Текст книги "Десять дней без тебя (СИ)"

Автор книги: Саша Соболь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Было совсем темно, когда такси медленно вползло в зеленый тихий дворик на набережной.

Женя тоскливо покосился на темные окна: не ждут. Устроить бы самому себе праздник и с утра не гасить свет хотя бы на кухне. Он будет приветливо встречать его с работы. Можно даже по-хитрому отдернуть занавеску за вазой, с поникшим пару недель назад букетом: «– Надо бы его выкинуть наверное,» – уговаривал себя Евгений Александрович, – эти цветочки знатно подпортили ему жизнь в последние десять дней.

– И мусор бы вынести... – Помечтал он, оглядывая с уважением нервно-курящего с пустым ведром в руках соседа, которого жена выставляла с сигаретой в любую погодку:

– Что, Иваныч? Не бережет генофонд супруга?

– Да ей что в лоб, что по лбу. Правду, профессор, говоришь, застужу причиндалы, так ведь со свету сживет. Объяснял несколько раз, но ты же знаешь Любочку, на все один ответ: Бери пример с Евгения. Еще грозится зараза... любимая, в смысле, что уйдет к тебе жить. Вот ведь удумала. Что-то тебя, сосед, давно не видно было? Смотрю, знатно отдохнул – под глазами синяки и пару килограммов долой. – Почти заинтересовано спросил он уже из-за закрывающейся двери.

Женя и ответить не успел: – Да я тут... – И полез по котомкам и пакетам в поисках бумажника. – Сейчас , сейчас, ну где же он? – Суетился он, разбирая полный джентельменский набор: носки, платки, несколько нещадно измятых рубашек; на асфальт выкатилась электробритва для чувствительно кожи.

Он не успел ее выбросить, хотя она сломалась. Собирался впопыхах, а потом ждал полдня выписку. То его врач убежал на конференцию, потом на операцию, потом закрылась на обед канцелярия. Женя так и сидел в коридоре до трех часов дня. Из палаты его выперли, с довольствия и лекарственного обеспечения сняли, а ведь нужно было еще успеть в аптеку. Глупо получилось, но без больничного он уйти не смел. Уныло провожал торопливого палатного доктора глазами, пока тот не поинтересовался, что собственно он тут делает под дверьми.

Выписался к шести, и с трудом поймал у больнички на окраине такси. Таксист, как назло, совсем не торопился и прокатил Женю по всем пробкам города, пока не показались любимые часы на башне их дома. Когда-то они трезвонили на весь квартал и школьник Женя Звягин точно знал, что опаздывает на первый урок физкультуры, который рьяно ненавидел.

До школы нужно было пройти ровно пятьдесят шагов, попросту перейти дорогу и ткнуться в парадный, засаженный арабской сиренью школьный двор. Там уже собирались однокашники в вытянутых на коленках трениках и майках, словно изодранных злобной псиной. Он таких изысков не носил и был немножко белой вороной в классе. Родичи таскались по заграницам и привозили ему шмотки одну лучше другой. Даже форма у Евгения была пошита в театральном ателье у маман. Бить его за это не били, но и пригласительный билет в местную гоп-компанию ему не присылали.

А вот с физкультурником произошел казус. Молодой парень в школу пришел после сильной спортивной травмы и в двадцать пять лет оказался на пенсии, словом – приговор. Евгения он невзлюбил с первой встречи. Оба оказались в одинаковых костюмах сборной России.

История умалчивает откуда маман приволокла этот шедевр от кутюрье Зайцева, а вот на тренере был заслуженный в бою экземпляр. Это было все, что осталось у него от роскошной спортивной жизни. Кроме того Евгений умудрился пробежать пятикилометровый кросс за рекордное время. Вышел скандал и физрук орал на него в присутствии всего класса за обман и то, что он «небось свинтил где-то через дворы и вышел к финишу нечестным путем».

Евгений не оправдывался. Шестым чувством уловил классовую ненависть и ушел в загул. Скандал перешел в стадию тихой ненависти, но под влиянием педколлектива Марк Львович все же лепил Звягину трояки и плюсики, и лишь при личной встрече испепелял его взглядом. В общем, долгая история, завершившаяся ничем. Скандалов Женя не выносил и спорить не любил. Изредка, и спустя годы, он встречал в глазах окружающих эту нелюбовь и так же молча сливался с темы, понимая безысходность претензий к нему этих людей.

Бумажник нашелся в тот момент, когда такси, мигнув ему на прощание огоньками, съехало со двора. А от окошка водителя оторвался знакомый силуэт и тут же звякнула зажигалка. Хотя, он как раз гостям своего дома курить позволял.

– Ну, поцелуемся, что ли? – Сенька явно рассчитывал на более горячий прием. Женя, смущенно подбирающий свои пакеты, так и застыл соляным столбом в его объятиях. Он почувствовал, как насмешливый и в тоже время изучающий взгляд обшарил его похудевшую фигуру, щетину на подбородке, которую тут же захотелось стыдливо прикрыть. Он не привык выглядеть неухоженным и помятым, но именно так смотрелся сейчас со стороны. Еще этот больничный неистребимый запах! Он увернулся от приблизившегося к нему лица и тут же был отпущен.

– Давай подмогну! – Сенька вырвал у него из рук пакеты, все так же не спуская глаз и не выпуская сигарету. – Вот блин, а лифт-то у тебя не работает. Ну давай, на старт, лягушка-путешественница.

Звягин помялся на нижней площадки и, цепко вцепившись в поручень, пополз по старинной лестнице.

Потолки в их доме были знатные, а в его «пентхаусе» на четвертом этаже даже семь метров в гостиной.

Руки немного задрожали и даже взмокли, но пришлось сдвинуться с места под удивленным взглядом гостя. Бывало, они взлетали по этой лестнице, как два подростка, опережая соседку, отправившуюся наверх в лифте перед их носом. Успевали добраться до дверей, поцеловаться, тесно прижимаясь друг к другу, и, ловко раздеваясь на ходу, завалиться в Женину спальню. Он так и не переехал в родительские апартаменты и довольствовался диваном. Причем, он аккуратно складывал его по утрам и Сеня регулярно ронял его с неразобранного варианта на ковер. Срубало обоих – так и засыпали, едва натянув на голое тело плед.

Нужно было идти и Евгений уговаривал себя, что это же так просто закрыть глаза и переступать ступеньки до тех пор, пока на обратной стороне век не начнут вспыхивать жадные бескислородные звездочки: «Вот, ей Богу, сдохнуть бы так и не мучиться предстоящим разговором». Это же так просто, закрыть глаза до того, как в них потемнеет от напряжения.

Чертов лифт подвел его снова. Только две недели назад он работал очень оперативно и увез Сеньку с этажа мгновенно. Звук захлопывающихся, лязгающих железом дверей, долго саднил и отдавался в его голове. Он тогда не смог закричать. Горло сдавил спазм и он опустился с хрипом на ступеньки:

– Сенечка, ну куда же ты?

А в квартире по-прежнему увядал злополучный букет и скандала не миновать. Он сейчас так не к месту.

Женя терпеливо брел по ступенькам за своим помощником: «И чего это он вздумал мне сумки таскать?»

– Сень, ты что? Из-за зачета, что ли! Не сдал что-то? – Женьку осенило, что весь этот спектакль его молодой друг разыграл, пытаясь разобраться с банальной академической неуспеваемостью.

– Ну ты и дурак, Евгений Александрович! Дал бы тебе в лоб, да руки заняты. Где ключи? Сейчас будешь мне докладывать, где ночевал две недели. Можешь не врать – на кафедре я был и секретарша сказала, что у тебя нет никаких командировок и ты не обязан докладывать о своих отлучках каждому встречному поперечному. Видишь, как она меня? Зараза! Я думал прибью ее когда она мне отказала слить инфу, а потом решил прибить лучше тебя, потому что телефон пропал из зоны? Давай-ка, Женечка, мы сейчас все утрясем: о своих отлучках ты обязан докладывать мне. – Он уже резво отворял двойные двери на третьем этаже: – Ну вот, а веник мы отправим по назначению.

Сумки он пристроил на диванчик в прихожей и усвистал на кухню с четким намерением избавится от яблока раздора. И остановился у умирающего на столе букета. Всего-то и делов: распахнуть навстречу сентябрьской звездной ночи окно и выбросить в реку цветы. Сигарета, которую он так и не выпустил изо рта по дороге, полетела вслед. Окна он тут же захлопнул, опасаясь комариного нашествия: «Искусают моего Женьку. И чего он такой бледный? Наотдыхался по чужим постелям, так что и на солнце было лень вылезать. – Злость поднимала голову злобной ядовитой гадиной: – Как собака побитая в прихожей сидит.»

– Жень, ты чего ? Устал? И почему молчишь? – Сенька присел на колени перед сидящим на диване мужчиной, устало обхватившим голову ладонями. Сенька поворошил ему волосы: Оброс как! Жень, мне уйти?

– Не надо. – Лицо такое измученное и взгляд, не верящий в свое счастье: – Останься.

И словно не было этих дурацких дней в больнице. Не было унизительного одиночества и молчания разряженного телефона. Не было размолвки.

Очень хотелось поймать чужой взгляд, прочесть затаенные мысли, накопившиеся за столько дней. Хотелось ли? Он не мог ответить точно даже себе. Нужно было что-то сделать, раз уж добрался до дома. И как славно, что Арсений убрал цветы с глаз долой. Он и правда был виноват перед мальчишкой, понадеялся, что в день рождения матери и после сложного матча днем, он останется ночевать на даче, и не приползет к нему пьяным, расслабленным с последней электричкой. Порадовал любовника, называется. Кой черт ему приспичило тащить в дом своего сокурсника? Ведь зарекся еще с последнего свидания – в дом никого не тащить.

Много лет назад его сокурсница Львова отказалась выходить за него замуж. Когда все распределись по заграницам строить мосты и каналы за тридевять земель, Женя остался на кафедре и продолжал строить уже в родном городе. Родители отошли от дел, прикупили себе домишко в Греции и поселились там, прожигая с ветерком отечественную пенсию. Им хватало. А на Евгения оставили дом и прабабку, которая и в семдесять убегала с первым трамваем на родной ламповый завод. В принципе, она не доставляла хлопот. В личку с нотациями не лезла, в ванную стучалась и по вечерам сериалы с группой активистов не смотрела. До последнего болталась на танцульках и периодически покидала Женьку, начинала активно заботиться о новом женихе. Только, видно, не судьба была ей порадоваться на старости лет. Старички заботу принимали, а потом, наслушавшись заботливой родни, выставляли Анфису Романовну за порог. Долго она рыпалась и металась, искала пристанище своей заботливой натуре. Так и не успокоилась.

Закончилось все конфузом. Женька застукал ее в бывшей родительской спальне с неким довольно моложавым джентельменом. Мужчина крайне разочаровался, уличил старушку в наличии обильной родни в лице внука и, собрав нехитрый скарб, уместившийся в паре чемоданов, отчалил в поисках более одинокой и жаждущей любви души. Правда, не забыл прихватить дедов портсигар. Он его не крал, Анфиса – добрая душа – презентовала жениху его сама. А подарки, как известно, вещь тонкая. Этикет не может ответить однозначно на вопрос о том, стоит ли возвращать предсвадебные подношения, если долгожданное событие станет крайне долгожданным, а его вероятность сравняется с нулем. Бабушка перестала ждать и набросилась на внука. Правда ненадолго, надо сказать. Одиночество быстро доканало ее тело.

Женька остался один на малозаселенных квадратах родительской квартирки.

Сокурсниц он не интересовал за очевидной неперспективностью преподавательской специальности. Дамочки поразумнее тоже обходили его стороной: – Слишком хорош, слишком молод, слишком умен... Интеллигентный какой-то...

Претензий было много и все они были абсолютно обоснованы. Да и сам Евгений Александрович не замечал в себе бешеной страсти. Сборища в Доме Ученых в «Лесном» активно посещал, женщин до дома довозил. Не мог не отвезти. Ведь пьяные в «три пэ», шебутные, активные... Вляпаются в дерьмо по дороге и не докажешь потом ничего.

Как главного провожальщика его частенько зазывали и в дом на чашку кофею. Сказать, что отказывался? Это было бы неправдой. Ни разу не отказал. Боялся обидеть. Наутро оба старательно отводили глаза и Женя понимал, что воспитанные люди после таких встреч с носками и бюстгалтерами на люстрах, ликвидируют по утрам следы похоти и мирно разбегаются до следующего приключения. Он заканчивал эти встречи улыбкой. Всем становилось легче, атмосфера наливалась вселенской любовью и с души у женщины падал огромный валун размером со скалу под памятником Петру 1: она не чувствовала себя падшей, таскающей в постель для услад любой подвернувшийся под рукав великолепный экземпляр, а он не считал себя обязанным отводить больше глаза при встрече в институтском коридоре. Как-то он вышел из себя и высказал одной из приблудившихся после корпоратива дам свои опасения, на тот случай, что скоро коллеги женского пола перестанут его уважать, если он примет ее неожиданное предложение.

– Бросьте вы, Евгений Александрович, – подкуривая от вежливо подсунутой спички сигаретку, – Вы помните нашего Покровского? Старшего. В блокадном городе он остался единственным мужчиной на весь институт. Сколько сейчас у нас трудится его сыновей! Одиннадцать... одиннадцать, и он всех признал. И я не думаю, что найдется хоть одна, которая выскажется плохо о Павле Петровиче. Собственно, вы не знаете, а мы давно пытаемся пустить вас на развод.

– В каком смысле?

– Да в прямом. Баб полно. Вы одиноки и потрясающе хороши во всех отношениях. Ценный генофонд.

– Но позвольте, Катюшенька, и Вы тоже хотите от меня того же?

– Ну что вы! У меня двое оболтусов уже сами учатся у вас.

– Я не знал, Катенька, а как же супруг? – Он чувствовал себя ревнителем морали.

– Имеется и супруг. Завербовался в Тюмень и строит там вышки для какого-то оператора. Кому они там нужны уж не знаю, наверное оленеводам. Да Бог с ним. Только скучно вы живете, Евгений Александрович. Вам тридцать пять перевалило, а вы ни в чем особо не замечены.

– Вы и возраст уточнили? – Он смутился еще больше. Узнать, что тебя используют как быка-осеменителя было неприятно.

– А как же, только вы ничего такого не думайте. Но кто же не знает самого молодого профессора в нашем курятнике. Жениться бы вам. Но ведь не отстанут от вас окаянные девки, хоть на лбу печать поставь.

– А почему, Катюша?

– Да как бы вам это сказать... На вас уже все напечатано. Вы не кобель, конечно, – Она погладила его руку успокаивающе, чтобы не обиделся, – но есть в вас нечто такое, манящее, но... В общем, вас хочется холить, лелеять и ... трахать. – Катя бесстыдно уставилась прямо в глаза абсолютно обалдевшего мужчины.

– Это как же?

– Ну всему свое время, Женечка, всему свое время, а пока что ... – Она уже откровенно тянула его опять в постель, – не будем терять времени. Мои оглоеды обещались вернуться с дачи к полудню.

Час, о котором скромно предупреждала его женщина, пробил очень скоро. Женя и сам не понял, как в его жизнь втерся этот нахальный парень. Занятий он у него не вел, потому что Арсений подвизался на другом факультете. В компании общие не ходили – после того разговора Женя наотрез отказался участвовать в забегах под названием «родить сына от молодого гения». Правда, молодое, хоть и замученное научными изысканиями, тело требовало расслабления и приличествующих возрасту нагрузок в горизонтальном положении. И он искал варианты. И когда оказалось, что к этому делу женщины подходят не менее осознанно, то окончательно спустил все на тормозах. Расслабился, можно сказать, и поплыл по течению. И вот в этот момент мнимой защищенности от случайной влюбленности или отношений, он влип так, как ему и не снилось.

Когда он подъезжал утром на институтскую стоянку, то посвящал ещё минут десять настройке. Все-таки из машины ему предстояло шагнуть в совершенно иную среду. Там обитали почти дети. Безответственные вчерашние школьники, угнетавшие своим поведением других преподавателей, но не Женю. Он настраивался еще в салоне, окунаясь в волны любимой музыки, и потом скользил весь день в этом ритме. Мягкая, стройная мелодия звучала в его голове довольно долго, настраивая весь мир на это звучание, как искусный камертон. В то утро он получил совсем иной разряд. Какой-то болван, пока он пытался упорядочить утреннее безобразие на заднем сидении машины, нежно толкнул его в спину. Слово «нежно» тут конечно не совсем подошло, потому что это было очень больно. Дверца попыталась захлопнуться, впихивая его во внутрь. Он сам не заметил, как нырнул носом внутрь, разбрасывая бумаги. Вот в такой вальяжной и беззащитной позе он и застыл. Злиться он не умел, да и не до того было. Через минуту он почувствовал, как его в прямом смысле ощупывают сзади. Трогают бока и ноги. Нахал даже заглянул под пиджак и вытащил у него рубашку из брюк, полюбовался на розовую вмятину от удара и даже ойкнул, а потом потащил его из салона на себя. Женя повис на его руках безвольной куклой. Что-то в его ненадежном организме щелкнуло и отказалось служить. Потом его отряхивали. Парень прислонил его к уже плотно закрытой двери и пригладил растрепавшиеся по закону подлости волосы. Шевелюра всегда подводила его. Как он не старался приглаживать упертые вихры, они рассыпались и ломали его образ строгого препода. Он тут же молодел в пылу рассказа, запуская пальцы в строгую по его мнению прическу. Это произошло и сейчас и вызвало улыбку у террориста из соседнего авто: – Вы меня зажали, мне не вылезти. Извините. – И тут же протянул ладонь для рукопожатия: – Сеня. Арсений Троекуров. А вы тоже здесь учитесь?

Женя даже обиделся: «Учусь, лет двадцать как». – Простите, я вас не заметил.

– У вас так музыка орала... – Парень продолжал ухмыляться. Отвечать на это не стоило, да и время поджимало, а вот ноги по-прежнему не хотели двигаться. Он хотел резко повернуться и закрыть машину, но то самое место на пятой точке отказалось повиноваться и Женя схватился за спину обеими руками – бумаги опять заскользили по стоянке.

– Черт, да вам к врачу надо. Я вас к маме отведу. Она у меня невролог. – Сеня даже не уговаривал, а начал действовать. – И больничный, обязательно. А мама у меня как раз в студенческой поликлинике трудится. – Он уже собирал бумаги, отлетевшие под машину.

– Мне на лекцию надо. Меня ждут.

– Ой, да кто нас там ждет-то. Преподу начхать, а давай я твоих девочек найду и они тебе плюсик поставят?

Женя охнул и уставился на пацана.– Помоги мне дойти до аудитории. Мне все-таки придется пойти, лекция-то моя.

– Ну не сердись, как, кстати, тебя зовут?

– Женя. А я не сержусь, просто я опаздываю. Неудобно, они же ждут и волнуются.

– Ну ты уникум просто, брат. Они там все заняты. Кто чем. Кто лижется, кто тискается, половина не выспались и мечтают о слепом преподе и не захрапеть на лекции.

– Неужели никому это не нужно? – Вроде бы в их времена они что-то слушали и даже писали: – А конспекты, Арсений?

– Конспекты пишет какой-нибудь заучка, а потом его прижмут или гёрла какая выманит за поцелуйчик в щечку. Ты за них не волнуйся, Женя. К экзаменам все будут готовы. Сам оценишь. Сам поймешь.

Они доковыляли до 115 довольно быстро и Евгений даже не заметил, как они лихо взлетели в пустом лифте на 10 этаж.

– Так, – приводя в порядок костюм и галстук на Евгении, протянул Арсений, – Как ты это носишь? Отец тоже душегубиться каждое утро. Ну ему мать завязывает, он ее каждое утро будит, хотя она часто вечерами работает. Материт его и вяжет ему галстук, ну еще придает ему немного тонуса перед рабочим днем. Вот так! – Он развернул его к дверям, на всякий случай проверил наличие свидетелей в коридоре и шлепнул пониже спины. – Ну она еще кое-что делает, но это рановато. Может быть потом.

Женя чуть не споткнулся о порог, влетая в полный зал. А ведь правду сказал парень. Кто во что горазд...

К маменьке он его все-таки отвел. Пропихнул у всех на глазах в кабинет вне очереди. И даже остался на все время осмотра: – Мам, я его сильно приложил дверью?

– Да что ты, сынок. Если Евгений Александрович обратиться в суд, и потребует реабилитацию, нам всего лишь придется продать твою комнату. А пока веди подопечного в процедурный с этой грамотой. Саша все сделает и не забудьте приходить каждый день. Радикулит у вас застарелый и надо его немного растрясти. Что же это вы, как старый дед. Бегать по утрам я вас не заставляю, а вот пройтись немного пешочком, желательно.

Пока Евгений стыдливо заправлял рубашку, Сенька подошел к нему сзади и поправил все как следует: – Рубашку нужно затягивать назад, так на показах делают. И так красиво.

– Я уколов боюсь до обморока. Вернее меня трясет от одного вида иголки и могу потерять сознание, – доверительно зашептал он своему покровителю.

– Мы сейчас это решим, – шепнул в ответ парень. – Мам, а может я сам могу поделать эти уколы. Ты ж говоришь у меня рука легкая.

– Ну можно. Тогда надо купить готовые лекарства, в шприцах. Я сейчас выпишу.

Арсений не только проколол все уколы своей жертве под ежедневное всхлипывание и подергивание конечностей Жени, которые он научился удерживать своим весом со временем, но и нахально пристроился ужинать по вечерам . – Я могу и пельмени лопать. Мать работает, а отец и вовсе к ночи является. Так что в нашем доме ничего кроме полуфабрикатов и нет.

Теперь в морозилке покрывались холодным сизым дымком «Сибирские» и пара упаковок сарделек. Евгений выбирал их основательно, рассчитывая на потребности молодого организма.

Когда Сеня появился среди ночи в его квартире пьяненьким, как он потом объяснил «для смелости», Женя едва успел поймать ввалившееся через дверной проем тело. Потом тело перестало изображать из себя безжизненную биомассу и навалилось на любимого преподавателя основательно. Можно сказать попыталось прижать к вешалке, потом к двери ванной комнаты и, наконец, впихнуло почти не сопротивлявшегося Женьку в спальню.

– Ты спать что ли хочешь? Я постелю.

– Ну ты... – И Сенька обхватил его голову с обоих сторон руками, кажется он тогда его целовал, если можно назвать эти движения, напоминающие по силе засасывания неплохой немецкий пылесос, поцелуем.

Женька, после того как парень сделал вдох перед вторым заходом, ахнул и плюхнулся на кровать.

– Сколько я могу вокруг тебя жеребчиком прыгать? Хочу же тебя, засранец. – Дальше этих слов в тот день ничего не пошло, потому что хотельщик и правда был изрядно пьян, но теперь уже от близости в миг ставшего родным тела. Беспощадно лапая каждый кусочек, который он легко освобождал от пижамы, Арсений засыпал. И только удостоверившись в том, что неожиданный поклонник смачно храпит в него где-то между подбородком и плечом и при этом крепко держит Евгения за совсем поникший и не востребованный стыковочный элемент между полами, он потихоньку выполз из под налетчика и раздел его. А потом расправил свою пижаму, пристроился под мышкой у разметавшегося по его кровати парня и крепко уснул.

Все случилось утром, часов в девять, ну может быть и попозже, потому что, когда Женя потянулся к будильнику чтобы разглядеть который час, его тут же скрутили и подмяли под себя. Арсений даже извинился потом за грубость и притащил из аптеки пахнущий цветами нежный крем, но было уже поздно.

Все выходные Женя провалялся в постели под неусыпным контролем инициатора их отношений.

Очень долго им было хорошо вместе. Если бы про Жеку не стали вспоминать родственники и знакомые. Одиночка с квартирой и положением навлекал на себя периодические нашествия то родни из Рязани, то друзей отца из Греции, которые привезли в Питер красавицу невесту.

Потом был Саша. Они встретились на встрече выпускников. Саша был из тех, за кого предпочитали выходить Женькины подруги юности. Он и правда преуспел, даже развелся, озолотив семью и отпрысков. И приехал на встречу впервые за много лет, да и то только потому, что Женя, как единственный оставшийся в институте, переслал ему приглашение по почте. Не поленился и написал.

– А ведь я в тебя влюблен был, Женька, ты всегда был такой замороженный, рафинированный. Холодный даже. Вот мне и захотелось растопить этот лед, вот поверишь много лет вспоминаю как ты на волейболе влетел в меня из-за сетки. Мы тогда знатно шмякнулись. Мне даже зуб наращивали.

– Саш, ты чего? Я не знал.

– Да я и сам не знал, а теперь понял, что не могу жить без такой вот рыбины холодной рядом. У тебя есть кто?

– Да. – Женя перебирал стоящие на столе цветы: – Колются. – И внимательно посмотрел в сидящего напротив друга. Домофон беспощадно предупредил о поднимающемся наверх любимом пацане: – А вот и Арсений. – Только тот не оценил всей тонкости момента когда вломился в кухню: – Женька, ты только подумай, мы выиграли у этих бегемотов. Наконец-то мы первые.

– Сенька у нас бейсболист. – Двое за столом выглядели слаженной парой: ровесники, и наверное по темпераменту подошли бы идеально.

– А ты, сука Евгений. Стоит мне свалить из города, ты уже матрех своих назвал полный дом. – Синяк расплылся на скуле Евгения почти сразу: сперва нежно розовое, потом пунцовое и, наконец, синюшное, позорное пятно.

Было бы хуже, но абсолютно безоружный перед любимым человеком, Женя не сопротивлялся, а вот Саня перехватил руку парня.

– Ты это чего удумал, пацан. Шкет еще руки распускать. – Сашка еще в институте «мирил» принудительно будущих коллег.

– Да пошли вы оба.

Женька задохнулся в крике и выбежал на площадку к лифту. Там и осел на холодные ступени. Кажется, Сашка отвозил его в больницу, потому что скорую так и не прислали. Он же лихорадочно собрал ему вещи в первый попавшийся пакет.

– Вы с ним обязательно поговорите. Жень, ну прости меня, и если что, – он распихал ему по карманам несколько своих визиток, – телефон прямой, звони. Я буду ждать. – Женька тогда непонимающе разглядывал его пальцы, запястья в дорогих часах, даже на лицо смотрел и не узнавал. Память вернулась только через пару дней. Только тогда он позвонил с поста и попросил дать ему отпуск на пару недель. Он не знал, как жить дальше без своего котёныша.