Текст книги "Чужой муж, чужая жена (СИ)"
Автор книги: Саша Найт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 11
В нашем доме начинается жуткая суета. Дядя Женя и Антон на свой страх и риск идут спасать продукты из холодильника своего дома. Мама распределяет всех по комнатам. Повезло, что у нас дом побольше, чем у Жуковских, и есть лишние спальные места.
Комнату Евочки отдают бабушке. Так что дочке придётся спать с нами. А комнату бабушки, где небольшая двуспальная кровать, вызываются занять Ника с Яном и Лёвой. Нужно только раскладное кресло перетащить из гостиной для племяшки. Папа уступает их с мамой спальню дяде и тёте. Сами же родители уйдут ночевать в баню, у нас там помимо парной, моечной и предбанника есть отапливаемая комната отдыха с большим раскладным диваном. Антон с женой занимают папин домашний кабинет. Там тоже диван не маленький и раскладывается.
Все расходятся, чтобы разложить вещи, застелить спальные места и привести себя в порядок. Я остаюсь на кухне, наблюдая, как Егор выполняет моё дочке обещание – ведёт её кататься на ватрушке.
Первой спускается мама. Причитает, что готовки непочатый край, а время уже почти обеденное. Ника входит в кухню с тётей как раз в тот момент, когда мама решает распределить обязанности. На Нике её любимая белочка и мимоза. На маме с тётей селёдка под шубой и холодец, Егор его очень любит, особенно приготовления моей мамы. Я ответственна за фаршированные яйца и оливье. Становится смешно, что именно мне выпадает готовить любимый салат Антона. Спустившуюся Юлю запрягают делать гранатовый браслет. Терпеть его не могу, как и саму Юлиану.
Жуковские возвращаются с продуктами. Многие овощи уже отварены и у них, и у нас, так что нам проще готовить. Антон с Яном идут помогать папе и дяде установить новенькую коптильню на улице, до которой руки отца так и не добрались. Упускаю из виду, что именно они хотят закоптить, но уверена – будет вкусно.
Сажусь за кухонный стол и начинаю нарезать колбасу, ровно по размеру горошинки, как мама учила в детстве. Рядом садится Ника и натирает «Дружбу» в миску.
– Нет, ты только посмотри на неё, ещё бы в вечернем платье готовить пришла, – на ухо сестре ворчу я.
Если я в свитере и джинсах, Ника в спортивном костюме, мама и тётя тоже одеты по-домашнему, то жена Антона выглядит будто на вечеринку собралась. Кожаная обегающая юбка, полупрозрачная белая блуза с воротничком, расшитым сверкающими камнями. И уже при вечернем макияже. Она и спит при параде интересно?
– Не будь стервой, Ксю, – усмехается Ника.
Готовка проходит спокойно, я почти заканчиваю с оливье, когда Юля вскрикивает и все поворачиваются в её сторону, наблюдая, как на белой блузе расползается розовое пятно от свекольного сока. Усмехаюсь. То-то же! И почему я так злобствую при виде её неудачи?
Жена Антона – назвать её по его фамилии, которую ещё в школе в личном дневнике примеряла на себя язык не поворачивается – тут же убегает в выделенную им комнату, чтобы переодеться.
– Не злорадствуй, – хихикает Ника.
– Признай, тебя она тоже бесит, – шепчу ей я.
– Я хотя бы не показываю это так открыто.
Вообще-то, я не злая, и не ревнивая. Но когда дело касается Антона, наружу вылезают как самые хорошие мои качества, так и самые ужасные. Рассудительность, спокойствие и здравомыслие уезжают в долгосрочный отпуск.
– Дочур, отнеси, что готово в холодильник в бане. А то в кухонный всё не влезет, – просит мама.
Надеваю шубку, обуваю мамины валенки, тётя передаёт мне пару мисок, и я выхожу на улицу. Холодильником то, что находится в бане назвать сложно. Он чуть больше мини-бара в отелях. В более молодые годы папа постоянно устраивал там посиделки со своими менеджерами и вторым генеральным. Сейчас отец всё чаще предпочитает рыбалку с дядей и отдыхать с мамой дома, а свою часть бизнеса оставляет на управляющего. А мама только рада. И я понимаю её. Они стали чаще выбираться в отпуск. В марте в Карелии были, в июле ездили в санаторий в Анапе, Еву с собой брали, в сентябре на Кипр мотались со своими друзьями.
Дочке вообще повезло иметь столько бабушек и дедушек, готовых её развлекать. Родители Егора на майские увезли её в Турцию в отель с прекрасной детской анимацией. Она была в огромном восторге от детской дискотеки, кружков и пенной вечеринки в бассейне. В Анапе дочурке тоже понравилось, особенно аквапарк, дельфинарий и верёвочный парк. Когда подрастёт обязательно отправлю её «Артек» летом. Муж пока против, но я считаю, что лучше летнего лагеря для ребёнка нет ничего.
Захожу в баньку, убираю всё в холодильник и выхожу обратно. Сегодня морозно, жаль снег не идёт. Детишкам было бы в радость.
– Мамочка! – радостно кричит Ева, подбегая ко мне.
Обнимает. Сажусь на корточки и обнимаю дочку в ответ. Смешная такая, косички, торчащие из-под шапки, растрепались, щёчки румяные. Моя маленькая копия, только глаза в Егора пошли, карие.
– Покатались с горки?
– Покатались! Хочу ещё!
– А где папа? – спрашиваю я, потому что Егора нигде не видно.
– Папочка устал. Он пошёл спать.
Устал? После двух часов с дочкой? Багрянцев конечно неплохой отец, не отнекивается от Евы, проводит с ней время по мере возможности, задаривает подарками. Но последний год почему-то часто вот так «устаёт» после их совместного времяпровождения. И постоянно твердит о сыне. Что ему нужен наследник. Что с ним он будет играть в хоккей и приставку. Что с мальчиком ему было бы интереснее. У Евочки и так много мальчишечьих увлечений, и иногда мне кажется, что это из-за мужа, который пытается сделать из неё пацана. Но я не препятствую. Пусть увлекается тем, что ей близко. Захочет в куклы играть – пожалуйста. Захочет мяч на футбольной коробке гонять – на здоровье. Самый сложный процесс воспитания нас ждёт впереди, когда малышка превратится в подростка. И я с ранних лет стараюсь установить с ней максимально доверительные отношения, чтобы моя дочка никогда не боялась мне о чём-то рассказать, пожаловаться или поделиться.
– И с кем папа тебя оставил, зайка?
– Сначала я сидела с ба-ба, но она скучная, – жалуется малышка, мило надувшись. Ба – это у неё бабушки, а ба-ба – прабабушка. – Ба-ба показывала мне альбомы. А потом мы с Антоном, блатиком и дядей Яном лепили снеговика! Пошли, ма!
Дочка тянет меня в сторону, ближе к беседке на участке. Прямо к огромному, почти с меня ростом снеговику.
– Класиво? – довольно интересуется малышка.
– Очень.
Снеговик у них вышел забавным. В три снежных аккуратных шарика, с морковкой вместо носа, глазки и улыбка из рябиновых ягодок, а руки из веток. На «шее» снеговика повязан дорогой брендовый шарф. И кто так расщедрился?
– Ему надо шапку! А то он замёлзнет!
А про шапку мужчины забыли. Смеюсь. Ева придирчива к деталям. Беру дочку за руку, веду в дом. Ищу какую-нибудь шапку на полке в прихожей. Залезаю в самый верхний ящик и выуживаю старинную, ещё мою детскую видимо, вязаную ушанку. Мама как обычно, ничего не выкидывает. И возвращаюсь с дочуркой на улицу.
Мы почти подходим к снеговику, когда я опять чуть не поскальзываюсь на замёрзшей лужице. Упала бы, если б не сильные руки, которые подхватывают меня со спины. Сначала вечу головой инстинктивно, чтобы убедиться, что Ева в порядке. Но с ней всё хорошо, она уже бежит по сугробам с шапкой в руках к снеговику. И оборачиваюсь. Антон.
– Порядок? – спрашивает Жуковский.
– Д-да. Спасибо, – благодарю я, и чувствую, как алеют щёки. Потому что он слишком сильно прижимает меня к себе. – Может, уже отпустишь?
– А если я не хочу? – вызывающе вопрошает мужчина.
– Сбрендил? Тут моя дочь! В любой момент может выйти твоя жена! Хватит играть в игры, Антон!
– Я ещё даже не начинал играть с тобой, Ксю, – шепчет Антон мне на ухо, но отпускает.
Дочка тут же бежит к нам, размахивая шапкой.
– Не достаю! – расстроенно выкрикивает Ева.
Жуковский без лишних слов поднимает её на руки и чуть ли не торжественно подносит к верхнему снежному шару. Евочка водружает шапку на голову снеговика и радостно хлопает в ладоши. Смотрю на этих двоих и не понимаю, почему у Антона ещё нет ребёнка. Он выглядит как идеальный отец. И помнится мне, что детей он хотел. Сам говорил мне об этом. Так почему передумал?
– Пошли наряжать ёлку? Вон ту! – дочка тянет Жуковского за руку, забыв о моём существовании. Показывает ему на самую крупную ёлочку во дворе.
– Мишурой?
– Да! Можно, мамочка?
– Можно, зайка.
Улыбаюсь. Ева воспринимает его не как дядю, а как друга. Удивительно. С Яном она скромнее. Для неё он именно дядя и папа её младшего братика. Оставляю их вдвоём, дочка в хороших руках. Мысленно злюсь на Егора. Вместо того, чтобы спать в разгар дня, мог бы с дочерью время провести побольше.
Прохожу мимо беседки, махнув отцу, дяде и Яну. В коптильне уже что-то дымится, и они разожгли мангал. Вся семья вместе, только мой муж как всегда на своей волне, отдельно ото всех.
Возвращаюсь на кухню и приступаю к готовке. Время уже полдничное, а сделать ещё нужно многое. А впереди Новогодняя ночь. Ночь, в которую сбываются мечты и желания.
Глава 12
Достаю из чемодана платье, заготовленное на Новогоднюю ночь. Тёмно-синее, классическое, облегающее, но скромное. Без декольте, с рукавами три четверти и длиной до колена. Надеваю и кручусь перед зеркалом. Красиво, дорого, но просто. Не так ярко, как была одета во время готовки жена Антона.
А к чёрту! Достаю из шкафа платье, которое так и осталось у родителей дома. Я его купила когда-то для своего девичника, потом нашла другое, более подходящее по цвету, а это так и осталось висеть в чехле. Красивое, кружевное бело-бежевое. Тоже длиной до колена, облегающее каждый сантиметр кожи, с аккуратным красивым декольте, на лямках и без рукавов. К нему и моей красной матовой помаде идеально подходят объёмные серёжки-подвески с красными камнями. И лёгкий персиковый макияж.
Егор точно убьёт меня за подобный внешний вид. Муж терпеть не может, когда я выгляжу слишком эффектно не наедине с ним. Но я не могу позволить в эту ночь, чувствовать себя серой мышкой по сравнению с Юлианой. А ведь до брака Багрянцева устраивали и мои облегающие платья, и мини юбки!
Помогаю дочке сделать причёску из кос, одеваю ей платье «принцессы». Малышка дождаться не может боя курантов и салюта.
Спускаемся вниз. Стол мы уже накрыли. На часах девять вечера.
Отец и дядя садятся во главе стола по разные стороны, мамы рядом с ними. Ника, племянник, её муж и бабуля напротив меня. Егор сел с Евочкой, я рядом с ней, а по левую руку от меня усаживаются Антон и его жена. Ему обязательно нужно было сесть рядом?
Накладываю дочке еды. Она жутко капризная, потому что не спала днём. Лёвушка наоборот, сидит тихо, пока Ника кормит его. Когда сестра забеременела, они никак не могли выбрать имя. А потом сообщила, что решила назвать Львом. Я долго шутила, что она «украла» имя у меня. Потому что ещё с раннего детства я говорила, что если дочка, то Ева, если сын, то Лев. Но племяшке настолько шло имя, что даже не думала обижаться. Он ведь настоящий Львёнок, даже кучерявенький. Вырастет, точно отбоя от невест не будет.
Хоть сестра с мужем живут в Москве, мы с ней мечтаем, что дети поступят в один институт. В Петербурге или в Москве. Конечно, если захотят. Евушка будет наставлять брата, как старшая сестра. А Лёва присматривать за Евой, чтобы никаким мальчикам её обидеть неповадно было.
Время за разговорами летит незаметно. По телевизору какой-то концерт. А я терпеть не могу музыку российских исполнителей, что старых, что современных. Но старшим нравится. Родители вспоминают наше детство, свою молодость. Ничего нового. Эти истории я слышала миллион раз.
Мама выносит горячее и мне стоит огромных усилий упросить дочку скушать запечённую курицу с пюре. Егор снова налегает на водку и отмалчивается. Обиделся на меня из-за платья, но отчитывать при родственниках не стал. И на том спасибо.
Уже одиннадцать. Иду на кухню, чтобы взять детское шампанское для Евы и льда для наших напитков. Почти успеваю выйти в коридор, но сталкиваюсь в проходе с Антоном.
Он смотрит почти невинно, моргает, медленно испепеляя взглядом. А его глаза чистейшая синева. Та самая, из-за которой я теряю рассудок. Зачем пошёл за мной? Чего добивается? Подходит ближе, взрывая всё внутри меня. Вжимает в столешницу, обнимая рукой за талию. И не спасения от собственных желаний, от нужды в его теле.
– Специально напялила эту тряпку, так сексуально облегающую твою великолепную попку? – спрашивает он. – Для меня, надеюсь?
– Прекрати! – шиплю в ответ я. – Я не для тебя наряжалась!
– Врёшь, – констатирует Жуковский очевидное для нас обоих. – Не для своего ведь мерзкого муженька-алкоголика так старалась.
– Егор не алкоголик…
– И как ты его терпишь? От одного вида тошно, – кривится Антон. – Он тебя не заслуживает. Неужели не знаешь?
Молчу, потому что сказать нечего.
– Просто дай мне. Мы всё равно переспим, это неизбежно, – шепчет он. – Спустись вниз, когда все уснут. Когда заснёт твой отвратный… – снова кривится от отвращения Антон. – Иначе отымею тебя прямо здесь. А если сбежишь, поднимусь в твою комнату и выкраду тебя, даже если из-под него вытащить придётся.
Дрожу от накатившего вожделения. Боюсь себе признаваться, но хочу, чтобы все его угрозы сбылись. Как же он изменился. Стал настоящим мужчиной, грубым, требовательным. Собирается взять то, что хочет. И ничего для него не помеха. Наглый и эгоистичный. Это не тот Антон, которого я знала раньше. Совершенно другой человек. Неужели это я превратила его в циника?
– Может, уже перестанешь нести чушь? – шиплю я в ответ. – Иди и переспи со своей женой. Она против не будет. А меня оставь в покое!
– Не нужна мне никакая жена. Я хочу тебя, Ксюша. А ты хочешь меня. Или будешь отрицать?
– А вот и не хочу!
– Ай-ай-ай, как некрасиво врать, Анисимова.
– Я Багрянцева…
– Эта фамилия тебе не идёт. Для меня ты всегда Анисимова, – хмыкает мужчина. – Я добьюсь своего. Даже если придётся сделать это при всех присутствующих.
– Ты не настолько умалишённый, – бурчу я, пытаясь выскользнуть из хвата Жуковского.
– Настолько, Ксю, настолько, – качает головой Антон и отпускает меня.
Глава 13
Вылетаю с кухни пулей. Лёд в мисочке немного подтаял, но менять на новый я не стала. Все так увлечены праздником, что даже не обратили внимание на наше долгое отсутствие. Только жена Антона смотрит на меня как-то странно. Мысленно радуюсь, что он не зашёл в гостиную следом за мной и сажусь за стол.
Евочка в восторге от детского шампанского. Сидит довольная с бокалом, прям как взрослая. А мама рассказывает ей, как правильно загадывать желание под бой курантов. Помню, мы тоже с сестрой в детстве жгли бумажку на которой писали желание, кидали в детское шампанское или газировку и пили залпом этот пепел. Дочке я такого ещё не позволяла, считая вредным. Но как теперь запретить, если Ева убеждена, что её мечта исполнится только так?
Становится интересным, что она такого загадать собирается. Её письмо Дедушке Морозу я видела. Она настойчиво требовала от того котёнка, страшненькую мягкую игрушку Хаги Ваги и подушку-обнимашку Кот Батон. Пришлось покупать. Кроме котёнка конечно же. Если я не против животного дома, Егор на дух не переносит как собак, так и кошек. Максимум на что он был согласен это рыбки в аквариуме. Но рыбок дочка не жалует.
Антон появляется в гостиной минут через пять после меня. Садится каким-то образом так близко, что его нога прижимается к моей. До боя курантов полчаса. Папа решает сказать первый тост, проводить старый год. И как только он начинает говорить, отвлекая всё внимание на себя, я чувствую это…
Руку неродного брата, ложащуюся на моё колено под столом. Дёргаюсь от неожиданности. Скатерть, конечно, достаточно длинная, чтобы скрыть это действо от гостей. Но всё как-то неправильно. С другой стороны от Антона его жена. Возле меня дочка. Я пытаюсь спихнуть его тёплую ладонь, при этом искренне улыбаясь и кивая тосту отца, чтобы ничем не выдать того, что Жуковский начинает мягко скользить по моему чулку своими пальцами.
Выше и выше. Доходит до края чулка, касается голой кожи, сдвинув вверх платье. Сглатываю ком в горле и гляжу выразительно на Жуковского, всем своим видом показывая, что он перегибает палку. Но мужчине всё равно, он только ухмыляется и продолжает игру.
Тянусь за бокалом вина, чтобы отвлечься, потому что в голове всё туманно, а внизу живота сладко тянет. Тем временем его проворные пальцы ныряют между моих бёдер, оглаживая внутреннюю сторону. И эта ласка тягучая, мучительно медленная.
Я готова убить его после ужина. Закопать в сугробе, пока все будут любоваться салютом. За то, что творит под носом моего поддатого мужа и его не менее выпившей жены. За то, что я так непозволительно реагирую на его прикосновения. За то, что я хочу его так сильно. За то, что мой голод годами сдерживаемый вспыхивает адским пламенем.
Его рука оказывается на влажной ткани моих трусиков. Пальцы поглаживают возбуждённую плоть через кружевную ткань. А я чуть ли не давлюсь вздохом, и сразу же пытаюсь замаскировать его под покашливание.
– Прекрати… – наклоняюсь так чтобы никто не заметил и шепчу Антону на ухо.
– Не сопротивляйся, Ксю, будь послушной. Так намокла. Моя сладкая, мокрая девочка. А ещё говоришь, что не хочешь.
В его глазах дьявольские огоньки и меня это ужасно выбешивает.
– Да что б тебя! – не выдерживаю я.
– У вас всё нормально? – спрашивает вдруг мама.
И я замечаю внимательный взгляд и вскинутые брови сестры, которая точно уже что-то подозревает.
– Всё отлично, тётя Лена. Антону просто не понравился мой оливье, – вру и не краснею.
– Да нет же, Ксюшин оливье как всегда на высоте, – вступает в игру Жуковский. – Но немного пересолен. Влюбилась, видимо, – смеётся он.
– Скажете с Егором тост, дочур? – мама ни о чём не догадывается, как и всегда.
– Нет, мамуль, давай лучше ты, – прошу я.
Мама торжественно встаёт и начинает говорить о том, какой хороший был год, как много они с отцом успели и как она рада что вся семья наконец-то в сборе.
Тем временем, Антон задирает моё платье ещё выше. И я не знаю, чего хочу больше: чтобы он остановился или чтобы продолжал. Теоретически я могу сдвинуть ноги, но практически я раздвигаю их сильнее. Выпрямляю спину, немного подаюсь вперёд, тем самым усиливая эффект от его касаний. А Жуковскому мало, он безжалостный изверг, отодвигает край трусиков, раздвигает нежные складочки, нажимает на жаждущий ласк бугорок так верно, правильно. Скользит по скопившейся влаге, слишком медленно, дразняще. Он помнит, как меня нужно ласкать. Заводит до умопомешательства, так что хочется почувствовать его пальцы в своей мокрой дырочке.
Пусть делает что хочет. Уже нет ни единой мысли сопротивляться. Какой в этом смысл? Будь мы тут вдвоём, я тут же оказалась бы под ним, придавленная к столу и с радостью приняла бы внутри себя большой и красивый член.
– Ты такая хорошая девочка, Ксю, – хриплым голосом шепчет Антон, наклонившись в мою сторону, чтобы для всех создать видимость, как он берёт бутылку коньяка и подливает себе в стакан.
– Остановись. Могут же увидеть!
– Мне плевать. Я хочу тебя, как бешеный. Каждый сантиметр твоего тела хочу. Если желаешь, чтобы я сейчас закончил, пообещай мне продолжение.
– Хорошо, я приду.
Рука Антона мгновенно исчезает из-под платья. И с моих губ слетает разочарованный выдох. До боя курантов десять минут. А я хочу только его.
Пусть нельзя, пусть мы в браках. Пусть мы снова обожжёмся и потерям себя. Я этого хочу. И он хочет тоже.
Глава 14
В Солнечном всегда красивая зима. Тут много деревьев, сосен и елей. А главное, нет высотных зданий. Когда я была подростком, мы с Никой и Антоном часто убегали в Новогоднюю полночь на берег Финского залива. Идти до Ласкового пляжа пешком всего каких-то минут пятнадцать. Бежали туда сразу после боя курантов, встречались там с местной компанией ровесников и смотрели с побережья салют.
В новогодние праздничные дни тут всегда было много народу. В Солнечном большинство живут постоянно, как живёт моя семья и семья Жуковских. Но у некоторых тут просто дачи. А в Новый год все приезжали, поэтому никогда не было скучно.
В годы, когда не наступал очередной кризис, почти с каждого участка запускали салюты. А с побережья были видны салюты в самом Питере. Незабываемое зрелище, когда небо до трёх-четырёх утра почти белое из-за залпов.
И сегодня я ожидаю чего-то необычного. Новый год наступит буквально через пару минут. Пока что тихо, только тусклые фонари озаряют улицы, а сугробы переливаются под их светом на дорогах. За окном наконец-то пошёл снег, а в доме тепло. Всё пропахло запахом мандаринов и салатов. По телевизору начинается речь президента, от родных слышится радостный смех, а ёлочка-красавица подмигивает разноцветной гирляндой.
На экране телевизора показывают Красную площадь и бой курантов. Папа выключает свет, всей семьёй мы поджигаем самые маленькие бенгальские огни и начинаем считать: двенадцать, одиннадцать, десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…
«Пускай в этом году я стану счастливой», – загадываю про себя я, невольно кидая взгляд на самого любимого мужчину на свете. И это не муж, это Антон.
Из телевизора звучит гимн России. А мы все спешим на улицу. Холод лезет под шубку, сапоги совсем не греют, а пальцы рук приходится убрать в карманы, чтобы немного согреть. Вдалеке, со стороны Санкт-Петербурга слышатся первые взрывы фейерверков. Я нетерпеливо, прямо как в детстве, оборачиваюсь на звук, в надежде разглядеть первые разноцветные огоньки. Ловлю улыбку Антона. Улыбаюсь в ответ, засмущавшись. Помнит ли он наши поцелуи во время салютов, когда мы прятались ото всех за углом дома много лет назад? Помнит, как признавались в любви под Новый год? Должен помнить, потому что я забыть не могу.
Поворачиваюсь к мужу. Егор, как всегда, безразличен. Его такие мелочи, как салюты на праздники не трогают совершенно. Контракты и сделки на работе – это да. Вызывают восторг. И ужины с начальниками. Победа его любимой хоккейной команды тоже. Борщ его мамы вызывает восторг. Его уволенная секретарша вызывала в нём раньше восторг. Зато на первые шаги нашей дочки он совсем не реагировал, когда я чуть ли не расплакалась от счастья. А ещё, когда-то в нём вызывала восторг я. А теперь нет. И меня пугает то, насколько мне на это плевать.
Смотрю на небо над родным Солнечным. Соседи постарались на славу. Всё вокруг гремит и сверкает. Какие-то салюты крутятся чуть выше крыш домов, какие-то стреляют очень высоко, какие-то переливаются разнообразием цветов. Фейерверк с нашего участка тоже великолепен. Мерцает ярким светом, озаряя наши лица. А небо почти белое. В этом году каждому жителю Северной столицы хочется праздника.
А я впервые в жизни жду, когда праздник закончится и все улягутся спать. Чтобы исполнить обещание. Греховное и неправильное. Запретное, но такое сладкое и желанное. Изменить неверному в прошлом мужу, со своим женатым неродным братом.
Слишком сильно люблю. Слишком хочу. Непоправимо и чудовищно сильно.
Пусть это ужасно эгоистично. Пусть я права никакого не имею, после того, что сделала в прошлом. Пусть именно я первая сбежала замуж, решив, что не хочу портить его жизнь, что он достоин лучшего. Но больше не могу смотреть на то, как жена касается его, смотрит с любовью открыто и при всех. Ей доступно всё, чего лишена я сейчас и чего была лишена даже во время наших отношений. Меня пожирает ревность. Травит изнутри. И пусть мы снова расстанемся после этой ночи, уйдём из жизней друг друга на долгие годы, как и много лет назад. Пусть. Но сегодня я сделаю то, о чём грезила долгих пять лет.
