уходит от нее). Вот загадка: ногу дважды ломал в том же месте… Вчера опять приложился – и там же… Воистину, где тонко – там рвется!

Наталья. Вам надо в больницу?

Рэм(бодро отзывается из дальнего угла мастерской). Поздно, Наташа! Поздно и неважно! Нам бы вместе побыть!

Возвращается со шкатулкой, достает маленькую пожелтевшую фотографию, с улыбкой протягивает женщине. Она улыбается; постепенно выражение ее лица меняется. Он подбирает с полу окурок, закуривает; впрочем, с любопытством поглядывает на нее.

Наталья. Кто это?

Рэм(с улыбкой). Ты…

Наталья. Я?..

Рэм. Не узнаешь?

Наталья. Ну, опять… Еще фокус? Рэм, вы чего-то затеяли, Рэм? Сведете с ума – этим закончится… (Вертит в руках фотографию, читает на обороте.) «Сыночек… прости, ради Бога… Жизнь – чтобы радоваться… чтобы любить… Мама…» Год одна тысяча девятьсот… Мама?.. (Направляется было к картине – вдруг, останавливается; странно на него смотрит.)

Рэм. Как думаешь, что это значит?

Наталья. Что значит?

Рэм. Не знаю… Я только знаю, что жизнь – это то, что ты помнишь… И я – это то, что я помню… И ты – это то, что во мне… Пока я дышу – ты во мне…

Она не отвечает.

Я знал, что мы встретимся – это все… Я знаю, что встретились, наконец, – это все… Остальное – неважно…

Наталья. Вы – старый мальчишка…

Рэм. Сколько раз представлял нашу встречу…

Наталья. Нашу?..

Рэм(смеется, берет ее руки в свои). Ну, конечно, а чью же еще?

Наталья. Миленький, остановитесь…

Рэм. Ты ушла из роддома – я там остался… Беспомощный мальчик… Только родился – уже совсем один… А, согласись, это странно?

Наталья. Но, Рэм…

Рэм. …Меня подобрали добрые люди… Вообще, знаешь, мне везло: я видел много добра… О, я тебе все-все расскажу, что со мной было после… Ну, в смысле, после того, как ты меня бросила… Что, ты согласна?

Наталья. Рэм…

Рэм. …Фотография, что ты оставила мне, долго была не со мной – пока я ее отыскал… Представь, мне все приходилось выдумывать самому: глаза, лоб, губы… Ты была для меня воплощением сказки, видений… Я тебя наделял всеми причудами мира: множеством рук, ног… плавниками, хвостами, крыльями… Чтобы ты могла плавать, летать, спасаться, настигать…

Наталья. Рэм…

Рэм. …Чтобы ты ни в чем не знала препятствий, сомнений, тоски…

Наталья. Наверное, я виновата, Рэм…

Рэм. …Замечательная, удивительная, единственная… Всегда про себя повторял: самая замечательная на свете, самая единственная на свете…

Наталья. Я не могу больше в это играть…

Рэм. …Ты меня бросила – я тебя не винил… Никогда, никогда, никогда… Разве что – ревновал…

Наталья. Рэм, я боюсь…

Рэм. …До боли в груди, до рези в глазах, до потери сознания…

Наталья. Если вы шутите, Рэм, – мне уже не смешно, а если серьезно – тем более, остановитесь…

Рэм. Но – почему? почему?! Почему – я же чувствую?! У меня все болит – я хочу понять?! Пережить, понять, простить, позабыть?!

Наталья(тихо). Наверно, не так…

Рэм. Почему?

Наталья. Очень больно…

Рэм. А мне?!

Женщина не отвечает – или не знает, что ей ответить.

Мне было плохо… Всегда без тебя было плохо… Всегда рядом были люди – все-таки мне не хватало тебя… Мне давали приют, одевали, кормили меня… жалели, носились со мной, утешали меня, как могли… Я все равно оставался самым одиноким, самым обиженным, самым отверженным… Все дело, наверное, в этом: если ты не нужен даже собственной, собственной!.. Не было дня, чтобы я о тебе не подумал… не пытался тебя ощутить… Я повсюду тебя искал – тебя нигде не было… (Берет ее руку в свою.) Что, ты плачешь?

Наталья. Я виновата…

Рэм. В чем?

Наталья. Ты страдал…

Рэм(не сразу). Скажи… тебе с ним было хорошо?

Наталья. Я не могла представить, что ты будешь так страдать…

Рэм. Но ты была счастлива с ним?

Наталья. …Я тоже, как ты, представляла встречу с тобой… Тоже, как ты, искала слова… Тоже себе говорила: если Бог мне когда-нибудь даст увидеть моего мальчика… если когда-то мне Бог…

Рэм(ласково, бережливо обнимает ее). Вечность прошла, меня мучит вопрос: почему он – а не я?

Наталья. Он?..

Рэм. У тебя же был выбор: он мог уйти из Сада – я мог бы в Саду остаться?

Наталья(пытается отстраниться). Мне больно, прошу тебя, сын…

Рэм. Что, разве не так? (Крепче ее обнимает).

Наталья. Я не знаю…

Рэм. Почему ты его предпочла – не меня?

Наталья. Я любила его…

Рэм. А меня?

Наталья. Я любила, прости меня, я любила…

Рэм. Но я твоя плоть, я твоя жизнь?!

Наталья(пытается вырваться). Пощади, я любила…

Рэм. Почему? Объясни: почему?! Я желаю понять: почему?!

Наталья. Я любила! (Оседает возле него на колени.) Я виновата, но я – любила!! Любила, любила, любила… (Плачет.) Любила, Боже мой…

Тишина.

Рэм(вдруг, тихо). Любила… Любила, любила… Конечно, любила… Сейчас… Вдруг, стянуло в виске – я сейчас… Так просто и ясно: любила… Я, собственно, догадывался: наверно, любила… Поверить не мог, не хотел и не верил… Я был не готов… Любила – как, может быть, только возможно любить: беззаветно… без оглядки… не зная сомнений… Ты его любила… О, кажется, я понимаю: любила… (Молчат.) В самом деле, подумать: одна радость в жизни – Любовь… Разобраться, Она одна – и есть тот загадочный Сад, куда нас так тянет… Вот только нюанс: тот Сад – для двоих… Едва появляется третий – и кем бы он ни был, тот третий, неважно, – листва в том Саду осыпается… Казалось, волшебный пейзаж, вдруг, превращается в нудную местность… где только быт, бессмыслица и тоска… (Смотрит на женщину, опускается возле нее на колени.) Я понял: она любила его… Так просто и ясно: любила… Красиво любила – до смерти… Я никогда не подумал: она же могла умереть без него?.. (Смотрит на женщину.) Она для меня написала три слова на фото – про это? Скажите, вы со мною играли – про это?

Наталья встает, рукой вытирает слезы, молча собирает одежду, уходит на кухню. Рэм на полу.

Гаснет свет.