Текст книги "Пока ты моя"

Автор книги: Саманта Хайес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Теперь можете зайти, – позвала Мэри из зала после того, как оттуда вышла последняя женщина. Инструкторша подняла жалюзи на высоких окнах, и лучи низкого зимнего солнца скользнули по пыльному деревянному полу. Мэри всунула руки в серый верх от спортивного костюма и застегнула молнию, прижав тесной кофтой вздернутые груди. От Лоррейн не укрылся внимательный взгляд Адама, сосредоточившийся на груди. Это выглядело жалко.

«А вдруг на самом деле это я выгляжу жалко, замечая его внимание к другой женщине?» – спросила себя Лоррейн. Или, возможно, Адам и вовсе не смотрел на эту грудь, и она просто все себе придумала? Что ж, тогда у нее паранойя. Наверное, им в конечном счете все-таки стоит записаться на прием к другому семейному психологу.

– Итак, – решительно, будто это она собирается что-то узнать, произнесла Мэри, – Салли-Энн Фрайт.

Она разбила слова на четкие слоги, и из-за этого у Лоррейн возникло ощущение, будто бедняжка Салли-Энн по-прежнему жива. Она вспомнила мать погибшей девушки, Дафну, и то, какой странно сдержанной, контролирующей себя казалась та, несмотря на ужасную смерть дочери. «Если бы это была одна из моих девочек…» Лоррейн вздрогнула, настойчиво отгоняя от себя эту мысль. Не стоит забывать о золотом правиле любого детектива: не примерять расследуемые дела на себя. Никогда.

– Если я правильно помню, она могла родить в любой момент. Дайте-ка подумать… ну да, ей должны были сделать кесарево, не так ли? – Мэри Ноулз уставилась на Лоррейн и Адама, сосредоточенно сведя глаза к своему длинному носу. Все ее лицо было длинным, как у лошади, отметила Лоррейн.

– Да. Только вот кто-то, боюсь, опередил врачей, как вы наверняка слышали, – сказала инспектор.

– Мои дамы немного нервничают по этому поводу, сами понимаете, – ответила Мэри с таким видом, будто укоряла детективов в том, что они еще не поймали убийцу.

– Нервничают? – невпопад брякнул Адам. Он, вероятно, считал это побочным эффектом беременности.

Тонкий палец с невероятно длинным ярко-красным ногтем стал теребить прядь волос.

– Что, если он нападет снова? А вдруг это серийный убийца, который охотится на беременных женщин?

Лоррейн показалось, что голос инструкторши практически молил Адама спасти ее.

– Речь не идет о многих женщинах, – заверила Лоррейн, чтобы подчеркнуть, что это был лишь единичный случай. Конечно, чтобы раздуть объем тех скудных официальных отчетов, которыми они до сих пор снабжали прессу, несколько центральных газет откопали в Штатах похожие истории, когда младенцы вырезались из маток матерей в припадке завистливой истерии похитителей эмбрионов. Этого оказалось достаточно, чтобы разжечь спекуляции на эту тему. – У нас нет ни малейшей причины считать, что Салли-Энн стала мишенью преступника из-за беременности. То, что нам действительно помогло бы, – это если бы вы смогли рассказать нам о мисс Фрайт что-то, чего мы не знаем.

Мэри на мгновение задумалась.

– Она была милой, к ней тянулись другие посетительницы моего курса. – Голос инструкторши слегка задрожал. – И она заботилась о себе и о ребенке. Ну, сами знаете, следила за здоровьем, ела только то, что полагается. Не думаю, что беременность была запланированной, но Салли-Энн смирилась с тем, что станет матерью.

Лоррейн кивнула:

– А что насчет Аманды Симкинс? Вы ее знаете? Она ходила на ваши занятия?

– Что насчет Аманды? – засмеялась Мэри, не ответив, по сути, ни на один из прямых вопросов Лоррейн. – Она уникальна, это уж точно.

– Что вы имеете в виду под словом «уникальна»? – уточнил Адам.

– Ну, вы понимаете… Уникальна. Из тех, кто выделяется, но не обязательно благодаря чему-то хорошему.

– И каким же образом она выделялась? – не отставал Адам.

Мэри посмотрела в окно, словно это могло помочь подобрать верные слова. Потом наморщила нос.

– Она представляет собой то, что я называю «каждой бочке затычка», – произнесла она после долгого молчания. – Невесть что из себя корежит, пытается во все влезть, ужасно боится что-нибудь пропустить, отчаянно стремится быть в центре внимания. Ну, вы понимаете.

– Понимаю, – отозвался Адам, хотя по его виду Лоррейн не сказала бы, что он хоть что-то понял.

– Подытоживая свое мнение о ней, я бы назвала ее приставучей. – Мэри, похоже, осталась довольна собственным описанием.

– Когда она должна была родить? – спросила Лоррейн, вспомнив странные слова Лиама Райдера, и взглянула на Адама.

– Именно об этом я и говорю, – пояснила Мэри. – Она не беременна. Она ходит на мои занятия, считая, что это поможет ей забеременеть.

Мэри снова задумалась, а потом прошептала:

– Думаю, у них тяжелые времена, у нее и ее парня. Сами понимаете…

– Разве это не странно – ходить на курсы подготовки к родам, не будучи фактически беременной? – спросила Лоррейн. Уж ей-то это казалось по-настоящему чудным.

– Немного странно, возможно, но и каким-то совсем невероятным я бы это не назвала. Как-то давно ко мне ходила парочка дам, которые хотели отдохнуть, расслабиться. Я не собираюсь отказываться от таких клиенток.

– Этакая симуляция беременности, – бесчувственно изрек Адам.

– Совершенно верно, – подтвердила Мэри. – Аманда как раз относится к такому типу женщин. И любит повыпендриваться. Но лишняя пятерка фунтов в неделю не помешает, а ее деньги ничем не отличаются от денег остальных посетительниц курсов.

– Не могли бы вы дать нам ее адрес? Пожалуйста, – попросила Лоррейн.

– Разумеется, нет, – запротестовала Мэри. Она спешно собрала разложенные на столе прозрачные папки с копиями документов и запихнула их в огромную сумку на длинном ремне. – Данные моих дам не разглашаются.

– Мэри, – принялся увещевать Адам, опередивший уже приготовившуюся к уговорам Лоррейн, – мы – полиция. И речь идет о расследовании убийства.

Оба детектива уставились на Мэри. Лоррейн вдруг вспомнила, что в обеденное время у Грейс назначен урок вождения, а она забыла утром дать ей чек. Адам громко, нетерпеливо прокашлялся.

– Хорошо, – сдалась Мэри, и по ее лицу еле заметно скользнул страх. – Но не говорите ей, что это я вам сообщила. Я не могу позволить себе потерять еще одну клиентку.

– Еще одну? – не подумав, ляпнула Лоррейн.

Мэри вытащила из сумки папку. Открыла ее одним щелчком и быстро нацарапала адрес в блокноте. Потом вырвала страницу и ответила:

– Ну, Салли-Энн ведь никогда больше не придет на занятия, не так ли?

13

– Она была в нашей комнате, Джеймс. Ты что, не слышишь, о чем я говорю? – Меня трясет. Это от гнева или от страха? Нужно выпить что-нибудь покрепче, но мне нельзя спиртное.

– И что? – Джеймс не видит в этом проблемы. – Она работает на нас, Клаудия. Теперь она живет здесь. Тебе придется привыкнуть к тому, что она будет неожиданно возникать в самое невообразимое время в самых невообразимых местах. Погоди, я еще случайно вломлюсь к ней в ванную, или мы застукаем ее милующейся с каким-нибудь парнем прямо на крыльце.

Капнув немного масла на сковородку, Джеймс жарит кусочки печени ягненка. Выглядят и пахнут они просто отвратительно.

– Искренне надеюсь, что она уже миновала этот подростковый период, – отвечаю я, немного успокаиваясь. – Поэтому-то я и хотела найти кого-нибудь постарше и, надеюсь, благоразумнее.

– Именно так. А ты спросила у нее, что она делала в нашей комнате?

– Собирала новую переносную кроватку. Ее доставили сегодня.

– О нет! – подтрунивает Джеймс. – Безусловно, этот проступок заслуживает немедленного увольнения.

Он отмахивается от меня деревянной лопаткой, а я в ответ показываю язык. Джеймс уже приготовил источающий восхитительный аромат карамелизированный соус из красного лука, на плите подогревается мягкое пюре, а в пароварке томится немного брокколи. Но эти небольшие ломтики печени выглядят не столь аппетитно, даже когда Джеймс хорошенько обваливает их в муке и опускает в масло, от чего они становятся хрустящими по краям.

– Мальчики спят без задних ног!

Мы вздрагиваем от возгласа неожиданно возникшей на кухне Зои, возвещающей о своем успехе.

– Они так сегодня наигрались, что вконец утомились.

Няня засунула руки в передние карманы своих серых обтягивающих джинсов. Сверху на ней надета выцветшая зеленая футболка и теплая толстовка на молнии. Зои выглядит намного моложе своих тридцати трех. Кожа у нее чистая, гладкая и все еще без единой морщинки, что заставляет меня чувствовать себя лет на двадцать старше няни, а не на шесть, как есть на самом деле. Я расправляю помявшийся серый сарафан, который натянула сегодня на свой живот. С этими толстыми колготками и ботильонами я выглядела не слишком плохо утром, в самом начале дня. Но долгие часы скучных, тянувшихся, казалось, бесконечно совещаний и в особенности неприятных домашних визитов сказались на моем облике не лучшим образом. Я чувствую себя усталой и раздраженной.

– Мы ходили в детский игровой клуб «Тамблз» с Пип и Лилли, – сообщает няня с такой гордостью, словно только что прогулялась по Луне. – Это было безумно весело! Меня с головой зарыли в бассейне с шариками!

Она смеется, расхаживая по кухне с важным видом, и вдруг добавляет:

– Послушайте, мне очень жаль, что я расстроила вас сегодня, Клаудия. Я не подумала об этом. Мне не следовало заходить в вашу спальню.

Джеймс выжидающе смотрит на меня. Я беру себя в руки и беззаботно бросаю:

– Да что вы, ничего страшного! С вашей стороны было очень любезно отнести за меня детскую кроватку наверх. Такая прелестная кроватка, Джеймс! Никак не могу поверить, что через каких-то пару недель у нас будет дочка!

Я глотаю вставший в горле комок. Ненавижу говорить подобные вещи, искушая судьбу. А вдруг что-то пойдет не так? Памятуя о прошлом, я смогу вздохнуть с облегчением только тогда, когда действительно прижму к груди свою здоровенькую новорожденную девочку.

– Вы можете переходить свой срок, – говорит Зои с таким видом, словно она – эксперт в подобного рода делах. – Это ведь должно произойти в пределах месяца, не так ли? Вас стимулируют, если не родите в срок сорок две недели.

– Вы правы, – отвечаю я.

– Для младенцев, которых вынашивают слишком долго, велик риск смертности в предродовой и послеродовой периоды. Кроме того, существует опасность различных осложнений, в том числе таких, как плацентарная недостаточность и гипертензия.

– Моя акушерка хорошо обо мне заботится, – уверяю я няню, впечатленная ее познаниями о позднем сроке беременности. И все же не могу не задаться вопросом, откуда же ей так много известно.

К уик-энду я немного свыкаюсь с присутствием Зои. Очень вовремя, потому что уже с понедельника в доме останемся только я, она и мальчики. Джеймс предложил провести день вне дома, на отдыхе, и на ум тут же пришло одно из мероприятий корпоративного тимбилдинга, где нам пришлось бы вместе строить плот или сооружать мост из палочек для леденцов, достаточно крепкий, чтобы выдержать вес человека. Я знаю, Джеймс делает это для того, чтобы уехать со спокойной душой. Хочет напоследок проверить, не оставляет ли меня няне-психичке.

– Но на улице льет как из ведра, – замечаю я.

В постели тепло и уютно, и, хотя мы еще не раздвинули шторы, я отчетливо слышу, как дождь барабанит по крыше, машинам и уже сырой земле.

– Да что ты, дождь совсем слабый.

Джеймс переворачивается и пытается бросить руку мне на живот. Я легонько его отталкиваю. Как же все это некомфортно! Или, признаюсь я себе, некомфортно осознание того, что мы не можем закончить то, что начали, и уж определенно не доставляет комфорта то, что он так скоро уезжает. Я прижимаюсь к изгибу его плеча. От Джеймса пахнет сном и дезодорантом, и этот родной запах просто убивает меня, внутри все холодеет при мысли о том, что мы будем вдали друг от друга так долго.

– Это был приятный сюрприз – проснувшись, обнаружить тебя здесь, – бормочет он.

Джеймс имеет в виду, что я осторожно прокралась в спальню и скользнула в постель рядом с ним в четыре утра. Я не спала с трех. В голове так и метались мысли обо всем, что нам предстоит.

– Нам обязательно нужно куда-то сегодня идти? На улице так холодно и ненастно. – Мне просто хочется навсегда остаться здесь, с Джеймсом, уютно устроившимся сбоку. Сейчас, закутанная в толстую зимнюю пижаму и махровый халат, чтобы не продуло при температуре за окном ниже нуля, я чувствую себя огромнее, чем когда бы то ни было. Джеймс вечно подсмеивается надо мной. То я жалуюсь, что мне слишком жарко, а уже через минуту принимаюсь стонать, как холодно.

Джеймс понижает голос, даже несмотря на то что Зои никак не может нас услышать.

– Думаю, нам стоит куда-нибудь выбраться всем вместе. Так у меня будет окончательная возможность убедиться перед отъездом, что на нее можно положиться. Я делаю это, чтобы ты перестала волноваться.

– И что мы станем делать, если не убедимся? – спрашиваю я. Джеймс не отвечает, но я почти слышу его мысли о том, что мне придется бросить работу. – Слушай, давай начистоту. Ты знаешь, почему я на самом деле пришла сюда так рано?

С уст Джеймса срывается низкий, звучный смех:

– Чтобы заразить меня своей бессонницей?

– Я слышала шум, доносившийся с верхнего этажа. – Теперь настала моя очередь шептать.

– Это потому, что там, наверху, живет наша няня, Клод.

– Она шумела везде, по всему дому. Мне ли не знать! Комната для гостей – прямо под ее спальней на чердаке.

– Наверное, она ходила в туалет. Или ей захотелось есть. А может быть, она все еще чувствует себя не в своей тарелке, переехав к новой семье, и тоже не могла уснуть.

– Нет. Это было связано с чем-то другим.

– Ты так в этом уверена, правда? – Джеймс перекатывается по кровати и устраивается на боку, опершись на локоть.

– Я не слышала шум воды в туалете. Ты знаешь, как громко гудят старые трубы. Если бы ей захотелось есть, она спустилась бы вниз, но она этого не сделала. Я знаю каждый звук в этом доме. И ее, разумеется, ничуть не выбивает из колеи проживание здесь. Ничего подобного. Она ведь попросила разрешения оставаться здесь на уик-энды, не так ли? – Я уже жалею, что согласилась на это. Ведь так мечтала проводить пару выходных дней наедине с детьми!

– Ты, конечно, права. – Джеймс пытается схватить меня. – Она, несомненно, психически ненормальная, страдающая бессонницей убийца, которая собирается покончить со всеми нами среди ночи.

– Джеймс, перестань. – Я откатываюсь от него, и мои ноги соскальзывают на пол. Мне удается поднять оставшуюся часть тела прежде, чем он успевает предпринять новую попытку меня схватить. У меня вдруг пропадает настроение обниматься.

Я раздвигаю занавески, и из моей груди вырывается стон. Погода действительно не располагает к прогулкам на свежем воздухе. Прямые стрелы дождя обрушиваются из низкого, зеленовато-серого неба, которое, кажется, сливается с плоскими крышами, как на смазанной картине. Я окидываю взглядом нашу улицу. Несмотря на погоду, люди по-прежнему спешат по своим обычным для субботнего утра делам. Мистер Форд, старик, который живет напротив, бредет по дорожке перед домом с Недом, своим терьером, на длинном поводке. Сосед как-то рассказывал мне, что родился в этом доме, что все в его жизни происходило здесь – смерти, женитьбы, разводы, ссоры, романтические истории, смех и слезы. Говоря об этом, он грустно глядел себе под ноги.

– Когда-то этот дом был полон людей, моя дорогая Клаудия. – Мистер Форд счел нужным представиться, как только я переехала сюда с Джеймсом. – Здесь всегда было так оживленно, звонко, дом был наполнен шумом и болтовней – тут частенько пиликали на скрипке или колотили по пианино так, что оно было на волосок от смерти! – Старик разразился беззубым смехом, и я заметила, как в его глазах заблестели слезы. Он шмыгнул носом, безнадежно смахивая их. – Теперь тут остались только мы с Недом.

И я представила, как мистер Форд громко шаркает ногами по этому дому викторианской эпохи с шестью спальнями, коричневыми перилами, скрипучими дверями и кухней в стиле 1950-х годов, в которой он готовит в микроволновке пищу на одного.

– Здесь все пусто, – посетовал мистер Форд, стукнув себя по сердцу, и я совершенно точно уловила, что он имел в виду.

Джеймс уже рядом со мной, тоже оглядывает улицу.

– Ах ты, любительница пошпионить за соседями! – с нежностью произносит он. Его руки обвиваются вокруг меня, стискивая мою грудь, будто тесное платье в стиле ампир, с завышенной талией. Я не могу дышать, так что приходится немного отстраниться от Джеймса.

– Бедный малый, он совсем один! – сочувствую я, глядя, как мистер Форд медленно движется вдоль улицы. Его голову защищает яркая непромокаемая рыбацкая кепка, и из-за нее кажется, будто сутулая фигура старика расплывается в желтое пятно.

– Он в полном порядке. Просто вышел на улицу, чтобы забрать свою газету, а заодно и немного прогуляться с Недом. Обычный распорядок дня в его возрасте.– Наверное, – отвечаю я, поворачиваясь и целуя Джеймса. Приникая к его рту в глубоком поцелуе, я чувствую себя необыкновенно счастливой и благодарной за то, что являюсь частью этой семьи.

Спустя два часа я стою лицом к лицу с акулой-молот. Не могу не поразиться и даже немного не испугаться двух существ с глазами-бусинками, этих опасных созданий, которые подплывают близко к стеклу, заставляя Оскара и Ноа затаить дыхание от нелепости их морд и близости угрозы. Акулы безобразны, но все же красивы – и совершенно не понимают, что находятся в центре Бирмингема. Они кажутся весьма довольными жизнью, несмотря на то что оказались так далеко от родных просторов.

– А они могут нас видеть? – спрашивает Оскар, запихивая два пальца в крохотную коробочку с изюмом.

– Я не знаю. А ты как думаешь? – Зои приседает на корточки рядом с близнецами, переводя взгляд с детей на акул. Потом немного подается назад, когда одно из чудовищ приближается к стеклу на огромной скорости и в последнюю секунду резко сворачивает.

– Ну да, могут, и они думают, что это мы – в зоопарке, – интуитивно выдает Ноа.

Моя рука соскальзывает в ладонь Джеймса, а наш сын хихикает при мысли о том, что все мы живем в неволе зоопарка.

– Но что, если они вырвутся? – спрашивает Оскар.

– Тогда мы сбежим! – с глупым лицом отвечает Зои.

– Но почему? – недоумевает Ноа, сминая пустую коробочку от изюма. – Они ведь не смогут погнаться за нами. У них нет ног. А я мог бы им чем-нибудь помочь.

– Это очень любезно с твоей стороны, сынок, – хвалит Джеймс. – Хотите, я сфотографирую вас с акулами?

– Да! – хором вопят мальчики и тут же встают на фоне стекла, крепко прижимаясь друг к другу.

– Ну же, Зои, вы тоже встаньте к ним, – командует Джеймс. – Всего один снимок для семейного альбома.

– Для семейного альбома в Сети, на сервисе «Фликр», не так ли? – вставляю я.

Джеймс внимательно просмотрел множество старых фотографий, отобрал кое-что и выложил в Интернет, на фотохостинг, чтобы оставшаяся часть семьи могла видеть, как растут мальчики.

– О нет, я там совершенно не нужна, – смущенно отказывается Зои. Щеки няни розовеют, и она отходит на несколько шагов назад.

– Ну конечно же нужна, – заверяет Джеймс. – Идите сюда, встаньте между мальчиками.

– Нет, в самом деле, – упирается Зои. – Я не пойду.

Теперь лицо няни вспыхивает ярким румянцем, и я замечаю, что на ее коже выступает испарина.

– Не заставляй ее, Джеймс.

– Мне нужно в туалет, – бросает Зои и спешно удирает.

– Ради всего святого, речь шла лишь об одной дурацкой фотке! – оправдывается Джеймс, чувствуя себя немного неловко из-за того, что заставил няню так волноваться. Он делает еще пару снимков Оскара и Ноа.

– Не будь слишком резким, – говорю я. Мне почему-то хочется защитить няню, хотя вела она себя довольно странно.

– Теперь ты запела по-другому, так получается? – Джеймс выразительно глядит на меня, а потом начинает просматривать фотографии на экране камеры с Оскаром и Ноа, тянущими шею, чтобы видеть. Мальчики начинают подпрыгивать рядом с ним.

– Смотри, это мы! – взволнованно восклицает Ноа.

– Но никаких акул, – отмечает Оскар. Он прав. На синем расплывчатом фоне видна одна смазанная глыба, которую никак нельзя принять за молотоголовую акулу.

– Сними нас еще раз, папа, – требует Ноа, но возвращается Зои, и Джеймс утихомиривает сына.

– Что ж, – вступаю я, – давайте пойдем и найдем кальмара?

– Калярчика? – спрашивает Оскар так, словно имеет в виду какого-то школьного приятеля.

Я все еще думаю, о чем он говорит, а Зои уже все поняла.

– Ты хочешь сказать «кальмарчика»? – смеется няня. Теперь она, похоже, в прекрасном настроении.

– Ты можешь съесть его с майонезом, – советует Ноа, облизывая губы.

– Мальчики попробовали кальмаров в прошлом году, на отдыхе, – шепотом объясняю я Зои. – И сначала приняли их за кольца лука.

Я держусь за живот, пока мы пробираемся через застекленные стенды и огромные аквариумы. От мелькания самых разнообразных красок и воды сквозь стекло у меня начинает кружиться голова, и я вцепляюсь в руку Джеймса.

– С тобой все в порядке? – тихо спрашивает он, встревожившись.

Я киваю в ответ.

– О, ничего себе, только посмотрите!

Зои хватает близнецов за маленькие ручки и на полной скорости тащит их куда-то вниз по затемненному проходу. Я слышу, как дети задыхаются от потрясения, когда няня показывает на внушительных размеров стеклянный резервуар. Мы с Джеймсом семеним за ними и подходим как раз в тот момент, когда самый большой краб, которого мне когда-либо доводилось видеть, выбрасывает длинную тощую ногу в нашу сторону.

Оскар кричит и закрывает глаза ладошками.

– Ты как маленький, – укоряет Ноа. – Это всего лишь глупый старый краб!

Но, несмотря на браваду мальчика, я замечаю, как его покрытая ямочками рука крепче вцепляется в пальцы Зои. У няни короткие практичные ногти, на пальцах нет ни одного кольца.

– Неправда, – тянет Оскар и хватается за ногу Джеймса.

– Только посмотрите на его глаза, – в благоговейном страхе произносит Ноа. – Они сделаны из больших икринок?

Мы все смеемся, только Оскар хнычет:

– Он похож на ужасного паука!

Испуганный мальчик поворачивается спиной к большому аквариуму, буквально кишащему самыми невероятными рыбами и ракообразными.

Мы движемся дальше, и, когда проходим по туннелю с рыбами, порхающими над головой подобно птицам, с яркими, как драгоценности, кораллами и невиданными существами, мечущимися и порхающими со всех сторон, Оскар начинает плакать.

– Что случилось, солнышко? – спрашиваю я, изо всех сил пытаясь сесть на корточки, чтобы оказаться одного с ним роста. Джеймсу снова придется помогать мне встать.

Оскар зарывается лицом в пальто Джеймса, крутя твидовую шерсть между пальцами и оставляя на темной ткани следы соплей.

– Здесь везде тени, – икая, сквозь рыдания произносит Оскар. – Он отрывается от пальто и окидывает взглядом туннель. Это правда. Буйные краски и полоски тени струятся вокруг нас, словно мы действительно находимся на непознанных глубинах океана. Это красиво, но способно напугать впечатлительного ребенка четырех с половиной лет.

– Они не могут причинить тебе зла, – убеждаю я, а подскочившая к нам Зои предлагает бумажные носовые платки, утешения, объятия, словом, все, что только ни захочется маленькому Оскару. – Это просто причудливая подсветка заставляет нас видеть такие необычные краски. Это все – лишь отблески.

Оскар подскакивает от неожиданности, когда мимо проходит другая семья, и лица людей, отражаясь в стекле, кажутся большими и вытянутыми, как у вампиров.

– Не стоит волноваться, – продолжаю уверять я.

– Я боюсь, мамочка, – признается Оскар, отпуская пальто Джеймса и вцепляясь в мою руку. – Эти тени выглядят точно так же, как плохой человек в моей комнате прошлой ночью.Я поднимаю взгляд на Джеймса в тот самый момент, когда глаза Оскара округляются, как блюдца. Не знаю, что нас так поразило – то, что Оскар назвал меня мамочкой, или донельзя взволновавшие слова мальчика о том, что кто-то был в его комнате прошлой ночью.