Текст книги "Первая конная армия"

Автор книги: Семен Буденный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Климент Ефремович сказал, что сам поедет с полком, и велел готовить полк к рейду. Видимо, почувствовав, что кое-кто из командования дивизии не склонен придерживаться боевого закона: «Сам умирай, а товарища выручай», Ворошилов напомнил всем, что большевики не бросают друзей в беде. После этого Думенко сказал, что хотя он и больной, но в рейд поедет на тачанке.

Подготовка к рейду не представляла сложности, так как наш полк всегда находился в боевой готовности. Надо было только, учитывая предстоящие действия в тылу противника, взять с собой достаточный запас боеприпасов, а также дополнительные санитарные линейки и медикаменты в расчете на обслуживание Мартыно-Орловского отряда.

Докладывая Ворошилову о готовности полка к рейду, я изложил и свой план действий. Он заключался в следующем. Ночью полк в заранее разведанном месте двумя колоннами переходит линию фронта противника и следует в направлении Большой Мар– тыновки; дивизион Баранникова двигается по правому берегу реки Сал в направлении хутора Рубашкин, а главные силы полка идут через Кутейниково, Иловайская на хутора Кегичев и Арбузов, расположенные южнее Большой Мартыиовки.

Обе колонны должны подойти к Большой Мартыновне одновременно и внезапно атаковать противника.

Командующий армией одобрил предложенный мною план. Чтобы облегчить действия кавалерийского полка, он приказал стрелковым частям дивизии выдвинуться на рубеж реки Куберле в район Зимовников и приковать к себе внимание белых.

В час ночи 29 июля полк выступил в рейд. Климент Ефремович следовал с полком.

Местность мне была хорошо знакома, поэтому я, не заходя в хутора, где могло быть сторожевое охранение противника, повел полк на Кутейниково. В Кутейниково и Иловайской мы внезапно атаковали находящиеся там три сотни казаков. Часть белогвардейцев была зарублена, а часть поспешно отошла на запад.

В 7 часов вечера главные силы полка ворвались в хутора южнее Большой Мартыновки. К этому же часу дивизион Баранникова, двигавшийся по правому берегу Сала, перехватывая встречавшиеся на пути разъезды белых, занял хутор Рубашкин и приготовился к атаке.

По общему сигналу полк стремительно атаковал противника. Белоказаки укрылись в окопах и открыли сильный огонь.

Мартыно-орловцы, почувствовав помощь, перешли в наступление. Их кавалерийский дивизион атаковал противника из Большой Мартыновки навстречу нашим атакующим эскадронам. Началась жестокая схватка. Натерпевшиеся от белоказаков мартыно-орловцы дрались с отчаянной храбростью.

Атакованные с севера и юга, белые были разгромлены. Захватив у противника несколько пушек и много лошадей, полк вступил в Большую Мартыновку. Голодные, изнуренные тридцатисемидневной осадой героические бойцы Мартыно-Орловского отряда и жители села со всех сторон бросались к нашим конникам. Безмерна была радость освобожденных. Они обнимали и целовали своих освободителей и их боевых коней. Огромная толпа окружила Ворошилова, измученные люди тянулись к нему со слезами счастья на глазах.

За время осады Большая Мартыновка сильно пострадала. Хорошо снабженные немцами белогвардейцы имели достаточно боеприпасов. Они выпустили по Большой Мартыновке тысячи снарядов и непрерывно поливали осажденных ружейно-пулеметным огнем. Мартыно-орловцы были плохо вооружены, и их скудные боеприпасы стали быстро иссякать.

Десятки раненых бойцов и жителей нуждались в лечении, а медикаментов не было. Положение отряда казалось безвыходным, однако мартыно-орловцы верили, что советская власть, за которую они проливали кровь, не забудет их, придет на помощь. Они неоднократно посылали своих бойцов для установления связи с 10-й Красной армией, но они неизменно попадали в руки белогвардейцев. И вот все же Красная Армия пришла к ним на помощь и разгромила противника, державшего их в осаде.

Трудно было переоценить победу под Большой Мартыновной. Она имела исключительно важное значение для подъема боевого духа частей 10-й армии. Последнее время, непрерывно теснимые белогвардейцами, они отступали, не имея значительных побед, и это, конечно, не могло не сказаться на моральном состоянии бойцов. А теперь они увидели, что, несмотря на превосходство белых и в вооружении и в численности, их можно успешно бить.

В приказе по 10-й Красной армии К.Е. Ворошилов поблагодарил бойцов и командиров кавалерийского полка за блестящий успех в операции по освобождению Мартыно-Орловского партизанского отряда и поставил полк в пример всем частям армии.

7 августа Мартыно-Орловский отряд совместно с нашим кавалерийским полком отошел в район станции Зимовники, куда к этому времени вышли наши стрелковые части, и здесь был реорганизован в Мартыно-Орловский стрелковый полк 1-й Донской стрелковой дивизии. Это был шестой и самый большой по численности полк дивизии. Здесь же наш кавалерийский полк развернулся в кавалерийскую бригаду в составе двух кавалерийских полков, Особого резервного кавалерийского дивизиона и четырехбатарейного дивизиона артиллерии.

В каждый полк входило пять эскадронов, в эскадрон – четыре сабельных взвода с одним станковым пулеметом на тачанке. Особый резервный кавалерийский дивизион состоял из трех эскадронов. Полки бригады имели свои санитарные и ветеринарные подразделения, а также обозы первого и второго разрядов.

Санитарную службу бригады возглавил замечательный хирург Петров. В нем сочетались качества искусного специалиста – медика и храброго бойца. Руководить лазаретом было поручено Н.И. Буденной.

4

4 августа белые перешли в наступление на Царицын. На нашем участке, развивая наступление, противник форсировал Дон южнее Курмоярской и, продвигаясь на восток, захватил ст. Ремонтную. Таким образом, 1-й Донской стрелковой дивизии, оставшейся на оборонительном рубеже в Зимовниках, путь движения на север для соединения с частями 10-й армии был отрезан. К 11 августа противник, продолжая наступление, занял ст. Кривомузгинскую, Иловлю, Качалино. Войска 10-й армии отошли на Котлубань, Ба– саргино, Тингута. В этих условиях 1-я Донская стрелковая дивизия начала движение на север вдоль железной дороги, чтобы с боем пробиться к основным силам 10-й армии. Это был трудный, но имея в виду связывающие нас железнодорожные эшелоны, единственный путь спасения дивизии.

Как уже было сказано, с 1-й Донской стрелковой дивизией на восток к Царицыну двигались тысячи беженцев. С освобождением

Мартыно-Орловского отряда число беженцев возросло до восьмидесяти тысяч. Эта громадная масса людей двигалась пешком, на подводах, в железнодорожных эшелонах. Люди везли с собой свое скудное имущество, гнали скот.

Стояла жара, сохла растительность, над дорогами висли тучи едкой пыли. В районе между Зимовниками и Котельниковским нет хорошей пресной воды, озера и речки здесь, за редким исключением, горько-соленые. Люди и животные страдали от мучительной жары и жажды, задыхались от пыли, изнемогали от голода. Слабые не выдерживали, падали и умирали либо от голода и жажды, либо от широко распространившихся инфекционных болезней. Страшно было смотреть, как измученные люди вместе с животными припадали к грязным, кишащим всякой гнусью лужам, возле которых лежали умирающие. Ко всему этому беженцы находились в постоянном страхе попасть под пули, снаряды и сабли белогвардейцев. Этот страх неизмеримо возрос, когда беженцы совместно с охранявшей их дивизией попали в полное окружение.

И все-таки надо было двигаться вперед, пробиваться через фронт белых на соединение с 10-й армией. Другого выхода не было. Остаться на месте значило погибнуть от голода, безводья, жары и болезней или быть истребленными белогвардейцами. Путь к спасению лежал на восток, к Царицыну, через Дубовское, занятое белогвардейцами.

Дивизия сомкнула свое кольцо вокруг беженцев и начала движение в направлении Дубовского (ст. Ремонтная). Можно себе представить все трудности обороны громады беззащитных людей. Беженцы связывали дивизию по рукам и ногам, лишали ее маневра, ослабляли боеспособность. Положение дивизии было бы почти безвыходным, если бы она не располагала такой подвижной, закаленной в боях силой, как кавалерийская бригада. Бригада беспрерывно находилась в боях, маневрируя с одного направления на другое, отражая атаки противника, стремившегося истребить дивизию и беженцев.

К середине августа дивизия подошла к станции Ремонтной, занятой белыми. Кавалерийская бригада ночью форсировала реку

Сал и со стороны Андреевской внезапно атаковала противника в Дубовском. Белые, не выдержав натиска бригады, в беспорядке отступили на северо-запад, бросая на пути своего отхода оружие и убитых. Однако противнику удалось взорвать железнодорожный мост через реку Сал и тем задержать движение наших стрелковых частей и беженцев.

Мост пришлось восстанавливать под воздействием противника, наступающего с флангов и тыла. Кроме бойцов дивизии в работе участвовали все трудоспособные беженцы, даже женщины и дети. В основном работы проводились ночью, а днем под прикрытием дымовой завесы отражались атаки яростно наседавших белогвардейцев. Наконец мост был восстановлен. Первыми переправились на восточный берег реки Сал беженцы, а затем уже части дивизии.

Из Ремонтной и Дубовского под нажимом частей полковника Полякова мы двинулись дальше на Котельниковский, рассчитывая там соединиться с Котельниковской стрелковой дивизией Штейгера. Однако при подходе к Котельниковскому наша разведка установила, что станция и село заняты белой конницей. Оказалось, что, продолжая наступление, противник почти вплотную подошел к Царицыну, а Котелышковская дивизия отступила на рубеж реки Аксай Есауловский.

К19 августа положение изменилось. Части 10-й армии отбросили противника от Царицына и перешли в наступление. На юге от Царицына Котельниковская дивизия начала теснить пехоту белых.

Ночью 19 августа наша кавалерийская бригада с ходу атаковала белоказаков в Котельниковском. После короткого и ожесточенного боя казаки, потеряв много убитыми и пленными, отошли в направлении станицы Потемкинской. Не задерживаясь в Котельниковском, бригада устремилась на тылы казачьих частей, наступавших на Ко– тельниковскую стрелковую дивизию. Ошеломленные внезапным ударом, казаки прекратили наступление и, преследуемые нашими конниками, в беспорядке отступали к Дону.

В результате этого боя 1 -я Донская стрелковая дивизия вышла из окружения противника и спасла тысячи беженцев.

5

Первая попытка белогвардейцев овладеть Царицыном закончилась для них провалом. Но к 10 сентября противник, сосредоточив крупные силы, вновь перешел в наступление на Царицын. Главный удар противником наносился с юго-запада в направлении Тингута – Абганерово. К 2 октября белые захватили Гнилоаксай– скую, Абганерово и вновь отрезали от Царицына южную (Саль– скую) группу войск 10-й Красной армии.

Развивая наступление, белогвардейцы к 17 октября вторично окружили Царицын, заняв все подступы к нему по берегу Волги, от Пичуги на севере до Сарепты на юге. Одновременно противник стремился полностью окружить и уничтожить Сальскую группу войск. С этой целью белые предприняли наступление с севера, из района станции Жутово, и с юга, из района станции Куберле. Но наши части перешли в контрнаступление и 20 октября овладели станцией Жутово, а затем захватили Абганерово.

В это же время на ближайших подступах к Царицыну, сосредоточив большие силы, белогвардейцы начали яростный штурм города. Волна за волной с гиком и свистом, как тучи саранчи, катились белоказачьи полки на позиции наших поредевших частей. Героические защитники Царицына переживали критические минуты. Казалось, что превосходящие силы врага сомнут жидкие цепи нашей пехоты и хлынут в город. Но этого не случилось. Царицынский пролетариат грудью встал на защиту родного города. Самоотверженным трудом рабочих были подготовлены и оснащены артиллерией несколько бронепоездов. Эти бронепоезда и умело сосредоточенная Реввоенсоветом 10-й армии артиллерия стрелковых частей стали героями сражения. В решающий момент они открыли ураганный огонь. В течение продолжительного времени на центральном участке обороны Царицына стоял потрясающий грохот. Тучи дыма и земли вздымались к небу, закрывая солнце. И когда дым рассеялся, а земля осела, защитники города увидели беспорядочно удиравшие толпы белоказаков.

Неожиданно началось бегство белогвардейцев и на южном участке обороны. Оказалось, что подошедшая с Северного Кавказа стрелковая дивизия Жлобы нанесла противнику внезапный удар в тыл у Сарепты. Воспользовавшись успехом бронепоездов, артиллерии и дивизии Жлобы, стрелковые части 10-й армии, напрягая все свои физические и моральные силы, перешли в контрнаступление и, отбросив противника к Дону, 22 октября заняли Вертячий, Карповку и Тингуту.

Однако, оправившись от поражения, белые, располагая крупными конными массами, перегруппировались и вновь активизировали свои действия. На юге в районе Котельниковского против Ко– тельниковской, 1-й Донской стрелковых дивизий и кавалерийской бригады, занимавших оборону в Абганерово и по реке Мышковка, сосредоточивалась группа генерала Попова. Используя подвижность своих конных частей, противник стремился овладеть инициативой и начать новое наступление.

В ночь на 2 ноября конница белых предприняла набег на Абганерово. Абганерово обороняли части 1-й Донской стрелковой дивизии, занимая позиции по окраине села. В самом селе располагалась кавалерийская бригада, составляя резерв дивизии. Воспользовавшись беспечностью боевого охранения и прикрываясь сильным туманом, противник в пять часов утра подошел вплотную к Абганерово и атаковал нашу оборонявшуюся пехоту. Удар был не столько сильным, сколько неожиданным. Некоторые стрелковые подразделения бросили оборонительный рубеж и дали возможность передовым конным группам противника ворваться в Абганерово.

Кавбригада тоже фактически была застигнута белогвардейцами врасплох. Однако мужественные и уже закаленные в боях бойцы и командиры бригады не поддались панике. Бойцы, первыми заметившие белых, сразу же, не ожидая команды, встретили их огнем. Отдельные командиры подразделений, построив своих бойцов, уже организованно наносили удары передовым группам противника. А тем временем кавбригада, успевшая собраться по тревоге в ранее установленном месте, перешла в контратаку. Авангардные части противника все еще пытались, хотя и робко, атаковать Абганерово, но, встретив нашу стремительную контратаку, отошли, оставив на поле боя батарею четырехорудийного состава и шесть пулеметов.

К 7 часам утра туман начал рассеиваться и на подступах к Лбганерово показались главные силы белогвардейцев. Кавбрита– да немедленно перешла в атаку, смяла передовые подразделения противника, а затем атаковала его главные силы. Противник не выдержал удара и стал поспешно отходить в южном направлении, разделившись при этом на две группы. Первая группа белых в составе не менее четырех полков отходила в направлении хутора Самохин, а вторая в составе трех полков – на хутор Жутов второй. Оценив создавшуюся обстановку, я отдал распоряжение, которое сводилось к следующему: 1-му кавалерийскому полку Городовикова с эскадроном 2-го кавполка преследовать группу противника, отступающую в направлении хутора Жутов второй, разгромить ее и к исходу дня сосредоточиться в этом хуторе. Трем эскадронам 2-го кавполка Маслакова и Особому резервному кавдивизиону преследовать противника, отступающего на хутор Самохин.

Преследование велось весь день. Белогвардейцы в панике бежали по степи, бросая на своем пути оружие, лошадей, обозы, санитарные линейки.

С наступлением темноты Маслаков со своей группой прекратил преследование противника и вместе с захваченными трофеями и пленными возвратился на ночлег в хутор Самохин, где к этому времени расположился штаб бригады.

Узнав в Самохине^ что связь с Городовиковым потеряна, я решил лично проехать в хутор Жутов второй, так как совершенно не сомневался, что Городовиков именно там. Предупредив об этом командира 2-го кавполка Маслакова, я сел на коня и вместе со своим ординарцем Николаем Кравченко поскакал к хутору Жутов второй. Когда мы подъехали к хутору, там царила тишина. Несмотря на темную ночь, по некоторым признакам мы сразу определили, что на хуторе расположилась кавалерия, и въехали в крайний двор, чтобы узнать, где остановился Городовиков. Ординарец заботливо закрыл за собой ворота. Мы спешились. И вдруг я вижу, что во дворе – белые казаки. Их можно было отличить от красных бойцов даже в темноте: казачьи лошади имели длинные хвосты, а красные кавалеристы подрезали хвосты своих лошадей по скакательный сустав. Кроме того, казаки носили винтовку через правое плечо, а красные бойцы – через левое. Все знали, что если у бойца ствол винтовки виден из-за левого плеча – это красный, если же из-за правого – белый.

Так неожиданно мы оказались в ловушке. Выскочить со двора, не вызывая подозрения, уже невозможно было: казаки – их находилось во дворе человек двенадцать – сразу обратили бы на нас внимание. Только хладнокровие могло спасти нас. Тихонько предупредив ординарца, что мы попали к белым, и приказав ему называть меня станичником, я обратился к казакам.

Скажите, станичники, вы не из семьдесят второго полка?

Я назвал номер белогвардейского полка, потрепанного нами

за хутором Самохиным.

Нет, – отвечают казаки.

Вот беда, – сокрушаюсь я, – путаемся, путаемся, так и к красным угодить можно.

Постой, постой! А почему, станичники, у ваших лошадей хвосты подрезанные? – спрашивают казаки.

Э, братуха, тут такая каша заварилась, что и сам стриженый будешь. Убили наших лошадей в бою. А куда казак без лошади! Хорошо еще, что захватили лошадей у красных.

Да, бывает, – подтвердили казаки. – Ваш полк отступил правее, должно быть, там его и нужно искать.

Ну, думаю: винтовок у нас с ординарцем нет, лишь шашки и револьверы, следовательно, второй признак, по которому нас могут признать как красных, отпадает.

Так мы, станичники, если вы не против, останемся здесь ночевать, а утром поедем искать свой полк. Ночью и в беду попасть нетрудно.

Это верно, – согласились казаки. – Оставайтесь, места хватит. Ставьте лошадей да идемте в хату. Хозяйка у нас хорошая – молоко и сало приготовила.

Спасибо, – ответил я, – это будет не лишне. Вот мой приятель что-то заболел, бедняга, – пусть полежит, а я лошадей пока уберу

Да это у него с перепугу, – засмеялись казаки. – Добре, видно, красные прижали, коли свой полк потеряли.

Все как будто обходилось благополучно. Но одного еще я опасался: а вдруг среди белых окажутся казаки из Великокняжеской или из хуторов Дальнего и Жеребкова? Там почти все знали меня в лицо. К счастью, эти опасения оказались напрасными.

Казаки, больше не обращая на нас внимания, оживленно обсуждали результаты дневного боя. Прислушавшись к их разговору, я понял, почему в хуторе белые, а не Городовиков со своим полком.

События развивались так.

Полк Городовикова преследовал конницу противника до хутора Жутов второй. Пластунский батальон белых, оборонявший этот хутор, пропустил через свои цепи отступающую конницу белых и открыл огонь по эскадронам Городовикова. Этот внезапный и сильный огонь смешал их боевые порядки и остановил наступление полка. Казаки этим немедленно воспользовались и перешли в контратаку. Городовиков поспешно отступил и ушел в Абганерово.

Потолковав о бое, казаки замолчали, а потом один из них начал рассказывать, как при преследовании красных он чуть было не захватил в плен Буденного.

Как только мы стали преследовать красных, – рассказывал казак, – я сторонкой, сторонкой да вперед... Конь, вы знаете, станичники, у меня добрый, резвости не занимать... Прижимаю этак я и вижу: скачет Буденный!

Врешь, – говорит другой казак. – Откуда ты знаешь Буденного?

Э, братуха, да как же не знать! Усы черные вразлет, сам вроде не так уж велик, но плотный. Да хотя бы не знал раньше, но как увидел коня – буланый с черным ремнем по спине, на лбу звездочка, хвост черный, а грива, что тебе ворона крыло, – так и подумал: это он, а не кто другой.

У кого хвост и грива черные? У Буденного нешто?

Датю ты! Я же сказал, что у коня его. Не перебивай, братуха... Так вот, станичники, увидел я Буденного и думаю: нан или пропал. Сгину или пымаю его, чертяку. Жму что есть духу. Он вроде бы подпустил меня к себе. А потом как прижмет, прижмет, да куда там – как не бывало... Смотрю, он опять предо мною и к тому же смеется, леший. Ну, думаю: я тоже не кислым молоком мазанный. Ударил за ним снова. Кажется, не скачу, а лечу. Зло берет, а догнать не могу. Верь или не верь, братуха, – обращается рассказчик к рядом стоящему казаку, – все равно что ты бы уходил галопом, а я стоял на месте. Вот это конь – сколько живу, но таких не видел. Гнался я, гнался, оглядываюсь, а наших нет. Плюнул, выругался и вернулся.

Так и не пымал Буденного?

Не пымал, – сокрушенно ответил рассказчик. – До сих пор не пойму: или Буденный колдун, или конь его сатана, – заключил он.

Казак складно врал – душу отводил, но надо отдать ему должное – масть моего коня он знал во всех подробностях... Трудненько было бы нам с ординарцем, если бы мы приехали в хутор засветло.

Вскоре казаки пошли со двора в хату ужинать. Мы решили, что нам надо уходить подобру-поздорову. Но только мы собрались выехать за ворота, как во двор ввалилось человек двадцать казаков во главе со старшим урядником. Из разговора казаков я понял, что их взвод назначен в сторожевую заставу. Недолго думая я подошел к уряднику, сказал ему, что мы из 72-го полка, и попросил разрешения вернуться в свою часть.

Чего здесь путаетесь? – буркнул он и, не став ждать ответа, сообщил мне пропуск.

Приехав в хутор Самохин, я поднял полк Маслакова по тревоге и приказал ему под покровом ночи подойти к хутору Жутову, окружить расположенного там противника и стремительной атакой со всех четырех сторон разгромить его. Для захвата полевых караулов белых была выделена специальная группа разведчиков, которой я сообщил полученный от урядника пропуск. Пропуск был превосходно использован нашими разведчиками. Благодаря ему они без выстрела сняли полевые караулы белогвардейцев.

В четыре утра полк Маслакова обрушился на спящего противника. Оказать серьезное сопротивление он, конечно, не мог, хотя в Жутове располагались три полка кавалерии и пехота белых. Лишь небольшая часть белогвардейцев вырвалась из хутора и в панике убежала в степь. Остальные были пленены, те, кто оказал сопротивление, зарублены. Все пленные были построены на северной окраине хутора. Я подъехал к ним и поздоровался:

Здравствуйте, станичники!

Пленные в один голос гаркнули:

Здравия желаем, ваше превосходительство!

В ответ на это грянул хохот стоявших за мной бойцов.

Вот сукины дети беляки – вспомнили превосходительство! – смеялись наши бойцы.

Я обратился к пленным:

Кто, станичники, ночевал сегодня со мной в Жутове, выходи!

Никто не выходит, все молчат. Я говорю им, в каком именно доме был ночью, но и это не помогает.

Так что же, выходит, я не был вашим гостем? Хорошо. Тогда кто же из вас рассказывал, как он ловил Буденного?

Еще одна минута молчания, а потом, смотрю, выходит из строя чубатый казак.

То я так... брехал, – робко озираясь, говорит он.

Здорово, казак, врешь. А откуда же ты все-таки знаешь мою лошадь?

Да мне тут один станичник рассказывал, – отвечает он.

Пленные не могли поверить, что я действительно был у них

на хуторе.

А когда же вы от нас уехали? – спрашивали они.

Тогда, станичники, когда вы ели сало и пили молоко, – ответил я.

Да не может этого быть! – не верили казаки.

В заключение я сказал:

Вас обманули лживой агитацией и заставили воевать против своих братьев по труду. А чтобы вы не сдавались в плен, вам говорят, что красные расстреливают всех пленных. Это ложь! Мы гарантируем вам жизнь, и вы можете сейчас же написать об этом своим родным и соседям.

После того как я это сказал, пленные почувствовали себя непринужденно. Начались оживленные разговоры. Один из пленных, на вид бравый казак, спросил меня:

А правда, что вас пуля и сабля не берет и что вы наперед знаете, о чем думает наш командир полка, и все делаете наоборот?

Я посмеялся и стал рассказывать, за что мы воюем и почему победа будет за нами.

Тут же, приспособив бумагу на коленях, пленные казаки принялись писать письма. Потом они выбрали из своей среды девять человек, которым было поручено пойти в тыл белых – разнести письма родным и передать станичникам наказы своих товарищей, оставшихся в плену.

Пленные офицеры—двадцать семь человек – были выстроены отдельно, и я сообщил им, что офицеров мы тоже не расстреливаем, если они честно отказываются от продолжения борьбы с советской властью.

В донесении, отправленном командованию, я просил рассмотреть вопрос о дальнейшей судьбе пленных и предлагал повести решительную борьбу с расстрелами пленных, которые в тот начальный период Гражданской войны в некоторых партизанских отрядах практиковались как ответ на террор белых.

У белогвардейцев массовые расстрелы пленных красноармейцев и населения, сочувствующего советской власти, были введены в систему. Они пытались этим запугать народ, заставить его под страхом смерти служить их интересам.

Но расстрелы приводили к обратному: красноармейцы в плен не сдавались, а трудящееся население бежало от белых на советскую территорию.

Вместе с тем белогвардейская пропаганда неустанно твердила о красном терроре: «Не пойдешь сражаться с красными антихристами – они придут к тебе в дом, убьют и тебя и твою семью; сдашься им в плен – расстреляют. Значит, один выход – бороться против красных до полной победы*.

И надо сказать, что на некоторых солдат и особенно казаков эта пропаганда белых действовала. Попав в плен, они считали себя обреченными на смерть и никак не могли поверить, что их оставят живыми или, как это порой бывало, возьмут слово, что больше не будут подымать оружия против советской власти, и отпустят домой.

Между тем в частях белых было много обманутых и насильно мобилизованных крестьян и неимущих казаков, которых легко было бы привлечь на свою сторону. И среди командного состава белогвардейцев находились люди, начинавшие понимать, что бороться против советской власти – это значит бороться против народа, люди, по своим взглядам не имевшие ничего общего с верхушкой белогвардейщины, но до поры до времени не решавшиеся открыто выступить против нее и перейти на сторону красных.

6

В результате боев под Абганерово, в хуторах Самохин и Жутов второй частям генерала Попова было нанесено серьезное поражение. Обстановка диктовала необходимость преследования белых до полного разгрома. Но кавбригада не могла отрываться от своих стрелковых частей, так как это лишило бы нашу оборону на южном участке фронта 10-й армии ее единственной подвижной силы.

Кавбригада снова сосредоточилась в Абганерово как резерв 1-й Донской стрелковой дивизии, которая вместе с Котельников– ской дивизией заняла оборону по реке Мышковке, расположив основные силы для обороны населенных пунктов: Громославка,

Буденный С. М.

Капкинский, Шелестов. Штаб 1-й Донской дивизии располагался в Абганерово.

Оправившись от удара нашей бригады, белые вновь предприняли наступление. Однако все атаки противника были отбиты с серьезными для него потерями. Потерпев неудачу в попытке прорвать оборону наших частей на южном участке фронта 10-й армии, белогвардейцы оставили перед фронтом 1-й Донской дивизии Астраханскую пехотную дивизию генерала Виноградова и кавалерийские части генерала Голубинцева, а остальные части перебросили в район Ляпичев, Карповка, Котлубань для использования на центральном участке фронта.

Во второй половине ноября, в период обороны дивизии на реке Мышковка, я решил лично провести глубокую разведку противника в направлении населенного пункта Аксай, где, по имеющимся данным, располагались крупные силы белых. С этой целью я отобрал семь лучших бойцов и одел их в казачью форму с погонами. Мы выехали ночью, а на рассвете уже свободно разъезжали по селу Аксай. Охранение у противника было организовано плохо, благодаря чему нам без особого труда удалось выяснить расположение, численность и вооружение его. Оказалось, что боевой порядок пехотной дивизии генерала Виноградова построен в один эшелон и что оборона белых в районе Гнилоаксайской не имеет ни траншей, ни окопов на подразделения. Солдаты занимают наспех отрытые одиночные окопы. Разведкой было установлено также, что штаб генерала Виноградова располагается на станции Гнилоаксайской, а в селе Аксай находится штаб генерала Голубинцева, под командой которого пять кавалерийских полков, расположенных в Аксае.

В результате разведки у меня созрел план разгрома Астраханской пехотной дивизии белых. В основном план сводился к следующему: кавалерийская бригада ночью внезапно атакует конницу Голубинцева, расположенную в Аксае, отбросит ее на юг, а затем, частью сил прикрывшись от конницы белых, быстро выйдет на тылы Астраханской дивизии Виноградова и атакует ее одновременно с 1-й Донской стрелковой дивизией, которая будет наступать с фронта.

Этот простой по замыслу план не требовал длительной подготовки к операции и был легко осуществим.

Утром, вернувшись в расположение бригады, я нанес свое решение на карту, составил к нему пояснительную записку и направился в штаб дивизии.

В штабе дивизии я застал Шевкоплясова, Думенко и командира Котельниковской дивизии Штейгера. Неожиданно для меня тут находился и командарм 10 Ворошилов.

Климент Ефремович сидел, остальные стояли. Шел бурный разговор. Я поздоровался, присел на стул и стал внимательно прислушиваться к говорившим. Речь шла, как я сразу понял, о том, что надо наступать. К.Е. Ворошилов убеждал, что при создавшихся условиях оборона наших частей должна быть активной и что ударом по противнику на некоторых участках можно изменить обстановку в нашу пользу.

Шевкоплясов, Штейгер, а за ними и Думенко пытались доказать, что мы не в состоянии наступать. Противник, заявляли они, окопался и хорошо вооружен, а наши дивизии растянуты на широком фронте и почти не имеют боеприпасов.

Хорошо еще, если мы сможем удержать занимаемые позиции, – говорил хриплым простуженным голосом Шевкоплясов, поминутно приглаживая свои жидкие рыжие усы.

Но Климент Ефремович все же продолжал настаивать на наступлении. Обращаясь к Шевкоплясову, он сказал, что тот, кто сидит сложа руки, никогда не дождется победы. Говоря о том, что

я Донская дивизия, имеющая в своем составе кавбригаду, обладает всеми возможностями нанести удар белым, Ворошилов сказал, что, по его мнению, удар наиболее целесообразно нанести на Аксай и Гнилоаксайскую кавалерией с тыла, а пехотой с фронта. Выразив полную уверенность, что эта операция будет успешной и создаст благоприятные условия для дальнейшего наступления, Ворошилов обернулся ко мне.