Текст книги "Тайны географических названий"
Автор книги: Семен Узин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Эти немые свидетели когда-то кипучей жизни, извлеченные из-под толщи воды, не оставляли никаких сомнений, относительно того, что ныне затопленные водами Иссык-Куля пространства суши некогда служили ареной деятельности человека.
– Но что же произошло? Каким образом все это оказалось под водой? – не в силах сдержать нетерпение, воскликнул я.
– Точно такие же вопросы не дают покоя и ученым.
Мой собеседник смущенно улыбнулся и после небольшой паузы добавил:
– В том числе и мне. Мы ведь не представились друг другу, и я не имел случая сказать вам, что работаю научным сотрудником в здешней Академии наук.
– Хоть вы и не говорили этого, – живо откликнулся я, – но такое предположение у меня возникло с самого начала. С первых же ваших слов чувствовалось, что предмет разговора вам хорошо знаком, близок и, я бы сказал, дорог.
– Что поделаешь, – рассмеялся собеседник, – у каждого из нас есть свои увлечения. Это так естественно. Но вернемся к Иссык-Кулю. В самом деле, почему оказались под водой жилища прежних обитателей побережья?
На этот счет имеется несколько суждений. Одни, например, высказывают предположение, что гибель и разорение городов и селений, остатки которых находят сейчас археологи на дне озера, – это результат нашествия орд Чингис-хана. А под водой они оказались вследствие того, что вскоре после нашествия уровень озера в силу каких-то причин повысился и затопил разрушенные селения.
Однако эта версия вызывает большие сомнения, так как в летописях о каком-либо разливе не упоминалось.
Еще менее убедительно звучит другая версия, согласно которой якобы происходило постепенное поднятие уровня воды в озере, которое повлекло за собой такой же постепенный уход жителей с насиженных мест. Но почему же в таком случае найденные остатки свидетельствуют о том, что люди покидали свои жилища в крайней спешке, бросая на месте все свое имущество?
Третье предположение, пожалуй, ближе всего к истине, хотя с уверенностью утверждать это пока еще рано.
Полагают, что затопление водами Иссык-Куля многочисленных селений, расположенных прежде на его берегах, связано с какой-то геологической катастрофой, тектоническими движениями, весьма характерными для района Тянь-Шаня. Они, должно быть, и привели к внезапному поднятию уровня озера со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Как видите, последняя версия в известной степени перекликается с рассказанной мною легендой. – Он замолчал и провел несколько раз рукой по волосам, приводя их в порядок.
– Все это захватывающе интересно, – задумчиво произнес я. – Какая удача, что мне довелось познакомиться с вами. И вы были так любезны… – Мой собеседник сделал протестующий жест. – Не обессудьте еще за один вопрос, который представляет для меня чрезвычайный интерес.
– С охотой отвечу, если смогу.
– Скажите, – продолжал я, – нет ли какой-либо связи между происхождением самого озера Иссык-Куль и происхождением его названия? Ведь, если я не ошибаюсь, Иссык-Куль в переводе с киргизского означает, кажется, не то Горячее, не то Теплое озеро?
– Совершенно верно, – последовал ответ. – Но должен сразу вас разочаровать. Насколько мне известно, никакой связи между происхождением озера и его названием не существует. Во всяком случае я нигде не слышал и не встречал в письменных источниках каких-либо намеков на такую связь. Упоминания об Иссык-Куле встречаются впервые у китайцев, которые его именовали Теплым морем – Же-хай. Если не ошибаюсь, это относится к первой половине VII века.
– А почему озеро получило такое название?
Он на мгновение задумался.
– На этот счет имеется два предположения. По мнению одних, название Теплое, данное ему еще в старину, объясняется тем, что оно, несмотря на низкие зимние температуры, не замерзает.
– А второе? – подхватил я.
– Второе? – засмеялся мой собеседник. – Нет уж, позвольте прежде задать вам в свою очередь вопрос.
– Извольте, – несколько растерянно произнес я.
– Скажите, слышали вы о том, что на Иссык-Куле есть курорты?
– Как же, разумеется, слышал.
– А знаете вы, благодаря чему они возникли и развились?
– Что-то слышал о лечебных источниках, – довольно неуверенно ответил я.
– Вот-вот, – обрадовался мой собеседник. – В них-то, как говорится, и собака зарыта. Источники эти не простые, а горячие. Он торжественно поднял указательный палец. – Успешно конкурируют с знаменитыми цхалтубскими. Радоновые ванны исключительной силы. – В голосе его слышалась нескрываемая гордость. – От этих-то горячих источников, бьющих на берегах озера, как утверждают некоторые, и название «горячее», столь вас заинтересовавшее.
Он встал с кресла и прошелся несколько раз по палубе. Затем остановился у поручней и сказал:
– Не знаю как вы, а я сильно проголодался. Не пойти ли нам перекусить?
Так закончился этот памятный разговор, приоткрывший мне тайны озера Иссык-Куль.
Город на Ангаре
Мерно погромыхивая на стыках, поезд устремлялся все дальше на восток. Далеко позади остались дремучие вятские леса, промелькнули сказочным видением неповторимые уральские пейзажи, сменившись бескрайними равнинами Западной Сибири. Прогрохотали стальные пролеты мостов, переброшенных через Обь и Енисей. И снова на железнодорожное полотно надвинулся лес.
Бесконечная сибирская тайга сплошной стеной встала за окнами, протягивая к поезду свои мохнатые темно-зеленые лапы.
Я лежал на верхней полке и, глядя в окно, вспоминал, как двенадцать лет назад впервые любовался этими местами по пути на Дальний Восток, куда перебрасывали нашу воинскую часть летом 1945 года.
Казалось, с тех пор ничего не изменилось. Но я знал, что где-то здесь за безмолвным строем таежных великанов бурлит жизнь: роются котлованы, скрежещут экскаваторы и бульдозеры, поют механические пилы, возводятся стены домов, корпуса заводов и фабрик. Хотелось раздвинуть руками стволы деревьев и хоть одним глазком посмотреть на все это…
Я ехал на одну из крупнейших сибирских строек. С каждым часом поезд все более приближался к конечной цели моей поездки – Братску. И не только я, все пассажиры вагона ехали в Братск, который, как могучий магнит, притягивал к себе людей со всех концов страны.
В вагоне было шумно. Отовсюду доносились взрывы смеха, громкий говор, лихой стук костяшек домино.
Подо мною расположилась небольшая компания: трое молодых парней, ехавших на строительство Братской ГЭС, командировочный из Министерства строительства электростанций, полный мужчина в очках, которые он поминутно поправлял растопыренными пальцами, да два братских «старожила», возвращавшихся из отпуска. Один из них был совсем еще молодой, второй – постарше, лет сорока пяти – пятидесяти. Они работали на разных участках: молодой – шофером на самосвале, тот, что постарше, – каменщиком, и познакомились только здесь, в вагоне, но уже чувствовали себя старыми приятелями, чуть ли не закадычными друзьями. Еще бы! Они пришли на Ангару в числе первых, их руками закладывался фундамент стройки! Это объединяло и роднило их.
Наблюдая в окно за стремительно мелькающими деревьями, я прислушивался к происходившему внизу разговору.
– Даа, – неторопливо говорил каменщик, значительно поглядывая на молодых ребят, – вот вы сейчас сидите в вагоне, покуриваете да природой здешней в окно любуетесь. И невдомек вам, что есть кругом места почище этих, красоты прямо-таки неописанной. Эх, – вздохнул он с сожалением, – многое бы отдал, чтобы еще разок поглядеть на них.
– Ты это о чем, Петрович? – полюбопытствовал Василий (так звали шофера самосвала), отвлекаясь от газеты, в чтение которой он было погрузился.
– Припомнилось мне, Вася, как в запрошлом году ехал я на машине из Тулуна в Братск. Вот где, хлопцы, красота! Век бы смотрел не нагляделся!
– Ааа… – безразлично протянул Василий. По его тону видно было, что ему чужды восторги товарища, и красóты природы не задевают чувствительных струн его души.
– Ааа! – передразнил его возмущенный каменщик. – Бесчувственное ты бревно после этого, Вася! Да ну тебя. Не обращайте, хлопцы, на него внимания. Лучше послушайте, что я вам скажу.
– А что это за Тулун? – с интересом спросил один из парней. – Это где-нибудь там, в глухой тайге? – Он неопределенно махнул рукой.
– Да нет же, зачем там. Тулун – железнодорожная станция, на магистрали стоит; от Тайшета, где нас отцеплять должны, почитай, километров триста будет, – разъяснил словоохотливый каменщик. – От него дорога на Братск есть, не ахти какая, но машины проходят.
Ну вот, значит, по делам и мне довелось по этому тракту прокатиться, бока пообмять. Едем это мы, а небо ясное, ветра никакого, тишина кругом необыкновенная, только машины наши тарахтят. А было это в начале февраля месяца. Снег чистый-чистый, аж глаза слепит. Справа река – Ия прозывается. Берега отлогие, лесом заросли, деревья стоят снегом припорошенные. Приволье, простор. Смотрю, значит, я вперед и по сторонам, любуюсь. И вдруг вижу такое… – Каменщик схватил спичечную коробку, положил ее на одеяло и стал наглядно показывать, как было дело. – Смекаете? Вот наша машина, – он прижал коробок рукой к одеялу, – а по обе стороны снег, – та же рука пригладила складки на одеяле, – а на снегу цветы. Такие махонькие цветочки, красные, словно наша гвоздика, и такими ровными рядками тянутся, как будто кто их специально высадил.
– Э, дядя, – откровенно рассмеялся один из парней, – мы хоть здесь и новички, да только не такие дураки, чтобы поверить, что на снегу цветы растут.
– Ты, парень, не торопись, я не сказку рассказываю, а доподлинную быль. Провалиться мне на этом месте, коли вру, – повысил голос каменщик. – Дай прежде кончить, а потом судить будешь, вру я или нет.
– Верно все говорит Петрович, – поддержал рассказчика Василий, откладывая газету в сторону.
– Гляжу, значит, я на эти самые цветы и глазам своим не верю, – продолжал каменщик. – Толкаю в бок шофера и спрашиваю: «Что за наваждение?» А он ухмыляется и отвечает: «Раскрой глаза пошире». Я присматриваюсь, даже стекло на дверце кабины опустил, чтобы видеть лучше, и что же – никаких цветов на снегу нет, а только пятнышки маленькие краснеют. Опять к шоферу: что да почему?
Он мне и поясняет. Это, говорит, кровь. Прошла по снегу косуля и оставила след кровяной. Погоды-то ясные, солнце сильное, морозы морозами, а снег сверху подтаивает, а потом его корочкой ледяной прихватывает. Как пробьет косуля копытом эту корку, – а края корки острые, как бритва, – кожу на ногах сдирает. Кожа-то у нее тонкая, нежная, Из ранок кровь сочится и цветочками на снег ложится. Вот оно что. А ты говоришь вру, – он победоносно взглянул на сомневающегося.
Тот было начал оправдываться, что, мол, не хотел его обидеть.
– Ладно уж, – добродушно отмахнулся каменщик, – что с тебя взять. Молодо – зелено. Однако слушайте дальше…
– Ты, Петрович, лучше бы рассказал им про Братск, – перебил его Василий, – они ведь туда едут, небось интересно узнать ребятам, что и как.
– Что Братск? – недовольно проворчал каменщик, которому не терпелось поделиться со слушателями своими впечатлениями. – Приедут и все сами увидят.
– Скажите, – вмешался в разговор командировочный, – как обстоит в Братске дело с гостиницей? Я имею в виду, существует ли таковая, и если есть, то располагает ли необходимыми удобствами?
– Имеется гостиница, имеется, – опередив каменщика, ответил Василий, – это я точно говорю, а насчет удобств – не знаю, не живал в ней. – Он пожал плечами и усмехнулся. – Телевизоров, однако, думаю, пока еще нет.
– Вы меня не так поняли, – поспешил разъяснить командировочный, покоробленный ироническим ответом собеседника, – меня главным образом интересует, есть ли в гостинице отдельные номера, – он сделал озабоченное лицо, – вечерами придется много работать.
– Не знаю, уважаемый, чего не знаю, того не знаю. Может есть, а может и нет, – покачал головой Василий.
– А что, большой город Братск? – задал вопрос паренек, сидевший рядом с тем, который усомнился в правдивости рассказчика.
– Это как смотреть, – хитро прищурился каменщик. – Для тебя, может, покажется и небольшим впервой-то, а для нас он милее и больше многих иных. А то ли еще будет через год-другой. – В его словах звучала нескрываемая гордость за свой город. – Строится, растет наш Братск.
– Наш Братск, – задумчиво повторил паренек, о чем-то усиленно размышляя. – А почему Братск?
– То есть как это почему? – не понял каменщик. Остальные недоуменно переглянулись.
– Ну да, почему Братск? – упрямо повторил паренек, смущенно теребя занавеску на окне, – почему так назвали город? Ведь была какая-то причина так назвать его? Вот я и думаю, – он обвел пытливым взглядом всех присутствующих, – что назван он не просто так, а в честь человеческого братства. Я еще когда только собирался ехать сюда, долго раздумывал над этим вопросом. А как сел в поезд, увидел всех людей, едущих туда же, куда и я, послушал разговоры, точно меня осенило. Со всех концов стекается народ: я, к примеру, с Тамбовщины, они, – он кивнул в сторону своих спутников, – с Украины и с Урала, другие из иных мест. Вот и получается, что собираются на стройку отовсюду и братской семьей трудятся для общего блага.
– Ловко ты это придумал, малый, – откликнулся каменщик, ласково поглядывая на раскрасневшегося паренька. – Только опоздал ты, брат, со своим предположением. Братск – название не новое. Слыхивал я, что не одну сотню лет уже стоит селение, Братском именуемое. А в старину будто Братским острогом прозывалось оно. А вот почему его так окрестили, не скажу.
– Значит, Братск, не новый город? – несколько разочарованно спросил паренек.
– Выходит, и новый и не новый, – пояснил каменщик. – Есть старый Братск, а по соседству вырос новый. Как хочешь, так и считай.
Воцарилось минутное молчание, которое было нарушено командировочным.
– Позвольте мне внести некоторую ясность относительно Братска, – сказал он. – Весьма похвально, что молодой человек проявляет такой интерес к этому вопросу. Любознательность – большое достоинство. – Он поправил очки, откашлялся и продолжал. – Братский острог основан еще в XVII веке нашими казаками-землепроходцами, как, кстати сказать, и многие другие поселения в Сибири. Между прочим, такие поселения называли острогами потому, что возводилась вокруг них прочная ограда. Служила она для защиты от неприятеля, а сооружалась из бревен и острых кольев, а подчас за оградой ставили и плетень. Ограда имела четырехугольную форму, на каждом углу строилась башня для дозорных. Одним словом, это была небольшая крепость.
– Вот-вот, теперь и я припоминаю, как у нас на стройке кто-то рассказывал об этом, – не утерпел каменщик и тут же осекся, – прощения прошу, помешал я вам…
– Ничего, ничего, – добродушно сказал командировочный, – спешить нам некуда, время есть. Ну-с, – продолжал он, – много в те годы понастроили казаки острогов, которые впоследствии превратились в большие селения и города. Так случилось и с Братском.
– А название? – нетерпеливо спросил паренек, требовательно глядя на рассказчика.
– Я как раз подхожу к этому пункту, молодой человек, – снисходительно усмехнулся командировочный, – да будет вам известно, что в Иркутской области проживало и проживает в настоящее время большое количество бурят. Они имеют там свой национальный округ – Усть-Ордынский. В те далекие времена, когда казаки-землепроходцы двигались на восток, им нередко попадались на пути кочевья и становища бурят. Казаки познакомились с этим народом и в своих отписках начальству сообщали об этом, называя бурят братскими. Когда был поставлен острог на Ангаре близ порогов, его казаки наименовали Братским, то есть Бурятским, по имени здешнего народа. Как видите, все очень просто объясняется.
– Ну что, парень, теперь успокоился? – добродушно спросил каменщик.
Тот хотел было что-то ответить, но в это время из репродуктора донеслось: «Граждане пассажиры, наш поезд подходит к станции Тайшет. Стоянка поезда четырнадцать минут. В связи с опозданием стоянка может быть сокращена».
Все поспешили к выходу. Беседа прервалась.
Воспользовавшись тем, что место внизу освободилось, я спустился и, достав из чемодана несколько листов бумаги, стал записывать только что услышанное.
Гавань Петра и Павла
Постройка судов в Охотске подвигалась медленно. На многочисленные запросы и предупреждения Адмиралтейств-коллегии капитан-командор Беринг отвечал жалобами на трудности. И жить, мол, негде, и лесов и травы вокруг нет, а заготовленный лес для судов приходится сплавлять за тридцать с лишним верст. Беринг сидел у стола и с мрачным выражением лица перечитывал только что полученный из Петербурга указ Адмиралтейств-коллегии:
«…суда, ежели, паче чаяния, до получения сего указа не достроены, достраивать и подлежащее все исправлять, и в путь свой отправляться безо всякого замедления, не утруждая, яко излишними, безо всякого действия переписками, и не ожидая впредь подтвердительных указов, понеже о том многими, чрез всю его тамо бытность указами, найкрепчайше подтверждено, и в такое немалое время, весьма исправиться без всяких представлений уповательно возможно».
Читал он медленно, с трудом выговаривая некоторые слова и время от времени поглядывая на капитана Чирикова, внимательно слушавшего указ.
Закончив чтение, Беринг откинулся на спинку стула и вопросительно посмотрел на Чирикова.
– Какова будет ваша пропозиция, господин капитан?
– Господин командор, – голос Чирикова звучал взволнованно, – я мыслю, что долее мешкать неможно. Пользы ради отправьте меня на бригантине «Михаил» для осмотра земли, что лежит против Чукотского носу от Камчатки между нордом и остом и протчей западной стороны Америки. Осенью вернусь в Охотск.
– Того сделать никак нельзя, – покачал головой Беринг, – бригантина предназначена для капитана Шпанберга.
– Шпанберг может пойти осенью, когда бригантина возвратится, а если не возвратится, то Шпанберг может следовать на Камчатку на других судах, на боте «Гавриил», а на Камчатке взять бригантину и идти в путь свой, – с горячностью возразил Чириков. – Вам же, господин командор, с обоими пакетботами идти до Камчатки. В будущую весну мы вместе можем отправиться для отыскания американских берегов, лежащих от Камчатки между зюйдом и остом, чрез что я чаю было б поспешение к окончанию экспедиции нашей годом.
– Нет, – снова покачал головой Беринг, – оное с данной Адмиралтейств-коллегией инструкциею несогласно. Негоже будет нам самовольством заниматься. Почту за лучшее поспешить с окончанием постройки пакетботов.
Сдерживая готовые сорваться с языка резкие слова, Чириков поклонился и вышел из комнаты.
…Прошло четыре месяца со времени этого разговора, и наконец два пакетбота, сооружение которых тянулось годы, были готовы в путь. 8 сентября Охотск остался за кормой, и пакетботы, распустив паруса, устремились на восток. Первым шел «Св. Петр» под командованием капитан-командора Беринга, за ним – «Св. Павел», где капитаном был Чириков.
Плавание протекало спокойно. Попутный ветер наполнял паруса кораблей. Каждый день приближал мореплавателей к заветной цели, Камчатке, откуда им предстояло пуститься на поиски американских берегов.
Но вот вдали показались пока еще неясные очертания южной оконечности полуострова, мыса Лопатки, а на следующий день пакетботы входили в пролив, отделяющий Камчатку от самого северного из Курильских островов.
Капитан-командор Беринг и лейтенант Ваксель стояли рядом с штурвальным и напряженно следили за поверхностью моря. Вот-вот должен был появиться риф, разделяющий пролив надвое. Столкновение с ним означало бы неминуемую гибель.
Вдруг они ощутили сильный толчок, и «Св. Петр» резко замедлил ход.
– Лейтенант Ваксель, – отрывисто приказал капитан-командор, – немедля проверьте, нет ли пробоины в днище судна.
Ваксель поспешно бросился выполнять распоряжение начальника.
Тем временем волны, нагоняемые западным ветром, обрушивались сзади на пакетбот, разлетаясь тысячами брызг и пенясь у фальшбортов. Шлюпка, привязанная за кормой, то и дело ударялась об нее, порой ее так подбрасывало, что она оказывалась высоко над палубой.
Но несмотря на сильнейший напор ветра и волн, «Св. Петр» не двигался ни вперед, ни назад.
Между тем поднявшийся снова на мостик лейтенант доложил, что течи нигде не обнаружено.
Беринг рассеянно выслушал его доклад, продолжая отдавать команды штурвальным. Он уже понял, в чем причина столь необычной остановки корабля. Наблюдая за направлением ветра и волн, Беринг обнаружил, что «Св. Петр» очутился в проливе как раз в тот момент, когда приливная волна, двигающаяся с востока, вошла в столкновение с волнами, нагоняемыми сильным встречным ветром.
Положение создалось опасное. Малейшая ошибка, малейшее отклонение судна от ветра могли привести к его неминуемой гибели.
Команда выбивалась из сил, выполняя приказания капитан-командора.
Но вот постепенно напор приливной волны стал ослабевать, и «Св. Петр», скрипя снастями, медленно двинулся вперед. Все облегченно вздохнули. Опасность миновала.
27 сентября, спустя двадцать дней после отплытия из Охотска, пакетботы оказались в виду Авачинской губы – цели своего путешествия. Но войти в нее оказалось невозможным.
Непроглядный туман плотным серо-белым покрывалом окутал поверхность океана, скрыв от взоров мореплавателей вход в бухту. А когда туман начал рассеиваться, разразился жесточайший шторм.
Не оставалось ничего иного, как повернуть в открытое море и там переждать, пока буря утихнет. Только десять дней спустя ветер унялся, и 6 октября 1740 года изрядно потрепанные продолжительным штормом «Св. Петр» и «Св. Павел» бросили наконец якоря в просторной Авачинской бухте.
Пустынные берега ее оживлялись лишь несколькими строениями, сооруженными отрядом мичмана Елагина, посланным на Камчатку еще год назад. Рядом с тремя жилыми домами размещалось несколько магазинов [1]1
В те времена так назывались постройки, предназначенные для хранения каких-либо запасов.
[Закрыть] .
Мичман и его подчиненные радостно приветствовали прибывших. Началась разгрузка пакетботов. Мореплаватели оставались здесь на зимовку.
* * *
Прошло много лет, и несколько строений на берегу Авачинской бухты превратились в большой благоустроенный город и крупнейший торговый порт советского Дальнего Востока. Этот город-порт называется Петропавловском-Камчатским, в честь первых русских судов, посетивших Авачинскую бухту.
