Текст книги "Уличный боец"

Автор книги: Саймон Скэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Да, господин.

Флакк ткнул пальцем в грудь Марка:

– Теперь слушай. Хозяин направляется в сенат. Он велел, чтобы ты присоединился к его свите. Возьми из сундука с одеждой накидку и жди его у главного входа. Ну, чего стоишь, парень? Поспеши!

III

Марк стоял с группой других рабов и слуг в вестибюле, ожидая появления хозяина. Накидка, которую Марк выбрал из тех, что были в сундуке на кухне, воняла меньше других. Но все равно от нее несло потом, поэтому он решил не надевать на голову капюшон, – наденет, только если ему прикажут. Другие слуги были в разных туниках и плащах, что указывало на их статус. Рабы были одеты так же мрачно, как и Марк, а Фест, вольноотпущенник, был в чистой красной тунике и коричневой накидке, как и другие слуги, которых он нанял в качестве личных телохранителей Цезаря. Мрачное выражение их обветренных лиц и мускулистые руки подсказали Марку, что они гладиаторы или бывшие легионеры, как его отец.

«Но он не был моим отцом», – напомнил себе Марк. Он постарался не думать о Тите, чтобы не впускать горе в свое сердце. Нужно быть сильным. Нельзя поддаваться чувствам. Он не может быть слабым, если хочет спасти мать. Теперь важна только беспощадная тренировка, которую он получил в школе гладиаторов Порцинона.

– Вот, парень, возьми это.

Марк поднял глаза и увидел, что Фест протягивает ему толстую конусообразную палку, тонкий конец которой обмотан полосками кожи, чтобы обеспечить прочный захват. Марк взял дубинку и оценивающе взвесил ее на руке. Он отступил на шаг от Феста и стал размахивать дубинкой в разные стороны, ощущая, что она хорошо сбалансирована и будет полезным орудием. Фест посмотрел на него одобрительно:

– Приятно видеть, что ты знаком с этим инструментом.

Марк огляделся по сторонам: еще несколько человек засовывали дубинки за пояс или держали их за толстые концы, словно тросточки. Он повернулся к Фесту:

– Почему у них нет мечей?

Фест удивился вопросу.

– Ах да, ты же новичок в Риме. Слушай, парень, закон гласит, что в пределах города запрещается носить меч. На это никто не обращает внимания, но общество проявляет недовольство, если кто-то нарушает закон. Вот почему у нас дубинки и, кроме них, еще кое-какие вещи. Ты пользовался раньше дубинкой?

– При тренировке, – ответил Марк, – в первый месяц, пока не разрешили пользоваться настоящим оружием.

– Но это тоже настоящее оружие, – проворчал Фест, подняв свою дубинку. – Почти такое же эффективное, как и меч, если дело коснется драки. И не такое уж безнравственное. Последнее, чего хочет Цезарь и другие великие люди Рима, – это чтобы на улицах проливалась кровь. Запомни: раскроишь кому-нибудь череп – и получишь беспорядки.

Он помолчал, прищурился:

– И последнее. Ты должен называть меня господином, когда говоришь со мной. Ясно?

– Да… господин.

– Так-то лучше. Держи эту дубинку как тросточку, если я не прикажу кого-нибудь приложить. Понял?

Марк кивнул. Фест похлопал его по плечу:

– Ты храбрый парень!

– Хозяин идет! – послышался голос.

Фест и остальные быстро построились в две линии по обе стороны от входа в дом. Марк встал в конец линии рядом с Фестом, глядя прямо перед собой, как все. Удары ботинок о плиты отдавались эхом от стен. Цезарь вошел в комнату, обнимая за плечи племянницу. За ними шел Луп, с плеча которого свисала сумка с дощечками для записей. Марк украдкой метнул взгляд на хозяина. На нем были чистейшая белая туника с широкой пурпурной полосой, доходящей до низа, и ботинки из тонкой красной кожи с болтающимися кисточками. Волосы были аккуратно уложены в маленькие колечки вокруг головы. Марк был поражен его блестящей внешностью. Похоже было, что Цезарь намерен ослепить аудиторию своим великолепием.

Цезарь остановился и спросил у Порции:

– Как я выгляжу, дорогая?

– Консул до кончиков ногтей! – радостно улыбнулась Порция. – Я горжусь тобой.

Марк понял, что Порция имела в виду, когда говорила, что может вить из дяди веревки.

– И я тобой горжусь.

Цезарь просиял и наклонился поцеловать ее в лоб. Потом обернулся, и лицо его сразу стало суровым, когда он обратился к ожидающим его:

– Как вам известно, у меня есть враги, но до сих пор у них хватало ума не трогать римского консула. Однако это может измениться. Сегодня утром я намерен предложить сенату новый закон. Он, конечно, разделит членов сената, и это вызовет определенные затруднения. Мои враги могут быть трусами, но я определенно не трус. Важно, чтобы народ Рима увидел, что я не боюсь. Поэтому вы все время должны держаться от меня футах в десяти. Придете мне на помощь, только если я позову вас. И вы даже пальцем никого не тронете, если я вам не прикажу, какой бы буйной ни была толпа. Ясно?

– Да, Цезарь! – хором ответили слуги, и Марк вместе с ними.

Цезарь прошел вдоль каждой линии, проверяя своих людей, потом отступил и кивнул в сторону выхода:

– Выводи их, Фест. Через минуту я присоединюсь к вам. Луп, ты тоже иди с ними.

Марк повернулся, собираясь последовать за другими, но его остановила рука, опущенная на его плечо.

– Нет, мальчик. Ты подожди.

Марк отошел в сторону, а другие стали спускаться по лестнице на улицу. Сердце его тревожно забилось. Чего хочет от него хозяин? Цезарь проследил, как его люди выходят один за другим. Когда последний ушел, он повернулся к племяннице:

– Порция, ты можешь идти.

– Да, дядя, – кивнула она, мельком взглянула на Марка, подняв бровь, и направилась в заднюю часть дома.

Цезарь пристально посмотрел на Марка, и мальчик пришел в замешательство под этим пронизывающим взглядом. Он опустил глаза, заметив удовлетворенную улыбку, мелькнувшую на губах консула.

– Насколько всем, помимо тебя, меня и Феста, известно, я привез тебя в Рим, чтобы ты защищал мою племянницу. И ты будешь ежедневно выполнять эту работу. Однако, как я уже говорил, у меня есть и другие планы на тебя. Поэтому я хочу, чтобы сегодня ты присутствовал рядом со мной в сенате. Важно, чтобы ты запомнил лица людей, которые называют себя моими друзьями, и лица моих врагов. – Он помолчал. – Ты умен, быстро соображаешь, обладаешь прирожденной смелостью. Когда ты выполнишь свою работу здесь, в Риме, я намерен сделать из тебя превосходного гладиатора в одной из моих школ в Кампании.

Марк не сумел скрыть отчаяние. Он быстро взял себя в руки, но было уже поздно. Цезарь нахмурился:

– Разве тебе не нравится такая награда?

Марк подумал, что быть гладиатором – это почти то же самое, что быть рабом до конца жизни. Такой судьбы он себе не желал. Но, понимая, что глупо обижать Цезаря, он кивнул:

– Это будет честью для меня, хозяин.

– Конечно будет. Но до того как ты покинешь мой дом, пройдет некоторое время. А сейчас я хочу, чтобы ты внимательно следил за сегодняшним заседанием в сенате. Ты должен стоять рядом с остальными людьми и быть начеку. Надень капюшон на голову. Там наверняка будут присутствовать агенты моих врагов и наблюдать за нашим уходом. Они, конечно, не обратят внимания на мальчика, но я не хочу рисковать. Ни к чему, чтобы они увидели твое лицо и узнали тебя потом. Я говорю это ради твоей безопасности, но это и в моих интересах. Так что надень капюшон прямо сейчас.

– Да, хозяин.

Преодолевая брезгливость и морща нос от кислого запаха, Марк надел капюшон так, чтобы не было видно лица. Цезарь удовлетворенно кивнул:

– Хорошо. Пойдем.

Последовав за хозяином, Марк поспешил занять свое место позади телохранителей, готовых отправиться в путь. Небольшая толпа собралась на улице посмотреть, как консул будет выходить из дома, и встретила его появление радостными криками. Цезарь тепло улыбнулся людям и приветственно поднял руку, а затем начал свой неспешный путь по улице. Она была узкая, как и почти все улицы в Субуре, и Марку казалось, что она буквально зажата между высокими жилыми домами. Большинство домов были в два-три этажа, но встречались и почти вдвое выше. Вид этих высоких зданий внушал Марку тревогу. По стенам некоторых из них шли сверху донизу большие трещины. И казалось, эти дома вот-вот рухнут.

Проходя по улице, консул выкрикивал приветствия владельцам маленьких лавочек, встречавшихся по пути. Луп поравнялся с Марком и кивнул в сторону их хозяина:

– Он устраивает целый спектакль, правда?

Мясники останавливали работу, чтобы помахать окровавленными топорами в знак признательности Цезарю, а сукновалы переставали топтать сукно в чанах, поддерживая консула своими криками. Что-то кислое ударило в нос Марку, и он поморщился:

– Что это за запах?

– Запах? – Луп оглянулся на сукновалов. – Ах это. Это моча.

– Моча? Они что же, стоят в моче?

– Вот именно. Нет ничего лучше для очистки материала, – объяснил Луп обыденным тоном.

Марк в изумлении покачал головой, и тут перед ними выбежал пекарь и предложил их хозяину каравай хлеба. Цезарь милостиво принял дар и передал его Марку:

– Вот. Съешь, если хочешь.

Марк благодарно склонил голову и, разломив хлеб пополам, протянул половину Лупу. Он откусил кусок и почувствовал вкус плохо пропеченного теста.

Известие, что Цезарь идет в сенат, разносилось по улицам, и все больше и больше народа стало выстраиваться за его свитой. Когда Марк приехал в Рим, было уже темно. Сегодня он впервые вышел в центр города при свете дня. До недавнего времени единственным известным ему городом был сонный рыбный порт Нидри, почти деревня. И сейчас все его чувства подверглись нападению со всех сторон. Помимо ужасного зловония большого города, его поразили крики городских глашатаев и множество людей в ветхих жилищах, тесно стоящих по обе стороны улицы. Но виды города восхищали Марка, как и разнообразие одежды различных народов, живущих вместе. Неподалеку от дома Цезаря высилась синагога, в дверях которой стояли несколько раввинов, что-то обсуждавших на своем странном языке. Количество магазинов увеличивалось по мере того, как растущая процессия подходила к Форуму в центре города. На прилавках громоздились самые разнообразные товары – от фруктов и зерна до тюков шелковой ткани и драгоценностей.

Кое-что из увиденного пугало Марка: грязные лица голодных детей, ухватившихся за лохмотья их босоногих матерей, и мертвые, лежащие на улицах, как узлы с выброшенным тряпьем. Некоторые тела были прислонены к потрескавшейся штукатурке стен, где их застала смерть, других мертвецов выбрасывали в темные боковые улочки, чтобы они не мешали проходить живым. Там они и останутся, пока рабочие не снесут тела в одну из общих могил за городскими стенами.

Когда он проходил мимо кучи мусора, состоящей из отбросов, грязи и фекалий, послышался жалобный плач. Повернувшись на звук, Марк замедлил шаг и увидел брошенного младенца, барахтающегося среди всей этой мерзости. Марка затошнило. Он остановился бы, но идущие сзади напирали на него, заставляя идти вперед.

К счастью, Цезарь и его сопровождающие быстро покинули Субуру и пришли на Форум. Марк снова был поражен масштабами увиденного. Общественные здания большого города стояли по обе стороны Священной дороги, главной улицы, ведущей к сердцу Рима. На дальней стороне Форума возвышался Палатинский холм, откуда глядели на город дома самых богатых семей Рима. По мнению Марка, своими блестящими оштукатуренными стенами, высокими крышами, крытыми черепицей, и садами-террасами они скорее напоминали дворцы, чем обычные дома.

Цезарь повернул вправо, к видневшемуся вдали Храму Юпитера и нескольким зданиям у подножия Капитолийского холма. Марк вспомнил, как Тит рассказывал ему, что здесь собирается сенат, чтобы обсуждать законы, управляющие Римом. Перед ними лежала большая рыночная площадь, где продавались самые изысканные товары со всей империи. Здесь также располагались конторы банкиров и купцов. Марку хотелось хорошенько рассмотреть все это, но надо было идти дальше. Ему с трудом удавалось сохранять свое место в толпе, которая продолжала следовать за Цезарем, направляющимся к месту встречи членов сената. Среди массы народа, заполнившего Форум, Марк заметил других сенаторов в красивых тогах, которые тоже с трудом пробирались через переполненный Форум, каждый в сопровождении своей свиты.

– Черт возьми! – проворчал один из людей Феста. – Где сегодня ликторы? Почему их нет здесь, чтобы расчищать для нас дорогу?

– Потому что Цезарь отослал их, – мрачно ответил Фест. – Не хотел раздражать толпу, приказывая ликторам расталкивать народ.

Марк пробрался вперед, к Фесту:

– Кто такие ликторы?

– Официальные телохранители консула. Они носят пучки прутьев, привязанных к топорикам. Их обязанность – расчищать путь для консулов.

– Тогда почему они не выполняют свою работу? – вмешался кто-то другой. – Уж другой-то консул наверняка заставит своих ликторов расчищать дорогу для него.

– Вот почему он не станет любимцем толпы, – объяснил Фест. – В отличие от Цезаря. Наш хозяин знает путь к сердцам людей. Он может играть ими, как на лире. А теперь закрой рот и перестань жаловаться.

Фест повысил голос, чтобы остальные услышали его сквозь гул толпы:

– Внимание всем! Будьте начеку!

Марк постарался следовать приказу, но он был недостаточно высок и мало что видел из-за спин окружавших его взрослых мужчин.

Возле Дома сената образовалась плотная толпа. Служащие пытались освободить лестницу для прохода сенаторов. Когда некоторые из сенаторов поднимались по ступеням, толпа радостно ревела. Другие всходили наверх под общее молчание или топот ног.

– Что происходит? – спросил Марк Лупа.

– Существуют два типа сенаторов. Одни хотят удержать власть и богатство в руках аристократов, а другие, как Цезарь, хотят помочь простому народу. Их толпа и приветствует.

Марк невольно удивился желанию своего нового хозяина постоять за бедных людей в Риме. Но если он готов помочь им, то почему не хочет помочь и рабам?

Они продолжили движение к Дому сената, а когда дошли до подножия ступеней, путь впереди наконец очистился. Цезарь поднялся на несколько ступеней и повернулся к толпе. Встреченный радостным ревом, он поднял правую руку и улыбнулся, наслаждаясь приветственными криками. Потом спустился к Фесту, наклонился к своему слуге и тихо отдал приказ:

– Ты и твои люди останетесь здесь. Луп и Марк, следуйте за мной к входу, а затем найдите подходящее место, откуда можно наблюдать за дебатами. Луп, обязательно объясни Марку процедуру. Я хочу, чтобы он точно знал, кто есть кто в стане врагов.

Цезарь подмигнул Марку, повернулся и поднялся по ступеням к входу в Дом сената. Луп подождал немного, потом подал знак Марку следовать за ним, и они поднялись наверх лестницы. Один из служителей остановил их:

– Куда это вы идете?

– Мы с консулом. Я – его писарь. Он хочет, чтобы мы наблюдали за дебатами.

Служитель наклонился и посмотрел на медную пластину на шее Лупа, проверяя, кто его хозяин, затем ткнул большим пальцем в сторону ступеней:

– Можете идти до общественной галереи, не дальше. Понятно?

Луп кивнул и прошел за Марком к колоннаде, окружающей место для дебатов. Ставни высоких окон были открыты, лучи света падали на ряды каменных скамеек напротив двух богато украшенных кресел для консулов. Одно кресло было занято крупным человеком с круглым лицом и тонкими темными волосами.

– Ха, – улыбнулся Луп. – Консул Бибул уже здесь. Думаю, с нетерпением ждет начала.

Марк перегнулся через деревянные перила, посмотрел вниз и увидел Цезаря, который шел сквозь толпу сенаторов, пожимая руки и обмениваясь приветствиями. Были и другие, кто холодно относился к Цезарю, и Марк догадался, что это противники, о которых он говорил. Их лица Марк должен был запомнить. Холодок пробежал у него по спине при мысли, что эти сенаторы были злейшими врагами его настоящего отца – Спартака. Эти же сенаторы приказали распять пленных после последнего боя Спартака. Брикс говорил ему, что их было шесть тысяч и они висели вдоль Аппиевой дороги от Рима до Капуи.

Цезарь пересек открытое пространство между скамьями сенаторов и креслами консулов. Он кивком поприветствовал Бибула и сел в свое кресло. Поскольку теперь оба консула присутствовали, остальным сенаторам было позволено занять свои места. Как только прибыл последний сенатор, толпе наконец разрешили войти. Служащие образовали линию у порога, чтобы направлять людей, когда они поднимались по лестнице и заполняли общественную галерею, с которой было видно помещение для дебатов.

– А что будет теперь? – спросил Марк, окруженный любопытными, пытающимися разглядеть сенаторов.

– Теперь? – Луп посмотрел на него с угрюмой улыбкой. – Теперь мы узнаем, кто за Цезаря, а кто против него.

IV

Марк наклонился вперед и стал внимательно наблюдать за тем, как старший служитель сената, прочистив горло, начал читать с восковой дощечки:

– Первый и единственный пункт сегодняшней повестки дня предложен консулом Гаем Юлием Цезарем.

Он склонил голову в сторону Цезаря и возвратился к своему столу, где взял стило, чтобы записывать ключевые моменты предстоящих дебатов для официального архива Римского сената. В Доме воцарилась тишина. Несколько мгновений Цезарь сидел неподвижно, нагнетая напряжение в аудитории, потом медленно поднялся и глубоко вдохнул:

– Как известно каждому гражданину, мы живем в период великого процветания. Мир вернулся в Рим, и пора наконец отдать дань уважения великим жертвам, понесенным нашими согражданами, которые воевали во славу Рима. Солдаты генерала Помпея победили всех врагов, посланных против них…

«Люди, которые убили моего отца и тех, кто боролся вместе с ним за свою свободу», – подумал Марк, охваченный противоречивыми чувствами.

– Теперь они вернулись в Италию, ожидая, что Рим продемонстрирует им свою благодарность, – Цезарь жестом показал на лица, заглядывающие в окна. – Я уверен, сегодня здесь присутствуют многие бывшие солдаты генерала Помпея. Я благодарю их от лица всех граждан Рима. Им я говорю, что Рим должен бесплатно обеспечить их земляными наделами, которых они, безусловно, заслуживают.

Одобрительные крики людей, собравшихся на колоннаде, прокатились вниз по ступеням и были подхвачены на Форуме. Цезарь подождал, пока наступит тишина, и продолжил:

– Но сегодня здесь присутствуют сенаторы, которые возражают против принципа справедливой награды за доблестную службу наших солдат. Я не буду называть их имен – вы узнаете их, когда они будут выступать против моего предложения. Им придется ответить нашим солдатам за свой протест…

Цезарь обвел взглядом помещение и неожиданно сел. Сразу встал один сенатор и поднял руку, чтобы привлечь к себе внимание:

– Я поддерживаю предложение консула.

– Как и следовало ожидать, – хихикнул Луп.

– Кто он? – спросил Марк, глядя на высокого представительного сенатора, продолжавшего свою речь в поддержку расселения ветеранов Помпея.

– Это Марк Лициний Красс. Он был самым богатым человеком в Риме – нажил состояние, покупая и продавая контракты по сбору налогов. Но потом генерал Помпей вернулся с Востока, нагруженный сокровищами, которые он собрал как трофей. И они стали злейшими врагами.

Марк нахмурился. Он возлагал большие надежды на генерала Помпея. Если у Помпея есть враги, то Марку надо узнать больше.

– Тогда почему Красс сейчас поддерживает Помпея и его солдат?

Луп усмехнулся:

– Можешь быть уверен, он делает это не по доброте сердечной. Без сомнения, он крепко связан с Помпеем и Цезарем. Я думаю, он надеется на контракты по сбору налогов в провинциях, которые создал Помпей.

– Понятно.

Марк еще какое-то время смотрел на Красса, пока тот объяснял причины, почему сенат должен проголосовать в пользу нового закона. Потом снова повернулся к Лупу:

– Генерал Помпей здесь?

– На этот раз здесь. Обычно он не утруждает себя присутствием. Оказывается, он скорее солдат, чем политик. Первое свое выступление в сенате он провалил и с тех пор приходит только тогда, когда для него важно, чтобы народ его увидел.

У Марка появилась слабая надежда.

– Который из них? – с волнением спросил он.

Луп показал на статного сенатора, сидевшего в первом ряду. У него были светлые волосы, искусно уложенные в аккуратную прическу, золотые браслеты на волосатых запястьях и ожерелье вокруг толстой шеи. Он сидел, сложив руки и кивая тому, что говорил Красс. Вокруг него расположилась группа сенаторов, следивших за ним в ожидании сигнала, когда им надо будет демонстрировать свою поддержку.

Марк внимательно смотрел на знаменитого генерала, все более и более волнуясь. Это был человек, для которого сражался Тит и чью жизнь он спас в последнем бою против Спартака и его мятежной армии. Это был человек, который мог помочь Марку освободить мать, человек, которого Марк надеялся найти, когда первый раз отправился в Рим. Возможно, Порция права и он должен быть благодарен за то, что оказался в доме Цезаря. Иначе он никогда не узнал бы, как найти генерала Помпея.

Но теперь он должен найти способ подойти достаточно близко, чтобы поговорить с Помпеем. Если он сумеет это сделать, то положит конец страданиям матери. Внезапно перед его мысленным взором возник образ матери, скованной цепью с другими рабами. Он знал, что ее заставили работать на ферме Децима, сборщика налогов, ответственного за все несчастья, которые свалились на Марка с тех пор, как люди Децима появились на ферме Тита. Мальчик вновь мысленно увидел, как Тит умирает от рук приспешника Децима, Термона. Потом перед ним возникло лицо матери, изнуренное, залитое слезами. У него перехватило горло, в глазах защипало от выступивших слез.

Сердясь на себя, он рукавом вытер глаза, пока не заметил Луп. Он должен быть сильным, иначе ему не выпадет шанса спасти мать и себя. Он должен помнить тренировки гладиаторов, которые научили его противостоять страданиям, не жалуясь выносить боль и несправедливость. Марк заставил себя выбросить из головы все мысли о матери и сосредоточился на дебатах. Надо подумать о том, как это может помочь его делу.

Красс закончил свою речь под умеренные аплодисменты большинства сенаторов и громкие крики народа. Один из сенаторов рядом с Помпеем встал в знак поддержки, затем разразился длинной хвалебной речью в адрес Помпея. Великий генерал принял хвалу, скромно кивнув головой. Когда сенатор сел, поднялся еще один. Полная противоположность другим сенаторам: высокий, тонкий, с растрепанными волосами, одетый в простую бежевую тунику поверх коричневой и в простые сандалии. Гул наблюдающей публики замер.

– Вот и неприятность, – пояснил Луп. – Это Катон. Один из самых непримиримых врагов нашего хозяина. И кстати, тесть другого консула, Бибула.

Катон оглядел сенаторов, публику на колоннаде и наконец впился взглядом в Цезаря.

– Эта мера, – начал он ледяным презрительным тоном, – всего лишь бесстыдная попытка завоевать поддержку толпы ради личной политической славы Цезаря и его марионетки Гнея Помпея. Тот факт, что сенатор Красс внезапно изменил свои взгляды, чтобы поддержать их заговор, направлен против членов этого Дома и народа Рима!

– Ох, – пробормотал Луп. – Цезарю это не понравится.

Марк посмотрел на своего хозяина – тот сидел неподвижно, как статуя, сохраняя спокойное, сосредоточенное выражение на лице. Если он и был задет или рассержен таким обвинением, никто не догадался бы об этом. Марк почувствовал растущее восхищение своим хозяином.

– Земля, которая является собственностью республики, принадлежит всему народу! – прогремел Катон. – Она не принадлежит лично генералу, и он не может раздавать ее своим солдатам, как бы они ни заслуживали эту землю.

Его саркастический тон был замечен зрителями, и из толпы, осаждающей окна, послышались гневные выкрики.

– Афера аристократов! – раздался голос рядом с Марком.

– Они хотят землю для себя! – крикнул кто-то.

Катон скрестил руки на груди, ожидая, когда затихнут крики, а потом продолжил:

– Какие бы награды ни заслужили наши солдаты, этот способ – кинжал, нацеленный в сердце Рима. Цезарь и его союзники намерены еще крепче держать в руках власть. Наша обязанность, отцы народа, – Катон распахнул в стороны руки, обращаясь к сенаторам, – воспротивиться этим людям, этим влиятельным фигурам, тайно замышляющим против нас.

Сенатор старше его, сидящий рядом, зааплодировал. Другие сенаторы присоединились к нему.

– Это Цицерон, – объяснил Луп. – Он – самый хитрый шакал в Риме. Он будет утверждать, что черное – это белое, и ты будешь верить ему, пока не споткнешься об истину и не разобьешь нос. Цицерон – это человек, за которым надо следить. Если в Риме заключена какая-нибудь тайная закулисная сделка, можешь быть уверен, что он в ней замешан.

Когда Катон возобновил свою речь, Марк невольно удивился ожесточенному соперничеству между членами сената. Раньше он даже и не думал о политике – Рим казался таким далеким от его прежней жизни. Тит всегда относился к политикам с презрением и говорил, что они никогда не станут ровней генералу Помпею, который провел свои армии почти по всему миру. Из того, что маленький Марк узнал от Тита и от других людей, встреченных им с тех пор, как его привезли в Италию в качестве раба, у него сложилось представление, что сенат – это место, где собираются самые великие умы республики, чтобы обсуждать и проводить новые законы. Но, наблюдая за всеми этими сенаторами, Марк был больше всего поражен тем, что они, похоже, ненавидят друг друга.

Катон продолжал говорить, говорить, говорить… Прошел час, другой, наступил полдень. Катон сыпал обвинениями и оскорблениями, а потом перешел к бессвязному изложению длинной истории борьбы с тиранией, которая началась несколько столетий назад и завершилась тем, что римский народ поднялся против своего последнего царя Тарквиния Гордого и объявил республику. Наконец некоторые зрители, собравшиеся у окон, стали уходить. У Марка заболели ноги от долгого стояния, он подался вперед и облокотился о деревянные перила. Он перестал слушать Катона, ему надоело. И не только ему одному надоело слушать Катона. Внизу, на сенаторских скамьях, несколько более старых членов сената задремали, склонив голову на грудь. Один очень старый, иссохший сенатор храпел, откинувшись на спинку скамьи, пока Катон бубнил свое. Марк заметил, что у Цезаря кончается терпение. Теперь он открыто бросал сердитые взгляды на Катона.

– Как и предвидел хозяин, – сказал Луп. – Катон намерен заболтать предложение.

– Что это значит? – спросил Марк.

– Это значит, что если он будет говорить до захода солнца, то служащий должен будет отложить дебаты до следующего дня. Если он и завтра будет так долго говорить, дебаты опять отложат.

– Ему разрешат это?

– Таковы правила, – пожал плечами Луп. – Это политика, чтоб ты знал.

– Наш хозяин не допустит, чтобы Катону это удалось.

– Конечно не допустит. Но он не хочет, чтобы все увидели, что он нарушает правила, лишь бы провести свое предложение. Он постарается их не нарушить.

Марк посмотрел на двух консулов, сидящих в своих креслах. Цезарь хмурился, барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Бибул сидел рядом с ним, сложив руки, и улыбался с довольным видом.

Через час после полудня Катон вдруг замолчал, сел и послал служащего принести ему воды. Цезарь немедленно встал:

– Я благодарю сенатора Катона за его вклад в дебаты. Уверен, мы все с удовольствием послушали урок истории.

Несколько сенаторов засмеялись. Катон встал, качая головой, и поднял руки, привлекая к себе внимание:

– Я не закончил свою речь!

– Но ты закончил, когда сел на свое место, – с улыбкой заметил Цезарь.

– Я только взял паузу. Я не закончил.

– Ты уже сказал более чем достаточно, и наше терпение иссякло, – твердо возразил Цезарь.

– Я не уступлю своего права говорить, пока не буду готов к этому, – настаивал Катон.

– Ты злоупотребил своим правом, – повторил Цезарь. – Ты ясно показал всем, что ты против моего предложения. Теперь очередь кого-нибудь другого.

– Это я буду решать! Я не уступлю!

– Значит, ты отказываешься уважать правила сената.

Цезарь сел и щелкнул пальцами ликторам, стоявшим за креслами консулов:

– Удалите этого человека из Дома сената!

Среди сенаторов раздались изумленные вздохи, послышался ропот. Преодолев нерешительность, старшина ликторов дал знак своим людям, и они прошли между каменными скамьями и окружили Катона, который стоял, решительно скрестив руки на груди. Когда он отказался двинуться с места, два ликтора взяли его под руки и потащили к проходу.

– Вы не имеете права так поступать! – громко запротестовал Бибул. – Это произвол!

– А действия Катона нарушают правила, – возразил Цезарь. – Он высказал свою точку зрения, и теперь он препятствует свободным и справедливым дебатам. Мы будем продолжать без него.

Марк с удивлением наблюдал, как Катона выволокли наружу и спустили со ступеней на улицу. Он попытался вернуться в Дом, но ликторы решительно преградили ему путь.

Бибул побагровел от гнева:

– Это скандал! Произвол! Это тирания!

– Ни то ни другое, – спокойно ответил Цезарь. – Если бы это было так, ты, без сомнения, был бы уже мертв.

– Ты смеешь угрожать мне? Консулу Рима?

– Успокойся, дорогой Бибул, а не то ты сам причинишь себе какой-нибудь вред. Давайте продолжим дебаты.

– Нет! Я отказываюсь! – Бибул с трудом поднял с кресла свое громоздкое тело. Высоко держа голову, он торжественно прошагал к выходу. – Я не хочу принимать участие в этой попытке оскорбить власть сената. Более того, я наложу вето на любую попытку проголосовать за предложение Цезаря. – Он обвел взглядом присутствующих сенаторов. – Я призываю всех, кто ценит свою честь, присоединиться ко мне и к сенатору Катону.

Наступила короткая пауза, сенаторы начали неловко переглядываться. Наконец Цицерон встал и прошел к Бибулу. К нему присоединился другой сенатор, потом еще один, и еще. По оценке Марка, почти треть сенаторов были против Цезаря. Когда они покинули Дом сената, Цезарь поднялся:

– Сегодняшнее заседание закрывается. Дебаты будут возобновлены завтра, на Форуме, где я выступлю перед народом, чтобы он принял решение.

Закончив, он посмотрел туда, где стояли Марк и Луп, наблюдая за событиями. Он кивнул Лупу и отвернулся, чтобы во главе остальных сенаторов выйти из Дома сената.

– Пошли! – Луп схватил Марка за руку.

– А что будет?

– Небольшой сюрприз для нашего друга Бибула, который Цезарь подготовил заранее. Вполне заслуженный.

Они пробрались сквозь оставшуюся толпу и поспешили на лестницу перед Домом сената, где ждал Фест с телохранителями Цезаря. На ступенях смешались сенаторы обеих фракций. Катон и Бибул продолжали протестовать, стараясь увеличить количество своих сторонников.

Луп остановился перед Фестом.

– Хозяин готов преподнести свой сюрприз.

– Замечательно! – радостно воскликнул Фест, потирая руки, и повернулся к одному из своих людей. – Все готово?

– Да, господин, – хихикнул человек, кивнув на что-то у себя за спиной. – Он будет так потрясен, что запомнит это на всю жизнь.