Текст книги "Ведьмино отродье (ЛП)"

Автор книги: Сакс Ромер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Это была свеча или карманный фонарик? – спросил Кеан.

– Ни то ни другое, сэр; гораздо бледнее, вроде светлячка, только поярче. Я обошел кругом и подергал дверь – было заперто. Потом я вспомнил про вход с другой стороны и прошел по тропинке между оранжереями и оградой, поэтому света мне не было видно до тех пор, пока я не оказался у двери – уже отпертой! Внутри было душно и очень жарко…

– Естественно, жарко, – вмешался Сондерсон.

– Я имею в виду, было гораздо жарче, чем положено. Как в печке, и чем-то воняло…

– Чем? – спросил доктор. – Можно поподробнее?

– Извините, сэр, но сейчас в этой комнате тоже пахнет и, по-моему, до этого пахло, я замечал, но, конечно, не так сильно, как в оранжереях.

– Продолжайте! – сказал Кеан.

– Я прошелся по первой теплице, но ничего не увидел. Она лежит в тени ограды, поэтому не освещается луной. Я уже собирался отправиться дальше, но мне померещилось лицо.

– Что значит «померещилось»? – рявкнул мистер Сондерсон.

– Это значит, сэр, что все было так страшно, так странно, что я не мог поверить, что оно настоящее, кстати, поэтому я и молчал. Оно было похоже на лицо джентльмена, которого я встречал здесь, на мистера Феррару.

Доктор подавил возглас.

– Но в то же время и не похоже. Даже больше похоже на лицо женщины – очень плохой женщины. На него падал синеватый свет, но я не понял откуда. Кажется, оно улыбалось, а горящие глаза смотрели прямо на меня, – Кромби замолчал и растерянно потер лоб. – Ничего больше не видел, только это лицо, да так низко, как будто человек полз по полу, а сзади – длинный стебель.

– Ну, – сказал Кеан, – и что же вы сделали?

– Убежал! – признался садовник. – Если бы вы видели то жуткое лицо, то поняли бы, как я перепугался. А у двери я оглянулся.

– Надеюсь, ты не забыл закрыть ее за собой, – прорычал Сондерсон.

– Не обращайте внимания, продолжайте, – вмешался Кеан.

– При входе я закрыл за собой дверь, да, сэр, но когда я собирался открыть ее опять, я быстренько поглядел назад, а лица уже не было! Я вышел и, пока брел по лужайке, все думал, стоит ли вам рассказывать об этом, но тут мне пришло в голову, что я не обратил внимания, торчал ли в двери ключ.

– Вы вернулись проверить? – спросил Кеан.

– Очень не хотелось, – сознался Кромби, – но я пошел туда…

– И?

– Там было заперто, сэр!

– Поэтому ты подумал, что у тебя разыгралось воображение, – мрачно сказал Сондерсон. – По-моему, ты не ошибся.

Доктор Кеан опустился в кресло:

– Все в порядке, Кромби, достаточно.

Садовник, пробубнив «Спокойной ночи, джентльмены», повернулся и вышел из столовой.

– Почему тебя это волнует, – поинтересовался Сондерсон, когда дверь закрылась, – в такое-то время?

– Не бери в голову, – устало ответил доктор. – Я должен вернуться на Хаф-Мун-стрит, но через час опять буду здесь.

Больше не сказав ничего, он встал и вышел в коридор. Там он постучал в дверь кабинета – Роберт тут же открыл. Слова были излишни: в лихорадочно блестящих глазах молодого человека горел вопрос. Доктор положил руку на плечо сына и хрипло произнес:

– Не буду зря обнадеживать тебя, Роб. Я возвращаюсь домой и хочу, чтобы ты отправился со мной.

Роберт отвернулся и громко застонал, но отец схватил его за руку, и они вместе покинули этот дом теней, сели в машину, ожидающую у ворот и, не обменявшись по пути ни словом, приехали на Хаф-Мун-стрит.

Глава 24. Цветение лотоса

Доктор Кеан вошел в библиотеку и зажег лампу на большом столе. Сын стоял в дверях, скрестив руки на груди и понурив голову. Доктор сел, не сводя с него глаз. Неожиданно Роберт заговорил:

– Возможно ли, возможно ли, сэр, – его было едва слышно, – что ее болезнь каким-то образом связана с орхидеями?

Отец задумчиво нахмурился:

– Что конкретно ты имеешь в виду?

– Орхидеи таят много загадок. Их привозят из мест, славящихся необычными и страшными заболеваниями. Разве не могут они быть связаны…

– С распространением заразы? – закончил за него доктор. – Именно об этом я и думал: конечно, могут. Но пока подобных случаев зафиксировано не было. Хотя сегодня вечером я кое-что узнал…

– Что узнали, сэр? – Роберт очень заинтересовался, даже шагнул к столу.

– Пока не скажу, Роб. Мне надо подумать.

Он поставил локоть на стол и оперся о руку подбородком. Профессиональное чутье подсказывало ему, что нужно что-то делать, иначе Майра умрет в течение четырех часов, а что именно, не знали даже самые искусные лондонские врачи. С чем-то похожим он уже сталкивался, но вспомнить не мог. Дикое предположение сына о связи цветов и болезни пробудило какие-то ассоциации и одновременно напомнило о рассказе садовника Кромби и об Энтони Ферраре. Он чувствовал, что в окружающей его тьме затеплился огонек, но пока не было ясно, в каком направлении следует искать. И вот Роберт беспокойно мерил шагами просторную комнату, а доктор сидел, оперевшись на руку, и пытался ухватить ускользающее воспоминание: стрелки часов уже переползли за полночь, по капле из Майры Дюкен уходила жизнь, а он по-прежнему не понимал по какой причине.

И вот где-то вдалеке один раз ударили куранты – осталось лишь три часа!

Роберт начал нервно бить кулаком правой руки о левую ладонь. Отец не пошевелился, лишь между бровями залегла глубокая морщина…

– Боже мой! – доктор вскочил и принялся лихорадочно шарить в связке ключей.

– Что, сэр? Что?

Брюс отпер ящик письменного стола и вынул оттуда толстую рукопись, написанную мелким и чрезвычайно аккуратным почерком. Он положил ее под лампу и начал быстро переворачивать страницы.

– Надежда есть! – взяв себя в руки, спокойно сказал он.

Роберт обошел стол и склонился над плечом отца:

– Почерк сэра Майкла Феррары!

– Его неопубликованная книга, Роб. Мы собирались закончить ее вместе, но смерть забрала его, а я, еще раз все просмотрев, возможно, из-за предрассудков отказался обнародовать ее. Вот!

Доктор поставил палец на аккуратно сделанный набросок, служащий иллюстрацией к тексту. Он явно представлял из себя копию древнеегипетского рисунка. Несколько жриц с волосами, туго заплетенными в толстые косы, стояли перед служителем храма, а в руках тот держал ножницы. В центре изображался алтарь, на нем – ваза с цветами; справа находились мумии – их было столько же, сколько жриц слева.

– Боже мой! – повторил доктор. – Мы оба ошибались, мы оба ошибались!

– Почему, сэр? Ради всего святого, что это значит?

– Этот рисунок скопирован со стены некой гробницы, сейчас закрытой, – ответил отец. – Мы знали, что захоронение принадлежит одному из самых могущественных колдунов Египта, поэтому предполагали, что изображение представляет из себя нечто магическое. Мы знали, что цветы на фреске – вид уже вымершего священного Лотоса. Но нам так и не удалось выяснить, зачем и каким образом выращивались эти растения. Также мы не узнали и значение, – он провел пальцем по рисунку, – ритуала отрезания волос жриц первосвященником богини…

– Какой богини, сэр?

– Богини, Роб, а какой – об этом египтологи не знают! Некий таинственный культ, о существовании которого что-то подозревал один французский ученый… Но сейчас не время рассуждать, – доктор закрыл рукопись, положил обратно в ящик и запер его. Потом он взглянул на часы. – Четверть второго. Нам пора!

Ни секунды не мешкая, они вышли из дома. Их ожидал автомобиль, и вскоре они неслись по пустынным улицам туда, где смерть в странном обличье нависла над Майрой Дюкен. Когда машина тронулась, доктор спросил:

– Ты не в курсе, покупал ли Сондерсон орхидеи, я имею в виду совсем недавно?

– Да, – непонимающе ответил сын, – купил несколько луковиц пару недель назад.

– Пару недель! – возбужденно воскликнул отец. – Ты уверен? То есть покупка была сделана после того, как Феррара…

– Перестал посещать дом? Да. Точно! На следующий день после этого!

Доктор Кеан явно боролся с сильным волнением.

– Где он купил орхидеи? – спросил он, уже спокойно.

– Кто-то пришел прямо к ним, кто-то незнакомый.

Брюс, положив руки на колени, барабанил пальцами:

– Он их высадил?

– Взошли только две. Одна должна вот-вот зацвести, если еще не зацвела. Он называет ее «Тайной».

Тут волнение все же одержало верх. Брюс закричал шоферу:

– Быстрей! Быстрей! К черту безопасность! Поезжайте на максимальной скорости!

– Почему? – забеспокоился сын. – Боже, почему?

– Ты ведь сам говорил, что, наверное, цветок уже зацвел, Роб!

– Три дня назад Майра, – Роберт громко сглотнул, – сказала мне, что он зацветет к концу недели.

– Как он выглядит?

– Четыре фута в высоту, с огромными яйцеобразными бутонами.

– Боже помоги нам, мы не должны опоздать, – прошептал доктор Кеан. – Я вновь поверю в справедливость Небес, если обширные познания сэра Майкла Феррары действительно станут оружием, способным сразить врага, которого мы с ним сами же воспитали, да простит нас Господь!

Роберт ужасно волновался:

– Почему вы молчите? На что надеетесь? Чего надо бояться?

– Не спрашивай, Роб. Сам через пять минут всё узнаешь.

Машина, подпрыгивая, неслась по темным дорогам городских окраин на бешеной скорости. Шофер, как заправский гонщик, срезал углы – время от времени колеса просто отрывались от земли; пару раз автомобиль заносило, но, благодаря мастерству водителя, все обошлось.

С диким громоподобным рыком съехали они по уходящей вниз аллее к воротам дома мистера Сондерсона, и пассажиры практически вылетели из сидений, когда шофер резко ударил по тормозам.

Доктор Кеан выскочил из машины, распахнул калитку и побежал к дому. Роберт старался не отставать. В холле горел свет: мисс Сондерсон, ожидавшая их, открыла дверь, как только услышала приближающийся рев мотора.

Оказавшись внутри, доктор сказал:

– Подожди-ка тут секундочку.

Не обращая внимания на вышедшего из библиотеки Сондерсона, он бросился вверх по лестнице. Минуту спустя, сильно побледнев, он сбежал вниз.

– Ей хуже? – начал Сондерсон. – Но…

– Мне нужен ключ от оранжереи! – сухо потребовал Брюс.

– От оранжереи…

– Быстрее. Нет времени. Дай ключ.

По лицу Сондерсона было заметно, что он считает Кеана сумасшедшим; тем не менее, он опустил руку в карман и вытащил связку ключей. Брюс сразу схватил ее.

– Который из них? – рявкнул он.

– С бородкой, но…

– Роб, за мной.

Он побежал по коридору, сын за ним, мистер Сондерсон чуть отстал. Потом в сад, через лужайку к кустарнику.

Оранжереи лежали в полной темноте, но доктор сразу помчался к двери.

– Зажги спичку! – задыхался он. – Не надо, открыл.

Дверь с грохотом распахнулась. Из теплицы на них обрушился тошнотворный запах.

– Спички, спички! Роб, сюда!

Спотыкаясь, они зашли. Роберт вынул коробок и чиркнул спичкой. Отец уже стоял посреди оранжереи.

– Дай нож, мальчик, скорей! Скорей!

Неяркий огонек осветил проход между рядами орхидей, и Роберт увидел искаженное ужасом лицо отца, а за ним – ярко зеленое растение в кадке. На голых ветвях красовались четыре огромных гладких яйцеобразных бутона: два из них набухли, а один почти раскрылся, показав сочные розовые лепестки.

Доктор Кеан выхватил нож из трясущихся рук сына. Спичка погасла. Послышался удар, мягкий треск и глухой стук чего-то упавшего на плитки пола.

Когда вспыхнула еще одна спичка, таинственная орхидея, срубленная под корень, выпала из кадки. Доктор затаптывал набухшие бутоны. Бесцветный сок обильно лился на пол. В теплице запахло не только дурманящими цветами, но и чем-то похожим на кровь.

Спичка потухла.

– Зажигай еще, – громко прошептал доктор. Дрожащими пальцами Роберт чиркнул спичкой о коробок. Отец вырвал из соседней кадки орхидею поменьше и затоптал ее мягкие стебли. В оранжерее пахло, как в операционной. Доктора пошатывало и, когда погасла третья спичка, он вцепился в сына, стараясь не упасть.

– Растение жило за счет нее, мой мальчик! – сказал Брюс. – В ту самую минуту, когда оно бы зацвело, она могла умереть. Жриц приносили в жертву этому… Мне нужен воздух…

Онемевший от удивления Сондерсон вышел им навстречу.

– Ничего не говори, – обратился к нему доктор. – Полюбуйся на остатки своей «Тайны». Внутри каждого растения ты найдешь прядь волос!

* * *

Доктор Кеан открыл дверь в комнату больной и жестом подозвал сына, который, изможденный и взволнованный, ждал в коридоре.

– Мальчик, заходи, – тихо сказал он, – и благодари Господа!

Роберт, на цыпочках, вошел. Майра Дюкен, все еще очень бледная, но без ужасной, зловещей тени на лице, подняла грустные глаза на дверь – в них засветилась радость.

– Роб, – вздохнула она и протянула руки.

Глава 25. Кеан встречается с Феррарой

За время противостояния с обладающим магической силой врагом Роберт Кеан вынес многое, но не менее тяжким испытанием, постоянно занимающим мысли и изменившим сам ход жизни молодого человека, оказалось длительное пребывание в неизвестности.

Иногда он сталкивался с людьми, общавшимися с Феррарой, но для них тот был всего лишь знакомцем с весьма сомнительной репутацией. Даже им Роберт не осмеливался рассказать об истинной сущности Энтони: безусловно, они сочли бы Кеана ненормальным, заикнись он о тайном знании и деяниях этого жуткого, этого дьявольского создания. Да и будут ли они слушать его, попытайся он заговорить о логовище пауков в Порт-Саиде, о летучих мышах из Медума, о загадочных благовониях и способе их изготовления, обо всех многочисленных убийствах и мерзостях, творимых этим нелюдем, до сих пор считающимся приемным сыном покойного сэра Майкла Феррары.

Ему было некому довериться, кроме отца, и в первую очередь он был вынужден утаивать правду от Майры Дюкен – от той, что являлась средоточием его мира, от той, что по-прежнему называла ужасное отродье, осмелившееся пробудить магию темных веков, своим братом. Пока Майра была больна, все еще не оправившись от коварного удара, нанесенного рукой того, кому она доверяла, Кеан с отцом безуспешно разыскивал Феррару – то здесь, то там встречая свидетельства того, что он в Лондоне; каждую ночь ожидая незваного гостя из ада, послушного воле этого современного мага; ежечасно преследуемый страхами, опасениями, сомнениями и догадками, кружащимися в дьявольском хороводе в его голове и не дающими ни жить, ни работать. А работать было по многим причинам необходимо, поэтому он подолгу просиживал над серией статей о своей недавней поездке в Египет – редактор и так поручил ему задание менее сложное и тягостное, чем те, что выпадают на долю большинства репортеров на Флит-стрит.

Он вышел из дому около трех, намереваясь посидеть в Читальном зале Британского музея, разыскивая кое-какую информацию. Денек выдался на редкость теплый, и Роберту даже начало нравиться, что работа журналиста позволяет расслабиться, не требуя постоянного сохранения респектабельного вида. С трубкой во рту, шагал он через Стрэнд по направлению к Блумсбери. ^[76]

Пока Кеан поднимался по лестнице, пересекал холл и шел под сводом, венчающим читальный зал, в голову ему пришла мысль о том, что среди этих гор разнообразных сведений, окружающих его, может найтись и книга о знании тайном, ужасном, том, что доступно Энтони Ферраре.

Вскоре он нашел требовавшиеся для работы данные и, выписав их в блокнот, покинул читальный зал. Проходя по холлу у подножия центральной лестницы, он остановился. Его охватило внезапное желание подняться в залы Египетского отдела. Он неоднократно бывал там, но после возвращения из страны, свидетельствами древней цивилизации которой они являлись, ни разу.

Время не поджимало, поэтому он развернулся и неспешно проследовал наверх.

В тот день в секции мумий почти никого не было. В первом зале небольшая группа туристов лениво переходила от одной витрины к другой, а во втором он вообще оказался единственным посетителем. Роберт вспомнил, как отец однажды упомянул, что в этом зале находится кольцо, принадлежавшее Царице-Ведьме. Он начал размышлять о том, в каком из стендов его искать и каким образом он его узнает.

Склонившись над витриной со скарабеями и амулетами, многие из которых были частью перстней, Кеан начал читать надписи на бирках под ними, но ни один из экспонатов, имеющих описание или без оного, не был похож на искомое кольцо. Осмотр второго стенда тоже не дал результатов. Но, проходя мимо третьего, стоявшего в углу у двери, Роберт сразу заметил золотой перстень с необычным зеленым камнем и своеобразной гравировкой. Таблички под ним не оказалось, но, рассмотрев изделие поближе, молодой человек ни секунды не сомневался, что это кольцо Царицы-Ведьмы.

Где же он видел его или его копию?

Не отрывая глаз от мерцающего камня, Роберт мучительно вспоминал. Перстень был ему знаком, хотя он никак не мог сообразить, где и при каких обстоятельствах он с ним сталкивался. Он продолжал стоять, опершись на витрину и вперив взгляд в странный самоцвет. Он стоял и стоял, нахмурив лоб в попытке вспомнить, и тут по стеклу проскользила вялая белая рука, застыв прямо перед его глазами. На одном из пальцев красовался перстень – абсолютный двойник кольца из стенда. Роберт отпрянул, вскрикнув от неожиданности.

Перед ним был Энтони Феррара!

– В музее всего лишь копия перстня, дорогой мой Кеан, – раздался хрипловато-мелодичный ненавистный голос. – А вот мой – подлинный!

Кеан на собственной шкуре испытал буквальное значение уже затертой фразы «застыл от удивления»: перед ним оказался самый опасный человек Европы, человек, совершавший убийства и даже более гнусные преступления, сам демон во плоти. Полузакрыв черные миндалевидные глаза, Энтони Феррара наблюдал за Робертом – Робертом, которого еще недавно пытался убить, используя свое дьявольское искусство; но при этом его безупречно слепленное мертвенно бледное лицо ничего не выражало, лишь на кроваво-красных губах играла холодная усмешка.

Несмотря на жаркий день, на нем было теплое пальто, отороченное белым лисьим мехом. В правой руке – левая все еще покоилась на стекле витрины – он держал шляпу. С показным равнодушием он стоял и разглядывал человека, поклявшегося покончить с ним, а тот застыл, не проронив ни слова, – настолько был ошеломлен.

– Я знал, что ты в музее, Кеан, – продолжил Феррара, не сводя с молодого человека холодящего кровь змеиного взгляда из-под полуопущенных век, – и призвал тебя сюда на встречу со мной.

Роберт по-прежнему молчал и не двигался.

– В прошлом ты со мной поступал очень и очень нехорошо, дорогой мой, но моя философия – восхитительная смесь того, что практиковалось в Сибарисе, ^[77]с тем, что проповедовал непревзойденный Зенон; ^[78]иными словами, я готов поселиться в бочке Диогена, но при этом по-прежнему восхищаться ароматом розы и вкусом персика, – хрипловатый голос гипнотизировал, манил Роберта, подобно песне сирен. – Как в любом человеке, во мне слилось женское и мужское. Меня может переполнять ненависть, но, являясь ценителем девичьих алых губ и смеющихся глаз, в первую очередь, я имею в виду Майру, я также могу и простить тебя, дорогой мой Кеан…

Тут Роберт пришел в себя.

– Ты, хам белолицый! – прорычал он сквозь стиснутые зубы и, сжав кулаки, обошел стенд. – Как ты смеешь стоять здесь и насмехаться надо мной.

Феррара вновь отошел за витрину, поставив препятствие между собой и Кеаном.

– Погоди, дорогой мой, – спокойно сказал он. – Что ты сделаешь? Веди себя прилично, голубчик; помни, стоит мне позвать смотрителя, тебя с позором вышвырнут отсюда.

– Богом клянусь, я тебя задушу! – хрипло рыкнул Роберт, бросившись за Феррарой. А тот с проворством, способным принести победу даже в схватке с силачом, вновь скрылся с другой стороны стенда.

– Ах, как ты горяч, Кеан, – насмешливо бросил он. – Сложно не догадаться, что спокойно с тобой дело не обсудишь. Так что, смотрителя позвать?

Кеан судорожно сжал кулаки. Даже затуманенным яростью разумом он понимал, что здесь он бессилен. Нельзя напасть на Феррару прямо в музее и удержать против его воли. Феррара просто обратится к властям, и Роберт потерпит полное поражение. И вот, стоя у витрины с поддельным кольцом, Кеан метал пылающие взгляды на заклятого врага, который столько раз тайно преступал закон, но которого этот закон теперь защищал. Феррара вновь заговорил тем же хрипловатым мелодичным голосом:

– Жаль, что ты не хочешь внять голосу рассудка, Кеан. Я бы о многом поведал тебе, а я знаю массу интересного. Я же в некотором смысле весьма одарен, так ведь, Кеан? Иногда могу довольно четко вспомнить подробности своих предыдущих воплощений. Видишь ту жрицу, что лежит в соседнем зале прямо у двери? Помню, встречал ее, когда она была совсем юной; какая же это была красавица, Кеан. Вспоминается мне одна ночка на берегу Нила… но я вижу, тебе не терпится уйти! Если не могу быть ничем полезен, давай попрощаемся…

Он повернулся и направился к двери. Роберт бросился за ним, но неожиданно Феррара побежал через Египетский зал и почти мгновенно скрылся на лестнице – преследователь даже не успел сообразить, в чем дело.

Когда Феррара исчез за углом, Кеан заметил, что что-то упало. Он подошел, наклонился и поднял предмет – плетеный шелковый шнур около трех футов ^[79]длиной. Он не стал его рассматривать, а просто сунул в карман и помчался вниз по ступеням вслед за убегающей фигурой. У подножия Роберта задержал полицейский, схватив за руку. Кеан удивленно остановился.

– Должен попросить вас назвать свое имя и адрес, – сухо сказал констебль.

– Ради всего святого, за что?

– Поступила жалоба от джентльмена…

– Бог ты мой! – воскликнул Роберт и протянул визитку. – Это он надо мной подшутил. Мы хорошо знакомы…

Полицейский подозрительно смотрел то на карточку, то на Кеана. В конце концов внешность последнего расположила стража законности – или мнение его изменилось в лучшую сторону не без помощи полукроны, быстро перекочевавшей из руки нарушителя в его руку.

– Все в порядке, сэр, – сказал он, – это меня не касается. Вас он ни в чем не обвинил, а лишь попросил проследить, чтобы вы не преследовали его.

– Ясно, – раздраженно огрызнулся Кеан и бросился по галерее, все же надеясь догнать Феррару.

Но, как он и опасался, Энтони воспользовался задержкой и сбежал. Его нигде не было видно. Кеану ничего не оставалось, как поразмышлять, чем он рисковал, идя на встречу в Египетском зале: в том, что все было подстроено, он даже не сомневался.

Погруженный в раздумья, Кеан спустился по лестнице музея. Мысль о том, что они с отцом много месяцев искали этого негодяя, поклялись убить его как бешеного пса, и о том, что он, Роберт Кеан, стоял с Феррарой лицом к лицу, говорил с ним, а потом отпустил на все четыре стороны, сводила с ума. Хотя в тех обстоятельствах мог ли он поступить иначе?

Не заметив, как прошел по лондонским улицам, молодой человек неожиданно для себя оказался под аркой, ведущей во двор его дома; в дальнем углу в тени платана, там, где старенькая лестница с истертыми железными перилами да стеклышки в окне юридической конторы навевали мысли о Чарльзе Диккенсе, он остановился, изумленный. Его поразило, как в мире, где живет и процветает Энтони Феррара, может быть такой покой и тишина.

Роберт забежал к себе на этаж, отпер дверь и вошел в квартиру. На него нахлынули жуткие воспоминания о том, что произошло в ней когда-то. Зная о могуществе Феррары, он не раз сомневался, стоит ли продолжать жить здесь в одиночестве, но не давал страхам овладеть собой: он был убежден, что поддаться им означает сдаться на милость врага. Иногда ночами он просыпался и не мог заснуть: лежал и прислушивался к звукам, разбудившим его, воображал зловещий шепот, представлял, что в воздухе витает жуткий запах таинственных благовоний.

Устроившись у раскрытого окна, он вынул из кармана шнур, оброненной Феррарой в музее, и начал с любопытством рассматривать его. Внимательное изучение предмета так и не пролило свет на его предназначение. Просто кусок шелковой веревки, очень плотно и необычно сплетенной. Он бросил его на стол, намереваясь показать отцу при первой же возможности. Тут Роберту стало противно, и он тщательно вымыл руки, будто шнур оказался чем-то очень грязным. Потом сел поработать, но сразу понял, что ничего не может делать – надо срочно рассказать кому-нибудь о встрече с Феррарой.

Он поднял телефонную трубку и позвонил доктору Кеану, но того не было дома. Роберт отошел от телефона и опустился в кресло, бездумно глядя в открытый блокнот.

Глава 26. Мертвенно бледная рука

Почти целый час просидел Роберт Кеан за письменным столом, ломая голову над загадочными мотивами, двигавшими Феррарой. Воспоминания только запутывали дело.

Перед ним на столешнице лежала вполне осязаемая улика – шелковый шнур. Но она казалась бесполезной: возможно, опытный детектив сделал бы какие-то выводы, но Роберту не приходило на ум абсолютно ничего. Приближались сумерки, а молодой человек осознавал, что его нервы далеко не так крепки как раньше, до событий, заставивших его отправиться в Египет. Он вновь был в своей квартире, послужившей местом одной из самых гнусных и жутких выходок Феррары; тьма – сообщник злодеев, а самые страшные свои преступления Феррара всегда совершал в темноте.

Но что это? Кеан подбежал к окну и, высунувшись из него, выглянул во двор. Он мог бы поклясться, что слышал голос – голос, обладавший неестественной мелодичностью, с небольшой хрипотцой, ненавистный голос, позвавший его по имени. Внизу никого не оказалось: рабочий день подошел к концу, и юридическая братия давно покинула свои конторы, поспешив домой. Под необычно изогнутыми старинными арками лежала тьма, сумерки окутали древние стены. Все это напомнило Роберту оксфордский дворик, через который в тот судьбоносный вечер он с товарищем наблюдал, как красноватые языки пламени, танцуя, освещают кабинет Энтони Феррары.

Воображение явно подшучивало над Робертом, но, тем не менее, он прекрасно знал, что нужно быть настороже. В квартире темнело, однако, немного поискав взглядом, Кеан увидел таинственный шелковый шнур, затерявшийся в бумагах на столе. Он подумал, не позвонить ли опять, но отказался от этой мысли, вспомнив, что уже оставил сообщение отцу и тот обязательно перезвонит, когда вернется.

Роберту подумалось, что работа окажется самым подходящим противоядием от кошмарных мыслей, отравлявших его, и он вновь сел за стол и начал просматривать записи. Шнур лежал около левой руки – Роберт его не трогал. Он уже собирался включить настольную лампу – стало слишком темно, чтобы писать, но поток воспоминаний опять унес вдаль. Перед глазами стояла Майра, такая, какой он видел ее во время последней встречи.

Она сидела в саду у Сондерсона, все еще бледная после своей страшной болезни, но прекрасная – в глазах Роберта она была красивее всех женщин мира. Ветерок играл ее непокорными локонами, падавшими на глаза; в глазах же лучилась радость, делая счастливым и Роберта. Щечкам пока не хватало румянца, а милые губы потеряли прежнюю твердость. На девушке был короткий плащ и широкополая шляпа, уже не модная, но очень идущая ей. Он еще подумал, что никто, кроме Майры, не сможет так эффектно носить подобный головной убор.

Увлеченный сладостными воспоминаниями, Кеан забыл, что сел работать: ручка по-прежнему была зажата в руке, вытянутой, чтобы включить свет. Он неожиданно очнулся, вернувшись в холод и одиночество действительности, и обнаружил нечто странное, с чем никогда до этого не сталкивался – бессознательно он продолжал писать! И вот что он написал: «Роберт Кеан, перестань преследовать меня и откажись от Майры, иначе сегодня ночью…» – предложение осталось незаконченным.

Молодой человек смотрел на строки, пытаясь убедить себя, что сделал это сознательно, просто чтобы скоротать время. Но внутренний голос твердил ему, что это не так, и, подавив стон, он пробормотал:

– Началось!

В эту самую секунду из коридора послышался шум, и, протянув руку через стол, Кеан схватил револьвер.

Ощутимая тяжесть оружия в руке успокоила его, а чтобы совсем расслабиться, Роберт прибегнул к табаку – набил и зажег трубку, удобно расположился в кресле и начал пускать кольца дыма в сторону закрытой двери. Все это время он не переставал прислушиваться – и не напрасно: раздалось тихое шипение. Тут же молодому человеку показалось, что он различает и другой звук – шорох, с которым какое-то существо ползло по полу.

«Ящерица!» – промелькнуло в голове Роберта, и он сразу вспомнил змеиные глаза Феррары.

Оба звука, казалось, медленно приближаются: ползучая тварь явно шипела; наконец Кеан понял, что существо, похоже, находится прямо за дверью. Не выпуская револьвера из руки, Роберт вскочил и распахнул дверь. На красном ковре – ни справа, ни слева – не наблюдалось никаких рептилий! Возможно, скрип вращающегося кресла, когда он вставал, напугал гада. Приняв это как основную версию, он методично проверил все комнаты, в которых могла скрыться тварь. Поиск не дал результатов – загадочная рептилия сгинула.

Роберт вернулся в кабинет и вновь сел за стол лицом к двери, которую он оставил приоткрытой.

Минут десять тишину нарушал лишь шум городского транспорта за окнами. Роберт уже почти убедил себя, что из-за пережитых за последнее время необъяснимых событий и страхов шипение ему всего-навсего померещилось, но тут все его умозаключения рассыпались в прах: шум повторился.

Роберту было слышно, как внизу ходят соседи, но на эти тихие звуки наложился шорох – негромкий и неясный. Как и в предыдущем случае, он доносился из коридора.

Кеан знал, что если зажечь свет за входной дверью, то можно будет увидеть тень чего-то или кого-то, приближающегося к комнате. Шшш, шшш – звучало снаружи, словно ветер колыхал легкие занавески. Напряжения стало почти невыносимым. Роберт ждал.

Что же это ползет, медленно и осторожно, прямо к приоткрытой двери?

Кеан нащупал пальцем спусковой крючок револьвера.

– И тут сойдутся в схватке Запад и Восток, – сказал он вслух.

Тень!

Дюйм за дюймом вползала она в кабинет и уже полностью скрывала порог. Сейчас кто-то появится.

Кеан поднял револьвер.

Тень не остановилась.

Ее хвост пересек дверной проем – и исчез!

Тень пришла – и ушла… так и не материализовавшись!

– Я схожу с ума! – само вырвалось у Кеана. Он положил подбородок на кисти рук и сильно сжал зубы. Неужели ужасы безумия глядят прямо в его глаза?

Роберту так и не удалось окончательно оправиться от недавнего нервного срыва – поездка в Египет не помогла. Отец говорил, что через месяц все будет в порядке, но, возможно, он ошибся и заболевание гораздо серьезнее, чем тот подозревал; а теперь этот нескончаемый поток сверхъестественных событий перенапряг и без того ослабленные нервы и привел к бреду!

Где же заканчивается реальность и начинается фантазия? Неужто это все просто иллюзия?

Он читал о подобных отклонениях.

Молодой человек сидел и размышлял о том, насколько болен, а пока сидел, смотрел на шелковый шнур. Вот он был настоящим.