Текст книги "Уголек в пепле"
Автор книги: Саба Тахир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Колокол начал звонить.
– Иди, – напутствовала девочка. – Зайди к ней до последнего удара!
Ступени круто уходили вверх, а я шла слишком быстро. Поднос накренился, и я едва успела поймать сливочник, но чайная ложка со стуком упала на пол.
Колокол ударил в девятый раз, и наступила тишина. Успокойся, Лайя. Это смешно. Комендант, возможно, и не заметит, если я приду на пять секунд позже, но бардак на подносе она непременно увидит. Держа поднос в одной руке, я подхватила ложку и аккуратно уложила печенье, затем приблизилась к кабинету Коменданта. Но только я подняла руку, чтобы постучать, как дверь распахнулась. Поднос вылетел из рук, чашка горячего чая пролетела мимо моей головы и разбилась о стену за спиной. Я застыла на пороге, открыв от изумления рот, но Комендант втянула меня в кабинет.
– Повернись.
Меня охватила дрожь, когда я повернулась лицом к закрытой двери. Я не слышала звука дерева, рассекающего воздух, когда ее стек опустился мне на спину. Потрясенная, я рухнула на колени. Последовало еще три удара, а затем Комендант схватила меня за волосы. Я взвизгнула, когда она приблизила к себе мое лицо. Серебро маски почти касалось моих щек. От боли я стиснула зубы и, как могла, сдерживала слезы, помня о словах работорговца. «Комендант тебя скорее мечом рассечет, чем будет терпеть твои слезы».
– Я не терплю опозданий, – произнесла она, ее глаза при этом оставались зловеще спокойными. – Чтобы больше такого не повторилось.
– Да, Комендант, – мой шепот прозвучал не громче шепота кухонной служанки. Говорить громче было слишком больно. Женщина отпустила меня.
– Убери беспорядок в холле. Явишься ко мне завтра утром на шестом ударе колокола.
Комендант обошла вокруг меня, и секундой позже входная дверь захлопнулась. Гремя серебром, я собрала все с пола и сложила на поднос. Мне досталось всего четыре удара хлыстом, а я чувствовала себя так, будто кожу изодрали и присыпали солью. Под рубашкой по спине струилась кровь. Я старалась взять себя в руки и вести себя так, как учил Поуп, когда имеешь дело с ранами. «Разрежь рубашку, моя девочка. Очисти раны гамамелисом и смажь их куркумой. Затем забинтуй и меняй повязку дважды в день». Но где я возьму новую рубашку? Где возьму гамамелис? Как сделаю повязку без чьей-либо помощи?
Для Дарина. Для Дарина. Для Дарина.
«А что, если он уже мертв? – шепнул голос в моей голове. – Что, если Ополчение не найдет его? Что, если я попала в этот ад напрасно? Нет. Если я позволю сомнениям одолеть себя, я не продержусь и дня, не говоря уж о том, чтобы выжить с Комендантом несколько недель.
Собирая осколки фарфора на поднос, я услышала шорох на лестничной площадке. Я подняла глаза и невольно съежилась, боясь, что вернулась Комендант. Но это была всего лишь кухонная прислуга. Она опустилась рядом со мной на колени и стала молча вытирать тряпкой пролитый чай. Я поблагодарила девушку, и ее голова дернулась, как у испуганного оленя. Закончив уборку, она спустилась по лестнице.
Я вернулась в пустую кухню, поставила поднос в раковину и рухнула на стол, опустив голову на руки. Я даже плакать не могла, в такое оцепенение я погрузилась. Только тогда до меня дошло, что дверь в кабинет Коменданта, скорее всего, все еще оставалась нараспашку. Ее разбросанные бумаги мог увидеть каждый, у кого хватило бы мужества заглянуть туда.
Комендант ушла, Лайя. Поднимись и посмотри, вдруг что-нибудь найдешь. Дарин бы так и сделал. Он бы воспользовался возможностью раздобыть нужные сведения для Ополчения. Но я не Дарин. В этот момент я не могла думать о своем задании, не могла думать о том, что я шпионка, а не рабыня. «Ты не выживешь у Коменданта, – предупреждал Кинан. – Задание будет провалено». Я вновь опустила голову на стол и зажмурилась от боли. Он был прав. О небеса, как же он был прав!
Часть II
Испытания
14: Элиас
Дни отдыха пролетели в мгновение ока. И вот уже экипаж из черного дерева вез меня в Блэклиф, а дед всю дорогу забрасывал меня советами. Половину отпуска он знакомил меня с главами могущественных домов, а вторую половину – бранил за то, что не стараюсь как следует наладить побольше союзов. Когда я сказал ему, что хочу навестить Элен, он и вовсе рассвирепел.
– Девчонка одурманила тебя, – бушевал он. – Ты что, не можешь распознать искусительницу, когда видишь ее?
Я сдержал смешок, представив лицо Элен, если бы она узнала, что ее назвали искусительницей.
Какая-то часть меня жалела деда. Он – легенда, генерал, который выиграл столько битв, что никто их больше не считает. Его легионеры поклоняются деду не только за мужество и хитрость, но и за сверхъестественную способность избегать смерти даже тогда, когда шансы ничтожно малы.
Однако в свои семьдесят семь он уже не возглавляет войска в территориальных войнах. Это, возможно, объясняет его зацикленность на Испытаниях. И все же независимо от того, чем он руководствовался, его советы имели смысл.
Я должен был подготовиться к Испытаниям и прежде всего – разузнать о них как можно больше. Я надеялся, что Пророки где-то когда-то все-таки растолковали чуть подробнее свое изначальное предсказание – возможно, даже описали, чего ждать Претендентам. В конце концов я прочесал всю библиотеку деда, но ничего не нашел.
– Черт побери, слушай меня, – дед пнул меня стальным носком сапога. Боль пронзила ногу, и я схватился за сиденье. – Ты хоть слово услышал из того, что я сказал?
– Испытания – это проверка моей храбрости. Я могу не знать, что уготовлено, но должен быть готов в любом случае. Я должен победить свои слабости и сыграть на слабости противников. Кроме того, я должен помнить, что Витуриа…
– Всегда побеждают, – закончили мы в унисон, и дед кивнул одобрительно. Я же старался не выдать своего нетерпения.
Больше битв. Больше жестокости. Все, что я хочу – бежать из Империи. А я до сих пор здесь. Истинная свобода – свобода тела и души. Вот за что я борюсь, напомнил сам себе. Не за престол. Не за власть. За свободу.
– Интересно, на чью сторону встала твоя мать, – размышлял дед.
– Уж точно не на мою.
– Это да, – вздохнул дед. – Но она знает, что у тебя больше шансов на победу. Керис многое выиграет, если поддержит нужного Претендента. И многое проиграет, если поддержит не того.
Дед задумчиво посмотрел в окно экипажа.
– До меня дошли странные слухи о моей дочери. Кое-что, над чем когда-то я мог бы посмеяться. Она из кожи вон будет лезть, только чтобы ты проиграл. Так что будь готов ко всему.
Когда мы подъехали к Блэклифу, где уже теснились десятки других экипажей, дед крепко пожал мне руку.
– Ты не разочаруешь клан Витуриа, – сообщил он мне. – Ты не разочаруешь меня.
Я поморщился от его рукопожатия, раздумывая, будет ли мое когда-нибудь таким же устрашающим. Элен нашла меня сразу, как только уехал дед.
– Поскольку всех вернули, чтобы они стали свидетелями Испытаний, нового набора первокурсников не будет, пока состязания не закончатся. – Она кивнула на Деметриуса в нескольких ярдах от нас, появившегося из экипажа своего отца. – Мы все так же живем в наших старых казармах. И расписание занятий осталось прежним, только вместо истории и риторики у нас будут дополнительные часы караула.
– Но мы ведь уже маски!
– Не я устанавливаю правила, – пожала плечами Элен. – Поторопись, мы опаздываем. У нас сейчас бой на мечах.
Мы пробрались через толпу студентов к главным воротам Блэклифа.
– Ты нашла что-нибудь об этих Испытаниях? – спросил я Элен. Кто-то хлопнул меня по плечу, но я не обратил внимания. Наверное, какой-то добросовестный Кадет слишком спешил на занятия.
– Ничего, – покачала головой Элен. – Хотя провела всю ночь в библиотеке отца.
– Я тоже.
Черт! Отец Аквиллус – правовед, и в его библиотеке полно всевозможных книг: от заумных кодексов до древних трудов книжников, посвященных математике. У него и у деда есть все самые важные книги Империи. Больше искать негде.
– Нам надо проверить… Что, черт побери?
Хлопки становились настойчивее, и я повернулся, чтобы отогнать назойливого Кадета, но столкнулся лицом к лицу с девушкой-рабыней. Она подняла на меня взгляд, взмахнув невозможно длинными ресницами. Ее глаза цвета темного золота потрясли меня так, что вдруг стало внутри горячо. На секунду я даже имя свое позабыл.
Я никогда не видел ее прежде, потому что если бы видел, то непременно запомнил бы. Несмотря на высокий туго затянутый пук волос и тяжелые серебряные браслеты, какие носят все рабы в Блэклифе, больше ничто в девушке не выказывало рабыню. Черное платье сидело на ней как перчатка, облегая каждый изгиб так, что многие оборачивались. Пухлые губы и прямой изящный нос мог быть предметом зависти у большинства девушек, не важно, к какому племени они принадлежали.
Я уставился на нее во все глаза. И хотя прекрасно это понимал и даже приказывал себе прекратить пожирать ее взглядом, все равно продолжал смотреть. Дыхание сбилось, и тело предательски потянулось к ней, пока между нами не осталось расстояние всего в несколько дюймов.
– Ка…Претендент Витуриус.
Она произнесла мое имя так, будто это нечто страшное, и тем вернула меня в чувство. Соберись, Витуриус. Я отступил на шаг и устрашился самого себя, увидев в ее глазах страх.
– Что такое? – спросил я спокойно.
– К… Комендант потребовала вас и Претендента Аквиллу прибыть в ее кабинет к… к шестичасовому колоколу.
– К шестичасовому колоколу? – Элен прошла мимо охранников у ворот и направилась к дому Коменданта, извинившись перед группой первокурсников, когда сбила с ног двоих. – Мы опаздываем. Почему ты не вызвала нас раньше?
Девушка шла за нами, боясь приблизиться.
– Здесь было так много народу, я не могла вас найти.
Элен отмахнулась от ее объяснений.
– Она точно убьет нас. Должно быть, это насчет Испытаний, Элиас. Может, Пророк сказал ей что-нибудь.
Элен заспешила вперед, по-видимому, надеясь все-таки успеть вовремя в кабинет моей матери.
– А Испытания уже начались? – спросила девушка и тут же зажала рот руками. – Простите, – прошептала она. – Я…
– Все в порядке, – я не стал улыбаться ей. Это ее только напугало бы. Для девушек-рабынь улыбка маски обыкновенно ничего хорошего не сулит. – На самом деле мне самому хотелось бы это знать. Как твое имя?
– Рабыня.
Конечно! Моя мать выбила из рабыни ее имя.
– Правильно. Ты работаешь у Коменданта?
Я хотел, чтобы она сказала «нет». Хотел, чтобы она сказала, что моя мать просто заставила первую попавшуюся рабыню искать нас. Я хотел, чтобы она сказала, что приписана к кухне или лазарету, где рабы не так запуганы и не лишаются частей тела за малейшие провинности.
Но девушка кивнула в ответ на мой вопрос. «Не позволь моей матери сломать тебя», – подумал я. Девушка посмотрела мне в глаза, и меня снова захлестнуло это чувство: низкое, горячее, всепоглощающее. «Не будь слабой. Борись. Беги».
Порыв ветра выбил из ее пучка прядь волос и кинул через щеку. Она поймала мой взгляд, и вдруг ее глаза вспыхнули дерзостью. На мгновение я увидел в ее лице отражение собственной жажды к свободе. Такого я никогда не видел в глазах курсантов, не говоря уж о рабах-книжниках. И на краткий миг я почувствовал себя не таким одиноким.
Но затем она опустила глаза, и я усмехнулся своей наивности. Она не может бороться. Она не может бежать. Не из Блэклифа. Я безрадостно улыбнулся. По крайней мере, в этом мы с рабыней похожи больше, чем она могла бы догадаться.
– Давно ты здесь служишь? – спросил я.
– Три дня, сэр. Претендент. М… – она заломила руки.
– Витуриус будет достаточно.
Она шла осторожно, робко – Комендант, должно быть, недавно ее выпорола. И все же она не сутулилась и не шаркала, как другие рабы. Она двигалась грациозно, с прямой спиной, что говорило о ней красноречивее любых слов. Очевидно, до недавнего времени она была свободной – я мог бы поклясться в этом своими мечами. И еще эта рабыня понятия не имела, до чего она красива и какие проблемы может принести ей красота в таком месте, как Блэклиф. Ветер снова разметал ее волосы, и я уловил запах сахара и фруктов.
– Могу я дать тебе совет?
Ее голова дернулась, как у испуганного зверька. Ну хоть, по крайней мере, она опасается.
– Прямо сейчас ты…
Привлекаешь внимание каждого мужчины в радиусе квадратной мили?
– Выделяешься, – подобрал я слово. – Сейчас жарко, но тебе надо носить капюшон или плащ, что поможет тебе слиться с толпой.
Девушка кивнула, но ее глаза смотрели подозрительно. Она обхватила себя руками и слегка отошла. Больше я с ней не разговаривал.
Когда мы вошли в кабинет моей матери, Маркус и Зак уже сидели там, полностью облаченные в боевые доспехи. Они тотчас смолкли, не оставляя сомнений, что разговор шел о нас.
Комендант не удостоила взглядом ни Элен, ни меня. Она отвернулась от окна, откуда смотрела на дюны, подошла к рабыне и ударила ее так сильно, что у той изо рта брызнула кровь.
– Я велела им прийти к шестичасовому колоколу.
Меня охватила ярость, и Комендант тут же почувствовала это.
– Да, Витуриус? – она сжала губы и наклонила голову, точно говоря «ты хочешь вмешаться и навлечь мой гнев на себя?».
Элен ткнула меня локтем, и я смолчал, кипя от злости.
– Пошла вон, – сказала мать дрожащей девушке. – Аквилла, Витуриус, сядьте.
Маркус уставился на рабыню, когда та выходила из кабинета. Его лицо не выражало ничего, кроме похоти, и мне захотелось поскорее вытолкнуть девушку прочь, пока не выбил глаз проклятому Змею.
Зак вообще не заметил рабыню и украдкой поглядывал на Элен. Под глазами залегли фиолетовые тени, его угловатое лицо было бледно. Мне даже стало интересно, как они с Маркусом провели отпуск. Помогали своему отцу-плебею в кузнице? Навещали родственников? Строили планы, как убить меня и Элен?
– Пророки заняты, – странная самодовольная улыбка появилась на лице Коменданта, – и попросили меня вместо них рассказать вам об Испытаниях. Вот.
Комендант подвинула через стол кусок пергамента. Мы все наклонились и прочитали текст:
«Их четверо, и мы ищем четыре черты:
Мужество, когда они столкнутся со своими самыми темными страхами.
Хитрость, чтобы обойти своих врагов.
Силу оружия, ума и сердца.
Верность, не жалея души».
– Это предсказание. В ближайшие дни вы узнаете, что оно означает.
Комендант снова повернулась к окну, сцепив руки за спиной. Я смотрел на ее отражение, встревоженный самодовольством, которым так и веяло от нее.
– Пророки будут сами планировать и оценивать Испытания. Но поскольку это состязание должно отсеять слабых, я предложила им, чтобы вы остались в Блэклифе на протяжении всего Испытания. Пророки согласились.
Я подавил смешок. Конечно, согласились. Им хотелось бы, чтобы Испытания были настолько сложны, насколько возможно, а это место – ад, и они это знают.
– Я приказала центурионам усилить ваши занятия, чтобы подчеркнуть ваш статус Претендентов. Я не имею права голоса во время состязаний. Однако вне Испытаний вы все еще подчиняетесь моим правилам. И можете подвергнуться моим наказаниям.
Она зашагала по кабинету, и ее глаза вперились в меня, предупреждая о порке или еще о чем похуже.
– Если вы выигрываете Испытание, то получаете особый дар от Пророков – своего рода приз. Если проходите Испытания, но не выигрываете, наградой станет ваша жизнь. За проигрыш вас казнят. – Прежде чем продолжить, она выдержала многозначительную паузу, чтобы мы лучше осознали этот приятный факт. – Претендент, который выигрывает два Испытания первым, будет назван победителем. Тот, кто придет следующим с одной победой, будет назван Кровавым Сорокопутом. Остальные умрут. Ничьей не будет. Пророки хотят, чтобы я подчеркнула, что пока проходит Испытания, действуют спортивные правила. Вы не должны быть уличены в обмане, саботаже, махинации.
Я взглянул на Маркуса. Для него лгать все равно что дышать.
– А что насчет Императора Таиуса? – спросил Маркус. – Кровавого Сорокопута? Черной Гвардии? Династия Тая не собирается просто так исчезнуть.
– Таиус будет мстить. – Комендант прошла сзади меня, и шею неприятно кольнуло. – Он вместе со своим кланом оставит Антиум и отправится на юг, чтобы сорвать Испытания. Но Пророки поделились еще одним предсказанием: «Ждущая лоза обвилась и душит дуб. Путь станет ясным в самом конце».
– И что это означает? – спросил Маркус.
– Это означает, что действия Императора – не наша забота. Что касается Кровавого Сорокопута и Черной Гвардии, они присягнули на верность Империи, а не Таиусу. Они первые, кто присягнет на верность новой династии.
– Когда начнутся Испытания? – спросила Элен.
– Они могут начаться в любой момент, – моя мать наконец села и сложила ладони. – И они могут принять любую форму. С того момента, как вы покинете мой кабинет, вы должны быть готовы ко всему.
– Если они могут принять любую форму, – впервые заговорил Зак, – тогда как нам следует готовиться? Как мы узнаем, что они начались?
– Вы узнаете, – сказала Комендант.
– Но…
– Вы узнаете, – она уставилась прямо на Зака, и он умолк. – Есть еще вопросы? – Комендант не стала ждать ответа. – Свободны.
Мы отдали честь и вышли. Не желая поворачиваться спиной к Змею и Жабе, я пропустил их вперед, но тотчас пожалел об этом. Девушка-рабыня стояла в тени около лестницы. Маркус, проходя мимо нее, протянул руку, схватил ее за шею и притянул к себе. Она забилась в его руке, пытаясь вырваться из железной хватки, сковавшей горло. Он наклонился ниже и что-то ей прошептал. Я потянулся за мечом, но Элен перехватила мою руку.
– Комендант, – предупредила она меня.
Моя мать, скрестив руки на груди, наблюдала за происходящим из своего кабинета.
– Это ее рабыня. – прошептала Элен. – Ты будешь дураком, если вмешаешься.
– Вы не собираетесь его остановить? – я повернулся к Коменданту, понизив голос.
– Она – рабыня, – сказала Комендант так, будто это все объясняло. – Ей полагается десять ударов за нерасторопность. Если ты намерен помочь ей, может, хочешь принять и ее наказание?
– Конечно нет, Комендант, – ответила Элен за меня и вонзила ногти в мою руку, чувствуя, что я близок к тому, чтобы заработать порку. Она быстро вытолкала меня в холл. – Брось, – сказала она. – Оно того не стоит.
Ей не стоило объяснять. Империя не рискует преданностью своих масок. Черная Гвардия немедленно схватит меня, если узнает, что я принял порку за раба-книжника.
Маркус засмеялся и отпустил девушку, затем спустился по лестнице следом за Заком. Девушка шумно выдохнула, на ее шее наливался синяк. Помоги ей, Элиас. Но я не мог. Элен права. Риск наказания слишком велик.
Элен направилась по коридору, бросив на меня пронзительный взгляд. Двигайся. Девушка вся сжалась, когда мы проходили мимо, как будто хотела стать еще меньше. Я же уделил ей внимания не больше, чем куче мусора. Питая отвращение к себе за бессердечность, я оставил ее перед лицом наказания. Я чувствовал себя маской.
* * *
Той ночью мне снились странствия, наполненные свистом и шепотом. Ветер кружил вокруг меня как стервятник, и я вздрагивал от рук, обжигающих неестественным жаром. Я старался проснуться, когда тягостные ощущения превратились в кошмар, но лишь глубже погружался в сон, пока наконец не осталось ничего, кроме удушающего жгущего света.
Когда я открыл глаза, первым делом увидел под собой песок. Горячий песок. Настолько, что обжигал кожу. Я заслонил глаза от слепящего солнца, чтобы осмотреться. Руки тряслись. Вокруг меня простиралась пустыня. Кривое хлебное дерево одиноко возвышалось из растрескавшейся земли чуть в стороне. В нескольких милях к западу словно мираж мерцал водоем. В воздухе отвратительно пахло гнилью, тухлыми яйцами и вонью, наполнявшей кадетские корпуса в разгар лета.
Бледная и опустошенная, земля напоминала поверхность далекой мертвой Луны. Мышцы болели, как будто я пролежал в одном положении много часов подряд. Боль доказывала, что все это не сон. Я встал, пошатываясь, – одинокий силуэт в бескрайней пустоте. Похоже, Испытания начались.
15: Лайя
Рассвет лишь тронул синевой горизонт, а я уже вбежала в комнаты Коменданта. Она сидела перед туалетным столиком, глядя на свое отражение в зеркале. Ее кровать выглядела нетронутой, как всегда по утрам. Интересно, когда она спит? Если спит вообще.
Она была одета в свободный черный халат, который несколько смягчал презрительное выражение ее лица за маской. Я впервые видела ее без униформы. Халат соскользнул с плеча, и необычные завитки ее татуировки оказались частью узорчатой буквы В, наколотой темными чернилами на холодной бледной коже.
Десять дней прошло с начала моей шпионской миссии, но я пока не узнала ничего, что могло бы помочь спасти Дарина. Я научилась гладить униформу Блэклифа за пять минут, носить по лестнице тяжелый поднос, не замечая саднящие рубцы на спине, ставить его так тихо, что порой казалось, что меня вообще не существует.
Кинан описал мне суть задания лишь в общих чертах. Я должна собирать сведения об Испытаниях, и затем, когда покину Блэклиф по какому-нибудь поручению, Ополчение свяжется со мной. Это может занять три дня, сказал Кинан. Или десять. Будь готова к отчету каждый раз, когда выходишь в город. И никогда не ищи нас сама. Тогда я подавила желание засыпать его вопросами. Например, спросить, как раздобыть сведения, которые им нужны. Или как не попасться Коменданту. Теперь мне приходилось за это расплачиваться.
Сейчас мне не хотелось, чтобы Ополчение нашло меня. Не хотелось, чтобы они узнали, какой никчемной шпионкой я оказалась.
В мыслях голос Дарина звучал все слабее: «Найди что-нибудь, Лайя. То, что спасет меня. Поторопись».
Другой же голос, более громкий, убеждал: «Заляг. Не рискуй, пока не будешь уверена, что тебя точно не поймают».
Какой из них мне слушать? Шпиона или раба? Бойца или труса? Я думала, что ответить на такие вопросы легко. Но это было до того, как я узнала, что такое настоящий страх.
Сейчас я тихо обошла Коменданта, поставила поднос с завтраком, убрала посуду с вечера, положила ее униформу. Не смотри на меня! Не смотри на меня! Мои мольбы, похоже, работали. Комендант вела себя так, будто меня не было.
Когда я открыла шторы, первые утренние лучи озарили комнату. Я замерла на мгновение, глядя в окно на пустынные мили дюн, покрытых рябью, словно волны на свистящем ветру. На секунду я забылась от их красоты. Затем тишину разорвали барабаны Блэклифа – сигнал подъема для всей школы и половины города.
– Рабыня, – нетерпение коменданта заставило меня шевелиться быстрее, предупреждая ее следующий приказ. – Мои волосы.
Я взяла расческу и шпильки из ящика в столе и поймала свое отражение в зеркале.
Синяки от знакомства с Претендентом Маркусом выцвели неделю назад, шрамы от десяти ударов, что я получила в тот день, покрылись корочкой. Их заменили другие раны. Три удара по ногам за пыль на моей юбке. Четыре удара по запястьям за то, что не закончила вовремя штопку. Синяк под глазом от какого-то Мастера, что был в дурном настроении.
Комендант, сидя за туалетным столиком, распечатала письмо. Она держала голову совершенно прямо, когда я расчесывала ее волосы, казалось, совершенно меня не замечая. На миг я застыла, опустив взгляд на пергамент, что она читала. Она не заметила. Конечно нет. Книжники ведь не умеют читать, полагала она.
Я быстро провела расческой по светлым волосам.
«Посмотри туда, Лайя. – Голос Дарина. – Узнай, о чем письмо».
Она увидит и накажет меня.
«Она не знает, что ты умеешь читать. Она подумает, что ты дура, глазеющая на симпатичные значки».
Я сглотнула. Я должна посмотреть. Десять дней в Блэклифе, а мне нечего показать, кроме синяков и рубцов от кнута. Это полный провал. Когда Ополчение потребует отчета, мне нечего будет им сказать. И что тогда станет с Дарином? Снова и снова я бросала взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что Комендант поглощена чтением. Наконец уверившись, я рискнула и быстро посмотрела вниз.
«…на юге слишком опасно. И Комендант не заслуживает доверия. Я советую вам вернуться в Антиум. Если вы пойдете на юг, езжайте с небольшим отрядом…»
Комендант пошевелилась, и я оторвала глаза, испугавшись, что выдала себя. Но она продолжала читать, и я снова рискнула. Но затем она перевернула бумагу.
«…союзники покидают династию Тайа как крысы, бегущие с тонущего корабля. Я узнал, что Комендант планирует…»
Но я так и не узнала, что планирует Комендант, потому что в тот момент подняла глаза. Она смотрела на меня в зеркало.
– Красивые знаки, – пролепетала я сдавленным шепотом, уронив одну из шпилек.
Я наклонилась поднять ее, пытаясь за эти драгоценные секунды справиться с паникой. Меня выпорют за то, что я прочла несколько строк, смысл которых даже не ясен. Почему я позволила себе попасться? Почему я не была более осторожной?
– Я не видела много слов, – добавила я.
– Нет, – глаза женщины сверкнули, и на миг мне показалось, что она насмехается надо мной. – Таким, как ты, и не нужно уметь читать.
Она осмотрела свои волосы.
– Правая сторона ниже. Подними ее.
Я вставила еще одну шпильку в шелковистые волосы. Хоть мне и хотелось рыдать от облегчения, я тщательно следила за выражением своего лица.
– Как долго ты здесь, рабыня?
– Десять дней, сэр.
– Ты завела себе друзей?
Этот вопрос из уст Коменданта звучал настолько нелепо, что я едва не рассмеялась. Друзей? В Блэклифе? Кухонная служанка слишком запугана, чтобы разговаривать со мной, Кухарка обращается ко мне, только чтобы дать приказ. Остальные рабы Блэклифа жили и работали на территории самой Академии. Но и они держались в стороне и молчком – всегда одни, всегда настороже.
– Ты здесь навсегда, девочка, – сказала Комендант, изучая свою прическу. – Может быть, тебе следует получше узнать своих товарищей. Здесь.
Она протянула два запечатанных письма.
– Одно, с красной печатью, отнеси в курьерскую контору, другое, с черной печатью, – Спиро Телуману. И не уходи от него, пока он не ответит.
Кто такой Спиро Телуман и как его найти, я понятия не имела и не осмелилась спросить. Комендант больно наказывала за лишние вопросы.
Я взяла письма и вышла из комнаты во избежание каких-нибудь внезапных приступов ярости. Когда я закрыла за собой дверь, у меня вырвался вздох облегчения. Слава небесам, что эта женщина слишком высокомерна, чтобы предположить, что рабыня умеет читать.
Когда я спустилась в холл и взглянула на первое письмо, то чуть не выронила его. Оно было адресовано Императору Таиусу. О чем бы она могла переписываться с Императором? Об Испытаниях? Я пробежалась пальцем по печати – все еще мягкая, ее можно было незаметно приподнять.
За спиной послышался шорох, и письмо выпало из моих рук. Я огляделась. Все мое существо возопило: Комендант! Но в холле было пусто. Я подняла письмо и сунула его в карман.
Оно казалось живым, как змея или паук, которых я решила держать как домашних животных. Я снова коснулась печати и отдернула руку. Слишком опасно.
Но мне нужно что-то, чтобы отдать Ополчению. Каждый день, покидая Блэклиф по поручениям Коменданта, я боялась, что Кинан внезапно появится, отведет меня в сторону и потребует отчет. Каждый день, когда этого не происходило, становился для меня отсрочкой, но когда-то время выйдет.
Мне пришлось взять плащ, и я направилась в лакейскую, к которой вел коридорчик под открытым небом, сразу за кухней. Моя комната, как и комната кухонной прислуги и Кухарки, больше походила на темную дыру с низким входом и рваной занавеской вместо двери. Пространства здесь ровно столько, чтобы вместилась лишь веревочная кровать и ящик, который служит прикроватным столиком.
Из комнаты я услышала приглушенные голоса Кухарки и кухонной служанки. Последняя, по крайней мере, немного дружелюбнее, чем Кухарка. Она не раз помогала мне справляться с моими обязанностями, и в первый мой день, когда я думала, что потеряла сознание от боли после ударов хлыстом, видела, как она поспешно выбегала из моей комнаты. Когда я вошла к себе, обнаружила целебную мазь и кружку с чаем, снимающим боль. В этом выражалась ее дружба.
Порой я задавала ей и Кухарке разные вопросы, обсуждала погоду, жаловалась на Коменданта. Обе молчали. Не сомневаюсь, что войди я на кухню совершенно голая и закудахтай как курица, все равно не добилась бы от них ни слова. Мне не хотелось снова подходить к ним и натыкаться на стену молчания, но я должна была узнать, кто такой Спиро Телуман и как его найти.
Я вошла на кухню, где нашла их обеих, истекающих потом от жара пылающего очага. Обед уже готовился вовсю. У меня потекли слюнки, я так соскучилась по еде Нэн. У нас никогда не было вдоволь пищи, но какое бы блюдо мы ни ели, оно было приготовлено с любовью, что превращает даже самую простую еду в лакомство. Здесь мы питаемся объедками Коменданта, и даже когда я голодна, они напоминают опилки.
Кухонная служанка взглянула на меня в знак приветствия, а Кухарка сделала вид, что не замечает меня. Пожилая женщина взгромоздилась на шаткий табурет, пытаясь достать связку чеснока. Казалось, она вот-вот упадет, но когда я предложила поддержать ее, она метнула на меня взгляд острый, как кинжал. Опустив руку, я неловко потопталась на месте.
– Вы не могли бы… не могли бы мне сказать, где найти Спиро Телумана?
Молчание.
– Послушайте, – сказала я. – Я знаю, я – новенькая, но Комендант велела мне завести друзей. Я подумала…
Очень медленно Кухарка повернулась ко мне. Лицо ее вмиг посерело, как будто ей стало плохо.
– Друзей? – Это первое слово, которое она мне сказала, не считая приказов.
Старая женщина потрясла головой, положила чеснок на стол и с таким остервенением принялась рубить его, что нетрудно было догадаться, в каком она гневе. Я не поняла, что такого ужасного я сделала, но она явно не собиралась мне объяснять. Я вздохнула и вышла из кухни, думая, что придется спросить у кого-нибудь другого о Спиро Телумане.
– Он – кузнец, – услышала я тихий голос. Кухонная служанка выскользнула следом за мной во двор. Она оглянулась через плечо, беспокоясь, что Кухарка ее услышит. – Ты найдешь его в Оружейном квартале, иди вдоль реки.
Она быстро повернулась, собираясь уйти, и это меня подтолкнуло заговорить с ней. Вот уже десять дней я не общалась с нормальным человеком. Все мои слова сводились лишь к «Да, сэр» и «Нет, сэр».
– Я – Лайя.
Кухонная служанка замерла.
– Лайя, – повторила она и затем обронила. – Я… я Иззи.
Впервые со дня облавы я улыбнулась. Я почти забыла свое имя. Иззи подняла голову, посмотрев в сторону комнаты Коменданта.
– Комендант хочет, чтобы ты завела друзей, чтобы она могла использовать их против тебя, – прошептала она. – Поэтому Кухарка и огорчилась.
Я покачала головой, не понимая.
– Так она нас контролирует, – Иззи показала пальцем на повязку на глазу. – Поэтому Кухарка делает все, что она скажет. Поэтому каждый раб в Блэклифе делает все, что она скажет. Если ты провинишься, она может наказать за это не тебя, а людей, которые тебе дороги.
