Текст книги "День рождения"
Автор книги: Рустам Ибрагимбеков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Не понимаю, зачем это нужно? – сказала Аня, но Багадур знал, что она уже на все согласна, а говорит просто, чтобы прошел холодок, который возник между ними в последние дни из-за рождения.
– В чем дело? – вдруг спросил отец. Почему-то у него было перевязано горло.
– Ты зачем горло забинтовал? – поинтересовался Багадур. Отец молча ждал ответа на свой вопрос.
– Багадур за осетриной хочет съездить в Бильгя, – сказала Аня.
– Ты мне лезвие обещал, – повернулся отец к Багадуру, он всегда делал вид, что не слышит, что ему говорит Аня, даже если сам ее о чем-то спрашивал, зачем тебе осетрина?
– Рафику пять лет исполняется десятого, – сказал Багадур. – хочу гостей пригласить. Пятилетие один раз в пять лет бывает.
Отец ничего больше не сказал и подул на баклажаны, чтобы быстрее остыли.
– Ребенку это не нужно, – сказала Аня, – придут только взрослые люди... Если придут...
Она не посмотрела на Багадура, когда произнесла эти слова и сказала их как-то незаметно, не желая его обидеть. И он не обиделся, но вдруг подумал, что, пожалуй, слишком поторопился накупить выпивки, ведь может так получиться, что ребята опять не найдут времени прийти, будут заняты делами, или вообще их нет в городе. Это вполне возможно, еще только начало сентября, многие не вернулись из отпусков... Багадуру стало неудобно за свою торопливость.
– Лучше купить ребенку подарок, – продолжала Аня, – и позвать в гости его товарищей со двора, это ему гораздо больше понравится.
– Неправильно говоришь! – вмешался в разговор отец, резко отодвинув от себя баклажаны, – мелко думаешь. Есть мелкая политика государства, есть высшая; тактика и стратегия, – он гордо посмотрел на Багадура.
...Конечно же надо было сперва выяснить, в городе ли ребята, есть ли у них время, а потом уже тратить деньги на водку и коньяк, ругал себя Багадур, опять он может попасть в глупое положение из-за свой торопливости.
– Думаешь, государству нужны праздники? – сказал отец, он так и не повернулся к Ане, хотя говорил для нее. – Нет! (Эти деньги можно потратить на тысячу других вещей, если заниматься мелкой политикой, с точки зрения желудка, так сказать. А с точки зрения высшей политики праздники нужны, это энтузиазм. Ты думаешь, это все просто? Как бы не так, поэтому вы совершаете ошибки на каждом шагу. Русский язык преподавать легко, а есть вещи посложнее!.. – отец с сожалением посмотрел на Багадура: мол, твоя жена как хочет вертит тобой, необразованным дураком, но есть люди в этом доме, которые все видят и понимают, и пусть она не думает, что умнее всех.
– Ладно, ладно, – скривил лицо Багадур, – не выходи из себя, высшая политика... Рафику пальто нужно купить, какая тут высшая политика? – он уже давно не придавал значения "умным" разговорам отца, с тех пор, как одно его заявление попало в руки матери Эльдара, тети Лейлы, и она нашла в нем много ошибок – выяснилось, что отец малограмотный человек, хоть и работал когда-то прокурором.
– Вы что хотите, чтобы я не доел эти баклажаны? – спросил отец. – Хотите, чтобы кусок застрял у меня в глотке? Не увидите этого никогда, вы раньше подохнете! – он схватил баклажаны и, делая вид, что они обжигают ему руки, побежал в свою комнату.
Аня тихонько, чтобы не слышно было в комнате, рассмеялась, Багадуру было не до смеха.
– Не обращай на него внимания, – сказала Аня, – в конце концов не придут не надо. Пригласим родственников.
– Почему не придут?! – вдруг закричал Багадур, – кто сказал, что не придут?! Замолчи! Везде нос свой суешь! Вари свой обед, остальное не твое дело...
Когда он все это кричал и видел при этом, как сморщилось от обиды лицо жены и на глазах ее появились слезы, он понимал, что не то кричит, и удивлялся, что такие глупые и несправедливые слова орет, надув жилы на шее, как буйвол, но остановиться не мог, а наоборот, разозлился еще больше – но уже на себя – и, хлопнув дверью, поехал в Бильгя за осетриной...
На вокзале он долго читал расписание электрички, потом автобуса и никак не мог понять, на чем доедет быстрее: автобус уходил позже, но более короткой дорогой. Голова совсем не работала.
Поехал на электричке. Через сорок минут в Загульбе понял, что совершил ошибку, потому что из Загульбы в Бильгя электричка ходит только в два часа раз, а на автобусе он попал бы туда сразу.
Пришлось ловить попутную машину. Спросил у шофера, где можно взять осетрину. Тот назвал ему место, которое он и сам знал, – у магазинчика на краю дачного поселка, рядом с переездом через линию электрички.
– А еще где? – спросил Багадур.
– Трудно сейчас с осетриной, – сказал шофер, – три дня норд дул, рыбаки в море не выходили. Только у кого бассейн во дворе есть, у них, может быть, осталась рыба.
Он назвал Багадуру дом человека с бассейном, у которого, по его мнению, осетрина всегда бывает.
У магазинчика осетрину не продавали. Старик-продавец, сидевший в тени на ящике из-под лимонада, слово в слово повторил то, что сказал шофер, и назвал дом того же человека.
Багадур пошел в селение. Пришлось снять туфли, в них набивался песок. Через пять минут, мокрый от пота, он весь покрылся пылью, на зубах хрустел песок. Хорошо, что он не одел брюки от черного костюма.
Время от времени дорога раздваивалась, и каким-то чутьем Багадур выбирал одну из них, то правую, то левую, и, как в конце концов оказалось, правильно. Дорога вывела его на маленькую площадь между несколькими домами, окруженными каменными заборами. Песок здесь был неглубокий, под ним чувствовался твердый грунт.
Дома были двухэтажные, с застекленными верандами. У одних ворот стояла "Волга", у других – молодой ишачок. Багадур с ними прошло. Я с ними вырос. Почему я не могу потратить для них сто пятьдесят – двести рублей? Неужели я такой крохобор! Хорошо, в детстве они меня угощали, а теперь неужели я один раз не могу отплатить им тем же. Что, я не человек, что ли? Они, наверное, думают: как был Багадур нищим, так и остался, образование не получил, еле на хлеб себе зарабатывает. А я хочу, чтобы они пришли и убедились, что нет хорошо живет Багадур, и увидели мой дом, мою семью, моего ребенка, порадовались за меня, выпили вместе со мной. Правильно я говорю, мама?
– Правильно, сынок, правильно.
– Я не хочу отрываться от своих товарищей! – тут Багадур обратил внимание, что говорит очень громко, почти кричит, а окна во двор открыты и соседи могут подумать, что у них скандал.
– Никто тебе не говорит, чтобы ты отрывался от товарищей, – тихо сказала из кухни Аня, – я давно с тобой согласилась. А ты сам раскричался и ушел...
Багадур встал.
– А почему я раскричался? – спросил он и пошел в кухню, – я же не железный...
Кончилось все хорошо. Решили, что он сегодня же вечером начнет приглашать гостей, завтра утром возьмет мясо, а остальное не его дело – все сделают женщины. Но он все же сказал, что, если времени хватит, он и за осетриной съездит. И шашлык будет делать сам, никому он его доверить не может.
В старом дворе у всех были телефоны. У Эльдара с Рамизом он стоял с довоенных времен, остальным поставили, когда заработала АТС-2. Поэтому, прежде чем поехать туда, Багадур решил позвонить к родителям Эльдара, предупредить, что собирается к ним, и узнать телефоны двух товарищей, с которыми он несколько лет назад познакомился в цирке через Фаика, Рамиза и остальных ребят. Он знал, что ребята продолжают с ними дружить, и поэтому решил и их пригласить, чтобы всем было приятно. Один, Октай, работал в Госплане, другой, Тофик, директором универмага. Оба были года на два старше Багадура, оба семейные, несколько раз он бывал с ребятами у них в гостях и давно хотел как-то отблагодарить их за гостеприимство. На свадьбу он их пригласить не смог, все же они были не очень близкими ему товарищами, а новая квартира хоть и трехкомнатная, но еле хватило ее на родственников с той и другой стороны. А день рождения Рафика – как раз удачный случай оказать людям уважение...
Трубку взяла тетя Лейла, мать Эльдара, обрадовалась Багадуру, поругала за то, что он исчез, не звонит, не приходит. Багадур спросил у нее телефоны Октая и Тофика и сказал, что через полчаса приедет в гости. Спросил, дома ли дядя Гамид, передал ему привет и попросил предупредить Эльдара, чтобы он никуда не уходил, есть важное дело...
На Шемахинке, прямо на улице, продавали свежую рыбу – довольно крупных сазанов. Очередь была маленькая, а свежую рыбу не часто встретишь на улице, поэтому Багадур решил взять две рыбины, чтобы поесть со стариками Эльдара.
Чистить и жарить ее он умеет, почему бы не угостить стариков свежей рыбой?
Дядя Гамид лежал на диване и, сдвинув очки на лоб, читал книгу.
– А-а-а, – обрадовался он, увидев Багадура, – беглец вернулся в родные края, – опустил очки на нос и, покряхтывая, поднялся на ноги. У него была грыжа.
Тетя Лейла гадала на картах. Она перестала красить волосы, стала совсем белой и поправилась еще больше. На стенах как были много лет назад наклеены обои в мелкую полоску, так и остались.
– Надо обои поменять, – сказал Багадур, – неудобно даже.
– Э-э, – махнула рукой тетя Лейла, – кто этим будет заниматься? Нам не до обоев, старые уже, а Эльдару, сколько ни говоришь, бесполезно. – У нее сразу испортилось настроение, видимо, опять была недовольна Эльдаром, и вообще она была вспыльчивой женщиной.
– Не в обоях счастье, – подмигнул Багадуру дядя Гамид. Он во всем уступал тете Лейле, но нет-нет позволял себе шутки, которые выводили ее из себя.
– Не говори глупости, прошу тебя, – сказала она ему, – проходи, Багадур, садись.
– Дядя Гамид правильно говорит, – сказал Багадур, положив завернутую в газету рыбу на -подоконник, – но все же приятно, когда в квартире порядок.
Каждый раз, когда Багадур приходил к Эльдару, ему становилось обидно, что тот, имея хорошие возможности, – все-таки кандидат наук – совсем запустил квартиру: обои облезают, окна, двери давно не крашены, обивка на мебели порвалась. По сравнению с этой квартира Багадура было просто конфетка – все блестит, все покрашено, недавно опять небольшой ремонт сделал. Конечно, и от женщины, живущей в доме, многое зависит. Тетя Лейла не очень аккуратный человек.
– Рыбы я принес свежей, – сказал Багадур, – на Шемахинке продавали.
Дядя Гамид оживился.
– Молодец, – он потер руки, – а у меня как раз бутылочка есть.
– Спасибо, – сказала тетя Лейла, она опять принялась за карты, – с рыбой возни много, чистить ее надо.
– Я почищу, – успокоил ее Багадур, – только сковородку дайте.
– Пойдем, – сказал дядя Гамид, – я тебе все покажу, где что лежит.
Но Багадур и сам все знал; в этой квартире ничего не изменилось с тех пор, как он переехал отсюда, даже мебель не переставляли.
Паркет тоже был в плохом состоянии. Редко натирали. В углу коридора стояли длинные никелированные трубы.
– Это зачем? – спросил Багадур, но уже и сам понял, что это штанги для занавесей.
– Все никак мастера не можем найти, чтобы прибил.
– Я сделаю, – сказал Багадур.
Вместе с дядей Гамидом они почистили и начали жарить рыбу.
– Эльдар звонил, – сообщил дядя Гамид.
Они, каждый со своим ножом, стояли у газовой плиты.
– Когда? – удивился Багадур и даже встревожился немного.
– Пока ты ехал к нам.
– Вы передали ему мою просьбу?
– Все передал. Обещал скоро приехать... Багадур успокоился.
– Знаете что, – сказал он, – вы пока пожарьте без меня, а я сейчас вернусь.
– Никуда не надо идти, – заволновался дядя Гамид, – дома все есть. И водка, и вино.
– Я не в магазин, – успокоил его Багадур, – на минутку к Фаику зайду и вернусь.
– Позови его тоже. Он любит жареную рыбу.
Багадур вытер руки и спустился во двор по старой деревянной лестнице, на которой они в детстве устраивали соревнования – кто прыгнет с более высокой ступеньки.
Двор оброс пристройками. Соседи расширялись – строили себе кухни, душевые, туалеты, крытые балконы. А раньше даже в волейбол можно было играть во дворе столько было места. Засохший ствол фисташкового дерева все еще торчал посреди двора.
Во дворе, конечно же, сидели тетя Солмаз, мать Исмета, тетя Оня и Лятифа, – летом они всегда во дворе сидят, все видят и все слышат. Особенно Лятифа. Язык не поворачивается ее тетей назвать, хотя она ровесница матери Багадура. Старая бездетная сплетница. Строит из себя интеллигентку, а сама бывшая продавщицу, шесть мужей имела (если только мужей) и полгода в тюрьме сидела за обвес. В основном из-за нее он отказался сделать ремонт Борису Лейбину, как представил ее сочувствующую рожу, противно стало: "Бедный Багадур, целый день на стройке работает, а потом еще вынужден у старых друзей подрабатывать. А что делать? Жить-то надо, ребенок у него, семья, две сестры учатся. Всех одеть, накормить надо. А отец как был бездельником, так и остался, даже в плену, говорят, немцы не смогли его заставить работать. Бедный Багадур, сердце болит, когда вижу в этой грязной одежде. Вот так вот всегда в жизни: одним везет, тут Лятифа перейдет на шепот и бросит взгляд на двери того из друзей Багадура, чья очередь стать жертвой ее сплетен наступила сегодня, – а другие, как несчастный Багадур, должны хлеб из камня добывать..." Нет, такого удовольствия он ей не доставит никогда!
Фаик был дома, но спал. Исмет еще не пришел с работы. Багадур вернулся: наверх к Эльдару, по дороге ответил на тысячу вопросов, которые задали ему Лятифа, тетя Оня и тетя Солмаз, и дал слово в самое ближайшее время привести к ним в гости свою мать...
Эльдар все не приходил. Они съели рыбу, выпили бутылку водки (тетя Лейла, конечно, не пила), потом Багадур пробил в стене дырки шлямбуром, который сам много лет назад подарил тете Лейле, ветрил в дырки штанги для занавесей и обещал в следующее воскресенье замазать их алебастром.
Эльдара все не было. Дядя Гамид успокаивал Багадура: наверное, что-нибудь случилось непредвиденное, иначе бы Эльдар давно приехал, он ведь так обрадовался, что Багадур едет к ним... Багадур соглашался с ним. А что он мог сказать? Смешно было бы доказывать старику, что друзья так не поступают, уже три часа он ждет Эльдара, а ведь, может быть, у него такое к нему дело, что каждая минута дорога, он же не сказал, зачем ему нужен Эльдар, просто просил передать, что важное дело, может быть даже вопрос жизни и смерти. Целый год он не звонил Эльдару. Неужели один раз в год, если твой друг попал в трудное положение и звонит тебе об этом, нельзя приехать домой вовремя?! Или Фаик? Спит он, видите ли. Разве не разбудила бы мать Багадура, если бы кто-нибудь из друзей пришел к нему в гости. Даже если он десять суток до этого не спал разбудила бы. А мать Фаика предложила ему чай, спросила про маму, про ребенка, но Фаика не разбудила. Не тот гость! Может и подождать...
Дядя Гамид продолжал уверять Багадура, что ребята все его любят и часто вспоминают о нем, пусть он не вздыхает и выкинет из головы всякие глупые мысли.
Сейчас они выпьют еще вина, и все будет в порядке. А Эльдар придет с минуты на минуту, уже, наверное, рядом где-нибудь, к воротам уже подходит или даже по лестнице поднимается...
Фаик позвонил раньше, чем пришел Эльдар. К телефону подошел дядя Гамид.
– Да, он здесь, – сказал он и посмотрел на Багадура, – нет, не пришел еще... Хорошо, скажу. А, может, ты поднимешься? Понятно... Ну, а вообще, не забывай нас, заходи, – дядя Гамид повесил трубку и развел руками.
– Сказал, чтобы ты спустился к нему. Что-то там случилось. Эльдар придет, скажу, что ты внизу...
– Пусть позвонит.
– Обязательно. Он или спустится к тебе, или позвонит. Обещаю тебе.
Дядя Гамид еще раз поздравил Багадура с днем рождения сына, тетя Лейла передала привет его матери и, распрощавшись наконец с ними, Багадур пошел к Фаику.
Тот сидел в пижаме на кровати в проходной комнате, а напротив, на стуле, сидел в костюме и галстуке огорченный чем-то Исмет. По его виду и тону Фаика Багадур сразу понял, что произошло что-то серьезное.
– Садись, – пододвинул ему стул Фаик после того, как они поздоровались. Тут небольшое дело, – показал он на Исмета, – поэтому я не смог подняться к Эльдару наверх.
Багадуру стало легче, когда он понял, что Фаик долго не звонил не потому, что спал, а из-за какого-то, видимо, важного дела.
– Как дела, Багадур? – спросил Исмет, вытаскивая из кармана сигареты, он сказал это негромко, сдержанно, так, как расспрашивают друг друга о делах родственники или знакомые, встретившись на чьих-то похоронах: задавая вопросы и отвечая на них, они лицом и голосом дают понять окружающим, что дела, которыми они интересуются, конечно же, ничто по сравнению с тем, что произошло, и интересуются они ими только из вежливости.
– Ничего, спасибо, – ответил Багадур. Вопрос Исмета окончательна убедил его в том, что он присутствует при важном разговоре.
– Ты должен еще раз поговорить с ним, – сказал Фаик Исмету, – потирая опухшее от сна лицо, в конце концов всему есть предел.
– Ее жалко, – сказал Исмет.
Постепенно из разговора Багадур понял, что речь идет о средней сестре Исмета, которая уже три года встречается с врачом из своей поликлиники. А у того, как выяснил Исмет, есть невеста в деревне. Сегодня он имел разговор с ним, часа полтора как они расстались, и опять тот ничего определенного Исмету не сказал. То, что у него есть невеста, подтвердил, то, что любит сестру Исмета, тоже подтвердил, а чем все это кончится – сказать не смог. А девушке двадцать пять лет, ей надо судьбу свою решать, сколько может тянуться эта волынка...
Фаик был за решительные меры ("как всегда", подумал Багадур, вспомнив о своей сестре Соне), а Исмету было жалко сестру: плачет ночи напролет, нажмешь на парня – сбежит, останется бедная несчастной.
– А не нажмешь, – сказал Фаик, – погуляет с ней еще и бросит. Иначе зачем он тянет. Давно бы женился, если не хитрит.
– Квартиры у него нет, – сказал Исмет, – деревенский же он, ждет, когда квартиру дадут.
– Пусть снимет. Другие же снимают, – настаивал Фаик, – за тридцать-сорок рублей можно снять приличную комнату. Или кооператив пусть построит, у родителей в деревне сад есть, наверное, и скотина, фруктами торгуют. Сейчас у деревенских полно денег. Приезжают в город с набитыми карманами.
– Он не из таких, – сказал Исмет, – нет у него денег, на зарплате сидит.
– Ну, как знаешь, – поднялся с кровати Фаик, – сейчас все зависит от твоего поведения. Если он почувствует, что за ее спиной стоит крепкий брат, то вынужден будет жениться...
Разговор был действительно серьезный, продолжался он долго, и Багадуру, конечно, неудобно было влезть в него со своим днем рождения. Надо было подождать, когда он кончится сам собой. И он уже иссякал, когда пришел Эльдар, и все началось сначала...
Эльдар пришел в начале двенадцатого, и до двенадцати они говорили только о сестре Исмета. Наконец Исмет пошел к себе переодеться и предупредить мать, что вернулся, и тогда только Эльдар спросил у Багадура, что у него за дело к нему. Он обнял Багадура, извинился за то, что приехал не сразу, но, как назло вылезло одно непредвиденное обстоятельство, а вообще-то все это чепуха, а главное, как он, Багадур? И куда он исчез? Почему его так долго не было видно?
Тут Багадур не выдержал.
– Хорошо, – сказал он им обоим, Эльдару и Фаику, – предположим, меня долго не было, и неужели никто из вас не мог поинтересоваться за это время, где Багадур? Что с ним? Почему он не приходит? А может, я умер? Разве настоящие друзья так себя ведут? А если бы я вообще сюда не пришел? Так бы никто обо мне и не вспомнил?.. Хоть раз вы открыли мою дверь, сказали: "Багадур, вот решили тебя навестить, посмотреть, как ты живешь. Женился ты, ребенок у тебя родился и вырос, уже большой мальчик стал, а мы его еще не видели"? Хоть раз вы сделали это? А еще друзья называется. Мне же неудобно перед своими. Хорошо, говорят, ты все говоришь, друзья, друзья, а где они, твои друзья? Почему они тобой не интересуются? И я не знаю, что им ответить. Я же тоже гордость имею. Ну, скажите, что я могу им сказать? Сквозь землю я готов провалиться... Багадур почувствовал, что голос его вдруг задрожал, и умолк. На ребят он не смотрел, не мог, взял со стула сигарету, зажег ее и закурил.
Они начали оправдываться: конечно, он прав, нехорошо, что они до сих пор у него не были, и вообще надо чаще встречаться, но жизнь пошла собачья, все дела, дела, они и друг друга почти не видят, а живут в одном дворе. Но это, конечно, не оправдание, что за разговоры? Обязательно, в самые ближайшие дни надо всем вместе собраться, тряхнуть стариной, в конце концов, что в жизни есть важнее дружбы? Дураки они, не ценят этого, а люди мечтают иметь друзей, но не так-то просто их заиметь. Это как счастье: или оно бывает, или не бывает, и потому обязательно, прямо на днях, надо собраться всем вместе и выпить.
– Десятого день рождения моего сына, – сказал Багадур.
– Дай бог ему здоровья, – сказал Фаик и посмотрел на Эльдара, – сколько ему?
– Пять.
– По-моему, – сказал Фаик Эльдару, – тут двух мнений! быть не может, десятого мы у Багадура.
– Конечно, о чем речь? – охотно согласился Эльдар. – Как все-таки быстро летит время, уже пять лет твоему пацану... пять лет...
– Надо Октая и Тофика тоже пригласить, – сказал Багадур, – я сегодня не успел, базаром занимался, вас ждал...
– Это я беру на себя, – сказал Фаик. – И Октая, и Тофика, и всех остальных, – он имел в виду Бориса, – все будут. Ты занимайся базаром.
– Кстати, я могу помочь, – предложил Эльдар.
– Все уже готово, – уверил их Багадур. – Мясо заказал, кур купил, осетрину обещали завтра... Как вы думаете, шесть бутылок водки и четыре коньяка хватит?
– Ты что, угробить нас хочешь? – улыбнулся Фаик.
– Еще вино будет и шампанское. – Багадур тоже улыбнулся. – Пятилетие все же один раз в пять лет бывает.
– Да, крупный поддавон намечается, – точно так же, как: отец, потер руки Эльдар. – Я могу привести одну знакомую?
– Конечно, что за разговоры? Приводите кого хотите.
– Только, я тебя прошу, не забывай о том, что ты в семейный дом идешь, предупредил Фаик Эльдара.
– За кого ты меня принимаешь? – улыбнулся Эльдар. – Прекрасная, чистая девушка, в хоре русской православной церкви поет...
Он любил такие шутки, а может и правду сказал, от него и его старшего брата Рамиза все можно ожидать – любят их женщины...
Багадур приехал домой в третьем часу. Тихонько разделся и лег к жене. Даже ночью было душно, она спала, прикрыв простыней только живот. Не просыпаясь, обняла его. И опять, в который уже раз, Багадур с удовольствием подумал, что без платья она не такая хрупкая, как кажется в одежде... Тело у нее крепкое и упитанное, просто она тонкокостная. Но ведь никому об этом не скажешь, даже мать иногда говорит, что хорошо бы ей поправиться немного, очень уж тонкая. Мать же не видела ее раздетой.
Жалко ее будить. А хочется. Сон у нее очень крепкий, он всегда просыпается раньше нее на шум. Когда Рафик был маленький, по ночам он больше с ним возился, чем она, жалко было ее будить. И вообще она как ребенок. Есть вещи, которых даже он стесняется, когда они наедине, а она нет. Его даже сердило это, он не говорил ей, конечно, но настроение у него часто портилось из-за того, что лезет из нее вдруг бесстыдство, не подходящее совсем ее внешности и воспитанию. Потом только понял, что не бесстыдство это, а, наоборот, чистота, как у ребенка, который не знает, чего надо стесняться, а чего нет. И пахнет от нее как от ребенка. Молочный запах, и травы какой-то, а может, кажется это ему, нанюхается за день краски, а потом думает, что все молоком пахнет и мятой. А все же чересчур горячая она, трудно ему придется со временем. Багадур улыбнулся и осторожно просунул руку под теплую и мягкую подмышку жены туда, где не было комбинации.
Она не просыпалась, и даже, участив дыхание, уже хмурилась, как маленькая девочка, хотя глаза приоткрывались сами собой (все же не крик ребенка будил ее) и блестели сквозь узкие щелочки, как черное стекло.
А потом, когда проснулась, долго не могла успокоиться, помогая Багадуру одолеть сон и усталость. Наконец и она утихла.
– Ребята все придут, – уже совсем засыпая, сказал ей Багадур, опозоримся, если завтра мяса не достану.
– Будильник поставил?
Он покачал головой. Она перелезла через него и завела будильник. Опять перелезла. И вспомнила о том, что не заштопала ему брюки от черного костюма, совсем они истрепались между ног, прямо прозрачные стали. Решила заняться ими завтра перед работой. Полежала минуту с открытыми глазами. Спросила у Багадура, много ли денег у него осталось, но он ничего не ответил. И не услышал вопроса даже. Он уже спал. Она тоже вскоре уснула...
Следующий день ушел на мясо, осетрину (пришлось проторчать в Бильгя несколько часов) и прокат посуды. С посудой была сильная нервотрепка. Паспорт Ани оказался просроченным. Багадур был со своим в Бильгя (взял с собой, чтобы снять на обратном пути деньги со сберкнижки), паспорт мамы найти не удалось, хотя Аня перерыла весь дом, отец свой дать наотрез отказался. А без паспорта посуду на прокат не давали. Прокатный пункт закрывался в семь, а Багадур все не возвращался из Бильгя, и не возвращался. Пришлось попросить соседей. И, поехав уже в третий раз, Аня наконец получила двадцать больших тарелок для плова и шашлыка, двадцать маленьких – для рыбы, вилки и ножи. Графинов не было.
Вечером они резали на куски мясо и рыбу, мариновали их с луком и гранатом. Мама чистила зелень; травы купили много, ее все любили, и гости, и хозяева. Уже совсем поздно переставляли мебель: диван и кровать Симы, сестры Багадура, перенесли в их спальню, чтобы в столовой освободилось место для второго стола, соседского.
Перед сном Багадур позвонил Фаику – проверил, успел ли тот всех оповестить о его приглашении. Фаик успокоил его и сказал, что остался один Рамиз, но завтра на утро он заказал междугородный разговор с Сумгаитом, и Рамиз тоже будет предупрежден. В крайнем случае, кто-нибудь из ребят съездит за ним на машине – сорок минут туда, сорок назад.
Из-за суетни в доме Рафик долго капризничал прежде чем уснул, и Аня забеспокоилась даже, не заболел ли он: во дворе был коклюш.її Они все по очереди пощупали мальчику лоб – температуры не было...
Утром он проснулся как ни в чем не бывало и разбудил родителей раньше будильника.
Багадур сразу же поехал за углем. Его продавали только в одном месте, недалеко от старого двора, рядом с маленьким базаром на Второй Параллельной.
За углем очереди не было. Угольщик предупредил, что ore сыроват и поэтому разгорается долго. Багадур взял семь кило – оказалось больше половины мешка и поехал домой.
В шесть часов все было готово, стол накрыт к приему гостей: часть мяса была нанизана на шомполы, часть ждала своей очереди в белом эмалированном тазу, наперченные и посоленные куски осетрины лежали в большой алюминиевой кастрюле, зелень уже была разложена по тарелкам, сыр-брынза нарезан, любительская и краковская колбасы тоже, консервы открыты, рис для плова варился на медленном огне, угли аккуратными горками возвышались в обоих мангалах, своем и соседском, четыре бутылки водки, три коньяка, два шампанских и вино расставлены шеренгой на столе, минеральная вода занимала весь угол балкона...
Багадур еще раз осмотрел стол и убедился в том, что все готово. Гости обещали приехать в семь.
Багадур умылся, надел белую нейлоновую рубашку, брюки от черного костюма, походил по комнате и сел на стул, потому что почувствовал вдруг, что у него дрожат ноги в коленях. Это его удивило. Не так уж много он работал эти дни, на стройке бывали и похуже авралы, не в работе дело – поволновался он сильно: и с приглашением ребят, и с мясом, и с осетриной, и со всем остальным. С непривычки, наверное...
Он был дома один. Аня пошла к соседке прострочить какой-то шов на платье. Рафик играл во дворе, отец ушел куда-то с утра (отказался от чистой рубашки, сколько его ни уговаривали), а мать пошла купить хлеб. О хлебе, как всегда, вспомнили в последнюю минуту. Хорошо хоть вспомнили. А то однажды,, много лет назад, когда они с ребятами справляли какой-то праздник, хватились, что хлеба нет, уже когда сели за стол.
Багадур посмотрел на часы. До семи оставалось сорок минут. Пора было позвать со двора Рафика, умыть его и переодеть, а то к приходу гостей можно и не успеть.
Багадур хотел крикнуть Аню, чтобы она этим занялась, но потом подумал, что если бы она могла, то сделала все и без его крика, наверное, какая-то задержка с платьем, без дела бы в такой день она у соседки не сидела.
Пришлось встать. Рафик катался во дворе на чьем-то велосипеде. Хорошо, если кто-нибудь из гостей ему подарит велосипед, подумал Багадур, тогда он запомнит этот день рождения надолго. Давно просит купить, а их, во-первых, нет в продаже, а когда появляются, как назло, денег в доме в обрез.
Багадур уже собрался крикнуть Рафика, но увидел во дворе мать с сеткой, набитой хлебом, и понял, что она сама приведет мальчика. И тут вспомнил, что в доме нет наршараба. Его даже я пот бросило – вот был бы номер, если бы он не вспомнил – какая же осетрина без наршараба. Его разозлило то, что женщины – ни мать, ни жена – не купили приправу заранее, не вспомнили даже. Это уже чисто женское дело, всякие мелочи не юн должен покупать, он достал главное – мясо, осетрину, кур, а за остальное они отвечают.
Сказав об этом на ходу матери, Багадур побежал за наршарабом. Обычно его полно было во всех магазинах, как коньяка в послевоенные годы, он всегда занимал несколько полок, чтобы не пустовали, а сегодня пришлось поехать за ним к Черногородскому мосту.
Домой он вернулся одновременно с первыми гостями. Поднимаясь по лестнице, услышал их голоса наверху, и Анин: "Проходите, проходите, пожалуйста", ускорил шаг и успел как раз к вопросу Фаика: "А где Багадур?" "Здесь я, радостно ответил он им сзади, из-за спины, – за наршарабом бегал". Все удивились неожиданности его появления и рассмеялись.
Первыми пришли Фаик, Толстый Гасан, Борис и Исмет. Борис был с женой. Все поцеловали Рафика (он был в новом костюмчике с короткими штанами) и поздравили с днем рождения. Он смутился, не хотел назвать своего имени, но Аня прикрикнула на него, и он назвался. Подарки он относил в спальню.
Квартира всем очень понравилась. Пока Багадур показывал ее, пришли Октай и Тофик и принесли какую-то машину с колесами. "Картинг называется, – объяснил Октай Рафику, – гоночная машина".
Багадура огорчило то, что они пришли без жен: хотел познакомить их с Аней, кроме того, за столом останутся пустые места. Зато Эльдар и Рамиз привели вместо одной знакомой девушки трех ("Одна для Фаика, наверное", – подумал Багадур).
