Текст книги "Ставка на невинность (СИ)"

Автор книги: Саша Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 41. Надо, Федя, надо...

Роза Моисеевна выкормила своего младшенького, видимо, радиоактивной курочкой. Не иначе. Потому что хороший еврейский мальчик вырос в неутомимого секс-террориста.

Для себя я твёрдо решаю, что перечить Бергману не буду. Повторение и закрепление материала я могу и не пережить.

А Гера, пока я мучительно собираю разжиженные мозги в кучку, заканчивает намывать мне спину. Он разворачивает меня к себе тылами и продолжает свое «чистое» дело. Разнеженное под теплыми упругими струями тело не сразу реагирует на опасность.

Член трётся о ягодицы, и до меня доходит, что он опять каменный.

Матерь Божья!

И кажется, я опять говорю вслух.

– Ты религиозна? – заинтересованно спрашивает Гера, с особым тщанием намыливая мою грудь и уделяя исключительное внимание напрягшимся соскам.

Его орган скользит между бедер, намекая, что вторжение неизбежно.

– Гер, может, не надо? – нарушаю я собственное решение не роптать, что бы Бергман мне ни уготовил.

Да, дырочку он разработал мне славно, и у меня там все ещё мокро, но натруженная киска уже опухла. Да и эмоциональный накал спал, я уже насытилась.

– Левина, как была эгоисткой, так и осталась, – ворчит Гера, совершая поступательные и совершенно однозначные движения. – И только я занимаюсь сплошным самопожертвованием…

Смывшие с меня мыльную пену струи переключаются в мягкий режим тропического ливня. Горячая головка раздвигает и без того не смыкающиеся после прошлого родео складочки и втискивается в норку, вызывая необычные переживания.

– Ты же у нас гибкая девочка, – Бергман вынуждает меня наклониться, и, складываясь почти пополам, я опираюсь ладошками на ступеньку, роняя банные принадлежности. – Ролик в баре я оценил…

Гера слишком высокий, и мне приходится встать на цыпочки, но все равно, наклонившись, я сама впускаю в себя твердый член. Практически насаживаюсь, ничего для этого не делая. Под кожей оживает муравейник, каждая клеточка будто наполняется шипучкой, а Бергман надавливает мне на поясницу, заставляя прогнуться, и, несмотря на легкий дискомфорт, я оказываюсь благополучно натянута на мужской ствол, обхватывая его плотно, как перчатка.

Икры горят от напряжения, в промежности полыхает огонь, грудь наливается тяжестью… Остаются последние сантиметры до того, как крупные яйца мягко ударят по набухшим половым губам.

Ожидание глубокого проникновения затягивает меня в свой водоворот. Толстый сладкий член давит изнутри, не двигаясь, а я начинаю задыхаться.

Погладив попку, Бергман растягивает мне ягодицы, шире раскрывая дырочку, в которую уже не вмещается внушительное основание, и медленно, очень медленно задвигает член до конца.

Все мое внимание сосредотачивается на горящей и пульсирующей сути.

Гера неторопливо, с оттяжечкой раскачивается, не меняя темпа. Пресыщенное сексом тело разогревается не так быстро, но организм покорно выделяет смазку, и Бергман беспрепятственно вгоняет поршень раз за разом, и возбуждение нарастает медленнее, но все так же неуклонно.

Твою же мать!

Он без презика!

И это улёт…

Бергман имеет меня в свое удовольствие и для себя, а я горю.

Невыносимое стремление к вершине разбивается о взятый Германом темп. Толчок за толчком, погружение за погружением продляется сладкая мука.

– Гер… Гера… Пожалуйста, Герочка, – умоляю я, пробуя повторить тот же трюк, что и на постели, когда он сжалился и жестко отодрал, но Бергман меня не слушает.

– Всему своё время, Левина. Выигрывает тот, кто умеет ждать, и я дождался. Я проработаю все твои дырочки…

Меня трясет, а Бергман, похоже, никоим образом не собирается облегчать мне жизнь. Изнывая в ожидании близкого, но недостижимого пока оргазма, напряженная в покорной позе, позволяющая себя натягивать на член, я поскуливаю:

– Гер… Я больше не могу…

– Ты привыкнешь, – успокаивает меня Герман.

Я сойду с ума!

Мне нужно кончить! После двух оргазмов без помощи Бергмана я не смогу.

Кажется, что возбуждение тягучей патокой заполняет тело, как кувшин, и ему осталось вот-вот… совсем чуть-чуть, чтобы выплеснуться…

Месть Германа страшна.

И лишь, когда он переходит к завершающей гонке, Бергман разрешает:

– Теперь можно, Яна, – жестко буравит хлюпающую промежность.

И я кончаю. Долго. До тех пор, пока Гера не забрызгивает мою попку горячей спермой.

Я плохо соображаю, Герману приходится без всякого моего участие приводить в порядок ватное непослушное тело.

Страшный человек Герман Александрович Бергман.

Смыв с меня следы секса, он заворачивает меня в тяжелое полотенце и уносит в спальню. Как он еще на своих двоих-то держится? Я почти в обмороке.

Столько секса есть нельзя. Это недельная норма.

«Ты привыкнешь».

У меня волосы на голове шевелятся от ужаса.

– Это какой был урок? – с трудом нахожу в себе силы спросить я.

– Никакой, – невозмутимо отвечает Бергман, накрывая меня одеялом. – Я просто решил разглядеть татуировку.

Я не могу даже возмутиться.

В этом весь Герман.

Не дождавшись, пока Бергман ко мне присоединится, я отключаюсь с мыслью, что никогда в жизни я еще не была такой затраханной и чистой.

Глава 42. Расплата за грехи

Еще не открыв глаза, я задаюсь сакраментальным вопросом, почему я чувствую себя, как восьмидесятилетний ветеран боевых действий.

Болит все, даже если не шевелиться. Пальцем пошевелить не могу.

По мне будто проехал грузовик.

Нет, не грузовик. Бергман. Вспоминаю я.

Злиться на него тоже сил нет.

Надеюсь, ему так же хреново, как и мне.

Поморщившись, поворачиваю голову в сторону, где по моим представлениям должен быть Герман, и ничего утешающего не вижу. Ни мышечных корчей, ни вины на породистом лице.

Собственно, и лица я тоже не вижу.

Гера спит на животе, обняв руками подушку. Сползшее одеяло демонстрирует широкую мускулистую спину с не сошедшим еще загаром.

Вообще, если бы у меня уже не было сомнительных чувств в отношении поганца, я бы могла в него влюбиться прямо сейчас. Во-первых, мне выделено отдельное одеяло, а во-вторых, Бергман не использовал меня в качестве матраса, не заползал на меня и не складывал на меня конечности.

Хоть что-то он делает безупречно.

Ну не только это, конечно…

Но о том самом даже думать страшно.

А так… вот не капал бы он мылом на пол в ванной, не был бы бабником и занозой в жопе, получился бы идеальный мужчина.

Как бы мне ни было хреново, а утренние потребности гонят меня в ванную.

Я с сожалением откидываю полюбившееся мне одеяло и пытаюсь сесть, но что-то не дает спустить ноги с кровати.

Оказывается, говнюк на ночь пристегнул меня к постели.

Интересно, чтобы что? Чтоб не уползла голая по снегу в город?

Ладно хоть руки не додумался привязать…

Очень хочется Бергмана треснуть, но у мужиков по утрам эрекция, и мало ли какая ответочка мне прилетит… Ну не… Жить охота.

Покряхтев, я стаскиваю с себя мягкие поножи и, пошатываясь, бреду в ванную, где встречаю свою комом брошенную на стиралку одежду. Горку гордо венчают оскверненные трусишки. Как Гера с меня все это снимал, я не помню. Похоже, это произошло в промежутке между оргазмами.

Поплескав в лицо, я разглядываю себя в зеркале.

Я не только чувствую себя, как оттраханная, и я выгляжу так же.

Сытый блеск глаз, распухшие губы, раздражение на щеке и горле от жесткой щетины, бледные следы от пальцев на груди, подозреваю, что на заднице тоже найдутся.

В организме царит удовлетворенность.

Это все, конечно, зашибись, но что ж так плохо-то…

«Ты привыкнешь».

Капец. Постоянная женщина Бергмана, наверно, может представлять легкую атлетику на Олимпиаде.

Пофиг, который сейчас час, если я не полежу в горячей воде хоть тридцать минут, я уже к вечеру не смогу нормально ходить. Я уже как матерый кавалерист.

Во избежание нападения противника я дверку закрываю изнутри.

Ничего не знаю.

Пусть ищет другой санузел. Если что, я готова держать оборону.

Однако Бергман, видимо, тоже вчера выложился, потому что отмокнуть мне удается без постороннего вмешательства. Опустив многострадальную задницу в горячую воду, я шиплю и матерюсь, кроя Розу Моисеевну на все лады. Могла бы она родить не такого одаренного сына, у меня все саднит, ноет и щиплет.

Я, разумеется, еще вчера догадывалась, что утром мне будет грустно, но почему-то это не сподвигло меня ни на какие решительные действия. Прямо говоря, мое сопротивление носило откровенно завлекающий характер.

Более того, по мере окончательного пробуждения меня все сильнее одолевало желание ворваться в спальню и схватить Германа за грудки с извечным женским вопросом: «Что между нами?». Невыразимо тянет вынести мужику мозг.

Останавливают меня только физическая слабость и опасения, что объясниться Бергман захочет в другой плоскости.

И вот я мокну и прикидываю хрен к носу.

Вроде как мне ничего не обещали, но сказали, что привыкну.

Договор точно пошел по тому самому месту, которое сейчас жалуется громче всего, но его никто не слушает. Ставка на невинность не сыграла. Да.

Медведева будет ржать.

Впрочем, она всегда ржет. Я посмотрю на нее, когда ей попадется неудобный, но заманчивый мужик.

Гера купил кровать с приблудами. Это считается за серьезные намерения?

По всему выходит – нещитово.

Зато пообещали «репетиторство». Уроков, прости господи, было только два, и пачка с резинками только вскрыта. И все.

Валить на Бергмана, что он меня совратил, тоже стремно. Минет я ему вчера делала вполне добровольно. Даже со всей душой.

«Янка, ты вляпалась», – мрачно подвожу я итоги лучшего в мире секса.

Ну сколько-то мне еще перепадет, а потом внимание переключится на какую-нибудь синюю деву.

Из воды я выбираюсь, когда подушечки пальцев уже совсем сморщились, зато немного ожившей.

Без зазрения совести потрошу сушилку с чистым бельем и добываю себе мятую, но годную футболку и носки. Бергман переживет, я думаю, а мне без тапок и с голой задницей некомфортно.

Я ворошу кучку собственного шмотья.

Оу… как я в этом поеду? Все мятое, пожеванное… Юбец и рубашонка тут, лифон с мотающимися отстегнутыми лямками тоже, а чулок нет.

Я не готова принять несовершенство этого мира без чашечки кофе.

Если кофе в доме нет, я возненавижу Геру.

Крадучись я спускаюсь на первый этаж.

Определенно я права. Ремонт закончен недавно. В углу еще стоят коробки, мебели мало.

Если так прикинуть, то и в спальне только кровать и открытая стойка с вешалками. Похоже, кто-то стремительно обеспечивал место надругательства над стоматологами.

Полностью укомплектована только кухня.

И там, о спасибо тебе, вселенная, есть и кофеварка, и кофе.

Из вредности не варю на двоих.

И зря.

К тому моменту, как кофеварка заканчивает шипеть, на лестнице раздаются тяжелые шаги. Я, в ожидании своего капучино пялившаяся в окно, начинаю душевно метаться. Как оно теперь все будет? Что он скажет? Как посмотрит?

– Левина! – рычит Бергман, еще даже не спустившись.

Хмыкаю. Напрасно волнуюсь, похоже, никаких изменений не предвидится.

– Кто тебе разрешал вставать? – грозно нахмурив брови, спрашивает Гера, заглянув на кухню, и хищно поводит носом в сторону кофеварки.

О нет!

Бергман в шортах, но они подозрительно выпирают спереди.

Так, главное, не поддаваться на провокации, и утреннее недоразумение упадет.

Наверно.

Глава 43. Меньшего зла не бывает

– Гер, а может, как-нибудь так? – я нервно облизываю губы.

Бергман заинтересованно уточняет:

– Как например?

– Ну как-нибудь потом… В конце концов, сколько можно, я там уже снова девственница…

– Многоразовая девственница, м-м…

Мое жалостливое нытье не останавливает Германа, он упорно пытается стащить с меня футболку.

– Прекрати меня грабить, – страюсь увернуться от наглых захватнических лап, но у зажатой возле подоконника меня весьма мало места для маневра.

– Пф-ф, еще кто, кого ограбил. Это футболка от моих шорт…

– Да что ж такое, теперь я понимаю, как ты сколотил свои миллионы… Ты отбирал последнее у…

– Горячих мокрых девственниц, – соглашается Бергман с нотками гордости в голосе. – Так я и озолотился.

Чувствуя, что удовлетворить Геру придется, я выбираю наименьшее зло и опускаюсь на колени. Моя инициатива встречает горячее одобрение.

С меня все-таки сдергивают футболку, но бросают ее мне под ноги.

Определенно, так мягче.

Сразу вспоминаются коврики возле кровати в Гериной блядской квартире. Ясно, для чего они.

Стягиваю вниз резинку шорт, и прямо передо мной покачивается мини-Бергман во всем своем великолепии. Головка требовательно утыкается мне в губы.

Облизнувшись, я приступаю к ласкам, но Геру хватает не очень надолго, и вот уже член, скользя по языку, заходит в меня на всю длину.

О да. Гера не стесняется и обстоятельно проверяет глубину моего горла. Вчерашний урок пошел мне впрок. И как только я приноравливаюсь, во мне начинает что-то трепетать. Сначала в животе, а потом и ниже.

– Спорим, ты течешь? – Гера вынимает блестящий от моей слюны член, и пока я пытаюсь отдышаться, раскладывает меня на столе лицом вниз. Я еще ничего не успеваю ответить, как в киску приникает средний палец. – Как в масло, Левина. Так узенько…

И прежде чем я открываю рот, чтобы возмутиться, палец сменяет член. Головка надавливает на губки и раздвигает складочки. Я пищу, но Бергмана не остановить:

– Это пиздец, Левина, ради такого тесного доброго утра я буду драть тебя ночами напролет.

И вот я вся дрожу на его органе.

Гера наваливается и прикусывает меня за шею, стискивая в ладонях ягодицы. У меня в глазах темнеет, и это что-то звериное. Тот самый основной инстинкт. Толстый член безжалостно меня буравит, выдавливая из меня с каждым толчком стоны, я царапаю дорогую дубовую столешницу, не заботясь, остаются ли следы на лаке.

Слава богу, взятый Герой темп не предусматривает марафон, это охренительный, сногсшибательный спринт, где на финише меня ждет ослепляющий оргазм.

Победный рык Бергмана звучит уже за чертой, отделяющей меня от реальности. Более или менее я начинаю осознавать, что произошло, когда Герман салфетками ликвидирует сперму с моей попки и аккуратно усаживает меня на стул.

И даже подает мне футболку.

Первая мысль: «Меньшего зла не бывает».

И после большой паузы приходит вторая: «Говнюк, пьет мой кофе».

Ему, значит, кофе, а мне – хрен, прости господи.

– Сегодня, – хриплю я. – Тебе больше ничего не обломится.

– Точно?

– Мамой клянусь, – твердо произношу я.

– У нас уроки не сделаны, – хмурится Гера.

– Иди к черту! – с чувством посылаю его я.

Сообразив, что я не шутки шучу, Гера подмазывается тем, что варит мне свежий кофе и делает завтрак. Я довольно быстро оттаиваю, но сохраняю суровый вид, чтоб не подумал, что зажегся зеленый свет.

Стара я для таких длительных заездов. Или наоборот. Опыта недостаточно. Гера ж как-то выдерживает.

Остаток дня мы проводим по-пенсионерски.

Бергман распаковывает новенький проигрыватель, ставит виниловые пластинки из тех, что уже привез. Мы пьем вино, готовим, трескаем вкуснятину. И всячески обходим тему сделки и изменившихся отношений. Я, потому что страшно, а Гера, видимо, не видит разницы.

Уютный день, когда за окном промозглая слякотная сырость.

Но к вечеру я начинаю собираться домой.

– Я не думал, что ты уедешь, иначе бы не пил, – сдвигает Бергман идеальные брови.

– Отпуск кончился, – вздыхаю я. – Завтра на работу.

– Черт, у меня завтра на вечер важная встреча…

У меня чешется язык спросить, не с Марго ли? Но я удерживаю себя. Не хочу портить чудесный вечер.

И если Гера ждет, что я спрошу, когда мы увидимся, то не дождется.

Провожая меня до такси, Бергман требует:

– Позвони, как доедешь. И не забивай голову херней, Ян.

Это он о чем? Чтобы я не выдумывала, что между нами есть то, чего нет?

– Я постараюсь выбраться, – обещает он.

А я стараюсь ничего не загадывать, но выходит хреново.

И ведь знаю, что как только начинаешь что-то планировать, все летит псу под хвост. Непреложный закон.

Так случается и в этот раз.

Глава 44. Гордая женская позиция

По дороге до дома я успеваю накрутить себя до предела.

Меня благополучно кидает от восторженного «боже, он постарается вырваться!» до «хрен я теперь его увижу, он получил, что хотел».

И, главное, я ведь понимаю, что реальность где-то посередине. Гера, скорее всего, планирует лишь скрасить необременительным сексом время до нашего официального расставания. И все.

Так чего я выеживаюсь?

Мне тоже не нужны серьезные отношения, секс хорош, мужик – огонь… но меня ломает.

Ломает так, что, добравшись до квартиры, я не могу просто взять и позвонить Бергману. Это ж корона с головы упадет! Он же сразу раскусит, что я втрескалась по самую печенку! Поэтому я пишу ему сообщением суровое: «Дома».

И ни одного смайлика.

Вот так. Знай наших.

Во дура…

И теперь караулю, что мне ответят. А мне не отвечают. Прочитали и не отвечают!

Козел.

Побегав по потолку, я звоню Медведевой.

– Я ему дала! – выпаливаю я сразу, как только она берет трубку.

Пауза. И осторожное:

– Ты сигнал подай, тебя поздравить или пожалеть?

– Не знаю-у-у-у!

– Я так и знала, – сокрушается Алка. – Совсем втюрилась?

– Ды-а, – шмыгаю я носом.

– Перспективы?

– Ноль целых хрен десятых, – честно говорю я. – Он мне не пишет…

– Давно? – напрягается Медведева.

– Уже час.

– Левина, ты с дуба рухнула? Он, что, должен быть в прямом эфире двадцать четыре часа в сутки? Тебя ж саму бесят прилипалы.

– Я знаю, – душераздирающе вздыхаю я. – Знаю, что дурь несу, но тебе придется терпеть. Куда я еще понесу эту дурь кроме тебя?

Алка сжаливается:

– Ладно, потерплю. Спрашивать, понравилось или нет, не буду, – ехидничает она. – Но как вы до этого докатились?

О! Это самый главный вопрос. То есть зеленый свет к подробному изложению событий. Если я не перетру, то умру. Нужен коллективный разум. Как говорится, одна голова хорошо, но не когда она дура.

– Ну и вот, – заканчиваю я цензурированную версию. – Все болит, я дома, завтра на работу, а Бергман по мне не страдает…

– Погоди расстраиваться, может, страдает, – утешает Медведева.

– Дождешься от него, – ворчу я.

– Мать, по чесноку, он тебе до хрена времени выделил за эту неделю. Как пашут дядьки при бабках ты в курсе, достаточно посмотреть на Артемьева. Ты с ходу можешь представить, чтобы он Козиной почти целую неделю отжалил?

Соплю в трубку. Так-то да.

Но это если рассуждать логически.

– Ну ему постоянно звонили…

– Вот. Так что дай мужику разгрести то, что он забросил, чтобы тебя «порепетиторствовать». Кошмар, какая пошлость…

– В тебе говорит зависть, – огрызаюсь я.

– Почти уверена, что ты права, но все равно смешно. Вы еще до ролевых игр не дошли? Тебе сам бог велел медсестрой или врачихой… – ржет Медведева.

– А ты что будешь примерять? Амплуа училки?

– Ой нет… Не мое это…

– А зря. И я бы…

Меня пугает раздавшийся прямо в ухо рингтон. Я дергаюсь и скидываю звонок, и только потом вижу, что это был Гера.

– А-а-а-а! Он мне позвонил!

– Чего орешь-то?

– Я сбросила… Нечаянно… – у меня аж слезы наворачиваются от досады.

– Ты чего? Реветь надумала? – пугается Медведева. – Мать, ты это брось. Перезвонит он.

– Штырит меня. Сама не знаю, с чего, – жалуюсь я.

Кидает меня реально не по-детски. Как в семнадцать лет. Надо проверить, когда у меня там женские дни…

– Так, иди прими успокоительную шоколадку, отмокни в ванной и ложись спать. Кукушку надо беречь. Если что, я на связи.

Алка прощается, а я плетусь на кухню, ругая себя на чем свет стоит. Дура старая. Тридцать лет, а ума нет. Надо брать себя в руки, чтоб не превратиться в синюю деву, выслеживающую Бергмана.

Телефон пиликает сообщением. Алка: «Я прям чувствую, что ты треплешь себе нервы». Знает меня, язва. Шоколадки нет. Я самая несчастная женщина на земле.

Мобильник опять звякает.

Не, ну серьезно, неужели она думает, что я способна успокоиться за пару минут? Я игнорирую сообщение, потому что роюсь в недрах холодильника в поисках хоть чего-то, способного приглушить мою тоску… по сильному плечу… Блин, если я сейчас еще и петь начну бабские вытельные песни, то это вообще туши свет.

Плим-плим. Не успокаивается телефон.

Смирившись с тем, что ничего вкусного нет, я все-таки беру в руку мобилку и чуть не роняю ее.

Бергман! Пишет Бергман! А! Алке позвонить надо!

Нет, надо прочитать сначала.

«Левина, есть у меня подозрения, что ты все-таки страдаешь херней».

Нет, блин, посмотрите на него. Подозрения у него есть! Нашелся тут неотразимый!

«Так, я, кажется, понял. Ты мне мозг вынесешь теперь».

Да кого волнует его мозг? Я свой вот не жалею.

«Я перенес завтрашнюю встречу. Заеду за тобой после работы. Во сколько ты заканчиваешь? Уверен, ты сейчас довольна тем, что порушила мне график».

Спохватываюсь, что сижу с идиотской улыбкой. Все-то он знает.

«В шесть вечера», – отвечаю я только на вопрос.

Пусть не думает, что я тут вся растаяла.

Убираю телефон, чтоб не перечитывать по десять раз его сообщение, и стучусь лбом о холодильник. Совсем плохая.

Плохая, но счастливая.

Даже без шоколадки.

Всю ночь мне снится романтическая чушь, которую никому пересказывать точно не стану. Она такая сопливо-слезливая, что просто стыдно.

А утром вселенная подкладывает мне жирную свинью. Становится понятно, почему я такая плаксивая была накануне. Видать, на радостях от внезапно активной сексуальной жизни организм чуть раньше положенного напоминает мне, что я женщина. Женщина, которая непригодна для горячих свиданий на ближайшие четыре дня.

Гера будет мне очень благодарен, за сорванную встречу.