Текст книги "Белое солнце пустыни. Полная версия"

Автор книги: Рустам Ибрагимбеков

Соавторы: Валентин Ежов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Без лишних слов Аристарх сунул за пояс револьвер и, сорвав с плеча карабин, выстрелил в сторону баркаса – пуля разбила стекло рубки. Оно разлетелось со звоном прямо над головой Верещагина» Осколки поранили ему лоб. Верещагин быстро присел, провел рукой по лицу, посмотрел на ладонь в крови…

Саид погонял коня, нещадно стегая его плеткой – спешил к выросшему до неба столбу дыма. Он по запаху определил, что горела нефть.

– Русский дал мне свой кинжал, – сказал сам себе Саид. – Нельзя было уходить от него…

После выстрела по Верещагину Аристарх вместе с четверкой нукеров бросился к баркасу, чтобы разделаться с таможенником.

К Абдулле подъехал Семен, измазанный с ног до головы нефтью.

– Надо отчаливать, ага. Рахимов скоро будет здесь, – сказал он и, кивнув в сторону горящего бака, добавил: – Они и так подохнут.

– Это мои жены! – со злостью проговорил Абдулла.

– Тогда все здесь ляжем, – не унимался подпоручик.

Тут откуда-то сверху, словно бы с неба, раздался голос:

– Послушай, Абдулла!.. Это говорю я, Саид!

Абдулла быстро повернулся, определив направление голоса, и увидел на крыше двухэтажного здания мастерских Саида. Тот стоял с пулеметом в руках и с арканом, причем конец аркана горел. Цистерна, из которой таскали ведрами нефть, находилась от Саида по прямой шагах в двадцати.

– Разве мы с тобой враги, Саид? – как можно спокойнее спросил Абдулла. – Наши отцы были друзьями.

– Погаси огонь! – сказал Саид. – Я жду!

– Я тебя не понял… – ответил Абдулла и, сделав незаметный знак подпоручику, упал на песок. Выстрелив из маузера в сторону Саида, он перекатился за бак.

В ту же секунду не шибко расторопный подпоручик был сражен пулеметной очередью; аркан же с горящим факелом на конце был брошен Саидом в сторону нефтяной цистерны; едва коснувшись ее горловины, факел мгновенно воспламенил пары нефти. Ударил взрыв, и из цистерны взметнулся ввысь столб пламени и дыма.

Абдулла, высунувшись из-за бака, еще несколько раз выстрелил в Саида, который залег на крыше здания.

Два десятка людей кинулись в атаку по его команде, чтобы расправиться с Саидом; они двигались к зданию мастерских, непрерывно паля из карабинов и револьверов. Саид, время от времени возникающий в клубах дыма, огрызался короткими очередями, расстреливая наступающих и заставляя их передвигаться ползком. Но, несмотря на его выгодную позицию, перевес все же был на стороне наступающих; слишком их много было против одного Саида.

Поняв это, он дал по атакующим длинную очередь и заставил их уткнуться головами в песок. Нескольких мгновений хватило ему для того, чтобы вместе с пулеметом, мягко, по-кошачьи, приземлиться под стеной с непростреливаемой стороны, а затем проползти несколько метров к высокому бархану за горящей цистерной.

Тут же возобновилась беспорядочная стрельба по крыше. Люди Абдуллы били наугад, чтобы не дать Саиду пошевелиться. И это, кажется, получилось. Крыша молчала… Вскочив на ноги, джигиты бросились к зданию, и в этот момент откуда-то снизу и сбоку рубанула пулеметная очередь. Привстав на колено, Саид бил прицельно. Несколько секунд растерянности и паники стоили отряду Абдуллы еще пятерых убитых. Пришлось снова залечь. Снова возобновилась короткая, нервная перестрелка…

Абдулла, обычно хранивший выдержку и хладнокровие, разозлился: после смерти Сашеньки его, в сущности, ничего не удерживало здесь, но он вынужден был торчать со своими людьми на этом проклятом берегу из-за одного-единственного Саида!

– Убейте его! – не выдержав, в ярости закричал Абдулла. – Убейте!

Рев пламени, ружейная пальба заглушили его слова.

Сухов задыхался в раскаленном баке. Все женщины лежали на полу, прерывисто, хрипло дыша. Джамиля, сама еле живая, ослабевшей рукой утирала пот с лица потерявшей сознание Зухры…

Нет, Сухов не мог себе позволить умереть зажаренным в этой огромной кастрюле. Уж если гибель, то в открытом бою!

Он поднялся по ступенькам внутренней лестницы и потянул на себя ломик, которым запер крышку люка изнутри. Но ломик не тронулся с места. Сухов дернул сильнее, потом еще и еще…

Но заклинивший ломик по-прежнему не выходил из скобы. Он так нагрелся, что обжигал руки. Однако стоило Сухову подумать, что он может загнуться здесь, в этом проклятом баке, так и не увидев хоть разочек своей Кати, силы его удесятерились и он рванул ломик так, что чуть не свалился вниз, на женщин… Злополучная железка выскочила из скобы. Поднявшись еще на одну ступеньку, Сухов осторожно откинул крышку люка. Свежий воздух, ворвавшись в душный бак, опьянил его на секунду. Сноп солнечных лучей ударил в лицо…

Чуть высунув голову из люка, Сухов быстро оценил ситуацию на поле боя: в отдалении с ревом пылала нефтяная цистерна; шагах в тридцати, за соседним баком, укрылся Абдулла с отрядом, уже заметно поредевшим, – это Сухов отметил сразу. Абдулла и все его нукеры смотрели в сторону бархана за горящей цистерной, откуда, все время перемещаясь с места на место, вел огонь Саид. Неподалеку от бархана замерли на песке в разных позах убитые, но еще человек пятнадцать, брошенные в наступление Абдуллой, ползли широкой цепью к укрытию Саида, чтобы окружить его…

Бросив взгляд в сторону спущенного на воду баркаса, Сухов был приятно удивлен, когда заметил на палубе Верещагина.

– Будем жить, – сказал сам себе Федор Сухов и сделал вывод из сложившейся обстановки: «положение Верещагина не самое плохое, а вот Саида, похоже, прижимают». – Погоди, погоди… мы сейчас, – пробормотал Сухов.

Осторожно, чтобы не стукнуть, не звякнуть, он вытащил наружу свой пулемет, пристроил его на краю бака.

Уж очень выигрышная выпала ему минутка. Не минутка даже, а так – секунд десять, но десять секунд – это уж полностью его время, пока о нем все забыли и пока у него такой идеальный обзор: по меньшей мере, дюжина джигитов, атакующих Саида, подставила сейчас Сухову свои спины. Как бы даже и не торопясь, Сухов провел «самоварной трубой» пулемета по ползущим на животах, распластанным внизу фигурам, примеряясь, и тут же, без паузы, повторил это движение в обратную сторону, но уже нажав на спуск и сдерживая биение ожившего в руках пулемета…

Вся цепь атакующих была расстреляна. Один за другим они, дергаясь и утыкаясь лицом в песок, замирали на месте. От группы Абдуллы рванулись к баку несколько всадников. Сухов их пока не видел.

Всадников видел Саид. Обрадовавшись появлению Сухова на поле боя и получив благодаря этому передышку, Саид перезаряжал оружие. Делал он это не глядя на руки, все внимание сосредоточив на действиях своего товарища. Как только всадники рванулись к баку, над которым торчал белый кепарь, Саид взволнованно заговорил, словно внушая Сухову:

– Слева!.. Теперь давай слева!

И Сухов, как будто услышав, повернул пулемет налево, очередью снимая всадников Абдуллы.

– Теперь обернись!.. – велел Саид.

Сухов повернулся и срезал несколько нукеров, ползком пытавшихся подобраться к баку с тыла.

…Пули зацокали по краям бака, дважды свистнули возле самого уха, как бы втолковывая Сухову: все, парень, время для твоего маневра кончилось… и он всем телом и лицом вжался в остро пахнувшее ржавчиной железо. И тут же из-за бархана, позади горящей цистерны, вновь заработал пулемет Саида.

Абдулла гневно сжимал маузер. Его войско таяло на глазах. Скольких людей он положил в этой, в конце концов, ненужной ему схватке. «Проклятие какое-то висит над этим местом, – раздраженно поморщился он и снова подумал: – Уходить надо. Уходить!.. Баркас загружен добром и давно готов к отплытию».

Абдулла повернул голову к морю, чтобы успокоить себя, но то, что он увидел, заставило его на время забыть и про Сухова, и про Саида. К баркасу подошла первая из двух лодок, та, в которой были Аристарх и Юсуп. Абдулла видел, как Аристарх поднимался на палубу… Он даже залюбовался силой и легкостью, с которой двигался его ближайший соратник. У Аристарха, за что бы он ни брался, все получалось как надо. Вот и сейчас он уверенно, по-хозяйски, спрыгнул с поручня на палубу, рванулся вперед… но дальше произошло нечто странное: Аристарх внезапно остановился, будто на что-то напоровшись, затем тело его приподнялось высоко вверх и метнулось назад. Пролетая над бортом, зацепилось за поручень, перевернулось в воздухе и рухнуло вниз. Аристарх упал спиной на борт лодки и, как бы переломившись, остался неподвижным. Абдулла тряхнул головой, не в силах поверить увиденному.

И тут над бортом возникла фигура Верещагина. Того самого отставника-таможенника, которого Абдулла еще минуту назад не принимал всерьез. Этот новый Верещагин был страшен. Абдулле показалось, что он стал больше ростом, – огромный, стремительный, с головой, по-бычьи наклоненной вперед, с развернутыми мощными плечами… Юсупа, уже занесшего ногу над палубой, Верещагин сбил одной рукой. И удар был таков, что, уйдя в воду, Юсуп больше не появился.

Абдулла заскрипел зубами. Сзади жалил редкими короткими очередями Саид. На баке затаился Сухов, внезапным ударом уничтоживший чуть ли не половину его лучших воинов. А тут еще этот Верещагин, словно бы сбросивший с плеч добрый десяток лет… «Слава Аллаху, что со второй лодки, что подходит сейчас к баркасу, нукеры видели все и ошибки Юсупа и Аристарха не повторят», – думал Абдулла, наблюдая за тем, как быстро, не делая лишних движений, переваливаются через борт лодки в воду его люди и окружают баркас, чтоб появиться на палубе не по очереди, а одновременно всем шестерым в разных местах.

Абдулла не знал, и не мог знать того, что происходит сейчас с Верещагиным. Яростная, забытая почти сила выхлестнулась наружу, и он испытывал блаженное чувство оттого, что не нужно сдерживать себя…

Вот, словно вбитая в плечи его кулаком, исчезает голова нукера, первая появившаяся над бортом.

Верещагин затопал по палубе дальше, всаживая из револьвера пулю за пулей в другого нукера, успевшего ступить на борт. Третий нукер, раненый в руку, сам свалился вводу.

Очистив один борт, Верещагин бросился ко второму, но было уже поздно: второй тройке хватило времени подняться на палубу. И почти не почувствовал Верещагин боли от ножа, полоснувшего по ребрам сзади. Его спасла мокрая палуба – нога нападавшего заскользила, и он не сумел нанести верный удар, но все же нож «по дороге» вошел в мякоть руки.

Повернувшись в ярости, как подраненный зверь, могучий таможенник, не обращая внимания на нож, сгреб руками четвертого нукера, сдавив в смертном объятии, а затем для верности приложил головой о переборку…

Позади раздался выстрел, чиркнувшая по щеке пуля заставила Верещагина мгновенно бросить свое грузное тело на палубу, перекатиться за бочки, затаиться… В щель между бочками он увидел две пары босых ног, которые уверенно шлепали по палубе, направляясь к нему…

Пятый и шестой нукеры, здоровенные, высокие чернобородые красавцы в чалмах и подсученных штанах, шли к укрывшемуся за бочками Верещагину, чтобы наконец расправиться с ним. У каждого из них в руках было по короткому кавалерийскому карабину. Они палили по бочкам, вышибая пулями щепу, не давая, таким образом, Верещагину высунуться. Им оставалось всего два-три шага до цели, как внезапно одна из бочек, самая большая, словно взбесившись, взметнулась в воздух и бросилась на них… Бочка сбила нукеров с ног и вместе с выломанной частью фальшборта смела обоих в море.

– Помойтесь, ребята… – бросил им вслед Верещагин и выпрямился, расправив плечи.

Палуба была пуста. Баркас по-прежнему принадлежал ему. Он засунул руку в карман своих широких казацких шаровар и достал оттуда горсть желтеньких патронов. Набивая барабан револьвера, подошел к борту – на волнах раскачивались две лодки, одна – пустая, с другой свисала в воду голова покойного Аристарха. Спинами вверх покачивались в воде двое мертвецов, остальные пошли на дно…

Верещагин посмотрел на берег. В дыму были видны мечущиеся лошади, перебегающие и переползающие фигуры людей Абдуллы, а на крыше бака он разглядел белый кепарь Сухова.

– Держись, Федор! – зычно крикнул Верещагин. – Держись! Я сейчас!

– Ве-е-е-ща-гин, – слабо и неразборчиво донеслось до него. – У-у-о-о-о-дии… ба-а-а-ас-а!

– Не кричи, не кричи, Федор, – бормотал Верещагин. – И так все понятно. Сейчас… Сейчас разверну посуду и пойду на помощь…

Настасья выбралась из запертого дома через окно. Спрыгнув на землю и ругая сквозь слезы мужа, поспешила к берегу, срывая на ходу с себя платок. Волосы ее разметались по ветру.

Вокруг бака лежали убитые. Догорала нефтяная цистерна, подожженная Саидом, – клубы дыма от нее застилали небосклон, и белый диск солнца словно летел сквозь дым.

…Заслон из четырех джигитов-наемников не давал Сухову соскочить на землю. Еще двое с другой стороны бака перестреливались с Саидом. Сухов увидел, что остальные люди во главе с Абдуллой бежали к берегу, чтобы успеть захватить баркас, который стало относить в открытое море… Он качался уже шагах в двадцати пяти от берега.

Верещагин, заметив бегущих к берегу людей Абдуллы, тотчас же снова занял свое место у борта, устроился в засаде за тюками шелка и ковров.

– Пусти их!.. Да пусти ты их на баркас! – надсаживая горло, кричал ему Сухов. – А сам уходи!.. Слышишь, уходи!..

Но в шуме боя Верещагин опять ничего не расслышал.

Сухов попытался даже привстать, чтобы подать Верещагину сигнал, но тут же над его ухом свистнула пуля: лежать!..

Это никак не устраивало Сухова, и он решился на очень опасный, но почти всегда верный маневр – подполз с пулеметом к краю бака и, дождавшись паузы в перестрелке, вскочил на ноги. Тотчас же раздались выстрелы. Сухов дернулся, словно приняв в себя пулю, уронил вниз пулемет и сам, вслед за пулеметом, рухнул на песок с пятиметровой высоты. Молоденькие наемники, в отличие от опытных нукеров Абдуллы, с ликующими криками бросились к «убитому» Сухову, который лежал на песке ничком, неловко разбросав ноги и руки. Вряд ли они успели что-либо понять, когда взметнувшийся пулемет, над которым блеснули живые глаза Сухова, прогремел очередью, ставшей последней в их жизни.

Обернувшийся на ходу Абдулла вскинул маузер, раз за разом трижды выстрелил в Сухова, но тот уже успел откатиться за бак.

На берегу Абдулла выставил еще один заслон из легко раненых и не умеющих плавать. Одной половине заслона он приказал вести огонь по переползающим под огнем к берегу Сухову и Саиду, другой – обстреливать судно, не давая поднимать голову Верещагину.

Он снова глянул в сторону баков и вдруг увидел всадников, удирающих с поля боя. Это была вторая пара его наемников, которым он приказал блокировать Саида. Поняв, что их ждет неминуемая гибель, они вскочили на коней и помчались в пустыню.

Движением глаз Абдулла указал на них Махмуду. Тот, оскалив зубы наклонил голову. Это значило, что каждый из сбежавших будет обязательно разыскан и убит – наемник, получивший по договору плату за свою жизнь, лишался права до срока распоряжаться ею самовольно.

Абдулла перезарядил маузер, сбросил с себя на песок френч, оставшись в белоснежной, тонкого полотна, офицерской сорочке. Он всегда возил с собой эти сорочки дюжинами.

Засунув маузер поглубже за пояс своих замшевых штанов, он подал команду к штурму и первым бросился в море…

Настасья, подбежав к лодке, с трудом столкнула ее в воду и, отчаянно гребя, поплыла к баркасу. Не понимая, что делать, не зная, как помочь мужу, она упорно гребла и гребла, беспрестанно оборачиваясь и повторяя сквозь слезы: «Паша!.. Паша!..»

Пули зачмокали о воду вокруг головы Абдуллы, когда он покрыл примерно половину расстояния до баркаса. Он оглянулся на берег – там, далеко от воды, зарылись в песок Саид и Сухов и, тщательно прицеливаясь, вели огонь из карабинов, подобранных возле убитых. Они уже вывели из строя почти весь береговой заслон и теперь занялись плывущими к баркасу.

Набрав воздуха в грудь, Абдулла долго плыл под водой, а когда вынырнул, пуля, казалось, поджидавшая его, пропела прямо над ухом. Как это бывало с ним всегда в минуты крайней опасности, к Абдулле возвращалось хладнокровие.

Баркас уже рядом, люди у него еще есть, хотя плывущих вокруг голов стало заметно меньше – те двое на берегу зря времени не теряли. Абдулла еще раз глянул назад и снова нырнул, разглядывая тающую под веками картинку: берег, стелющийся дым от горящей цистерны, тела убитых на песке, мечущиеся по берегу лошади… Их лошади. И тогда, вынырнув в очередной раз, Абдулла громко закричал, зовя своего любимца: «Шах-ди!.. Шахди!..»

Конь Абдуллы, как бы споткнувшись, остановился, передернул ушами, вытянул голову к воде. Потом сделал неуверенный шаг.

– Шахди!.. – еще раз крикнул Абдулла, и конь бросился в воду, поплыл на голос хозяина.

Остальные лошади на берегу начали останавливаться, поворачивать головы в сторону плывущего коня и вдруг разом, как по команде, сбившись в табун, тоже двинулись в воду…

Абдулла нырнул и держался под водой, пока перед глазами не поплыли красные круги. Когда он вынырнул, лошадиные головы и крупы были уже близко – хорошая защита и прикрытие от пуль.

– Ну Абдулла! Ну молодец! – крикнул Сухов лежащему слева, шагах в десяти от него, Саиду. – Я-то думал, он с конем прощается!..

Головы плывущих затерялись среди лошадиных. – Коней жалко, – откликнулся Саид, выбирая очередную цель.

Только троим нукерам и самому Абдулле удалось взобраться на баркас – одних перестрелял Верещагин, других – с берега топили Сухов и Саид меткими одиночными выстрелами.

Все трое вместе с Абдуллой засели на носу баркаса за ящиком с оружием и боеприпасами.

Верещагин, переместившись на корму, снова лежал за одним из валявшихся на палубе тюков и стрелял оттуда, не давая людям Абдуллы спуститься в люк и запустить двигатель. Тогда Абдулла приказал:

– Махмуд!.. Парус!

Двое нукеров во главе с Махмудом бросились исполнять приказание. Одного из нукеров тотчас же пристрелил Верещагин. Второму вместе с Махмудом удалось поднять парус, но и им это стоило жизни – Верещагин стрелять умел.

Теперь на баркасе в живых остались лишь два человека – Абдулла и Верещагин – и оба были ранены. Верещагин – в руку и плечо, Абдулла – в бок. Пуля Сухова задела его в тот момент, когда он перелезал через борт.

Рана, не беспокоившая Абдуллу поначалу, теперь причиняла страдания – кровь лилась, не останавливаясь, и уже окрасила его белую рубаху, растекаясь от пояса до плеча. Абдулла тяжело дышал.

Заметив высунувшегося из-за рубки Верещагина, он выстрелил, но таможенник на долю секунды раньше отпрянул назад.

Потерявший управление баркас стал кружить на одном месте, переваливаясь на волнах. Парус его то надувался, трепеща и хлопая на ветру, то снова опадал.

Абдулла прикрыл глаза – боль в боку затрудняла дыхание. Потеря крови давала о себе знать – небо, море, палубные надстройки, сам Верещагин, появляющийся из-за них то тут, то там, – размылись, потеряли очертания, слились в одну цель, в которую Абдулла одну за другой всаживал пули. Перед его взором возникла Сашенька – улыбающаяся, нежная.

«Угомонись, – попросила она его. – Ты выполнил свой долг».

«А золото?» – спросил Абдулла.

«Бог с ним. Зачем нам золото?»

«Золото нужно Алимхану».

«Забудь о нем. Тебе будет хорошо со мной».

«Знаю… Это единственное, что у меня осталось…»

Женщина засмеялась, довольная ответом Абдуллы, и оплела его голову своими белыми руками, да так ласково, что Абдулла на миг потерял контроль над собой – а затем и сознание.

В секунду просветления он увидел Верещагина – прямо перед собой. Попытался выстрелить, но не смог – пальцы не слушались его.

Тогда он, подогнув ноги и оттолкнувшись от палубы коленями и локтями, перебросил себя через борт.

Верещагин не стал стрелять в Абдуллу. Тот долго не появлялся на поверхности… Наконец, вынырнув, жадно глотнул воздух, тотчас же снова погрузился в воду и опять долго не появлялся.

Верещагин, оглядев море, увидел свою Настасью. Она из последних сил гребла к баркасу. Он успокаивающе махнул ей рукой и глянул на берег, на Сухова, который что-то кричал ему… И снова Верещагин не мог разобрать слов из-за громких хлопков паруса под ветром.

– Сейчас подойдем поближе, Федор Иванович! – крикнул Верещагин и пошел в рубку. Запустив двигатель, он встал к штурвалу, разворачивая баркас. Легко ворочая штурвальное колесо одной рукой, он повел отвоеванный баркас к берегу, напевая себе под нос: «Ваше благородие, госпожа удача…»

Давно не испытываемая им радость победителя овладела всем его существом. Но судьбой предназначено было ему в эту минуту погибнуть. Что ж, не так это и плохо – умереть в мгновение наивысшей радости. Последним, кого увидел Верещагин, был Абдулла, который еще не утонул и отчаянно пытался доплыть до берега. Потом он увидел коней. Не найдя своих хозяев, они повернули и поплыли назад к берегу.

– Прыгай! – кричал и кричал Сухов. – Верещагин! Прыгай!.. Взорвешься!!!

Но теперь за шумом двигателя Верещагин и вовсе ничего не слышал.

Истекли сорок две секунды с начала работы двигателя… И раздался взрыв. Столб воды и огня взметнулся в небо и осел, пенясь. Испуганные чайки с криками отлетели прочь, быстро работая крыльями.

Взрывная волна опрокинула лодку с Настасьей.

Громко заржали оглушенные кони.

Сухов, опустившийся на песок, обхватил руками голову…

…От бака к воде спешили женщины гарема. Кутаясь в чадры, с ног до головы вымазанные нефтью, они побежали к Сухову и остановились неподалеку.

Сухов поднял голову, взглянул на женщин. Их глаза испуганно смотрели в сторону моря. Обернувшись, Сухов увидел Абдуллу, который боролся с волнами уже у самого берега – вода была ему по пояс, – но встать на ноги не мог и передвигался то вплавь, то ползком, собрав всю свою волю, все свои неистовые силы.

На мели ему все же удалось приподняться; он тяжело дышал, стоя на коленях, шагах в десяти от Сухова. Взгляды их встретились.

Абдулла заставил себя встать на ноги. Ему удалось сделать несколько шагов – женщины в ужасе попятились. Но Абдулла не смотрел на женщин, он смотрел только на Сухова.

Сухов, поднявшись с песка, стоял неподвижно, не поднимая карабина, который он держал в опущенной правой руке дулом вниз.

Абдулла сделал еще два шага и протянул вперед руки со скрюченными пальцами, как бы готовясь схватить своего врага, задушить его.

Сухов все так же стоял, не двигаясь и не поднимая карабина.

Абдулла сделал еще шаг, качнулся вперед и рухнул лицом в песок. Вспыхнул на мгновение в его мозгу яркий свет. Он увидел вершины заснеженных гор, сверкающих на солнце… услышал свой голос, повторявший слова суры из Корана, когда-то прочитанные им Сашеньке в его саду: «И встретились вы там, где место заката звезд…» Затем все погасло и умолкло…

Сухов, склонив голову, молча постоял над телом погибшего воина, как бы отдавая дань уважения достойному противнику.

Потом он окликнул Саида и пошел к нему. Тот неподалеку лежал на спине, широко раскинув руки. Прикрыв от солнца головной повязкой бритую голову и глаза, Саид сладко спал, сморенный усталостью.

Сухов опустился на песок рядом с Саидом, достал кисет, начал сворачивать цигарку. Он увидел, как бывший гарем Абдуллы медленно приблизился к покойному хозяину. Окружив его и не смея дотронуться, женщины однотонно завыли…

Из воды выбралась и пошла куда-то прочь от дома жена Верещагина Настасья. Отныне жизнь ее потеряла всякий смысл…

Затем Сухов увидел, как на берег выплыли кони. Отряхнувшись от воды, они снова сбились в табунок и молча застыли на песке. Последним живым существом, появившимся из воды, был Шахди, верный конь Абдуллы, арабский красавец-скакун. Ступив на берег, конь взрыл копытом песок и звонко заржал, призывая своего хозяина, но, не получив ответа, смолк.

Сухов сидел, курил… Умолкли голоса женщин – они теперь тихо молились. Все погрузилось в полную тишину, нарушаемую только легким шелестом волн, накатывающих на берег.

Сухов прикрыл глаза, наслаждаясь этой неправдоподобной тишиной: казалось, вот-вот снова раздастся команда Абдуллы и загремят со всех сторон выстрелы… Внезапно Сухов поднялся на ноги, будто вспомнив что-то, и быстро зашагал в сторону дворца-музея.

Там, внутри ограды, он выкопал глубокую могилу и опустил в нее тела Петрухи и Гюльчатай, укрыв их все той же расшитой золотом музейной гардиной. Засыпав могилу, он положил сверху вывернутую во дворе каменную плиту и нацарапал на ней кинжалом имена влюбленных…

Сухов хоронил их один, пока Саид спал, потому что не хотел подвергать испытанию религиозные чувства друга: для Саида было большим грехом положить в одну могилу людей разной веры. И Федор Сухов принял грех на себя, не мог он поступить иначе, продолжая корить себя за то, что доверил неопытному Петрухе сторожить такого коварного воина, как Абдулла…

Лебедева же Сухов похоронил позже, уже вместе с Саидом. Они положили хранителя музея под стеной любимого им дворца.

На другой день, поутру, Федор Сухов прощался с отрядом Рахимова, который все же пришел ему на помощь, но… «малость припозднившись», как по поводу этого заметил с улыбкой сам Сухов. Черный, обожженный бак виднелся поодаль; два других были нормального ржавого цвета. Выгоревшая цистерна продолжала слабо дымиться.

Несколько бойцов копали общую могилу для погибших людей Абдуллы, шурша лопатами о песок.

Рахимов расхаживал по берегу, время от времени задавая несущественные теперь вопросы.

Дымила походная кухня…

Сухов воткнул в песок свою лопатку, затем положил ее плашмя, измеряя черенком тень. Отсчитав зарубки, определил время.

– Шесть часов, – сказал он. – Пора.

– Может, обождешь? – спросил Рахимов. – Денька через три мы бы тебя в Ташкент доставили, а там – поезда…

– Нет, – сказал Сухов. – Я напрямик пойду, по гипотенузе. Дойду до Астрахани, а оттуда, по воде, до Нижнего рукой подать.

– Ну хоть коня возьми.

– Не-е, с ним хлопот – кормить надо… Прощай!

Сухов подал руку Рахимову и повернулся к женщинам.

Они, привычно выстроившись в ряд, смотрели на него сквозь свои сетки. Слезинки катились по их щекам.

Сухов двинулся вдоль «строя», по очереди протягивая каждой из женщин руку, стараясь деликатно пожимать маленькие ладошки.

– Джамиля… Гюзель… Хафиза… Зухра… – называл он их по именам, не ошибаясь. – Не надо плакать… Извините, коли что не так.

Вдруг к нему шагнула Джамиля и жалобно попросила:

– Не покидай нас, господин!

– Ха!.. – громко выдохнул Сухов и, улыбаясь, покрутил головой.

Затем он поправил свой «сидор», подпрыгнул, чтобы убедиться, что на нем ничего не брякает, не звенит, и двинулся вдоль моря в сторону Астрахани на север.

Рахимов, весьма довольный доставшимися ему «на дармовщину» богатыми трофеями – груда разнообразного оружия и целый табун коней – крикнул Сухову вслед:

– Спасибо тебе!

– Не за что, – ответил Сухов, не обернувшись, только приподняв слегка руку.

Он уходил не спеша, но и не медля, нормальным походным шагом.

К нему подскакал на арабском красавце Шахди Саид. Сдержав горячего коня, он поехал рядом с Суховым шагом, провожая его. Надо сказать, что конем Абдуллы хотели завладеть почти все красноармейцы отряда Рахимова. Каждый попытался поймать и подчинить коня себе, но тот никому не дался. Саид же завладел им без всякого сопротивления. Может быть, он знал какие-то особые слова, которые и прошептал на ухо коню, а может быть, сам конь решил, что владеть им достойны такие воины, как Абдулла и Саид.

Саид долго ехал рядом с Суховым, молчал, полный благодарной признательности восточного человека к тому, кто спас ему жизнь.

Наконец Сухов повернулся к Саиду и, потрепав по гриве его красавца-скакуна, спросил:

– Ты как с Джевдетом?.. Может, помочь?

– Нет, Джевдет мой, – ответил Саид. – Встретишь – не трогай.

– Что ж, тогда счастливо! – улыбнулся на прощанье своему боевому приятелю Сухов и пошел дальше.

Саид, остановив коня, долго смотрел ему вслед.

Белое солнце, поднимаясь все выше и выше, застыло в зените, поливая бескрайние пески яростным светом. Барханы тянулись от горизонта до горизонта. Шурша коготочками, проскочила ящерица, и вновь все стихло, погрузившись в полуденную тишину. Небо и песок были одинакового цвета – белесо-желтого.

Взобравшись на очередной бархан, Сухов взглянул налево, туда, где далеко-далеко ярко-синим лоскутом виднелось море, определил направление своей гипотенузы и двинулся дальше по пустыне, напрямик.

Он тут же предался своим сладостным воспоминаниям – увидел, как навстречу ему идет Катя, неся на коромысле полные ведра студеной воды. Вода колыхалась, сверкая на солнце… Увидел Савелия, переходящего с багром через льдины… Услышал истошный крик женщины, пронесшийся над онемевшей толпой зевак… Увидел плывущие по реке арбузы… Вспомнил и своего напарника по тачке в Баку, Исмаила, пришедшего проводить его перед отплытием в Красноводск… Опять увидел Катю, их «медовое» время на «лунной» барже…

Внезапно где-то позади и в стороне раздались выстрелы. Прекрасное видение тотчас исчезло, и Сухов насторожился… Он подумал – а вдруг там Саид сражается с Джевдетом. Саид – один, а у Джевдета много людей…

Сухов повернулся и пошел на звук выстрелов. Он шел и представлял себе, как он внезапно появится и поможет Саиду, как потом удивленный Саид задаст ему тот же вопрос, который сам Сухов задавал ему в таких же обстоятельствах:

– Ты как здесь очутился?

И Сухов так же, как и Саид, спокойно ответит:

– Стреляли…