Текст книги "Влада и война призраков"
Автор книги: Саша Готти
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– О квантовой физике, – отмахнулась Влада, броском возвращая подушку обратно и вытаскивая мобильный, чтобы еще раз взглянуть на часы.
Глава 3
Мертвые астры
Шаги гулко звучали по коридору, и Влада отчаянно дрожала в блузке с короткими рукавами, стараясь не навернуться на непривычных каблуках. В Носфероне даже в сентябре промозглый холод, все-таки он отодвинут от реальности на какие-то доли градуса, и тепло с трудом проникает в него только в последних числах мая. Зря не надела свитер, который так и остался висеть на спинке стула около кровати.
Гильс стоял у окна возле столовой, держа в руках внушительный букет астр. Влада замедлила шаги, вдруг испугавшись этого букета. Как-то нервирует огромный куст, завернутый в целлофан.
– Люблю астры, – весело выдохнула она, подходя ближе и стараясь унять дрожь.
– Открытая блузочка и мурашки на коже – это новая мода у девчонок или попытка спровоцировать кровопийцу? – насмешливо заметил вампир, оглядывая Владу с ног до головы.
Ну вот ее и расшифровали, стоило допустить всего одну ошибку. Гильс сразу понял, что в таком виде она пришла на свидание, чтобы смутить его, помня о том, каким он теперь стал. Влада улыбнулась и пожала плечами, проклиная предательский озноб, который не отпускал с самого лета.
– Как ты себя чувствуешь после… ангины? – Вампиру, наверное, пришлось произнести это слово первый раз в жизни.
– Здоровой. Кстати, я видела, как ты сегодня на байке летел мимо автобуса. Зачем ты так гоняешь?
– Воспитываешь, – Муранов слегка улыбнулся, приподняв уголки губ. – Если бы я реально гнал, ты бы не успела меня заметить.
Они снова оба замолчали, только целлофан под пальцами Гильса неловко хрустел в тишине.
– Прирос к этому кусту, Муранов?
– Тебе.
Вампир протянул ей астры, и они оказались неожиданно увесистыми, одарив волной цветочного аромата. Нет, все-таки нормальный букет был бы раз в десять меньше.
– Ты долго болела, – голос у Гильса стал какой-то напряженный. – Как ты сейчас, в норме?
– Ты меня уже в третий раз спросил, – Влада растерянно улыбнулась, но не увидела на его лице ответной улыбки. – А ты сам… как?
– Я думал, что будет хуже, но, видимо, я сильнее, чем думал. Ну уж месяц-то я точно еще продержусь на соленой воде. Потом потянет на кровь. – Гильс улыбнулся, и в полутьме блеснули его белоснежные зубы.
– Отлично. Значит, через месяц я буду нужна тебе, – с решительной радостью выдохнула Влада. – Ты должен знать, что я буду поддерживать тебя всегда, и… я, в общем… не думай, что я забыла…
Признание захлебнулось в смущении, и Влада замолчала.
Вампир тоже молчал, и это молчание как-то очень затягивалось, будто он подбирал подходящие слова. Из столовой доносились голоса и веселье отдаленной вечеринки, но Владе казалось, что ее учащенное дыхание и буханье сердце слышно на весь Носферон.
– Ты замечательная девчонка, Влада, – наконец произнес Гильс. – Я знаю, как ты относишься ко мне и что ты чувствуешь. Поверь, я это очень ценю и помню, что ты дважды спасала мне жизнь.
– И… зачем сейчас об этом вспоминать?
– Ты дважды спасала мне жизнь, а я чуть было не обратил тебя в вампира. Чуть не разорвал на куски, в такой был в ярости из-за нашей ссоры.
– Гильс, давай не будем вспоминать об этом? Даже если ты меня обратишь, значит, это моя судьба.
– Нет, – Гильс покачал головой. – Нет, так не пойдет. Ты останешься для меня самым лучшим другом. Только другом.
– Другом… – Влада повторила это слово, как эхо. – Я не очень понимаю… что это значит.
– Влада, два месяца назад я бился с Арманом, который отдал жизнь, чтобы спасти тебя. И я дал ему слово, что сделаю все, чтобы не навредить тебе, не обидеть. А жизнь поворачивается так, что я могу только причинять тебе вечную боль. Не сейчас, но в будущем.
– Да какое мне дело до будущего?! Сейчас, мы живем сейчас!
– Мне есть дело.
– Ты это сейчас за меня решил, насчет моей вечной боли и будущего, или раньше? Почему же раньше не говорил ничего?!
– Я знал об этом давно, но сейчас все иначе, – тихо произнес Гильс. – Все стало иначе, потому что ты снова пожертвовала собой ради меня. Знаешь, я хочу, чтобы за этот год мы с тобой стали друзьями. Потому что будем учиться вместе, ходить на лекции, встречаться в столовке каждый день.
– И ты назначил мне встречу, чтобы сказать вот это?..
– Да. И ты должна узнать обо всем первой. Не от кого-то другого, а от меня. То, что я принял решение найти себе человека. Мне как вампиру будет нужна кровь.
– Погоди… я не понимаю. Найти человека… А я?
– Я уже сказал, что мы с тобой научимся быть друзьями. Но у меня будет другая девушка.
Сказанное не сразу дошло до сознания Влады, и она изумленно поглядела на Гильса, решив на секунду, что он шутит. Но Муранов был серьезен, даже слишком.
– И ты уже нашел… эту другую девушку?!
– Нет, но сделаю это в ближайшее время. Потому я и решил сказать тебе, чтобы это не стало сюрпризом.
Когда не знаешь, что ответить, то лучше просто молчать. Не получалось даже выдавить улыбку или сделать беззаботное лицо.
– Если хочешь, разозлись или ругайся на меня, может быть, так будет лучше, – голос Гильса донесся до нее будто уже из другой вселенной.
Мир проваливался в бездну, хотя ноги продолжали стоять на каменном полу. Оказывается, можно умирать и так, стоя и держа в руках букет цветов. Тело живет, а ты умираешь.
– Гильс! – кликнул его появившийся из-за поворота Денис Холодов. – Ну чего, идешь? Вечерунга начинается…
Вампир махнул приятелю рукой, но остался стоять на месте, глядя в ее лицо, будто ждал, чтобы она сказала что-то в ответ. Или чтобы разрыдалась и начала умолять не бросать ее.
– Иди, Муранов.
– Ты в порядке?
Казалось, Гильс был удивлен ее реакцией.
– Конечно. Лучше не бывает. Пожалуйста, просто сейчас уйди, и все.
– Окей.
Гильс зашагал прочь, но через несколько шагов все же обернулся, поотстав от приятелей, и остановился, выжидающе глядя на нее. Проверяет, не грохнулась ли в обморок от рыданий, что ли?
– Я в полном порядке, уходи!
Когда воздух снова смог попасть в легкие, Гильс уже догонял толпу своих приятелей, а Владе оставалось лишь смотреть, как удаляется пружинящей походкой фигура в черной футболке. Голоса вампиров звенели вдалеке, громко обсуждая, какого-растакого им отменили бои и как теперь протестовать. Герка при этом кричал, перебивая всех, что тоже хочет мотоцикл, как у Гильса, и тот обстоятельно рассказывал, какой лучше выбрать.
Как он может быть таким веселым и обсуждать мотоциклы, когда только что расколотил ее жизнь вдребезги?!
Влада с усилием заставила себя дышать и, пошатнувшись на каблуках, сбросила туфли. Босиком лучше – промозглый каменный холод проникает в ступни, это сейчас даже хорошо. Почему-то сейчас, чем холоднее, тем лучше.
Он собирается найти другую девчонку и сделает это в ближайшее время. В Москве так много похожих на нее девушек – лет по четырнадцать-пятнадцать, стройных и темноволосых, симпатичнее ее, красивее… многие из них даже носят ее имя… Проблем с поиском у парня, обладающего внешностью, которая природой предназначена заманивать девушек, не будет. Найдет, можно не сомневаться.
А что остается ей?
Влада брела по коридору, вдруг поняв, что вернуться в спальню не может. Слез не было ни капли. Было полное опустошение, будто Гильс только что убил ее, и сейчас она, как призрак, шла по коридору, вспоминая свою прошлую жизнь. Откуда в Гильсе такая чудовищная жестокость? Он ведь не понял ее боли, не представил себе ни на миг ее ужас.
А ведь впереди целый учебный год, и весь год она будет видеть его, сталкиваться с ним на лекциях, в коридорах, в столовой.
«Ты останешься для меня самым лучшим другом». Это прозвучало как оплеуха, хотя ни капли оскорбления или насмешки в его словах не было.
Он боится причинить ей боль в будущем, видите ли, и поэтому отвергает. Какая забота о ней, он помнит все, что она говорила, надо же!
Влада, разумеется, тоже помнила все свои несдержанные и горячие слова. Переписка по скайпу с Гильсом длилась несколько недель, но он отшучивался и отвечал на ее сообщения очень сдержанно, а вот она… Общаясь по Интернету, легко и просто пишешь многое, что не можешь произнести вслух. Легко откровенничаешь, особенно учитывая что температура у Влады иногда подскакивала до тридцати восьми, и пальцы печатали то, о чем температура тридцать шесть и шесть потом заставляла мучительно сожалеть. Во всяком случае, вспоминая свои фразы: «не могу без тебя», «ты для меня все», она теперь хотела умереть от стыда.
А еще от нее отвернулся Егор. Отвернулся, и правильно сделал, потому что она вела себя как идиотка. Нагрубила ему, произнесла слово, которое он ненавидит, вместо того чтобы прислушаться к его словам. Она летела, как мотылек на свет, устремившись за Гильсом, который поманил ее пальцем. А теперь – разбившись о преграду, падает вниз.
Послушалась бы Егора – и сейчас бы все было иначе. Эх, Егор, а ведь ты был прав, будто действительно все знал заранее и хотел защитить от такого удара. А еще тролль был прав в том, что первым ее порывом будет ринуться к нему и выплакаться, как в жилетку. Только вот она уже пообещала, что этого не сделает.
Стоять в коридоре в одиночестве было невыносимо, Влада испугалась, что сейчас просто сойдет с ума. А может, надеть куртку и сбежать сейчас из Носферона? Бродить по Москве, вляпаться в неприятности, привлечь к себе внимание… Глупо, жалко, слишком ничтожно для нее.
Вестибюль, статуя основателя Универа посредине, маячивший где-то у проходной Буян Бухтоярович крутились перед глазами в каком-то безумном шаманском танце, в ногах была слабость, и они сами принесли ее в гардероб. В Носфероне он напоминал лабиринт, до конца которого Влада никогда не ходила.
Теперь же с каждым поворотом от вешалок с куртками и плащами становилось все темнее и теснее. Пол под ногами почему-то стал мягким, Влада, спотыкаясь, брела, раздвигая руками гроздья шарфов и вампирских пальто, острые воротники которых больно хлестали по щекам.
Что ж, заползти в самый темный угол Носферона и замереть без движения сейчас было лучшим вариантом.
Иногда в жизни наступает минута, когда существовать так, как раньше, становится невозможно. Словно подходишь к краю пропасти и даже понятия не имеешь, что ждет за этим краем.
Но ведь должно же быть какое-то спасение от этого беспросветного ужаса и безнадежности! Где же оно? Где ее способности, которые приводили в ужас светлых магов? Она может проникать в память предметов, как это может ей помочь?
«Мне нужно справиться с отчаянием, или я умру, – Влада чувствовала, что ее лихорадочно колотит. – Справиться с отчаянием, или я умру. Эх, папа! Ведь ты был вампиром, во мне половина твоей крови. Ты был веселым и жестоким, тебя никто не бросал, как бросили меня сейчас…»
– Как бросили меня сейчас, – Влада услышала свой собственный шепот в темноте. – Не знаю, как жить дальше.
Казалось, что ее вышвырнуло в открытый космос, и она замерзает в его вечном холоде, превращаясь в ледышку. Гильса в новой пустоте ее жизни уже не было, а букет, его подарок, так и оставался в руках, издевательски шурша целлофаном. Опустившись на пол, заваленный брошенными куртками и шарфами, Влада отшвырнула в сторону обертку, сжав несчастные астры так, будто они знали все ответы и просто не хотели их выдавать. Цветы мялись под пальцами, их горьковатый тонкий аромат щекотал ноздри, будто успокаивая, утешая и уверяя, что они-то, астры, ни в чем не виноваты…
Странно, но уже через минуту ей стало легче жить на свете. Отчаяние, которое не давало дышать, ослабило железную хватку, отпустило.
Минуты тянулись и тянулись, пока в вестибюле не послышались голоса, возмущенные вопли Буяна Бухтояровича и хлопанье крыльев.
– Ногами идтить надобно, ироды, а не виться тута, яки мошкара всепротивная! Кыш отседова, вон пошли! Кафтаны вешать надобно, а не швырять аки свинтусы! – завопил охранный домовой где-то в глубинах вестибюля. Смех и хлопанье крыльев приблизились, и Влада оторвала лоб от колен.
Из-за курток вылетела стая валькеров. Не обращая на нее никакого внимания, они принялись разматывать шарфы со своих шей и швырять их прямо на пол.
Теперь можно было не сомневаться в том, кому принадлежит дальняя часть гардероба и валяющаяся на полу одежда.
– Приветище, сонц! – радостно завопил Ацкий, который одной рукой держал коробки с пирожными, а другой пытался содрать с себя ветровку, изворачиваясь, как уж на сковородке. Сняв куртку, он швырнул ее на пол рядом с остальными и провозгласил: – Рожденный летать куртки на крючки не вешает! Что, сонц, тебя обидел кто-нибудь?
– Я просто захотела повесить куртку в незнакомое место, – ляпнула Влада первое, что пришло в голову.
– О-о-о, – Ацкий обрадовался. – Это мне знакомо, жажда нового! Я однажды до стратосферы долетел – так было интересно, смогу ли в космосе находиться! Прикинь, крылья обледенели, а так бы, может, и до Луны бы добрался, веришь, сонц?!
– Верю. – Влада смотрела на такого жизнерадостного и счастливого Ацкого, не понимая, как это возможно в принципе – смеяться, хотеть чего-то, летать и собираться есть пирожные.
– Все, заметано, на Луну слетаем, когда в космосе будет весна, – заржал валькер, протягивая Владе руку и помогая подняться с курточного холма. – А что же Бертилыч тебя не позвал на тролльскую тусню? Ты около деканата к стенкам не прислоняйся, которые он красил, тебя предупредили? Кстати! – спохватился вдруг валькер. – У нас же тут вечеруха наметилась в столовке по случаю четвертого курса на Валькирусе. У вампиров тоже в общаге веселье, там Мураныч на полную катушку отрывается.
– Отрывается, значит… – повторила Влада, чуть было не скатившись снова в холодную яму, но вовремя удержалась на самом краю.
– Да и тролли тоже не спят, у них там веселье, Бертилов с Колынованом зажигают. А ты тут одна торчишь, как эмо какое-то с мусором в руках, – добавил валькер. – Давай с нами, в столовке развеешься… Пшли?! Когда валькер сказал про мусор, Влада посмотрела на то, что держала в руках. Букет дышащих свежестью астр увял, потеряв яркие краски, будто умер вместо нее. С колен на пол рассыпались засохшие ветки и лепестки.
– Давай мотать отсюда быстрее, – валькер окинул взглядом мусор на полу. – Сама знаешь, какая ранимая и нежная душа у нашего убормонстра…
– Пошли на вечеринку, – Влада, вдруг ощутив странный прилив сил, протянула руки. – И давай мне половину коробок, ведь уронишь же сейчас.
Глава 4
Злотмение в столовой
Под утро Влада замерзла и, проснувшись, дрожала под одеялом, поджав ноги. К тому же желудок напомнил, что вчера она так и не поела, и предательски возмущался, требуя завтрак.
Несмотря на обилие эклеров, буше и суворовского печенья, которые с удовольствием трескали кикиморы и валькирии, на вчерашней вечеринке она ничего не ела и даже не пила жуть-колу, которую так любила раньше. Она смеялась, флиртовала с Ацким, даже весело обсуждала с кем-то выступление Буяна Бухтояровича в актовом зале, но при этом будто видела себя со стороны. Настоящая, реальная Влада все еще продолжала сидеть, скорчившись, в самом дальнем конце гардероба, замерев от нанесенного ей удара и не зная, что с ней будет дальше. Настоящая Влада даже не плакала, потому что это было страшнее слез, будто в сердце ей сделали укол лошадиной дозы анестетика, и она перестала на какое-то время чувствовать… и жить.
Вчерашний день теперь казался сном, который хотелось забыть, и каждое воспоминание о словах Гильса причиняло такую боль, что хотелось просто выпрыгнуть из тела и сбежать куда глаза глядят. Единственное спасение – как можно быстрее оказаться в аудитории, взять в руки авторучку, открыть конспект и окунуться с головой в учебу. Окунуться так, чтобы не выныривать, стать кошмарным синим чулком и защитить кучу диссертаций по нечисти, годами не вылезая из душной библиотеки Носферона… По расписанию первой утренней парой была история тайного мира, которую вела Ада Фурьевна, и Влада сначала отправилась в полупустую библиотеку, чтобы получить учебники на весь учебный год, а потом сразу пошла на лекцию, решив не заходить в столовую на завтрак.
В аудиторию, где ожидала студентов Ада Фурьевна, Влада зашла первой, достала чистую тетрадь для конспекта, аккуратно подписала ее, открыла на последней странице и принялась по привычке черкать авторучкой, рисуя первое, что приходит в голову. Обычно в результате у нее выходили портреты однокурсников, смешные шаржи на Тановскую, Йорга или же лицо Гильса, которое она потом обязательно заштриховывала так, чтобы никто его не узнал. Но в этот раз на странице сам собой появлялся непривычный рисунок: стол, занавески, окно, распахнутое настежь во двор…
«Да это же моя комната в старой квартире на Садовой!» – Влада удивилась, с чего вдруг ей пришло в голову рисовать свою комнату. Рука тщательно вывела детали интерьера, даже календарь с Петропавловской крепостью на стене, потом густо заштриховала небо в окне, оставив нетронутым круг огромной луны, нависшей над крышей дома напротив. Чего-то не хватало в этом рисунке, будто в нем был скрытый, неясный сейчас смысл. Почему-то Влада была уверена: это ее комната до того, как она узнала о тайном мире, до того, как ушла из школы и уехала учиться в Носферон. Подсознание иногда выкидывало с ней всякие фокусы, особенно в моменты, когда надвигалась беда. Это называлось обостренной интуицией, которая досталась ей от матери. Но если Ольга Огнева могла предвидеть многие события как маг, то Владе досталась лишь тень этих умений: она просто ощущала приближение беды. И сейчас интуиция подсказывала, что нужно дорисовать еще какую-то деталь в этом рисунке, очень важную.
Влада нехотя продолжала черкать на листке, потом зачем-то нарисовала на крыше дома напротив силуэт кота. Кот был смешной, с выгнутой спинкой и растопыренными усами, но нет, это было не то, совершенно. Думать о том, что же там должно быть, вдруг оказалось так же мучительно, как пытаться посреди дня вспомнить улетевший сон.
В конце концов, когда Влада, потеряв терпение, решительно выдрала страницу и уже долго комкала ее в пальцах, аудитория зашумела, наполняясь голосами.
– Хай, Огнева! – весело поприветствовал ее Гильс, топая с приятелями на дальние парты (любой препод традиционно не видит, чем занимаются расположившиеся там студенты). Владе пришлось беззаботно кивнуть в ответ, но смотреть на вампира ей сейчас совсем не хотелось.
– Муранов, вы сидите не на галерке, – веско предупредила Ада Фурьевна. – Сядете там, где я буду вас видеть. Вы теперь на особом счету.
Гильс пожал плечами и хлопнул сумку на стол, который тянулся по левую сторону от Влады. Между ним и Владой сидело еще около десятка студентов, так что, повернув колпачок хромовой авторучки, можно было разглядеть, как в маленьком зеркальце: Муранов кидает из сумки на столе учебники и конспекты, выгребает ручки и карандаши… веселый, беззаботный, такой, как всегда.
В этот момент Ада Фурьевна громко захлопнула дверь аудитории за последним вбежавшим студентом, которым оказался вурдалак Федька Горяев, и зацокала каблуками к преподавательскому столу.
– Итак, ребята, поздравляю вас с первой лекцией в этом учебном году! – провозгласила она. – Если кто-то еще не знает, у нас произошли некоторые изменения. Замректора нашего университета теперь я – это раз. Во-вторых, история тайного мира, которую вы изучали в прошлом году, теперь заменена на современное тайное мироустройство.
Этот предмет мы с вами будем проходить теперь более подробно и детально, рисовать схемы и писать рефераты. Последние ряды, где гудят некоторые товарищи, попрошу тишины. Герман, что вы руку тянете?
– Ректор нам сказал вчера, что из-за угроз магов нам отменили бои вампиров и бал. Мы будем писать протест! – звенящим от возмущения голосом заявил Герка.
– Запрет боев и бала вызван форс-мажорными обстоятельствами, – сухо ответила Ада Фурьевна. – Протест можно принести в деканат, но это ничего не изменит. Я повторяю для вампирского факультета отдельно – ничего не изменит.
По рядам вампиров прокатился недовольный ропот, но фурия поверх очков провела по ним острым, как бритва, взглядом.
– Но ведь мы же имеем право узнать, какого черта происходит? – поднял руку Гильс Муранов. – В прошлом году вы, Ада Фурьевна, нам рассказывали, что маги – это светлая сторона, что они держат баланс в мире, защищают от стихийных бедствий, от войн… и прочую туфту. Короче, что они белые и пушистые. Но ведь мы, темная нечисть, никого не трогаем, только и заняты, как бы самим выжить с этими паршивыми порогами, кругами и домовым правом. Так какого черта, чем им помешали наши студенческие балы и бои?
– И что за пургу гонят про то, что нам надо убираться из Москвы и бежать в резервации? – подхватил Герка. – Ректор вчера вообще ничего не стал объяснять, может, вы расскажете, Адфурьевна?!
– Мы летом встречались с ихними светлыми магическими стажерами, – снова встрял Герка. – Подонки они еще те! Угрожали нам, сами лезли в бутылку…
– А когда мы напомнили про Канву… то есть Конвенцию, так они заржали и сказали: ваша канва-веревочка, ей скоро конец, и вам, нечисти, типа, тоже… – басом добавил Колыванов.
– Ага, Адфурьевна, как вы это нам объясните? – поддержал ребят Гильс Муранов.
Вопрос повторило множество голосов в атриуме. Влада поморщилась, приготовившись к пронзительным воплям фурии и возможным ядовитым плевкам: та ненавидела, когда ее перебивали на лекциях, и тем более когда ей возражали. Но Ада Фурьевна на этот раз повела себя очень странно и кричать почему-то не стала.
– Успокойтесь и сядьте, Герман! – громко приказала она. – Я не собираюсь отвечать на эти вопросы, это не входит в программу лекции! Не вхо-дит! – отчеканила фурия, сверкнув глазками, и аудитория постепенно затихла, недовольно перешептываясь.
– А у нас в Пестроглазово все домовые в один голос твердят, что Тьма открывается и будет конец света, – поднял руку Отто. – Вы что-нибудь знаете об этом, Ада Фурьевна?
– Я не собираюсь обсуждать на лекциях сплетни и паранойю домовых, – оборвала Йорга фурия. – Если еще раз, Йорг, вы меня перебьете, то я выгоню вас из аудитории.
Гоблин со смешком пробормотал что-то, и Владе удалось расслышать лишь, как он пожелал оказаться на минуту Гильсом Мурановым, которому «все сходит с рук».
– Итак, тема сегодняшней лекции – современное устройство тайного мира. Как вам уже известно, весь тайный мир разделен на две стороны – темную, нашу, и светлую. Мир стоит на скрепах Конвенции, которая является самым главным сводом законов. Она как фундамент, на котором стоит здание, в котором мы все, жители тайного мира, обитаем. В прошлом году мы прошли с вами домовое право, которое контролирует жизнь нечисти, дневное право, которое запрещает людям видеть тайный мир и знать о нем, а также коснулись магического права. Кто из вас может в нескольких словах напомнить всем основные положения Конвенции?
Влада быстро подняла руку, и фурия кивнула, жестом разрешая ей ответить.
– Домовое право ограничивает права нечисти на земле, дневное запрещает людям знать о тайном мире, а магическое право запрещает светлым магам убийства, иначе они теряют свои магические силы, – ровным и уверенным голосом сказала Влада. Пусть Гильс знает, что она не убивается по нему, а по уши погрязла в учебе.
– Правильно, Огнева, – одобрила Ада Фурьевна. – Я рада, что хоть кто-то после лета помнит Конвенцию. Когда-то давно между магами и нами, нечистью, шли жестокие и беспощадные войны, которые вы проходили по истории, но теперь мы просто разделены на две стороны, которые соблюдают нейтралитет и подчиняются Конвенции. Итак, вы уже знаете, что Магиструм находится в Москве, в ее центре, около Черниговского переулка, и оттуда магические семьи правят миром. Правительства всех стран мира полностью подконтрольны магам, – продолжала Ада Фурьевна, – можно сказать, что управляются ими, к тому же по всему миру действует светлая полиция и патрули, которые следят за выполнением Конвенции. Что касается людей, то на них дневное право воздействует без сбоев: стоит человеку переступить порог восемнадцати лет, как оно вступает в силу до конца его жизни. Человек продолжает жить, ничего не зная о тайном мире, нечисти и магах. Что же касается нечисти, то нами управляет Темный Департамент, который имеет представительства во многих странах мира…
Фурия читала лекцию долго и размеренно, Влада записывала старательно, как первоклассница, и мысленно издеваясь сама над собой. Да уж, ее конспекты за этот год, наверное, можно будет выставлять в музее. «Посмотрите на суперпочерк девушки с самым разбитым сердцем»…
– Темный Департамент, в свою очередь, управляется Темнейшим, который принимает важнейшие решения, решая судьбу всей темной стороны при наступлении критических ситуаций…
– Ух ты, – не выдержал Герка. – А я думал, что Темный Департамент самый главный у нечисти. А получается, над ним есть еще и президент. Лихо! А где он живет?
– Говорят, Темнейший этот в подземельях живет, – отозвался синеглазый оборотень Стас Василевский с галерки. – Типа нашего Тетьзина монстр, только еще похуже. Он древняя нечисть, на свет не выползает.
– Кто говорит-то? – спросил вдруг Гильс, потягиваясь и распрямляя плечи. – Опять агентство ДэЗа, домовые в зловоротнях?
– Здесь лекция, я не балаган, факультеты! – прикрикнула фурия. – Темнейший управляет нашим Департаментом, и по учебному курсу это вся информация, которая о нем доступна. Запишите, что под управлением Темного Департамента существует еще масса организаций, – Ада Фурьевна нетерпеливо постучала указкой по столу. – Это Совет Домовых, который находится на Тверской улице, Попечительский совет над бездомными домовыми, Всемирная ассоциация троллей, Союз оборотней, Совет летучей нечисти… Ну что там еще за шум?
В коридоре послышались шаги, дверь распахнулась, и в аудитории появился сонный и хмурый Егор. Тролль был лохмат выше привычной нормы, зеленая мятая рубашка на нем сидела криво, а нижняя губа упрямо выпячена вперед, будто он уже приготовился к скандалу.
– Ваша рубашка застегнута не на те пуговицы, – гневно ткнула в него пальцем Ада Фурьевна. – Где вы валялись ночью, Бертилов?!
Аудитория радостно захихикала, только Инга Тановская помрачнела.
– Он спал в тех краях, где нет подушек, – сострил Отто Йорг. – В общагу даже не заходил, бродяга.
– Захлопнись, – посоветовал ему Бертилов, шмыгая носом и пытаясь пригладить пятерней волосы.
– Садитесь, не мозольте тут глаза, позорище.
Фурия принялась быстро писать мелом на доске, а тролль, отпихнув Колыванова и Зеленовского, плюхнулся на скамью и начал копаться в своих вещах, пока не извлек нечто помятое, принявшее форму конспекта только после нескольких ударов кулаком. Авторучек у Бертилова не нашлось, зато целый ворох обкусанных карандашей с грохотом покатился по столу. Маркина гневно оттолкнула их, кто-то пихнул их еще дальше, и карандашная лавина пронеслась по столу, сметая все на своем пути, а потом ринулась обратно, как волна.
– Обалдел, Бертилов?! – завопила Маркина, когда целый вал карандашей спикировал к преподавательскому столу и остановился у подошв Ады Фурьевны, будто разбившись о подножие маленькой и очень злобной скалы.
– Запишите тему реферата, – ледяным голосом произнесла фурия, показывая на доску, где красивым почерком было выведено: «Моя семья и ее место в тайном мире». – Каждый пишет о том, чем занимается его семья, и как она интегрирована в тайный мир. Можете написать и о своих предках. Если они участвовали в войнах с магами, нужно будет рассказать об этом подробно. Вы напишете, как они сражались, кто погиб, а кто выжил.
– Мне кажется, или нас к чему-то нехорошему готовят? – недовольно пробормотал Марик Уткин, поправляя очки на носу. – У меня вообще из предков никто не сражался, упыри всегда прятались по норам и углам, это абсолютно нормально. Чего мне писать-то…
– Бертилов, а вам за опоздание и хулиганство на лекции не пять страниц реферата о вашей семье, а десять!
– Да хоть сто про свою мамашу с ее канарейками накатаю, – буркнул тролль. – Напугали…
Зря он огрызнулся – меткий плевок фурии моментально достиг цели, но Егор даже не вскрикнул, лишь прижал ладонь к щеке, а на его загорелой физиономии заиграла нагловатая улыбочка. Фурия же, на секунду преобразившись в подобие змеи, которая ужалила жертву, моментально вновь приняла прежний облик, облизывая тонкие фиолетовые губы.
– Сенкс, Адфурьевна, – поблагодарил Егор с вызывающим видом. – Мне про моего предка Энгора писать, что ли? Боевой тролляка был.
– Ваш великий предок, тролль Энгор Сигурд Олаффурсон, сейчас бы он стыдился вас, глядя на ваш вид и поведение! – отчеканила преподша. – Хотите вылететь вон из университета, Бертилов?! Мало вам того, что вы летом натворили?
– А мне тоже писать реферат о моей семье? – громко выкрикнула Влада, прежде всего для того, чтобы отвлечь фурию от Бертилова и не дать ей разорвать тролля на клочки. – Ада Фурьевна, мне писать про деда, да?
– И мне? – гнусавым голосом тут же поинтересовался Федя Горяев, ковыряя карандашом в носу.
– Пишите, Горяев, пишите, – яростно кивнула Ада Фурьевна. – Все равно я ваш почерк не понимаю.
– Только готовый реферат надо будет герметично упаковать и не вскрывать, – прокомментировал Герка. – Ада Фурьевна, а мне всю правду о моей семейке писать? С магами-то они не особо ладили.
– Прочтешь мой реферат, и твои предки покажутся тебе белыми и пушистыми, – отозвался Денис. – Мои тоже воевали и кучу народа порешили в свое время.
– Ха, а мои… – начал было Игнат, но Ада Фурьевна громко застучала указкой по столу.
– Хватит мериться кровожадностью семей, вампирский факультет! Все это – наша история, и надо писать правду! Лекция закончена.
– Ада Фурьевна, у меня еще вопрос, – Гильс поднял руку. – Можно мне поменять тему реферата?
Влада удивилась, но фурия не завопила и не начала плеваться в Муранова. Скорее наоборот, странно вжала голову в плечи, сняла очки и задумалась.
– Э-э-э… – Она прокашлялась, как-то нервно поправив прическу. – Пожалуй, Муранов, для вас будет другая тема. Вы напишете о правах вампиров в современном тайном мире.
– Большое спасибо, – с едва заметной иронией в голосе ответил Гильс. – Тогда по поводу прав вампиров: мне нужно отпроситься сегодня с лекций после обеда. Уважительная причина, Ада Фурьевна.
– Вот как, – фурия снова надела очки на нос. – Назовите ее, пожалуйста.
– Право вампира на своего человека и его кровь, – ответил Гильс. – Я перерожденный, у меня этого человека пока нет. Поэтому мне нужно выйти в город, и не слишком поздно вечером.
Влада, опустив глаза, начала рисовать очень злого кота прямо на записанных строчках, не соображая, что делает. Почти физически она ощутила недоуменные взгляды, которые бросали на нее ребята. Уж очень хорошо всем было известно, кто раньше был главным человеком для Гильса. И если Ада сейчас все-таки потеряет терпение и плюнет в него, будет очень хорошо, так ему и надо.