Текст книги "Убийца королевы"

Автор книги: Себастьян де Кастелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Она быстро потёрла край своего рукава. На мгновение показалась маленькая часть её левой руки. Под розовым кружевом я увидел то, что смахивало на метку. На родинку.

– Мы все должны – как вы выразились? «Играть картами, которые нам выпали»?

Я небрежно кивнул, как будто ничего не заметил.

– Понимаю. И ценю время, которое ваше величество милостиво тратит на обдумывание моего дела, откладывая свои уроки. Могу я попросить лишь об одном – чтобы маршалы сняли с меня наручники перед тем, как меня обезглавить?

Она насмешливо улыбнулась.

– Похоже, вам не терпится расстаться с жизнью, господин Келлен. Я задерживаю вас, отвлекая от чего-то важного?

Двор снова рассмеялся, после чего послышалось нечто вроде всеобщего расстроенного вздоха. Наверное, то было рекордное время для одного из королевских допросов, и мы, в конце концов, не давали всем пообедать. Я собирался ответить, когда королева внезапно спросила:

– Вы сыграете со мной в карты, господин Келлен?

– Ваше величество… – предупредила наставница с каштановыми волосами.

– Умолкните, наставница Аррасия, – огрызнулась королева. – Я пока ещё королева Дарома?

Ответа не последовало.

– Я задала вопрос, наставница Аррасия, – я пока ещё королева этого народа?

Аррасия выжидала до последней возможности, прежде чем, наконец, ответить:

– Конечно. Никто не ставит под сомнение, что вы наша правительница.

– Тогда я изучу все возможные способы стать самым лучшим правителем, – сказала королева. – Итак, господин Келлен, вы утверждаете, что карточная игра – нечто куда более важное, чем я предполагала. По-видимому, она сто´ит человеческой жизни, а может, даже больше, если вам верить. Вот почему я хочу понять этот феномен. Поэтому спрашиваю ещё раз, господин Келлен: вы сыграете со мной в карты?

Мои мысли понеслись вскачь, когда я попытался догадаться, что она замышляет. Это какой-то трюк? Как такое возможно? В числе самых важных уроков, какие преподала мне Фериус, был арта превис – талант убеждения. И в данную минуту этот талант говорил мне: «Подыграй». Но дело в том, что мне всегда лучше удавался арта валар – или то, что Фериус называет «бахвальством», потому я решил немного испытать удачу.

– Ваше величество, боюсь, я не смогу добросовестно выполнить вашу просьбу.

– Почему?

– Потому что человек не может играть в карты без ставки.

– Что такое «ставка»?

– Пари, ваше величество. Каждый из нас должен иметь то, что выиграет или проиграет. Иначе карточная игра станет бессмысленной.

Королева задумчиво кивнула.

– А, понимаю. Что будет подходящей ставкой в данном случае, господин Келлен?

– Ну… Полагаю, вы могли бы даровать мне жизнь, если я выиграю.

Аррасия глумливо усмехнулась. Лицо Кореша было не на шутку обеспокоенным. Светловолосая наставница выглядела слегка озадаченной.

– Понимаю, – повторила королева. – А если я выиграю, что я получу?

Я беспомощно пожал плечами.

– Боюсь, мне нечего предложить, поскольку моя жизнь уже в ваших руках.

Королева с минуту поразмыслила.

– Это правда, – сказала она, – в моей власти решить, жить вам или умереть, но я согласна принять вашу жизнь как ставку.

Я печально покачал головой.

– Увы, ваше величество, так не получится. Видите ли, поскольку проигрыш не сделает меня более мёртвым, чем отказ от игры, я буду склонен играть безрассудно. Если бы у меня было что-нибудь настоящее, чтобы поставить на кон, это повлияло бы на мои решения.

– Очень хорошо. Если я проиграю, вы будете вольны уйти. Если я выиграю, у вас заберут жизнь без права на последнее желание. Я знаю, это немного – лишиться глотка вина или последнего слова, – но, может быть, хватит, чтобы удержать вас от чересчур безрассудной игры.

Я почувствовал, как глаза мои широко распахнулись. Да, это проблема. Теперь, если я проиграю (как ни трудно такое вообразить, ведь моя противница – одиннадцатилетняя девочка, которая даже не знает, что такое «ставка»), я не смогу потребовать, чтобы с меня перед казнью сняли наручники. Если я выиграю, освободит ли меня королева, как обещает? Она ведь потеряет уважение всего двора.

Королева исподтишка потёрла кружево на шее, обнажив пожелтевшую кожу вокруг пятна потемнее. Я не сомневался – это синяк. Что она замышляет? Каков её завершающий ход? И почему, о предки, я не обращал больше внимания на уроки Фериус, когда та пыталась научить меня арта превис?

Я продолжал надеяться, что кольца вокруг моего глаза начнут поворачиваться, как шестерёнки замка, и откроют в видении правду. В Эбеновом аббатстве другие Чёрные Тени называли такую способность энигматизмом. Ужасно впечатляющее название для того, что по большей части награждало меня головной болью и никогда не давало ответов, если мне случайно не приходил в голову абсолютно правильный вопрос.

«Что она замышляет?» – нерешительно спросил я.

Ничего. Никакого красноречивого пощипывания кожи вокруг глаза, никаких таинственных озарений насчёт тайных мотивов. Этот кон я сыграю на свой страх и риск. За последнюю пару лет я стал дьявольски хорошим игроком, поэтому, если не смогу победить одиннадцатилетнюю девчонку в её первой игре, пусть забирает мою голову.

– Я согласен на ваши условия, – сказал я.

– Довольно! – закричал Кореш, вероятно, не в силах больше сдерживать презрение ко мне или к королеве. – Магистрат Чапрек, не могли бы вы посоветовать её величеству соблюдать приличия? Или я должен сделать это сам?

Магистрат, сопроводивший нас в зал суда – тот самый старик, который недавно вынес мне приговор, – шагнул вперёд. Мне редко доводилось видеть человека, так сильно нуждавшегося в маскирующих чарах, чтобы исчезнуть.

– Ваше величество, – осторожно проговорил он, – ваша прерогатива допрашивать подсудимого так, как вы считаете нужным, и вынести приговор – будь то жизнь или смерть – так, как вы считаете нужным.

Кореш бросил на Чапрека угрожающий взгляд.

– Однако, – продолжал магистрат, – подумайте о последствиях своего поступка. Если вы проиграете этому человеку, этому картёжнику… суд окажется в неловком положении, поскольку…

– Понимаю, – ответила королева. Её голос был таким же мягким, как всегда, но в комнате почему-то стало немного прохладнее. – Вы хотите сказать, почтенный магистрат, что, по-вашему, двухтысячелетняя правительница дароменской династии будет побеждена в испытании умов заядлым карточным кидалой?

Странно… Большинство людей не знали, что такое карточный кидала – особенно те, кто сами никогда не играли. Королева знала о моей профессии больше, чем хотела показать. Со своей стороны, магистрат Чапрек выглядел, как человек, внезапно осознавший, что стоит по пояс в зыбучих песках.

– Я… Нет, конечно нет, но…

– Или вы предпочли бы сказать двору, что, поскольку я всего лишь глупая одиннадцатилетняя девочка, я наверняка проиграю в простой карточной игре?

– Я… Ваше величество, это…

– Будьте добры ответить на вопрос, который задала ваша королева, почтенный магистрат.

Чапрек оказался лицом к лицу с неприятной дилеммой. Если он и вправду верит, что королева – двухтысячелетняя душа, у него нет никаких оснований сомневаться в её способности выиграть партию в карты. Если он будет настаивать на возможности её проигрыша, он тем самым объявит, что правительница Дарома – всего лишь одиннадцатилетняя девочка. Надо отдать должное её величеству: она умела блефовать.

Магистрат, шаркая, отступил обратно в толпу.

– Конечно, ваше величество, простите мою дерзость.

– Что ж, отлично. Мы с господином Келленом сыграем партию и увидим, чей разум острее. А теперь – у кого-нибудь есть колода карт?

В комнате наступила тишина, пока аристократы переминались с ноги на ногу и поглядывали друг на друга. Прошло около минуты, и тут за моей спиной кашлянули.

– Я, э-э… Кажется, у меня есть при себе колода, ваше величество, – сказал грубый голос.

Королева приподняла бровь.

– Маршал Харрекс, если я правильно поняла, вы держите при себе колоду карт?

– О нет, ваше величество… В смысле, да… В смысле – я, наверное, конфисковал их у кого-то и забыл от них избавиться.

Не обращая внимания на маленький скандал, королева сказала:

– Тогда нам повезло. Кто-нибудь, принесите стул для господина Келлена и стол. И ради бога, кто-нибудь, снимите с него наручники. Вряд ли он попытается меня убить, когда вы все здесь готовы меня защитить, верно?

Среди собравшихся послышались бормотание и ропот, но слуги всё-таки принесли маленький простой столик и стул, в то время как Харрекс расстегнул мои наручники.

Я сел на стул и, гадая, что делать дальше, посмотрел на колоду карт, лежащую между мной и королевой. Проблема заключалась в картах. Если я начну их тасовать, порошок с моих рук осыплется, и все мои попытки сохранить на пальцах достаточно крупинок, чтобы воспламенить своё заклинание, пойдут прахом.

Азартные игры приводят в действие вероятности. К несчастью и для меня, и для королевы, с точки зрения статистики лучшим ходом было её поджарить и надеяться, что благодаря этому я кому-то понравлюсь. Но перспектива переиграть предположительно двухтысячелетнюю правительницу Дарома, чтобы выйти отсюда свободным человеком и показать нос самой могущественной империи мира – немалое искушение. Я всегда оказывался на стороне проигравших сил. Всегда. Единственное, что помогло мне остаться в живых так долго, это то, что время от времени я рисковал.

– В какую игру сыграем, ваше величество? – небрежно спросил я.

– Прошу прощения?

– В какую игру? «Загон скота»? «Стрит и тузы»? «Королевский двор»? «Неровные ступеньки»?

– Подождите, – сказала королева. – Как вы сказали – «Королевский двор»? Расскажите мне об этой игре.

Я улыбнулся, взял колоду в правую руку и начал её тасовать, ощупывая карты, чтобы проверить – не краплёная ли колода у Харрекса, нет ли у некоторых карт заломов, помогающих ему жульничать. Это была дароменская колода, к которой я не привык. Фериус научила меня дюжине игр риска и стратегии, но мы редко играли колодой в шестьдесят пять карт: четыре масти, в каждой есть туз, девять нумерованных карт и пять картинок, а в придачу четыре разноцветных джокера, которые в дароменской колоде имели вполне подходящее название – «изгои».

– Что ж, ваше величество. Интересно, что вы выбрали «Королевский двор»…

– Потому что я королева?

– Нет. Хотя, полагаю, это тоже было бы логично. Но ваш выбор заинтересовал меня потому, что большинство игроков считают: «Королевский двор» раньше был куда более старой игрой под названием «Приграничье четырёх карт».

– Почему это важно?

– Ну, ваше величество, игра «Приграничье четырёх карт» пришла со старого континента, с равнин маленького местечка, некогда называвшегося Даромис – много, много веков назад, ещё до того, как её народ пересёк море.

Среди собравшейся знати пробежал шепоток. Даже наставники как будто заинтересовались.

– Эй, так и есть, – сказал за моей спиной Харрекс. – Кажется, я тоже об этом слышал.

Я сдал карты, мне и королеве по четыре, а ещё четыре положил картинкой вниз по углам стола.

– Четыре угловых карты – это «двор», – сказал я. – Игра простая. Чем больше у вас однотипных карт, тем лучше. Мы по очереди вытаскиваем из колоды по одной карте. Каждый раз, когда вы тащите карту, вы должны сбросить одну свою вверх картинкой в любой из четырёх углов двора. Ни в одном углу не может быть больше четырёх карт. Игра заканчивается, когда каждый из четырёх углов наполняется и на руках у нас остаётся по четыре карты. Вы можете играть теми картами, которые у вас на руках, можете взять карты из одного угла или сделать и то и другое. Но если вы выбираете и то и другое, вы должны взять карты в две руки, и карты в каждой руке должны побить мои. Вы имеете право первой взять ближайшие к вам углы, я имею право первым взять ближайшие ко мне.

Сутью «Королевского двора» являлись четыре угла: вы наблюдаете за другим игроком, чтобы увидеть, как он среагирует на то, что в каждом углу, и пытаетесь с помощью этих наблюдений угадать, какие карты на руках противника.

Королева рассмотрела свои карты, раскрыв их веером.

– А, понимаю. Итак, если карты в углу дополняют те, что у меня в руке, я могу собрать две более сильных сдачи, чем если бы я пользовалась единственным набором карт?

Я кивнул.

– Верно, но с тем же успехом вы можете застрять с одной отличной сдачей в руке и одной ужасной сдачей и тогда, скорее всего, проиграете. Поэтому есть пара разных стратегий. Вы можете просто играть, а можете скидывать в угол карты, которые вам понадобятся позднее, но тогда вы рискуете, что я возьму под контроль этот угол, складывая туда плохие карты.

– Значит, в игре все в точности как в жизни. Если я «скидываю», как вы сказали, одну часть моего двора, у которой слишком большое влияние, я рискую, что кто-то другой возьмёт контроль над двором, «скидывая» туда своих людей.

Я прикусил губу.

– Вы быстро учитесь, ваше величество.

Королева улыбнулась, по-видимому, довольная моей похвалой.

– Спасибо, мастер картёжник. Думаю, теперь я возьму карту.

Она взяла карту из колоды.

– Теперь вам понадобится какое-то время, чтобы… – начал я.

Она немедленно вытащила одну из своих средних карт и бросила её картинкой вверх в ближайший правый от меня угол.

– Или, полагаю, можете просто сделать вот так.

Я посмотрел на карту, которую она скинула. Это был валет колесниц.

– Довольно ценная карта, чтобы её сбрасывать, – заметил я.

Королева не ответила, а просто безмятежно посмотрела на меня.

Я взял карту из колоды. Не собираюсь рассказывать, какая у меня была сдача, потому что… Ну, нельзя приобретать такую дурную привычку. Достаточно сказать, что, по-моему, всё было в порядке. Я сбросил в левый от меня угол.

– Опять моя очередь? – спросила королева.

Я кивнул.

Она взяла вторую карту, потом сбросила ещё одного валета – на этот раз валета стрел. Она кинула его в тот же угол, что и раньше. Опасный ход, если только она не собиралась брать из этого угла. Но угол был на моей стороне стола, поэтому я имел право первым пользоваться им.

– Когда вы играли в карты с человеком, с которым потом дрались и убили его, ставки были очень высокими? – спросила королева. В её тоне едва угадывался хоть какой-то интерес.

– По правде говоря, дельце было небольшое, ваше величество. Мы поспорили из-за кобылы.

Я сбросил тройку клинков в угол, который она пополняла.

– И какова была природа разногласий? – спросила королева, взяв ещё одну карту.

– Я считал, что он слишком загоняет свою кобылу. Стыдно портить хорошую лошадь. Поэтому я предложил её купить. Он считал, что она стоит дороже, но мы сошлись на том, что я заплачу куда больше, если проиграю, или возьму её даром, если выиграю.

Королева уронила свою карту, на этот раз короля требушетов, в угол рядом с моей левой рукой. Она, похоже, не очень-то хорошо играла.

– Я не уверен, что вы до конца поняли правила игры, ваше величество. Не хотите ли, чтобы я объяснил их снова?

– Благодарю, думаю, я достаточно хорошо их поняла.

Я пожал плечами и взял следующую карту. Двойка колесниц. Мелочь. Наверное, мне стоит больше беспокоиться о собственной сдаче.

– Итак, – продолжала королева, – когда этот человек, Меррел из Бетриана, попытался сжульничать в карточной игре, поставив на кон всего лишь кобылу, которая на самом деле не очень-то была вам нужна, вы его убили.

– Откровенно говоря, ваше величество, я взял на себя труд спровоцировать его на поединок. Он был просто не очень хорошим дуэлянтом.

Я сбросил короля стрел в угол справа от королевы. Я сомневался, что мне придёт много таких карт, и думал, что лучше вывести их из игры, разбросав там и тут.

Королева посмотрела на меня.

– Это то, что вы называете «блефом», господин Келлен?

Вопрос меня удивил.

– Нет, ваше величество. Видите ли, мешая королям скапливаться, я…

– Нет-нет. Я имею в виду то, что вы солгали мне об игре с Меррелом из Бетриана, – небрежно сказала она, взяв ещё одну карту. – Вы сражались не из-за кобылы, не так ли?

Я на мгновение задумался, как бы ответить, но потом просто ответил. На самом деле мне нужно было сосредоточиться на картах, а не на игре.

– Да, ваше величество, на самом деле это была не кобыла.

– Женщина.

– Да.

– Вообще-то, жена того человека.

– Да.

– Но вы всё ещё лжёте мне, не так ли, господин Келлен? – спросила королева.

– Со всем уважением, ваше величество, я не понимаю, как…

– Это была и не женщина, верно?

Я на мгновение положил свои карты на стол рубашками вверх. Я знал, какие карты у меня на руках, знал, какие лежат по углам, и почти не сомневался, какие держит королева. Она хорошо играла – почти мастерски, если уж на то пошло. И уж наверняка лучше, чем имеет право играть одиннадцатилетняя девочка, только что выучившая правила. Но недостаточно хорошо. Мы с ней приближались к последней карте, и я знал, что могу выиграть.

– Да, ваше величество. Было бы правильней назвать её девочкой.

– Ей было двенадцать, – сказала королева.

Я кивнул, гадая, как она сумела это выяснить.

– На год старше, чем я сейчас.

– Да.

– Вы убили человека за шулерскую игру, потому что знали, что он будет и дальше… какой очаровательный эвфемизм вы упомянули перед моим двором? «Слишком загонять свою кобылу»?

– Откуда вы всё это знаете, ваше величество? – спросил я.

Пришла её очередь или сыграть тем, что у неё на руках, или одной из карт из угла, или тем и другим. Но она не двигалась.

– И вы не рассказали всё магистрату, потому что…

– Потому что это ничего бы не изменило.

Королева кивнула.

– Потому что закон есть закон, и в Дароме двенадцать – достаточно зрелый возраст, чтобы выйти замуж, если родители дают разрешение, неважно, каким бы старым и жестоким ни был муж.

– Верно.

– Потому что если бы вы пошли к маршалам, издевательства бы не прекратились. Вот почему вы разыграли карты, которые вам выпали. Зная, что факты не помогли бы в суде, вы решили вместо этого положиться на ум.

Я покачал головой. Во мне росло раздражение из-за того, что меня осыпал вопросами ребёнок.

– Нет, как я уже сказал…

– Вы рассказали им, что поспорили из-за кобылы, потому что в глазах закона кобыла или двенадцатилетняя девочка – всё едино. Она всё равно была его собственностью.

– Мне пришлось…

– Вы… Как такое называется? Вы «сбросили карты».

Она не давала мне закончить ни одной фразы.

– Проклятье. Я сверился с юридическими книгами, там нет…

– Вы ничему и никому не доверяете, кроме себя самого, верно?

– Больше мне некому доверять! – сказал я.

Вообще-то не сказал, а прокричал.

– Вы просто играете теми картами, которые вам выпали.

– Это всё, что я могу сделать!

– Это всё, что может сделать каждый из нас, не так ли, господин Келлен? – Голос королевы внезапно снова стал мягким и тихим. – Теперь смотрите на стол и играйте… вашими… картами…

Наши взгляды встретились, и мы не отвели глаз. Что она делает? Какой во всём этом смысл? Аристократы стояли тихо, как смерть. В глазах наставников читалось убийство. Я начал с простого, глупого, невероятного плана, а теперь не был уверен, кто кем играет.

Королева всего на мгновение прикрыла глаза.

– У нас истекает время, мастер картёжник. Я должна идти на уроки и не могу больше заставлять своих наставников ждать. Посмотрите на стол и примите решение.

Я посмотрел на карты. Королева выложила свои оставшиеся карты картинками вверх. Три десятки и валет. Солидная сдача, но неправильная. Она могла бы взять джокером и сразу выиграть, но джокеров она положила с моей стороны, где я имел право взять их первым. Что-то в выложенных картах меня беспокоило. «Четыре угла, – подумал я. – В них нет смысла».

Королева положила двух джокеров в один и тот же угол с моей стороны стола – как можно дальше от себя. Глупый ход. Я был ближе к ним и мог взять их раньше её. Она сбросила королеву требушетов рядом с собой. Но ещё она положила карты меньшего достоинства – двойку и семёрку – поверх королевы, ослабив угол. Там не было никакой силы. Вся сила была у джокеров.

Я на секунду взглянул на королеву. Она знала, что у меня на руках изгой клинков. Она должна была это знать, поскольку карта нигде больше не проявлялась. В некоторых играх изгои были козырями, но не в «Королевском дворе». Три короля на столе распределились по трём разным углам. Нечем там играть. Всё, что мне оставалось сделать, – это взять угол с остальными джокерами, и я выиграю. Бессмыслица! Королева явно знала игру – куда лучше, чем давала понять, – но сперва вела мастерскую стратегию, а потом предоставила мне решить, чем всё закончится. Я должен был быть дураком, чтобы не выиграть. Она что, позволяет мне победить? Почему? С какой стати?

Я поднял взгляд от стола, заглянул в глаза королевы и увидел навернувшиеся на них слёзы, как облака, собирающиеся закрыть ослепительное солнце. То, что таилось в её глазах, заставило меня впервые увидеть весь стол. А ещё то, что я вспомнил, как Фериус некогда рассказала мне на одной из своих магических попоек: джокеры в дароменской колоде символизируют тайное знание и ученические занятия, вот почему дароменцы называют их по-другому.

«Наставники».

Несмотря на всю кажущуюся небрежность этого процессуального допроса, королева знала, кто я такой – вообще-то, знала с самого начала. Изгой, меткий маг с плохой репутацией и длинным списком врагов. Мертвец, если я войду в Берабеск; тот, на кого джен-теп выдали ордер-заклинание; непрошеный гость в Гитабрии; человек, недостойный внимания в Дароменской империи – пока я не совершил ошибку, нацелившись на типа, который не перестал бы избивать свою двенадцатилетнюю жену. Моё повседневное выживание зависело от нескольких трюков, склонности к нечестной драке и желания играть на глупости людей умнее и намного могущественней меня самого. Эта одиннадцатилетняя королева только что подбила меня на игру в карты, которая была для неё лишь способом показать мне, что на самом деле происходит при дароменском дворе.

Действительно ли эта одиннадцатилетняя правительница хранит мудрость восьмидесяти поколений монархов? Я понятия не имел. Но сейчас, в данный момент? Она была перепуганной одиннадцатилетней девочкой, которую бьют и жгут её наставники, и она знала, что пройдёт немного времени, прежде чем они сделают кое-что похуже. Её окружали слабые люди. Двойки и семёрки, которые не будут её защищать или не смогут. Сильные карты – джокеры – не собирались позволить королеве дожить до её тринадцатилетия, когда она будет вольна править так, как сочтёт нужным.

– Пора, господин Келлен. Теперь вы должны сделать выбор.

Она подстроила мой выигрыш, без вопросов. Она как будто пыталась показать мне, что я могу ей доверять. Но куда это её приведёт? Она действительно просит меня отказаться от выигрыша? Отдать мой шанс на жизнь и свободу и довериться, что она меня прикроет? Я явился сюда, чтобы прикончить эту девочку в надежде на малый шанс спасти мою шкуру. Моя жизнь уже была в её руках, но теперь королева хотела, чтобы я сознательно её ей вручил.

Я посмотрел на угол с джокерами. Они были наставниками. Если я возьму их – я встану на их сторону. Она хотела, чтобы я выбрал угол с одинокой королевой.

«Проклятие, – подумал я, потянувшись за картами в углу, – Фериус предупреждала меня, как опасно играть на что-либо, кроме собственного кошелька».

– Королева выиграла! – объявил маршал Харрекс, когда я бросил на стол все свои карты.

Среди них не было ничего стоящего, кроме одинокой королевы и ещё более одинокого изгоя клинков.

Толпа зааплодировала. Громко. Их юная королева только что выиграла первую партию в карты и победила того, кто играл в карты каждый день жизни! Аристократы так гордились собой, что могли бы обмочиться и всё равно расхаживали бы с улыбками.

Королева не стала тратить время на то, чтобы понежиться в лучах их благожелательности.

– Что ж, это было презабавно, – сказала она, поднявшись. – Я решила, что, хотя господин Келлен явно ошибся насчёт важности карт, карточная игра всё-таки прекрасный способ провести время. Сим я прошу мой единый двор одобрить его назначение моим наставником в картах.

Кое-кто из знати засмеялся, раздалось несколько одобрительных возгласов. Аррасию это не позабавило.

– Нет! Это оскорбление королевских наставников.

– Да будет вам! – закричал кто-то.

– Ваше величество, – сказал Кореш (на его словах повисли сосульки), – двор имеет право обсудить и испытать любого наставника и проголосовать, годится ли он.

Королева разыграла свой самый большой блеф за этот день. Она повернулась и осмотрела толпу с театрально-усталым выражением лица.

– Королевский наставник Кореш прав. Если собравшийся двор того пожелает, можно и вправду отложить наш обед ещё на некоторое время, чтобы обсудить сравнительные достоинства назначения господина Келлена моим наставником в картах. Или, если большинство в четыре пятых согласится, мы можем пропустить дебаты, назначить господина Келлена наставником в картах, и двор будет волен отправиться на трапезу.

Удивительно звучный хор «Да!» раздался в зале.

Аррасия начала что-то говорить, но королева её перебила.

– Магистрат Чапрек, по вашему высокоучёному мнению, «да» исходит от четырёх пятых двора?

Чапрек выступил вперёд, несчастный, но сдавшийся.

– Я бы сказал, воистину исходит, ваше величество.

– Значит, решено, – заявила королева. Её голос больше не был мягким, спокойным ветерком, который я слушал минувшие полчаса. Теперь он был сильным, резким и победным. – Сим господин Келлен назначается наставником в картах дароменского двора, со всеми правами, привилегиями и защитой, какие даёт эта должность.

Она повернулась ко мне и сказала уже тише:

– Хотя мне кажется, я бы устала от этих отметин вокруг левого глаза, господин Келлен. Если ваше служение мне и дальше будет таким же забавным, каким было сегодня, я могу пустить в ход кое-какие из моих значительных средств для поиска способов удаления этой «Чёрной Тени»… То есть, если вы сочтёте такие изменения приемлемыми.

Я попытался прочесть что-то в её глазах, но они были недвижимой спокойной водой.

«Ваше величество, вам или действительно две тысячи лет, или вы самая умная одиннадцатилетняя девочка, которую когда-либо видел мир».

– Полагаю, я смог бы приспособиться к такому результату, – сказал я.

Она улыбнулась и слегка кивнула. Между нами был заключён своего рода контракт, но только один из нас знал его точные условия. Королева развернулась и пошла к выходу в коридор в восточной стороне комнаты; слуги – за ней по пятам.

Королевские наставники остались.

– Я бы не торопился праздновать, – сказал мне Кореш достаточно тихо, чтобы не услышали те, кто покидал комнату со всей быстротой, с какой ноги могли уносить голодные животы.

– Вы не задержитесь здесь надолго, «наставник в картах», – издевательски проговорила Аррасия. – У вас нет друзей при дворе, нет основы власти. Через неделю вы снова будете стоять на коленях, а королевские уроки возобновятся с особенным пылом.

Кореш нависал надо мной, ожидая, что я съёжусь. На мгновение мне снова стало пятнадцать, я был пристёгнут к верстаку в полутёмном кабинете, надо мной стоял отец и окунал иглы в расплавленный металл, выжигая контрсигилы на татуировках вокруг моих предплечий, навеки лишая меня шанса стать истинным магом. Той ночью в его глазах горел самодовольный огонь, не слишком отличающийся от того, который я видел в глазах Кореша.

Фериус говорит, что самый опасный миг в жизни человека – это когда он только что спасся от смерти: осознание того, что ты совершил невозможное, делает тебя безрассудным. Полагаю, только это и оправдывает случившееся потом. Я посмотрел на светловолосую женщину, которая во время всех этих событий почти не раскрывала рта.

– Вы хотите что-нибудь добавить? – спросил я.

Она лишь на мгновение вскинула взгляд, прежде чем снова уставиться на мраморный пол.

– Я… Я служу желаниям её величества.

– И кто же вы? – спросил я.

– Я – Каранетта, господин Келлен. Я учу королеву математике и астрономии.

– Хммм… – Я кивнул. – Королева когда-нибудь получала синяки и ожоги на уроках математики и астрономии?

Женщина подняла глаза, слегка шокированная таким обвинением.

– Нет-нет. Её величество – самая талантливая ученица. Выдающийся ум. Она…

Я поднял руку.

– Прекрасно. Можете остаться.

Кореш толкнул меня рукой в плечо, и я невольно шагнул назад. Он был здоровяком и, наверное, мог бы одолеть меня в честном бою. Можно подумать, я когда-нибудь допущу честный бой.

– В каком смысле – «вы можете остаться»? – спросил он.

Я слегка засмеялся и покачал головой.

– Вы не поняли? Я думал, вам положено быть умниками.

– Поиграй с нами в игры, мальчик, и вскоре ты об этом пожалеешь.

Это заставило меня снова засмеяться.

– В самом деле? Вы всё ещё не смекнули? Придурок. Вы что, не слышали, что я раньше сказал? Я не играю в игры. У меня нет времени играть в игры. Думаете, я нужен королеве, чтобы обучать её карточной игре? Вы – глупые, высокомерные головорезы. Одиннадцатилетняя девочка, которую вы бьёте и обжигаете каждый день, только что наделила меня защитой королевского наставника. Здесь, перед всем двором. Меня нельзя привлечь ни за какой проступок. Единственный способ, которым можно от меня избавиться, – это суметь заставить четыре пятых двора меня уволить. Какова, по-вашему, вероятность, что в обозримом будущем кому-нибудь удастся этого добиться?

– Королевскому наставнику, которого находят мёртвым, нет пользы от королевской защиты, – улыбаясь, сказала Аррасия.

– Ты правильно поняла, тупица!

Фериус выбранила бы меня за это слово, но я почти не сомневался, что она нашла бы для Аррасии словечко ещё похуже.

– Королева разыграла изгоя клинков не без причины, госпожа. Поэтому, если ты и твой придурковатый дружок не исчезнете к тому времени, как все вечером отправятся в постель, я убью вас во сне.

– Ты никогда…

– Нет? А как, по-вашему, я выживал всё это время? Джен-теп, от которого отреклись, почти без магии, с ордером-заклинанием за мою голову и с метками Чёрной Тени на лице? Я меткий маг, госпожа. Я полагаюсь на магию, у которой есть полшанса оторвать мне руки всякий раз, когда я пускаю её в ход. И всё-таки я здесь. Думаете, я не знаю, как обойти любых стражников, или дружков, или охранные заклинания, которые вас здесь защищают? Думаете, я не постучусь к вам нынче ночью? Задайте себе один вопрос: вы и вправду хотите сыграть единственными картами, которые у вас на руках?

Аррасия начала было что-то говорить, но потом замолчала, повернулась и вышла через один из угловых проходов. Кореш последовал за ней. Я сделал несколько быстрых вдохов и выдохов, не в силах замедлить биение сердца – теперь, когда непосредственная опасность миновала.

В глазах Каранетты стояли слёзы. До этого момента я обращал на неё мало внимания. Она не казалась ни угрозой, ни союзницей, поэтому занимала мало места в моих мыслях.