Текст книги "Вильям Шекспир"

Автор книги: Семен Венгеров

III
Женитьба

Въ 18 съ небольшимъ лѣтъ (въ ноябрѣ 1582 г.) Шекспиръ совершаетъ чрезвычайно рискованный съ житейской точки зрѣнія шагъ: онъ женится на старшей его 8 годами Аннѣ Гесуэ (Hathavay), дочери довольно состоятельнаго однодворца изъ лежащей въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Стратфорда мѣстности Шотери.

Условія, при которыхъ Шекспиръ совершилъ этотъ малопрактическій шагъ, очень обстоятельно можно прослѣдить по документамъ, и едва-ли слѣдуетъ сомнѣваться въ томъ, что бракъ былъ вынужденный. Свадебный обрядъ совершенъ безъ участія родителей Шекспира и съ обходомъ нѣкоторыхъ обычныхъ формальностей со стороны родственниковъ невѣсты, a черезъ 6 мѣсяцевъ – въ маѣ 1583 г. – y Шекспира родилась дочь Сузанна.

Установлено, правда, что въ Англіи того времени не считалось особенно зазорнымъ жениху вступать въ права мужа тотчасъ послѣ обрученія. Въ драмахъ самого Шекспира можно найти тому доказательства. Такъ, Клавдіо въ "Мѣрѣ за мѣру" оправдывается тѣмъ, что если онъ и "завладѣлъ ложемъ" своей Юліи, то "послѣ честнаго обрученія". Но именно изъ тѣхъ экстренныхъ обстоятельствъ, при которыхъ состоялось вѣнчаніе, несомнѣнно, что "честнаго обрученія" не было. A когда Шекспиръ писалъ «Бурю» (1610) и былъ отцомъ двухъ дочерей, изъ которыхъ одну только что выдалъ замужъ, a другую собирался выдавать, онъ съ явно субъективною страстностью заставилъ Просперо обратиться къ жениху его дочери Миранды съ такимъ напоминаніемъ:

 
Но если до того, пока обрядъ
Священникомъ вполнѣ не совершится,
Ты дѣвственный развяжешь поясъ ей,
То никогда съ небесъ благословенье
На вашъ союзъ съ любовью не сойдетъ…
О, нѣтъ! раздоръ, презрѣнье съ ѣдкимъ взоромъ
И ненависть безплодная тогда
Насыпятъ къ вамъ на брачную постель
Негодныхъ травъ, столь ѣдкихъ и колючихъ,
Что оба вы соскочите съ нея.
 

Въ этихъ словахъ, не безъ извѣстной доли основанія, хотятъ видѣть доказательство, что семейнаго счастія неравный бракъ не принесъ. Въ другихъ пьесахъ Шекспира можно найти указанія того, что онъ считалъ бракъ нормальнымъ только тогда, когда невѣста моложе жениха. Въ «Двѣнадцатой ночи», напр., герцогъ говоритъ:

 
Жена должна избрать себя постарше,
Тогда она прилѣпится къ супругу
И будетъ царствовать въ груди его
 

Наконецъ, собственно для характеристики самой Анны Гэсуэ, нѣкоторые хотятъ усмотрѣть автобіографическое значеніе въ одной изъ самыхъ раннихъ пьесъ Шекспира – «Комедіи ошибокъ», гдѣ рѣчь идетъ, между прочимъ, о ревнивыхъ женахъ.

Помимо, однако, этихъ косвенныхъ и недостаточно-доказательныхъ намековъ, важно отмѣтить, что легкомысленный бракъ Шекспира во всякомъ случаѣ не оказалъ сколько-нибудь замѣтнаго вліянія на его личную жизнь, и – что въ данномъ случаѣ, конечно, всего важнѣе – не оказалъ ровно никакого вліянія на его литературную дѣятельность. Если Шекспиръ вскорѣ поѣдетъ въ Лондонъ, то во-первыхъ потому, что помимо собственной семьи, онъ никогда не перестанетъ ревностно заботиться объ улучшеніи матеріальнаго положенія отца, a главное потому, что необъятныя силы созрѣвающаго генія начинаютъ клокотать и рвутся на широкую арену дѣятельности. A переѣхавши въ Лондонъ, Шекспиръ морально почти перестаетъ существовать для оставшейся въ Стратфордѣ семьи, которую посѣщаетъ разъ или два въ годъ. На склонѣ лѣтъ онъ, правда, возвращается и навсегда поселяется въ родномъ гнѣздѣ, но уже пора творчества почти миновала тогда и все великое было дано человѣчеству. Едва ли можно считать простою случайностью, что дѣтей Шекспиръ имѣлъ только въ первые 3 года брака – кромѣ Сузанны y него въ 1585 г. родились два близнеца – сынъ Гамнетъ (англійская форма имени Гамлетъ) и дочь Юдиеѳ, изъ которыхъ, къ великому огорченію отца, сынъ умеръ ребенкомъ въ 1596 г.

Можно было бы говорить о пессимистическомъ вліяніи брака Шекспира на его литературную дѣятельность, если бы онъ являлся въ ней женоненавистникомъ. Но въ дѣйствительности, во всей всемірной литературѣ нѣтъ писателя, въ произведеніяхъ котораго женщина была бы окружена такимъ ослѣпительнымъ сіяніемъ самыхъ привлекательныхъ качествъ, какъ y Шекспира. "Укрощеніе Строптивой" въ счетъ не должно итти, потому что въ ней почти нѣтъ личнаго творчества: это простая передѣлка, съ самыми незначительными измѣненіями, чужой пьесы, Къ тому же и въ этой, въ сущности только добродушно-насмѣшливой, a вовсе не злой буффонадѣ, героиня только недостаточно дисциплинирована, a въ основѣ своей она добрая и любящая жена. Изъ дѣйствительно отрицательныхъ и притомъ чисто-женскихъ типовъ можно указать развѣ только на вѣроломную Крессиду ("Троилъ и Крессида") и на распутницу Тамору въ юношескомъ и, можетъ быть, Шекспиру вовсе и не принадлежащемъ "Титѣ Андроникѣ", да на Клеопатру, которая, однако, въ концѣ концовъ, вполнѣ искупаетъ свою вину героическою смертью. Другіе отрицательные женскіе типы – неблагодарныя дочери Гонерилья и Регана изъ «Лира», преступно-честолюбивая лэди Макбетъ, кровожадная королева Маргарита ("Генрихъ VI") – представляютъ собою воплощеніе не спеціально-женскихъ чертъ характера, a общечеловѣческихъ, свойственныхъ обоимъ поламъ страстей и пороковъ. Зато апоѳеозомъ однѣмъ только женщинамъ свойственныхъ достоинствъ являются такія лучезарныя воплощенія самоотверженной любви, какъ Корделія, Дездемона, Имогена ("Цимбелинъ"), Юлія ("Два веронца"), Герміона ("Зимняя сказка") и много другихъ героинь во второстепенныхъ пьесахъ; такіе обаятельно-поэтическіе образы какъ Офелія, Джульетта, Миранда ("Буря"), Пердитта ("Зимняя сказка").

Но если галлерея идеальныхъ женщинъ Шекспира вполнѣ освобождаетъ Анну Гэсуэ отъ какихъ-бы то ни было нареканій, то еще менѣе она, несомнѣнно, повинна въ томъ, что эта галлерея является такимъ апоѳеозомъ женщины. Оригиналомъ для обязательныхъ героинь Шекспира, конечно, не была крестьянка изъ Шотери, перезрѣлая и не находившая охотниковъ для своихъ прелестей даже въ моментъ перваго знакомства съ нею Шекспира и приближавшаяся къ 40 годамъ въ періодъ наиболѣе интенсивной поры творчества великаго писателя. Знакомство съ женщинами Шекспиръ пріобрѣлъ въ эпоху лондонской жизни, когда онъ вращался въ самыхъ различныхъ слояхъ общества. Главнымъ же образомъ, конечно, свѣтлые женскіе образы Шекспира взяты изъ тайниковъ собственныхъ мечтаній поэта. Если всѣ героини Шекспира въ основныхъ очертаніяхъ своего характера и заимствованы изъ тѣхъ же литературныхъ источниковъ, которые дали ему фабулы его драмъ, то Шекспиръ углубилъ эти характеры собственнымъ поэтическимъ прозрѣніемъ и волшебно озарилъ свѣтомъ жившаго въ его душѣ поэтическаго идеала.

IV
Шекспиръ и сэръ Томасъ Люси

Около 1585-86-87 гг. Шекспиръ оставляетъ Стратфордъ и уѣзжаетъ въ Лондонъ. Къ числу вѣроятныхъ мотивовъ отъѣзда – необходимости изыскать средства для поддержки собственной и отцовской семьи и желанія приложить свои пробуждающіяся силы къ чему-нибудь крупному и яркому, преданіе прибавляетъ еще одинъ, несомнѣнно имѣющій за собою извѣстную фактическую подкладку. Первый біографъ великаго драматурга – Роу сообщаетъ, что Шекспиръ, «какъ это часто бываетъ съ молодыми людьми, попалъ въ дурное общество, между прочимъ занимавшееся браконьерствомъ, и вмѣстѣ съ товарищами онъ не разъ охотился за дичью въ Чарльзкотскомъ паркѣ близъ Стратфорда, принадлежавшемъ сэру Томасу Люси. За это онъ подвергся преслѣдованію со стороны владѣльца, по мнѣнію Шекспира слишкомъ суровому. Чтобы отомстить, Шекспиръ сочинилъ на него балладу. И хотя эта баллада – можетъ быть, первая поэтическая попытка Шекспира – потеряна, но, судя по разсказамъ, она преисполнена такой ѣдкости, что Люси удвоилъ свои преслѣдованія, которыя дошли до того, что Шекспиръ долженъ былъ бросить семью и всѣ свои дѣла въ Варвикшайрѣ и спастись въ Лондонъ».

По другому старому разсказу, принадлежащему умершему въ 1708 г. глостерскому священнику Дэвису, сэръ Люси "часто подвергалъ побоямъ и тюремному заключенію" молодого браконьера, "за что тотъ впослѣдствіи изобразилъ его въ видѣ дурака-судьи".

Этотъ эпизодъ браконьерства Шекспира и преслѣдованій владѣльца великолѣпнаго Чарльзкотскаго заика по настоящее время пользуется большою извѣстностью. Пробовали оспаривать достовѣрность разсказа Роу тѣмъ, что въ XVI вѣкѣ въ Чарльзкотѣ еще не было охотничьяго парка. Но y сэра Люси было иного другихъ лѣсныхъ угодій кругомъ Стратфорда и это не можетъ служить препятствіемъ къ тому, чтобы признать за разсказомъ большую долю правдоподобія. Несомнѣнно, во-первыхъ, что Шекспиръ былъ страстнымъ спортсменомъ – объ этомъ свидѣтельствуетъ одна изъ раннихъ его литературныхъ попытокъ – поэма "Венера и Адонисъ" показывающая въ немъ превосходнѣйшаго знатока охоты и лошадинаго спорта. Вполнѣ вѣроятно, поэтому, что вообще шибко жившій Шекспиръ предавался любимой всей тогдашней молодежью (въ томъ числѣ и университетской) «шалости» – браконьерству, которое, правда, тогда уже преслѣдовалось, но общественнымъ мнѣніемъ не клеймилось. Но правдоподобіе превращается почти въ увѣренность благодаря отмѣченному еще Дависомъ литературному воспроизведенію сэра Люси. И во II части «Генриха» ІV" и въ "Виндзорскихъ Кумушкахъ" фигурируетъ одинъ и тотъ же глупый, старый судья, Шалло, т. е. Пустозвонъ или Безмозглый, который все жалуется, что y него воруютъ дичь. "Въ Генрихѣ IV" специфическія черты сходства Шалло и реальнаго сэра Люси еще не ясно выражены. Но въ "Виндзорскихъ Кумушкахъ" нападеніе ведется уже совершенно открыто. И въ дѣйствительномъ гербѣ сэра Люси и въ гербѣ Шалло имѣются luces – щуки, которыя въ коверкающемъ англійскія слова произношеніи одного изъ дѣйствующихъ лицъ "Виндзорскихъ Кумушекъ" – валисца Эванса превращаются въ «lowses», т. e. вшей. И такъ какъ, въ добавокъ, по англійски слово coat обозначаетъ и платье и поле герба, то получается забавнѣйшій каламбуръ: вмѣсто того, чтобы сказать – щуки очень идутъ къ старому гербу, – Эвансъ на своемъ коверкающемъ нарѣчіи говоритъ: вши очень идутъ къ старому платью. Этотъ каламбуръ, видимо, создалъ Люси комическую извѣстность и что ударъ попалъ въ цѣль, можно судить потому, что въ Чарльзкотской библіотекѣ изъ всѣхъ современныхъ изданій отдѣльныхъ пьесъ Шекспира отыскалось только одно – "Виндзорскія Кумушки".

Если припомнить, что въ сохранившихся о немъ отзывахъ Шекспиръ рисуется намъ человѣкомъ очень добродушнымъ и корректнымъ, то становится яснымъ, что y него вышло когда-то очень крупное столкновеніе съ владѣльцемъ Чарльзкотта, разъ онъ не забылъ его даже чрезъ 10–12 лѣтъ и на высотѣ славы.

V
Шекспиръ-актеръ

О первыхъ 5–7 годахъ пребыванія Шекспира въ Лондонѣ, именно до 1592 г., нѣтъ сколько нибудь точныхъ свѣдѣній, хотя, конечно, нѣтъ никакого сомнѣнія относительно того, что онъ сразу-же пристроился къ театральному дѣлу. Англійскій театръ переживалъ въ концѣ XVI вѣка эпоху поразительно-быстраго и блестящаго расцвѣта. Этотъ расцвѣтъ соотвѣтствуетъ общему подъему бившей ключемъ національной жизни того времени. Богатое удачами царствованіе Елизаветы высоко подняло національное сознаніе Англіи, самое блестящее удовлетвореніе которому – истребленіе испанской «Непобѣдимой Армады» – относится какъ разъ къ первымъ годамъ лондонской жизни Шекспира. Одного такого событія, освободившаго угнетенныя сердца отъ грозной и, казалось, неустранимой страшной опасности было достаточно, чтобы поднять и безъ того жизнерадостное настроеніе шумной и веселой столицы, уже тогда вмѣщавшей огромное по тому времени количество 300.000 жителей. Нравъ самой Елизаветы, веселая жизнь которой находится въ такомъ маломъ соотвѣтствіи съ напыщеннымъ прославленіемъ въ одахъ, драмахъ и т. д. ея непреклонной «дѣвственности», тоже, конечно, много содѣйствовалъ общей погонѣ за наслажденіемъ. Елизавета «сама жила и давала жить другимъ». Въ почти лихорадочной жаждѣ развлеченій, которой одолѣваемая, но еще не побѣжденная суровымъ пуританствомъ Англія предавалась теперь, театръ занималъ, конечно, одно изъ первыхъ мѣстъ. Еще недавно актеры стояли на самой послѣдней ступени общественной лѣстницы, приравнивались къ нищимъ и бродягамъ и были почти внѣ закона. Теперь они, правда, тоже должны были становиться подъ патронатъ какого-нибудь очень знатнаго вельможи и считаться его слугами (Servants), но это-то и гарантировало имъ безопасность и благоденствіе. Вмѣсто наскоро-сколоченныхъ подмостковъ или крошечной, перевозимой на колесахъ сцены, появляются постоянныя театральныя зданія и число этихъ театровъ растетъ въ поражающей прогрессіи. Въ 1576 г. былъ построенъ первый постоянный лондонскій театръ, въ первые годы лондонской жизни Шекспира ихъ было уже не менѣе 3, a затѣмъ число все росло и въ первой четверти XVII вѣка дошло до 19-ти; цифра при 300.000 населеніи огромная даже для нашего времени.

Самые театры, однако, весьма мало соотвѣтствуютъ позднѣйшимъ понятіямъ и примитивностью ихъ устройства объясняется многое во внѣшнихъ особенностяхъ и архитектоникѣ шекспировскихъ пьесъ. Не было тогда ни декорацій, ни костюмовъ, не было женщинъ-исполнительницъ и женскія роли игрались молодыми актерами. Отсюда та легкость, съ которою Шекспиръ перебрасываетъ мѣсто дѣйствія изъ Рима въ Египетъ, изъ Египта въ Грецію, изъ Англіи во Францію и т. д., или заставляетъ летать по воздуху эльфовъ и вѣдьмъ; та активная роль, которую играетъ y Шекспира многоголовая по смыслу его пьесъ толпа, наконецъ, безпрерывное введеніе на сцену знаменитыхъ и, конечно, кровопролитныхъ битвъ, съ тысячами участниковъ. Для инсценированія всей этой ставящей въ такое затрудненіе современныхъ режиссеровъ сложной обстановки, въ то время ровно ничего не требовалось: достаточно было либо словеснаго заявленія актера, либо дощечки съ соотвѣтствующею надписью, и воображеніе зрителя все дополняло.

Но собственно сценическое искусство стояло очень высоко и по живой театральной традиціи такіе исполнители, какъ знаменитый товарищъ Шекспира трагикъ Бэрбеджъ (Burbadge) или Алэнъ, Фильдъ и др. не уступали въ талантѣ самымъ выдающимся дѣятелямъ позднѣйшей англійской сцены.

Въ чемъ первоначально выражалась причастность Шекспира къ театру, трудно сказать съ полною опредѣленностью, но неясность тутъ только относительно подробностей, a въ общемъ, какъ мы сейчасъ увидимъ, онъ быстро занялъ виднѣйшее положеніе въ театральномъ мірѣ. По одному преданію, Шекспиръ началъ съ того, что присматривалъ за лошадьми посѣтителей театра – въ то время каретъ еще не было и болѣе состоятельные люди пріѣзжали верхомъ. По другому, вполнѣ правдоподобному, преданію онъ былъ чѣмъ-то вродѣ помощника суфлера, вызывая очередныхъ актеровъ.

Но несомнѣнно, что Шекспиръ очень быстро послѣ пріѣзда въ Лондонъ сталъ настоящимъ актеромъ, потому что уже въ 1592 году брошюра Четля (см. дальше), говорить о немъ, какъ о "прекрасномъ представителѣ театральной профессіи". Въ сохранившихся спискахъ актеровъ имя Шекспира поминается всегда изъ первыхъ, a издатели собранія его сочиненій (1623) – Кондель и Юмингъ, товарищи его по сценѣ, говорятъ о немъ, какъ объ отличномъ актерѣ, принимавшемъ участіе во всѣхъ написанныхъ имъ драмахъ. Какія, однако, роли онъ исполнялъ – точныхъ указаній нѣтъ. Но, видимо, великій драматургъ принадлежалъ, какъ исполнитель только къ числу театральныхъ «полезностей», такъ какъ въ сохранившихся преданіяхъ объ его актерской дѣятельности называются только роли второстепенныя – духа убитаго короля въ "Гамлетѣ", старика Адама въ "Какъ вамъ это нравится" и какой-то королевской роли, которую онъ игралъ въ присутствіи Елизаветы.

Но Шекспиръ во всякомъ случаѣ очень близко принималъ къ сердцу актерскіе интересы не только потому, что самъ всю сознательную часть жизни провелъ въ театральной обстановкѣ, a и потому – что придавалъ театру весьма важное общественно-моральное значеніе. Если въ 111-мъ сонетѣ, онъ, намекая на свое актерское званіе, говоритъ о немъ съ большою горечью, какъ о чемъ-то такомъ, что покрыло его имя позоромъ, то эта горечь, очевидно, есть выраженіе того негодованія, съ которымъ Шекспиръ относился къ исчезавшему, но еще не исчезнувшему вполнѣ пренебреженію высшихъ классовъ къ сценическимъ дѣятелямъ. Въ самомъ центральномъ изъ великихъ его произведеній – "Гамлетѣ" – любимѣйшій его герой – самъ Гамлетъ съ такимъ энтузіазмомъ говоритъ о театрѣ, какъ объ учрежденіи, въ которомъ "отражается вся природа" и въ которомъ "добро, зло, время и люди должны видѣть себя, какъ въ зеркалѣ", что несомнѣнно устами Гамлета авторъ здѣсь высказалъ самыя завѣтныя собственныя свои мысли.

Рѣчь Гамлета къ актерамъ является также первостепеннымъ источникомъ для характеристики взглядовъ Шекспира на сценическое искусство. Поразительно здѣсь, что въ вѣкъ изощреннѣйшей изысканности онъ настойчиво предостерегаетъ актера отъ того, "чтобы не переступать за границу естественнаго", потому что "все, что изысканно, противорѣчитъ намѣренію театра, цѣль котораго была, есть и будетъ – отражать въ себѣ природу". Великій реалистъ гнѣвно ополчается на актеровъ, которые "разрываютъ страсть въ клочки, чтобы гремѣть въ ушахъ райка, который не смыслитъ ничего, кромѣ неизъяснимой нѣмой пантомимы и крика. Такого актера я въ состояніи бы высѣчь за его крикъ и натяжку".

VI
Первые успѣхи

Къ 1592 году относится одинъ весьма любопытный и важный эпизодъ литературной біографіи Шекспира, важный тѣмъ, что здѣсь мы изъ устъ врага узнаемъ о томъ крупномъ успѣхѣ, который весьма скоро выпалъ на долю молодого провинціала, поѣхавшаго искать счастья въ столицѣ. Этимъ врагомъ и задыхающимся отъ ярости ненавистникомъ является умирающій даровитый Гринъ, одинъ изъ самыхъ крупныхъ предшественниковъ Шекспира на пути расцвѣта англійской драмы. Человѣкъ безпутнѣйшаго, какъ и большинство тогдашнихъ писателей, образа жизни, доведшій себя до того, что онъ умиралъ въ полнѣйшей нищетѣ, Гринъ почувствовалъ передъ смертью потребность публично покаяться и издалъ въ 1592 г. брошюру, «На грошъ мудрости, пріобрѣтенной милліономъ раскаянія» (А Croatsworth of Wit bought with a Millon of Repentance). И вотъ тутъ онъ, мимоходомъ, дѣлаетъ бѣшеный наскокъ на Шекспира. Обращаясь къ 3 друзьямъ-драматургамъ, изъ которыхъ двое знаменитые Марло и Нэшъ, a третій – либо Пиль, либо Лоджъ, онъ предостерегаетъ ихъ противъ тѣхъ, «которые берутъ наши слова себѣ въ ротъ», противъ «шутовъ, носящихъ наши цвѣта».

"Не вѣсть откуда выскочившая ворона важно щеголяетъ въ нашихъ перьяхъ. Сердце тигра въ оболочкѣ актера (Tygers heart wrapt in a players hide), она воображаетъ, что можетъ вымотать изъ себя бѣлый стихъ не хуже вашего, a будучи всего только Иваномъ на всѣ руки (Johannes fac totum) воображаетъ себя единственнымъ потрясателемъ сцены (Shakescene) всей страны"…

Не можетъ быть никакихъ сомнѣній относительно того, о какой "воронѣ" въ чужихъ перьяхъ тутъ идетъ рѣчь.

"Сердце тигра въ оболочкѣ актера" – есть прямая пародія стиха изъ только что поставленной тогда Шекспиромъ съ огромнѣйшимъ успѣхомъ третьей части "Генриха VI", гдѣ королева Маргарита характеризуется какъ сердце тигра въ оболочкѣ женщимн (Tygers heart wrapt in a woman's hide).

Иванъ на всѣ руки – намекъ на разнообразную дѣятельность Шекспира въ качествѣ автора, актера и отчасти директора театра. A въ каламбурѣ съ «потрясателемъ сцены» – «потрясатель копья» (Shakespeare) почти названъ по имени.

Называя Шекспира вороной въ чужихъ перьяхъ, Гринъ до извѣстной степени былъ правъ – "Генрихъ VI", какъ и всѣ вообще драмы Шекспира, несомнѣнно заимствованъ и по сюжету, и по отдѣльнымъ деталямъ. A то, что Шекспиръ отъ себя внесъ въ эту слабую первую драматическую попытку свою, было слишкомъ незначительно, чтобы заставить забыть фактъ заимствованія, которое мы такъ охотно прощаемъ Шекспиру въ другихъ пьесахъ его, гдѣ геній его изъ грубаго камня «заимствованнаго» сюжета создаетъ безсмертные образцы художественнаго ваянія.

Но общій грубый тонъ выходки Грина былъ совершенно незаслуженъ, и Шекспиръ очень скоро получилъ блестящее удовлетвореніе. Тотъ же самый писатель и издатель Четль, который издалъ брошюру Грина, еще въ томъ-же 1592 г. напечаталъ свою книгу "Kind Hart's Dreame" и въ предисловіи публично каялся въ томъ, что содѣйствовалъ появленію въ свѣтъ озлобленной выходки только что скончавшагося Грина. Не называя Шекспира по имени, но имѣя въ виду нападеніе Грина, Четль выражаетъ крайнее сожалѣніе, что содѣйствовалъ его обнародованію:

"Ибо я получилъ возиожность убѣдиться, что онъ (Шекспиръ) въ одинаковой степени выдается и своею скромностью, и своимъ искусствомъ въ профессіи актера. Кромѣ того, многіе почтенные люди съ похвалою отзываются о честности его характера, такъ же, какъ объ изящной граціи его писанія".

Нѣтъ основанія сомнѣваться въ искренности Четля, но если даже допустить, что оно почему либо только вынужденное, то и тогда мы имѣемъ тутъ яркое свидѣтельство, что уже на первыхъ порахъ Шекспиръ занялъ очень видное и почетное положеніе въ литературно-театральномъ мірѣ Лондона.