Текст книги "Кровавые вороны Рима"

Автор книги: Саймон Скэрроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Ну же, ублюдки! – рявкнул Макрон, повернувшись к форту. – Помогите нам!

Командир гарнизона уже оценил ситуацию, и в следующее мгновение ворота открылись, и отряд наемников строевым шагом направился к месту, где кипела битва. Вздохнув с облегчением, Макрон поднял меч и огляделся по сторонам в поисках нового противника. И обнаружил, что Катона нигде не видно. По спине пробежал холодок.

– Катон, где ты? Отзовись!

Тут он заметил в нескольких шагах кровавое красное пятно на траве и гребень принадлежащего префекту шлема. Не медля ни секунды, Макрон развернул коня и поскакал к месту, где, вероятно, случилось несчастье с другом. Неподалеку валялась конская туша, и Макрон мгновенно сообразил, что Катон оказался в западне. Его внимание привлек местный воин, который только что прикончил легионера и вытащил из тела окровавленное копье. Воин тоже заметил красный гребень шлема в траве, его глаза загорелись кровожадной радостью, и он устремился к беспомощному Катону.

– Не сметь, пес! – рыкнул Макрон, пришпоривая коня.

* * *

Катон, еще не видя противника, почувствовал его приближение. А потом показалась высокая фигура, бегущая по высокой траве в его сторону. Воин был одет в теплый коричневый плащ, накинутый поверх черной туники, и штаны, перевязанные ремнями. На шее поблескивала серебряная гривна, а мокрые от дождя волосы свисали прямыми прядями до плеч. Катону хватило секунды, чтобы рассмотреть противника, потом он напряг все силы и, застонав от натуги, снова попробовал высвободить ногу. Лошадь истекла кровью и затихла. Мертвая туша придавила седло, а вместе с ним и ногу. Повернувшись набок, Катон привстал как можно выше на левом локте и направил острие меча на приближающегося врага.

Воин сразу понял, что попалась легкая добыча, и со свирепой ухмылкой нацелил копье на беспомощного римского офицера. Стиснув зубы, Катон встретился с ним взглядом, полный решимости не давать волю страху перед лицом неминуемой смерти. Жаль только, что она оказалась такой нелепой и бесславной. Какой позор быть заколотым, словно коза на привязи! Катон надеялся, что Юлии не сообщат подробностей его постыдной гибели и жена станет оплакивать его как героя, которым Катон всегда хотел быть.

Воин отвел назад копье, готовясь к удару, а Катон тем временем напряг руку. Вот острие копья, похожее на широкий лист, метнулось молнией вниз, чтобы нанести глубокую смертельную рану. Однако Катон точно рассчитал действия противника и приготовился парировать удар. Спешить нельзя, а то промахнешься. И вот острие копья с лязгом ударилось о кромку клинка, отскочило в сторону и, скользнув над плечом, просвистело у самого уха, так что Катон ощутил кожей движение воздуха.

Взревев от разочарования, противник снова отвел копье, намереваясь ударить беспомощного римлянина. На сей раз он рассчитал удар и отбил меч Катона с такой силой, что префект едва не выронил оружие, ощутив острую боль, пронзившую руку. В следующее мгновение варвар повернул копье торцом и с силой ударил по шлему Катона. Оглушенный Катон завалился без сил на спину, а его противник с ликующим воплем поднял копье в последний раз, намереваясь добить префекта.

– Не смей, ублюдок! – прорычал Макрон.

Варвар в растерянности оглянулся, и тут на него наехала лошадь. Макрон, выпрыгнув из седла, навалился на воина, и оба тяжело рухнули на землю. При падении они выронили из рук оружие, и Макрон, вытащив из-за пояса кинжал, вонзил его в противника. Толстая ткань плаща спасла воина, острие не проникло глубоко в тело. Макрон нанес второй удар, ранив противника в плечо. Благодаря мощному телосложению центурион имел серьезное преимущество в ближнем бою. Встав на четвереньки, он придавил коленями противника и одновременно схватил его за волосы, чтобы отвести голову в сторону и обнажить шею. Макрон уже занес руку для смертельного удара, но тут раздался голос Катона:

– Погоди, Макрон! Не надо!

– Зачем он тебе сдался? – оскалился Макрон.

– Хочу допросить.

Разочарованно крякнув, Макрон буркнул:

– Ладно, приятель, тогда отдохни.

Повернув кинжал, он ударил воина рукояткой по голове, и тот, обмякнув всем телом, рухнул на землю. Выпустив из рук волосы поверженного врага, Макрон убрал в ножны кинжал и меч, а затем, подбоченившись, обратился к другу:

– Чем это ты там развлекаешься? Отлыниваешь от работы?

– Очень смешно, – буркнул Катон. – Видишь, я попал в переплет. Давай, не теряй понапрасну времени, помоги.

Зашелестела трава, и друзья увидели отряд наемников во главе с опционом, спешащий в их сторону.

– Кай Лентул, – представился опцион.

– Вовремя подоспел, опцион, – скривился Макрон. – Вы уклонились от сражения, но по крайней мере можете сейчас принести хоть какую-то пользу. Помогите префекту выбраться из-под проклятой коняги.

Опцион с солдатами, положив на землю копья и щиты, стащили лошадиную тушу с Катона. Префект заскрипел зубами, так как боль пронзила ногу с новой силой.

– Осторожней! – простонал он.

Наконец Катон смог сесть и осмотреть ногу. Медные заклепки на конской сбруе вдавились в тело, оставив глубокие следы под коленом. Кровообращение потихоньку восстанавливалось, но боль не проходила. Проклиная все на свете, Катон с трудом встал на ноги и попробовал сделать шаг, но его повело в сторону. Нога занемела и не хотела слушаться. Макрон вовремя подоспел на помощь и подхватил друга под руку.

– Ну как ты?

– Замечательно, спасибо за заботу, – огрызнулся префект. – Какую еще глупость спросишь?

Макрон, не обращая внимания на грубость, рассматривал ногу друга.

– Надеюсь, перелома нет?

Катон лишь покачал головой и выпрямился, чтобы оглядеть поле боя.

Римляне разбили врага, но победа досталась дорогой ценой. На земле валялись вперемешку трупы людей и лошадей. Требеллий собирал уцелевших воинов своего эскадрона, и Катон прикинул, что в седле осталась едва ли половина солдат, которых он повел в атаку. Остальные были ранены или убиты. Несколько лошадей стояли без всадников и били копытами о землю. Последний замешкавшийся местный воин уже добежал до рощи и скрылся за деревьями. По подсчетам Катона, противник потерял не менее тридцати человек. Наемники ходили по полю битвы и добивали уцелевших врагов. Схватка была быстрой и жестокой, но заставу удалось спасти, а противник получил суровый урок.

Катон вдруг вспомнил, что эскадрон Требеллия потерял боевое знамя, однако гнаться за варварами в лес, чтобы его вернуть, было большой глупостью. Незачем напрасно рисковать жизнями людей. По возвращении в Глевум декуриону придется держать ответ перед командующим. В армии потеря знамени не допускается, и оправдания этому нет, даже если речь идет о самой маленькой боевой единице. Требеллию, по меньшей мере, грозит разжалование в рядовые и всеобщее презрение, и это позорное пятно навеки погубит его репутацию. Но уж лучше так, чем потеря остальных людей при попытке спасти честь эскадрона. Возможно, со временем знамя найдется. Когда римляне разгромят силуров и присоединят их земли к провинции Британия.

– Макрон, прикажи Требеллию отвести людей в форт, пока он еще не успел наделать глупостей.

– Ясно, – кивнул Макрон.

Катон попросил двух наемников помочь ему добраться до ворот форта. Еще два воина несли бесчувственного пленника. Сначала надо привести в порядок больную ногу и дать время раненому прийти в себя, и уж потом выяснить, какую информацию можно от него получить.

Глава 14

Требеллий, отступив на шаг от пленника, вытер о тряпку окровавленный кулак.

– Думаю, теперь он готов ответить на все вопросы.

Катон наблюдал за происходящим, сидя на табурете в офицерской столовой. Легкие раны на ноге промыли и перевязали, но колено, вывихнутое во время короткой схватки с копьеносцем, причиняло сильную боль при ходьбе. Один из наемников соорудил для него нехитрый костыль, чтобы можно было передвигаться, пока не заживет колено. Ходить с костылем было неудобно, но Катон утешал себя надеждой, что через пару дней полностью выздоровеет. Чего нельзя сказать о копьеносце, который сейчас расплачивался за посягательство на жизнь префекта.

Силура раздели до пояса и сковали руки спереди, продев древко копья через сгибы локтей за спиной. К древку привязали веревку, а ее другой конец перекинули через прочную балку в офицерской столовой. Требеллий потянул за веревку, поднимая пленника на ноги, заставляя его встать на носки, а затем закрепил веревку на балке. Потом он стал наносить удары в живот и лицо, не слишком сильно, чтобы не покалечить, однако вполне достаточно, чтобы помучить и запугать. Требеллий рассказал, что учился искусству вести допрос, и, наблюдая за декурионом, Катон пришел к выводу, что тот хорошо освоил ремесло. Макрон сидел за столом рядом, склонившись над миской с дымящейся ячменной похлебкой, и тоже следил за допросом. На столе стоял кувшин с вином, две кружки и миска с похлебкой для Катона, к которой префект даже не прикоснулся.

– Ладно, – откашлялся Катон. – Спроси, откуда пришел его отряд. Хочу знать, где находится их селение.

Требеллий, как умел, перевел вопрос. Силур, подняв глаза на Катона, сплюнул в его сторону кровавую слюну и что-то пробормотал. Требеллий, закинув голову пленника назад, ударил его по лицу.

– Хватит, – остановил его Катон. – Что он сказал?

Требеллий отпустил волосы силура, и его голова бессильно упала на грудь.

– Посылает куда подальше, господин префект. А еще желает нам отыметь друг друга.

Макрон опустил бронзовую ложку и изобразил возмущение.

– Какая непристойность! Надо научить этого варвара выражаться прилично. Игра стоит свеч. Скажи ему, декурион, что, если он не проявит к нам подобающего уважения, я приду и поимею его сестру, и мать, и всех дочерей. И даже проклятых собак, если он не образумится и не начнет говорить дело. – Макрон помахал ложкой. – Давай, переводи!

После короткого разговора с пленным декурион с усмешкой сообщил:

– Он говорит, его собаки не станут иметь с тобой дела, хватит с тебя и свиней.

Макрон молча смотрел на пленного, потом раскатисто захохотал.

– А парень не сдрейфил… пока, – добавил он уже более суровым тоном.

Катон жестом попросил друга замолчать.

– Скажи, так или иначе, ему придется сообщить все, что меня интересует. Он может избавить себя от страданий, или мы продолжим допрос до вечера. А может, и дольше, пока не получим желаемое. Он ничем себя не опозорит, если сообщит нам нужные сведения и спасет себя от ненужной боли.

Требеллий перевел слова префекта, подкрепив их очередным ударом в живот. Силур застонал, но, стиснув зубы, не произнес ни слова. Катон приказал Требеллию продолжить допрос, и декурион постарался на славу, нанося поочередно удары в живот, в голову и под ребра. Силур держался стойко и лишь стонал от боли и прерывисто дышал. Украшенная синими татуировками грудь то судорожно вздымалась, то опускалась.

– Нет, так мы ничего не добьемся, – решил, наконец, Катон. – Надо избрать другой путь. Декурион, опусти пленника вниз и принеси воды и хлеба.

– А может, приложить к заднице раскаленное железо? Я мигом устрою. Очень действенный метод развязать язык, – предложил Требеллий, вытирая вспотевший лоб.

– Пока не нужно, – отказался Катон. – Хотя потом, возможно, пригодится. Давайте попробуем его просто разговорить. Найди Децимуса и попроси принести какой-нибудь еды и воды, а также вина для меня и центуриона.

Требеллий развязал веревки, и силур со стоном рухнул на землю. От удара у него перехватило дыхание. Декурион отправился выполнять приказ, а Требеллий убрал из-под локтей пленника древко копья, освободив ему руки. Силур лежал на боку, корчась от боли. Наконец к нему вернулась способность нормально дышать, и тогда, справив малую нужду, он с трудом добрался до стены и сел, прислонившись к ней. Все это время варвар не сводил с римлян горящего ненавистью взгляда.

Доев похлебку, Макрон отодвинул миску в сторону и вытер рукой рот.

– Послушай, – обратился он к другу, – по-моему, мы этому типу не нравимся.

По губам Катона пробежала легкая улыбка.

– А мы притащились в такую даль, чтобы поделиться благами цивилизации, – не унимался Макрон. – И вот как нас отблагодарили. Иногда мне кажется, варвары не заслуживают усилий, которые мы прилагаем, желая придать им человеческий облик. Что собираешься делать с этим уродом, когда Требеллий закончит работу?

– Думаю, декуриону с этим парнем не справиться, – откликнулся Катон, в задумчивости постукивая костылем по сапогу. – Крепкий орешек, ничего не скажешь. Придется взять его с собой. Привяжем к мулу, а когда доберемся до Брукциума, допросим еще раз. Наверняка в гарнизоне у Квертуса имеется заплечных дел мастер.

Силур стрельнул глазами в сторону Катона, и префект заметил, как его лицо исказилось от страха. Это длилось лишь мгновение, а затем пленник снова стиснул зубы, продолжая молчать.

– Видел, Макрон?

– А что?

– Как он отреагировал на имя Квертуса. Похоже, нас не обманули, и центурион действительно пользуется дурной репутацией среди местного населения.

Дверь в столовую открылась, и Требеллий пропустил вперед Децимуса с массивным деревянным подносом в руках, на котором стояли кувшин с вином, три самосские кружки, фляга с водой и небольшой кусочек хлеба. Поставив поднос на стол, он наполнил кружки вином и передал трем офицерам.

– Дай пленному воды, – приказал Катон. – И хлеба.

Децимус с опаской приблизился к силуру и встал на колени рядом. Вынув из фляги пробку, он поднес ее к глазам пленника. Силур мгновение помедлил, потом открыл рот, и Децимус стал его поить. Пленник жадно глотал воду, и она стекала по подбородку на грудь. Утолив жажду, он откинулся назад, а Децимус всунул ему в руку ломоть хлеба. Силур с трудом дотянулся до рта и, оторвав зубами кусок, стал жевать. Некоторое время Катон терпеливо ждал, затем попросил Требеллия перевести очередной вопрос:

– Спроси, как его зовут.

– Зачем тебе знать его имя? – нахмурился Макрон. – Ты же не в друзья к нему набиваешься?

– Погоди, Макрон, не мешай.

Катон подал декуриону знак, вновь предлагая перевести вопрос. Силур некоторое время колебался, соображая, как поступить, но, в конце концов, решился.

– Говорит, его звать Турр.

– Ясно. А я – префект Катон. – Катон постучал кулаком в грудь. – А этого ворчливого грубияна зовут центурион Макрон.

Принимая во внимание, что Требеллий в течение нескольких часов избивал пленника, Катон решил сохранить его имя в тайне и снова попытался найти слабое место силура. На вид тому было около тридцати, и Катон наугад задал следующий вопрос:

– Скажи, Турр, у тебя есть семья, любимая женщина?

Пленник откусил кусок хлеба и принялся старательно пережевывать, намереваясь выиграть время для размышлений. Катон ему не мешал, а Макрон молча наблюдал за сценой, прислонившись к стене со сложенными на груди руками. Покончив с трапезой, силур кивнул:

– Да, есть.

– И у меня осталась в Риме жена, – улыбнулся Катон. – Очень переживает и ждет не дождется окончания войны. Хочет, чтобы я поскорее вернулся домой. А может, она приедет ко мне в Британию, когда в провинции все успокоится и наступит прочный мир.

Турр внимательно слушал префекта, а потом заговорил сам.

– Он говорит, что все смогут вернуться к семьям только после ухода римлян с острова, – перевел Требеллий.

– К сожалению, все гораздо сложнее, – грустно покачал головой Катон. – Большинство племен уже стали нашими союзниками и признали господство Рима со всеми благами, которые оно несет местным жителям. Разумеется, за блага приходится платить определенную цену. Мы не можем бросить своих друзей на растерзание Каратаку и его войску. Скажу больше: репутация императора зависит от наведения порядка и установления мира в Британии, и неважно, какими жертвами этого достигнут и сколько потребуется времени. А тебе пора понять: если Рим поставил перед собой цель, она непременно будет достигнута, и нет силы, способной ему помешать. Переведи, Требеллий.

Выслушав переводчика, силур кивнул и снова заговорил на своем языке.

– Говорит, у римлян и силуров много общего: ни те, ни другие не подчинятся чужой воле. Впереди долгая война.

– Возможно, – пожал плечами Катон. – Только мне не верится. Римские солдаты – лучшие в мире, и исход войны не вызывает сомнений. Поверь, Турр, если силуры и дальше станут поддерживать Каратака, этот путь погубит их народ и не принесет обеим сторонам ничего, кроме ужасных страданий. Так не лучше ли посмотреть правде в глаза? И не выгоднее ли для силуров попытаться заключить мир с римлянами? И тогда я смогу вернуться к жене, а ты, Турр, воссоединишься с семьей. Разве не к этому мы все стремимся?

– Допустим, я согласен с вами, – печально улыбнулся пленный. – Да только что толку? Наши желания идут вразрез с намерениями вождей. И римский император, и Каратак не остановятся и будут вести войну до последней капли крови. Нашей крови. Так что придется сражаться.

– Ну, тебе, дружок, битвы больше не грозят! – снова встрял Макрон. – В любом случае, война для тебя закончилась.

Катон сделал вид, что не слышит слов друга, и внимательно следил за пленником. Последнее замечание силура внушало надежду. Значит, он разочаровался в своем вожде. Наверняка Турр не одинок, и многие соплеменники его поддерживают. Как и Турр, многие местные жители искренне откликнулись на призыв взяться за оружие, полагая, что борьба с Римом куда более достойное занятие, чем вечная междоусобица и бесконечные стычки с соседними племенами. Каратак знал, как вдохновить воинов, и гордые племена горцев с готовностью его поддержали. Однако вместо сражения на поле боя их впутали в затяжную, изматывающую силы войну, которая с каждым месяцем приносила все более горькие плоды. В отличие от профессиональных солдат римской армии, силуры были земледельцами и пастухами, и им не терпелось вернуться к семьям и теплу домашнего очага. Им до смерти надоело гоняться за римлянами по горам под ледяным дождем и пронизывающим до костей ветром. Катон решил, что настало время воспользоваться своим преимуществом.

– Спроси, почему он так боится центуриона Квертуса? – с натянутой улыбкой обратился он к Требеллию.

Похоже, вопрос удивил декуриона, но высказывать свои соображения он воздержался. При имени Квертуса пленник судорожно сглотнул и уставился в землю.

– Смотри, как подействовало! – Макрон подошел к силуру и пнул сапогом в бок. – Ну, отвечай!

Силур поджал ноги и убрал голову в плечи, как побитая собака, а потом заговорил тихим прерывистым голосом.

– Говорит, Квертус – порождение сил тьмы. Он сжег множество деревень, уничтожая все живое на своем пути. Не щадит даже младенцев, собак и тех истребляет. Жестокость Квертуса не знает границ, он поклоняется темным богам и приносит в их честь кровавые жертвы. Отправляясь в бой, он натягивает на себя кожу, содранную с побежденных могучих воинов. Квертус пьет кровь убитых людей и ест человеческое мясо. Его воины рабски подчиняются воле командира и во всем подражают. Они повсюду сеют смерть и разрушения. Одним словом, ведут себя как…

Требеллий попросил пленного повторить последнее слово и после недолгих колебаний перевел:

– Самое подходящее слово в латыни, которым он называет Квертуса и его людей, «дикари».

– Дикари? – расхохотался Макрон. – Подумать только, дикари! И это про римлян? Вот наглый сукин сын! Требеллий, отойди-ка в сторонку. Сейчас я покажу этому ублюдку дикарей!

– Угомонись, Макрон, – прервал друга Катон. – Оставь его в покое.

Префект в задумчивости разглядывал силура. Квертус, несомненно, наводит ужас на местное население, и это неплохо. Если можешь вселить страх в душу противника до встречи в открытом бою, считай сражение наполовину выиграно. Разумеется, силур преувеличивает жестокость центуриона, и неудивительно. Слухи всегда обрастают самыми невероятными подробностями. Да, центурион Квертус сторонник крутых мер, и использует суровые методы для победы над врагом. Но остальное – полная чушь! Нечто из области ночных кошмаров. Однако теперь Катон знает слабое место пленника.

– Спроси еще раз, где находится его деревня, – обратился он к Требеллию. – Скажи, если не ответит, отвезем его в Брукциум и передадим для допроса Квертусу.

Услышав перевод, силур вздрогнул как от сильного удара, и Катон понял, что перспектива попасть в руки печально известного центуриона приводит пленного в ужас. Всплеснув руками, он подался вперед к Катону и принялся о чем-то умолять.

Декурион с довольным видом перевел его речь:

– Молит вас о пощаде. Просит не отсылать в Брукциум, а отправить в Глевум. Лучше участь раба, чем встреча с Квертусом. Ну, потом стал бормотать молитвы своим богам.

Наклонившись вперед, Катон ткнул пленного в грудь костылем.

– Тогда говори: где находится твоя деревня? Если скажешь, даю слово спасти тебя и всех жителей. Да, вас обратят в рабов, но не сожгут заживо и не зарубят мечом. Ну, говори!

Из груди Турра вырвался хрип, и он покачал головой, разрываясь между страхом перед встречей с лютым врагом, преследующим в кошмарах, и позором предательства. Скрипнув зубами, он склонил голову и снова ушел в себя.

– Ну что, продолжить допрос? – подмигнул Требеллий. – Теперь, когда вы нагнали на негодяя страха, очередная взбучка окончательно его сломит.

Катон на мгновение задумался. Несмотря на страх, силур не выдал семью, вероятно, цепляясь за слабую надежду, что по дороге в Брукциум римляне подвергнутся нападению. Однако, если удастся добраться до форта без приключений, пленнику придется принять выбор, предложенный префектом.

– Нет, подними его, – приказал Катон Требеллию. – Выведи на улицу и как следует свяжи на ночь. Да смотри, чтобы он ничего с собой не сделал. А лучше сходи к опциону и скажи, чтобы велел своим людям время от времени проверять, как пленный себя ведет. Ну ладно, на сегодня все.

Требеллий поставил пленного на ноги.

– Пойдем, моя прелесть. Пора баю-бай.

Вытолкав силура из столовой, декурион захлопнул за собой дверь.

– Хочу поговорить с опционом, что командует фортом, – обратился Катон к Децимусу, который, пристроившись в углу, жевал кусок сушеной говядины.

Вскочив с места, Децимус захромал к выходу. После недолгого молчания Макрон указал на миску с похлебкой, предназначенную Катону.

– Может, поешь?

Похлебка остыла, превратившись в желеобразную массу.

– Нет, угощайся, если хочешь.

Пока Катон размышлял над создавшейся ситуацией, его друг быстро расправился со второй порцией похлебки.

– Чем ближе к Брукциуму, тем больше чудес. Даже если половина болтовни нашего приятеля Турра – правда, мы попали в хорошую переделку. Тебе не кажется, что кое-кому это выгодно?

– То есть как это выгодно? – не понял Макрон.

– До отъезда сюда мы не обзавелись многочисленными друзьями в Риме. Чего не скажешь о врагах. Вот почему Нарцисс оказал нам милость, отослав как можно скорее в Британию.

– И вот мы на месте. Так в чем загвоздка?

– А в том, что это место находится по дороге в один из самых отдаленных фортов, окруженный вражескими воинами, а командует гарнизоном кровожадный маньяк. Знаешь, Макрон, создается впечатление, что нас умышленно отправили в западню.

– И чья это работа?

– А ты как думаешь? Наверняка дело рук Палласа.

Катон мысленно представил масляную физиономию вольноотпущенника-грека, ставшего советником императора. Слуги, окружающие стареющего, теряющего силу императора, строили планы, как получше устроиться, когда на трон взойдет его преемник. Паллас спелся с новой женой императора Агриппиной и ее сыном Нероном. Возможно, Нерон уже взошел бы на престол, если бы Катон и Макрон не спасли жизнь Клавдию, когда на императора совершилось покушение.

– Мы расстроили заговор Палласа против императора, – вздохнул Катон. – И он хочет отомстить, а заодно спрятать все концы в воду.

– Жаль, что проклятому греку удалось выйти сухим из воды. И все-то ему нипочем.

– Верно. Но нам-то известно о его делишках. И пока мы живы, Паллас видит в нас возможную угрозу и не допустит, чтобы мы предали гласности все, что знаем. Хотя мало кто нам поверит. Для Палласа лучший выход отправить нас на верную смерть.

– Похоже, у тебя неважно с памятью. Когда Нарцисс велел нам ехать в Британию, форт еще не был построен. А твой предшественник погиб незадолго до нашего назначения. Так что новость никак не могла дойти до Рима до нашего отъезда.

– Ну и что? Детали роли не играют. Я думаю, как только Паллас узнал о нашем назначении в Британию, он тут же отправил весточку одному из своих шпионов с приказом позаботиться о нашем провале. То есть послать туда, откуда не возвращаются. Сдается мне, у Палласа есть свой человек в окружении губернатора, если не сам губернатор. Кем бы ни были эти люди, они постараются найти верный способ с нами расправиться. Брукциум идеально подходит для этой цели. А поскольку прежний префект погиб, нет нужды искать для него новую должность. Так что все сыграло на руку Палласу.

– Неужели такое возможно? – засомневался Макрон. – Сказать по чести, мне кажется, ты преувеличиваешь опасность. А наша отправка в Брукциум – простая случайность.

– И ты этому веришь? После всех хитросплетений, свидетелями которых мы были последние годы? Тебе ведь хорошо известны дворцовые интриги.

Разговор прервало появление Децимуса и опциона. Они зашли в столовую, и, прежде чем представиться, офицер плотно закрыл за собой дверь.

– Опцион Манлий Ацер, господин префект. Вы хотели меня видеть.

– Вольно, опцион. Присаживайтесь.

Неофициальный прием старшего по званию несколько озадачил опциона, однако он послушно занял место на скамье напротив.

– Ведь это последняя застава перед фортом Брукциум, верно? Дальше нет даже сигнального поста.

Манлий кивнул в ответ.

– Дело в том, что из Брукциума уже в течение месяца не поступает донесений. Вы что-нибудь слышали?

– Слышать не слышал, но десять дней назад видел дозорный отряд у входа в долину. Фракийские кавалеристы. Показались на мгновение и скрылись за деревьями.

– И никаких вестей? Или просьб подвезти продовольствие?

Опцион снова покачал головой.

– Странно, верно? Вам не кажется?

– «Странно» не то слово, господин префект. До того как Квертус принял командование, префект каждые десять дней присылал на склад два эскадрона и две центурии легионеров, чтобы сопровождать до форта обоз с продовольствием. После смерти префекта некоторое время поддерживался прежний порядок, но потом за поставками стали приезжать все реже, и в конце концов просьбы пополнить запасы вообще перестали поступать.

– Почему же вы не послали дозорный отряд узнать обстановку? – удивился Макрон.

– Это не входит в мои обязанности. Мне приказано охранять перевал с этой стороны и сообщать в Глевум, если появится противник.

– Замечательно, – съязвил Макрон. – Сегодня вы тоже не спешили прийти нам на помощь, а теперь еще и эта безалаберность. Безобразие.

– Господин центурион, в моем распоряжении нет и сорока человек, и, находясь в самом центре вражеских земель, мы не можем себе позволить рисковать без особой нужды. Если хотим уцелеть.

– Но именно в этом и заключается ваш долг, Ацер. И наш тоже. Любые отговорки непростительны.

Манлий хотел ответить, но, заметив недобрый блеск в глазах Макрона, счел более разумным промолчать, и стыдливо опустил глаза. Катон не счел нужным подрывать репутацию опциона и вернулся к прерванному разговору.

– Если не просят продовольствия, значит, Квертус и его люди сами себя обеспечивают.

– Или их всех перебили, – испуганно предположил Децимус. – Если от них нет вестей, значит, так и есть.

– Опцион утверждает, что видел их разъезд десять дней назад, – возразил Макрон.

– Именно, – согласился Катон. – А значит, форт стоит на месте, а его гарнизон цел и невредим. Ладно, скоро выясним. Если с рассветом двинемся в путь, доберемся до места до темноты.

– Вы собираетесь ехать в Брукциум? – зябко поежился Децимус.

– Разумеется. У меня приказ принять командование фортом.

– Но там творится что-то нехорошее, господин префект. Ехать туда – сущее безумие! По крайней мере, нужно сначала узнать, куда вы собираетесь нас вести.

– Несмотря ни на что, мы на рассвете отправляемся в Брукциум.

– Нет уж, увольте. У меня другая дорога. Утром я возвращаюсь в Глевум, а оттуда в Лондиний.

– Что, пешком, на хромой ноге? – ухмыльнулся Макрон. – безопаснее поехать с нами в Брукциум.

– Я возьму мула.

– Нашего мула. Да кто ж тебе позволит?

– Дайте мне одного на время. – Ветеран устремил на Катона умоляющий взгляд.

– Нам нужно везти пленника и собственный багаж, – покачал головой префект. – Если изменишь решение и останешься с нами до осени, я выдам тебе сотню денариев в виде вознаграждения.

– Сотню? – возмутился Макрон. – Да ты спятил!

Катон поднял руку, призывая друга к молчанию.

– Если там и правда так опасно, как говорят, ты мне понадобишься. – Он не сводил с Децимуса пристального взгляда. – А за сто денариев ты дивно заживешь в Лондинии, когда все закончится. Ну, что скажешь?

Предложение префекта выбило Децимуса из колеи. В конце концов жадность взяла верх над страхом.

– Похоже, у меня нет выбора. Остаться здесь не могу, вернуться в Лондиний – тоже. Придется идти вперед. Так и быть, сто денариев, и я согласен.

– Очень великодушно с твоей стороны, – усмехнулся Катон. – А пока принеси наши походные постели. Мы с центурионом Макроном ляжем спать здесь. И сам отдохни. Завтра будет нелегкий день.

Децимус с несчастным видом удалился.

– Какое счастье, что Децимус решил остаться в нашей компании, – притворно вздохнул Макрон. – Сто денариев разрешили все сомнения.

– Сам понимаешь, деньги красноречивее любых слов, – многозначительно поднял бровь Катон. – А в данном случае искушение велико.

– Возможно, ваш слуга прав и его страхи не напрасны, – вмешался опцион Ацер.

– А вот это уже интересно!

– Не знаю, как и сказать.

– Воспользуйтесь обычными словами, дружище! – грозно нахмурился Макрон. – Пока я не потерял терпение.

Опцион поморщился, однако сдержал раздражение.

– Не знаю, что вам говорили про дела в Брукциуме, но, по-моему, с момента постройки там творится неладное. Предыдущий префект, как бы точнее выразиться, был слабоват, и вся власть в гарнизоне перешла Квертусу.

– Откуда вам известно? – удивился Катон.

– Слышал кое-что от людей, проезжающих через заставу на склады. И не только. – Опцион понизил голос. – Говорят, Квертус держит крепость в ежовых рукавицах и жестоко наказывает за малейшую провинность. Ходят слухи, он приказал забить до смерти одного из опционов за то, что тот усомнился в правильности приказа не брать пленных после налета на деревню.

– Крепкая дисциплина – хорошо, но это переходит все границы! – вскипел Макрон.