Текст книги "Абсолютная темнота (СИ)"
Автор книги: Санди Зырянова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
«Знаете ли, Вы что, такое абсолютная темнота? Одно точно, в темноте ты, всегда наедине со своими страхами и, не только с ними...»
Вера отложила рукопись, не в состоянии бороться с усталостью. «Прочту завтра, – решила она, – и сразу отдам корректору. Запятые стоят как попало...»
Идти домой не хотелось. Да, собственно, Вере и жить-то не очень хотелось. Любимая еще год назад работа вымотала ее, редактора небольшого издательства, до предела. Ее без конца умоляли, уговаривали, трясли перед носом какими-то дипломами и удостоверениями, заставляли читать восторженные отзывы на каких-то форумах в Интернете, угрожали немилостью влиятельных пап, сулили вознаграждение, доказывали гениальность очередной безграмотной чепухи... Некий ушлый красавчик даже попытался за ней приударить. А другой обещал повеситься, если она не подпишет его книгу в печать... Гонорары в Верином издательстве были ничтожны, и весь этот мрак объяснялся только тщеславием визитеров.
А дома ее ждали сын-инвалид и отец, занятый только наукой. Вера в шутку называла его «Песочным человеком» – Иван Петрович специализировался на оптике. Темой его нынешней монографии было влияние абсолютной темноты на психику людей. «Надо будет его с этим писателем, как его – Сырых? – познакомить, – подумалось Вере. – Или писательницей. Вот бы это была бодрая старушенция, чтобы охмурила его и немного привела в чувство!»
Увлеченный своими исследованиями, Иван Петрович забывал и сам пообедать и принять свои лекарства, и, что было гораздо хуже, накормить и дать лекарство внуку. Приходилось договариваться с соседями.
В подъезде на нее нахлынула тьма. Вера содрогнулась. Она боялась много чего: нападения грабителей, соседской собачищи бойцовой породы, падения на скользких ступенях, промахнуться этажом – то-то конфуз будет, если она начнет ломиться к соседям снизу, но больше всего она боялась самой темноты. Боялась и ненавидела. Еще в детстве ей казалось, что темнота не просто существует, – она собирается в сгусток, этот сгусток быстро обзаводится мыслями и чувствами, глубоко враждебными всему живому, и особенно ей, Вере... Отец смеялся и доказывал, что темнота – всего лишь отсутствие света.
Вера верила.
Но подсознание упорно говорило ей: нет, темнота – это особая сущность...
На ощупь Вера нашла свою дверь, открыла замок...
– Мама, ты? – послышался голос Игоря.
– Да, сынок. Это во всем доме света нет?
– Ага. Дедушка радуется и говорит, что будет изучать поведенческие реакции в поле. Пошел по всему дому опрос делать. А мне одному страшно, так страшно. Тут как будто что-то живое. Мне кажется, что темнота меня обнюхала...
Вера закончила снимать пальто и сапоги, отбросила сумку и подбежала к Игорю. Конечно, пребольно ударилась ногой о его инвалидную коляску, зато обняла сына, погладила по голове, шепнула «не волнуйся, я с тобой! Ты хоть что-нибудь сегодня ел?», выслушала ответ...
Надо было разменивать квартиру. Нанимать Игорю сиделку. Нанимать домработницу для Ивана Петровича. Потому что больной ребенок, которого кормит раз в день забегающая соседка, в то время как родной дедушка безвылазно торчит в квартире, ничего не видя и не слыша за своей дурацкой монографией, – это нонсенс, а бросить работу Вера не могла. И не потому, что профессорской зарплаты ее отца не хватило бы им троим, а потому, что отец мог ее просто не дать.
Тьма сгустилась и обволокла мать и сына. Вере показалось, что они замурованы в глубокой-глубокой яме, куда не попадают ни свет, ни звук... Наконец, она встрепенулась, отыскала в серванте декоративную свечку, в кармане – зажигалку, сменила одежду на домашнюю и направилась на кухню. Вскоре они с Игорем уже сидели при свече и пили чай с конфетами. Игорь взахлеб, позабыв о былых страхах, рассказывал дневные новости. Выучил уроки, посмотрел кино, прочитал два рассказа про викингов, поиграл на планшете... Обычный ребенок. Почти обычный.
Только инвалид.
– Я поговорю с папой, – устало сказала Вера. – И ты хорош! Дедушка в соседней комнате. Ты мог его позвать, чтобы он разогрел тебе супу?
– Он был не в комнате, – возразил Игорь. – Он был в лаборатории у себя в НИИ, потом еще куда-то поехал. Мы с тетей Олей кино успели посмотреть, пообедать и еще поболтать, пока он вернулся.
Вера сжала кулаки.
Гордость за «такого умного и выдающегося папу» у нее тоже давно исчезла – еще тогда, когда Вера поняла, что отец фактически свел ее мать в могилу. Может, он и был выдающимся ученым. Но еще он был равнодушным, черствым, безжалостным эгоистом. И лжецом – потому что Вере он сказал, будто работает исключительно на дому.
– Ой, дедушка же велел никому не говорить. Ты не расскажешь ему, что я проболтался? – забеспокоился Игорь.
– Не расскажу, – скрипнув зубами, обещала Вера.
Наконец, включился свет, и заработал маленький телевизор на кухне.
...В Кружковке произошло резонансное преступление: из банкомата "Майхайзен «Банк Реналь» была похищена крупная сумма денег. Злоумышленники под покровом темноты проникли в помещение, где располагался банкомат. Данный банкомат не был оснащен ни системой видеонаблюдения, ни охранной сигнализацией...
Кружковка была пригородом, давно слившимся с городом. Вера пожала плечами, порадовалась, что обслуживается в другом банке, вымыла посуду и укатила Игоря в комнату.
Отец так и не вернулся. Вера ощутила легкий укол беспокойства, но звонить ему не стала: она все еще была очень рассержена.
Но наутро она все же решилась поговорить с Иваном Петровичем, который как ни в чем не бывало сидел на кухне и попивал чаек, одновременно свободной рукой что-то долбя в своем ноутбуке.
– Папа, исследования – это хорошо, но ты Игоря вообще не видишь! А ему надо принимать таблетки по часам, – нервно говорила Вера. – Если ему станет хуже из-за тебя, я не знаю, что я сделаю!
– И что же ты сделаешь? – иронически поинтересовался Иван Петрович.
– Ну, знаешь! – Вера окончательно вспылила. – Это подло! Что тебе от твоей монографии? Какая польза? Тебе что, денег мало, что ты еще гонорар за нее хочешь? А Игорь твой внук!
– А какая польза от моего так называемого внука? – язвительно спросил Иван Петрович. – И от тебя, если уж на то пошло? Кто ты такая? Ничтожество! Редакторишка! Никогда не думал, что моя дочь вместо того, чтобы пойти в науку, станет перекладывать графоманские бумажки в шарашкиной конторе! Ты даже мужа своего не смогла удержать!
Каждое слово било, казалось, по самому больному...
– Ты мне не отец, – сквозь зубы произнесла Вера и направилась в свою комнату.
Собирать вещи.
– Ты даже не понимаешь, что моя работа – это прорыв в науке! – кричал Иван Петрович ей в спину. – Деньги для меня – ничто! Приятное дополнение! Мне нужно оружие, да-да, оружие, которое сделает меня победителем!
«Совсем с ума сошел», – горько подумала Вера. Да. Точно. Ее отец, бывший крупный ученый и настоящий эгоист, попросту выжил из ума. И ей, Вере, не будет прощения, если она оставит сына наедине с умалишенным.
...Ночь они с Игорем провели у подруги Веры. Вера рассчитывала пробыть у нее несколько дней, но чертова Танька все решила по-своему: к вечеру у ее подъезда стояла машина бывшего мужа Веры.
Конечно, они поругались прямо в машине. Конечно, Сашка наговорил Вере кучу гадостей. И мать она плохая, и выглядит как изжеванная, и сына запустила, и отец у нее давно побратался с Альцгеймером. А выслушал в ответ, что у него ума кот наплакал, и отец из него – как из бегемота балерина, и носки месяц не стирал... Игорь обалдело выслушивал эти излияния.
– Папа, – наконец, решился он, – включи свет, а? Я темноты боюсь.
– Такой большой, а... – начал было Сашка, но осекся. – Я тоже, – признался он тоном ниже. – После всех этих случаев...
Сашка работал в коммунальных службах, поэтому знал, что говорил. Вот уже несколько раз за последние три или четыре месяца в пригородах и на окраине города по вечерам неожиданно отключали свет. И даже если еще не стемнело, или стояла лунная ночь, весь район поглощала непроглядная тьма. Карманные фонарики и фары автомобилей не могли ее рассеять.
Но, как бы то ни было, Сашка жил с матерью, и хотя отношения Веры с ее бывшей свекровью оставляли желать лучшего, старуха прониклась ее положением и окружила внука заботой.
Прошла неделя, вторая. К удивлению Веры, в доме Сашки им было совсем неплохо. И к работе ближе, и отношения со свекровью начали потихоньку налаживаться, а с Игорем старушка даже подружилась – водой не разольешь. Да и Сашка перестал лезть в бутылку по поводу и без повода.
Но зато у самого Сашки все не заладилось. Таинственная темнота обрушивалась все чаще, ему трижды приходилось самому выезжать на место происшествия. Разумеется, темнотой пользовались те, кому давно следовало бы воспользоваться гостеприимством государства в виде СИЗО. И если снятыми колесами или обворованными квартирами занималась полиция, как и расследованием самоубийства профессора Дудкина, то срезанные провода, выпиленные батареи парового отопления в подъездах и прочие подобные бедствия были епархией Сашки...
...После окончания странной темноты мародеры себя больше не проявили; за это время коммунальные службы успели восстановить четыре блока из шестнадцати...
Вера отложила газету.
На другой странице был некролог профессора Дудкина. Вера не была знакома с ним лично, но прекрасно помнила его фамилию – Иван Петрович нередко упоминал его с обязательными приставками «этот шарлатан», «этот неуч», «этот бездарь» и похлеще. Дудкин тоже изучал влияние света и темноты на психологическое состояние людей. И двигался в одном направлении с Иваном Петровичем. Идеи у них настолько совпадали, что Иван Петрович даже называл его «плагиатором», совершенно несправедливо. Зная отца, Вера не сомневалась, что он нимало не огорчен самоубийством коллеги, наоборот, радуется, что «всякие шарлатаны больше не пачкают науку».
Почему-то ей показалось, что будет вежливо позвонить Дудкиным и выразить им соболезнования. Раз уж папа все равно не догадается...
– Спасибо, – безжизненно ответил женский голос на другом конце провода. – Я не могу понять, в чем дело. Он заканчивал монографию, был полон оптимизма, в семье и на работе – все было прекрасно. И вдруг захожу – дверь открыта, кресло опрокинуто...
Вера положила трубку и задумалась.
Следы борьбы. Это следы борьбы. Нормальные самоубийцы не бросают открытыми двери и не опрокидывают безвинную мебель. Они садятся и пишут предсмертные записки. Но если бы кто-то сломал дверь, вдова бы это отфиксировала.
Дудкин впустил своего убийцу, потому что знал его. Но кому нужно было убивать тихого кабинетного ученого?
А потом позвонил Иван Петрович.
– Папа, Дудкин умер, – сказала Вера.
– Ну умер, и прекрасно, – сварливо ответил Иван Петрович. – Возвращайся, Вера.
Ни «прости», ни «соскучился»... Скорее всего, заметил, что некому подать ему ужин, с обидой подумала Вера.
Как же ей всю жизнь не хватало отцовской любви. Она долго считала себя плохой, недостойной. А теперь поняла – дело не в ней самой, просто ее отец не умел любить.
– Мы с Игорем... – начала Вера.
– Да при чем тут Игорь? Сдай его в интернат для инвалидов, ему там будет хорошо, и возвращайся ко мне, – потребовал отец.
– Только через мой труп, – отрезала Вера. – Все, па, я занята.
Маленький торшер освещал небольшое пространство комнаты. Игорь спал; Вера же углубилась в рукопись, по поводу которой обещала завтра же дать ответ автору. Повествование начиналось скучновато, но вскоре захватило Веру, и она не заметила, как по углам сгущается тьма.
Тьма была оружием ее отца.
Абсолютным оружием.
Что-то в этих словах тревожило Веру. Под покровом тьмы... Тьмы, которая будоражила, вносила сумятицу, пугала и смущала людей. Тьмы, которая давала возможность всевозможным негодяям вершить темные делишки.
В соседней квартире бубнило радио.
...Скрываясь с места преступления, злоумышленник в темноте принял милицейскую машину за такси...
Внезапно торшер погас.
Веру охватила неконтролируемый, иррациональный ужас. Как в детстве, она застыла, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам. Но никаких шорохов не было, и это казалось еще страшнее. А потом Вера снова, тоже как в детстве, почувствовала, что темнота собирается в тягучие сгустки. Сгустки сливаются друг с другом. Они движутся. Они оживают...
Щупальца непроглядной тьмы тянутся к инвалидной коляске в уголке. Ощупывают ее, будто ищут кого-то. Разочарованно отодвигаются – и направляются к мальчику, лежащему под одеялом... Оцепенев от ужаса, Вера секунду наблюдала за тем, как черные пальцы сжимаются на горле ее сына.
Свой крик она услышала как будто со стороны, не сразу поняв, что это она сама кричит и кричит, захлебываясь и хрипя, но продолжая кричать.
Резкая вспышка галогенного фонаря разорвала темноту – это Сашка, на ходу ударяясь и ругаясь последними словами, ворвался в комнату, ничего спросонья не понял, но схватил какую-то не то штангу, не то палку от швабры и с силой ударил по постели Игоря. Тот проснулся и вскрикнул от испуга.
– Тьфу, зараза, – выдохнул Сашка, обнял Игоря, прижал к себе. – Верка, что это было?
– Не знаю. Оно... душило, – Вера всхлипывала, дрожа от пережитого ужаса. Тогда Сашка пододвинулся и обнял ее тоже. Вера уткнулась ему в плечо и зарыдала.
На работе она с утра двигалась как сомнамбула, редактор покосился на нее, но внезапно решил проявить сочувствие и предложил ей взять отгул.
Вера направилась к дому Сашки, но остановилась.
Был только один человек, который выиграл от смерти профессора Дудкина.
Был только один человек, который умел управлять темнотой: в НИИ, в лаборатории, которой руководил ее отец, он построил аппарат поглощения световых частиц.
Был только один человек, который знал, как она сама реагирует на темноту. Человек, который ненавидел своего «бесполезного» внука и считал, что это он виноват в его размолвке с дочерью.
Человек, для которого темнота была лишь способом почувствовать власть над людьми.
– Пришла пора поговорить начистоту, папочка, – процедила Вера, спускаясь в метро.
Она действительно не знала, что именно скажет ему, да и вообще ничего бы не смогла с ним поделать. Он был прав, когда пренебрежительно отметал ее упреки и угрозы. И доказать она, разумеется, ничего бы не могла...
Но когда Вера ворвалась в НИИ, под ее плащом был подобранный на ближайшем мусорнике арматурный прут.
– Папа! – крикнула она, вбегая в лабораторию.
Вахтер семенил следом за ней, окликая «вы к кому, дамочка», Вера, отмахнувшись от него, побежала дальше, к злополучному аппарату, и продолжала на ходу кричать «папа, папа!»
Иван Петрович вышел из-за аппарата, одетый в белый халат, в очках, – настоящий интеллигентный старый профессор, так что даже вахтер почтительно отступил. Но эта его рафинированная внешность уже не производила на Веру впечатления, как и длинный список научных званий и монографий.
– Папа, Игорь... – Вера задохнулась.
– Ну, милая, он был калека. Нежизнеспособный. Радуйся, что это случилось сейчас, а не спустя десять лет, когда ты уже никому была бы не нужна, – равнодушно произнес Иван Петрович.
– Что случилось? О чем ты? – выдохнула Вера.
«Он знает, – сообразила она. – Только не знает, что мы прогнали темноту!»
После паузы Вера тихо сказала:
– Это ты убил Дудкина?
– Вера, ты окончательно заработалась. Обратись к психиатру. У меня есть телефон моего сокурсника Венечки Ройзмана, очень хорошего специалис...
– Папа!
Вера вытащила прут из-под плаща.
– Вот как, – Иван Петрович резко дернул какой-то рычаг на своем аппарате.
– Не смей! – завизжала Вера, поднимая прут и замахиваясь на аппарат.
– Я не позволю тебе уничтожить труд моей жизни! – надтреснуто закричал Иван Петрович. – Ты ради этого пащенка хочешь испортить мой генератор! Да если хочешь знать, это обороноспособность всей России! Это управление всем...
Вера примерилась и ударила по аппарату; прут отскочил, тогда она ударила сильнее, белая эмалированная поверхность прогнулась, где-то в недрах аппарата раздалось шипение и треск, Вера ударила еще раз. Иван Петрович набросился на нее, бил кулаками, пытался вытолкать, но она уворачивалась и снова и снова долбила прутом аппарат. Наконец, Ивану Петровичу все-таки удалось ее отшвырнуть.
– Убийца! – закричала Вера. – Я всем! Расскажу! – голос у нее срывался, ее душили рыдания, но она закончила: – Всем расскажу, что это ты виноват!
– Не расскажешь, – Иван Петрович осмотрел аппарат, решил, видимо, что он не слишком поврежден, и успокоился. – Ты уже никому ничего не расскажешь. Ты такая же бесполезная, как и твой сын...
Он нажал рычаг.
Вера вскрикнула и бросилась бежать из лаборатории. Вслед ей, клубясь, тянулась темнота – непроглядная, живая и склизкая, и Вера упала прямо на лестнице, кубарем скатилась к ногам изумленного вахтера, сломав каблук; в локте что-то хрустнуло, Вера взвыла от боли...
Перепуганный вахтер вызвал «скорую», а Веру от посторонних глаз поспешил закрыть у себя в подсобке.
...Потом она позвонила Сашке, и тот примчался в травмопункт, где Вера сидела и плакала от боли в только что загипсованной руке. Забрал ее. Отвез к себе домой, где Игорь играл с бабушкой в шахматы. И бывшая свекровь вдруг спросила, отчего бы им не пожениться заново. И Сашка буркнул «я не против, это все Верка... а я бы хоть сейчас...»
Вера кивала головой, соглашаясь. Она со всем заранее соглашалась. Потому что все тяготы обыденной жизни теперь казались ей переносимыми и нестрашными, наоборот, они еще и помогли бы ей забыть о том, что она увидела, когда обернулась, убегая из отцовской лаборатории... Иван Петрович упал на колени возле своего «генератора». Какие-то темные склизкие змеи, источающие не то дым, не то черные испарения, обвили его, пронизали все тело, их щупальца выползали, извиваясь, из глаз, изо рта, из дыр, пропоротых в одежде. Кровь стремительно пропитывала белый лабораторный халат, хлюпала вокруг коленей, руки тряслись и судорожно дергались. А над головой клубилась абсолютная темнота...
