Текст книги "Верное сердце"
Автор книги: Саманта Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Мне этот вопрос кажется вполне уместным.
– А по-моему, он совершенно неуместен!
С пылающими щеками Джиллиан бросила на него сердитый взгляд. Она начинала терять терпение.
– Но ты помнишь об этом, а я – нет.
– Ах да. Как я могла забыть? Ты же не помнишь ничего, кроме собственного имени.
– Ты так и не ответила на мой вопрос.
У Джиллиан перехватило дыхание, она чувствовала какое-то странное смятение в груди. Она не знала, как это случилось. Он не знал, почему это случилось. Но то, что это все же случилось… об этом знали они оба.
Его губы замерли совсем близко от ее собственных. Пальцы Джиллиан то сгибались, то разгибались на фоне густой поросли, покрывавшей его грудь. Прядь черных волос упала ему на лоб, придавая ему слегка озорной вид. Она с особой остротой ощущала на себе его взгляд, который, скользнув по ее лицу, задержался на изящной линии губ.
– Не смотри на меня так, – произнесла она чуть дыша.
– Почему? У тебя ведь нет мужа, Джиллиан.
«И никогда не было!» – хотелось крикнуть ей. Неужели эта ложь будет преследовать ее до конца дней?
Гарет наклонил голову, так что теперь их губы почти соприкасались.
– Мне жаль, что я причинил тебе боль, – он взглянул на ее плечо, – но я нисколько не сожалею об этом поцелуе.
Сердце Джиллиан болезненно сжалось. От его слов ей стало еще тяжелее. Ей мучительно было представлять себе его в объятиях другой женщины, каким бы бессмысленным это ни казалось.
– Ты не понимаешь! – не выдержав, воскликнула она, ибо чувства ее в тот миг кипели и бурлили, как море, которое выбросило его на этот берег. Ей придется сказать ему правду, какой бы горькой она ни была. Возможно, это поможет расшевелить его память.
– В ту ночь во сне ты целовал не меня, а совсем другую женщину. Женщину с золотистыми волосами, похожими на солнце в ясный летний день. – Джиллиан так и не нашла в себе сил повторить имя, которое он тогда назвал. – Ты восхищался ее красотой. По твоим словам, тебе ее очень не хватало. И само собой, я не могу не задаваться вопросом, не является ли эта женщина частью твоего прошлого, Гарет. Ты сказал брату Болдрику, что у тебя никого нет, но вполне возможно, что ты ошибся.
Гарет не стал этого отрицать, но и подтвердить тоже не смог, хотя на один короткий миг в его глазах промелькнуло нечто, похожее на воспоминание.
– Ты помнишь ее? Ту женщину с золотистыми волосами? – спросила Джиллиан.
Затаив дыхание, она ждала – ждала, как ей показалось, целую вечность.
– Думаю, это был всего лишь сон, Джиллиан. Скорее всего такой женщины в действительности никогда не существовало.
Однако, говоря это, Гарет отвел глаза в сторону, и по спине Джиллиан невольно пробежал холодок, а сердце заколотилось часто-часто. Когда он только явился сюда, он был совершенно чужим в этих местах – и до сих пор оставался для нее чужим, ибо что она, по сути, знала о нем? Какие тайны скрывались в зеленой бездне его глаз?
Она вздрогнула, когда он провел тонким пальцем по ее подбородку. Она хотела было отстраниться, однако он не дал ей этого сделать. Тогда она спокойно и непреклонно взглянула на него.
– Почему ты все время шарахаешься от меня, Джиллиан? Тебе нечего опасаться с моей стороны.
Грудь Джиллиан то поднималась, то снова опускалась с каждым вздохом.
– Иногда мне это кажется почти пугающим, – призналась она, понизив голос. – Прости меня, Гарет, но я не могу не задаваться вопросом, кто ты такой, можно ли считать тебя человеком чести и долга.
– Надеюсь, да. В глубине души я чувствую, что это так. Как же ей хотелось верить ему! Но что, если она в нем ошиблась? Она пыталась найти ответ в собственной душе… и в его душе тоже.
Взгляд его зеленых глаз был таким ясным и невозмутимым, что мало-помалу ее страхи улетучились. Ибо в то мгновение Джиллиан и впрямь верила в него. Верила всем сердцем.
Глава 7
К несчастью для Гарета, его усилия в тот день не прошли даром. Когда он попытался снова подняться с постели, то обнаружил, что едва в состоянии оторвать голову от подушки. Все тело болело почти так же сильно, как в тот день, когда он впервые пришел в себя после кораблекрушения. Джиллиан отругала его, не стесняясь в выражениях, уже за саму попытку, и Гарет волей-неволей вынужден был признать, что одна сила воли не могла ускорить его выздоровление. Просто ему нужно больше времени, чтобы окрепнуть. Кроме того, это послужило ему еще одним мрачным напоминанием о том, как близок он был к смерти.
После тех первых попыток подняться у него кружилась голова, а лоб покрывался холодным потом. Если бы не помощь Джиллиан, он наверняка падал бы снова и снова. Но постепенно к нему возвращались прежние силы, и он начал ковылять по хижине, а затем осмелился выходить – с каждым днем все дальше и дальше. Брат Болдрик появлялся несколько раз, в один из своих визитов принес ему одежду. Говорил мало, по крайней мере с Гаретом, и тот без труда мог почувствовать неодобрение монаха.
Иногда колено Гарета начинало ныть от напряжения под тяжестью его веса, однако после стольких дней вынужденного затворничества даже боль казалась почти желанной. Бок все еще был чувствительным к малейшему прикосновению, края рваной раны выглядели красными и загрубевшими. Скорее всего этот шрам останется на его теле как напоминание до конца его дней.
Он не скрывал своей досады, когда пришлось несколько дней провести дома из-за непрекращающегося угрюмого ливня и неослабевающего ветра. В углу рядом с очагом образовалась целая лужица воды, стекавшей ровной струйкой на пол. Гарет в душе проклинал свое заточение, однако волей-неволей вынужден был скрыть свое недовольство.
Воздаяние последовало днем позже, когда с самого утра на небе не появилось ни единого облачка. Небеса перестали низвергать на землю сплошной поток из дождя и ветра, и когда Гарет предложил Джиллиан совершить небольшую прогулку по берегу, ее не пришлось просить дважды.
Некоторое время они молча брели куда глаза глядят через пески и довольно скоро вышли на небольшой берег в форме полумесяца, поросший высокой травой. Легкий ветерок трепал клочок паруса, зацепившийся за толстый сук.
Глаза Гарета прищурились. Он остановился.
– Это и есть то самое место, где ты меня нашла?
– Да, – пробормотала она в ответ. – Похоже, большую часть обломков, оставшихся после кораблекрушения, унесло приливом.
Он бросил беглый взгляд в сторону мыса, сразу за которым начиналось открытое море. Губы его невольно сжались, ибо зрелище и в самом деле было удручающим. Огромный гранитный утес возвышался во всем своем мрачном величии, и Гарет без труда мог себе представить, как беспомощное судно было выброшено волнами прямо на острые камни под ним. Даже сейчас набегавшие волны с грохотом разбивались о прибрежные валуны, поднимая в воздух мириады мелких брызг и образуя водовороты белой пены у подножия скал, которые сами по себе представляли смертельную опасность.
Джиллиан внимательно следила за ним.
– Ты что-нибудь вспомнил? – осведомилась она чуть слышно.
Он покачал головой, выругавшись себе под нос. Все, что привело его на борт злополучного судна, было напрочь позабыто. Вопросы, не дававшие ему покоя, повторялись в голове бессчетное число раз, словно эхо в пустом колодце. Тело его постепенно выздоравливало, однако этого нельзя было сказать о рассудке.
Время от времени в уме его проносилась вереница беспорядочных образов, однако все это было слишком мимолетно. Они исчезали так быстро, что он не успевал этого осознать – замок с двумя башнями-близнецами, вздымавшимися к небу во всем своем грозном величии, опушка густого зеленого леса… Однако таких замков в стране имелось множество, и Англия была в те времена почти сплошь покрыта лесами.
Кроме того, Джиллиан была уверена в том, что он видел во сне женщину из своего прошлого – женщину, чьи волосы напоминали солнце в ясный летний день. Он, кажется, даже говорил о том, как ему ее не хватало. Сколько раз он отчаянно пытался припомнить хоть что-нибудь – лицо, фигуру, но видел перед собой лишь лицо Джиллиан с тонкими изящными чертами, оттененное густыми волнистыми прядями волос цвета самой темной полночи. Ему оставалось лишь согласиться с тем, что она была права и та женщина действительно существовала только в его снах.
«Я Гарет. Гарет…» Снова и снова он пытался поймать ускользавшее от него ощущение, что за этими словами стоит нечто большее и что он находится сейчас на грани чего-то очень важного. Чего-то решающего, о чем он должен помнить и что даст ему ключ к тайне его прошлого.
– А остальные? – спросил он. – Сколько их было?
– Пять человек.
Кто они такие? – спрашивал себя Гарет. Капитан? Команда судна? Друзья? Здравый смысл боролся в нем с невольным чувством вины. Он сожалел об их трагическом конце, однако вряд ли ему стоило мучиться угрызениями совести. Ибо, Бог свидетель, он был искренне рад тому, что сам не разделил их судьбу. Ему, уцелевшему после крушения, безмерно повезло. Ему безмерно повезло, что он выжил. Но больше всего он радовался тому, что все худшее осталось позади. Сколько счастья может порой доставить человеку одно простое ощущение жизни!
– И где их тела?
– Брат Болдрик позаботился о том, чтобы их предали земле на погосте у местной церкви.
Он кивнул:
– Стало быть, их похоронили как подобает. Это хорошо.
– Да. Это очень важно – быть погребенным по-христиански…
В ее голосе появился едва уловимый налет горечи, взгляд омрачился, словно на лицо ее набежала тень. И снова Гарету показалось, что существовало нечто такое, о чем она ему не сказала и не собиралась с ним делиться.
«Порой мне кажется, что лучше обо всем забыть».
Что она имела тогда в виду? Может быть, Озгуда? Пожитки ее были скудными – он уже успел заметить, что у нее имелось всего два платья. Однако он не мог отделаться от ощущения, что ее одежда до странности не соответствовала убогой обстановке хижины. Брат Болдрик утверждал, что привез ее сюда, дабы залечить ее душевные раны. Но что, если за этим крылась совсем другая причина?
Его беспокоило также и то, что она задавалась вопросом, можно ли было считать его человеком чести и долга. Она почти боялась его… Но ведь он не давал ей никакого повода для опасений. Никакого повода не доверять ему.
«Никакого повода?» – поддразнил он сам себя. Она была одинокой женщиной, а он – мужчиной, который был выброшен на берег, не имея при себе ничего, кроме одежды, превратившейся в лохмотья! Человеком, который понятия не имел ни о том, откуда он пришел, ни о том, куда и зачем направлялся. Да, пожалуй, у нее и впрямь не было повода для доверия!
Однако Гарет хотел, чтобы Джиллиан доверилась ему. Он надеялся, что она поведает ему о своей тревоге. И поэтому терпеливо ждал, надеясь услышать хоть какое-то объяснение. Однако его не последовало, и Гарет не стал настаивать.
Они покинули этот печальный берег. Чем дальше, тем меньше чувствовалась ярость холодного зимнего ветра, голубое небо над головами было усеяно пушистыми белыми облачками. Гарет направился к поваленному стволу дерева и, опустившись на его поросшую мхом и папоротником поверхность, огляделся по сторонам.
Он глубоко вздохнул, набирая в легкие свежего воздуха. Солнечный свет развеял дымку утреннего тумана, кролики шныряли взад и вперед среди высокой травы. Звонкий щебет жаворонка наполнял воздух, словно напоминание о более теплых днях. Место было очень красивым, и Гарет уж представлял себе, какое здесь все будет летом, когда поляна покроется пестрыми цветами – розовыми, пурпурными и ярко-желтыми.
Джиллиан не стала садиться. Гарет не был этим особенно удивлен: все последнее время она держалась с ним крайне отстраненно, и даже просто встречаться взглядом казалось ей почти невыносимым испытанием. Он понимал, что все дело было в поцелуе, которого он сам не помнил – и, возможно, именно о потере этого воспоминания он сожалел больше всего! Ни разу между ними не заходило речи о том ночном происшествии, однако оно не было забыто окончательно. О да, наверняка она прилагала неимоверные усилия, чтобы не вспоминать об этом…
Боже милостивый, он не в состоянии был думать ни о чем другом!
– Джиллиан? Ответа не последовало.
– Джиллиан? – повторил он.
Он нахмурился, размышляя над причиной ее молчания. Неужели она решила не обращать на него внимания?
Говоря по правде, у Джиллиан не было подобного намерения. Однако ее домик был слишком маленький для двоих, и находиться вместе с Гаретом в столь тесном пространстве после того, что между ними произошло, казалось выше ее сил. Ей чудилось, что стоит ей только обернуться, как он тут же окажется за ее спиной:., перед ней… рядом с ней! Ему, такому высокому и широкоплечему, приходилось нагибаться каждый раз, когда он переступал порог. Ей было странно видеть его стоящим на ногах, полным жизненных сил и неотразимо мужественным, даже несмотря на легкую хромоту. Она до сих пор не могла забыть его объятий, пылких ласк, горячих губ, слившихся с ее собственными. Для нее не имело значения, что он ничего этого не помнил. Самой ей никогда этого не забыть… Уж лучше бы он оставался лежать неподвижным и беспомощным в постели!
– Джиллиан!
Голова ее тут же повернулась на голос.
– Джиллиан!
На сей раз в нем звучал настойчивый призыв. Подобрав юбки, Джиллиан бросилась к Гарету.
Он лежал на боку, голова его покоилась на вытянутой руке. Сердце ее чуть не выскочило из груди. Она опустилась рядом с ним на колени.
– Гарет! Ах, я так и знала! Я же говорила, что тебе еще рано…
Не дав договорить, теплые губы приникли к ней поцелуем. Сильные руки сжали ее в объятиях, и она оказалась полностью во власти этого мужчины.
Когда он приподнял голову, она сердито взглянула на него, стараясь не замечать странной тяжести внизу живота.
Он напугал ее – и теперь у него еще хватало дерзости быть таким самодовольным!
– Что ты о себе возомнил?! – вскричала она. – Думаешь, ты имеешь право вести себя со мной вольно, если один раз поцеловал?
– Дважды, – напомнил он ей.
От злости она заколотила его кулачками, готовая сурово отчитать за дерзость. Однако этого так и не произошло, потому что его губы снова накрыли ее собственные. Он запустил пальцы в ее волосы, удерживая ее и заставляя покориться своей воле. Он не дал ей ни малейшей возможности высвободиться, а Джиллиан не могла найти в себе сил для сопротивления. Впрочем, в его поцелуе не было ничего похожего на насилие – скорее, нежная настойчивость, полная соблазна и пылкой страсти, от которой по всему ее телу побежали язычки пламени.
Когда он наконец выпустил ее, Джиллиан вся дрожала. Гарет провел кончиком пальца по линии ее губ.
– А теперь трижды, – прошептал он.
Не так-то просто оказалось собраться с духом и встретить его взгляд.
– Вы смеетесь надо мной, сэр? – спросила она совершенно серьезно.
– Ни смеяться над вами, ни тем более обижать вас не входило в мои намерения, миледи.
Уголки его губ слегка приподнялись, выражая ленивое удовлетворение. Джиллиан опустила голову, сожалея о том, что не может хотя бы прикинуться разгневанной. Смущенная и растерянная, она боялась смотреть ему в глаза. Вероятно, для него такая шутливая игра уже стала привычным делом, но только не для нее.
Его палец между тем убрал ей за ухо непокорную прядь волос.
– Откуда столько робости, о прекрасная дева?
Дева. Он назвал ее девой. Но только в шутку. Только в шутку…
– Ты смущена тем, что поцеловала мужчину, который не является твоим мужем? Или потому, что тебе приходится делить постель с посторонним? В этом нет нужды, Джиллиан. Я знаю, как тебе было одиноко, и мне достаточно было просто взглянуть на тебя, чтобы понять, сколько горя причинила тебе смерть Озгуда. Но брат Болдрик был прав. Тебя привезли сюда, чтобы исцелить твои раны.
Джиллиан была близка к отчаянию. Что бы он сказал, если бы знал, что она никогда не делила постель ни с одним мужчиной? Что бы он подумал о ней, если бы вдруг обнаружил, что она ему солгала, – на самом деле она вовсе не является вдовой?
Джиллиан прерывисто вздохнула.
– Я не нуждаюсь ни в каком исцелении.
– Женщина, охваченная скорбью, безусловно, нуждается в том, чтобы кто-то ее исцелил. Озгуд умер, Джиллиан, но я жив, и я здесь. Ты вернула меня к жизни, ты исцелила меня, Джиллиан. Неужели я не могу сделать то же самое для тебя?
Она покачала головой.
– Дело не в, этом, – призналась она. – Совсем не в этом. Просто со мной… со мной все в порядке.
Голос ее предательски дрогнул.
– Что же тогда? Что тебя так тревожит?
Его нежность, его забота заставили все внутри у нее сжаться от боли, и ей вдруг стало мучительно стыдно. Стыдно за собственную ложь. За брата Болдрика. За то, что ей приходилось обманывать Гарета, делая вид, будто воспоминания о покойном муже до сих пор причиняли ей боль. Правда жгла ей душу, лежала свинцовой тяжестью на сердце. Она презирала саму себя за двуличие. Сейчас ей страстно хотелось признаться ему во всем – что она в действительности была леди Джиллиан из Уэстербрука, что ее отец покушался на жизнь короля, после чего она вынуждена была спасаться бегством, – однако что-то ее удерживало. Джиллиан всей душой желала открыть ему правду, и только какое-то странное предостерегающее покалывание в самой глубине ее существа, которому она сама не могла дать определения, не давало ей этого сделать. Она отвернулась, боясь, что он угадает ее мысли.
На глазах у нее выступили жгучие слезы.
– Лучше не спрашивай, – произнесла она неуверенным голосом.
– Но почему?
– Я вес равно не смогу тебе ответить.
Она могла. Просто ей не хотелось ему отвечать. Однако Гарет решил не настаивать. В тот миг она выглядела такой хрупкой и уязвимой, что ему захотелось взять ее под свою защиту и оградить от всех мыслимых и немыслимых бед. Нет, пока он ничего от нее не потребует. Сейчас ему казалось вполне достаточным наслаждаться каждым мгновением и радоваться тому, что он жив… жив и держит в объятиях эту восхитительную женщину.
Гарет наклонил голову, легонько коснулся губами мочки ее уха, нежно-розовой и мягкой, как цветочный лепесток, а затем скользнул вниз, до самого кончика подбородка. Она невольно прижалась щекой к его шее. Он ощущал ее легкое влажное дыхание, бахрому ее длинных темных ресниц. Кончиками пальцев взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
– Помнишь, – произнес он мягко, – как ты однажды спросила меня, что я за человек?
Джиллиан кивнула. От внимания Гарета не ускользнуло настороженное выражение, промелькнувшее на ее лице, однако она не сделала никаких попыток отвести от него взгляд… или высвободиться из его объятий. Губы ее слегка приоткрылись, все еще влажные после его поцелуя, сапфировые глаза под густыми ресницами смотрели на него. Боже, до чего же она была хороша!
Он стиснул ее в объятиях, откуда-то из самой глубины его груди вырвался сдавленный стон.
– Думаю, я просто эгоист, – только и мог произнести он, снова завладевая ее губами.
И вдруг гибкие руки обвили его шею. Она подставила ему губы для поцелуя, и то, что должно было стать простым выражением нежности и участия, зажгло в нем огонь необычайной силы. Он наслаждался тем, как затрепетала она от одного его прикосновения, и, снедаемый страстью, спрашивал себя, может ли она ощутить сквозь одежду его восставшую плоть.
Желание уложить ее на землю, проникнув в глубины мягкого податливого лона, было почти непреодолимым. У него шумело в голове, кровь бурлила, руки жаждали прикоснуться к тем местам, которых им лучше было бы вовсе не касаться… Однако он подавил в себе это желание.
Овладеть ею прямо здесь и сейчас, на холодной жесткой земле… Правда, это могло бы облегчить напряжение в его чреслах, но таким способом он ничего никому не докажет – ни ей, ни самому себе.
Только ли отчаянное положение, в котором она оказалась, влекло ее к нему – потребность иметь кого-то рядом? Нет. Дело тут было вовсе не в том, что его присутствие отчасти скрашивало ее одиночество. Дело было в нем самом. В его доброте и нежности. Да, с самого начала между ними вспыхнула искра взаимопонимания, которая с каждым днем разгоралась все сильнее. Но этот день принес с собой новые страхи. Гарет уже почти выздоровел, и она больше не могла этого отрицать. Что будет с ними дальше? Покинет ли он ее, чтобы узнать наконец правду о себе? Его здесь ничто не удерживало, и эта мысль была подобна ножу, вонзившемуся ей прямо в грудь. Чувство вины сжигало ее изнутри. Не он был эгоистом, а она. Если бы она не утаила от него имя, которое он шептал в ту ночь, когда впервые ее поцеловал… Селеста. О нет, она не собиралась намеренно вводить его в заблуждение. Но если бы она все ему сказала, возможно, это помогло бы развеять мрак в его сознании. Вспомнил бы он тогда свое прошлое? Свою тоску по другой женщине?
С ее стороны это было недостойно. Однако Джиллиан не собиралась ни в чем признаваться – ни тогда, ни теперь. Это только ускорило бы их разлуку, а она не хотела расставаться с ним. Она уже лишилась своего дома, семьи, и, Бог свидетель, она не хотела потерять еще и Гарета… Охваченная смятением, Джиллиан полностью отдалась его поцелую, ибо его руки казались ей сейчас надежной гаванью, где она могла укрыться от всех житейских бурь – прошлых, настоящих и даже будущих. Она вдруг поняла, что ее не заботит завтрашний день, а только настоящий – эти жаркие губы, взволнованное дыхание, которое она чувствовала так ясно всей кожей… Ее словно пронзила молния, когда их языки соприкоснулись, однако она покорно приоткрыла рот, вцепившись в его широкие плечи. Сердце подскочило в ее груди, когда она ощутила безошибочный признак охватившего его желания, однако она не отстранилась. На сей раз Гарет первым оторвал от нее губы, проведя пальцем по ее чуть вздернутому носику.
– Ты хотя бы представляешь себе, – произнес он, пряча неуверенность под усмешкой, – каким соблазном ты служишь для меня?
Она молча спрятала лицо у него на груди, приникнув к нему и дрожа словно осенний лист. Подбородок Гарета прижался к ее голове с блестящими темными волосами. Он глубоко вздохнул.
– Когда-нибудь ты объяснишь мне, в чем дело, – произнес он, целуя ее в висок.
«Когда-нибудь», – сказал он. Когда-нибудь. Боль пронзила все ее существо, в горле встал комок. Возможно, когда она найдет в себе силы для признания, его здесь уже не будет.
В объятиях Гарета ее дрожь утихла, он помог ей подняться на ноги. Джиллиан покраснела, когда он вынул из ее косы случайно приставший к ней лист. Она не могла и дальше лгать себе – уж слишком легко она покорилась властному призыву его губ. Не сочтет ли он ее слишком дерзкой или распущенной?
Встав с места, он сделал слабую гримасу, потирая затекшее колено. Между бровями Джиллиан тут же залегла хмурая складка.
– Пожалуй, нам стоит вернуться домой, – произнесла она с тревогой в голосе.
Гарет вовсе не собирался возвращаться так быстро и прямо сказал ей об этом. Он указал ей на извилистую тропинку, которая вела на восток:
– Давай лучше пойдем в ту сторону.
Они вместе отправились в путь. Дорога вилась вдоль опушки небольшой рощицы. Хотя воздух оставался холодным и морозным, с неба лился яркий солнечный свет, окутывая кроны деревьев золотистым ореолом.
Спустя некоторое время Джиллиан пожаловалась на камешек, попавший ей в туфлю. Остановившись, она уселась на плоскую поверхность валуна, чтобы его вынуть. Гарет тем временем неспешно прогуливался поблизости. Он подобрал толстый сломанный сук, взвешивая его в руке. Тогда пальцы Гарета сами собой сжались, и он описал палкой несколько кругов в воздухе, после чего сделал выпад в сторону и развернулся, как бы отражая удар невидимого противника.
Шорох за его спиной заставил его замереть на месте. Джиллиан стояла подбоченившись и присматриваясь к нему. Тонкие брови чуть приподнялись, словно выражая немой укор. Он ожидал с ее стороны какого-нибудь язвительного замечания и, чувствуя себя довольно глупо, робко улыбнулся, но тут заметил, что ее взгляд был обращен на что-то, находившееся за его спиной.
Гарет тоже обернулся в ту сторону. Кажется, они здесь были не одни. Прямо перед ними на тропинке стоял брат Болдрик.
Пожилой монах приветствовал Джиллиан и довольно сухо поклонился Гарету.
– Похоже, вы неплохо себя чувствуете, – произнес он. – Полагаю, ваше выздоровление уже не за горами и скоро вы нас покинете.
Джиллиан, стоявшая рядом, почувствовала, как внутри у нее все похолодело. Затаив дыхание, она ждала его ответа. Гарет наклонил голову.
– Благодарю вас, брат Болдрик. Я и впрямь чувствую себя почти совсем здоровым, если только не считать воспоминаний о прошлом, которые для меня потеряны. Что же касается планов на будущее, то, боюсь, их у меня пока что нет.
– Что ж, сын мой, вы размахиваете этим, – брат Болдрик кивнул на палку, которую Гарет до сих пор сжимал в руках, – с такой ловкостью, что это наводит меня на мысль, что вы превосходно владеете оружием. Более того, рискну предположить, что если бы у вас в руках был настоящий меч вместо этой палки, из вас вышел бы грозный воин.
На лице Гарета появилась дружелюбная улыбка.
– А если и так, неужели бы вы осудили меня за это?
– Смотря при каких обстоятельствах. Кстати, что вы сами об этом думаете? Возможно, вы и не помните ничего о своем прошлом, но ведь у вас должно иметься какое-то мнение на этот счет, сэр. Питаете ли вы отвращение к убийствам?
Ответ Гарета был столь же уверенным, как и его взгляд:
– Вот мое мнение, брат Болдрик. Далеко не каждому человеку приходится выбирать между мечом и посохом, но если такая потребность все же возникла, он должен делать то, к чему лежит его сердце и что ему самому кажется справедливым. Человек, который способен прибегнуть к силе оружия, когда в том нет нужды, недостоин имени человека. Но может настать такой день, когда он будет обязан сделать все, что в его силах, чтобы защитить свой дом и семью, свою страну и убеждения, все равно, с оружием или без него. Вспомните хотя бы крестовые походы. Церковь прибегла к силе меча, дабы защитить нашу веру, но человек, обрекающий другого на гибель, пожалуй, судит слишком поспешно и слишком сурово. Я лично убежден в том, что уважение к себе следует заслужить делами. Однако есть и такие, кто считает, что уважение можно завоевать только путем силы и устрашения. Я не могу с ними согласиться.
– Я тоже, Гарет.
Джиллиан невольно обратила внимание на то, что брат Болдрик впервые обратился к Гарету по имени. Старик смерил молодого человека оценивающим взглядом, затем склонил набок голову и приоткрыл рот, словно собираясь что-то сказать.
– Вы поражаете меня своей мудростью, сын мой. Но скажите мне…
Болдрик задумался. Одна его рука поднялась к груди, на лице появилось какое-то странное выражение. Он хотел было закончить свою фразу, однако не успел. Без единого слова он упал ничком прямо на землю.
– Я знал, что он был болен. Он ничего мне не сказал, однако я догадывался об этом по его слабому голосу, да и мадам Агнес подтвердила, что в последнее время он почти ничего не ел. И я часто слышал по ночам, как его одолевал кашель до самого рассвета. – Отец Эйдан суетился вокруг, в беспокойстве заламывая руки, его незрячие глаза не имели никакого выражения. Священник был маленького роста, как и брат Болдрик, но более крепкого сложения и значительно шире в груди и в плечах. – Я опасался, что рано или поздно болезнь все же возьмет над ним верх. Но увы, он настаивал на том, что совершенно здоров!
В его голосе отражалась та же мучительная тревога, которая не отпускала Джиллиан с того самого мига, когда брат Болдрик на ее глазах лишился чувств. Они втроем – Джиллиан, отец Эйдан и Гарет – находились в крошечной келье рядом с церковным алтарем, где спал брат Болдрик. Не кто иной, как Гарет, успел подхватить старика, когда у того подкосились колени, и он же отнес его на руках в деревню.
Джиллиан в отчаянии опустилась на колени рядом с койкой, на которой лежал Болдрик. Губы брата Болдрика приняли нездоровый серый оттенок, а сухая кожа напоминала пергамент. Девушка сплела его пальцы со своими.
– У него нет лихорадки, – произнесла она, подавшись вперед и положив руку ему на лоб. – Брат Болдрик! – прошептала она умоляюще. – Вы меня слышите?
Брат Болдрик так и не пришел в себя. В груди его слышались хрипы, так что Джиллиан охватил страх. Отец Эйдан покачал головой:
– Ах, мистрис Мэриан, он стал для меня настоящим даром Божьим. Я.не могу даже представить себе, что потеряю его. Увы, как ни горько мне об этом говорить, боюсь, мне следует подготовить его к соборованию…
На лбу Гарета залегла хмурая складка. Священник назвал ее Мэриан. Может быть, его подвел слух? Или отец Эйдан по ошибке принял ее за кого-то другого? Это казалось вполне вероятным, принимая во внимание его слепоту. Да, скорее всего так оно и есть, заключил про себя Гарет. Он заметил также мимолетный проблеск страха в глазах Джиллиан. Коснувшись руки отца Эйдана, он произнес:
– Вероятно, святой отец, ваши молитвы тоже способны помочь брату Болдрику.
– Да, пожалуй, вы правы. – Отец Эйдан склонил набок голову. – Не могли бы вы еще раз повторить мне свое имя, сын мой?
– Гарет. Меня зовут Гарет, святой отец. Священник сложил руки на груди.
– Не угодно ли вам помолиться вместе со мной, Гарет? Молитва – одно из орудий Бога, которым, к сожалению, слишком часто пренебрегают. Прошу прощения, мистрис Мэриан, за то, что мы вынуждены вас покинуть.
Джиллиан была так подавлена, что даже не заметила, как отец Эйдан во второй раз назвал ее Мэриан, а Гарет взглянул на нее, внезапно прищурившись. Впрочем, даже если бы она и обратила на это внимание, все ее мысли и чувства в тот миг были заняты братом Болдриком.
Боль терзала ей сердце. Худой, с запавшими глазами, брат Болдрик лежал совершенно неподвижно, дыхание его стало хриплым. Она даже и мысли не допускала о том, что он может так и не поправиться. В глубине души Джиллиан негодовала на саму себя. Когда брат Болдрик в последний раз появился в ее убогом домике, он уже был болен. Ах, почему только она не наведалась к нему, чтобы убедиться в том, что он как следует о себе позаботился!
«Ты бы все равно ничего не смогла сделать, – укорял ее внутренний голос. – К тому же Гарет нуждался в тебе не меньше».
Сколько она просидела так, держа за руку брата Болдрика, Джиллиан не знала сама. Она едва замечала Гарета и отца Эйдана, которые несколько раз заходили в келью. Один раз Гарет почти насильно заставил ее поесть. Сквозь крошечное окошко, расположенное высоко в стене, она видела сияние полной луны.
Кто-то коснулся ее плеча. То была мадам Агнес, пухленькая вдовушка средних лет, которая помогала мужчинам по хозяйству.
– Мистрис Мэриан, – решительно заявила женщина, – вам непременно нужно отдохнуть, иначе вы тоже заболеете. Я сама посижу с братом Болдриком. Я не покину его, обещаю вам.
