Текст книги "Деловая поездка"
Автор книги: Рустам Ибрагимбеков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
Байрамов побрызгал водой на воротник пиджака и подумал о том, что, пожалуй, у него начинается полоса невезения. Еще вчера он понял это...
Вчера, закончив перевод с азербайджанского на русский автореферата диссертации "К вопросу о методике преподавания физики в 8-10 классах средней школы", он, как делал это каждый день на протяжении вот уже двадцати лет, поехал обедать Б "Интурист".
Расплатившись в такси, он с удовольствием поднялся по широкой мраморной лестнице и вошел в вестибюль ресторана. У гардероба стояло несколько человек. Швейцар наотрез отказывался пропустить их в ресторан, потому что там не было свободных мест. Увидев Байрамова, он вежливо, но несколько по-приятельски с ним поздоровался.
Ресторан находился на третьем этаже. Байрамов направился к лифту. У газетного киоска его поджидала корреспондентка газеты "На боевом посту" Нелли Кадырова. Она показывала на него пальцем двум парням малоинтеллигентного вида. Байрамов сделал вид, что не видит Кадырову, Но, когда он уже входил в лифт, один из парней окликнул его.
– Молодой человек, – сказал парень и поманил Байрамова пальцем.
– Вы со мной? – спросил Байрамов.
– Да, с тобой. Иди сюда.
Байрамов недоумевающе пожал плечами, но в лифт не вошел. Он радостно поздоровался с Кадыровой и, стараясь не смотреть на парней, подошел к ней поближе.
– Я вас не узнал сразу, Нелли, – сказал он, приятно улыбаясь. – Богатой будете. Вы прекрасно выглядите. Я не забыл о нашем уговоре. Как раз сегодня закончил срочную работу...
Парень, не тот, который манил пальцем, а другой, сделал шаг вперед и коленкой ударил Байрамова в пах. Байрамов охнул и уронил портфель. Превозмогая острую боль, он выпрямился и отбежал в сторону.
– Я думал, вы интеллигентный человек, Нелли, – сказал он
оттуда укоризненно.
– Когда отдашь деньги? – спросил первый парень.
– Сегодня... Я не ожидал от вас этого, Нелли.
– Не надо было полгода морочить голову, – сурово сказала Кадырова.
– Если сегодня не отдашь деньги, пеняй на себя, – вступил в разговор второй парень с острой коленкой.
– Я же сказал: сегодня, – обиделся Байрамов, отвечая парням, он старался смотреть только на Кадырову, – как раз закончил срочную работу. Через час деньги будут у вас, Нелли. Я занесу к вам в редакцию.
– Я буду ждать. Пошли, ребята.
– До свидания, – сказал им вслед Байрамов и, чтобы не ждать лифта, пошел к лестнице.
Поднимаясь, он поглядывал в зеркала на колонне, вокруг которой делала несколько поворотов лестница.
Ему не понравилось, как он выглядел. Дело было даже не в кровеносных сосудах, густо обсыпавших нос и щеки и выдающих в нам человека, склонного к крепким напиткам. (Бывают же люди с липами багровыми от рождения? Почему же он не может сойти за такого человека? Тем более что ни манерами, ни добротным желтым портфелем, ни одеждой, довольно новой, чистой, тщательно отглаженной, он не походил на алкоголика.) Байрамову не понравилась одутловатость, или, вернее, какая-то налитость в лице, создающая впечатление внутреннего распирающего давления в нем, давления, которое рано или поздно даст о себе знать. Когда Байрамов входил в холл ресторана, его окликнул из своей комнаты администратор.
–Агамейти-муаллим, – сказал он, – будь добр, зайди ко мне на минутку.
– Сейчас, – кивнул ему Байрамов, – сейчас зайду.
Он вошел в ресторан и направился к своему столику, единственному не занятому в зале. Впервые за двадцать лет он должен был обедать за ним один.
– Скажи Мише, что я пришел, – попросил Байрамов одну из хлопотавших в зале официанток. Миша тотчас же появился.
– Зейнал-заде нет? – спросил Байрамов.
– Он с утра там, – укоризненно сказал Миша.
– Я сейчас тоже поеду туда, срочную работу должен был сегодня сдать, объяснил Байрамов и показал на портфель.
– Венок видели? – спросил Миша.
– Нет, а где он?
– У Халида.
– Я сейчас зайду к нему. Вот почему он меня звал, – догадался Байрамов. Хороший?
– Самый лучший из тех, что было.
– Молодцы. А кто понесет?
– Я и Алик. Халид тоже поедет.
– Ну, скорее накорми меня, и я поеду туда.
– Бульон без пирожка будет.
– Ничего. Неси.
Миша побежал за бульоном, а Байрамов пошел к администратору. Тот поднялся ему навстречу, поздоровался и, показав на большой траурный венок, прислоненный к стене, спросил:
– Ну как?
На черной ленте венка была надпись: "Старейшему клиенту ресторана "Интурист", незабвенному А. Н. Фролову от коллектива ресторана".
– Хороший, – ответил Байрамов.
– Говорят, дома у него шаром покати: ноты и еще в шкафу несколько сот метров расписанной пульки от преферанса... Комиссия хотела опись имущества сделать, а ничего нет.
– Что за комиссия?
– Похоронная. Из консерватории. Ты что, еще не был там?
– Сейчас еду. Срочную работу заканчивал.
– Нехорошо делаешь, Агамейти. Родственников у человека нет, хотя бы вы, друзья его, примите часть забот на себя. Надо же похоронить человека как полагается.
– Обязательно, – согласился Байрамов. – Зейнал там. Я думаю, консерватория выделит деньги на похороны.
– На похороны выделит. А поминки? Он же русский был, без поминок нельзя его хоронить.
– Да, – вздохнул Байрамов. – Плохо, когда у человека нет близких родственников... Ты говоришь: друзья, друзья, можно подумать, мы действительно были друзьями, просто приятели и
все.
– Двадцать лет за одним столиком сидели, – укоризненно сказал администратор Халид.
– Это да, – согласился Байрамов. – Это было... Бедный. Хороший человек был. Вместе консерваторию кончали.
Он любил вспоминать о том, что по образованию был музыкантом и даже играл несколько лет в симфоническом оркестре. Многие видные бакинские музыканты и по сей день считались его друзьями.
– Ты консерваторию кончал? – уже в который раз удивился Халид.
– Конечно. Вместе с Хренниковым. Он мой друг, – сказал Байрамов и пошел обедать.
Надо было торопиться. Во-первых, потому что в публичной библиотеке ждал автореферат заказчика, а до этого еще предстояло заехать на службу к жене, во-вторых, надо было успеть приехать к Фролову хотя бы часа за два до выноса тела. Друзья или приятели, а двадцать лет прожито за одним столиком, и никуда от этого не денешься...
В публичную библиотеку Байрамов приехал не один. За ним едва поспевала его жена – тридцативосьмилетняя женщина, которая очень старалась выглядеть лет на двадцать моложе,
– Не могу, поверь мне, не могу, – говорил ей Байрамов, на ходу расстегивая портфель. – Я получу всего сто пятьдесят рублей и немедленно должен буду отдать из них сто. Долг
чести.
Жена потянула Байрамова за рукав, и он вынужден был остановиться.
– Ты же утром обещал, – она вот-вот могла вспылить. Байрамов скосил глаза на своего заказчика, который наблюдал за их объяснением, и сказал шепотом:
– Неудобно. Человек смотрит. Потом поговорим.
Жена отпустила рукав. Байрамов подошел к заказчику – длинному молодому человеку с аскетически худым лицом, – извинился за опоздание и вытащил из портфеля папку с диссертацией и русским переводом в трех экземплярах.
– Вот, – сказал он, – пожалуйста, все готово и в трех экземпляров отпечатано. Лучше бы вам никто не перевел... Я не знал, как переводится несколько терминов, поэтому оставил пустые места. Вы сами, как специалист, легко их переведете... Заказчик должен был срочно напечатать автореферат в типографии; защита была на носу, поэтому последние слова Байрамова его встревожили.
Байрамов объяснил ему, что из-за подобных пустяков волноваться не стоит, и предложил встретиться завтра с утра и вместе перевести непереведенные слова...
Из ста пятидесяти рублей, которые получил Байрамов, сто следовало немедленно отдать Нелли Кадыровой, иначе мог получиться скандал. Но жена не хотела этого понять. Ей на что-то нужна была вся сумма.
– Можно отдать этот долг из моей зарплаты, – убеждала она Байрамова. – Два дня осталось.
Однако Байрамов настоял на своем. Он больше не хотел связываться с приятелями Кадыровой. Тридцать рублей он дал жене, сто отложил для Кадыровой, двадцать оставил себе под тем предлогом, что надо заплатить машинистке.
Предупредив жену, что не сможет сегодня зайти в детский сад за их девочкой, и, дав слово, что не будет много пить, Байрамов поспешил на похороны.
Покойный Фролов был не очень общительным человеком, последние несколько лет он был на пенсии. Поэтому на его похороны пришло человек сорок, не больше. Они стояли во дворе, на лестнице, ведущей на второй этаж, ив квартире соседа, который ~ по этому случаю освободил обе свои комнаты.
Фролов лежал у себя, на столе, одолженном все тем же отзывчивым соседом. Байрамов боялся покойников, поэтому задержался во дворе.
Здесь, среди других, стоял и администратор ресторана Халид. Рядом с четырьмя венками от консерватории он пристроил и свой, от коллектива ресторана. Тут же были сложены инструменты духового оркестра.
– Все в порядке, – сообщил Халид Байрамову, – все расходы взяла на себя консерватория. Хотят мраморную плиту ему установить.
– Это хорошо, – одобрил Байрамов. Он подошел к трем мужчинам с черными креповыми повязками на руке. Это была комиссия от консерватории. Байрамов поздоровался с ними и спросил, когда вынос.
– Ровно в пять, – сказал один из членов комиссии.
– Я слышал, консерватория выделяет довольно большие деньги на похороны?
– Да.
– Он заслужил это, – сказал Байрамов. – Замечательный аккомпаниатор был.
Члены комиссии молча согласились с ним.
Почему-то не было видно Зейнал-заде. Очевидно, он был где-то в комнатах. К Байрамову подошел какой-то мальчик и сказал, что его зовут. Байрамов пошел за ним в квартиру соседа, В первой комнате, через которую они проходили, стоял телефон.
– Одну минутку, – сказал Байрамов и подошел к телефону. Мальчик прошел дальше.
Пока Кадырову звали к телефону, из комнаты, в которую зашел мальчик, дважды выглянул Зейнал-заде.
– Мы ждем тебя, – сказал он сердито.
– Сейчас, минутку, – попросил Байрамов. – Срочное дело. Зейнал-заде что-то пробормотал под нос, очевидно, выругался.
– Алло, – тихо сказал в трубку Байрамов, прикрыв ее рукой, – Это я, Агамейти... Нет, нет, все в порядке... Ну как вам не стыдно, Нелли, разве я похож на такого человека? Просто немного задерживаюсь, через пару часов я у вас. Я уже с утра собирался занести их вам. Даже жене сказал, эти деньги я должен отдать Нелличке... Сейчас не могу, я на похоронах. Вечером обязательно занесу. Прошлый раз случайно так получилось, так сказать, непредвиденные обстоятельства, а сегодня будьте уверены – вечером деньги у вас.
Во второй комнате Байрамова ждали, Зейнал-заде и сосед, хозяин квартиры. Зейнал-заде сухо поздоровался с Байрамовым и отвернулся от него. Злился за то, что он впервые здесь появился после смерти Фролова. Сам, наверное, пропадал здесь все эти три дня. Ему-то не надо было переводить реферат...
– Я только что освободился, занят был чудовищно, – бодро сказал Байрамов, входя в комнату, – так что, извините... Консерватория оказалась на высоте, все расходы взяла на себя.
Зейнал-заде подчеркнуто не смотрел на Байрамова.
– Я всегда знал...– продолжил было свои похвалы консерватории Байрамов, но его прервали.
– Агамейти-муаллим, – сказал сосед Фролова, – он был русским человеком, а у них полагается поминки устраивать после похорон.
– Я думаю, все будет в порядке, – все так же бодро сказал Байрамов. – Саша был такой человек, что на его похоронах все будет как полагается. Я сейчас говорил с членами консерваторской комиссии...
– Консерватория может дать деньги на что угодно, но не на поминки, – не глядя на Байрамова, вмешался в разговор Зейнал-заде, – нет такой статьи расходов.
Байрамов еще раз повторил, что все будет в порядке. Но это не помогло.
– Агамейтн-муаллнм,– сосед Фролова говорил очень мягко и доброжелательно, – мы вчера вместе с Зейнал-муаллимом решили, что единственный выход из положения – сложиться и самим устроить поминки... Как вы к этому относитесь? Примете участие?
Зейнал-заде молчал. Байрамов вытащил из кармана платок и тщательно вытер пот со своего лица.
– Какой может быть разговор? – сказал он. – Я, конечно, – "за"... По сколько рублей?
– По сто.
– По сто? – Байрамов запнулся не больше чем на одно мгновение. – Какие могут быть разговоры! – произнес он еще более обиженно. – По сто, так по сто. Пожалуйста, – он полез во внутренний карман пиджака и вытащил из него сто рублей, отвоеванные у жены для Кадыровой.
– Пожалуйста, – повторил он, – как раз сто рублей. Сосед взял у него деньги.
– Мы уже кое-что купили, – сказал он.
– Где ты был? – спросил Зейнал-заде, – два дня тебя ждем.
– Хорошо, что я захватил с собой деньги, – сказал Байрамов. – Дай, думаю, возьму денег на всякий случай. Могут понадобиться, похороны все же...
Во дворе заиграл оркестр. Начали выносить венки.
– Вы идите первыми, – сказал Байрамов официантам Мише и Алику. Те послушно пошли вперед. За ними несколько студентов понесли венки от консерватории.
Оркестр продолжал играть траурную музыку. Байрамов хотел сказать Зейнал-заде, что надо было заказать венок лично от них двоих, все же ближе них у бедного Фролова никого не было, но кто-то положил руку ему на локоть, и он не успел ничего сказать. Обернувшись, он увидел жену своего сына Рамиза. Она смотрела на него озабоченно. Уже тогда Байрамов понял, что ожидаются новые неприятности.
На поминках он почти не пил. Утром, чтобы как-то занять время, принялся гладить костюм. Время от времени он звонил кое-куда к пытался одолжить деньги.
Когда раздались, звонки в дверь и удары, Байрамов вздрогнул, отложил утюг и постоял несколько секунд неподвижно, не отходя от стола. Потом на цыпочках прошел через комнату к телефону и, вздрагивая от каждого удара в дверь, набрал номер своего второго сына от первой жены.
– Он пришел, – сказал Байрамов, когда ему ответили, – что делать? Я не достал ни копейки. У меня было немного денег вчера, но мне пришлось их потратить. Неужели вы не можете дать мне хоть сколько-нибудь? Ведь вы же помните все... Я же из-за вас это сделал... Я понимаю, понимаю... Но он то же самое говорит. Все говорят одно и то же. Да... Конечно, вы все правы, а когда я сделал это, чтобы спасти от смерти вашу мать и выкормить вас, тогда тоже был, конечно, виноват я... Конечно, конечно. Я все вру, я всегда вру... Будьте вы прокляты. Черт бы вас побрал всех. – Агамейти дал отбой и опустился на диван. Посидев немного, он набрал другой номер. Но к телефону никто не подошел.
Стук в дверь и звонки прекратились. Агамейти поднялся с места, вышел в небольшой коридорчик перед комнатой и, приложив ухо к двери, прислушался. В подъезде было тихо. Агамейти вернулся в комнату и позвонил еще раз. Опять никто не ответил. Агамейти повесил трубку. Раздался звонок. Агамейти вздрогнул, но звонил телефон. Это была жена его сына, Рамиза, старшего сына от первой жены.
– Да, пришел, – сказал он, – спасибо, хоть ты позвонила. Ни копейки. Обиднее всего, что мои дети, из-за которых я готов на все, сейчас обвиняют меня во лжи. Обидно, очень обидно Одна надежда на соседа. У вас мне уже стыдно просить... Знаю-знаю... Я непрерывно звоню соседу с верхнего этажа, но его уж второй день нет. Наверное, на даче. Я у него никогда не одалживал. Я думаю, рублей двести он даст. Это уже деньги. Я бы очень хотел дать ему что-нибудь. Этот долг висит на моей совести. Я много раз пытался выплатить, но никак не получалось... Ну, спасибо, спасибо...
Агамейти еще раз позвонил соседу с верхнего этажа, но того не было...
Энвер сидел на лестнице в подъезде Байрамова. Проходившие мимо люди, смотрели на него удивленно, но ничего не говорили. Энвер тоже молчал. Край лестничной ступеньки врезался ему в спину, но он не догадывался поменять позу. Он чувствовал какое-то неудобство, даже боль в затекшей от неподвижности спине, но понять, откуда эта боль, не мог.
О Байрамове Энвер не думал. Он знал, что ему надо найти этого человека и рассчитаться с ним за все: за отца, за себя, за вчерашние побои, за разламывающуюся от боли скулу, за мать, сестер и деда, ждущих денег, за их бедность, за свою убогость. Но думать о нем он не мог. Он вообще ни о чем сейчас не думал. Он ощущал только злобу. И боль.
Время от времени Энвер поднимался на несколько ступеней и изо всех сил бил ногами по двери Байрамова.
Только однажды на шум выглянул какой-то сосед.
– Чего стучишь? – спросил он. – Не видишь, что дома нет?
– Закрой дверь, – сказал ему Энвер, – и не суй нос не в свое дело.
Сосед послушно захлопнул дверь. Энвер опять занял свое место на лестнице.
Так они провели весь день. Энвер – на лестнице, Байрамов– в комнате у телефона. Он непрерывно звонил соседу...
Наступило то сумеречное время суток, когда день уже кончится, но освещение еще не включили. Энвер спал, прислонив голову к стене. Поэтому он не услышал легкого шума, когда дверь Байрамова отворилась, Агамейти выглянул наружу. Он не увидел и того, что через некоторое время, набравшись духу, Агамейти выглянул еще раз. Энвер продолжал спать. Путь наверх был открыт. Байрамов прикрыл за собой дверь и на цыпочках начал подниматься к соседу с верхнего этажа.
Сосед ждал его в дверях, облаченный в полосатую пижаму. Увидев Байрамова, он отступил на шаг и церемонно-вежливо пригласил в дом.
– Прошу вас, Агамейти-муаллим, – сказал он, – сколько живем в одном доме, а вы еще ни разу не были у меня в гостях.
–Да, – согласился Байрамов, – это нехорошо. Вы у меня не бываете, я – у вас, а близкие соседи.
В квартире соседа окна были занавешены шторами, на мебель надеты чехлы.
– Извините, – сказал сосед, – мои на даче, я тоже после работы там бываю. Поэтому такой беспорядок. Сейчас я открою окна.
– Что вы, что вы. Я на минутку. Меня ждут внизу. Сын друга, знаете. Внезапно позвонил, а я дома денег не держу...
– Да, да, – спохватился сосед, – одну минуточку. Он вышел в соседнюю комнату и вернулся с деньгами.
– Сто пятьдесят, – сказал он, – если бы вы сказали раньше, я мог бы дать больше.
– Спасибо вам и за это, – растроганно сказал Байрамов, – ВЫ не представляете, как меня выручили. Сын покойного друга... Я не хотел бы отказать ему в деньгах, – он смущенно улыбнулся.
Они вышли в прихожую, Байрамов еще раз поблагодарил соседа, пожал ему руку и начал спускаться к себе. У двери его ждал Энвер.
– Вот, – сказал Байрамов, протягивая деньги, – все, что смог достать. Сто пятьдесят рублей. Энвер молчал.
– Вот деньги, – сказал Байрамов, тихонько пятясь назад, -. клянусь памятью твоего отца, все, что есть. Энвер приближался к нему.
– Возьми, прошу тебя, – сказал Байрамов.
Энвер, сильно размахнувшись, ударил его по лицу..
"А-а-а!" – страшно закричал Байрамов и побежал вниз по лестнице. Он пробежал один пролет, и чувствуя, что Энвер все равно догонит его (а может быть, это страх отнял у него силы), упал вдруг как подкошенный на колени и обхватил голову руками.
Крик, за ним бегство, кровь, так охотно и сразу полившаяся из носа Байрамова, и кровь, оставшаяся на руке, вдруг лишили Энвера желания двинуться с места. Он смотрел на распластанное на полу, под ним, тело Байрамова, ждущее побоев, дрожащее от страха, и у него не было никакого желания приблизиться к нему. Он уверял себя, что там лежит человек, который – причина всех его бед: это он обманул отца и не дал ему возможности переехать в город, из-за него они до сих пор живут в Маралах, это он присвоил деньги, которые они ждали многие годы и ждут по сегодняшний день, и надо спуститься на несколько лестничных ступенек и совершить с ним то, о чем он так часто Мечтал в Маразах, то, чего требует справедливость, но не мог Заставить себя сдвинуться с места.
Байрамов сделал судорожное движение и сместился к стенке. "Продолжая прикрывать голову руками, он сунул ее в угол, чтобы Энверу труднее было до нее добраться...
"Пусть будет проклят хлеб, которым кормил тебя отец, – сказал себе Энвер, – если ты не можешь спуститься вниз и рассчитаться с человеком, который принес твоей семье столько неприятностей. Зачем же ты столько лет мечтал об этом? Зачем приехал в город? Зачем так долго искал встречи с ним?!"
Байрамов ждал побоев. Он знал, что заслужил их, и продолжал лежать в той же беззащитной позе, прикрыв голову руками. Давно не стриженные на затылке волосы спутались в завитушки, под ними Энвер увидел его неожиданно тонкую для такой комплекции шею.
– Встань, – сказал Энвер, – я не трону тебя...
Он сделал несколько шагов, нагнулся к нему и попытался разжать руки Байрамова, прикрывающие голову. Но, оставив голову, Байрамов тотчас обхватил ноги Энвера – и прижался к ним всем телом. Битый человек, он знал, что главное это ноги, лишь бы не ногами, а остальное, бог даст, он вынесет...
Чтобы не потерять равновесия, Энвер опустился рядом с ним на пол. Байрамов жалобно всхлипывал.
– Встань, – сказал Энвер, – я не трону тебя... Ну, успокойся, мужчина не должен плакать.
Но Байрамов продолжал всхлипывать. Энвер вытер кровь с его лица. Вытирая ее, он почувствовал на своих щеках слезы и вдруг, навалившись на Байрамова, заплакал сам...
Через полчаса Энвер был на площади перед "Азнефтью". Ярко освещенный Гамид стоял посреди площади. В его руках был жезл. Машины, едущие справа и слева, подчинялись каждому его движению. Показывая им, куда ехать, Гамид опять что-то приговаривал себе под нос, это помогало ему работать четко и увлеченно, слово – поворот направо, слово – взмах руки, еще одно – приставлена нога... Потом следовала пауза, во время которой Гамид молчал, вытянувшись в струнку и раскачиваясь на носках. Он думал. Причем о чем-то веселом. Энвер ясно видел через площадь, как он улыбался. Яркий свет, освещавший Гамида, давал возможность разглядеть его уверенное, не знающее сомнений лицо.
А на площади все было так же, как в первый день вечером и во второй утром: шли люди, ехали машины, над ровными рядами бульварного кустарника виднелась металлическая сетка, ограждающая волейбольную площадку. Сейчас на .ней– было пусто.
Энвер перешел площадь и приблизился к кругу, в котором стоял Гамид. Тот удивленно посмотрел на его распухшее лицо.
– Отведи меня в пекарню, – сказал Энвер. – Я временно останусь в городе...
