Текст книги "Разнорабочий (СИ)"

Автор книги: Саша Акимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Акимов Саша
Разнорабочий

1

«Большие начальники предпочитали нанимать меньше людей и заставляли их вкалывать сверхурочно, вместо того чтобы взять больше людей, и тогда каждый мог бы работать меньше. Смена длилась восемь часов, но начальству казалось, что этого мало. Например, я не помню, чтоб меня хоть раз отпустили домой пораньше. Нет, ты должен работать. Все оговоренное время и еще сверх того».

(Чарльз Буковски "Фактотум")

Надел хлопчатобумажные перчатки с поливинилхлоридным напылением на ладонях. Нужно защищать свои лапы, а то появится слишком много мозолей или можно словить занозу. Я запрыгиваю в фуру, которая наполовину въехала в склад. На вилах автопогрузчика мне подают гидравлическую тележку. В простонародье ее называют рохля, это ставшее нарицательным название фирмы, как когда-то все называли любой копир ксероксом. За рулем погрузчика Андрей, он пьяный, всегда. Если он трезвый, то начинает дрожать и не соображает. Поэтому с утра перед работой он заправляется самым дешевым, но достаточно крепким пойлом, чтобы прийти в норму. Дальше он потихоньку добавляет в течение дня. Также Андрей срёт несколько раз в день, потому что его однажды порезали в пьяной драке, после чего его кишечник стал короче.

Закатываю тележку под паллет с товаром внутри фуры. Дергаю ручку вверх-вниз, паллет весом в тонну поднимается, разворачиваю его и тащу к дверям. На краю плавно опускаю. Андрей подбирает его погрузчиком и ставит на пол. Паша фотографирует со всех сторон. Петр забирает электрическим штабелером и увозит его на место. Дима бегает вокруг, придерживает товар, чтобы не качался. Комментирует все наши действия. Снимаемые паллеты загораживают обзор Андрею, поэтому Дима вовремя подсказывает ему, когда поднимать или опускать вилы, кричит "вира" или "майна". Естественно, мы много материмся друг на друга во время всего этого процесса. Мне становится жарко находиться внутри кузова. Он нагревается на солнце. Снаружи температура под тридцать, а внутри словно в бане. Жаркий выдался август. Я снимаю футболку и работаю с голым торсом. Пот течет со лба и повисает на кончике носа и бровях.

Когда фура выгружена – у нас перекур. Мы садимся на оградку возле склада. Парни закуривают. Андрей стреляет сигарету у Паши, потому что своих у него не водится. Он по уши в долгах. Понабрал мелких кредитов на бухло под 800%. Петр бросает, поэтому сосет мятные леденцы. Дима делает самокрутки из ароматного табака, дым которого даже у меня не вызывает отвращения. Я вообще никогда не курил, поэтому просто сажусь рядом за компанию. Андрей сам себя называет помором, он из каких-то диких мест вроде Териберки. Паша, как и я родился в Ленинграде, с ним мы постоянно меряемся силой и выносливостью. Петр особо о себе не говорит, известно только, что он закончил ПТУ, а после этого грузил мебель. Дима скользкий тип, который много врет, так что сложно понять, что из его рассказов о себе правда.

Наш склад – это небольшой ангар советской постройки, в котором плохо залили пол и установили стеллажи когда-то. Мы на территории некогда крупного завода. При развале Союза, большинство предприятий города должны были перестроить мощности и перейти к более современному менеджменту. Но руководители были такому не обучены, поэтому просто развалили все заводы, разворовали что-то. А оставшееся стали сдавать в аренду под складские помещения и офисы.

Прибежала псина, которую мы зовем Маруся. Собака потыкалась мордой каждому в ладони, понюхала, полизала пальцы, упала на землю перед нами и повернулась кверху брюхом. Она постоянно выпрашивает еду, хотя у нее лоснящаяся откормленная жопа. На самом деле, я однажды проследил ее маршрут. Рано утром она бежит к автомобильному салону, где ее кормят в первый раз. Иногда ее там же моют, поэтому шерсть всегда чистая и нет колтунов. Потом она пробегает через проходную на территорию завода и сразу к местной столовке – где ее кормят еще раз. А уже затем она направляется к нам. Мы кормим ее редко, чаще просто треплем за уши и чешем пузо. Наш заместитель начальника Костя постоянно ее подкармливает и даже отвозил к ветеринару, чтобы стерилизовать.

Костя усатый и ему около пятидесяти лет. На Косте держится склад. Он занимается всем, знает, как лучше поступить в любой ситуации, как решить любую проблему. Начальники склада сменяются один за другим, а Костя остается всегда, и по сути выполняет все их обязанности. Начальники нужны лишь для того, чтобы лакействовать перед вышестоящими. Всего лишь звенья в длинной цепи взаимного подхалимства, за не такую уж и высокую плату продающие совесть и достоинство. К сожалению, в России все структуры, в том числе и государственные, построены по такому вертикальному принципу. Где вопрос личного доверия важнее, чем профессионализм команды и качество работы. Лояльность ценится выше, чем профессиональные качества.

Сейчас к нам назначен очередной дурачок, именуемый начальником. Он никогда не работал на складе и ничего не понимает. Бывший вояка. Костя упорно рассказывает ему, что к чему. А мы, кладовщики, и сами знаем, что нам делать. До этого три месяца вообще прекрасно обходились без начальства. Предыдущий начальничек не продержался и месяца, слишком уж был недалекий. Проблема в том, что руководство не ищет на склад умелого и грамотного начальника – они ищут удобного жополиза.

Товар выгружен, теперь нужно проверить его соответствие накладным, посчитать все и разместить на стеллажах. Петр, Дима и Андрей предпочитают заниматься только крупными вещами. Они считают ванны, унитазы и душевые кабины. У нас склад сантехники, если что. А мне всегда достаются мелочи, я считаю смесители, душевые лейки и шланги. Их сотни и тысячи. Мне помогает Паша. Начальничек задается вопросом, почему мы принимаем товар дольше, чем остальные. Я ему объясняю на пальцах, как младенцу, что посчитать десяток унитазов явно быстрее и проще, чем отыскать и сосчитать тысячу шлангов. Ему не нравится мой тон, он заикается о субординации. Я смеюсь ему в лицо, и поясняю, что он уже не в армии, и что на гражданочке тебя могут и нахуй послать, вне зависимости от должности.

Удостоверившись, что количество товара соответствует заявленному в накладных, проверив нет ли пересортицы, я подписываю бумаги и принимаюсь размещать мелочевку на полки. У меня все разложено по алфавиту, и в течении дня так удобнее собирать заказы, и во время инвентаризации не приходится тратить лишнее время на поиски. Раньше прибывающий товар размещался хаотично, просто втыкались коробки куда-нибудь, где в момент прихода было место. Я с такой системой покончил и навел порядок.

Пришло время обеда. Мы идем не в заводскую столовую, которая ближе всего к нам. Мы направляемся в лавку Якуба. Его жена готовит вкуснейший плов и лагман. Вся их еда по-домашнему вкусна, потому что сделана не по гостам или стандартам. Мы покупаем плов, пару сосисок в тесте и минеральную воду "Ессентуки ╧4". Возвращаемся на склад. Под кухню у нас отведено место на втором этаже. Там стоит микроволновая печь, чайник, столик и диван. Когда я только устроился и взял с собой еду из дома в контейнере, хотел использовать микроволновку, но она была так изгажена внутри, что мне пришлось сначала ее тщательно отдраить. Почему-то никого плачевное состояние техники не волновало. Также был сломан сливной бачок унитаза в туалете и почему-то это тоже никого не беспокоило. Я и его починил, закрыл дверь туалета, оказалось, что и она сломана. Ее я тоже починил. Первую неделю работы на новом месте, я только и делал, что что-то чинил и организовывал рабочее место под себя. Поначалу ребята принимали в штыки, все что я говорил или делал. Но вскоре стали спокойнее относится к моим причудам. Особенно после того, как поняли, насколько проще искать какую-нибудь мелкую штучку, если она располагается не случайным образом на стеллаже, а по алфавиту. Раньше Дима любил читать вслух гороскопы из бесплатной газетенки во время обеда. Но я ему объяснил, как тупые астрологи составляют таблицы на основе неработающей Птолемеевской системы сфер и не учитывают прецессию, и что расположение небесных тел никак не коррелирует с происходящим в нашей жизни. Разве что луна влияет на приливы и отливы своей гравитацией. Петр обычно быстро кушает и ложится на диван. Вряд ли возможно задремать в таком положении, он просто лежит с закрытыми глазами. Паша рассказывает, как он, будучи в армии, ушел в самоволку и отправился в бордель. А там ему попалась проститутка с огромной задницей. Когда зашел разговор о жопах, я вспоминаю мою любимую девочку и не слушаю рассказ Паши. Мечтаю о том, как женюсь на своей малышке, надо лишь подождать пока ей стукнет хотя бы шестнадцать лет. Сейчас она поехала в Анапу в лагерь. Я представляю, как там дети, предоставленные сами себе, ходят по дискотекам с плохой ритмичной музыкой и шалят. Но я уверен, что моя любимая достаточно благоразумна, чтобы ни во что не вляпаться.

Отобедав, мы продолжаем работать. Приехал клиент, который хочет купить большую чугунную ванну. В среднем, одна такая ванна весит сто килограммов. Ванны стоят стопками по десять штук, чтобы снять одну нужно два человека. Мы подходим с Пашей с двух сторон, берем ванну за края, поднимаем и аккуратно ставим на ножки. Все эти манипуляции необходимо производить максимально нежно, чтобы не поцарапать эмаль. Также нужно поднимать тяжесть не спиной, а ногами. За день мы множество раз повторяем такие же действия, поэтому наши ягодицы и бедра крепки как сталь. Некрупные, но тяжелые вещи, вроде унитазов, мы не носим в руках, а ставим на тележки и катаем. Неторопливо собираем заказы, которые уедут на следующий день по розничным магазинам. У всех разные требования. Кому-то удобнее, чтобы мелкий товар был просто в коробках. Кому-то необходимо чтобы товар был на паллетах. Кто-то требует, чтобы все было замотано черной пленкой. У иных строгие требования к высоте паллетов, поэтому приходится замерять их рулеткой. Придется завтра выйти раньше на час, чтобы успеть загрузить все.

Когда рабочий день подходит к концу, я принимаюсь за уборку. Пол плоховато залит, поэтому каждый раз, когда мы проезжаем на погрузчике или штабелере, в воздух взметается бетонная пыль. Она смешивается с занозами от паллетов, с принесенными с улицы песком и грязью, с чешуйками нашей кожи, которые мы неизбежно роняем. Я из пульверизатора опрыскиваю пол водой, а затем заметаю в совок обрывки бумажек, кусочки пленки и картонки. Я люблю порядок и чистоту, прячусь в безопасной каждодневной рутине.

Рядом с воротами мы поставили два огромных короба. В одном копится использованная пленка. Мы комкаем ее и бросаем туда, чтобы влезало больше кто-то запрыгивает в короб и топчет пленку ногами, трамбует. В другой короб мы выбрасываем ненужные картонки, разрезаем их ножом, если не влезают. Возле коробов стоит стопка поддонов, соответствующих европейским стандартам. На них клеймо EUR. Пленку, картон и паллеты – мы продаем, а деньги делим на всех.

До конца рабочего дня остается еще полчаса. Заняться уже нечем, поэтому я предлагаю поиграть в лесенку. Мы подтягиваемся по очереди на перекладине стеллажа. Андрей выбывает первым. Он разваливающийся алкаш. Петр слишком тяжелый, хоть и сильный, он выбывает следующим. Дима держится подольше, все-таки жилистый парнишка. В итоге остаемся только я и Паша. Но мы оба делаем одинаковое количество подтягиваний, поэтому решаем перейти на отжимания. Стелю на пол большой кусок картона. За одну ступеньку мы считаем пять отжиманий. Доходим до 95. Я, честно говоря, отжался в этот заход из последних сил. Уже думаю, что проиграл, но Паша падает на картонку без сил на 89. Он лежит с красным лицом и тяжело дышит. Теперь я номинально самый сильный на складе и мне это нравится.

Мы ставим на зарядку штабелеры и идем переодеваться. Вообще, на складе есть душ, но никто его не использует. Все стремятся поскорее убежать домой. В раздевалке распространяется густой запах потных носков. От Андрея воняет особенно сильно. Я поскорее сменяю рабочий комбинезон на цивильную одежду. Надеваю шорты цвета морской волны, белые кеды "Динамо" и светло-желтую рубашку поло.

Беру свой велосипед Fuji classic track. У него желтые покрышки, а сами колеса собраны на не лучшей насыпи. Я недавно перебирал втулки и у них уже начался износ конусов. Стальная рама черного цвета, с желтыми надписями. Это мой первый велосипед с фиксированной передачей, взятый для того чтобы попробовать. Но к обычному велосипеду, я больше не вернусь. Фикс дарит мне ощущение полного контроля, заставляет быть внимательным и собранным на дорогах.

Быстро еду домой, попадаю в пробку, но меня это не сильно задерживает, ведь я на велосипеде. Руль-баран достаточно узкий, чтобы проезжать между рядов стоящих прогретых на солнцепеке автомобилей. Какие-то придурки сигналят в истерике, будто от этого пробка тут же рассосется. Внезапно во втором ряду открываются двери автобуса и из него вываливаются люди. Я врезаюсь плечом в какого-то хлюпика, и чуть не падаю с велосипеда. Чтобы удержать равновесие опираюсь на капот едва двигающегося рядом джипа. Еду дальше и чувствую себя счастливым. Я погряз в простом обывательском счастье. У меня есть работа, которая неплохо оплачивается и не слишком сильно напрягает. У меня есть самая красивая девочка на свете. У меня есть молодость и здоровье. Такое тупое счастье переполняет изнутри, что у меня совсем не осталось боли, которую можно было бы излить на бумагу. Но когда ты утопаешь в этом счастье для простаков, становишься слабее. Тебе есть что терять.

2

«Children show scars like medals. Lovers use them as a secrets to reveal. A scar is what happens when the word is made flesh.»

(Leonard Cohen, The Favorite Game)

Уже сложно вспомнить, в какой момент я вступил на запретную территорию и полюбил ее. Помню, что жил тогда с девочкой чутка постарше меня. С ней у нас никаких разговоров о влюбленности не шло. Мы просто задорно трахались, днем работали в книжном, а вечерами играли в онлайн игры. И вдруг появилась эта малолетка, нескладная и смешная. Огромные глаза, большой рот, сладкая жопка. Эта пигалица соблазнила меня и увела у взрослой самки. Я влюбился тогда еще невинно, в эту несуразную красоту. По отдельности ее черты были бы так себе, но в сочетании – формировали божественно прекрасное существо. Она стала моим сладкоголосым ребенком, годы работы в книжном и тысячи прочтенных томов заставляют меня все мудачески романтизировать. Она как гётевская Миньона встретившаяся мне посреди унылых странствий, заставившая испытывать смесь страсти и отцовских чувств. Заставившая что-то чувствовать. На моих глазах она превращается в красивейшую женщину. Мы прошли через кучу препятствий и предрассудков вместе. И пообещали друг другу, что не будем лгать. В последнее время у нас были трудности, но я верю, что мы справимся с чем угодно. Верю в нее, в наш чудесный союз, мечтаю вопреки злобному стаду и уродливой действительности, что мы преодолеем все. Будем против всех и одержим победу.

Она мне звонит посреди рабочего дня из лагеря в Анапе, я только разгрузил фуру. Говорит, что нашла себе другого, что влюблена. Просит прощения. Я достаточно спокойно отнесся к этим словам. Объясняю ей, что мелкая интрижка на дискотеке и прогулка по пляжу за ручку – ничего не значит, что я могу про это забыть. Но она упорствует в своем гормональном заблуждении. Она серьезно отнеслась к мелочи, которую я легко бы простил. Для нее эта ничтожная ерунда была такого же порядка, как и то, что между нами. Я понимаю, что есть вещи важнее любых сиюминутных слабостей. Но она по-детски не понимает этого. Вот это-то меня и уничтожает. Хотя я немного даже радуюсь, наконец, я выбит из колеи. Кажется, такой встряски мне и не хватало, чтобы вырваться из рутинного цикла.

Мне хочется спрятаться. Я тихонько иду к коробкам для мусора, забираюсь в ту, куда выбрасываем картон, накрываюсь крышкой. Лежу на кучке картона на дне коробки свернувшись в позе эмбриона. Темно, тепло и грустно. Чувствую себя обесцененным и бесполезным. А как еще себя можно почувствовать, возлегая посреди мусора. Нежное дитя совершенно без злобы сделало меня ненужным. Мне больно осознавать, что я посвятил этому несколько лет своей жизни. Я в какой-то растерянности, совершенно не представляю, как мне поступить, что делать дальше, как жить. Я все еще достаточно глуп и наивен, чтобы доверять кому-то. Выбираюсь из коробки и на автомате дорабатываю день.

В нелепом порыве, жалуюсь матери моей любимой на сложившуюся ситуацию. Ей всего 39 лет, и она всегда была явно против нашего союза, но ей хватало ума с этим смириться. Она говорит, что рада, что ее дочь нашла сверстника. А мне советует не грустить, снять проститутку или напиться, или все сразу. Будто я какое-то животное, которому срочно нужно потыкать членом в первую попавшуюся дырку. Мне от этого становится еще более противно. Я ведь горжусь своей глупой верностью. Вообще, я прекрасно понимаю, что со мной происходит с точки зрения нейробиологии. И знаю, как справится с тем, как мой мозг меня обманывает. Но в этот раз я полностью сдаюсь пиздостраданиям.

На следующий день идет дождь. Сильный ливень барабанит по крыше склада. Фура не может заехать внутрь и раскорячилась на улице. Андрей сорвал спину, ходит в корсете и пердит. В придачу, у нас сломался автопогрузчик. Начальничек предлагает выгружать товар штабелером. В другой момент, я бы стал с ним спорить и указал бы на то, что грузоподъемность слишком мала, но сейчас мне все равно. Петр и Дима залезают в кузов и подтягивают паллеты рохлями к краю, а я беру штабелер, снимаю товар и увожу на склад. Меня уже насквозь промочил дождь, в ботинках хлюпает, но я совершаю рейсы к фуре и обратно на склад. Парни подкатывают паллет с десятью громадными чугунными ваннами, я смело поддеваю его вилами, поднимаю, отъезжаю. Но масса слишком велика для штабелера, его начинает кренить. Я лишь отпрыгиваю назад и смотрю, как штабелер вместе с ваннами заваливается набок. С диким грохотом ванны разбиваются вдребезги. Меня только что чуть не пришибло тонной чугуна. Нервно хихикая, я отправляюсь на склад, чтобы написать объяснительную, почему же так получилось. Начальник бледнеет и потирает свою короткостриженую голову, естественно вся вина ляжет на него.

К вечеру распогодилось, выглянуло солнце и подсушило асфальт. Я собрался и поехал домой на велосипеде. Пролетел мимо "Пионерской" по проспекту Испытателей. На меня вновь накатывает ощущение растерянности и разбитости, ощущение, что все вокруг потеряло смысл, что все вокруг фальшивка. Я упиваюсь своей маленькой трагедией, смакую предательство. У меня на глазах выступают слезинки. Наверное, не самый удачный момент для того, чтобы жалеть себя, ведь я еду на велосипеде без тормозов среди автомобилей. Надо бы следить за дорогой, а я еще и разогнался перед светофором на пересечении с Серебристым бульваром. Зеленый еще только замигал, а какие-то торопливые идиоты уже рванули поворачивать, велосипедист едущий по главной дороге для них несущественная преграда. Передо мной оказываются две машины, едущие перпендикулярно моему вектору движения. Довольно ловко увернулся от них обеих, но слишком сильно выкрутил руль, отчего застопорилось переднее колесо. А скорость была чуть за сорок километров в час. По инерции, делаю сальто вместе с велосипедом, потому что мои стопы закреплены в туклипсах. Сначала рефлекторно выставил руки вперед чтобы принять основной удар, ободрал ладони и возможно сказал ключицам до свиданья, затем уже мордой об асфальт. Делаю еще кувырок, вылетая на тротуар. Одна нога выскочила из туклипса, упал на спину и прокатился метров пять по мелким камешкам. Сразу же поднялся, понимаю, что у меня точно что-то повреждено, но из-за большого количества хлынувших в кровь эндорфинов, сложно идентифицировать раны. Вспоминаю, что рядом есть поликлиника, спешно направляюсь туда. Осматриваю велосипед, на нем лишь пара царапин, в остальном полный порядок. Чего не скажешь обо мне. Моя футболка разодрана в лохмотья, и я чувствую, как из меня сочится кровь. Капельки крови стекают по левой руке и капают с пальцев.

Пришел в поликлинику, объяснил ситуацию в регистратуре. Там оказались молоденькие девушки, а не старухи, как это обычно бывает. Судя по их реакции на мое появление, делаю вывод, что невооруженным взглядом видно, как мне хуево. Велосипед они взяли к себе в регистратуру, а меня направляют к дежурному врачу в кабинет. Я быстро нашел нужную дверь, постучал. Мне открывает женщина средних лет в белом халате. Усаживает меня на кушетку. Вызывает машину скорой помощи. И в этот момент у меня внутри заканчивается волшебное самообезболивание. Боль создана для того, чтобы ты понимал, что что-то не так и попытался это исправить. И я чувствую ее, неподдельную, не надуманную боль. У меня перед глазами начинают вспыхивать довольно симпатичные розовые вспышки, они вначале похожи на блики боке, затем раскрываются словно цветы, середина истончается и исчезает, и они уже похожи на ведьмины круги мицелия. Перед тем как совсем исчезнуть, каждый такой круглый объект становится покрыт мехом и скручивается внутрь себя, как кольцо дыма. И появляются новые и новые круги, чтобы снова исчезнуть.

Очень резко возвращаюсь в реальность, мне в нос тычут ваткой пропитанной нашатырным спиртом. Прибыли врачи скорой помощи. Ведут меня под руки к своей машине. Положили на носилки. Я забавляюсь тем, что мои руки и ноги смешно дергаются сами по себе. Внезапные спазмы заставляют их трястись, и я сам этим никак не управляю. Довольно необычное и удивительное самовольное поведение организма. Как только мою левую руку смог поймать врач, мне сделали внутривенную инъекцию. Не знаю, что было в шприце, но мне вдруг стало очень хорошо и судороги прекратились.

Привезли в Елизаветинскую больницу, бросили на очень плохую каталку, на которой остались следы запекшейся крови, предыдущего пациента. Мне на шею сооружают какую-то конструкцию из картона. Сестричка пытается взять кровь, но все вены попрятались, и я бледен как покойник. Никогда не видел себя таким белым, видел с похожим цветом кожи только забальзамированных мертвецов. С пятой попытки, истыкав меня всего иглой, девочка, наконец, попадает в вену. Потом поездка к томографу и на рентген, санитары катают меня, вышибая двери, как в каком-нибудь сериале "Скорая помощь". Не хватает только, чтоб они орали "Мы его теряем!" каждые пару секунд. Только после всех этих стандартных процедур, врач с деловым видом взглянул на меня. Он смотрит на снимки и говорит, что у меня компрессионный удар позвоночника. Хребет чудом не сломался, мне очень повезло. Если бы не повезло, я мог бы стать парализован или просто умереть. Даже ключицы выдержали, я отделался лишь ушибом в местах крепления к грудине. Мне предлагают остаться в больнице, но я решаю уйти. Мой дядя оказывается неподалеку на автомобиле. Он подбирает меня и доставляет домой.

Иду в ванную и встаю под душ. Я весь в песке и пыли. У меня ободраны бока, локти и плечи, от попадания воды становится неприятно. Когда я смываю грязь с мест пораженных асфальтовой болезнью, вижу, что у меня в плоти застряли мелкие камешки. Беру щипчики для ногтей и медленно выковыриваю из себя гравий. Затем поливаю себя перекисью водорода. Дико щиплет и пенится. Закончив с ранами, беру нелепую картонку и снова обматываю вокруг шеи, чтобы подбородок опирался на нее, шея болит жутко. Верх грудины некрасиво распух.

Пора ложиться спать, но и это сделать нелегко. Я не могу лечь набок или на живот – только на спину. Сижу на краю кровати в нерешительности, прикидываю как бы мне приземлиться на подушку максимально безболезненно. Смог приноровится и уснуть, но посреди ночи мне приспичило в туалет. А я не могу подняться. Эффект укола прошел и теперь я чувствую насколько мне в действительности херово. Не могу поднять голову без мучительной боли. Лежу так полчаса, терплю. Когда терпеть уже нет сил, я беру рукой себя за волосы и пытаюсь таким образом поднять, как какой-то Мюнхгаузен вытягивающий себя из болота. Этот рывок дается очень тяжело, все-таки ключицы тоже пострадали, а мышцы рук используют их как рычаг как раз в таких движениях. В этот момент я просто обоссался. Забытое теплое чувство, когда ты ссышь себе в трусы, прямо из далекого детства.

На следующий день хочу надеть футболку и понимаю, что не могу. Ладно, рубашек полно. Кое-как собрался и сходил в аптеку за воротником Шанца, чтобы снять нагрузку с болящей шеи. С ним стало легче жить, только головой вертеть я все еще не могу. Чтоб куда-то повернуться, приходится поворачивать весь корпус. Захотелось посрать, когда пришел домой. Навалить-то легко, а вот вытереть задницу и подмыться – это уже задачка не из простых. Пусть долго и мучительно, но и с этим я справился. Но вскоре выяснилось, что проблемы есть и с другого конца моего пищевого тракта. Поставить кастрюльку на плиту болезненно. Налить суп поварешкой в тарелку тоже. Но главное испытание ожидает при приеме пищи. Ложку до рта донести тяжело, а когда ты все-таки набрал полный рот еды и хочешь проглотить, выясняется, что и глотание тоже сопровождается болью.

Когда все мои физиологические потребности были более-менее удовлетворены, я снова прилег на спину. Я уставился в потолок и задумался о своих ошибках. Решил, что мне необходимо разобраться, что же за череда случайностей привела меня конкретно к такому положению. Хочу проследить закономерность и выявить, что именно и когда пошло не так. А для этого нет ничего лучше, чем написать книгу. Большую и страшную, чтобы никто не захотел ее читать. Ведь я грешник и мученик, которому необходимо покаяние пред самим собой.

3

«Садясь на трамвай, чтобы ехать домой, я обнаруживаю, что написал всего три строчки. Мне совершенно непонятно, что я стану делать, когда усядусь за машинку. В голове – полная пустота. Застывшая пустота. Я сижу и таращусь в окно, и хоть бы одна мысль шевельнулась в моем мозгу».

(Генри Миллер "Плексус")

Месяц провалялся в постели, а выписываться ездил на велосипеде. У меня своеобразное ощущение, что я теперь другой. Будто что-то изменилось в восприятии мира, то ли от близости смерти, то ли от осознания своей глупости.

Отправляюсь на работу. Надеваю черную куртку, у которой уже пошли разводы по спине от соли, выделяемой с потом. Надеваю на голову синюю шапочку с помпоном, которую подарила мне мама. Обматываюсь двумя с половиной метрами стальной цепи, будто веригами. Еду небыстро, неуверенно верчу головой, привык уже, что не могу смотреть по сторонам, не повернув всего тела.

Начальничка, который облажался – уволили. Через неделю Костю хотят сократить, потому что его должность, видите ли, не нужна на складе. А я уже представляю, как все разваливается без него. Петр, увидев такие дела, тоже решает уволиться. Пашу планируют сделать начальником, а набирать, при всех этих перестановках, новых кладовщиков не желают. Прикинув, как мне придется пахать, если случатся все эти кадровые рокировки, да еще и при том, что я ослаблен, после травмы – решаю тоже написать заявление на увольнение. Пора бежать, как крыса с тонущего корабля.

Пока я был на больничном, от скуки познакомился с девочкой Дашей в сети. Она идеальная блондинка с голубыми глазами. Жила в Великобритании, но сейчас вынуждена вернуться в Россию. Поработала немного преподавателем английского языка за копейки. В итоге устроилась хостес в ресторане. Мы с ней пару раз встретились и погуляли. Я пригласил ее к себе на день рождения.

29 сентября мы с ней встречаемся и идем в винный магазин. Купили приятный портвейн и много шоколада. У меня дома смотрим фильм Феллини "Сатирикон" с субтитрами. В комнате темно, только свет от экрана освещает нас. Мы подвыпившие, девочка сидит у меня на коленях, я глажу ее волосы. Кажется, нужно ее поцеловать, она ведь такая красивая. Но это не имеет никакого смысла. Я не хочу быть как все, не хочу совершать простые поступки и быть расслабленным и спокойным, как скот. Уже четверть века топчу Землю, а все еще не научился быть человеком. Жрать повкуснее, брать все что есть вокруг без ограничений, ненавидеть тех, кто отличается от меня. Девочка засыпает у меня в объятиях. Я отношу ее на кровать, кладу под голову подушку, укрываю. Ложусь рядом и засыпаю. Утром она уйдет и больше мы не встретимся никогда. К моему ужасу, я все еще люблю свою малышку. Какие бы отрезвляющие шрамы я не заполучил, мои наивные идеалы пошатнулись слабо.

Я пытаюсь найти работу, но это оказывается не так уж просто. Кладовщики нужны всегда и везде. Вот только условия работы зачастую настолько плохие, что это даже не смешно. Склад в бывшем здании института, с низкими потолками, маленькими стеллажами, плохим освещением и постоянным катанием на лифте по четырем этажам. Складские комплексы, находящиеся в жопе мира, где-нибудь в Шушарах или на Парнасе, до которых придется добираться по два часа. Огромный склад с замороженной продукцией, отличная зарплата и график, но надо постоянно работать при температуре минус 20. Заводской склад запчастей с ебанутым графиком, чередующим дневные и ночные смены. Куда не сунешься, везде придется терпеть кучу неудобств, или же сам рабочий процесс организован из рук вон плохо. Поэтому я решил поискать вакансии продавца, ведь у меня и в этом деле большой опыт.

А между делом, хожу в бордель в Апраксином переулке. Нашел там крохотную проститутку, которая слабо помогает мне отвлечься от тягостных дум. Действительно легче мне становится, когда я сажусь на велосипед без тормозов. Я становлюсь один против всех и пытаюсь выжить пока еду из точки А в точку Б. Не приносит радости даже то, что детсадовская "любовь", из-за которой я был унижен и обесценен, обосралась меньше чем через месяц. Мне, вероятно, было бы легче, если бы это была любовь на века и до гроба. Но от осознания никчемности и убогости того, что могут творить недальновидные детишки без зазрений совести – меня просто корежит.

Наконец, нашел работу, где мне сулят приличный заработок и нормальный график. Крупная сеть по продаже бытовой техники ищет того, кто будет продавать телевизоры. Честно говоря, я без понятия как их продавать, да и вообще терпеть не могу телевидение. Но слишком уж соблазнительный барыш. Прихожу к менеджеру по персоналу. Девчушка с фальшивым энтузиазмом мне рассказывает о перспективах, открывающихся перед работником их компании. Достаточно ей немного подыграть, чтобы все пошло как по маслу. Натуральный спектакль. Она притворяется, что ей интересно кто я такой и что меня ждет успех. А я притворяюсь, что мне очень хочется пахать не покладая рук в этой организации.