Текст книги "Черный, как смоль"

Автор книги: Салла Симукка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

4

«Только сбрендившего затейника мне и не хватало!»

 
Alla kvällar lät prinsessan smeka sig.
Men den som smeker stillar blott sin egen hunger
och hennes längtan var en skygg mimosa,
en storögd saga inför verkligheten.
Nya smekningar fyllde hennes hjärta med bitter sötma
och hennes kropp med is, men hennes hjärta ville ännu mer.
Prinsessan kände kroppar, men hon sökte hjörtan;
hon hade aldrig sett ett annat hjärta än sitt eget. [1]1
Ласкать себя принцесса позволяла вечерами,Но ласкавший ее утолял только свой голод.А ее тоска, как пушистая мимоза, оставалась пушистой сказкой в одиночестве.О, ласки, ласки, вы горькую сладость вливали в сердце,Но тело превращали в лед.Принцесса знала тело, а ей надо было знать сердце.Но другого сердца не было, было только свое (шв.). Эдит Седергран «Принцесса». Пер. М. Дудина.

[Закрыть]
 

Стихотворение «Принцесса»… Белоснежка читала его тихо, про себя. Знакомые строчки успокаивали ее. Она перечитывала изданный посмертно поэтический сборник Эдит Седергран «Landet som icke är»[2]2
  Земля, которой нет (шв.).


[Закрыть] так много раз, что знала его наизусть. По крайней мере, первые строки любого стихотворения тут же вызывали в ее памяти последние. Знакомые стихи действовали на нее, как мантры. Секрет их умиротворяющего влияния был в том, что слова поэтессы выстраивались друг за другом в правильном порядке, без резких сбоев ритма и других сюрпризов. Они как будто плыли одно за другим…

Прочитав письмо, Белоснежка почувствовала, что не может сразу идти домой. Неужели кто-то действительно следит за каждым ее шагом? Нужно было отбросить страхи и спокойно поразмыслить над случившимся. Скорее всего, эта анонимка – всего лишь чья-то жестокая шутка. Черный юмор. Пустая игра. Кто-то наверняка сейчас смеется, думая о том, как она испугалась, и вскоре откроется ей. «Ха-ха-ха, купилась!..»

Но что, если это письмо – не фальшивка? Если за Белоснежкой и вправду следит какой-то психопат, способный на кровавое преступление? Девушка не могла рисковать, отмахнувшись от такого письма. В ее жизни случилось столько всякого-разного, что она уже давно не сомневалась в странных способностях многих людей творить зло. В детстве она годами терпела бесконечные издевательства одноклассниц, затем ей довелось стать свидетельницей того, на какую жестокость способны люди, связанные с международным наркобизнесом… А нынешним летом, в Праге, она собственными глазами увидела, как харизматичный религиозный деятель, держа своих фанатичных последователей в страхе и строгости, спланировал массовое самоубийство…

«Только сбрендившего затейника мне и не хватало!» – печально улыбнулась Белоснежка.

Звуки вокруг нее были приятно тихими. Спокойные шаги, шорох страниц книг, тихие беседы, в которых не разобрать ни слова… Девушка знала, что, стоя у основания каждой балки в этом здании, можно услышать, что говорят у другого ее конца, несмотря на то, что, в принципе, он находится вне пределов слышимости. Рейма и Райли Пиетиля специально спроектировали Метсо, центральную библиотеку города Тампере, таким образом. Но Белоснежке не хотелось слушать ничьи личные разговоры. Она хотела быть под защитой безопасных знакомых звуков библиотеки, среди людей, но в то же время в одиночестве, хотела успокоиться и набраться смелости, чтобы пойти домой. Поэтому она и свернула в Метсо, находящуюся рядом с собором Алексантери, когда ушла из школы: оттуда до ее дома была всего пара минут пути.

Дугообразное здание библиотеки всегда нравилось Белоснежке как снаружи, так и изнутри. Между полками было достаточно свободно, чтобы пройтись, но при желании среди них можно было и спрятаться. Кроме того, в библиотеке было множество круглых столов и укромных уголков, где никто не помешал бы желающему уединиться посетителю.

Белоснежка хотела написать Сампсе смс-сообщение и попросить его прийти к ней после ужина и остаться на ночь. В любое время. Никогда раньше она так не делала, так что парень должен был бы очень удивиться. Но для этого ей пришлось бы солгать, а обманывать Сампсу она не хотела.

Нет, придется страдать этим вечером и ночью в одиночестве… А чтобы такие ночи не повторялись, надо как можно быстрее выяснить, кто сунул письмо ей в карман. И это тоже надо сделать одной.

Белоснежка думала, что больше она не будет такой одинокой, как раньше. И она в очередной раз ошиблась. Внезапно девушка почувствовала, как знакомые пустота и бездна снова развернулись в ее душе. Снова одна, и так будет всегда. Она уставилась в книгу, даже не пытаясь читать любимые стихи.

В этот момент ее окружил глубокий терпкий аромат хвойного леса, и чья-то теплая рука нежно погладила ее затылок:

– Эдит Седергран. Разве это не наша с тобою книга?

Белоснежка узнала, кто это, прежде, чем оглянулась через плечо. Она поняла это даже до того, как услышала голос этого человека. Ей были знакомы его запах и прикосновение.

Огонек.

Он стоял у нее за спиной, чуть сбоку. Улыбающийся. Настоящий. И еще больше, чем полтора года назад, похожий на мальчишку. Волосы у него стали еще короче и светлее, в позе появились новые спокойствие и самоуверенность… Тем не менее Огонек остался таким же, как раньше. У него были все те же глаза цвета синего льда, и Белоснежка за мгновение утонула в них, как будто разбился тонкий ледяной слой ее мыслей и она нырнула в прорубь чувств.

Буря эмоций охватила девушку. Ей хотелось прижаться к этому парню как можно ближе – тогда она решится рассказать ему все о письме, и о своем страхе, и о том, что произошло за тот год, что они не виделись. Рассказать о грусти и тоске, о снах и черных мыслях, а потом попросить Огонька защитить ее и спасти от одиночества, от зла… Увести его домой, раздеть его, раздеться самой, разбросать одежду по полу в коридоре и целоваться, целоваться, целоваться, жадно прижимая к себе каждый сантиметр его кожи. Загореться сильнее и ярче, забыть себя, забыть об окружающем мире, забыть то, что они оба – разные существа, потому что в объятиях они – одно целое, в этот момент они соединены без швов, без границ, в этот момент Белоснежке хочется гореть, гореть, стать на миг самим огнем…

Девушка сглотнула. Ее трясло. Она не могла проронить ни слова.

– Сколько лет, сколько зим… Какая приятная встреча! Пойдем хоть кофейку выпьем. Ты ведь не спешишь? – спросил Огонек, как будто говорить так в их ситуации было естественно.

– Нет, – отрезала Белоснежка.

– Хорошо. Пошли в кафе на последнем этаже?

– Я имела в виду, что не пойду пить кофе.

Огонек посмотрел на свою бывшую подругу с небольшим удивлением, но затем его лицо снова озарилось озорной улыбкой:

– Можно еще чем-нибудь заняться.

Девушка дрожащей рукой запихала книгу обратно на полку и натянула шапку:

– Не могу. Я спешу. Не могу тебя видеть.

Она слышала свое прерывистое дыхание, слышала, как нервно вырываются у нее изо рта слова.

– О’кей. А если в другой день? Ты наверняка не сменила номер телефона. Я позвоню или напишу, – голос ее друга был теплым и спокойным.

«Нет», – так надо было сказать Белоснежке. Она хотела так сказать… Нет, все же не хотела.

– Мне надо идти, – проговорила она. – Пока.

Ноги девушки торопились унести ее из библиотеки как можно быстрее и как можно дальше от Огонька. Она заставила себя идти. Быстро и целенаправленно. Не оглядываясь.

Лишь на улице, на свежем воздухе, Белоснежка поняла: ей надо было сказать, что у нее есть молодой человек.

Она не сказала этого, потому что нырнула в огненную и одновременно ледяную воду глаз Огонька – и на секунду забыла обо всем.

Я тебя люблю.

Эти три слова так просто произнести и так трудно объяснить. Я знаю их смысл. Выдохну каждое слово, и с ними выйдет часть меня. Скажу их тебе, и так в них перейдет часть тебя. Моя любовь передастся тебе. Это заставит воспылать прошлое еще прекраснее, сильнее, лучистее…

Я сделаю тебя ярче, как самую яркую звезду ночного неба.

Ты будешь целиком моя. Как будто в этом всегда был смысл. Это твоя судьба. И моя судьба.

9 декабря
Суббота

5

Человек, если захочет, может придумать себе воспоминания и увериться в том, чего на самом деле не было.

Сестра, сестра, сестра, сестра…

Когда Белоснежка находилась в доме своих родителей в Риихимяки, это слово все время стучало в ее голове. Но она не произносила его вслух. И в этот раз оно тоже не сорвалось с ее уст. Мама приготовила на обед ее любимое блюдо, лазанью с брынзой, но сегодня еда казалась безвкусной. Белоснежка чувствовала, что все, доставлявшее ей раньше удовольствие, потухло и онемело. Еда теперь была всего лишь топливом. И даже кофе стал невкусным.

Девушка догадывалась, что дело было в письме. Она почти убедила себя в том, что это просто глупая шутка, но все же анонимка беспокоила ее, и воспоминание о ней ныло где-то в мыслях. Письмо сделало все краски вокруг более серыми, сделало сам мир более мрачным, заставило исчезнуть вкус и остальные ощущения. Но ничего, когда Белоснежка сможет узнать, кто его написал, она отомстит ему за это – изящно, но хладнокровно.

И все же у родителей девушка не могла думать ни о чем другом, кроме того, что хочет выяснить, была ли у нее сестра. Летом в Праге проснулись потревоженные ложью Зеленки воспоминания, и они казались такими реальными… Белоснежка была абсолютно уверена, что у нее была сестра. Но, вернувшись в Финляндию, она немного засомневалась в этом. Девушка думала, что спросит отца с матерью напрямую, когда вернется домой, но этого не произошло.

Когда Белоснежка рассказала родителям о Зеленке, она не упомянула, что та назвалась ее единокровной сестрой. Осенью девушка несколько раз списывалась с юной пражанкой. Зеленка начала самостоятельно изучать математику, химию и биологию. Она хотела стать врачом. Также между делом она рассказала, что так и не уехала от Иржи, который получил новую работу в местной газете, потому что они заметили, что им удобно жить вместе. Между строк явно читалось, что после спасения Зеленки из горящего дома журналист решил позаботиться о ней. Белоснежка была рада за них обоих.

Зеленка подписывала свои письма словами «твоя духовная сестра». Сестра – это слово наталкивало Белоснежку на определенные мысли, и все же она избегала говорить о них вслух. Почему? Разве не проще всего было бы откровенно поговорить с родителями? Белоснежка не знала, почему она это не делает. Может, из-за маминой и папиной заботы и серьезности, из-за того, как тепло и нежно они стали вести себя с нею после возвращения из Праги? А может, ей просто казалось неправильным допрашивать их… Поездка отца в Прагу много лет назад оказалась совпадением и не была связана с ее, возможно, существующей сестрой, так что Белоснежка не хотела поднимать эту тему.

А еще девушке нравилось это появившееся между нею и родителями тепло. Она не хотела разрушать сложившиеся отношения тем, что могло быть лишь плодом ее воображения. Человек, если захочет, может придумать себе воспоминания и увериться в том, чего на самом деле не было.

Дни молчания превратились в недели, недели – в месяцы, и внезапно Белоснежка поняла, что не может придумать, как подойти к этой теме. Шквал нежности от родителей утих, и все трое вернулись к старым знакомым ролям, в которых говорили об обычных делах, общались, только когда это было необходимо, соблюдая видимость нормальной жизни, и пытались избежать мучительного безмолвия. Такого, как, например, царило теперь за субботним обедом.

– Хочешь еще? – спросила мама, чтобы заполнить тишину.

– Нет, спасибо, – ответила Белоснежка. – Можно мне посмотреть старые фотографии?

– Опять? – удивился отец. – У нас нет никаких других, кроме тех, что ты уже видела.

– Я подумала, что могла бы сделать в школе, на уроках фотографии, что-то на их основе, – объяснила девушка.

– Я принесу кофе, – сказала мать и начала торопливо собирать тарелки.

Белоснежка села на диван гостиной с фотоальбомом и начала медленно перелистывать страницы. Конечно, она помнила каждую фотку наизусть. Она видела их уже много раз, особенно этой осенью. И все равно просматривала их еще раз, пытаясь найти в них какое-то решение, ключик к мучившей ее тайне…

Вот свадебная фотография папы и мамы. Какие-то снимки с дачи на Аландских островах. Два нечетких фото, сделанных у них дома в Турку, откуда они переехали в Риихимяки, когда Белоснежке было четыре года. Она смутно помнила это время. В Турку у них был двухэтажный деревянный дом-идиллия в районе Порт-Артур… Не то что эта квартирка в таунхаусе в Риихимяки! Казалось странным, что они переехали в более дешевое жилье. На цену квартиры в деревянном доме в Турку можно было купить новый большой дом в Риихимяки. Видимо, в их семье были какие-то денежные проблемы, о которых Белоснежке не рассказывали.

– Почему мы переехали из Турку? – спросила она.

Занятый чтением отец оторвался от газеты и наморщил лоб:

– Работа.

Это казалось странным объяснением. Работа папы была связана с поездками, и чаще всего ему приходилось бывать в Хельсинки. И работу в библиотеке маме проще было найти в Турку, чем в Риихимяки. Но Белоснежка решила больше не задавать вопросов.

Ее удивило, что фотографий так мало. Казалось, что каждый год делалась буквально пара снимков, да еще и не особо хороших. Не то чтобы девушке были интересны сотни и тысячи фотографий младенцев, которые принято делать в первый год их жизни, но все же такое маленькое количество изображений удивляло. У своих ровесников Белоснежка видела фотоальбомы, целиком посвященные их детству: альбомов было много, и они были гораздо толще, чем ее альбом. Видимо, родители никогда не интересовались фотографией. Или им не хотелось снимать только свою дочь.

На один снимок девушка смотрела дольше обычного. Там ей было семь лет, и она стояла на школьном дворе. Была зима. Она вспомнила, как мать неожиданно захотела ее сфотографировать, когда привела в школу.

– Ну же, улыбнись! – призывала мама.

В результате на снимке маленькая Белоснежка смотрела в камеру с серьезным лицом, с еле заметной улыбкой. У нее не было причины скалиться на школьном дворе. Издевательства одноклассниц начались уже тогда, и девочка ненавидела каждый день, проведенный в школе. И теперь, глядя на это фото, она видела спрятанный за своим презрительным взглядом страх.

Ей больше не хотелось так смотреть на мир. Она знала этот взгляд – слишком часто видела его в зеркале.

Альбом был закрыт. Сегодня он тоже ничего ей не прояснил. Не раскрыл тайн, спрятанных в прошлом.

После кофе мама спросила:

– Пойдешь в сауну?

Вопрос этот был больше похож на риторический, чем на реальное предложение. Один из тех вопросов, которые принято задавать, хотя ответ на них уже известен.

– Нет. У меня уроки, – отозвалась дочь.

Именно этого от нее и ждали.

По дороге к вокзалу Белоснежка прошла мимо своей старой школы. От вида школьного здания и двора перед ним у нее во рту всегда появлялся привкус железа. Хуже всего тогда были издевательства и унижения. Избиение и крики. Изоляция. Ложь, из-за которой девочка приходила в школу не в то время, с неправильной физкультурной формой или с не тем домашним заданием. Она пыталась сосредоточиться и верить лишь тому, что слышала своими ушами от учителей, но все же одноклассникам часто удавалось ее надуть. Очень легко донести до человека неправильную информацию, если она проходит через множество других людей.

Особенно тошнотворным было воспоминание о том, как Белоснежка в конце концов восстала против своих мучительниц Анны-Софии и Ванессы и разделалась с ними при помощи кулаков.

Гнев. Потеря контроля. Желание убить.

Белоснежка так до сих пор и не знает, кого она тогда боялась больше: мучительниц или саму себя. Да и как она смогла все это проделать, ей тоже было не ясно. Каково это, когда желаешь вырвать дыхание из другого человека любым способом, так, чтобы прекратился этот ад внутри тебя? Девушка не гордилась теми своими эмоциями, но и не пыталась запретить их себе. Ей хотелось научиться сдерживаться и быть более спокойной. Она не позволяла людям садиться себе на шею, но и не давала ненависти брать над собой верх.

Это, по крайней мере, Белоснежка считала необходимым. Ну, пыталась считать. Но следить за этим было не так просто.

Но все же с Риихимяки у девушки были связаны и светлые воспоминания. Одно из них касалось местного театра, где она в девять лет видела один спектакль. Белоснежка не помнила, что это была за пьеса, да это было и не важно. Ей понравился аромат сцены, затихающие голоса в зале и те короткие минуты, когда гаснет свет, но представление еще не началось. Любопытство и ожидание, когда неизвестно, что будет дальше, когда впереди может быть все, что угодно. Белоснежка сидела в первом ряду, и ей надо было задирать голову, чтобы хорошо видеть сцену. Актеры были совсем рядом с ней, юная зрительница видела каждое их движение.

Она помнила, как одна брюнетка танцевала, прыгала и легко и беззаботно бежала по сцене. Подол ее сине-зеленой юбки колыхался, как волнующееся море. Когда она подпрыгнула совсем близко к краю сцены, Белоснежка увидела, как из-под ее юбки на миг появилось колено с фиксирующей повязкой. Увидев это, девочка начала внимательнее следить за выражением лица актрисы и заметила под ее заразительной улыбкой, взрывным смехом и текучей речью тень боли. Во время каждого шага и прыжка на лице брюнетки появлялась тень, которая была такой незаметной, что никто другой ее не видел. Как будто с ее глаз на секунду слетала пелена радости.

Белоснежка не сводила с актрисы завороженного взгляда. Она забыла о том, что смотрит пьесу. Сюжет перестал быть ей интересен. Девочка уставилась в глубокие серые глаза артистки и думала о том, как ей это удается. Как это возможно – играть роль, за которой не видно твоих чувств? Как возможно спрятать боль?

Танец боли и смех, который словно наполнил сцену яблоневым цветом, стали для Белоснежки знаком тайной силы и мощи. Она думала, что когда-нибудь сможет стать похожей на эту актрису. Она сможет выбрать роль и ступить на сцену. Сможет быть кем угодно…

Глядя в окно поезда, Белоснежка увидела, как темнеет небо и как декабрьский день быстрее обычного переходит в вечер. Смеркалось. Было сумеречно, как бывает в начале октября, ноября и декабря. Шел не мокрый снег, а мелкий дождь. Земля была черной, голые ветви деревьев – такими же черными. Отражение Белоснежки поблескивало в стекле. Глаза ее тоже выглядели черными.

После Тойялы Белоснежку потянуло в туалет, и она решила не терпеть до дома, а сходить в поезде, хотя до ее станции оставалось не так уж много времени. Когда она вернулась на место, посреди скамьи лежал сложенный вдвое лист формата А4. Девушка оглянулась. Никого. Поезд как раз остановился в Лемпяяля.

Белоснежка развернула лист бумаги и почувствовала, как дрожат ее руки.

Моя Белоснежечка,

я знаю, как тяжело тебе было проходить мимо того здания. Знаю, что ты там испытала. Это заставляет меня чувствовать безграничную ярость за тебя. Если ты хочешь, я могу заставить их страдать. Если хочешь, я могу покрасить стены их кровью. Могу довести до конца то, что ты начала, – справедливую месть. Одно твое слово, и я сделаю это.

Я знаю, как их зовут. Анна-София и Ванесса. Не сомневайся в моих намерениях.

И раз уж речь зашла о том, как кого зовут, добавлю, что я знаю еще имена. Ты Белоснежка, но помнишь ли ты еще одну, имя которой – почти как у Спящей красавицы?

Вспоминай. Наверняка ты найдешь ответ. Ты не забыла его, в отличие от всего остального.

Все еще слежу за тобой.

Твоя Тень.

Тошнота подступила к горлу Белоснежки. Кто угодно мог оставить здесь письмо, у ее преследователя была для того идеальная возможность, и, скорее всего, его больше нет в поезде. Наверняка он вышел в Лемпяяля.

Девушку тошнило от мысли, что автор письма последовал за ней в Риихимяки, следил, когда она шла к вокзалу, ждал, чтобы она пошла в туалет…

И все это лишь для того, чтобы оставить ей анонимное сообщение!

Никакая это не игра.

Никто не знает того, о чем написано в письме.

Есть вещи, о которых Белоснежка никому не рассказывала. Например, имена издевавшихся над ней одноклассниц.

Руки тряслись, и она не могла больше держать в них телефон.

Сампса, к счастью, ответил сразу.

– Увидимся сегодня? – спросила Белоснежка, пытаясь сделать свой голос легким и беззаботным.

– Нет.

Девушка сглотнула:

– Почему?

– У нашей группы сегодня репетиция, а сейчас я выполняю важную миссию – ищу тебе подарок на Рождество, – усмехнулся он. – Так что придется тебе потерпеть до завтра, солнышко.

– Ладно.

Белоснежке хотелось продолжить разговор, почувствовать себя в безопасности под звуки теплого, надежного голоса Сампсы. Она не решилась сказать ничего серьезного, чтобы он не подумал, будто с нею что-то не так. Девушка лишь поболтала немного о том о сем, рассказала о планах родителей на каникулы и ремонт – словом, о таких мелочах, которые никогда не были ей интересны. Но ее собеседник спешил, так что вскоре Белоснежка снова осталась одна с замолчавшим телефоном в руке. Она тихо сидела, уставившись на свое отражение в окне.

В глазах у нее застыл тот же упорный страх, что и в семь лет.