Текст книги "Застигнутый врасплох"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Возможно, – согласился Вексфорд.

Он широко улыбнулся, пытаясь разрядить атмосферу. Джорджина Виллерс немного успокоилась. Она расцепила руки и смотрела на них, часто и неглубоко дыша.

– Вы знаете, почему ваш муж не ладил с сестрой?

– Ну… У них нет ничего общего.

«Интересно, – подумал Вексфорд, – а что общего у такой женщины, глупой, бесхарактерной и ничем не примечательной, с интеллектуалом Виллерсом, преподавателем классических языков, известным специалистом по Вордсворту?»

– Думаю, – сказала миссис Виллерс, – он считал ее довольно глупой и взбалмошной.

– И она действительно была такой?

– Ну, она ведь была богата, правда? У мужа не было других причин не любить ее, если вы это имеете в виду. Они с Квеном были самыми обыкновенными людьми. И, разумеется, не такими, к которым я привыкла. До замужества я не вращалась в таких кругах.

– Вы с ними ладили?

– Квен всегда был очень добр. – Джорджина крутила обручальное кольцо, двигая его по пальцу вверх-вниз. – Понимаете, сначала он хорошо относился ко мне ради моего мужа. Они очень дружат. – Женщина опустила взгляд и нервно прикусила губу. – Но я думаю, со временем Квен полюбил и меня саму. Впрочем… – Ее голос вдруг сделался визгливым и злым. – Мне нет до этого дела. На первом месте у мужчины должна быть жена. Он обязан думать сначала о ней, а потом о других и не уезжать работать в чужой дом.

– Вам казалось, что мистер Найтингейл оказывает слишком сильное влияние на вашего мужа?

– Плевать я хотела на чье-то влияние.

Джорджина подергала серьги и слегка ослабила винт застежки на одной из них.

– До замужества я была преподавателем физкультуры, – с гордостью произнесла она, – но оставила работу, раз и навсегда. Вам не кажется, что женщина обязана сидеть дома и заботиться о муже? Такие люди, как мы, должны иметь настоящий дом, семью и не слишком много интересов на стороне.

Вексфорд хмуро посмотрел на Бердена, одобрительно кивавшего, потом спросил:

– Вы не возражаете, если мы осмотрим дом?

Поколебавшись, Джорджина кивнула.

В бунгало имелась еще одна гостиная и две спальни, причем в меньшей не было ни мебели, ни ковра.

– Интересно, куда Виллерс девает деньги? – прошептал Вексфорд. – У него приличная работа, да еще все эти книги.

Берден пожал плечами.

– Может, такой же транжира, как сестра. Но теперь он изменится. У него хорошая жена.

– Боже правый!

– Думаю, приятно для разнообразия поговорить с нормальной, достойной женщиной, – сухо сказал Берден, осматривая полупустые серванты.

– Возможно, она нормальная и достойная. Но, Бог свидетель, такая тупая… Тут ничего нет: ни крови, ни предмета, который мог бы служить орудием.

Они перешли на кухню, и Вексфорд поднял крышку старинного коксового котла.

– Бодро горит. Они могли тут сжечь все, что угодно, и времени для этого было более чем достаточно.

Джорджина ждала их в гостиной, сидела неподвижно, уставившись в стену.

– Не понимаю, почему муж так долго не возвращается. Казалось бы, сегодня он должен быть со мной. Казалось бы… – Джорджина вдруг умолкла, вся обратившись в слух. – А вот и он.

Женщина вскочила с кресла и бросилась в коридор, захлопнув за собой дверь.

– Она вся на нервах. Как будто боится, что мы что-то найдем. Интересно… – заметил Берден, прислушиваясь к разговору между супругами.

– Ш-ш, – резко оборвал его Вексфорд.

В комнату вошел Виллерс, продолжая беседовать с женой.

– Я не могу быть в двух местах одновременно, Джорджина. Квен в неважном состоянии. Я оставил его с Лайонелом Мариоттом.

Берден переглянулся с Вексфордом. Старший инспектор встал; брови его взлетели вверх, выражая приятное удивление.

– Кажется, я слышал, вы упомянули Лайонела Мариотта?

– Наверное, если слушали, – грубо ответил Виллерс. Он по-прежнему выглядел гораздо старше своих тридцати восьми лет, но уже не таким больным, как утром в Старом доме. – А вы с ним знакомы?

– Он преподает в той же школе, что и вы, – сказал Вексфорд. – Дело в том, что его племянник женат на моей старшей дочери.

Виллерс смерил его презрительным взглядом.

– Замечательно, – буркнул он, явно намекая, что Мариотт, культурный человек и его коллега, определенно унизил себя родственными узами с семьей старшего инспектора.

Вексфорд проглотил обиду.

– Он дружит с вашим зятем?

– Время от времени болтается в поместье.

Виллерс выдернул локоть из пальцев жены и опустился в кресло. Потом закрыл глаза – в отчаянии, а возможно, просто от усталости.

– Мне нужно выпить, – сказал он стоящей над ним Джорджине – ее сережки раскачивались из стороны в сторону. – У нас где-то есть полбутылки джина. Поищи, пожалуйста.

Глава 6

«Большая удача, – размышлял Вексфорд, шагая по Хай-стрит в Кингсмаркхэме на закате солнца, – что интуиция помогла обнаружить одного из близких друзей Квентина Найтингейла и что этим близким другом оказался Лайонел Мариотт». И действительно, если бы ему предложили выбрать среди многочисленных знакомых в городе одного человека, который подробно расскажет ему о жизни Найтингейлов, этим человеком оказался бы Мариотт. Ему в голову не приходило связать Лайонела с Майфлит Мэнор, хотя, наверное, следовало бы догадаться – перед Мариоттом были открыты двери всех приличных домов в округе. Только закоренелый отшельник мог отказаться от знакомства с самым гостеприимным хозяином и самым большим сплетником Кингсмаркхэма.

Вексфорд встречался с ним раз пять или шесть, и для Мариотта этого оказалось достаточно, чтобы включить его в число близких друзей и присвоить себе редкую привилегию. Лишь немногие жители Кингсмаркхэма знали имя инспектора, и почти никто не обращался к нему по имени. Мариотт перешел на «ты» с самой первой встречи, в свою очередь настаивая, чтобы Вексфорд называл его Лайонелом.

Его жизнь была открытой книгой. Даже если вы не горели желанием переворачивать ее страницы, стоило немного замешкаться, как Мариотт сам переворачивал их за вас, торопясь посвятить в свои дела – и в дела широкого круга друзей.

Он был примерно одного возраста с Вексфордом, но, в отличие от старшего инспектора, подвижный и сухощавый; когда-то он был женат на скучной маленькой женщине, умершей как раз вовремя, когда брак ему окончательно наскучил. Мариотт всегда называл ее «моя бедная жена» и рассказывал о ней всяческие истории, довольно пошлые, но непременно смешные, поскольку талант рассказчика и умело рассчитанные отступления позволяли ему раскрыть забавную сторону любого затруднительного положения, в которое только может попасть человек. Потом вы успокаивали свою совесть мыслью, что лучше быть мертвой, чем замужем за Мариоттом, неспособным на длительную привязанность к кому бы то ни было, словно, как выразился Шелли, «мудрость или красота всех остальных – забвенная тщета» [17]17
  Ода «Эпипсихидион». ( Перевод В. Микушевича.)


[Закрыть].

Похоже, сам Мариотт больше всего боялся именно «забвенной тщеты» или, по крайней мере, одиночества. В противном случае, зачем каждый вечер заполнять свой дом людьми? Зачем ежедневно преподавать английскую литературу в Королевской школе, когда имеешь достаточный доход, чтобы удовлетворять все потребности и желания, а также демонстрировать необыкновенную щедрость и гостеприимство?

После смерти жены Мариотт не давал обета безбрачия, и при каждой новой встрече Вексфорд видел его в обществе очередной привлекательной и со вкусом одетой сорокалетней дамы. «Вполне вероятно, – подумал старший инспектор, сворачивая с Хай-стрит в переулок, который вел к дому Мариотта, – нынешняя подруга и теперь там: расставляет вазы с цветами, выслушивает его анекдоты и готовит канапе для приближающейся вечеринки с коктейлями».

Дом находился в конце улицы в георгианском стиле, все остальные особняки которой превратили в магазины, склады или многоквартирные дома. На фоне их унылых, обшарпанных фасадов обитель Мариотта явно выделялась своим нарядным, даже кокетливым видом: сверкающая белая краска, обновлявшаяся каждые два года, симпатичные ящики для цветов на каждом подоконнике и шесть нависающих над улицей балконов с гнутыми перилами.

Человек несведущий мог бы подумать, что здесь живет обеспеченная старая дева, страстно увлекающаяся цветоводством. Мысленно улыбаясь, Вексфорд поднялся по ступеням крыльца и пригнул голову, чтобы не удариться о висящую корзину с ядовито-фиолетовой лобелией и геранью цвета пожарной машины. Сегодня переулок не был заставлен автомобилями гостей Мариотта. Хотя для гостей еще рано, часы не показывали и семи.

Дверь открыл сам Мариотт, элегантный в своей красной бархатной куртке и галстуке-шнурке; в руке он держал банку консервированной спаржи.

– Какой приятный сюрприз, старина! Всего пять минут назад я жаловался, что ты меня совсем забыл, – и вот ты здесь. Молитвы грешника услышаны. «Вот было бы здорово, – говорил я, – если бы славный старина Редж Вексфорд заглянул к нам сегодня».

Вексфорд принадлежал к тому поколению и социальному слою, представителям которого в буквальном смысле становится дурно, когда их имя слетает с губ случайного знакомого. Он поморщился, но был вынужден признать, что, несмотря на все недостатки Мариотта, по части гостеприимства ему не было равных.

– Проходил мимо, – сказал старший инспектор. – К тому же хотел с тобой поговорить.

– А я просто жаждал – так что наши желания совпали. Входи, входи. Не стой на пороге. Ты ведь останешься на вечеринку? Небольшое торжество, несколько старых друзей, которые просто умирают от желания познакомиться со знаменитым старшим инспектором после всего, что я им о тебе рассказывал.

Вексфорд вдруг обнаружил, что его уже затащили в коридор и ведут в направлении гостиной.

– Что ты празднуешь? – Сделав глубокий вдох, он заставил себя назвать хозяина по имени. – Что тут можно праздновать, Лайонел?

– Возможно, «праздновать» не совсем подходящее слово, старина. Эта вечеринка скорее из разряда «идущие на смерть приветствуют тебя». Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. – Он пристально посмотрел в лицо Вексфорда. – Кажется, нет. Такой занятой человек, как ты, наверное, не отдает себе отчета, что сегодня последний день каникул и завтра я возвращаюсь к пятнистым дьяволам.

– Ну конечно, – кивнул Вексфорд.

Теперь он вспомнил, что Мариотт всегда устраивал вечеринку в честь окончания летних каникул, а «пятнистыми дьяволами» называл своих учеников из Королевской школы.

– Увы, остаться не могу. Боюсь, я мешаю твоим приготовлениям.

– Ни капельки! Ты просто не представляешь, как я рад тебя видеть, но, судя по твоему ледяному взгляду, ты меня осуждаешь. – Мариотт театральным жестом развел свои короткие руки. – Скажи, что я сделал? Что я такого сказал?

Войдя в гостиную, Вексфорд заметил в углу импровизированный бар, а через арку, которая вела в столовую, был виден стол, ломящийся от яств: жареная дичь, холодные закуски, запеченная целиком семга – все это было расставлено среди небрежно разбросанных белых роз.

– Я вижу, что ошибался, считая тебя близким другом Элизабет Найтингейл.

Подвижное лицо Мариотта вытянулось, приняв скорбное выражение, возможно не совсем искреннее.

– Знаю, знаю. Я должен скорбеть – надеть рубище, посыпать голову пеплом и все такое. Поверь мне, Редж, пепел стучит в мое сердце [18]18
  Аллюзия на фразу-рефрен, которую произносит Тиль Уленшпигель, главный герой романа Ш. де Костера «Легенда об Уленшпигеле»: «Пепел Клааса стучит в мое сердце».


[Закрыть]. Но подумай, какой прок от того, что я отправлю всех этих милых людей назад, а жареное мясо свезу на свиноферму в Помфрете? Разве это ее вернет? Разве осушит хоть одну слезинку на щеке Квентина?

– Думаю, нет.

– Дорогой Редж, я не в силах вынести твое осуждение. Давай налью тебе выпить. Виски, перно, коктейль с шампанским? Кусочек холодной утки на закуску?

Ошеломленный напором, Вексфорд сел.

– Ладно, тогда немного виски. Еды не надо.

– Значит, я отверженный. Ты не желаешь пользоваться моим гостеприимством.

Качая головой, Мариотт направился к бару и принялся отмеривать огромные порции «Ват 69» в стаканы из граненого стекла. Вексфорд знал, что возражать бесполезно. Мысленно улыбнувшись, он принялся разглядывать комнату. Антиквариат здесь был практически бесценным, светильники уникальны, а интерьер служил предметом зависти всех жителей города, обладавших хотя бы зачатками вкуса; но гостиная Мариотта всегда казалась ему смесью Коллекции Уоллеса [19]19
  Лондонский музей, хранящий выдающиеся произведения искусства, фарфор и французскую мебель.


[Закрыть]и итальянского ресторана на Олд-Бромптон-роуд. На стенах, оклеенных обоями бутылочного цвета с изумрудным тиснением, висели зеркала в золоченых рамах, как в борделе. На каждом столике теснились дорожные часы, табакерки и безделушки из краун-дерби [20]20
  Знаменитый фарфор, производящийся в Дерби с XVIII в.


[Закрыть]. Передвигаться по комнате было страшно, если не знать, что в ответ на любой причиненный ущерб Мариотт лишь улыбнется и скажет, что все это ерунда – настолько ваше общество, включая вашу неловкость, для него дороже любого неодушевленного предмета.

Стук каблуков, доносившийся со стороны кухни, свидетельствовал, что в доме есть кто-то еще, и, когда Вексфорд взял стакан с тройным виски, в дверях появилась женщина с заставленным едой подносом в руках. Высокая блондинка лет сорока пяти с красивыми браслетами на обоих запястьях – при каждом движении браслеты звенели, словно колокольчики.

– Это Гипатия, мой личный секретарь, – сказал Мариотт, взяв женщину под локоть. – Ты не представляешь, как на меня смотрят, когда я рекомендую ее подобным образом. Но люди у нас невежественны, правда? Это старший инспектор Вексфорд, моя дорогая, хранитель нашего покоя.

Не обращая внимания на болтовню Мариотта, Гипатия протянула большую прохладную руку.

– Она нам не будет мешать, – сказал Мариотт, словно женщины не было в комнате. – Она примет ванну и станет еще прекраснее. Иди, Патти, дорогая.

– Если ты уверен, что еды достаточно, – ответила Гипатия.

– Нисколько не сомневаюсь. Мы же не хотим страдать от разлития желчи, как в прошлый раз, правда? А теперь, Редж, приступай к своему допросу. Я удручен, что это не дружеский визит, но не питаю иллюзий. – Мариотт поднял стакан. – Ну, будем здоровы!

– Э… твое здоровье, – ответил Вексфорд. Он подождал, пока женщина покинет комнату и послышатся звуки журчащей в трубах воды. Потом сказал: – Я хочу услышать о Найтингейлах все, что ты только можешь рассказать. – Потом ухмыльнулся. – Не волнуйся, я знаю, что ты не позволяешь себе обращать внимание на такие глупости, как приличия и традиция не говорить плохо о мертвых.

– Я очень любил Элизабет, – слегка обиженно сказал Мариотт. – Мы были знакомы всю жизнь. Не будет преувеличением сказать, что с пеленок.

– Скорее, будет, – съязвил Вексфорд. – Она младше на добрых пятнадцать лет, так что не обманывай себя.

Мариотт фыркнул.

– Вижу, сегодня ты встал не с той ноги.

– Насчет ноги не знаю. Но слишком рано, черт возьми. Выходит, ты знал ее с самого рождения. Где же произошло это событие?

– Здесь, разумеется. Разве ты не в курсе, что они с Дэнисом уроженцы этих мест?

– Я вообще ничего о них не знаю.

– Вот, значит, как. Полное невежество. Как я говорю пятнистым дьяволам, блаженны алчущие и жаждущие просвещения, ибо они насытятся [21]21
  Искаженная цитата из Евангелия от Матфея, 5:6.


[Закрыть], даже если мне придется вбивать в них эти знания туфлей. Да, они родились именно здесь, в уродливом сыром доме на Кинсбрук-Лок. Их мать была из Лондона, из довольно хорошей семьи, но отец родился и вырос в Кингсмаркхэме. Он был клерком в управлении графства.

– Значит, не особенно богат?

– Беден как церковная мышь, мой дорогой. Элизабет и Дэнис учились в муниципальной школе, как она тогда называлась, а их отец, вне всякого сомнения, так бы и отцвел сиротливо в пустыне [22]22
  Цитата из «Элегии на сельском кладбище» Т. Грея: «…цветок, не теша глаз, в пустыне сиротливо отцветет». ( Перевод В. Жуковского.)


[Закрыть], если бы не бомба.

– Какая бомба? – удивился Вексфорд.

Хлопнула дверь ванной, и где-то над их головами забулькал водяной бак.

– Одна из тех, что немецкий самолет сбросил здесь, по пути к побережью. Прямое попадание, одним махом отправившее чету Виллерсов в мир иной.

– А где были дети?

– Дэнис рыбачил, а Элизабет отправили за ним, позвать домой. Был ранний вечер, около семи. Детям Виллерсов, Дэнису и Элизабет, исполнилось соответственно одиннадцать и четырнадцать лет.

– Что с ними стало?

– Их судьбой распорядились довольно странно и несправедливо, – сказал Мариотт. – Дэнис отправился к брату матери, что обернулось для него большой удачей. Дядя был адвокатом, притом успешным; он определил мальчика в привилегированную частную школу, потом в Оксфорд. Бедняжку Элизабет оставили с теткой, сестрой отца, которая забрала пятнадцатилетнюю девочку из старших классов школы и отправила работать к Морану, торговцу мануфактурой.

На лице Вексфорда отразилось изумление, на что и рассчитывал Мариотт.

– Миссис Найтингейл была помощницей продавца в мануфактурной лавке?

– Я так и думал, что ты будешь потрясен. Эта старая сука Присцилла Ларкин-Смит до сих пор рассказывает подругам о временах, когда Элизабет Найтингейл подгоняла ей корсеты.

– Как она познакомилось с Найтингейлом?

– Это случилось гораздо позже, – сказал Мариотт. – Элизабет недолго проработала у Морана. Сбежала в Лондон и нашла себе работу, смышленая малышка. Еще немного виски, дорогой?

– Нет, не стоит. Послушай, Лайонел, если бы не дама наверху… не помню, как там ее… и не ее предшественницы, тебя можно было бы заподозрить, как бы это выразиться… в некой двойственности. Иногда ты слишком вольно обращаешься со словами.

Мариотт хмыкнул, явно довольный.

– Я немного похож на гомосексуалиста? Ты не первый, кто мне об этом говорит. Можешь поверить, это всего лишь поза. Давай плесну тебе еще.

– Ну, ладно.

Теперь вода вытекала из ванны, и сверху послышался звук шагов Гипатии.

– Брат и сестра встречались в Лондоне?

Мариотт закурил папиросу и стал пускать изящные колечки дыма.

– Это мне неведомо.

Вид у него был удрученный. Вексфорд вспомнил, что Мариотт не любил признаваться в незнании любых подробностей личной жизни друзей.

– Я не видел их обоих до тех пор, пока не услышал, что Квентин купил Майфлит Мэнор. – Он снова наполнил стаканы и вернулся в кресло. – Узнав, что у поместья новый владелец, мы с женой, естественно, отправились с визитом. Можешь себе представить, как я обрадовался, узнав, кто такая миссис Найтингейл!

– Не уверен, что могу, – сказал Вексфорд. – С учетом того, что, когда вы виделись в прошлый раз, она была пятнадцатилетним подростком, а тебе уже исполнилось тридцать.

– Вечно ты придираешься к словам! Разумеется, я имел в виду, что обрадовался, встретив старую знакомую, и в любом случае мне было приятно общаться с Элизабет. Совершенная красота. А какой стиль! Мне нравятся такие классические английские блондинки.

– Тебе нужно снова жениться, – заключил Вексфорд.

Мариотт скосил глаза наверх и важно изрек:

– Мужчина, который женится во второй раз, не достоин лишиться первой жены.

– Иногда, – признался Вексфорд, – ты меня шокируешь. Кстати, о браке. Какие отношения были у Найтингейлов?

– Чрезвычайно счастливая пара. Если вы с женой обсуждаете только погоду, за вас все делает прислуга, детей нет и в сексуальном плане вы одинаково холодны, разве у вас есть причина для ссор?

– Значит, дела обстояли именно так? А могу я спросить, откуда тебе известно об их сексуальной холодности?

Мариотт слегка поерзал.

– Понимаешь, стоит лишь взглянуть на Квентина, как… Тут мы вступаем в область догадок, Редж.

– Ладно, я подумаю об этом. Давай вернемся лет на пятнадцать или шестнадцать назад. Виллерс тогда уже жил здесь?

– Нет, он появился пару лет спустя. Это было в начале осеннего семестра, четырнадцать лет назад – почти день в день. У нас в коллективе появилась пара новичков, лаборант и запасной преподаватель классических языков. Вторым был Дэнис. Директор представил их ветеранам, и я, конечно, был очень взволнован, когда увидел Дэниса.

– Еще бы, – сказал Вексфорд.

Мариотт обиженно посмотрел на него.

– Его поведение показалось мне очень странным, необычным. Но Дэнис вообще странный человек – совершеннейший мизантроп. «Как вам повезло, – сказал я, – что мы знакомы. Я могу вам тут все показать, рассказать обо всех». Ты, наверное, думаешь, что он обрадовался? Ни капельки. Просто смерил меня своим презрительным взглядом, но я подумал, что нужно принять во внимание обстоятельства.

– Какие обстоятельства?

– Дело в том, что он поэт, а поэты странные существа. И с этим ничего не поделаешь. Вижу, ты не в курсе. Боже, ну конечно. К тому времени «Нью стейтсмен» напечатал несколько его милых маленьких стихотворений, и я только что прочел серию его очерков о поэтах «Озерной школы» [23]23
  «Озерная школа» – условное наименование группы английских поэтов-романтиков конца XVIII – первой половины XIX века, названных так по Озерному краю – месту деятельности ее важнейших представителей: У. Вордсворта, С.Т. Кольриджа и Р. Саути.


[Закрыть]. Очень дельных. И поэтому, как я уже сказал, учел обстоятельства. «Возможно, вы надеетесь, что ваша сестра введет вас в общество, – сказал я, – но не забывайте, что она сама здесь новичок». – «Моя сестра здесь?» – спросил он, побледнев. «Вы хотите сказать, что не знали?» – удивился я. «Господи, – сказал он. – Я думал, что уж здесь-то она точно не объявится».

– Но ты, конечно, устроил их встречу, – заметил Вексфорд.

– Естественно, мой дорогой. В тот же вечер я пригласил к себе Дэниса с женой.

– С женой? – Вексфорд почти кричал. – Но ведь он только год как женат.

– Не волнуйся так, старина. С его первой женой. Похоже, ты не шутил, говоря, что ничего не знаешь об этих людях. Его первая жена, Джун, в высшей степени…

– Послушай, давай не будем о ней, – простонал Вексфорд. – Почему Виллерс так расстроился, когда ты сказал, что его сестра здесь?

– Я тоже задавал себе этот вопрос, но потом мы довольно часто встречались все вместе, и было очевидно, что они не выносят друг друга. Странно, если вспомнить, какой милой была Элизабет со всеми остальными. Откровенного говоря, Редж, она обращалась с ним так, словно он ее обидел, а что касается Дэниса… Его грубость была просто немыслимой. Но не стоит придавать этому слишком большое значение. Дэнис отвратительно ведет себя со всеми, кроме Квентина. С Квеном он совсем другой, и, разумеется, тот его обожает. Но Элизабет и Дэнис никогда не дружили. В детстве постоянно ссорились. Я даже помню, как миссис Виллерс жаловалась на них моей бедной жене. Ну, ты понимаешь, как это тяжело и какой беспомощной чувствовала себя миссис Виллерс. Но если ты хочешь знать, откуда взялась эта вражда, тут я тебе ничем не помогу. Элизабет старалась не говорить о брате, и если не доверилась даже мне, значит, не доверилась никому. Мы были очень близкими друзьями, можно сказать, задушевными.

– Неужели? – задумчиво переспросил Вексфорд. – Прямо-таки задушевными?

Он остановил на Мариотте испытующий взгляд и, наверное, продолжил бы развивать эту тему, но тут появилась Гипатия, чистая, надушенная, одетая в золотистые брюки и черную с золотом блузку.

Холодная улыбка предназначалась Вексфорду, материнская – Мариотту.

– Все болтаете? Пэм с Иэном уже здесь, Лео. Я видела, как их машина сворачивает в переулок. – Она повернулась к Вексфорду и с намеком спросила: – Вы нас покидаете?

Инспектор встал, стряхнув ладонь Мариотта, который пытался удержать его.

– Завтра опять устраиваешь вечеринку, Лайонел?

– Нет, Редж, я не законченный сибарит. Завтра вечером я буду без сил после сражения с сыновьями йоменов, горожан и высших сословий. Круги перед глазами мне обеспечены – как минимум.

– В таком случае, – усмехнулся Вексфорд, – я заберу тебя из школы и отвезу домой.

– Прелестно. – В голосе Мариотта впервые за все время проступило легкое беспокойство.

Он проводил Вексфорда до двери, выпустил его и пригласил войти двух приятных пожилых людей.

– Как я рад вас видеть, мои дорогие! Вы отлично выглядите, Пэм, милая… Позвольте мне…

Вексфорд тихо удалился.