Текст книги "Девять кругов любви"

Автор книги: Саломея Вейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Саломея Вейн
Девять кругов любви

В гибельном фолианте

Нету соблазна для

Женщины. – Ars Amandi*

Женщине – вся земля.

Сердце – любовных зелий

Зелье – вернее всех.

Женщина с колыбели

Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!

Губы – близки во мгле…

– Бог, не суди! – Ты не был

Женщиной на земле!

(М. Цветаева)

*искусство любви (лат.)

Предисловие

Наверное, я женщина-кошка, и у меня девять жизней. Было бы меньше, уже превратилась бы в пепел. Сейчас я проживаю последнюю жизнь, так что пришло время писать мемуары…

Мне 29 лет, и кто-то скажет, что для мемуаров это маловато. Много они понимают! Моя жизнь была настолько насыщенной, что сами они и к 92 годам могут не узнать всего того, что знаю я, не пережить и половину того, что выпало на мою долю.

Каждая главка моей биографии – это полновесное приключение, хоть кино снимай!

А еще я боюсь, что в любую минуту жизнь моя может оборваться…

Нет, я ничем серьезным не болею. И проживаю я не в зоне боевых действий. И профессия моя не сопряжена с риском. Но я и днем, и ночью ощущаю, что жизнь моя висит на волоске…

Может ли это быть обычной паранойей? Допускаю такую возможность. Но и паранойя может стать причиной смерти. Страх изъедает мое сердце, словно кислота. Думаю, что когда-то оно просто не выдержит и разорвется из-за какого-нибудь пустяка, например, от слишком громко скрипнувшей входной двери.

Насколько мой страх обоснован – судить вам.

Начать, наверное, стоит с событий 15-летней давности.

Глава первая. Первая любовь, или Невинность

Итак, мне 14 лет, и я учусь в восьмом классе. Родители еще пытаются контролировать меня, и действенное средство для этого у них, признаться, есть. Это деньги. Мне хочется позволять себе хотя бы не меньше того, что могут подруги: так же модно одеваться, ходить в кино, красить волосы в вызывающие оттенки, тайком пить пиво…

Мама у меня бухгалтер и поэтому просто так финансировать мой досуг не собирается. Она говорит, что каждая копейка должна быть заработана. «Зарплата» у меня сдельная. Мама начисляет мне ее и за занятие художественной гимнастикой (я хожу в секцию с первого класса), и за учебу, и за домашние дела. А за успешное выступление на соревнованиях, четвертные и годовые оценки, генеральную уборку я получаю «премии». Правда, «премируют» меня в последнее время редко – тратить время на спорт, учебу и уборку мне неохота. Предпочитаю проводить его в компании друзей и подруг, довольствуясь скромным содержанием.

К несчастью для меня, отец придерживается менее цивилизованного, но зато более эффективного подхода к воспитанию. Хорошо еще, что педагог в нем просыпается лишь время от времени, да и дома он бывает не каждый день. Он шофер-дальнобойщик, а таких ноги кормят. Сидя перед теликом, много не заработаешь. Поэтому отдыхает он недолго, почти сразу же после одного рейса отправляясь в другой.

Но вот сегодня он дома (точнее, в гараже), а меня запер в комнате и заставил учить уроки. Сказал, что как придет, проверит (интересно, как?), и если я со всеми заданиями успешно справлюсь, отпустит погулять.

Как назло, сегодня у Юрки – пацана из нашей компании – день рождения, и мы должны были собраться у него на даче и отметить это событие. Именинник мне нравится. Не настолько, конечно, чтобы я жить без него не могла, но настолько, чтобы я не хотела, чтоб он достался Верке. Потому что Верка мне вообще не нравится. Мы с ней конкурентки, во всем. Такими нас сделали наши предки. Наши мамы дружат, а при встречах хвалятся нашими достижениями, а потом упрекают нас же, что мы в чем-то уступаем друг другу. Верку в пример мне ставят всю жизнь. Не удивительно, что к 14 годам во мне сформировалась стойкая потребность ни в чем ей не уступать, а при возможности еще и вставлять палки в колеса. И не говорите мне, что это непорядочно, что я испорченная – будьте уверены: Верка поступает со мной так же.

Теперь вы понимаете, почему сидеть в запертой комнате за уроками в то время, когда Верка развлекается с друзьями и соблазняет лучшего из нашей компании, я не могу. Я придумываю план побега: через балкон переберусь к соседке и скажу, что меня нечаянно закрыли, не заметив, на балконе, а потом сделаю вид, что пошла к отцу в гараж за ключом, и смотаюсь. Тот факт, что мы проживаем на третьем этаже, меня не смущает: во-первых, высоты я не боюсь, во-вторых, семь лет занятий гимнастикой дают мне основание полагать, что такое плевое препятствие, как стенка между балконами, я преодолею без особого напряга.

Одевшись соответственно погоде (в брюки и свитер), я приступаю к осуществлению своего замысла.

Балкон у нас длинный: проходит через мою комнату и кухню. Перед кухней мне мелькать нет необходимости – мне в другую сторону. Но из форточки слышу знакомую фамилию – Голохватов. С какой это стати мама разговаривает о нем с Ларисой Игоревной, матерью Веры?

Сергей Сергеевич Голохватов – тренер по спортивному ориентированию. Этот кружок работает при Доме детского творчества и досуга (бывшем Дворце пионеров). Я знаю Голохватова, потому что каждый год ребята и девчонки из его кружка отдыхают в том же лагере, что и я: вместе с шахматистами они пополняют наши отряды гимнастов, гимнасток и борцов (по этим направлениям работает спортшкола, в которой я занимаюсь). Сергей Сергеевич «пионеров» каждый год сопровождает. Точнее, два последних года, потому что его кружок создан недавно, а раньше к нам присоединялись только шахматисты.

Все мы очень оживились, когда в прошлом году он появился впервые в нашем лагере. Он был молодым, лет двадцати пяти, невысоким, но ловким, и, главное, веселым и демократичным. Сначала мы дразнили его и не слушались, но потом оценили. Он позволял и даже помогал нам обходить правила, заговорщицки подмигивая, отпускал нас за территорию, закрывал глаза на то, что мы красились, покидая границы лагеря. Он шутил с нами и разговаривал, как со взрослыми, рассказывая забавные истории и анекдоты, многие из которых не предназначались для детских ушей. Нам это, конечно, импонировало.

И когда приблизилось новое лето, я поняла, что скучаю по нему и волнуюсь, а вдруг в этом году его не будет в лагере? Он был.

К школам (ни к обычной, ни к спортивной), в которые ходим мы с Верой, Сергей Сергеевич отношения не имеет. Поэтому, услышав его фамилию, я живо интересуюсь: что это вдруг мама и Лара Игоревна решили о нем посплетничать? Поэтому я задерживаюсь на балконе и даже перемещаюсь поближе к кухне, чтобы лучше слышать долетающий чрез форточку разговор.

– Разве в тот день был сильный ветер? Вроде этой осенью у нас не было урагана. Или это я в своей конторе не заметила?

– В том-то и дело, что был практически безветренный день, и дерево не могла упасть само, – таинственным голосом сообщает Лара Игоревна. – Витя говорит, что придавившее его дерево накануне было подпилено бензопилой. Там недалеко кто-то из администрации расчищает себе место под коттедж.

Супруг Ларисы Игоревны, Виктор Владимирович, служит в правоохранительных органах, поэтому как разносчица сплетен и источник пикантной информации она незаменима. И этим сведениям можно доверять. Я догадываюсь, что подпиленное кем-то дерево как-то связано с Сергеем Сергеевичем, и мне хочется узнать, как именно, поэтому я продолжаю подслушивание.

– Кто-то из рабочих проявил халатность? – догадывается мама.

– Или специально подпилил, – поправляет Лара Игоревна. – Витя считает, что Голохватов не был случайной жертвой – подготовленное заранее дерево на него кто-то толкнул.

– Боже мой! – восклицает мама. – Чем же он так насолил рабочим?

– Не рабочим. Они говорят, что бензопилу у них кто-то позаимствовал.

– А разве всякий с ней справится?

– Не всякий, но многие, даже женщина сможет, если не слишком слабая. Дерево надпилили не самое большое и уже трухлявое. Старались сделать так, чтоб сошло за несчастный случай.

– Да разве ж можно было угадать, что он там в это время окажется?

– Значит, угадали. Скорее, даже знали. Он к соревнованиям по ориентированию местность готовил, по карте обходил участок и что-то то ли прятал, то ли выставлял. Я в этих тонкостях плохо разбираюсь.

– Кто ж мог на него так ополчиться и, главное, за что?

– А вот это самое интересное. Присядь, чтоб не свалиться, – произносит Лара Игоревна и, выдержав театральную паузу, открывает страшную тайну: – Оказалось, что он почти год насиловал одну из своих учениц, и ее родители недавно об этом узнали – девчонка забеременела.

– Господи, – ахает мама, а спустя несколько секунд, видимо, придя в себя, уже жестоко добавляет: – Поделом ему: собаке и собачья смерть!

«Смерть? Голохватова насмерть придавило деревом? Он мертв? Его больше нет?», – осознание непоправимой трагедии обрушивается на меня, как гильотина. Судорогой сводит живот. Я сгибаюсь пополам и кричу от раздирающей меня боли каким-то не своим и вообще нечеловеческим голосом.

Почти мгновенно возле меня возникают мама и Лара Игоревна – они врываются на балкон через дверь на кухне. Мама склоняется ко мне, корчащейся от боли на полу и захлебывающейся рыданиями. В ее глазах паника.

– Ты поранилась? Ушиблась? Что случилось? – испуганно спрашивает она, лихорадочно ощупывая и осматривая меня, пытаясь поднять с пола.

– Вера говорит, что твоя с Голохватовым в лагере путалась, – добивает Лара Игоревна. В ее голосе не слышится не малейшего сочувствия. – Она тоже, небось, от него беременна. Я бы на твоем месте срочно отвела ее к гинекологу – может, еще не поздно сделать аборт, – советует маме ее подруга, и я всем нутром ощущаю, как она злорадствует.

Визита к гинекологу я старалась избежать всеми силами. Я утверждала, что никаких особых взаимоотношений у нас с Сергеем Сергеевичем не было, и он меня пальцем не трогал. Объясняла родителям, что это просто известие о гибели знакомого мне человека вызвало такую реакцию. Пыталась соврать, что огорчилась бы еще сильнее, если б что-то подобное произошло с кем-то из моих школьных учителей. Притворялась жестоко оскорбленной недоверием. Умоляла, грозила, устраивала историки.

Ничего не помогло. Родители чуть ли не силой притащили меня в женскую консультацию. Отец остался ждать у входа. Мать повела меня к регистратуре. Я поникла и покорилась неизбежному.

В очереди на нас все странно косились, видимо, догадываясь, зачем мама привела меня к врачу. Я была красной от гнева, страха и унижения.

Когда вошли в кабинет, меня отправили за ширму раздеваться, а мать тем временем объяснила врачу, что нас сюда привело. Молния не слушалась, меня трясло, как от высокой температуры, по щекам ручьями текли слезы.

Первого своего визита к гинекологу я не забуду никогда. Время стерло эмоции, но и сейчас, вспоминая о том дне, я переживаю крайне неприятные ощущения, и глаза мои становятся мокрыми. Хотя, должна признать, в выигрыше в тот день оказалась именно я, получив в итоге хоть какую-то власть над своими предками и выйдя, наконец-то, из-под их контроля.

Самое неприятное позади. Я уже одеваюсь за ширмой, но руки все еще дрожат. Настороженно прислушиваюсь к разговору.

– Девственная плева у вашей дочери цела, – сообщает маме гинеколог.

– Как так? – по маминому голосу кажется, что она разочарована, но тут она начинает причитать: – Спасибо, спасибо! – как будто врач мне эту плеву взял и залатал.

Из кабинета я выхожу с гордо поднятой головой, полная праведного гнева. Теперь я иду впереди, а мама семенит рядом, как провинившаяся собачка.

– Я тебе никогда этого не прощу, – шиплю я маме, – обязательно отплачу вам за унижение. Ненавижу вас!

На самом деле я сильно удивлена результатом. То ли врач пожалела меня, скрыв от матери факт утраты мною девственности, то ли я регенерирую, как ящерица. Дело в том, что Лара Игоревна тогда угадала: невинной я уже не была.

И да: во взрослую жизнь меня посвятил именно Голохватов. Только это не было изнасилованием, потому что я любила его до потери пульса, и близость с ним воспринимала совершенно по-особенному: как подарок, а не как похищение.

В этом году в спортивном лагере я «оздоравливалась» в последний раз. Во-первых, я и так уже была в старшем отряде. Во-вторых, для себя я уже решила, что уйду из спорта. Зачем заниматься тем, в чем тебе не дано добиться успеха? А то, что карьера гимнастки – это не мое, было очевидным. Если кому дано, к 14 годам он уже добивается больших высот в спорте. Я же особыми успехами не блистала, едва-едва добравшись до второго разряда. К тому же гимнастка должна быть низенькой и стройной, а я за последний год подросла до 160 см, став самой высокой в группе, да и формы мои округлились. Откровенно говоря, выглядела я не на 14 лет, а значительно старше: лет на шестнадцать или даже семнадцать. Не удивительно, что на меня начали заглядываться взрослые мужчины (я это замечала). Некоторые из сверстников тоже посматривали на меня, не как ребенок на ребенка, но таких было мало, единицы – всем известно, что мальчики взрослеют медленнее девочек.

Одним из молодых да ранних был Кирилл: сын директора нашей спортшколы и директрисы Дома досуга и творчества детей и молодежи. Именно при этом учреждении были спортивные кружки, воспитанники которых разбавляли наши гимнастические и борцовские отряды в лагере. Кирилл представлял шахматистов, хотя раньше занимался греко-римской борьбой и, говорят, подавал большие надежды. Предал единоборства он, вероятно, только для того, чтобы насолить отцу: слышала, между ними возник серьезный конфликт, кажется, из-за измены того Кирилловой матери. Чего он этим добился, непонятно. Его бывшие товарищи считали его слабаком и предателем, относились с презрением. Да и девчонки, включая меня, к шахматистам не питали такого же уважения, как к настоящим спортсменам – борцам и гимнастам. Поэтому ухаживания Кирилла я не поощряла и вообще избегала его.

Была еще одна причина, по которой я игнорировала Кирилла: у меня был свой объект обожания, и влюбленный шахматист мешал мне его добиваться. Моей целью был руководитель их отряда Сергей Сергеевич Голохватов, который мне понравился еще прошлым летом. Но тогда я была девчонкой, не способной понять своих чувств, а теперь осознала, что со мной происходит: я хотела стать любовницей этого взрослого мужчины, демократичного, креативного, уверенного и остроумного.

Когда увидела его, выходящего из автобуса, сердце мое ухнуло вниз, а потом забилось громко и часто. Я, кажется, покраснела и поспешила отвести глаза, чтобы он ничего не заметил.

– Здорово, Ветрова, – узнал меня Сергей Сергеевич, даже вспомнил мою фамилию, тем самым заставив меня смутиться еще сильнее. – Директора не видела? У себя он?

– Был на танцплощадке, – поспешила ответить я, расплываясь в улыбке.

Голохватов улыбнулся в ответ и, проходя мимо, многозначительно подмигнул. Не знаю, что он хотел сказать мне этим, но я почему-то затрепетала от предвкушения чего-то неизвестного, но желанного.

В первые дни ничего особенного не происходило. Сергей Сергеевич вел себя обычно, если не считать того, что стал слишком внимательно меня разглядывать, намеренно не отводя взгляда, когда я замечала это, и тем самым вгоняя меня в краску. А я вообще становилась неадекватной при его приближении: начинала говорить громче обычного, глупо шутить, смеяться невпопад и краснеть.

Но в одной прекрасный день все изменилось. Во время утренней пробежки я споткнулась и подвернула ногу. Щиколотка болела не сильно, но от дневной тренировки меня освободили, отправив помогать Голохватову украшать сцену к открытию смены.

Я вешала шарики, взобравшись на стремянку, а Сергей Сергеевич меня подстраховывал. Тут его рука оторвалась от стремянки и скользнула по моей ноге, потом и выше. Я ничего не сделала и не сказала, прикинувшись, что ничего не заметила, хотя не заметить этой ласки было невозможно, и он наверняка это знал.

Когда я спустилась и повернулась к Голохватову, была, кажется, вся красной. Мне было стыдно и страшно, что кто-нибудь мог нас увидеть, но я хотела еще.

– Мне понравилось, – тихо сказала, едва узнавая свой голос, ставший почему-то непривычно низким, и погладила бицепс тренера.

– После отбоя, в полночь, приходи в старую беседку, – назначил мне свидание Голохватов. – Только никому не говори, и вообще веди себя как ни в чем не бывало. Сможешь?

Я утвердительно кивнула.

Вечера я ждала с нетерпением, думая лишь об одном: как мы встретимся с Сергеем Сергеевичем ночью, будто взрослые, он обнимет меня и поцелует в губы, тоже как взрослую. Мои фантазии витали вокруг поцелуев и объяснений в любви, хотя, конечно, я понимала, что у взрослых отношения этим не ограничиваются. Но ведь не на первом же свидании, правда?

Во время послеобеденного отдыха девчонки обсуждали мальчишек, но я не принимала участия в их беседе (наверное, впервые за все время). Мои мысли витали далеко.

– Люб, что ты сегодня такая тихая? – сочувственно спросила Вера. – Нога болит?

– Побаливает, – соврала я, чтобы избежать приставаний с вопросами.

После полдника пошли готовить концерт. Наши представления всегда включали в себя гимнастические выступления, построение пирамид, но все это мы смогли бы сделать и без предварительной подготовки – у нас была слаженная команда. Репетировали мы юмористическую сценку, которую ставила Тая – студентка местного вуза, которая была нашей вожатой.

В нашем лагере сохранялись советские традиции, и к каждому отряду были прикреплены не только тренеры, но и вожатые, и у каждого была своя роль. Тренеры помогали нам сохранять форму: в лагере мы продолжали тренироваться. Вожатые занимались организацией досуга. И те и другие следили за нами, чтобы мы не покидали территорию лагеря, а во время тихого часа и по ночам спали, а не трепали языками. Однако к старшим из нас отношение было более лояльное: нам лишь не разрешалось покидать ночью своих жилищ без повода. А повод был один: справить нужду – туалеты у нас находились на улице, в стороне, противоположной от той, где стояла старая беседка. Днем она не пустовала, а вечерами в той части лагеря никого не бывало.

В каждом домике имелась большая комната, в которой проживали 6 девочек или мальчиков, а перед проходом в нее – маленькая комнатушка для тренера или вожатой. В каждом отряде было по 12 девочек и по 12 мальчиков. Примерно по половине каждого отряда составляли гимнасты или гимнастки, остальные были из Дома творчества и борцы.

В нашем домике поселилась Вероника Сергеевна – наш тренер, а покой шахматисток и девочек из других секций доверили стеречь Тае, так как они были поспокойнее. У мальчишек, наоборот, к гимнастам был приставлен вожатый Боря, а к шахматистам, борцам и другим спортсменам – Голохватов.

Надо сказать, что Вероника Сергеевна оберегала наш покой даже менее ответственно, чем Тая стерегла своих послушных деток: у нашего тренера был роман с директором лагеря, и почти каждую ночь она оставляла нас и уходила к нему. Происходило это, после того как мы засыпали, то есть ближе к полуночи. Возвращалась же она где-то за полчаса до подъема. Вероятно, Голохватов знал это, назначая мне свидание. Но я все равно волновалась: вдруг этой ночью Вероника Сергеевна никуда не пойдет или задержится дольше полуночи, и я опоздаю на встречу.

Вечером, как всегда, была дискотека. Я люблю танцевать и обычно на дискотеке зажигаю, но на этот раз из-за якобы больной ноги мне пришлось стоять в стороне и как дуре смотреть, как резвятся под музыку другие.

Когда диджей (точнее, вожатый Боря) поставил медленный танец, меня пригласил Кирилл. Справедливости ради надо сказать, что он был довольно привлекательным парнем: уже сейчас достаточно высоким, крепким, загорелым и на лицо тоже симпатичным. Если не знать, что он шахматист, можно было принять за настоящего спортсмена. Поэтому девочкам он нравился, несмотря на то, что был всего лишь шахматистом. Но только не мне. Поэтому я отказала ему, сославшись на боль в подвернутой утром щиколотке. Этим воспользовалась стоявшая рядом Верка: она сама пригласила Кирилла, только что получившего отказ от меня, и он повел ее в центр танцпола. Почему-то мне это не понравилось, и это было неправильно. Зачем мне ревновать к кому-то своего поклонника и пытаться удерживать его возле себя, если у меня есть Сергей Сергеевич? Поймала себя на мысли, что если б не Голохватов, ухаживания Кирилла мне бы были приятны и, вероятно, я относилась бы к нему более приветливо.

Вечером девчонки все никак не могли успокоиться, обсуждая завтрашний концерт, и Веронике Сергеевне дважды пришлось заходить к нам, чтобы попросить успокоиться. После ее второго визита я решила помочь тренеру и сказала подругам, что надо постараться заснуть пораньше, так как завтра нам всем предстоит насыщенный день. Не знаю, кого из нас они послушались, но все-таки угомонились. Убедившись, что все притихли, я осторожно, под одеялом, посмотрела на часы. До полуночи оставалось всего 5 минут, и мне было пора.

Я вылезла из-под одеяла, натянула футболку и шортики, в которых была днем, обула мягкие спортивные тапочки и на цыпочках пошла к выходу. У самых дверей столкнулась с Вероникой Сергеевной, которая тоже покидала свой пост. Смутились обе.

– В туалет? – спросила тренер.

Я кивнула.

– А я кое-что на сцене забыла, нужно забрать, – соврала Вероника Сергеевна.

Я снова кивнула.

Чтобы не вызвать подозрений, пришлось идти сначала в сторону туалетов, и до середины дороги нам с тренером было по пути, потом она свернула направо, к административному блоку, а я проследовала прямо. Постояв минуты две у сортира, я вернулась к развилке и свернула к беседке. Сергей Сергеевич уже был там. Он сидел на широкой скамье, которая шла по всему внутреннему контуру деревянного сооружения. Навстречу мне он не встал: дождался, когда я подойду к нему сама, и, потянув меня за руку, усадил к себе на колени.

Я сказала:

– Привет!

Но Голохватов, поднеся палец к губам, показал, что нужно молчать. Я поняла, что он прав: в тишине ночи все звуки казались громкими, и разговоры могли привлечь внимание.

Дальше все было совсем не так, как я себе представляла. Никаких объяснений в любви, никаких комплиментов, даже поцелуев – и тех не было. Быстрые ласки и почти такой же быстрый секс, причем довольно болезненный и, самое ужасное, что не только традиционный. То есть моей невинности мой первый мужчина не пощадил, от слова совсем.

– Одевайся, – приказал Сергей Сергеевич мне шепотом, когда все было закончено. – Посиди 5 минут, потом возвращайся к себе. Завтра приходи сюда в то же время. Но только в юбке приходи и лучше без трусиков.

Проинструктировав меня таким образом, Голохватов скрылся в темноте, даже не поцеловав меня на прощание, не пожелав спокойной ночи и не поблагодарив за доставленное удовольствие.

Когда я возвращалась к себе в домик, мне показалось, что с той стороны забора мелькнули чьи-то светящиеся в темноте кроссовки. Они мало у кого были в то время, и я знала лишь одного счастливого обладателя подходящей пары обуви. Это был Кирилл. Но как он мог попасть ночью за территорию лагеря? Я решила, что кроссовки мне померещились с испуга, и постаралась забыть об увиденном.

Удивительно, но утром крови на трусиках я не обнаружила, хотя боль полностью не прошла. Поэтому выступление на концерте, от которого меня не освободили, далось не без труда. Впрочем, этого никто не заметил, мне даже подарили букетик роз. Не знаю, откуда их Кирилл взял в лагере (может, родителей просил привезти?), но было приятно. Ведь больше никто никому цветов не подарил. Так что я поблагодарила своего верного поклонника и даже послала ему воздушный поцелуй.

Больше ничего примечательного за день не произошло, а в полночь я снова пошла на свидание к своему взрослому любовнику. Немного было обидно, что он расстался со мной вчера не слишком тепло, а днем не оказывал никаких знаков внимания. Да и удовольствия от секса я почти никакого не получила. Однако не пойти к нему я не могла: какая-то неведомая сила тянула меня к нему, заставляя подчиняться и выполнять все его желания. Так было с самого первого свидания и до последнего, то есть до конца смены. Причем нормального секса у нас не было – почему-то моя норка не пускала моего любовника внутрь, так что в итоге я стала мастерицей делать минет.

Когда лагерная смена заканчивалась, и у нас было последнее свидание, я спросила у Сергея Сергеевича: что же будет дальше? Он обещал меня найти и сообщить, когда и как мы будем видеться. Мне было приказано набраться терпения и ждать. Что я и делала до 25 сентября, пока не узнала о постигшей его страшной участи.

Разгадку чуда сохранения своей девственности вопреки потере невинности, я узнала позже, уже после своего совершеннолетия. Этот эпизод своей биографии я вспоминаю без особой печали, как анекдот.

После романа с Голохватовым интерес к лицам противоположного пола у меня надолго пропал, и на внимание сверстников мне было наплевать. Однако их интерес ко мне от этого только усиливался. К одиннадцатому классу у меня уже были четыре поклонника, готовых за отношения со мной на всевозможные подвиги. Одним из них был уже знакомый вам Кирилл – он учился в параллельном классе. Остальные ребята были из моего класса: Леха, Саня и Саша. Последние были тезками, но сокращенно мы их называли по-разному. Санька был раздолбаем, Сашка – отличником. Леха же был обычным парнем, середнячком во всем.

12 апреля, в День космонавтики, мне исполнялось 18 лет, и свое совершеннолетие я решила отметить по-особенному, чтобы оно было незабываемым. Накануне я всем своим поклонникам назначила встречу в парке (всем сразу, не по одному). Там я сказала, что 12 апреля пересплю с одним из них, если они примут условия игры. А условия были такими: они на 3 часа снимают сауну, мы собираемся в ней, затем они преподносят мне подарки, и чей мне больше понравится, с тем мы в сауне на три часа и остаемся, и он сможет делать со мной все, что захочет. Все мои кавалеры условие приняли беспрекословно.

В назначенное время мы собрались в назначенном месте. Но тут меня ждал сюрприз. Игроки договорились между собой и преподнесли мне совершенно одинаковые букеты роз, совершенно одинаковые подарочные сертификаты в один и тот же магазин, а также по пачке презервативов (которые тоже, разумеется, были идентичными). На вопрос, как же разрешить эту ситуацию, они сказали, что придется разделить приз между всеми участниками. Я уже успела отметить совершеннолетие дома и с подругами, поэтому была пьяненькой и покладистой. Авантюра показалась мне не ужасной, а даже прикольной, в итоге я посмеялась вместе с ребятами над тем, как ловко они надо мной подшутили, и согласилась осчастливить их всех.

Позже я узнала, что они не ожидали от меня подобной покладистости, а думали, что я выберу того, кто мне больше других нравится, а остальные отошли бы в сторону. Но тогда мне этого в голову не пришло. Даже не догадалась предложить им бросить жребий.

Все ребята, даже отличник Саша, оказались смелыми и, вероятно, сколько-нибудь опытными, так как ни один из них не стушевался. Мы дружно разделись, по очереди приняли душ и, промокнув тела простынями, сразу направились в комнату отдыха. Разомлев под поцелуями четырех парней, которых я по очереди ласкала орально, так как в этом кое-какой опыт имела еще с детства, я даже не заметила, что один из них пристроился сзади. Поняла это только по кратковременной боли в причинном месте. Ловкачом, вошедшим в меня почти незаметно, оказался Кирилл. Взял он меня уверенно, двигался ритмично, но не входил так глубоко, как мог бы, видимо, щадя меня. Поэтому боль почти моментально отошла на второй план, а на первый вышло удовольствие. Теплая волна разливалась по моему телу, мне было нереально хорошо, но все же юный любовник кончил, так и не успев довести меня до оргазма. Я готова была принять следующего кавалера, рассчитывая, что он доведет меня до финала, который был уже близко-близко, но тут Кирилл сказал, что надо прерваться, так как мне нужно в душ.

– С чего ты взял? – поинтересовалась я, недовольная тем, что он прервал нашу забаву.

– Я тебя, кажется, поранил, если только ты не была девочкой, – извиняющимся тоном сказал он.

Посмотрев на себя, я поняла, что он был прав – внутренняя поверхность моих бедер была испачкана кровью.

Не ответив на скрытый вопрос относительно моей девственности, я ушла в душ. Самое смешное, что я сама не знала, была ли я девочкой или нет. С одной стороны, секс у меня был. С другой стороны, гинеколог тоже говорила, что девственная плева цела. Может, она не выгораживала меня перед матерью? Вдруг она сказала правду? Но это же не может быть, потому что так не бывает!

Вернувшись из душа, я сказала пацанам, что мы можем продолжить, так как у меня ничего не болит. Однако повторить подвиг Кирилла никто не смог: все ребята столкнулись с той же проблемой, что и когда-то Голохватов. Щелочка у меня оказалась сжата так сильно, что внутрь проникнуть было проблематично. Даже Кирилл повторно войти в меня уже не смог. Промучились мы над решением этой проблемы почти два часа – пока не пришло время освободить сауну для следующих клиентов. Безрезультатно. Так что оргазм испытать у меня не получилось и в день совершеннолетия – день рождения был непоправимо испорчен.

Капризы моего организма, впускающего в себя мужские половые органы через раз (и даже значительно реже), меня не на шутку встревожили. А тут еще неизвестно откуда взявшаяся девственная плева! Ничего никому не сказав, я записалась на прием к гинекологу (но не к участковому, а к платному – не хотелось попасть на прием к тому же врачу, который осматривал меня в 14 лет по просьбе моих родителей).

Доктор сказала, что плева может порваться не с первого раза, особенно если у партнера не очень большой член, а сама плева эластичная (такая, например, иногда бывает у гимнасток). Осмотрев меня, она сообщила, что сейчас я точно не девственница, и произошло все относительно недавно. Однако причиной болевых ощущений во время полового акта была не девственность. У меня оказался какой-то вагинизм: от волнения происходил спазм мышц, они-то и не пропускали член моего партнера внутрь. Другими словами, вступить со мной в полноценную интимную связь мог только тот, кого я сама хочу, и только тогда, когда я этого хочу, да и то лишь в комфортной обстановке, когда меня ничего не напрягает. Выходит, не зря меня назвали Любовью: секс со мной оказался возможен исключительно по любви.