Текст книги "Акция возмездия"

Автор книги: С Свонн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Сегодня ночью было тихо.

Тихо настолько, что капитан Кэти Шейн могла позволить себе поразмышлять о конце своей карьеры.

Восемьсот тридцать семь пленников сгрудились внизу, окруженные импровизированным электрифицированным барьером.

Восемьсот тридцать семь.

Эта цифра жгла ей мозг. Вчера узников было восемьсот сорок три. Двое подверглись показательному расстрелу, еще двое скончались от ран, полученных во .время атаки, один убит при попытке к бегству, один, вернее одна, покончила жизнь самоубийством.

Самоубийца была беременна.

Восемьсот тридцать семь.

Четыреста десять мужчин; Триста восемьдесят женщин.

Тридцать семь детей.

Шейн стояла на платформе, построенной инженерами на верхушке выведенной из строя батареи ПВО номер семнадцать. Кропоткин давно уже скрылся за горизонтом, а небольшой круг Гийома проплывал на фоне ущербного диска Швицгубеля. В рассеянном свете обеих бакунинских лун все окружающие капитана Шейн предметы отбрасывали двойные тени.

Кэти различала в полумраке фигуры отдельных пленников. Среди них было лишь несколько военных, остальные – конторские служащие, секретари, инженеры, ученые, рабочие. И их семьи.

Большинство вооруженных защитников "ГАА" погибли во время атаки, а оставшиеся в живых осуществили эвакуацию приблизительно шестиста человек из числа персонала корпорации. Полковник послал им вдогонку летучие отряды морских пехотинцев.

Стояла пятая со времени начала операции "Распутин" бакунинская ночь.

Пять ночей прошло с того момента, как полковник Клаус Дахам приказал ликвидировать всех плененных сотрудников "ГАА".

Шейн задерживала приведение приговора в исполнение так долго, как позволяли ей ее звание и должность. Узников надлежало казнить завтрашним утром.

Что особенно испугало Шейн – вплоть до последних событий она считала себя неспособной пугаться чего бы то ни было – так это готовность ее людей воспринять предстоящую бойню как должное.

Мужчины и женщины, с которыми она прошла огонь, воду и медные трубы, вдруг стали чужаками, профессионально рассуждающими о предстоящем массовом убийстве восьми сотен мирных жителей, будто эти ни в чем не повинные люди являлись до зубов вооруженным вражеским отрядом.

Во время обеда младший лейтенант Мэрфи – человек, которого она знала еще по Школе Морской Пехоты на Окцисисе, человек которого она давно считала хорошим своим другом – хладнокровно развязал дискуссию о том, какой из способов дезинтеграции живых существ является наилучшим. Шейн, извинившись, встала из-за стола и пошла в туалет, где ее вытошнило.

Сейчас, стоя на платформе, Шейн видела, что кто-то воспринял циничные разглагольствования Мэрфи вполне серьезно – на краю платформы установили широкоапертурную плазменную пушку. Один залп из нее... и от толпы узников останется лишь смутная тень, отпечатавшаяся на каменистой почве.

Шейн закрыла глаза и представила себе полсекунды, которые потребуются пушке для выхода в режим максимальной мощности. Полсекунды, в течение которой восемьсот тридцать семь человек будут чувствовать, как плоть их тает и оплывает с костей. Полсекунды, по истечении которой они, ярко вспыхнув, отправятся в Вечность.

А на гашетку должна будет нажать она, Кэти Шейн.

Капитан Кэти Шейн заплакала. Заплакала впервые за все время службы в Корпусе Морской Пехоты Окцисиса.

Именно ей предстояло исполнить невообразимый по своей жестокости приказ. Никому из своих людей не могла она позволить взвалить на себя ответственность за столь чудовищный поступок.

Но теперь она понимала, что у нее не поднимется рука.

Она дрогнет, а Мэрфи, прагматичный Мэрфи, оттолкнет ее от прицела и сам произведет выстрел.

Она будто наяву видела, как он делает это... делает и при этом абсолютно ничего не чувствует.

А ведь Мэрфи ей нравился.

Будь проклят полковник Дахам. Будь он проклят на веки вечные. Дахам внушал ей ужас. Шейн, казалось, единственная из всех осознавала, что операцией руководит психопат.

Шейн подошла к перилам на краю платформы и увидела капрала Коннера, который нес вахту в "Гнезде", расположенном метрах в пятидесяти от западной стороны электрифицированного ограждения.

Коннер, облаченный в боевой скафандр, держал свое оружие так, словно надеялся, что кто-то попытается совершить побег.

К Коннеру Шейн тоже неплохо относилась.

Но теперь "ее люди" более не были ее людьми, и она сомневалась в том, что они когда-либо снова могут стать таковыми.

Шейн обернулась; взгляд се, скользнув по скоплению тел – пока еще живых – остановился на капрале Хогланд, уютно устроившейся в восточном "гнездышке". Хогланд, также в полной боевой выкладке, выглядела менее напряженной, нежели Коннер.

Шейн задала себе вопрос, что случится, если пленники вдруг отважатся на отчаянный шаг. Конечно, почти все они – штатские, но ведь их там восемьсот человек. А стражи – всего трое морпехов, включая ее, Шейн. Все остальные рассредоточены по внешнему периметру.

"Ну же, давайте, – мысленно обратилась Шейн к пленным, как бы подталкивая их к действиям. – Вы же не глупые люди, среди вас есть и ученые, и предприниматели. Неужели до вас не доходит, что если вы ринетесь на заграждение все сразу, одновременно, то мы не сможем остановить вас? Безусловно, кто-то из вас погибнет, но терять-то вам нечего..."

– Как и мне, – произнесла она вслух, мрачно усмехнувшись.

– Не понял вас, капитан, – раздался в наушниках взволнованный голос Коннера. – Что-то не так?

Шейн надела шлем и включила прибор ночного видения. В конце концов, ей действительно нечего терять. Даже исполни она приказ, ее – как и всех других офицеров, вовлеченных в эту бойню – отдадут по прошествии некоторого времени на растерзание военному трибуналу, тогда как полковник Дахам укроется под крылышком всесильного ЗИКа.

Шейн решила, что выбирает приговор военнополевого суда за неповиновение приказу или за мятеж.

– Капитан Коннер, мне кажется, я заметила какое-то движение по ту сторону периметра. Западный фланг, ваша зона.

Коннер отреагировал так, как она и ожидала – резко развернулся на сто восемьдесят градусов, чтобы прикрыть свой тыл. Теперь он стоял спиной к Щейн.

– Ничего подозрительного не вижу, капитан.

– Прикрой свой фланг, Коннер. Ты тоже, Хогланд.

Хогланд вскинула вверх большие пальцы обеих рук – поняла, мол – и отвернулась от Шейн.

Проблема теперь заключалась только в радиусе действия станнера. Шейн начала спускаться с платформы. Сначала следовало нейтрализовать Коннера; он с его нервозностью мог открыть огонь преждевременно.

Шейн ступила на землю, почерневшую и потрескавшуюся от ракетного удара по башне периметра.

– Капитан, я ничего не заметила, – радировала Хогланд.

– Держи под контролем свою зону. Я видела движение западнее позиции Коннера. Сейчас вызову десантный катер для подмоги.

Коннер слышал ее. Нынешняя миссия была его первой боевой операцией. Шейн по своему опыту знала, что сейчас он в испуге шарахается от каждой тени. Нужно было обезвредить его, прежде чем он начнет стрельбу.

"Что ты делаешь, Шейн?" – спросила она себя.

Шейн поставила на карту всю свою карьеру, всю жизнь.

Она чувствовала, как гулко пульсирует кровь в висках; во рту появился медный привкус. Мозг се начал с необыкновенной отчетливостью регистрировать то, на что она и внимания не обратила бы всего несколько минут назад: мягкий хруст обожженной почвы под ногами; звук собственного дыхания, эхом отдающийся в шлеме; ритмичное, как ей показалось, движение узников за ограждением, слева от нее; то, как портупея легкого боевого скафандра врезается в промежность и плечи – врезается с каждым шагом все сильнее и сильнее.

Шейн запросила у встроенного в шлем компьютера тактическую базу данных, и через мгновение позиции, занимаемые Хогланд и Коннером, спроецировались на внутренней поверхности забрала. Системы жизнеобеспечения скафандра Хогланд были выведены на половину мощности, а скафандр Коннера функционировал на полную катушку. Не намеревайся Шейн атаковать капрала, она отчитала бы его за бесполезный расход энергии. Если бы они находились сейчас, к примеру, на Паралии, паралианский левиафан мог бы подкрасться к капралу, и тот ничего бы не заметил из-за работающего ресайклера – устройства, перерабатывающего выделения человеческого организма.

Шейн достигла угла ограждения и, остановившись, приказала компьютеру рассматривать Коннера и Хогланд в качестве мишеней. Компьютер воспринял информацию без комментариев... и вдруг в наушниках раздался довольно громкий писк сигналов опасности, передаваемых с расстояний 28,5 метра и 105,3 метра. На забрале, перед глазами Шейн, появился красный контур фигуры Коннера, и компьютер начал моделировать полное изображение капрала, который находился за покатым грязным выступом "гнезда".

– Капитан, куда вы запропастились, черт побери?

– Проклятье, – Хогланд что-то заподозрила. Вероятно заметила отсутствие Шейн на платформе. И что теперь?

– Я исследую периметр. Отключите ваши рации, мне нужна радиотишина, без крайней необходимости не выходите в эфир. Действуем в режиме опасности. Осуществляйте непрерывный визуальный контроль ваших зон.

Шейн улыбнулась. Она выиграла немного времени. Ни Коннер, ни Хогланд не станут оспаривать приказы в ситуации, приближенной к боевой.

Выключив свои приемопередатчики, оба выпали из тактической базы данных, однако компьютер оставил на забрале Шейн последнюю полученную им извне информацию.

Согласно этой информации, персональное защитное поле Коннера было выведено на полную мощ.ность: Это поставило бы перед Шейн некоторые проблемы, задумай она обезвредить капрала с помощью энергетического оружия. К счастью, всех морпехов, участвующих в операции "Распутин", обеспечили дополнительным армейским оборудованием.

Шейн, в частности, имела высокоэнергетичный персональный станнер, который всасывал энергию подобно плазменному ружью и, вместе с тем, взаимодействовал с защитными силовыми экранами таким образом, что те мгновенно превращались в парализующие поля.

Единственным недостатком его являлся ограниченный радиус действия всего пять метров.

Приблизившись к Коннеру на десятиметровое расстояние, Шейн включила генератор помех, чтобы капрал не смог связаться с кем-нибудь по рации. Конечно, Хогланд могла заметить, что в эфире появились искажения, но это был меньший риск, чем если бы Коннер сообщил о происходящем всему личному составу "Кровавого Потока".

Вот уже до Коннера осталось семь метров... и тут парень запаниковал. Шейн поняла, что он, нарушив ее приказ, включил рацию и обнаружил помехи, которые повлияли также на работу дисплея ночного видения и радара.

"Не суетись, Коннер. Не открывай огонь, пока цель не попадет в поле зрения. Если не будешь паниковать, мы оба останемся в живых".

Шесть метров. У Шейн остался последний шанс передумать и вернуться.

Пять метров... и Коннер обернулся. Шейн увидела расширившиеся от страха глаза. Он истекал потом, несмотря на усиленную вентиляцию скафандра.

Капрал вскинул оружие, и Шейн подумала, что он выстрелит первым. Слишком уж он был взбудоражен.

Но этого нс произошло. Коннср узнал се и вздохнул с явным облегчением.

Шсйн выпустила в него разряд станнсра.

Голубая пульсирующая лента статического электричества метнулась к скафандру Коннера, и капрал упал ничком. Шейн вырубила глушитель. Хогланд так и не включила свой приемопередатчик и не могла знать, что случилось с Коннером.

А Коннср лежал, завалившись лицом на край "гнезда". Шсйн поставила ногу на его плечо и столкнула обмякшее тело капрала внутрь. Обернувшись, она увидела, что в десятке метров от нее несколько узников наблюдают за происходящим из-за барьера.

Шсйн поднесла указательный палец к забралу, надеясь, что у них достанет разума не поднимать шум.

"Ну вот и все, – подумала она. – Сожгла за собою все мосты. Обратной дороги нет".

Теперь предстояло разобраться с Хогланд. Шейн направилась к восточному "гнезду"; осужденные на смерть пленники почти вес проснулись и, цодходя к ограждению, молчаливо провожали ее взглядами.

Шсйн молила Бога, чтобы это нс привлекло внимания Хогланд. Обернись она раньше времени, задача Шсйн значительно осложнилась бы.

А пока Хогланд – настоящий профессионал – исполняла приказ капитана Шсйн, контролируя вверенную ей зону. Насчет тыла она не беспокоилась, рассчитывая, что Шсйн и Коннср прикроют ее.

До позиции Хогланд оставалось еще метров пятьдесят, и тут вдруг радар скафандра подал звуковой сигнал.

Шсйн едва нс выругалась вслух, когда компьютер идентифицировал объект. Мэрфи. Он только что включил приемопередатчик, который и был запеленгован радаром на расстоянии ста двадцати семи метров к юго-востоку от Шсйн. Мэрфи медленно приближался. Проклятье, что он делает здесь в такое время? Ведь сейчас не его вахта.

До Хогланд оставалось еще тридцать метров, а у Шейн не осталось иного выбора как перейти с быстрого шага на бег, включая на ходу глушитель. Через пятнадцать метров она обнаружила, что Хогланд пытается определить источник помех, сбивающий с толку электронику скафандра. В любую секунду она могла оглянуться и увидеть Шсйн, несущуюся к ней на всех парах.

Шсйн посмотрела направо и заметила Мэрфи. Тот неторопливо шел вдоль ограждения...

Шсйн сделала отчаянный рывок, преодолевая последние метры до "гнезда" Хогланд.

Хогланд обернулась и направила на Шейн широкоапертурное плазменное ружье "Мак МилланШмитт". Не раздумывая, Шсйн всем своим видом изобразила крайний ужас и бросилась ничком на землю, надеясь, что Хогланд поддастся на эту уловку. У капрала была доля секунды для принятия решения.

Капрал Хогланд укрылась в "гнезде".

Шейн быстро подползла к его краю и нырнула внутрь, одновременно нажимая на гашетку станнера.

Теперь, даже придя в себя, Хогланд не смогла бы с уверенностью сказать, каким оружием ее поразили.

Шейн свалилась на облаченное в бронированный скафандр и лишившееся сознания тело, и отключила генератор помех. Компьютер сообщил, .что к ней приближается Мэрфи, Однако Шейн не засекла радиотрансляции с его стороны. "Наверно, он ничего не успел заметить. А если и успел, то, видимо, ничего не понял".

Но Мэрфи был профессионал, не в меньшей степени, чем та же Хогланд, да и сама Шейн. Он мог выйти просто на прогулку, но, оказавшись поблизости от пленников, неминуемо обнаружил бы в эфире абсолютную радиотшпину в зоне "концентрационного лагеря". И немедленно сообщил бы на базу о нарушении инструкции.

Он уже находился на расстоянии семидесяти метров от Шейн. Пленники, слава Богу, вели себя спокойно.

Шейн снова включила приемопередатчик и вылезла из "гнезда". Сделав несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы успокоиться, она двинулась навстречу Мэрфи. Весь комплекс "ГАА" внезапно стал для нее вражеской территорией. Она направилась в сторону "Кровавого Потока", и напичканный оружием военно-транспортный корабль не внушал более успокоения. Он превратился в зловещего монстра, от которого исходила страшная угроза.

Между ними оставалось еще более пятидесяти метров, когда в наушниках Шейн раздался удивленный голос лейтенанта.

– Капитан, что вы здесь делаете?

– Не могла уснуть, – радировала Шейн в ответ. – Решила подменить Кларка.

Это, по крайней мере, было правдой.

Шейн услыхала, как Мэрфи хмыкнул. Младший лейтенант Эрик Мэрфи терпеть не мог какого бы то ни было отклонения от предписанных уставом правил. Правда, он редко высказывал свое недовольство, когда старший по званию офицер решал по ходу дела внести какие-то коррективы в разработанный командованием план, но, похоже, на этот раз был именно один из таких редких случаев.

– Прошу прощения, капитан, но даже если вы и подменили Кларка, вам еледует. находиться там, где он нес вахту – на платформе. Думаю, вы слышали мое мнение относительно того, что наряд по охране заключенных и без того явно недоукомплектован.

Трое часовых на восемь сотен человек... маловато, мягко говоря.

Шейн сама прекрасно это понимала. Она продолжала сокращать расстояние, отделявшее ее от Мэрфи. Двадцать метров.

– У нас нехватка людей. Многие отправлены со спецзаданием в Годвин...

– И тем не менее, капитан, со всем моим к вам уважением, должен заметить, что у нас не возникло бы такой проблемы, исполняй вы приказы полковника более своевременно. – Мэрфи фактически оборвал ее на полуслове. Подобного он никогда прежде себе не позволял. Неужели действительно что-то заподозрил?

Пятнадцать метров.

– Что до меня, так я вообще не вижу никакой проблемы.

– Капитан... – Теперь Шейн уже могла различить черты лица Мэрфи и уловила нарастающий гнев в его голосе. Он нутром чуял: что-то здесь не так.

– ... мне кажется, у вас возникли проблемы с этой миссией с момента посадки на планету.

"Несколько раньше. С момента прикомандирования к "Кровавому Потоку".

Расстояние между ними сократилось до десяти метров. Справа от них находился обгоревший фундамент разрушенного здания Службы Безопасности "ГАА". В воздухе все еще витал слабый запах дыма, проникающий через фильтрационные системы скафандров.

Мэрфи остановился.

– Не забывайтесь, Мэрфи. Я обязана отчитываться только перед полковником, но уж никак не перед младшим по званию и по должности обииером. Мои проблемы и мои действия – это не плша забота, лейтенант.

Семь метров. Мэрфи выхватил из кобуры лазер и направил его на Шейн.

– Вся эта операция – моя забота, капитан, и меня беспокоит, когда старший по званию офицер ведет себя сумасбродно.

"О Господи, – подумала Шейн, замедляя шаг. – Этого парня врасплох не возьмешь. Транслирует ли он их разговор на корабль? Почему он оказался здесь?"

– Намерены меня пристрелить, Мэрфи?

Лейтенант попятился.

– Думаю, вы намерены спровоцировать мятеж или нечто в этом роде.

– Вы собираетесь убить старшего по званию офицера, вашего непосредственного командира из-за своей собственной паранойи?

Очевидно, такой оборот дела не входил в планы Мэрфи.

– Я слышал ваш радиоразговор с Коннером и Хогланд... зачем вы сказали им, что заметили что-то подозрительное? Ведь ничего же не было, не так ли?

Шейн продвинулась к нему на пару шагов, надеясь, что теперь голос ее зазвучит со вновь обретенной уверенностью.

– Ты болван, Мэрфи, тебе же прекрасно известно, насколько еще зелен Коннер. Должен же он каким-то образом набираться опыта. Вот я и подкинула ему тактическую задачку. Пусть учится. Тяжело в ученье – легко в бою, как говаривал один древний полководец.

Шесть метров.

– Вам следовало согласовать это... – начал Мэрфи неуверенно.

Все, он дрогнул. Теперь нужно его добить.

– Что-то не припомню, чтобы устав предписывал командиру согласовывать мероприятия по боевой подготовке личного состава с подчиненными. Спрашиваю вас еще раз, лейтенант Мэрфи, вы намерены выстрелить в меня?

Гнев Мэрфи уступил место страху. Если Шейн говорит правду, то его, а не ее, ждет трибунал. Он опустил оружие. Шейн улыбнулась и покачала головой.

– Счастье твое, что ты не выстрелил, Мэрфи. Возвращайся в казарму и считай себя под домашним арестом.

Мэрфи молчаливо отдал честь и, повернувшись на каблуках, направился к кораблю. Шейн последовала за ним, сохраняя дистанцию в пять метров -позади.

– Один вопрос, лейтенант. Ты с кем-нибудь советовался или решился на это по своей собственной инициативе?

Мэрфи вздохнул.

– Моя собственная инициатива. Никто даже не знает, что я здесь.

Шейн включила генератор помех и влепила в спину лейтенанта заряд станнера. Мэрфи камнем рухнул на землю.

Шейн постояла некоторое время над бесчувственным телом, напряженно вслушиваясь в эфир – не слышно ли сигналов тревоги? Нет, не слышно. Никто, кроме пленников, не видел произошедшего. Мэрфи не солгал. Никто не знал, что он здесь.

Шейн оттащила лейтенанта в развалины здания Службы Безопасности и засыпала его мусором.

Затем, бросив последний взгляд на "Кровавый Поток", она повернулась лицом к пленникам. В ее распоряжении был час, в лучшем случае полтора.

Она искренне надеялась, что кто-нибудь из оравы заключенных знает, куда же, черт побери, все они могут рвануть, оказавшись на свободе.

И она вместе с ними.

Глава 14

Не прошло и полутора месяцев со дня.совещания на Марсе, как началось очередное дипломатическое "вторжение" на Землю.

Дмитрий Олманов принимал участие в каждом Земном Конгрессе со времен первого подписания Хартии. Нынешний Конгресс был одиннадцатым по счету.

До созыва Конгресса оставалось еще более двух месяцев стандартного времени, но предшествующие ему политические игры были уже в полном разгаре.

Конгресс осуществлял три функции: пересмотр политических границ Конфедерации, прием в ее состав новых членов и, самое важное, модифицирование Конфедеративной Хартии, документа, благодаря которому и функционировал весь механизм Конфедерации.

Важнейшим фактором политического влияния являлось количество мест, которыми обладал в Конгрессе тот или иной блок. Число так называемых "основных" мест равнялось сорока пяти из семидесяти пяти мест – или из восьмидесяти трех, если считать членов, принятых в Конфедерацию на прошлом Конгрессе и проходящих испытательный срок.

Альянс Сириуса и Центавра имел двадцать два этих основных места. Они обладали большинством мест со времени основания Конфедерации. Это означало, что на протяжении века две самые богатые и – как любили подчеркивать три другие ветви Конфедерации – наиболее европеизированные ветви доминировали в Конгрессе.

Но ничто не вечно во Вселенной.

На Одиннадцатом Конгрессе могло произойти перераспределение политического влияния.

Принимаемые в состав Конфедерации планеты обычно проходили несколько стадий в Конгрессе – испытательный срок, членство без права голосования, членство с правом голосования и, наконец, получение основных мест.

Здравый смысл подсказывал Олманову, что на предстоящем Конгрессе шесть новых планет получат основные места: две – из Союза Альфы Центавра, одна из Сообщества Сириуса, три – из остальных ветвей Конфедерации. Возобладай здравый смысл и в Конгрессе, тогда Цинос и Окцисис сохранят за собой большинство, самое незначительное большинствр, какое они когда-либо имели, но все же большинство.

Проблема заключалась в том, что действия некоторых политиканов зачастую противоречат здравому смыслу.

Сопровождаемый Амброузом Дмитрий шел по кварталу дипломатических представительств. Он впервые за все время после прибытия с Марса покинул Башню Конфедерации – колоссальное, почти километровой высоты, здание, оставшееся позади. Оно пронзало голубое небо Австралии своим острым шпилем, который казался Дмитрию претенциозным памятником самонадеянной гордости. Его, Дмитрия, гордости.

– Еще един грех, – задумчиво пробормотал Дмитрий.

– Сэр? – подал голос Амброуз.

Дмитрий покачал головой.

– Гордыня. Интересно, гордились ли долбрианцы своим Лицом так же, как мы гордились нашим правительством?

– Я не знаю, сэр.

– Конечно же, не знаешь. И никто не знает. В этом-то вся прелесть. Через миллион-другой лет от всего этого, – он обвел тростью вокруг, – может остаться лишь пыль. Впрочем, какой там миллион. Раньше гораздо. А мы с тобой суетимся, мечем бисер перед свиньями.

Дмитрий заметил на лице Амброуза недоуменножалобное выражение, которое обычно означало, что остатки человеческого мозга телохранителя потеряли нить разговора. Амброуз понимал все буквально, и после последних слов Дмитрия представил себе, вероятно, как грязным свиньям кидают драгоценные камешки.

Дмитрий вздохнул.

Здания дипломатических представительств в беспорядке скучились у подножья ' Башни Конфедерации, будто коленопреклоненные верующие у ног пророка.

Олманов окинул взглядом территорию, прилегающую к Башне. Не было видно ни единой души вокруг, но уж кто-кто, а Дмитрий знал, что невидимые мониторы следят за каждым его шагом и жестом. Каждый фонтан, каждый кустик и цветок, каждый камешек контролировался Службой Безопасности.

Окружающее Дмитрия спокойствие и умиротворение были такими же естественными, как и псевдочеловеческая сущность Амброуза.

Дмитрий раздраженно фыркнул. Ему до скрежета зубовного осточертела вся эта шпиономания, ощущавшаяся здесь, на Земле, еще сильнее, нежели на Марсе.

Миновав огромную клумбу, Дмитрий и Амброуз вошли в непритязательное на вид здание, которое можно было принять за склад или домик садовника.

А между тем, в здании этом находились офисы второго по могуществу после самого Дмитрия – человека Конфедерации.

Дмитрий пришел сюда для встречи с Пирсом Адамсом, представителем Архерона в Земном Конгрессе, делегатом в Земной Исполнительный Комитет от Союза Альфа Центавра (САД), вице-президентом "Центаури Трейдинг Компани" и главой центаврийской разведки.

Амброуз последовал за Дмитрием вниз по лестнице, ведущей под землю, где располагался административный корпус размерами раза в три больше наземного здания. Дмитрий не нажимал на кнопки, не пользовался ключами, не говорил с охранниками – которые, впрочем, и не попадались на его пути, – но бронированные двери услужливо распахивались при его приближении.

Войдя в офис Адамса, Дмитрий сразу же почувствовал, что система кондиционирования выведена в режим самой низкой температуры. Однако Адаме, восседавший за столом в рубашке с короткими рукавами, казалось, изнывал от жары. Что до Дмитрия, то он даже в своей утепленной куртке ощущал холод, напоминавший ему о Марсе.

"Интересно, – подумал он, – что это – тоска по дому или Адаме просто решил досадить мне?" Единственным украшением кабинета был настенный голографический пейзаж, изображающий мрачные горы, охваченные нескончаемой снежной бурей.

Время от времени отражающийся от виртуального льда свет сдвоенного солнца сверкал радугой умопомрачительной красоты.

Глядя на пейзаж, Дмитрии пришел к выводу, что Адаме все же испытывает ностальгию.

– Предпочитаю говорить с тобою наедине, – сказал Адаме вместо приветствия.

Его слова не произвели на Амброуза никакой реакции.

– Подожди меня снаружи, Амброуз. – ДМИТРИЙ кивком указал телохранителю на дверь.

– Слушаюсь, сэр.

Охранник неторопливо вышел и осторожно прикрыл за собою дверь, оставив Дмитрия и Адамса одних в сиянии снежной бури.

– Зачем ты хотел меня видеть? – спросил Адаме.

Дмитрий не стал садиться, а просто оперся обеими ладонями на рукоятку трости и слегка наклонился вперед.

– Я хотел бы узнать, почему со стороны Экономического Сообщества Сириус-Эридани было два голоса, не поддержавших операцию "Распутин".

Адамc бросил на Дмитрия несколько удивленный взгляд.

– Видимо, тебе следует спросить об этом представителей Сообщества Сириуса...

– Я не желаю говорить об этом с Калином Грином... пока.

Лицо Адамса вновь приняло непроницаемое выражение.

– Соблаговолишь выслушать мои соображения? – спросил Дмитрий.

– Валяй, излагай свою теорию. Я никак не пойму, куда ты клонишь.

– Сейчас поймешь. – Дмитрий не спускал глаз с голографического пейзажа. – Операции "Распутин" предшествовала подготовка, на которую ушло несколько лет. Подготовка проводилась в основном тобой и Сообществом, поскольку и предложение исходило от альянса Сириус-Центавр.

– И что?

– А то, что эти два голоса Сообщества, не поддержавшие "Распутина", могли бы теоретически стоить уйму капиталовложении, затраченных на подготовку.

– Если бы блок Инди проголосовал против.

Дмитрий улыбнулся замерзшему голографическому пейзажу.

– Так почему же они не сделали этого?

Адамc не ответил.

– Коалиция, которую сколачивает Инди, явно не в восторге от "Распутина", не так ли? Они считают всю операцию нежелательным прецедентом вмешательства ЗИКа во внутрипланетные дела. А поскольку альянс Центавр-Сириус обладает монополией на основные места в Конгрессе, они считают ЗИК инструментом политики европеоидов.

Дмитрий обернулся к Адамсу.

– Похоже на то, что Инди решили проигнорировать очевидное. Они хотели, чтобы "Распутин" прошел.

Адамc осклабился.

– А почему они вдруг захотели этого?

– По той же самой причине, по которой ты желал провала предложения.

– Ты мог бы выражаться яснее? Не надо ходить вокруг да около.

Адамc был одним из тех немногих членов Земного Конгресса, которые не любили дипломатиче,ских недомолвок. Если Дмитрий и уважал Адамса за что-либо, так это за его прямоту. Ну, еще, может быть за то, что Адамc посмел говорить с Дмитрием подобным тоном. Мало кто в Конфедерации мог позволить себе такое.

– Дело в том, – сказал Дмитрий, – что грядущий Конгресс почти наверняка вызовет раскол в политической структуре Конфедерации. Инди сейчас на подъеме. Их экспансия на протяжении последнего века принесла им новые места в Конгрессе; их коалиция получит большинство при прямом голосовании.

– Ничего нового ты мне не сообщил. То, что ты сказал, – общеизвестно.

– А общеизвестно ли то, что Инди планируют протолкнуть места без права голоса прямиком в позицию основных?

По бесстрастному лицу Адамса промелькнула тень. Тень мимолетная человек этот отличался фантастическим самообладанием, – но Дмитрий почувствовал, что попал в точку. Адаме явно беспокоился.

– Это серьезное нарушение регламента.

– Регламента, да, – сказал Дмитрий. – Закона – нет. Поэтапное продвижение от низших позиций к высшим – традиционно, однако не строго обязательно. От планеты требуется лишь заселение людьми на протяжении восьмидесяти лет и достижение численности населения в полмиллиарда человек.

– И ее название включают в Хартию.

– И ее название включают в Хартию, – кивнул Дмитрий. – Однажды был даже прецедент...

– Первые пять основных мест были получены немедленно по подписании Хартии. Да, я помню об этом. Но я не понимаю, какое отношение это имеет к "Распутину".

– Самое прямое, – заявил Дмитрии.

* * *

Роберт Каунда сидел в одной из уединенных гостиных отеля "Виктория". Полусферический голографический купол, возвышающийся над ним и делегатом Протектората Инди, создавал иллюзию пребывания на крыше отеля. Бездонное голубое небо и тихоокеанский прибой были искусно смоделированы, равно как и панорама протянувшейся почти до самого горизонта столицы Конфедерации. На самом деле собеседники общались друг с другом на глубине нескольких уровней под земной поверхностью.

Каунда отхлебнул чаю и продолжил излагать свою точку зрения по волнующей обоих собеседников теме.

– Даже если эта ситуация для нас беспроигрышна, как ты говоришь, мне совсем не нравится, что Конфедерация – и особенно Исполнительный Комитет получает такой козырь.

Его визави, Сим Вашния, делегат в Земной Исполнительный Комитет от Народного Протектората Эпсилон Инди, представитель Шивы в Земном Конгрессе, почти утопал в глубоком мягком кресле. Лицо его не выражало ничего, кроме, пожалуй; легкого лукавства.

– Прежде тебя удовлетворяла моя аргументация...

– Да, когда мы подсчитывали основные места в Конгрессе. Ты неустанно подчеркивал, что Союз Центавра и Сообщество Сириуса обладают большинством. Но с этими двумя, не поддерживающими "Распутина" голосами Сириуса, мы вполне могли заблокировать операцию.