Текст книги "В командировке"
Автор книги: Рустам Ибрагимбеков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Ибрагимбеков Рустам
В командировке
Рустам Ибрагимбеков
В КОМАНДИРОВКЕ
Алтай Марданов, инженер-нефтяник, приехавший в Москву в командировку, поставил на запорошенную снегом лестничную ступеньку свой портфель, ухватился обеими руками за ручку тяжелой двери одного из московских научно-исследовательских институтов и, резко откинув назад свое небольшое округлое тело, что было сил потянул ее на себя. Дверь медленно отворилась... Марданов знал, что о масштабах и значении ведущихся в научном учреждении работ можно судить по тому, как оно охраняется, и по количеству людей, пытающихся в него проникнуть; поэтому, миновав дверь, он тотчас же уверился в том, что находится в крупном институте. В небольшом вестибюле на диване и вокруг длинного, покрытого зеленым сукном стола сидело человек десять. Еще несколько человек толпилось у телефона, выставленного в маленькое, пробитое в одной из стен окошко. Вестибюль кончался лестницей, рядом с которой бесшумно и безостановочно двигался лифт-транспортер. Кабина за кабиной поднимались в одном его стволе, такие же кабины шли сверху вниз, в землю, в другом стволе. Лестница и лифт были отгорожены от остальной части вестибюля, и в узком проходе сидел охранник.
Марданов вытащил из портфеля командировочное удостоверение, официальное письмо к директору и подошел к охраннику.
– В бюро пропусков, – опередил его тот и показал пальцем на окошко с телефоном.
Марданов подошел к окошку, дождался своей очереди, постучался, а когда оно открылось, подал сидевшей там женщине свои документы. Ознакомившись с ними, женщина назвала номер телефона, по которому следовало позвонить.
Марданов набрал номер.
– Я приехал из Баку, – торопливо сказал он, когда ему ответили. – У меня командировка в ваш институт. Я хочу ознакомиться с работами по темам 6-ТС, 18-ЛМ и вообще по оптимальным разработкам нефтяных и газовых месторождений.
– Письмо к дирекции у вас есть? – перебил его женский: голос.
– Есть, есть...
– Фамилия?
– Марданов...
– Подождите внизу.
И Марданов присоединился к сидящим на диване людям. Он смотрел на диковинный лифт. То и дело из него выскакивал кто-нибудь и, показав вахтеру пропуск, выходил в вестибюль побеседовать с ожидавшим его человеком.
Наконец к Марданову вышла женщина.
– Марданев, – позвала она его.
– Марданев, – мягко поправил ее Марданов и поспешил навстречу.
– Извините... Марданов, – улыбнулась женщина. Она взяла мардановские бумаги и уехала наверх за разрешением на пропуск.
Через два часа Марданов сидел в библиотеке и читал толстенные отчеты интересующих его лабораторий. Кое-что он записывал. К трем часам он уже знал, к какой лаборатории ему нужно прикрепиться на время командировки. Он сдал отчеты " пошел в канцелярию. Занимавшаяся им женщина сидела за одним из четырех столов.
– Я выяснил, – сказал Марданов. – В девятнадцатой занимаются именно тем, что меня интересует. Женщина подняла трубку телефона.
– Михаил Василич у себя? – спросила она. – А Бутковский? Спасибо.
Она дала отбой и набрала другой номер.
– Иосиф Александрович, здравствуйте, это Калмыкова. Тут товарищ из Азербайджана, из Академии наук, – сказала она и посмотрела на Марданова, который продолжал стоять у ее стола, хотя рядом был стул и можно было сесть. Интересуется работами вашей лаборатории. – Марданов закивал головой, как бы подтверждая ее слова, да, мол, очень интересуюсь. – Вы не могли бы побеседовать с ним? Михаила Василича нет... Завтра? Ну хорошо. Вы сами выпишите ему пропуск или мне? Хорошо.
– Сегодня он занят. Приезжайте завтра с утра. Я выпишу вам пропуск. Запомните: Иосиф Александрович Бутковский,– сказала Калмыкова, повесив трубку.
– Спасибо большое, – сказал Марданов растроганным голосом, он был очень благодарен этой заботливой женщине и, чтобы не отрывать ее больше от дел, поспешил к двери.
– А командировку вам не надо отметить? – спросила Калмыкова улыбнувшись.
– Ах да, – спохватился Марданов и вернулся к столу.
Калмыкова поставила печать, и Марданов, поблагодарив ее еще более растроганным голосом, выскочил из канцелярии.
Таким образом, в половине четвертого Марданов оказался на улице. Стоял декабрь. Шел снег. Было не очень морозно, но Марданову этих десяти-пятнадцати градусов и огромных сугробов на краю тротуара было достаточно, чтобы он сразу же начал мерзнуть.
– Как проехать в какую-нибудь гостиницу? – спросил он у первого встречного.
Тот долго объяснял, но из всего того, что было сказано, Марданов понял только, где остановка автобуса, и припустился к ней.
Он вышел из метро у гостиницы "Москва", полюбовался мгновение большой заснеженной площадью, стеной Кремля, кусок которой отсюда ему был виден, желтым, будто нарисованным, зданием, выглядывающим из-за этой стены, и помчался к входу в гостиницу.
– Мест нет, – сказала администраторша, чем-то похожая на Калмыкову, но не столь любезная.
Впрочем, она была вежливым человеком, хотя и говорила сухо; обратив внимание на растерянное лицо Марданова, она добавила:
– Поезжайте на выставку... "Алтай", "Космос", там можно устроиться.
– А далеко это? – спросил Марданов.
– Далеко, – сказала администраторша. – Но ближе вы ничего не найдете. Автобус на площади Дзержинского...
– Где площадь Дзержинского? – спросил Марданов у швейцара.
– Направо, – ответил тот.
– Далеко отсюда?
– С полкилометра, лучше на метро.
– А стоянка такси?
– Налево за углом.
Марданов пошел налево за угол и встал в очередь на такси. Мороз крепчал, так во всяком случае казалось ему. Марданов опустил наушники меховой шапки, потер нос. Очередь двигалась довольно быстро, но еще быстрее росла – за Мардановым уже выстроился длинный хвост.
– Кого я вижу?! Привет, старина! – услышал вдруг Марданов чьи-то возгласы и, обернувшись, увидел бывшего сослуживца, а ныне аспиранта своего института Рамиза Сеидзаде, который стремительно двигался на него, широко раскинув руки. Он сгреб Марданова в охапку, оторвал от земли, поцеловал " лоб и обе щеки.
– Ну, что нового в родных пенатах? Что хорошего в институте?
– Здравствуй, здравствуй, – ответил Марданов, освободившись наконец из объятий коллеги.
– Ты когда приехал? Почему мне не сообщил? Вот и наша машина, – продолжал говорить, не останавливаясь, Сеидзаде потащил Марданова к машине. – Ты где остановился?
– Пока нигде, – сказал Марданов. – Хочу поехать "Алтай".
– Да ты что?.. – Сеидзаде то говорил по-азербайджански,, то неожиданно перескакивал на русский, а то мешал слова обоих языков. – Устроишься у меня в "Южной", это тоже не близко, но не "Алтай".
– Куда поедем? – спросил шофер, мужчина лет пятидесяти.,
– На Солянку. А потом отвезешь этого молодого человека в гостиницу "Южная". Знаешь, где это? – сказал Сеидзаде и, уже обращаясь к Марданову, спросил: – А где твои вещи?
– В камере хранения на вокзале.
– Как раз на обратном пути захватишь вещи. Мне сейчас срочно надо по одному вопросу. Через два часа я приеду и устрою тебя. Как Керимов поживает?
– Хорошо. Удалось тебе обсудиться?
– Конечно. В январе, сразу же после Нового года, защищаюсь. В Губкинском. А как твои дела?
– Вот приехал...
– Ну и чудесно. Вечером побеседуем подробно. Как Керимов?
– Хорошо.
– Не злится на меня за то, что я здесь застрял?
– Не знаю, мне он ничего не говорил.
– Так уж и не говорил, – Сеидзаде испытующе посмотрел* на Марданова. – Он же в тебе души не чает.
– Честное слово...
– Ну, верю, верю... Я шучу. Шеф, а шеф... Шофер слегка повернул голову к Сеидзаде.
– Шеф, ты "Матео Фальконе" читал?
– Нет, – сказал шофер.
– Жаль, а то бы побеседовали, – Сеидзаде подмигнул Марданову.
– А про чего это? – спросил шофер.
– Про то, как один папаша, по имени Фальконе, застрелил
сына.
– А-а, – сказал шофер. – Не читал, время нету.
– Ну ничего... А ты вот что скажи мне, шеф. Если тебе предложат хороший новый чехословацкий протез или ногу, что ты выберешь?
– Чево? – переспросил шофер.
– Новый, говорю, пластмассовый чехословацкий протез или ногу?
– Ногу, – сказал шофер и загоготал.
– Ну почему? – Сеидзаде еще раз подмигнул Марданову, который смотрел на него растерянно умоляюще и делал знаки замолчать. – Если у тебя протез и кто-нибудь наступит на него – Тебе не больно. Если же ты наступишь на кого-нибудь, то ему хана. Правильно я говорю?
– Прошу тебя, хватит, – на азербайджанском взмолился Марданов.
– Правильно-то, правильно, – сказал шофер. – А своя нога все-таки лучше.
– Сейчас направо, – сказал Сеидзаде и подмигнул Марданову, – умираю, ни минутки свободного времени нет. Чертежи, графики, переделки... Замучился. Ага, вот здесь, во-во-во... Ну, пока. Через два часа я в гостинице. Там поговорим. Пока, шеф.
– До свидания, – улыбнулся шофер.
– Отвези его на Курский, а оттуда в "Южную" на Ленинском.
– Хорошо, – сказал шофер. – Веселый парень, – добавил он, когда они отъехали.
– Да, – согласился Марданов, и они замолчали.
Сеидзаде действительно приехал через два часа.
– Ты здесь? – издали на ходу крикнул он Марданову, сидевшему в холле среди ожидавших места людей, и ринулся к администратору, перед столом которого выстроилась длинная очередь. Он что-то сказал ей, перегнувшись через барьерчик, показал на Марданова, еще раз перегнулся, потом что-то сказал кому-то из очереди и пошел к Марданову.
– Все в порядке, отдельный номер. Иди оформляйся. На очередь не обращай внимания. Ну иди же, чего боишься? А потом приходи ко мне в четыреста двенадцатый. Извини, я очень тороплюсь.
Он побежал к лифту.
Номер оказался довольно просторным. Положив чемодан под кровать, Марданов пошел к Сеидзаде. Тот брился.
– Садись, – сказал он. Марданов сел.
– Ты первый раз в Москве? – спросил Сеидзаде. Марданов утвердительно кивнул головой.
– Жаль, времени нет, горю, а то бы показал тебе Москву, покейфовали бы.
– А куда ты идешь? – спросил Марданов.
– Небольшое интимное дело, – улыбнулся Сеидзаде и подмигнул Марданову. – А ты что собираешься делать?
– Не знаю, – ответил Марданов.
– Дай, пожалуйста, рубашку, – попросил Сеидзаде и показал на рубашку, лежавшую на кровати.
– Спасибо, – сказал он. Надел ее и пошел к зеркалу. Высокий, сильный и красивый, он понравился себе и сегодня. Поправив прическу, взялся за пиджак.
– Что же мне с тобой делать? – сказал он Марданову, примостившемуся на краю стула. – Как назло, неотложное свидание! Извини, пожалуйста.
– Конечно, конечно, – сказал Марданов. – Я понимаю... Ты о Бутковском что-нибудь слышал?
– Конечно, даже читал его.
– Он кандидат?
– Доктор, а что?
– Завтра я должен встретиться с ним.
– Прекрасно... да, платок, – Сеидзаде полез в шкаф за "латкой. – Ты пойди погуляй сегодня, познакомься с кем-нибудь.
– Не хочется что-то. Поработать хочу немного. Сеидзаде положил платок в карман и изо всех сил хлопнул себя ладонями по бедрам.
– Ну что с тобой делать? – закричал он. – Что ты опять глупости говоришь? Какая сегодня может быть работа? Ты же первый раз в Москве! Посмотри на себя в зеркало, еще два года и с тобой женщины перестанут разговаривать. Что, кроме тебя, никто не работает, только ты такой умница, что должен сутками работать?
– Нет, не поэтому, – попытался оправдаться Марданов. – Просто завтра я должен встретиться с ним, хочу подготовиться немного...
– Перестань морочить голову, что я ребенок тебе, что ли? Ты во сне расскажешь о своей работе, если придется! Готовиться он должен... Вставай, вставай. – Сеидзаде оторвал Марданова
от стула и подтолкнул к двери. – Нельзя так опускаться, ты же молодой человек, мальчишка, кровь в тебе должна кипеть. И помни, главное в жизни гармония. Чем всестороннее развит человек, тем лучше и ему и его потомкам. Книги книгами, работа работой, но и жить надо. В чем виноваты твои дети? Если ты и сегодня просидишь у стола, они родятся у тебя лысыми и в очках...
Сеидзаде убрал бритву со стола, задвинул чемодан под кровать.
– Ну, как будто все? – сказал он, оглядев последний раз комнату. – Пошли.
– А куда я пойду? – спросил Марданов.
– Куда? Да мало ли тут мест, куда можно пойти. Поезжай в театр, там решишь.
Они вышли в коридор. Сеидзаде направился к телефону, Марданов поплелся за ним.
– Рамиз, – сказал он, – мне Рахманбеков и Керимов советовали на телеграф пойти. Центральный. Там хорошо, говорят.
– На Центральный телеграф? – удивился Сеидзаде. – Не знаю... Впрочем, почему бы и нет? – Сеидзаде начал набирать номер. – Сорок три... Там народу полно...
– Они говорят, что там легко можно познакомиться с хорошей девушкой.
– Можно, конечно, – сказал Сеидзаде. – И не с девушкой тоже можно... А черт, занято.
– Там, говорят, легче всего познакомиться, – продолжал Марданов, – проще, говорят, на это смотрят.
– Главное, обрати на себя внимание, – сказал Сеидзаде и снова взялся за трубку. – Постарайся сделать или сказать что-то такое, что выделит тебя из толпы, а потом встретиться взглядом, и сразу станет ясно, имеет ли смысл делать попытки. Понял?
– Да, – сказал Марданов. – А где этот Центральный телеграф?
– Это недалеко от того места, где мы сели в такси. Да каждый тебе покажет. Я бы сам тебя отвез, но очень тороплюсь. Извини. – Сеидзаде положил трубку на место, пожал Марданову руку и пошел.
Через час Марданов добрался до Центрального телеграфа. Побродив по всем залам и рассмотрев все, он проверил корреспонденцию и, убедившись в том, что на его имя ничего нет, вышел в вестибюль. Здесь расхаживали, стояли группами и беседовали люди, преимущественно мужчины. Некоторые были в возрасте Марданова, большинство помоложе, многие походили на кавказцев. То и дело с улицы входили новые люди и направлялись по разным залам. Если это была красивая женщина, все обращали на нее внимание. Сделав вид, что ждет кого-то, он то и дело поглядывал на часы и недовольно фыркал. Марданов походил по вестибюлю. Один грузин прямо на глазах Марданова остановил вошедшую с улицы девушку и сказал ей что-то, от чего она рассмеялась. Марданов подошел к ним поближе.
– Клянусь честью, я вас знаю, – уверял девушку грузин, он говорил с сильным акцентом. – Прошлым летом помните Серебряный бор?
– Нет, вы ошиблись, – отвечала девушка. – Прошлым летом я была на юге.
– Не может быть! Я же хорошо помню вас. Света зовут, правильно? – с жаром продолжал грузин.
– Неправильно.
– А как? – улыбнулся грузин.
– Не скажу. Это неприлично – останавливать незнакомых людей на улице, сказала девушка, но почему-то не уходила.
– Это не улица, – игриво возразил грузин. – Меня зовут Тенгиз. Вы хотите звонить?
– Нет. Мне нужно телеграмму отправить.
И они вместе пошли отправлять телеграмму. "Интересно, что он сказал вначале? – подумал восхищенный ловкостью грузина Марданов. – Молодец какой! А по-русски плохо говорит... Сеидзаде прав, главное – вначале сказать интригующее, это самое главное..."
Марданов вынужден был прервать эти свои рассуждения, потому что из зала для междугородных разговоров вышла девушка, прошла мимо него, ну в каких-нибудь тридцати сантиметрах, а может и ближе, наверняка ближе, знакомый, но всегда отдаленный запах духов, пудры и чего-то еще, ему неведомого, обдал вдруг Марданова мягкой душистой волной.
Девушка пошла в главный зал. Марданов пошел следом. Она направилась к тем окошкам, где он уже проверял почту, поэтому он остановился, подошел к первому попавшемуся окну и попросил конверты, бумагу и марки. Получив все, что просил, Марданов сел за один из столов и принялся наблюдать за ней. Она тоже уже сидела. Читала письмо. Марданов вытащил из кармана газету и поднес ее к носу. Теперь, глядя поверх газеты, он "мел возможность безбоязненно смотреть на девушку. Девушка шевелила губами, улыбалась, хмурилась. Кончив читать, она положила письмо в сумку и пошла к выходу. Марданов двинулся за ней. Она вышла на улицу Горького и пошла вверх.
Валил снег, было гораздо холоднее, чем днем, и все же Марданов шел за ней. Они дошли до памятника Юрию Долгорукому. Марданов то обгонял ее, то отставал, чтобы нагнать с другой стороны, но девушка так и не обратила на него внимания. Марданов постепенно замедлил шаг, а потом и вовсе перешел на другую сторону улицы. Подошел к памятнику, обошел всадника кругом и пошел назад к остановке автобуса...
Автобус мелко трясло, слегка подбрасывало. Некоторое время он ехал прямо и прямо, потом вдруг начал, часто снижая скорость, поворачивать то вправо, то влево; и тогда на Марданова валился его сосед. Он был пьян. Заснул недавно, а до того долго репетировал разговор с женой.
– Ну, пойми... Праздник же. Я же редко себе позволяю. Будь человеком. В,аня угостил, – говорил он и показывал на Марданова.
За окном было совершенно черно, и только размытые желтые пятна фонарей проплывали мимо через равные промежутки времени.
Прежде чем лечь спать, Марданов зашел к Сеидзаде, но того "е было. Поработав немного, Марданов еще раз постучался к нему, но опять безуспешно.
Утром Марданов поднялся рано, умылся, собрал в портфель все необходимые бумаги, убедился в том, что Сеидзаде так и не ночевал дома, и поехал в институт...
Он пытался постучать в дверь кабинета Бутковского, но она была обита дерматином, и стук не получался. Когда же он решился открыть ее, Бутковский оказался парнем в возрасте Марданова, а то и моложе. Он сидел за столом в углу почти пустой комнаты.
– Можно? – спросил Марданов.
– Да, пожалуйста, – сказал Бутковский.
– Вам вчера звонили, – сказал Марданов. – Я из Баку, командированный.
– Да, да, садитесь, пожалуйста. Марданов сел.
– Я слушаю вас, – сказал Бутковский.
– Видите ли, – начал Марданов, потом осекся, полез в портфель и вытащил пачку листов, скрепленных скоросшивателем. – Видите ли, я ознакомился с отчетами вашей лаборатории... И мне показалось, что вы занимаетесь вещами, близкими тому, чем занимаюсь я. Не совсем тем, но примерно... Тут изложены результаты, которые я получил. Я бы хотел проконсультироваться с кем-нибудь, мне не удается получить решение в общем виде...
– Понятно... А чем вы занимаетесь?
– Оптимальной разработкой нефтяных месторождений...
– Какой математический аппарат?
– Линейное и динамическое программирование.
– Давно вы над этим работаете?
– Три года. Я могу рассказать вам основные идеи.
– Не надо. Я посмотрю сам.
Он протянул руку, и Марданов вручил ему результаты своей трехлетней работы.
– Зайдите, пожалуйста, через полчасика, – сказал Бутковский, полистав их.
Марданов вышел из кабинета и заходил по коридору. Потом спустился вниз и позвонил в гостиницу.
– Из четыреста двенадцатого Сеидзаде, пожалуйста, – попросил он.
– Рамиз? – сказал он, когда Сеидзаде подошел. – Это я, Алтай.
– Привет, старина. Ну, как дела?
– Я из института. – Марданов прикрыл трубку рукой в оглянулся по сторонам. – Кажется, я напрасно приехал. Я был сейчас у Бутковского. Он даже слушать меня не захотел, оставил работу у себя и сказал, чтобы я через полчаса зашел. Отделаться хочет.
– Не думаю.
– А что там можно за полчаса разобрать?
– Ну, если ты над ней сидел три года, то, по-твоему, и другим столько же надо? Хватит и полчаса.
– Не знаю, не знаю, – сказал Марданов.
– Да не волнуйся. Не он, так кто-нибудь другой прочтет. Ты, когда приедешь?
– Часов в шесть-семь.
– Ну давай, приезжай. Пока.
Сеидзаде повесил трубку. И Марданов снова заходил по" коридору.
–Ну что же, – сказал Бутковский, когда полчаса истекли. – Это интересно, он улыбнулся. – Честно говоря, не думал. Можно, наверное, и по-другому делать, но то, что у вас", тоже интересно. Я не могу сейчас сказать, почему у вас там не ладится в конце, но мне кажется, если использовать принцип максимума, то решение должно пройти до конца в самом общем .случае. Я тут набросал вам кое-что. Вы знакомы с принципом максимума?
– Немного.
– Я написал здесь литературу. Я не очень хорошо знаю нефтедобычу, но мне кажется, что проблема и сама по себе довольно привлекательна...
Он протянул Марданову его работу.
– Спасибо, – сказал Марданов.
– Пожалуйста, – ответил Бутковский. – Заходите, если будут неясности.
Он с откровенным любопытством рассматривал Марданова, пока тот прятал работу в портфель и шел к двери.
– До свидания, – уже в дверях сказал Марданов.
– Всего хорошего.
И опять Марданов целый день сидел в библиотеке: читал, писал, перечеркивал...
Приехав в гостиницу, он долго стучался к Сеидзаде, но тот не отвечал. Марданов пошел к себе. Выложил из портфеля книги и работу, снял с себя рубашку и туфли и сел за стол.
Примерно через полчаса к нему кто-то постучался, дверь чуть приоткрылась и, прежде чем Марданов успел спросить, кто там, женский голос попросил разрешения войти.
– Одну минутку, – вскрикнул Марданов и заметался по комнате в поисках второй туфли, на ходу натягивая рубашку.
– Войдите, – сказал он, влезая наконец ногой в злополучную туфлю.
В комнату вошла очень красивая, очень хорошо одетая н очень – с точки зрения Марданова, глаза которого были вровень с ее пухлыми и, по всей вероятности, мягкими губами, – высокая девушка.
– Извините, пожалуйста, вы ведь Алтай?
– Да, – согласился Марданов.
– Рамиз переодевается и отослал меня посидеть у вас это время. Вы не возражаете?
– Ну что вы, что вы. Наоборот, очень приятно. Садитесь, пожалуйста. Марданов захлопотал вокруг неожиданной гостьи. Он расчистил от бумаг стол, включил большой свет, поставил на стол цветочницу, стоявшую на полу.
Девушка молча разглядывала его.
– Меня зовут Ира, – сказала она, когда наконец он перестал наводить порядок и вынужден был сесть.
– Очень приятно, – сказал Марданов. – Я стучался к Рамизу, его не было.
– Да, он был у меня, – улыбнулась Ира. – Ну, чем кончился ваш вчерашний вояж на телеграф? Я столько смеялась, когда Рамиз рассказывал. Только кавказцам может прийти в голову эта идея. Ну рассказывайте, чем все кончилось.
– Какой телеграф? Мы шутили, – пробормотал застигнутый врасплох и смутившийся до слез Марданов. – Это все выдумка Рамиза. Никуда я не ездил...
– Ну не смущайтесь, пожалуйста. Мужчина не должен смущаться из-за подобных пустяков. Не делайте из мухи слона. Он просто сказал, что вам было скучно, а какие-то друзья в" Баку посоветовали вам поехать на телеграф.
Ира замолчала, почувствовав, что каждым новым своим словом причиняет Марданову страдание. Она попыталась заглянуть в его глаза, но он, чтобы скрыть навернувшиеся на них слезы, смотрел в сторону.
– Ну прошу вас, перестаньте дуться, – попросила Ира жалобным голосом. – Вы как маленькая девочка.
– Не в этом дело, – сказал Марданов. – Просто он придумал, не ходил я ни на какой телеграф.
– Ну хорошо, пусть будет так. Не хотите посвящать меня в свои дела, не надо. Поговорим о чем-нибудь другом. Как вам; нравится Москва?
– Нравится. Только холодно.
– Вы надолго?
– На десять дней.
– Бедный Рамиз замотался со своей защитой.
– Да, это хлопотное дело, – согласился Марданов, он все еще смотрел в сторону.
– Перестаньте же стесняться меня! Вот тоже экспонат!
– Я не стесняюсь, – Марданов наконец поднял глаза и посмотрел в лицо Ире.
– Вот молодец. И учтите, что женщины любят решительных мужчин. Долой стеснительность! Кажется, идет.
В коридоре послышались посвистывание и шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошел Сеидзаде, тщательно выбритый, выутюженный и начищенный.
– Привет, старина, – обратился он к Марданову. – Ну, чем кончился твой визит к Бутковскому?
– Потом поговорим, – многообещающе сказал Марданов.
– Ну хорошо, – согласился Сеидзаде. – Я надеюсь, вы себя хорошо вели? А то Алтай у нас парень шустрый...
– Перестань, – попросила Ира.
– До свидания, – сказала она Алтаю. – И помните, долой стеснительность!
– Я, наверное, рано вернусь сегодня, поговорим, – сказал Сеидзаде, выходя вслед за Ирой. – Пока.
Марданов сел за стол.
Позднее, часов в двенадцать, очевидно, в дверь его комнаты постучали.
– Кто там? – спросил Марданов.
– Я... Рамиз.
– Что тебе? – спросил Марданов, подходя к двери.
– Открой, поговорим, – рассмеялся Сеидзаде. – Что там с тобой происходит?
– Не открою, – сказал Марданов. – Нам не о чем говорить. Я не позволю делать из себя посмешище...
Сеидзаде, очевидно, уже подготовленный ко всему Ирой, не обиделся.
– Ну, не веди себя как ребенок, открой, – попросил он еще раз.
Марданов открыл дверь.
– Пошел отсюда, – сказал он дрожащим от обиды голосом.
– Ну ладно, – Сеидзаде все еще примирительно улыбался. – Я же пошутил...
Но Марданов смотрел на него с такой ненавистью, что улыбка сошла с лица Сеидзаде, он пожал плечами и пошел к себе...
На следующий день после работы Марданов опять поехал на телеграф. Добрался он сюда несколько позже обычного, поэтому торопился и в дверях налетел на девушку, идущую навстречу. Бормоча извинения, он успел рассмотреть только озорные, лихо подведенные глаза. А когда она ласково обогнула его и поскакала по лестнице, он осознал вдруг, что ему подмигнули.
Посреди перехода, воспользовавшись тем, что регулировщик закрыл дорогу, она обернулась и улыбнулась ему, бегущему следом. Сомнения быть не могло, она улыбнулась Марданову, между ними и рядом с ним никого не было, все остались на тротуаре.
В гастрономе, куда он заскочил сразу же вслед за ней, у винного отдела ее поджидали два парня и две подруги.
Марданову удалось своевременно повернуть в сторону, не обратив на себя внимания парней; он похвалил себя за то, что сумел проделать это так умело и, мельком глянув на компанию, двинул к выходу. Естественно, он был огорчен при этом крайне, надо же было так случиться, чтобы друзья сопровождали ее именно в тот вечер, когда она улыбнулась ему.
Но, минуя их, он снова натолкнулся на ее взгляд и улыбку; и в этот раз Марданов уже голову мог дать наотрез, что они предназначались ему: наступил миг, о котором говорил перед отъездом Керимов (руководитель, друг, красавец), когда все сомнения вдруг исчезают, и приходит уверенность в том, что и он, Алтай Марданов, может заинтересовать женщину, та уверенность, которая или приходит к мужчине в восемнадцать лет, или никогда не приходит (если, конечно, он не в командировке).
Марданов замедлил шаг, плавно развернулся и подошел к прилавку, у которого они стояли, так, чтобы, разглядывая его, он видел и девушку.
Один из парней держал в руках деньги, все остальные рылись в карманах, сумочках и кошельках.
– Я думала, мне перевод будет, – говорила "знакомая" Марданова, подавая казначею какую-то мелочь. На Марданова она не глядела, но говорила громко, словно старалась, чтобы он услышал эти ее слова.
"Стесняется того, что деньги собирают на людях, тепло подумал о ней Марданов. Да я бы тебе весь этот отдел подарил, если бы ты захотела". Чем больше он смотрел на нее, тем больше она ему нравилась, такая ладная, бойкая: нет-нет да стрельнет взглядом в его сторону, и – приятная неожиданность достаточно невысокая, чтобы даже на каблуках быть вровень с ним, ну, может быть, чуток выше.
"Самый момент, думал Марданов, подойду и скажу: "Ребята, вы на что-то соображаете, а у меня как раз деньги", – и улыбнусь ей". Он еще раз повторил про себя все то, что собирался сказать, но с места не сдвинулся и мялся до тех пор, пока парни не разбежались по кассам.
"Еще лучше, подумал Марданов, нет худа без добра, без парней легче договориться". Некоторое время он не мог решить, что лучше, отозвать ее в сторону или же обратиться в присутствии подруг, поразмыслив, он пришел к выводу, что поговорить с ней в отдельности лучше, но опять не знал, под каким предлогом это сделать.
Вдруг они пошли от Марданова: их позвал один из парней. Марданов поспешил следом, а так как у него уже был подготовлен повод для знакомства, то он подошел к ним вплотную.
– Девушка, – сказал он тихо, когда все почти поравнялись
с тем парнем.
Она вздрогнула, но не повернулась.
– Девушка, – сказал Марданов еще тише, но, уже не дожидаясь результата, обогнул их и, спрятав голову в воротник пальто, понесся по магазину. У стены он остановился. Они совещались. Потом пошли в его сторону. Марданов выскочил на улицу. Отошел к углу. Минут через пять они вышли.
Когда они проходили мимо него, он стоял боком на краю тротуара и пристально разглядывал здание телеграфа.
Они сели в троллейбус. Он тоже. Были свободные места, и все сели, кроме него, конечно. Он встал так, чтобы было видно ее лицо.
Спустя минуту они встретились взглядами, и ему почудилось удивление в ее глазах, удивление его нерешительностью, так ему показалось во всяком случае, но уверенным он в этом быть не мог, потому что она очень скоро опустила их.
"Стесняется", подумал Марданов еще более тепло, чем в магазине, улыбнулся ласково и отер пот со лба, чтобы не блестел, но до тех пор, пока они не вышли из троллейбуса, она так и не посмотрела на него.
Два раза они переглянулись в вагоне метро.
Пока они ехали под землей, Марданов корил себя за то, что не подошел к ней между остановкой троллейбуса и станцией метро, и настраивался непременно предпринять что-нибудь ("А ведь и предпринимать-то ничего особенного не надо, – уверял он себя, – все, собственно, готово, надо подойти только и сказать что-нибудь не очень глупое"), как только снова выберутся на поверхность.
И только тогда он понял, что не побороть ему своей трусости, когда они ввалились в подъезд первого же после метро дома. В дверях она повернулась и помахала рукой застывшей на углу фигуре. Теперь уже решительно можно было головой поручиться, что она махала ему – вокруг не было ни души. И поэтому, возвращаясь на телеграф, Марданов был радостный и возбужденный.
Здесь все было так же, как каждый вечер: люди писали, получали, звонили, отправляли. Некоторых из тех, кто стоял перед входом, Марданов уже знал, с двумя земляками поздоровался.
Поразмыслив немного, он решил отправить Рахманбекову поздравительную телеграмму по случаю дня рождения. Прикинул текст, и получилось, что выгодней фототелеграмму, тем более, что подходящих бланков не было, все больше аляповатые, а в портфеле лежала ручка с пером для туши и сама тушь.
Все время, пока раздумывал о телеграмме и писал ее, Марданова не оставляли радость и волнение, сопутствующие неясному, но неотступному ощущению необычности вечера. И хотя пузырек с тушью опрокинулся совершенно неожиданно для него, как бы сам собой, и в любой другой день его жизни подобное происшествие смутило бы его крайне (потому что, опрокинувшись, тушь залила весь стол, телеграмму, телеграммы других людей и, как выяснилось чуть позже, чулки высокой молодой женщины, сидевшей справа от Марданова), он воспринял это поразительно легко. Конечно, ему было неловко перед пострадавшими, особенно перед женщиной, но с самого своего начала вечер обещал быть необычным, и Марданов был готов ко всему.
Ворчали все, и перед всеми Марданов извинялся, но особо внимательным он был к единственной среди пострадавших женщине, владелице подпорченных чулок, однако и пострадала она больше других; в этом Марданов убедился после того, как она предоставила ему такую возможность, сунув под нос ногу с чулком, – она поднесла ногу прямо к его лицу, благо и задирать ее пришлось не очень высоко, учитывая рост Марданова, и попросила полюбоваться плодами своей работы.
