355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » С. Шаргородский » Visum et Repertum (Документы первых вампирических расследований c приложением некоторых известий о вруколаках, протовампирах и ревенантах) » Текст книги (страница 4)
Visum et Repertum (Документы первых вампирических расследований c приложением некоторых известий о вруколаках, протовампирах и ревенантах)
  • Текст добавлен: 4 марта 2018, 13:30

Текст книги "Visum et Repertum (Документы первых вампирических расследований c приложением некоторых известий о вруколаках, протовампирах и ревенантах)"


Автор книги: С. Шаргородский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Вампир-самоубийца из Бреслау

Наиболее известный рассказ о несчастном самоубийце из Бреслау в Силезии (современный польский Вроцлав) содержится в сочинении английского философа и поэта Генри Мора (1614–1687) Art Antidote against Atheism, or an Appeal to the Naturall Faculties of the Minde of Man, whether there be not a God («Антидот против Атеизма, или Воззвание к Естественным Способностям Человеческого Разума в вопросе существования Бога», Лондон, 1653). Мор, который принадлежал к школе кембриджских неоплатоников (искавших гармоническое единство религии и разума), заимствовал эту историю из предисловия силезского врача и философа Мартина Вейнриха (1548–1609) к трактату итальянского гуманиста Пико делла Мирандолы Strix Sive De Ludificatione Daemonum («Ведьма или Глумления Демонов», 1523). Предисловие не было напечатано при жизни Вейнриха, однако в 1612 г. его брат Карл опубликовал текст вместе с сочинением Пико (Joh. Francisci Pici Mirandulae Domini Concordiaeque Comitis Strix Sive De Ludificatione Daemonum, Страсбург, 1612). Отсюда рассказ проник в исторические труды, посвященные Силезии, например Schlesisches Historisches Labyrinth («Силезский исторический лабиринт», Лейпциг-Бреслау, 1737) Христиана Штифа (Stieff), а затем и в известный сборник легенд немецкого библиографа и собирателя народных преданий Иоганна Грассе (1814–1885) Sagenbuch des Preu-fischen Staates (1868–1871). Рассказ о сапожнике из Бреслау приводится по второму, дополненному изданию сочинения Мора, кн. III, гл. VIII (1655).

Достопамятная история Сапожника, жителя Бреслау в Силезии, который перерезал себе горло в году 1591

Я уделил так много места нижеследующему Рассказу частью по той причине, что он является весьма недавним, так что любой, кто сомневается в подобных вещах, может убедиться в его истинности, частью же потому, что он стал притчей во языцех; учитывая все обстоятельства, мы едва ли найдем что-либо похожее у Сочинителей. Будет ли он в новинку, мне не ведомо, однако эти Известия, которые приведены Мартином Вейнрихом, силезским Врачом и Философом, и присоединены в качестве Предисловия к Strix или De ludificatione Daemonum сочинения Пико Мирандолы, кажутся сами по себе убедительными.

Историй две и они очень знаменательны, и тем более достойны доверия ввиду того, что случились они во времена Рассказчика, за несколько лет до того, как он их записал, в его собственной Стране; и вдобавок он всеми представимыми способами заверяет их подлинность.

Первая из них такова. Некий Сапожник, живший в одном из главных городов Силезии, утром в Пятницу, 20 сентября года 1591, в дальней части дома, примыкавшей к небольшому Саду, перерезал себе горло Сапожным ножом. Его Семья, желая скрыть непотребство этого события и избежать позора для вдовы, сообщила, что он умер от Апоплексии и, отказывая всем друзьям и соседям в посещениях, тем временем омыла его и так красиво уложила вокруг него покрывала, что все, кто видел его после, как например Священник и другие, были совершенно уверены, что он умер от этой болезни, и потому были устроены достойные похороны с надгробной Проповедью и прочими церемониями, подобающими его положению и репутации. Не прошло и шести недель, как поползли слухи, что он умер не от болезни, но насильственно наложил на себя руки, и Магистрату того места пришлось привести всех, кто видел тело, к краткому допросу. Те на первых порах по возможности хитрили, произнося множество прекрасных Слов в адрес покойного, дабы снять с него любые подозрения в возможности столь гнусного деяния, но когда сильнее воззвали к их совести, они наконец признали, что он умер насильственной смертью, но просили оказать благоволение и милосердие его вдове и детям, которые не были ни в чем повинны; они добавили также, что никто не знал, погиб ли он по причине какой-либо посторонней неприятности или самолично наложил на себя руки в неодолимом припадке ярости или безумия.

Затем Совет принялся решать, как следует поступить. Вдова, прослышав об этом и опасаясь, что будет вынесено суровое решение, которое навлечет позор на нее саму и на ее мужа, и подстрекаемая к тому несколькими кумушками, обратилась с великой жалобой на тех, кто распускал эти россказни о ее муже, и поклялась призвать на них Закон, искренне утверждая, что пустые сплетни и безосновательные обвинения недоброжелательных людей еще не являются причиной, по которой следует выкопать тело ее мужа и поступить с ним так, словно он был Колдуном или Самоубийцей. Эта смелость и настойчивость женщины, хотя и после установления фактов, в известной мере повлияли на Совет и заставили его отложить решение.

Но покуда происходили все эти бурные события, к вящему удивлению Жителей того места, появился Призрак[92]92
  Spectrum. Мор явно колеблется, не зная, к какой категории потусторонних явлений отнести ревенанта, и использует также термины Apparition и Ghost (они переведены, соответственно, как «Видение» и «Привидение»).


[Закрыть]
в точном образе и одеянии покойного, причем являлся он не только по ночам, но и в середине Дня. Спящих он ужасал чудовищными видениями, а тех, кто просыпался, колотил, тянул или давил, ложась на них всей своей тяжестью, словно Эфиальт[93]93
  В древнегреческой мифологии – один из братьев Алоадов, которые обладали гигантским ростом и невероятной силой и намеревались овладеть Олимпом; само слово εφιάλτης означает «кошмарное сновидение», отчего Эфиальт ассоциировался с демоном ночных кошмаров.


[Закрыть]
, так что наутро по всему Городу слышались жалобы по поводу минувшей ночи. Но чем больше злых шуток выкидывал этот Призрак, тем сильнее старались друзья покойного пресечь все рассказы о них или, по крайней мере, преуменьшить воздействие этих слухов, и взывали к Президенту[94]94
  Здесь, видимо – президент мирского суда.


[Закрыть]
, жалуясь на несправедливость такого внимания к пустым россказням и слепым подозрениям, и умоляли его воспрепятствовать Совету в выкапывании тела покойного и в каком-либо постыдном обращении с таковым; также они добавляли, что намерены обратиться в Императорский Суд и говорили, что в Полемике должно возобладать Благоразумие, а не легковесные выводы злонамеренных людей.

Однако, пока дело таким образом все затягивалось, повсюду в Городе происходила такая суматоха и волнения, что трудно описать. Не успевало еще Солнце спрятаться, как непременно появлялся этот Призрак, и потому каждому приходилось озираться и держаться настороже, что крайне донимало тех, кого дневные труды заставляли мечтать о ночном отдыхе. Ибо это ужасное Видение то возникало у их постелей, то бросалось на середину постели, ложилось рядом со спящими, душило их тягостно и так колотило и щипало, что наутро на различных частях их тел видны были не одни лишь синяки, но и явственные отпечатки пальцев. И такова была ярость и назойливость этого Привидения, что когда люди вставали с постели и собирались в гостиных с зажженными Свечами (причем многие держались вместе, чтобы избавиться от страха и тревог), оно появлялось среди них и на иных нападало, несмотря на все эти предосторожности. Вкратце говоря, оно причиняло столько беспокойства, что люди готовы были оставить свои дома и искать другие жилища, и Магистрат так проникся их постоянными жалобами, что было решено, с согласия Президента, выкопать Тело.

Покойник пролежал в земле почти восемь месяцев, то есть с 22 Сентября 1591 до 18 Апреля 1592 года, и был выкопан в присутствии Магистрата того Города; тело оказалось целым, ничуть не разложилось и не имело дурного запаха, помимо могильной плесени. Одежда не расползлась, суставы были гибки и подвижны, как у живых, кожа отличалась дряблостью, но вместо нее начала появляться новая, в отверстой ране на горле не было заметно ни гниения, ни порчи; также был найден Волшебный знак на большом пальце правой ноги, а именно нарост в форме розы; тело держали вне могилы с 18 до 24 Апреля, и на протяжении этого времени многие из того Города и из других мест ежедневно приходили смотреть на него. Несмотря на это, треволнения не прекратились, и с ними решили покончить, захоронив тело под Виселицей, но все было напрасно и явления его продолжались своим чередом, и теперь он не жалел даже собственную Семью, так что в конце концов вдова его обратилась в Магистрат и заявила, что отныне не возражает против того, чтобы приняты были, если это будет сочтено необходимым, более суровые меры против ее мужа.

Вследствие этого седьмого Мая он снова был выкопан, причем было замечено, что со времени последнего захоронения он стал гораздо плотнее на вид. Скажем коротко, что у трупа отсекли Голову, Руки и Ноги, затем разрезали спину и вытащили сердце, которое оказалось таким же свежим и нетронутым, как у только что зарезанного теленка. Все это вместе с телом положили на кипу дров и обратили в Прах, каковой старательно собрали и, положив в мешок (дабы никто не смог воспользоваться им в зловредных Целях), бросили в реку, после чего Призрак более не появлялся.

Случилось еще так, что его Служанка, умершая вслед за ним, через восемь дней после своей смерти явилась другой прислужнице и так грузно на ту навалилась, что у последней сильно опухли глаза. Она так ужасно обошлась с ребенком, спавшим в колыбели, что он претерпел бы немалый урон, если бы не появилась Кормилица, которая перекрестилась и воззвала к имени Иисуса, отчего Призрак исчез. На следующую ночь она явилась в образе Курицы и, когда одна из Служанок приняла ее за таковую и последовала за ней, Курица эта выросла до непредставимой величины и вмиг схватила Служанку за горло, и оно раздулось так, что она долго еще не могла толком ни есть, ни пить.

Свои выходки она продолжала целый месяц; некоторым наносила шлепки с такой силой, что они слышны были стоявшим рядом, из-под других вытягивала постели, и являлась то в одном, то в другом облике, иногда как Женщина, или же как Собака, или Кошка, или Козел. Но после того, как ее тело выкопали и сожгли, Видение более не появлялось.

Эти события произошли в Бреслау, в Силезии, где жил в ту пору Вейнрих, что делает Рассказ более достоверным. Сокрытие имен действующих лиц, полагаю, было проявлением благовоспитанности по отношению к усопшему Горожанину, Вдове этого Горожанина и их Семейству.

Силезский вампир

Иоганн Кунце (Cunthius), силезский городской старейшина, вошел в историю под прозвищем «Силезский вампир». Об этом случае вампиризма со слов силезского врача и философа Мартина Вейнриха (1548–1609) также рассказывает английский философ и поэт Генри Мор (1614–1687) в своей книге An Antidote against Atheism, or an Appeal to the Naturall Faculties of the Minde of Man, whether there be not a God («Антидот против Атеизма, или Воззвание к Естественным Способностям Человеческого Разума в вопросе существования Бога», Лондон, 1653); как и рассказ о сапожнике из Бреслау, эта история вошла в Schlesisches Historisches Labyrinth («Силезский исторический лабиринт», Лейпциг-Бреслау, 1737) Христиана Штифа (Stieff), а затем и в сборник легенд немецкого библиографа и собирателя народных преданий Иоганна Грассе (1814–1885) Sagenbuch des Preufischen Staates (1868–1871). Грассе относит изложенные ниже события к 1592 г. Перевод выполнен по второму, дополненному изданию сочинения Мора, кн. III, гл. IX (1655).

Еще одна весьма достопамятная История об Иоганне Кунце, Жителе Пентша в Силезии

В отношении другой рассказываемой им Истории, он <Вейнрих> является не единственным Повествователем (хотя эти события произошли в его эпоху и, как я понимаю, спустя некоторое время после изложенного выше, на что указывают, судя по всему, некоторые подробности его Рассказа); но он узнал ее от человека, каковой жил в тех краях и вдобавок часто сталкивался с зловредными деяниями этого беспокойного Привидения, причинившего столько бедствий месту своего обитания. Сообщение его довольно велико, и я сокращу его, насколько возможно.

Иоганн Кунце[95]95
  Так в немецких источниках.


[Закрыть]
, Житель Пентша[96]96
  Pentsch – видимо, современная деревня Печ (Pecz) на юго-западе Польши. У Грассе – «Bendschin oder Pentsch» («Бендшин или Пентш»).


[Закрыть]
в Силезии, почти шестидесяти лет от роду и один из Старейшин того Города, человек весьма достойного вида и всю свою жизнь, по мнению горожан, отличавшийся безупречным поведением, будучи послан в дом Мэра (в качестве лица понимающего и искусного в коммерческих делах) для разрешения одного спора между некими Возчиками и Купцом из Паннонии[97]97
  Исторический регион Римской империи, занимавший часть современных Австрии, Венгрии, Сербии, Словении, Хорватии и Боснии.


[Закрыть]
и покончив с этим затруднением, был приглашен Мэром на ужин; но сперва он отправился домой, чтобы заняться кое-какими делами, произнеся на прощание: Будем веселиться, покуда можем, ибо несчастья подстерегают нас всякий день.

У этого Кунце имелись в Конюшне пять крепких Меринов, одного из которых он велел привести; увидев, что подкова его расшаталась, он привязал его к столбу, и затем Хозяин со Слугой попытались поднять коню ногу и осмотреть подкову; но взбешенный конь тотчас швырнул обоих наземь, причем Кунце получил большую долю ударов; стоявший рядом помог им обоим подняться. Не успел Кунце встать на ноги и прийти в себя, как воскликнул: Горе мне, как я горю, я весь в огне! И слова эти он повторял снова и снова. Но когда женщин удалили из комнаты и осмотрели те части тела, на какие он более всего жаловался, не нашли на них следов ударов или ссадин. Говоря вкратце, он сразу же заболел и прискорбным образом повредился в уме, и громко жаловался, будто совершил такие грехи, что не мог надеяться на прощение, и что меньшая доля их превышает все грехи остального мира, однако не допускал к себе Священнослужителей и не признавался никому в своих грехах. Ходили слухи, что якобы однажды он сказал одному из сыновей – но которому из них и когда, никто не знал – что заключил Сделку с Дьяволом и тому подобное. Все видели и достоверно знали, однако, что он сделался так богат, как никто и ожидать не мог, и что за четыре дня до этого несчастного случая, будучи восприемником Ребенка, он сказал, что то его последнее крестное дитя.

В ночь, когда он умер, с ним оставался старший сын. Он испустил Дух примерно в третьем часу ночи, и в это время черная Кошка, открыв створку окна когтями (поскольку она была закрыта), подбежала к его постели и принялась так дико царапать его лицо и перину в изголовье, словно хотела силой стащить его с того места, где он лежал. Но после Кошка вдруг исчезла, и едва она скрылась, как он испустил свой последний вздох. Священнику тамошнего Прихода рассказали вымышленную историю, и с разрешения городского Магистрата он был похоронен с правой стороны Алтаря, за что его друзья щедро заплатили. И тотчас по смерти Кунце поднялась страшная Буря, каковая продолжалась почти до конца его Похорон, и порывы ветра несли снег, так что тела людей дрожали и зубы стучали у них в головах. Но как только его похоронили, все внезапно стихло.

Не пролежал он и день или два, как по городу поползли слухи о Spiritus incubus[98]98
  Дух-инкуб (лат.).


[Закрыть]
или Эфиальте[99]99
  См. выше прим. 2.


[Закрыть]
в образе Кунце, каковой якобы совершил насилие над женщиной. Произошло это еще до того, как он был похоронен. После похорон указанный Призрак разбудил одного человека, спавшего в своей гостиной, говоря: Я с трудом могу удержаться, чтобы не забить тебя до смерти. И голос его был голосом Кунце. Равно и городские стражники заявили, что каждую ночь слышали превеликий шум в доме Кунце, звуки падающих и переворачиваемых вещей, и что поутру иногда видели распахнутые настежь ворота, хотя на ночь их всегда тщательно запирали. Его кони также вели себя беспокойно в Конюшне, и по всему Городу слышен был необычный лай и завывание Собак. Но все эти подозрения были лишь прелюдией к дальнейшим событиям, которые я изложу по возможности кратко.

Служанка одного из Жителей Пентша (в то время, как в Городе столь часто происходили эти Трагедии и треволнения) услышала вместе с другими, лежавшими в своих постелях, шум и топот, будто кто пробирался по дому и наконец стал биться о стены с такой силой, что весь дом затрясся, точно должен был вот-вот упасть, а в окнах замелькали сполохи света. Хозяин дома, которому сообщили об этом, вышел утром за ворота и увидал в снегу отпечатки странных ног, не похожие на следы Лошадей, либо Коров, либо Свиней или любого известного ему Существа.

В другой раз, около одиннадцати Часов ночи, Кунце явился одному из Друзей, каковой был восприемником его Ребенка, заговорил с ним и просил его держаться храбро, ибо пришел он лишь побеседовать с ним об очень важном деле. Я оставил, сказал он, младшего сына Джеймса, которому приходишься ты Крестным. У моего старшего сына Стивенса[100]100
  Имена англизированы, в немецких текстах, соответственно – Якоб и Стефан.


[Закрыть]
, Жителя Егердорфа[101]101
  Очевидно, испорченное Jägerndorf – силезский город, ныне Крнов на севере Чехии.


[Закрыть]
, имеется ларец, куда положил я четыреста пятнадцать Флоринов; это говорю я тебе для того, чтобы твоего Крестника не лишили этих денег, ты же должен присматривать за ними, а если будешь пренебрегать этой своей обязанностью, горе тебе. С этими словами Призрак скрылся и направился в верхние комнаты дома, где передвигался с таким грохотом, что дом весь дрожал и крыша проседала от его тяжелых шагов. О том Друг Кунце день или два спустя рассказал Священнику того Прихода и клялся, что говорит совершенную правду.

Но этот Кунце совершал и другие печально знаменитые подвиги. Так, он нередко требовал, чтобы Служанка, которая лежала со своей Хозяйкой, то есть с его вдовой, уступила ему место, ибо таково его право[102]102
  В версии Грассе, вдова клала с собой спать служанку, поскольку боялась мертвеца, который пытался принудить ее к исполнению супружеских обязанностей.


[Закрыть]
, а если она противилась, пытался свернуть ей шею.

Он топотал, как своенравный конь, во Дворе своего дома. Не раз видели, как он мчался, причем не только по улицам, но и в долинах среди полей, или в Горах, и бежал так быстро, что высекал ногами из земли огненные искры[103]103
  Согласно Грассе, Кунце видели «верхом на трехногом скакуне масти его любимого коня».


[Закрыть]
.

Он оставил следы побоев на теле Ребенка одного Кузнеца и сделал его кости такими мягкими, что тело стало податливым, точно перчатка.

Он ужасно колотил целую ночь Еврея, который купил его Постоялый Двор в Городе, и подбрасывал его вверх и вниз в комнате, где тот ночевал.

Он навел страх на Возчика, своего старого знакомца, когда последний работал в конюшне, изрыгнул огонь, дабы запугать его, и так жестоко укусил его за ногу, что оставил хромым.

Дальнейшие события, как я намекал выше, связаны с самим Рассказчиком, который был Священником того Прихода; однажды эта Фурия так сдавливала и душила его во сне, что он проснулся совсем обессиленным и слабым, но не мог уяснить причину этого. И пока он лежал, размышляя, в чем же дело, вновь возвратился Призрак, сжал его так, что он и пальцем не мог пошевелить, и принялся катать его по кровати взад и вперед, что продолжалось довольно долго. То же случилось в другой раз с его Женой, каковую Кунце, проникнув сквозь створы окна в обличии маленького Карлика, так крутил и тянул, что вырвал бы ей горло, если бы две ее Дочери не пришли ей на помощь.

Он соединил вместе губы одного из сыновей этого Теолога, так что их с трудом удалось разжать.

Это буйное Привидение настолько досаждало всем в Доме, что Слуги старались ночевать вместе в одной комнате, лежа на соломе и ожидая появления зловредного Чудовища. Но как-то Служанка, превосходившая других храбростью, захотела ночью лечь в свою постель и отделилась от других. И вот Кунце, найдя ее в одиночестве, нападает на нее, сбрасывает покрывало и собирается унести ее; но она, еле сумев от него отбиться, прибежала к остальному Семейству и здесь осветила его горящей свечой, вслед за чем он сразу же исчез.

В другой раз он заявился в Покои самого Хозяина, производя шум подобно свинье, что жует зерно, весьма громко причмокивая и хрюкая. С ним заговорили, но не сумели прогнать; но стоило им зажечь Свечу, как он исчез.

Однажды Вечером, когда этот Теолог сидел с женой и детьми, упражняясь по своему обыкновению в Музыке, они внезапно ощутили ужасающую вонь, какова мало-помалу распространилась по всем углам комнаты. Тогда он произнес молитву, предавая себя и свою семью в руки Господа. Тем не менее, запах усилился и стал таким тлетворным, что ему пришлось подняться в свои покои. Но не пролежали они с женой в постели и четверти часа, как почувствовали в спальне такое же зловоние; и пока они жаловались на него друг другу, из стены выступил Призрак, подобрался к кровати и дохнул на него чрезвычайно холодным и таким невыносимо смрадным и болезнетворным дыханием, что даже вообразить и описать невозможно. В итоге Теолог, эта добрая душа, сильно захворал и должен был оставаться в постели; его лицо, живот и внутренности раздулись, словно он был отравлен, дыхание же было затруднено; к этому прибавилось гнойное воспаление глаз, по причине которого он долго еще плохо видел.

Но оставим бедного Священнослужителя и вернемся к тому, что мы опустили, а такового больше, чем до сих пор рассказанного. Как например, Мерин Кунце дрожал и покрывался пеной, а тот досаждал ему день и ночь. Свечи гасли, когда близилось Привидение Кунце; он пил молоко из молочников, бросал в него помет или превращал молоко в кровь; он выдергивал из земли сваи, глубоко вкопанные и такие тяжелые, что и два дюжих Носильщика с ними бы не справились; с несколькими встречными обсуждал дела Возчиков; хватал детские Колыбельки или вытаскивал из них Детей. Он нередко пытался совершить насилие над женщинами; испортил воду в Купели и испещрил Покров на Алтаре грязными кровавыми пятнами с той стороны, что выходила на его могилу; он ловил на улицах Собак и вышибал им мозги, колотя их о землю; досуха высасывал Коров и заплетал им хвосты, подобно хвосту Коня; пожирал Птиц, а Коз связанными бросал в Кормушки; привязал Коня к пустой Кадке в Конюшне, так что тот грохотал ею, а заднюю ногу другого привязал к его же недоуздку; выглядывал из окна невысокой Башни и затем внезапно превратился в длинный посох; бранил одну Матрону за то, что заставила свою служанку мыть посуду в Четверг[104]104
  Как поясняет Грассе, согласно местному обычаю, перед Рождеством, а также по понедельникам, четвергам и воскресеньям у жителей было не принято делать работу по дому и мыть посуду.


[Закрыть]
, во время чего притронулся к ней рукой, которая, как она сказала, была холоднее льда; забросал камнями одну из женщин, омывавших по смерти его тело, притом с такой силой, что отпечатки Глыб, которые он бросал, были видны на стене; другую попытался снасильничать, и когда та просительно сказала: Но Кунце, ты же видишь, какая я старая, морщинистая и уродливая, и насколько не гожусь я для таких затей, внезапно в голос рассмеялся и исчез.

Но мы не должны на этом останавливаться; добавим лишь несколько слов об одном довольно примечательном обстоятельстве. Его надгробный камень накренился набок, и видны были несколько отверстий в земле, размером с мышиную нору, которые доходили до самого его Гроба[105]105
  «По общему заблуждению, – пишет Грассе, – на камнях у могил знахарей или колдунов появляются дыры, напоминающие ходы, проделанные мышами».


[Закрыть]
; и когда их ввечеру забрасывали землей и сверху заравнивали, они на следующее утро оказывались открытыми.

Подробный рассказ обо всем этом и изложение Истории со всеми Деталями были бы слишком утомительны. Закончим на том, что частные набеги сей беспокойной Фурии причиняли немалые бедствия, и горожан либо жалели, либо презирали; никто не желал останавливаться в их Городе, торговля пришла в упадок, и Жители обнищали по причине постоянных бед и треволнений, что учиняло буйное Привидение.

И пусть Атеист, возможно, станет насмехаться над ними как над людьми, обманутыми собственной Меланхолией и игрой воображения либо, не исключено, проделками злых соседей, он поймет, если даст себе труд поразмыслить над рассказанным здраво, что многое нельзя объяснить такого рода Предположениями; то же, что я сейчас поведаю, сделает их и вовсе негодными.

Итак, коротко говоря, не находя покоя и не придумав лучшего средства, горожане выкопали тело Кунце и несколько других, которые были похоронены как до, так и после него. Но похороненные после и до него настолько разложились и сгнили, Черепа их так провалились и Сочленения так разошлись, что их едва можно было узнать, ибо они превратились в своего рода груды земли и грязи; но с Кунце дело обстояло иначе: его Кожа была гладкой и цветущей, Суставы не застыли, но оставались гибкими и подвижными, и когда ему в руку вложили палку, он быстро охватил ее пальцами; Глаза его также сами собой то открывались, то закрывались; на Ноге у него вскрыли вену, и потекла кровь, такая же свежая, как у живых; его Нос оставался целым и округлым, а не заострившимся, как бывает у смертельно больных или умерших, тогда как тело Купце пролежало в могиле с 8 Февраля по 20 Июля, то есть почти полгода.

Нетрудно было понять, кто повинен во всех бедах. Однако ничто не совершалось поспешно – были собраны Судьи, оглашен Приговор в отношении трупа Кунце, каковой (будучи воодушевлены похожим случаем, произошедшим за несколько лет до того в той же провинции Силезии; как я полагаю, имеется в виду Бреслау, где было сожжено тело Сапожника) решили они предать огню.

Для этого Каменщикам потребовалось проделать отверстие в стене у Алтаря, чтобы вытащить тело, которое стали было волочить на веревке, и оно оказалось таким тяжелым, что веревка порвалась, а тело едва удалось пошевелить. Но когда его вытащили и положили снаружи на Повозку, то Конь, каковой некогда лягнул Кунце (весьма крепкая Лошадка) и должен был везти ее, принялся раскачиваться взад и вперед, и то и дело готов был упасть, и весь запыхался, пытаясь сдвинуть столь невыносимую ношу; и несмотря на это, вскоре после того способен был бежать, в то время как в той же Повозке сидели двое мужчин, таким незначительным казался их вес в сравнении с его силой.

Тело, положенное на огонь, так же не желало гореть, как ранее быть сдвинутым с места, и потому Палачу пришлось извлечь его, воспользовавшись крючьями, и разрезать на куски, дабы сжечь. И когда он разрезал тело, кровь, весьма чистая и насыщенная на вид, брызнула ему в лицо; но наконец, не без помощи двухсот шестнадцати больших поленьев, все было обращено в пепел. Его старательно собрали, как и в предшествующей Истории, и бросили в Реку, после чего Призрак более не появлялся.

Должен признаться, что я никак не могу догадаться и даже представить себе, какую увертку или объяснение может измыслить Атеист, столкнувшись со столь ясными и убедительными Доводами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю