Текст книги "Дживс и свадебные колокола"

Автор книги: Себастьян Чарльз Фолкс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Я наверняка себя выдам! Понятия не имею, как разговаривают между собой лакеи и судомойки. Меня тут же разоблачат! Я что-нибудь скажу не то и не так…

– Берти, посмотри на меня! – сказала Джорджиана.

Я посмотрел, хотя и знал, как рискую.

– Ты болтаешь чепуху, и не обижайся, но это просто снобство, – сказала Джорджиана. – Наверняка ты сумеешь остаться прям, служа при королях, идя с толпою, с ней не слиться[15]15
  Немного искаженная цитата из стихотворения Редьярда Киплинга «Если», перевод А. Грибанова.


[Закрыть]. Простой вежливости довольно. Вот Дживс и глазом не моргнул, когда ему прислуживали за столом. У него все получалось так естественно!

– Главная заповедь актерского мастерства, сэр: mutatis mutandis[16]16
  Менять только то, что необходимо (лат.).


[Закрыть]. Можно даже сказать, что вам досталась более простая роль, ведь на вас никто не будет обращать пристального внимания.

– Берти, а какое имя ты возьмешь?

– Никакого я не собираюсь…

– Помнишь, есть такая игра: берешь свое второе имя, добавляешь название улицы, где живешь, и получается имя кинозвезды? У тебя какое получилось бы?

– Уилберфорс Беркли.

– Чудесно! Был бы любимец публики. А для слуги идеальная фамилия – Уилберфорс. Правда, Дживс?

Я еще минуты две героически сопротивлялся.

– Будьте добры, Уилберфорс, принесите мне виски с содовой! – говорила Джорджиана. – Поставьте вон там, Уилберфорс!

Она еще долго валяла дурака в том же духе.

– Я бы рад помочь, но мне это не по силам, и точка!

Тут Джорджиана взяла мою руку в свои. Сердце у меня и так то и дело давало перебои от этих долгих взглядов глаза в глаза, а тут оно начало выбивать дробь, вроде как барабаны в Конго, перед тем как плюхнуть миссионера в кипящий бульон.

– Ну пожалуйста, порадуй меня, Берти! – попросила Джорджиана, понизив голос на пол-октавы и сжимая мои пальцы. – Я тебе вечером полбутылочки принесу чего-нибудь хорошего. Можно встретиться около теннисного корта… Только ради Вуди с Амелией! В воскресенье вечером все закончится. Ну пожалуйста, пожалуйста!

Часть одежды перекочевала из моего чемодана в чемодан к Дживсу и наоборот. К Дживсу отправились костюм для тенниса, полотняная куртка и новенькие теннисные туфли (их было мучительно жаль), крахмальные рубашки и полдюжины запонок, выдержанных в цветах клуба «Трутни», – глядя на эту последнюю деталь туалета, Дживс чуть заметно поморщился. К моему багажу прибавились две пары брюк в полоску и неописуемо скучный темно-синий галстук.

Дживс выправил помятый задний бампер и сел за руль, надвинув на лоб твидовую охотничью кепку, а я нацепил его котелок. Учитывая, какой могучий мозг приходилось обычно вмещать этому головному убору, неудивительно, что мне он был заметно велик. Дживс напихал внутрь салфеток, прилепив их гуммиарабиком, чтобы шляпа не сползала мне на глаза.

Мы попрощались с коттеджем «Морская даль», и мотор, пару раз чихнув, заработал. Дживс водит машину значительно аккуратнее, чем Джорджиана, так что не страх за свою жизнь скрутил мне внутренности, когда за околицей деревушки показалась липовая аллея и в конце ее – туманные очертания Мелбери-холла.

– Что ж, снова ринемся, сэр, в пролом[17]17
  См. У. Шекспир. Генрих V. Акт III, сцена 1 (перевод Е. Бируковой).


[Закрыть]?

Хоть раз в жизни не оставлю за ним последнее слово по части классиков!

– Вижу я их плутни! Они хотят осла из меня сделать, – процитировал я по памяти. – Настращать меня! Кабы могли[18]18
  У. Шекспир. Сон в летнюю ночь. Акт III, сцена 1 (здесь и далее перевод Т. Щепкиной-Куперник).


[Закрыть]…

– Очень к месту, сэр.

– У нас в школе ставили «Сон в летнюю ночь». Я играл ткача Основу. Забавно, если в шестнадцать лет что выучишь, на всю жизнь в голове застрянет.

– Безусловно, в отроческом возрасте память восприимчивее, сэр. Вас хорошо принимали?

– Неплохо. Помню, в «Кроникл» потом написали: «Вустер выложился до предела».

– Лестный отзыв, сэр.

– А почему мы так странно едем?

– Чтобы я мог, с вашего позволения, сэр, высадить вас у черного хода.

Глава 4

Бросая завистливые взгляды на пуховую перину и шерстяное одеяло уютной кровати, где Дживс расположился среди подушек, прихлебывая утренний чай, я легко мог себе представить, как сладко ему спалось нынче ночью.

– Как вам чай?

– Очень освежает. Благодарю вас, сэр.

– Скажите спасибо миссис Тилмен. Это она заваривала.

– А, да. Говорят, весьма одаренная женщина.

– Повезло старику Тилмену, точно?

– Без сомнения, при жизни он высоко ценил ее таланты.

– Ах вот оно что… Она довольно молода для вдовы.

– Насколько мне известно, супруг скончался во цвете лет. А как вам спалось, сэр?

– Как называются эти ребята в Индии, которые спят на гвоздях?

– Йоги, сэр.

– Так вот, если встретите где-нибудь йога, порекомендуйте ему комнаты в верхнем этаже Мелбери-холла, на половине слуг. Ему понравится.

– Непременно учту, сэр, хотя в здешних краях подобная встреча маловероятна.

– Черт возьми, они всегда настолько неудобные?

– По моему опыту, сэр, степень удобства в помещениях для слуг никак не зависит от богатства владельцев дома.

– Да ну!

– К примеру, «Тотли-Тауэрс», дом сэра Уоткина Бассета…

– Скорее замок.

– Именно так, сэр. Здание с виду весьма впечатляющее, а в комнатах для слуг, я слышал, ремонта не делали со времен Вильгельма Четвертого.

– Скуповат этот Бассет.

– А вот дом миссис Трэверс, «Бринкли-корт», всегда приятно навещать.

– Излишки Анатолева колдовства?

– Стол превосходный, сэр, но дело не только в этом. Мне, например, предоставляют прекрасную комнату, окнами в сад, с хорошей яркой настольной лампой для чтения и с отдельной ванной. А на комоде неизменно ставят вазу со свежими цветами.

– Просто у тети Далии к вам слабость, вот что я думаю. Но довольно сплетничать, Дживс! Мы сегодня приступаем к исполнению нашего замысла!

– Позвольте предложить совет, сэр? Не лучше ли будет сперва переговорить с дворецким? Поскольку вы не принадлежите к штату домашней прислуги и подчиняетесь только лорду Этрингему, вашу свободу передвижений почти не будут ограничивать, однако, по моему опыту, лучше с самого начала побеседовать с дворецким. Мистер Бикнелл, насколько я успел узнать, человек почтенный, но немного старомодный.

– Хотите сказать, надо проявить уважение?

– Именно так, сэр.

– А свободное время мне полагается?

– Утром и вечером обычно много работы, а среди дня, особенно после обеда – самое благоприятное время для человека с философским складом ума.

– Когда я, скорее всего, могу отловить Амелию один на один?

– Право, не знаю, сэр. Насколько мне известно, подобного рода сведения можно получить у миссис Тилмен.

– Отлично, Дживс. Я заберу поднос? К завтраку, надеюсь, вы добредете без моей помощи. Кажется, уже пахнет беконом.

– Позвольте попросить свежий номер «Таймс», пока я еще не спустился вниз, сэр? Несколько экземпляров обычно оставляют на столе в холле. Нужно ознакомиться с данными о лошадях, чтобы увереннее отвечать на вопросы сэра Генри за завтраком.

Не время было для мелочных препирательств, так что я, как послушная собачка, притащил его светлости газету. Потом ухитрился донести до кухни поднос, ни с кем не столкнувшись по дороге, и отправился на поиски дворецкого.

В ранней юности – скажем, приезжая к друзьям-студентам на именины – я трепетал перед внушительной фигурой дворецкого и часами терзался, высчитывая, сколько ему следует дать на чай перед отъездом и в какой именно момент. Не так уж много лет прошло, но те детские страхи успели притупиться, и я довольно беспечно постучался в дверь, которую мне указала миссис Тилмен.

– Войдите! – отозвался голос, идущий словно из-под земли.

Я вошел и застыл на пороге. Объемы дворецкого подавляли. Если к голове с горы Рашмор[19]19
  На горе Рашмор в Южной Дакоте высечены в скале гигантские скульптурные портреты четырех американских президентов: Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и Авраама Линкольна.


[Закрыть] прибавить живое дышащее тело, получится слабое подобие этого самого Бикнелла. Монументальный – вот какое слово вспоминаешь, глядя на него. Никто не подумал бы – да и не осмелился – назвать его корпулентным; под обширным жилетом не было и намека на дряблость. Но если вдруг захочешь обойти его кругом, не забудь оставить друзьям обратный адрес, или пусть пишут письма до востребования.

– Чем могу помочь?

– Да вот, я Бер… Уилберфорс, мистер Уилберфорс. Этот, как его… камердинер лорда Этрингема.

Понимая, что несу какую-то околесицу, я постарался взять себя в руки.

– Вот, решил зайти, поздороваться. А, что?

Последовала пауза. Слышно было, как пробили часы в коридоре. Успех всего нашего предприятия висел на волоске.

– Доброго утра, – произнес Бикнелл. – Хорошо спали?

Речь его была сурова, но взор приветлив.

– Да, вполне. Очень даже уютно. Спал, как сурок, знаете ли.

– Рад слышать. Некоторые считают, что к этой кровати не сразу привыкаешь.

– Да нет, Бик… мистер Бикнелл. Я привык к походным условиям. Кадетский корпус и все такое. Роскошь просто.

Я почувствовал, что снова забрел куда-то не туда, и решил говорить по возможности меньше.

– У нас сейчас немного напряженно с персоналом, – изрек Бикнелл. – На той неделе мы потеряли одного лакея. По фамилии Лиддл.

– Господи боже. Несчастный случай?

– Нет. Лиддл был бездельником. Отлынивал от работы. А я, мистер Уилберфорс, не люблю бездельников.

– Я тоже. Терпеть не могу.

– А потом его поймали, когда он, отправляясь домой в субботу вечером, прихватил в кармане дюжину серебряных вилок георгианской эпохи. Сэр Генри весьма строг насчет столовых приборов.

– Каков негодяй! Он предстанет перед судом?

– Сэр Генри и есть суд, если можно так выразиться. Он не хочет передавать дело властям.

– Но Лиддла выставили за дверь?

– Да, на следующее же утро. Вместо него пока взяли Хоуда – он иногда помогает, когда у нас не хватает людей.

– Хоуд?

– Да, он из деревни. Обычно работал в конюшне.

– Понимаю. А больше слуг нет?

– Есть миссис Тилмен… И миссис Педжет, кухарка. Еще женщины приходят убирать.

– Ну, если я могу чем помочь, только скажите. Всегда рад быть полезным, знаете ли.

– Вы очень любезны, мистер… Уилберфорс. Вы и в самом деле можете помочь. Сэр Генри жаловался, что телефон не работает. Я уже написал в телефонную компанию, но на переписку может уйти день-другой. Если будете в деревне, вы могли бы позвонить из трактира, сообщить о поломке. Мне самому некогда. Рекомендую «Зайца и гончих», это заведение классом выше «Красного льва».

– Мистер Бикнелл, считайте, что все уже сделано. До встречи!

С этими словами я покинул логово громадного дворецкого и вышел прогуляться по огороду, перевести дух. А когда вернулся в кухню, там уже завтракали остатками от господского завтрака, к которым кухарка добавила свежезаваренный чайник. Эта краснолицая миссис Педжет, судя по выговору, была родом с диких северных гор – если и по эту сторону Стены Адриана, то ненамного.

– Идите сюда, мистер Уилберфорс! – позвала миссис Тилмен. – Садитесь с нами, что вы как чужой?

Я послушно уселся между приходящей уборщицей и толстым коротышкой с лицом горгульи, наверное, это и был временный лакей, Хоуд.

– Почки лучше не берите, – посоветовал он. – Гадость жуткая.

Большинство было того же мнения, один я решился отведать. Всегда любил почки, хотя почему-то есть их случается только в гостях. Миссис Педжетт их готовила отменно, не жалела специй.

– Какие у лорда Этрингема планы на сегодня? – поинтересовалась миссис Тилмен. – Работой сильно вас загружает?

– Его светлость намерен провести день за чтением, – ответил я. Потом прибавил для пущей убедительности: – После обеда мне, наверное, придется съездить с ним к букмекеру.

– Стало быть, в Дорчестер! Он, видно, лошадок-то любит? – заметила миссис Тилмен.

– Не без этого. Его только пусти на трибуну с биноклем в руках, и ничего ему больше в жизни не надо.

– Он и за сэра Генри ставить будет, наверное?

– Очень возможно. Коней на переправе не меняют, и так далее.

Пока убирали со стола, я воспользовался случаем и тихонько спросил миссис Тилмен:

– А не могли бы вы подсказать, если вдруг лорду Этрингему понадобится поговорить с мисс Хаквуд наедине, где и когда это лучше всего устроить?

Миссис Тилмен улыбнулась:

– Ах, мисс Амелия такая энергичная! Никогда не знаешь, где она окажется. Вот разве что в три часа…

– И что тогда?

– У нее урок тенниса. Джетльмен приезжает из Бландфорд-Форума два раза в неделю. Раньше играл в команде графства. А в другие дни она мисс Джорджиану тащит поиграть. Беда в том, что мисс Амелия всегда выигрывает. Но мисс Джорджиана молодец, не обижается.

– Она вообще очень добрая, – встрял Хоуд.

– По-моему, даже слишком, – подала голос миссис Педжетт.

– Везучий этот мистер Вырвиглаз, – буркнул Хоуд.

– Мистер Венаблз, – поправил Бикнелл.

– Ему ж лет сорок уже, не меньше, – гнул свое Хоуд. – Вы его книжки читать пробовали?

Миссис Тилмен меня удивила, сказав:

– Пробовала. «Трамваем в Толедо» уже до середины дочитала.

– На телеге в тартарары, вот куда бы я его отправил!

Над столом словно туча нависла. Бикнелл грозно поднялся на ноги.

– Достаточно, Хоуд! У нас не принято перемывать кости гостям сэра Генри. А у вас работы полно, вот и приступайте, будьте так любезны. Нам тут второй Лиддл без надобности.

– Ладно-ладно, мистер Бикнелл. Уже бегу, вот только чай допью.

Я заслушался их перепалкой. Потом все-таки поднялся к себе в келью, прибрать там немного и морально подготовиться к встрече с Амелией в три часа, сильнее прежнего уверенный, что немного легкого флирта поможет развеять ее заблуждения и воссоединить со стариной Вуди. А если уж и это не поможет, я готов был, как выразился Дживс, поставить все на кон.

Увы, собираясь на охоту, я не учел особенностей дичи, если позволено обозначить этим словом Амелию. Пока я расписывал Дживсу психологические тонкости, как-то упустил из виду, что одного кусочка головоломки не хватает. А именно: я ни разу не встречал девушку, о чьей психологии рассуждал. Мало того что женский пол беспощаднее мужского[20]20
  Из стихотворения Р. Киплинга «The Female of the Species».


[Закрыть], он еще и намного загадочнее. Никакая теория не может охватить всю их непредсказуемость. Помню, как в последний день в Итоне к нам, полудесятку выпускников, наш старший воспитатель обратился с речью. По сути, сказал он, вся житейская мудрость, которую нам следует усвоить, выходя в широкий мир, сводится к трем пунктам. Во-первых, не доверяйте человеку, который держит в кармане жилета мелок для натирки бильярдного кия. Во-вторых… забыл. А в-третьих, женщины – загадочный и непостижимый народец. Выпускники непочтительно захихикали, но впоследствии я убедился на опыте, что старый педагог знал, о чем говорит.

Дживс, как оказалось, нацелился ехать к букмекеру в Дорчестер со своим новым другом, сэром Генри Хаквудом, а не с пережитком вчерашних дней – вашим покорным слугой. Обидно, конечно, зато останется время на подготовку к решающей встрече. Я провел рекогносцировку и выбрал отличное местечко, где можно подкараулить Амелию.

Говоря словами Библии: и было так. От террасы на юг вела мощенная диким камнем тропинка. В конце недлинной аллеи из аккуратно подстриженных тисов по бокам от тропинки стояли два каменных столба со скульптурными ананасами наверху. А дальше, чуть справа, располагался теннисный корт – от террасы его заслоняла живая изгородь.

Облачившись в спортивную куртку и фланелевые брюки, я, подобно краснокожему индейцу, крадучись пробрался через кусты можжевельника и без десяти три уже сидел в засаде возле корта.

Не стану притворяться, будто мне незнакомо явление, которое обычно называют «бабочки в животе». Человек, пытавшийся выдать себя за Гасси Финк-Ноттла в присутствии четырех тетушек в нетопленом доме в Гемпшире, причем в карбюраторе у него плескался один только апельсиновый сок, знает, что такое страх. Когда я, шестнадцалетний актер, ждал в кулисах, пока Елена закончит свои нескончаемые жалобы и настанет время афинским ремесленникам выйти на сцену, чуточку развеселить публику, ладони Основы так вспотели, что ему едва ли стоило садиться за ткацкий станок. Однако та минута возле теннисного корта, безусловно, была достойна войти в десятку, а возможно, даже и в тройку призовых мест.

И вот сквозь просвет между ветками я вижу: добыча приближается. Помни, Вустер, сказал я себе, все это ради твоего друга детства, славного П. Бичинга. Помни о Бичинге…

Амелия Хаквуд была одета в платье для тенниса длиной почти до щиколотки – и чертовски стройные были у нее щиколотки, в беленьких носочках. Волосы перехвачены лентой, а в руках ракетка – Амелия задумчиво ею размахивала. В другом доме, где нет Дж. Мидоус, Амелия сошла бы за красавицу. Даже и так вполне можно понять Вуди, влюбившегося в нее по самые уши.

Гибкая фигурка, свежий цвет лица… А все-таки чего-то недостает. Искры, огня. Лицо ее, как однажды выразился Дживс, вянет, как цветок, в бесплодье умственного тупика[21]21
  У. Шекспир. Гамлет. Акт III, сцена 1 (перевод Б. Пастернака).


[Закрыть].

– Эге-гей! Добрый день! – крикнул я, выскочив ей навстречу.

Амелия шарахнулась, прижимая руку к груди.

– Ой, как вы меня напугали!

– Ожидали увидеть инструктора из Бландфорд-Форума, верно?

– Что? Нет, я…

– Просто вышли мячиком постучать? Хотите, буду подносить мячи?

– О чем вы говорите?

– Между прочим, очаровательное платьице. Вам идет. Подчеркивает фигуру и так далее.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Великолепно! Спасибо большое! Самочувствие прекрасное, а вы еще прекрасней. Просто картинка!

– Простите, мне надо идти…

С каждым моим наскоком Амелия пятилась назад. Я напряг память: за что она особенно упрекала Вуди? Кажется, местные девушки гладили его по рукаву…

В критическую минуту мы, Вустеры, действуем решительно. Я шагнул вперед, протянул руку… и погладил.

– Чудесная материя, знаете ли! Хотите, теннисный прием покажу? Меня ему научил парень из оксфордской команды!

С этими словами я зашел ей за спину, обхватил ее ладонь, сжимающую рукоятку ракетки, и принялся энергично этой ракеткой размахивать. Даже Большой Билл Тилден[22]22
  Уильям Тейтем (Большой Билл) Тилден (1893–1953) – американский теннисист, считается одним из лучших теннисистов всех времен. В течение семи лет был ракеткой номер один в мире.


[Закрыть] одобрил бы мой замах.

Амелия вырвалась, несколько покраснев. Я надеялся, что сей румянец предвещает прощение страдальцу Вуди. Впрочем, крупную сумму я бы на это не поставили.

– Кто вы? – спросила Амелия, одергивая рукав.

У меня вновь отвисла челюсть. К такому вопросу я не был готов и внутренне заметался, не зная, назваться ли Вустером или Уилберфорсом. Не в силах выбрать, я решил обойтись вовсе без слов. Просто наклонился и поцеловал Амелию в щеку.

И еще не успев выпрямиться, услышал ее возглас:

– Джорджиана!

Мгновенно выйдя из клинча, словно боксер при звуке судейского свистка, я отскочил назад и в самом деле увидел в двух шагах от нас Джорджиану, тоже одетую для тенниса.

Амелия перестала для меня существовать. Ножки, минуту назад казавшиеся такими стройными, теперь напоминали мне одного типа, Дживс его называл Оззи Мандером[23]23
  Имеется в виду стихотворение Перси Биши Шелли, «Озимандия» (перевод В. Микушевича).


[Закрыть] или как-то похоже, от которого остались только две каменные ноги в песках, без туловища. То есть ноги Амелии, само собой, по-прежнему были при теле, но вы меня поняли.

Любуясь прелестным обликом Джорджианы, я в конце концов остановил взгляд на лице. Лицо было бледно, и взор туманен. Сказать, что она выглядела разочарованной, значит ничего не сказать. Джорджиана походила на ребенка, только что узнавшего, что Дед Мороз на самом деле всего лишь дядя Артур с бородой из ваты.

Затем щеки ее порозовели и лицо приняло в точности то выражение, с каким она называла себя Соней Как-ее-там из романа Толстого. Джорджиана решительно вздернула подбородок.

– Идем, Амби! Попробую у тебя сегодня отыграть хотя бы два гейма!

– Джорджи, постой! Скажи, ты знаешь этого человека?

Джорджиана медленно смерила меня взглядом.

– Впервые вижу.

И, повернувшись ко мне спиной, зашагала на корт.

Тот, кто незаметно пробрался по служебной лестнице к своей каморке и рухнул на постель, зарывшись лицом в подушку, был отнюдь не беспечный бонвиван, о котором поется в песне. О нет! Едва ли друзья смогли бы узнать своего Бертрама в этом жалком, пришибленном Вустере. Где, спросили бы они, душа и сердце любительского театрального общества «Трутней»? Где человек, способный на пари промчаться над плавательным бассейном, повиснув на деревянных кольцах в полном вечернем костюме? Куда девался бесстрашный задира, что смеялся над тиранами и судьбе показывал нос?

И знаете, что самое странное? Я не смог бы им ответить. Я и сам не понимал, отчего меня швыряет и встряхивает, как плохо закрепленный груз в корабельном трюме. Все могло быть гораздо хуже. Ну провалился мой план – пока еще не удалось воссоединить любящие сердца. Однако поведение Амелии давало повод надеяться на лучшее для Вуди. Не верю я, чтобы она грустила просто из-за неявившегося инструктора по теннису. Нет уж, это любовная тоска, точно. Правда, теперь Джорджиана Мидоус считает меня последним негодяем, способным строить глазки невесте своего друга. Мне еще и показалось, что она с явным удовольствием отреклась от знакомства со мной. Тут не просто игра по сценарию; в свою реплику она вложила душу. Ну и что такого, если Джорджиана стала хуже обо мне думать? Она обручена с другим, а ее чувства к Б. Вустеру значения более не имеют… Если вообще были хоть какие-нибудь чувства.

Я проиграл сражение, но война продолжается. «Так что примкнуть штыки!» – подумал я, а может, даже и произнес вслух, поднимаясь с походной койки. Нужно было переоблачиться в более подобающую слуге одежду. Натягивая полосатые брюки, я вдруг вспомнил один далекий школьный день. Мне было одиннадцать, и я заболел корью. Другие отправились играть в крикет с командой-соперником из соседней школы, после чего ожидалось общее угощение для всех, а я остался потеть под одеялами, подобно пятнистой жабе.

Под вечер медсестра принесла мне письмо из дома. После обычных новостей о клумбе с аспарагусом, дедушкиной подагре и летнем бале у Глоссопов там сообщалось, что наш охотничий пес Гораций в почтенном возрасте четырнадцати лет откинул лапы и больше никто не услышит его лай в обители Вустеров. Я этому зверю поверял все свои тайны, как ни одному человеку, и он ни разу не обманул моего доверия. Медсестра ушла, прикрыв за собой дверь, а я лежал и думал: можно ли быть еще несчастнее в этой жизни?

Понятия не имею, с чего вдруг эти детские воспоминания на меня напали. А потом я пригладил волосы, поправил скучный синий галстук, проверил, хорошо ли начищены ботинки, и отправился на поиски лорда Этрингема.

Первым делом я завернул в комнату экономки, однако на этот раз миссис Тилмен ничем не могла мне помочь, поскольку не знала, вернулись уже наши любители спорта или нет. Если заглянуть в гараж, подсказала эта замечательная женщина, можно выяснить, на месте ли двухместный автомобиль лорда Этрингема, в котором они уехали.

К счастью, для этого не требовалось заходить в ту часть поместья, где выше риск столкнуться с кем-нибудь, кому я не должен попадаться на глаза. Вдобавок к Хаквудам, Паксли, Венаблзам и прочим этот список, увы, включал отныне Амелию и Джорджиану.

При данных обстоятельствах, надеюсь, простительно, если через конюшню с кровными рысаками я пробирался крадучись, подобно злоумышленнику. Вустеровская спортивная машинка смирно стояла рядышком с видавшей виды колесницей – надо полагать, автомобилем сэра Генри. Убедившись в этом, я отправился в долгий обратный путь.

Я раньше не задумывался, какую малую часть загородного дома обычно используют гости и семейство хозяина. Наверное, меньше трети. Я пересек мощеный двор, шмыгнул в потертую боковую дверь, поднялся по крытой линолеумом лестнице, затем одолел длиннейший коридор, куда выходили комнаты служанок, а из-за плохо притворенных дверей кладовок с любопытством выглядывали швабры и метелки.

Почти отчаявшись вернуться к цивилизации, я наконец заметил коридорчик, ведущий к обитой сукном дверце. За ней оказался выход на господскую половину и просторную, обшитую дубом площадку, нависающую над вестибюлем. Несколько секунд я озирался в нерешительности, словно дама преклонных лет у перекрестка на Пиккадилли-Серкус. Наконец рискнул – рванул вперед, кое-как затормозил у нужной двери, перевел дух и постучал.

– Войдите! – произнес желанный голос.

Его светлость сидел в кресле у окна с видом на живописный парк.

– Дживс, а я и не знал, что вы носите очки, – пропыхтел я.

– Только для чтения, сэр.

– Глаза перетрудили? Слишком много этих трехпалубных русских романов? Чему и удивляться…

– В зрелом возрасте многие при чтении пользуются очками, это нормально. Есть такое явление: пресбиопия. Происходит от греческого слова «пресбис» – старик, и…

– Да что вы говорите?

– Слабеющие ресничные мышцы не в состоянии скомпенсировать утрату эластичности хрусталиком, вследствие чего…

– Дживс.

– Да, сэр?

– Хватит об этом. У меня плохие новости. Очень плохие.

Дживс отложил увесистую книгу и снял очки.

– Прискорбно слышать, сэр.

– План «А» с треском провалился. Я думал воспарить орлом, а в итоге плюхнулся в лужу, как гусь. Улавливаете?

– Орнитологические метафоры складываются в живую и реалистичную картину, сэр. Следует ли сделать вывод, что вы проворонили свой шанс?

– Довольно, Дживс! И без вас тошно. Амелия пришла в ужас от моих авансов, и хуже того: надо было так случиться, что все это безобразие увидела Джорджиана! Теперь она уверена, что я самый гнусный гад во всей Британии.

– Сочувствую, сэр.

– Что получается: я сюда приехал, чтобы помирить Вуди с Амелией, а в итоге Джорджиана думает, что я хочу отбить у него девушку. Полная катастрофа!

– Похоже на то, сэр.

– Дживс, помощи от вас! По-моему, вы не понимаете всей серьезности ситуации.

– Позвольте напомнить, сэр, что данный план с самого начала вызывал у меня серьезные опасения.

– Если вам так хочется сказать: «Я предупреждал» – говорите прямо!

– Напротив, сэр. Я просто считал, что мисс Хаквуд слишком занята своими переживаниями по поводу мистера Бичинга и не сможет прийти к умозаключениям касательно мужской природы в целом на основе всего лишь одной случайной встречи с совершенно незнакомым человеком. А тем более применить их к частному случаю своей помолвки.

Последовала долгая пауза, пока я мысленно распутывал сказанное Дживсом. А когда распутал, не мог не согласиться, что Дживс кое в чем прав.

Я закурил сигару и в задумчивости глубоко затянулся.

– Что делать-то, Дживс?

– Я бы посоветовал: ничего, сэр.

– Ничего? В уме ли вы?

– Надеюсь, что да, сэр. По моим наблюдениям, мисс Хаквуд все еще подвластна чарам мистера Бичинга. Время растопит лед. Если мистер Бичинг сумеет держать себя в руках и ограничит проявления дружбы к представительницам прекрасного пола рамками простой вежливости…

– А сумеет он объяснить Амелии, что невозможно всю оставшуюся жизнь шарахаться от каждой юбки?

– Мисс Хаквуд молода, сэр, но отнюдь не глупа. Характер ее пока не сформировался окончательно. Не вижу, почему бы обеим сторонам не извлечь уроки из этой злосчастной размолвки.

– Может, вы и правы, Дживс… Только не забывайте: даже если они помирятся, нужно еще согласие сэра Генри. Кстати, как там дела с букмекерами?

– Сегодня в Аскоте разыгрывают Золотой кубок, сэр. Рад сообщить, что сэр Генри, так же как и я, поставил на Солярио.

– Значит, настроение у него хорошее?

– Весьма, сэр. А было бы еще лучше, если б он послушался моего совета и поставил еще на Понс Асинорум, на призовое место.

– Какой такой понс?

– Понс Асинорум, сэр. Из-за клички сэр Генри и заупрямился: сказал, что не желает ставить на какую-то дурацкую латынь.

– А вас латынь не отвратила?

– Нисколько, сэр. Это выражение мне знакомо из пятой аксиомы Евклида.

– Э?

– Прошу прощения, сэр. Оно означает «ослиный мост». Считается, что это первая трудность, которую должен преодолеть ученик.

– И что, хорошо показала себя эта кляча?

– Уверенно пришла третьей, сэр.

– Так вас можно поздравить с хорошим выигрышем?

– Благодарю вас, сэр, сумма вполне удовлетворительная.

Я швырнул окурок в камин.

– Рад за вас, Дживс, но как же с Джорджианой? Она скажет Вуди, будто бы я ухлестывал за его невестой.

– Сомневаюсь, сэр.

– Почему?

– Могу предположить две причины, сэр.

– Я весь обратился в слух.

– У мисс Мидоус доброе сердце. Она склонна думать о людях скорее хорошее. К тому же она умна и наверняка догадается, что у вас была скрытая цель. Вдобавок она любит свою кузину и не поставит под удар ее счастье.

– Даже несмотря на то что Амелия постоянно ее обыгрывает в теннис.

– Именно так, сэр. Она весьма великодушна на этот счет.

– Ладно, это первая причина. Я так понимаю, что все вышесказанное – только одна причина, хоть и с кучей подпунктов?

– В самом деле, сэр, эти частности относятся к единому целому.

– Отлично, а в чем тогда причина номер два? И есть ли шансы благодаря этой причине лишиться титула «Величайший лопух года среди обитателей Дорсетшира»?

Дживс, кашлянув, посмотрел в окно, словно увидел там что-то интересное. Я проследил за его взглядом, но ничего особенного не заметил: только ограду парка и довольных оленей, жующих травку.

– Вторая причина, сэр, довольно деликатного свойства. Тут затронуты чувства, направленные на вашу собственную особу.

– А нельзя ли по-английски? Дживс, я же всерьез волнуюсь.

– Постараюсь выразиться, кхм… – Дживс опять закашлялся.

– Дать воды? – предложил я.

– Не надо, сэр… Простите, если я отчасти выйду за рамки своей компетенции…

– Вы опять!

– Как прикажете, сэр…

Еще раз прочистив горло и бросив тоскливый взгляд на пасущихся травоядных, Дживс наконец высказался:

– Вам не приходило в голову, что у мисс Мидоус, возможно, есть к вам чувства?

– Чувства? Какого рода чувства? Господи боже! Дживс, вы что, хотите сказать… Да ну! Не в этом же смысле?

Ноги у меня подкосились, и я присел на краешек кровати. Состояние моей души в ту минуту лучше всего описывает слово «мешанина». Капелька восторга, щедрая доза сомнений, тревога насчет умственного здоровья Дживса и, как водится, неловкость оттого, что при тебе сплетничают о даме. Когда буря в душе Бертрама несколько утихла, на поверхности осталось только одно: недоверие.

Я спросил, тщательно подбирая слова:

– С чего это вам в голову пришло, будто девушка, которая редактирует книги и мило болтает с вами об этом, как его… Какой-то гауэр?..

– Шопенгауэр, сэр.

– …И к тому же выглядит как ангел во плоти, причем в особенно хорошей ангельской форме, обратит внимание на законченного осла вроде меня, да еще и только что при ней пристававшего к ее кузине?

Дживс провел рукой по губам.

– Безусловно, сэр, мисс Мидоус барышня образованная, но в ней нет ни капли интеллектуального снобизма. Она рассказывала, что когда училась в колледже Сомервилль[24]24
  Один из первых женских колледжей в Оксфорде.


[Закрыть], активно участвовала в деятельности университетского театрального общества. Зрители особенно оценили ее выступление в роли Розалинды в комедии Шекспира «Как вам это понравится».

– Однажды во Франции она что-то говорила о Розалинде. Я тогда подумал, что речь об одной моей знакомой из колледжа Святой Хильды[25]25
  Колледж в Оксфорде, оставался исключительно женским до 2008 г.


[Закрыть].

– Свободное от сценических занятий время мисс Мидоус посвящала организации пикников и дружеских пирушек на плоской крыше колледжа, куда можно было забраться по пожарной лестнице.

– Все-таки диплом и ученая степень у нее есть, правильно?