Текст книги "Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности"

Автор книги: Сара Гай Форден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Дела шли так хорошо, что в 1923 году Гуччио открыл еще один магазин на Виа дель Парионе, а еще за несколько лет увеличил помещение на Виа делла Винья Нуова. За историю компании эта точка продаж переезжала несколько раз, под конец побывав в домах 47–49, где сейчас находятся бутики «Валентино» и «Армани».

Альдо вступил в семейное дело в 1925 году, в двадцать лет: он на тележке развозил товар покупателям в местные гостиницы, а также занимался несложными задачами в магазине – например, наводил порядок, иногда помогал с продажами и раскладывал товар на витринах.

С самого начала было ясно: Альдо любит совмещать приятное с полезным. Он не только научился быть хорошим продавцом, но и умело флиртовал с молодыми покупательницами. Стройный и симпатичный молодой человек с голубыми глазами, точеными чертами лица и широкой дружелюбной улыбкой мгновенно привлекал барышень, ступавших на порог магазина. Гуччио нравилось, как очарование Альдо влияет на бизнес, и он закрывал глаза на любовные похождения сына. Но затем одна из самых уважаемых клиенток, принцесса в изгнании Ирина Греческая и Датская, явилась в магазин и вызвала владельца на личный разговор. Гуччио тут же пригласил ее в свой кабинет.

– Ваш сын завел роман с моей служанкой! – упрекнула принцесса. – Этому нужно положить конец, или мне придется отправить ее домой: я за нее в ответе.

Гуччио не нравилась идея указывать Альдо, с какими девушками общаться, но обижать такую важную клиентку он не захотел, поэтому позвал сына в кабинет и потребовал объясниться.

Альдо впервые встретил Олвен Прайс, англичанку из провинции с рыжими волосами и ясными глазами, на приеме в британском посольстве во Флоренции. К тому же Олвен не раз бывала в магазине по поручениям хозяйки. Она родилась в семье плотника и училась на портниху и на возможность отправиться в другую страну работать служанкой с радостью согласилась. Альдо очаровали ее скромность и стеснительность, простота и мелодичный английский акцент. Он убедил девушку встретиться с ним наедине и скоро выяснил, что за тихим обликом скрывался смелый нрав. Молодые люди вскоре сошлись, проводя время за городом в любовных развлечениях. Альдо быстро понял, что отношения с Олвен – не мимолетный флирт, а нечто большее. Когда Гуччио и принцесса вызвали его на разговор, он поразил их обоих, объявив, что они с Олвен решили пожениться.

– Отныне Олвен не будет вашей заботой, – вежливо сообщил он принцессе. – Она моя, и заботиться о ней предстоит мне.

О том, что девушка была уже беременна, он умолчал.

Альдо привел Олвен в дом, поручив заботам своей старшей сестры Гримальды, и продолжил встречаться с ней лишь на тайных свиданиях за городом. Затем он отправился с невестой в Англию, знакомиться с семьей. Они обвенчались 22 августа 1927 года в маленькой церквушке в английской деревне Озуэстри, что недалеко от Уэст-Фелтона при Шрусбери, родного городка Олвен. Альдо было двадцать два, Олвен – девятнадцать. Их старший сын Джорджо, которого Альдо всегда звал il figlio del amore, плодом любви, родился в 1928 году. Затем были еще два мальчика: Паоло в 1931 году и Роберто в 1932-м. Однако браку не суждено было сложиться счастливо. И Альдо, и Олвен развлекались любовными похождениями, однако семейная жизнь во Флоренции все изменила. Во-первых, им пришлось жить с Гуччио и Аидой, а это значило, что Олвен пришлось уживаться с итальянским семейным укладом и подчиняться строгому авторитету свекра. Все они жили в доме старшего Гуччи на Пьяцца Верцайя, рядом с каменными воротами Сан-Фредиано, которые когда-то служили входом в окруженный стеной город. Затем пара переехала в собственный дом на Виа Джованни Прати, на окраине Флоренции, и на время напряженность пропала из отношений. Олвен полностью посвятила себя троим сыновьям, Альдо же все больше и больше увлекался семейным делом. Олвен так и не освоила итальянский как следует, а еще была болезненно застенчива, и ей было тяжело заводить друзей. Когда муж стал расширять горизонты в деловых контактах, в ней начала копиться жгучая обида и ревность.

– Альдо любил жизнь, а жена отбивала у него интерес ко всему, чем он хотел заниматься, – вспоминала Гримальда, старшая сестра Альдо. – Она никуда не хотела с ним ходить, вечно отговариваясь тем, что нужно было сидеть с детьми. Он вовсе не этого ожидал от брака.

Родольфо, младший сын Гуччио и Аиды, не проявлял интереса к семейному бизнесу, даже когда его братья и сестры уже помогали с работой в магазине на Виа делла Винья Нуова. Родольфо мечтал о другом. Его манила карьера киноактера.

– Я не создан стоять за прилавком, – возражал Родольфо, которого в семье называли Фоффо, своему отцу. Тот только качал головой. – Я хочу сниматься в кино.

Гуччио понятия не имел, откуда у его младшего сына такие мысли, и пытался разубедить его. В 1929 году, когда Родольфо было семнадцать, отец отправил его в Рим с посылкой для важного клиента. Итальянский режиссер Марио Камерини заметил красивого юношу в вестибюле римского «Отеля Плаза» и пригласил на прослушивание. Вскоре в дом Гуччи во Флоренции прислали телеграмму: Родольфо приглашали в студию. Гуччио эта телеграмма привела в ярость.

– Ты с ума сошел! – обрушился он на сына. – Мир кино – это сборище ненормальных! Может быть, тебе и повезет и у тебя будет минута славы – но что потом, когда тебя вдруг забудут и ты навсегда лишишься работы?

Но Гуччио понял, что его сын настроен решительно, и позволил ему отправиться в Рим на кинопробы. Пробы оказались успешными. Родольфо тогда носил короткие штаны, как было принято у мальчиков в те годы, поэтому для такого случая одолжил длинные брюки у своего брата Альдо. Съемочной группе Родольфо приглянулся, и ему дали роль в фильме «Рельсы»[7]7
  «Rotaie» (1929).


[Закрыть] – одном из шедевров раннего итальянского кино. Это трагическая история о молодых влюбленных, которые решают покончить с собой в дешевой гостинице возле железнодорожных путей. Чувствительное и выразительное лицо Родольфо идеально подходило для стилизованного кино той эпохи. После «Рельсов» молодой человек прославился комическими ролями: его уморительные гримасы и ужимки напоминали зрителю Чарли Чаплина. Снимался он под именем Маурицио Д’Анкора. Ни один из последующих фильмов Родольфо не имел такого успеха, как «Рельсы», хотя он и снялся в фильме «Наконец одни»[8]8
  «Finalmente soli» (1942).


[Закрыть] вместе с молодой итальянской актрисой Анной Маньяни, с которой, по слухам, у него был роман.

На съемках одного из своих ранних фильмов Родольфо встретил энергичную блондинку, которая играла эпизодическую роль. Она была полна жизни и необыкновенно свободна духом по тем временам; это была Алессандра Винклхауссен, снимавшаяся под именем Сандра Равель. Отец Алессандры был немцем и работал на химическом заводе; мать происходила из семьи Ратти из Лугано, что на северном берегу озера Лугано в италоязычной части Швейцарии. Вскоре после того, как Родольфо заметил Алессандру, они оказались вместе в кадре: это был фильм «Вместе в темноте»[9]9
  «Al buio insieme» (1933).


[Закрыть], ранний звуковой фильм о неугомонной молодой актрисе, которая по ошибке попадает не в тот номер в отеле и ложится в одну постель с Родольфо – который в жизни уже был влюблен в нее без памяти. Эта встреча в постели на экране закончилась романом в реальной жизни. Алессандра и Родольфо сыграли красивую свадьбу в Венеции в 1944 году. Всю церемонию снимали на пленку, в том числе моменты, когда молодожены пересекают лагуну на гондоле и когда радостно поднимают бокалы на званом ужине. Когда 26 сентября 1948-го у них родился сын, его назвали Маурицио – в честь псевдонима Родольфо.

В 1935 году, когда Родольфо еще занимался актерской карьерой и даже не думал обратиться к семейному бизнесу, Муссолини напал на Эфиопию. Это событие, хоть и произошло вдали от берегов Италии, всерьез сказалось на делах Гуччи. Лига Наций наложила эмбарго на международную торговлю с Италией, и пятьдесят две страны отказались поставлять итальянцам свои товары. Это лишило Гуччио качественной кожи и других материалов, нужных для производства эксклюзивных сумок и чемоданов. В ужасе, что его небольшое предприятие погибнет, как рухнула много лет назад шляпная мастерская отца, Гуччио, по некоторым свидетельствам, переоборудовал фабрику под производство сапог для итальянской армии, лишь бы не останавливать работу.

Кроме того, Гуччи начал изобретать альтернативы – так же поступили и другие итальянские предприниматели, например, его сосед Сальваторе Феррагамо, который выпустил самые примечательные модели обуви в самые тяжелые годы эмбарго. Феррагамо хватался за любой вариант, находчиво применяя пробковое дерево, рафию и даже целлофан от конфетных оберток для производства обуви. Гуччи нашли всех возможных поставщиков кожи в стране и начали использовать cuoio grasso, кожу жирового дубления, c местного кожевенного завода в Санта-Кроче. Молочных телят, специально выращенных в цветущей долине Валь-ди-Кьяна, откармливали в стойлах, чтобы не повредить шкуру. Затем эти шкуры дубили с внешней стороны и обрабатывали смазочными составами на основе рыбной муки. Так кожи становились мягкими, гладкими и гибкими, любые царапины чудесным образом исчезали с них, стоило только пальцем провести. Со временем Гуччи сделали cuoio grasso[10]10
  Жирная кожа (ит.).


[Закрыть] своей визитной карточкой. Кроме того, Гуччио начал использовать в производстве другие материалы: рафию, плетеные каркасы и дерево – чтобы свести к минимуму расход кожи. Он делал сумки из ткани c кожаной окантовкой; заказывал специально сплетенную canapa, или пеньку, из Неаполя. Из такой ткани Гуччи создали линейку прочных, легких и узнаваемых саквояжей, которые сразу оказались в числе самых продаваемых товаров компании. Гуччио разработал первый фирменный принт компании, ставший прототипом для знаменитой эмблемы с двойной «G»: мелкие соединенные ромбы, которые печатали темно-коричневым на естественном темном фоне. Такой принт выглядел одинаково с любой стороны ткани. Помимо сумок и саквояжей, на которых основывался бизнес, Гуччио начал производить и другие товары. Он выяснил, что небольшие кожаные аксессуары, такие как ремни и кошельки, приносили неплохой доход, привлекая к магазину внимание тех, кому не нужны были крупные вещи.

В это время Альдо путешествовал по Италии и отчасти по Европе, чтобы изучить возможный интерес к делу семьи. Он заметил положительный отклик в Риме, затем во Франции, Швейцарии и Англии, что убедило его: оставаться только во Флоренции значит ограничивать возможности бизнеса. Если так много людей едут за Гуччи – пускай Гуччи приедет к ним! Он постарался убедить отца открыть магазины в других городах.

Гуччио был категорически против.

– А как же риски? Подумай, какие суммы придется вложить. Где нам взять на это деньги? Сходи в банк и узнай, дадут ли тебе такую сумму!

В ходе семейных споров Гуччио протестовал против всех идей Альдо, но сам за его спиной обращался к банкирам и говорил, что поддерживает план сына.

Наконец Альдо добился своего. 1 сентября 1938 года – всего за год до начала Второй мировой войны – магазин Гуччи открыл двери в Риме, на фешенебельной Виа Кондотти, 21, в историческом здании под названием Палаццо Негри. На тот момент из известных имен на Виа Кондотти были эксклюзивный ювелир Булгари и изготовитель дорогих рубашек Энрико Куччи, чьими услугами пользовались Уинстон Черчилль, Шарль де Голль и правящая семья – Савойский дом[11]11
  Род, правивший с XI века графством Савойя и маркграфством Суза.


[Закрыть].

Задолго до своей dolce vita Альдо заметил, что столица Италии – излюбленное место отдыха мировой элиты. Пока отец вздыхал над счетами, Альдо настаивал: нельзя жалеть денег, если есть шанс сделать магазин Гуччи магнитом для богатых и утонченных туристов. Магазин занял два этажа; на входе установили стеклянные двойные двери с ручками из слоновой кости в форме башенки из оливок.

– Эти ручки, – вспоминал третий сын Альдо, Роберто, – были скопированы с дверей магазина на Виа делла Винья Нуова и стали одним из первых символов «Гуччи».

В больших застекленных витринах из красного дерева выставлялись товары «Гуччи»: дамские сумочки и аксессуары на первом этаже, подарки и саквояжи на втором. Пол первого этажа был покрыт роскошным винного цвета линолеумом; ковровая дорожка того же цвета устилала лестницу и коридор, ведущий в торговый зал второго этажа. Альдо переехал в Рим с Олвен и детьми, снял квартиру на третьем и четвертом этажах здания прямо над магазином. Сначала Олвен забрала детей домой в Англию, но решила вернуться в Италию с началом войны. Союзные державы считали Рим открытым городом[12]12
  Открытый город – город, который во время войны, в силу неизбежного захвата и разрушения, провозглашается необороняемым. Гаагская конвенция 1907 года запрещает любое нападение на открытый город.


[Закрыть] и поначалу не бомбили его. Пока Альдо держал магазин на плаву и добивался прибыли, его сыновья ходили в школу, где работали ирландские монашки, а Олвен вместе с группой ирландских священников спасала из плена солдат Союзной армии. Однако в последние недели войны Союзные силы начали бомбить железнодорожные станции на окраинах города. Альдо выслал жену и детей за город, но сам был вынужден вернуться в Рим: городское управление распорядилось, чтобы владельцы магазинов не прекращали работу.

Война разбросала семейство Гуччи. Уго, участник фашистского похода на Рим в 1922 году, стал представителем партии в Тоскане. Родольфо вступил в бригаду артистов и переезжал вместе с войсками, играя комические роли в ранних немых и звуковых фильмах. Васко же после недолгой военной службы разрешили вернуться на фабрику во Флоренцию, где он руководил производством обуви для военных нужд.

Когда война окончилась, Олвен была отмечена за особые заслуги. Она осталась верна своей итальянской семье, и, когда выяснилось, что Уго взят в плен британской армией и находится в Терни, она с помощью всех своих связей добилась для него сначала улучшения условий, а затем и освобождения. Кроме того, она ездила в Венецию вместе с Альдо спасать Родольфо, который после капитуляции Италии оказался там вместе с войсками.

Стране пришлось долго восстанавливаться. Фабрика на Лунгарно Гуиччардини оказалась отрезана от города, так как немцы при отступлении взорвали мосты во Флоренции, в том числе мост Санта-Тринита. Семье пришлось искать новое место, чтобы возобновить производство товаров из кожи. В это время Гуччио, потрясенный связью Уго с Фашистской партией, обратился к новому демократическому правительству Италии с просьбой наложить арест на долю Уго в компании за его деятельность во время войны. Наконец он вызвал пасынка на разговор, чтобы предложить ему участок земли и внушительную сумму денег в обмен на акции. Уго согласился, и их с отцом пути разошлись: он основал кожевенную мастерскую в Болонье, где занимался производством качественных сумок и аксессуаров из кожи, поставляя их как женщинам города, так и семейному бизнесу.

Актерская карьера Родольфо оказалась успешной, однако война резко изменила киноиндустрию. Ранние звуковые фильмы одержали победу над немым кино, и новые итальянские режиссеры-реалисты – Росселлини, Висконти и Феллини – не нуждались в особом стиле, которого требовали от актеров их предшественники. Вскоре оказалось, что молодому Гуччи не достается ни больших ролей, ни хороших сценариев. Ради жены и маленького сына Родольфо – по настоянию Алессандры – попросил у отца места в семейном бизнесе. Альдо, который всегда настаивал на том, чтобы дело оставалось семейным, уговорил отца принять Родольфо. Бизнес рос, Альдо и Гуччио нужна была подмога. Поначалу Гуччио устроил Родольфо на работу в магазин на Виа дел Парионе. Сын тут же возымел успех у дам, сраженных новым красивым и элегантным продавцом в магазине «Гуччи».

– Вы, случайно, не Маурицио Д’Анкора? Вы так на него похожи! – интересовались особенно смелые покупательницы.

– Нет, мадам, меня зовут Родольфо Гуччи, – отвечал тот, галантно кланяясь, и глаза у него польщенно блестели.

Гуччио в течение года понаблюдал за сыном и остался доволен его работой. Родольфо оказался целеустремленным, верным и внимательным к проблемам бизнеса, чем доказал свою надежность. В 1951 году Гуччио пригласил сына и его жену переехать в Милан, чтобы поручить им заниматься новым магазином «Гуччи» на Виа Монте Наполеоне. Расположенная в центре Милана, между Виа Алессандро Манцони и Корсо Маттеотти, Виа Монте Наполеоне служила главной торговой улицей Милана: здесь располагались элитные ювелиры, портные и кожевенники, а также другие предприятия, что ставило улицу на один уровень с Виа Торнабуони во Флоренции и Виа Кондотти в Риме. Новый магазин также был рассчитан на миланских деятелей литературы и искусства, которые собирались прямо за углом, в «Тратториа Багутта», которая часто служила местом встреч.

В это время затея Альдо с открытием магазина в Риме приносила плоды. Американские и английские солдаты, оставшиеся после войны, скупали кожаные сумки, ремни и кошельки от Гуччи ручной работы – именно такие сувениры им были нужны. Особенным успехом пользовались чемоданы из фирменной canapa с вешалками внутри: британские и американские военные перевозили в них форменную одежду. Дела во Флоренции поначалу шли хуже, чем в Риме, но вскоре счет сравнялся, когда американские туристы хлынули в Италию, чтобы посетить ее исторические и культурные достопримечательности, а заодно потратить свои многочисленные доллары в фешенебельных магазинах. Скоро главной проблемой Гуччи стал темп производства, чтобы успеть удовлетворить спрос. В 1953 году Гуччио открыл еще одну мастерскую, в районе Ольтрарно, на другом берегу реки. Эта мастерская в историческом здании на Виа делле Кальдайе играла важную роль в производстве Гуччи еще в 1970-х годах.

Виа делле Кальдайе – «котельная» – названа так из-за больших котлов, в которых здесь красили шерсть в XIII–XIV веках. Расположена эта улица к югу от площади Санто-Спирито. В палаццо, которое приобрел Гуччио, изначально был магазин, который торговал фетром и шерстью, а затем купеческая семья Бьюцци в конце 1500-х годов построила здесь просторный дворец Каса Гранде. В 1642 году здание перешло к кардиналу, а затем архиепископу Флоренции Франческо Нерли, которого Данте упоминает в «Божественной комедии». Еще два столетия дворец фигурирует в различных дипломатических отчетах. С начала XIX века палаццо принадлежало поочередно нескольким знатным флорентийским семьям, пока не перешло к Гуччио в 1953 году. Во многих комнатах стены были украшены старинными фресками; самая искусная из них покрывала стены и потолок больших комнат на втором этаже, где мастера Гуччи кроили гладкую cuoio grasso и шили изящные сумки. Этажом ниже, под сводами залов первого этажа, другие мастера занимались саквояжами.

Спрос повышался, Гуччи нанимал больше молодых мастеров и приставлял их подмастерьями к уже опытным кожевенникам. За всем этим присматривал capo operaio, или главный мастеровой. Каждая команда, состоявшая из подмастерья и проверенного кожевенника, была приписана к своему banco, или верстаку, и каждому мастеру выдавался значок с печатью Гуччи и личным номером – тем же, что на рабочем листке, в котором отмечалось рабочее время утром и вечером. К моменту, когда в 1971 году Гуччи открыл современную фабрику на окраине Флоренции, число его работников выросло больше чем вдвое и дошло до 130.

Тосканские кожевенники считали Гуччи самым надежным работодателем, который гарантировал пожизненную безопасность вне зависимости от взлетов и падений рынка.

– Это было все равно что на правительство работать, – вспоминал Карло Баччи, который устроился подмастерьем на Виа делле Кальдайе в 1960 году. – Если тебя нанял Гуччи – значит, жизнь устроена, – объяснял он со своим живым и ритмичным тосканским говором. – Другие компании давали людям расчет, если работы не хватало. А на Гуччи можно было положиться. Они производили и производили: знали, что все сделанное будет продано.

Сам Баччи, проработав на Виа делле Кальдайе больше одиннадцати лет, как и многие другие его сотрудники, открыл собственную кожевенную фирму и по сей день поставляет «Гуччи» товар.

– Мы приходили на работу в восемь-полдевятого утра, – вспоминал Данте Феррари, который также долго работал на Гуччи. – Перерыв на кофе в десять часов. Если capo operaio заметит тебя с panino[13]13
  Закрытый бутерброд (ит.).


[Закрыть] под столом – непременно составит жалобу! Не только потому, что ты тратишь рабочее время, но и потому, что грязными руками можно испортить кожу!

Кожевенники делились на тех, кто подготавливал шкуры, и тех, кто собирает сумки. В те времена при подготовке кожи необходимо было скоблить внутреннюю сторону драгоценных шкур, которые часто поставлялись с остатками животных тканей. Другие мастера кроили из кожи детали, а третьи – прижимали края специальным инструментом, чтобы места швов были тоньше и их проще было сшивать. Эта обработка называлась scarnitura.

Однако настоящим искусством занимались те люди, которые шили сумки. Каждый мастер отвечал за сборку всей сумки с начала до конца. Эта задача порой требовала сшить вместе целую сотню деталей и занимала в среднем десять часов.

– Каждый мастеровой отвечал за свою работу, и на сумке ставился его номер: если находили брак, то образец возвращали в работу. Не было никакой сборочной линии, где один пришивает карманы, а другой – рукава, – рассказывал Феррари. У него сохранилась коллекция черных блокнотов в картонной обложке, в которых он кропотливо зарисовывал и нумеровал каждый дизайн сумки при его создании, чтобы вести учет.

– Помимо швейной машины нужен был только стол, пара умелых рук да светлая голова, – вспоминал Феррари.

Большинство моделей сумок члены семьи Гуччи придумывали сами, но они с радостью принимали от работников на семейное рассмотрение и одобрение предложения новых дизайнов.

Скорее всего, так появилась сумка с бамбуковыми ручками, которую называли просто кодовым номером 0633. Точных сведений о том, кто и когда разработал этот дизайн, не сохранилось, но историк моды Аврора Фьорентини, которая участвовала в создании архива «Гуччи», называет годом ее создания 1947-й. Использовать бамбук начали, когда пришлось обратиться к новым материалам из-за предвоенного торгового эмбарго. Есть мнение, что первая «бамбуковая сумка» была придумана Альдо и тогдашним capo operaio, но с кожаной ручкой – вероятно, на основе сумки, которую Альдо привез из поездки в Лондон. На характерную форму сумки его вдохновил вид на седло сбоку. Еще одной особенностью стала жесткая конструкция сумки – больше похожей на небольшой чемодан и отличной от мягких сумок с менее твердым каркасом, которые Гуччи производили до этого. Бамбук, которому придавали форму вручную над огнем, добавил товарам Гуччи особый энергичный вид. Несколько лет спустя, в фильме «Путешествие в Италию» Роберто Росселлини 1953 года, молодая Ингрид Бергман появляется в кадре с сумкой с бамбуковой ручкой и зонтиком от Гуччи.

Гуччи дружили и тесно общались с мастерами, которые работали на них. Они часто бывали в мастерской, обращались к работникам по имени, хлопали старых опытных мастеровых по плечу и расспрашивали о делах семейных.

– Мы знали каждого работника поименно, узнавали об их детях, были знакомы с их проблемами и радостями, – рассказывал Роберто Гуччи. – Если кому-то нужна была помощь – купить машину или внести первый взнос за дом, – все приходили к нам. В конце концов, все мы ели с одного стола – хотя у некоторых все-таки была ложка побольше, – скромно добавлял он.

Васко Гуччи, взявший на себя управление фабрикой, разъезжал по Флоренции на популярном в те годы небольшом мотороллере «Мотом». Рабочие на Виа делле Кальдайе узнавали о приближении Васко по жужжанию и тарахтению, с которыми его мотороллер отталкивался от тесно поставленных зданий узкой улочки.

– Мы всегда говорили: «Uffa! Eccolo arrivato!»[14]14
  Ух ты, вот и он едет! (ит.)


[Закрыть] – вспоминает Феррари. – Васко был хорошим психологом: он прямо чувствовал, интересно тебе то, что ты делаешь, или нет!

Работники любили и ненавидели семью Гуччи одновременно. Гордые и невероятно придирчивые к собственной работе, они все же старались изо всех сил, чтобы услышать искреннее «Браво!» от Гуччио, Альдо, Васко или Родольфо.

Весной 1949 года Альдо, который всегда искал новые возможности, отправился на одну из первых торгово-промышленных ярмарок в Лондоне. На глаза ему попался павильон, где выставлялись свиные кожи, и его поразил их эффектный рыжий цвет. Альдо заказал несколько таких кож у кожевенника, мистера Холдена из Шотландии, и спросил, могут ли они покрасить часть кож в разные цвета, в том числе в синий и зеленый.

– Кожевенник ответил: «Знаете, мальчик мой, мы таким никогда не занимались, но, если хотите, попробуем», – вспоминал Альдо. – Он представил мне шесть кож разного оттенка и сказал, качая головой: «Сами решайте; нам кажется, что это ужасно».

К тому же семейные счета указывают на то, что мистер Холден был поставщиком той самой кожи пегого цвета, которая стала фирменным знаком Гуччи. В семье рассказывают, что первый пятнистый образец получился по ошибке. При дублении что-то пошло не так, и на коже остались темные, чуть выпуклые пятна.

– Погодите-ка, а выглядит свежо! – сказал Альдо и распорядился сделать из этих кож сумки. Возможно, это решение было принято из скупости – есть предположение, что Альдо просто пожалел выбрасывать кожи, – но оно подарило компании новый отличительный знак, который спустя некоторое время чудесно защитил товар от подделки: такую расцветку сложно было сымитировать. Свиные кожи заняли такое место в бизнесе Гуччи, что в 1971 году Альдо и вовсе выкупил их производство.

Послевоенные годы стали для Альдо временем подъема в бизнесе и рождения того изобретательного маркетинга, который заставил весь мир услышать имя Гуччи. Гуччио старел, он считал нужным утвердить позиции во Флоренции. Ему не хотелось рисковать всем достигнутым ради далеко идущих планов Альдо, и он спорил с идеями сына. Раздражительно пыхтя гаванской сигарой, Гуччио театральным жестом тянулся в левый карман брюк – в правом он держал часы – и вытаскивал пустую руку:

– У тебя есть на это деньги? Если у тебя есть деньги – тогда делай что хочешь, – говорил он.

Тем не менее Гуччио неявно признавал, что у Альдо есть деловая жилка. Магазин в Риме процветал. Голливудские звезды, которые развлекались в столице, как показано в «Прекрасной жизни», добавили «Гуччи» престижа, а это привлекло еще больше клиентов. И постепенно Гуччио уступил. Он все еще горячо спорил с идеями Альдо по расширению торговли, но негласно поддерживал его и обращался в банки за поддержкой для его планов.

Тем временем Альдо начал раздумывать о загранице: Нью-Йорк, Лондон, Париж. Он мыслил так: зачем ждать, пока покупатель приедет к ним? Можно ведь самим направиться навстречу. Его мало беспокоило, где взять деньги на эти проекты. Невзирая на сомнения отца, Альдо верил, что его идеи окупятся.

Помимо своего прирожденного дара к торговле, Альдо унаследовал от отца верность качеству и девиз: «Цена забудется, а качество запомнится» – эти слова он золотым тиснением выводил на свиной коже и стратегически украшал ими стены магазинов.

Альдо продвигал также «концепцию Гуччи»: сочетания цветов и стилей, которые объединят всю их продукцию и станут отличительной чертой их имени. Источником множества идей для товаров Гуччи стали лошади и конюшни. Двойной шов, который использовали для сёдел, красно-зеленая тесьма, похожая на подпругу, а также металлические детали в виде соединенных стремян и удил стали частью стиля компании. Благодаря торговому гению Альдо родился миф, будто Гуччи были знатным родом седельщиков еще в Средние века, – и образ пришелся по вкусу элите, для которой работала компания. Сбруя и аксессуары для конной езды, которые начали выставлять в магазинах, только обогатили легенду о роде седельщиков и отчасти даже пошли в продажу. Миф живет и по сей день. Члены семьи Гуччи и бывшие работники до сих пор утверждают, что род Гуччи занимался сёдлами давным-давно.

– Я хочу сказать вам правду, – созналась Гримальда журналисту в 1987 году. – Мы никогда не были седельщиками. Род Гуччи происходит от семьи из района Флоренции Сан-Миниато.

Согласно истории флорентийских родов, Гуччи из Сан-Миниато еще в 1224 году были юристами и нотариусами, хотя возможно, как утверждает историк Фиорентини, что их история была приукрашена позднее. Фамильный герб Гуччи изображал синее колесо и розу на золотом знамени, расположенном поверх вертикальных полос: красной, синей и серебряной. Роберто вложил целое состояние в геральдическое исследование, чтобы добавить розу и колесо – символы поэзии и лидерства – на логотип компании. На первом логотипе компании был изображен носильщик с чемоданом в одной руке и дорожной сумкой в другой. Когда Гуччи добились успеха, скромного носильщика сменил рыцарь в доспехах.

К началу 1950-х годов сумка или чемодан от Гуччи указывали на безупречный стиль и вкус владельца. Принцесса Елизавета, будущая королева Англии, посещала магазин Гуччи во Флоренции – а также Элеонора Рузвельт, Элизабет Тейлор, Грейс Келли и Жаклин Бувье, невеста Джона Ф. Кеннеди. Связи Родольфо в сфере кинематографа привели новых клиентов, в том числе Бетт Дэвис, Кэтрин Хепберн, Софию Лорен и Анну Маньяни.

– Сразу после Второй мировой войны Италия стала центром производства высококачественных предметов роскоши: кожаной обуви и сумок ручной работы, золотых ювелирных украшений, – вспоминала Джоан Кейнер, продавец с многолетним стажем, в наши дни – вице-президент и директор раздела моды в «Нейман Маркус». – «Гуччи» стал одним из первых признаков статуса из Европы: после стольких лет скудости людям очень хотелось красоваться. Тогда я впервые услышала о Гуччи. Люди знали, что под этим именем они получают высокое качество за свои деньги. В это же время начали получать признание первые итальянские модельеры. В феврале 1951 года знатный молодой человек из Флоренции, Джованни Батиста Джорджини – в 1923 году он открыл закупочную контору для товаров из американских магазинов, а к концу войны управлял «Магазином подарков для Союзных войск» – организовал показ мод в собственном доме. Он устроил этот показ вслед за парижскими показами мод и пригласил ведущих журналистов в области моды, а также закупщиков из американских торговых домов, таких как «Бергдорф Гудман», B. Altman & Co. и I. Magnin. Журналисты были в восторге от стильных, но удобных моделей одежды, а закупщики телеграфировали домой с просьбами выслать денег. Показы Джорджини со временем превратились в первые показы прет-а-порте, где такие имена, как Эмилио Пуччи, Капуччи, Ирен Голицына, Валентино, Ланцетти, Мила Шон, Криция и другие, впервые прозвучали в свете хрустальных люстр в Белом бале Палаццо Питти.